Елисеева Ольга. Дерианур - море света

   Когда все оторались, сержант Барятинский, робко пододвинувшись к великой княгине, спросил:
   -- Но ведь деньги-то теперь в казне есть? Обещали, как победим, с пруссаков содрать.
   -- Мы терпели! Мы ждали! Где контрибуция? - Поддержали его другие.
   -- Молитесь, дети, за здоровье Ее величества, -- твердо сказала Екатерина. - Да минует, матушку нашу, злая доля, и она наградит вас за терпение.
   -- А Петр Федорович? - Недобро глядя вокруг, осведомился Пассек. Разве он от обязательств свободен?
   -- Не свободен, -- подтвердила женщина. - Но ведь это нам Фридрих враг, супостат, а ему - родной дядя. Станет он дядю-то обирать? Подумайте.
   Повисло тяжелое молчание.
   -- Выходит все зря? - Осведомился кто-то.
   -- Он что же ему все вернет?
   -- Не может этого быть.
   -- Для чего же тогда воевали?
   -- Пруссия - наша губерния.
   Возгласы были уже раздраженные и неуверенные.
   -- Если б я могла чем помочь, - печально вздохнула великая княгиня. Клянусь, что будет в моих силах, все сделаю. Слезно жаль мне вас, а пока вот вам, братцы. - Она сняла с колен и поставила на стол крутобокий мешочек, который до сих пор скрывала от глаз. Такой же мешочек опустил рядом Орлов.
   -- Остальное я отдала Григорию Григорьевичу, возьмете у него, -добавила Екатерина, вставая.
   -- Матушка, милостивица, спаси тебя Господь Бог за доброту твою бескорыстную, - понеслось со всех сторон.
   -- Ее высочество сама который год без гроша. Ей наши беды душевно понятны, - прогремел Орлов. - Нашу сирость желеючи, она вчера свои бриллианты продала, чтоб вы не голодали.
   -- Помогай тебе Бог, заступница. А мы твою ласку не забудем, раздались возгласы. - Не тужи, дай срок, вернем тебе твои цацки.
   Орлов показал всем пример, поцеловав великой княгине руку. Гвардейцы стали подходить к ее высочеству и благодарно прикладываться. Она ласково улыбалась каждому, цепко вглядываясь в лица и давая понять, что именно его запомнила и отметила.
   "Удивительная женщина," - думал Потемкин. Вся его беда заключалась в том, что он ни на миг не мог перестать рассуждать, поддавшись сердечному порыву. И теперь, после увиденного разочарованно восхищался ею. Дама из библиотеки ласково улыбнулась где-то в глубине его души и тихо шепнула: "Не верь, не верь. С тобой я другая".
   Краем уха он услышал удивленный и радостный голос:
   -- Во баба, побрякушки свои для нас не пожалела!
   "Оценили! - Досада охватила Грица. - Почему она позволяет себе так держаться? Они смеют о ней..." И снова незнакомка с тяжелым фолиантом в руках покачала головой и мягко улыбнулась.
   Они втроем вышли на улицу. С неба струился тихий снег. Недалеко от Мойки их догнала простая карета без гербов и факелов. Великая княгиня стала прощаться. Потемкин отвернулся в сторону и услышал у себя за спиной тихий чвак. Ему захотелось сейчас же, немедленно ударить Гришана, вмазать по наглому счастливому лицу... и ее ударить, чтоб не смела...
   Ее высочество ласково кивнула и улыбнулась ему.
   -- Прощайте, вахмистр. Буду счастлива познакомиться с вами ближе.
   Дверца хлопнула, полозья заскрипели по снегу. Орлов стоял, глядя ей вслед.
   -- Пойдем что ли? - Потемкин с силой потянул тонкий белый шарф на горле и глотнул холодного воздуха.
   -- Я за нее помру, - выдохнул Гришан. - Веришь ли?
   -- Верю, - спокойно кивнул вахмистр.
   Он ничего не рассказал Орлову, но тот сам как-то догадался и в тот же вечер, обняв приятеля за плечи, тихо спросил:
   -- Ты меня, чай, теперь ненавидишь?
   -- Не-е, -- покачал головой Потемкин. - У меня такое чувство, что мы товарищи по несчастью. Типун мне на язык. А ты?
   -- Я что? - Улыбнулся Орлов. - Я, знаешь, Гриш, я очень счастлив.
   Глава 11. ИГРОК
   Алексей шел по набережной Фонтанки, направляясь в карточную лавку Шлосса. По правде говоря, лавка была совсем не карточной, там продавалось все: от старых толстых томов с латинскими буквами, вытесненными на темной коже переплетов, до медных небесных сфер с гравированными на тусклых боках созвездиями.
   В пыли прилавка между затрепанными французскими нотами и немецкими газетами трехлетней давности валялись пачки карт, новые и уже бывшие в ходу, но не слишком запакощенные. Владелец лавки покупал их у чересчур привередливых хозяев, любивших за каждой партией похрустеть свежей, только что распечатанной колодой, а потом продавал за бесценок таким, как Алексей, не слишком состоятельным игрокам.
   Третий из Орлов был игроком от Бога. Или от дьявола? Кто разберет. В его руках карты выделывали такие фокусы, что далеко казалось самому опытному банкомету из парижского игорного дома. Хладнокровный и расчетливый, он умел сдерживать свой азарт часами, даже если игра продолжалась до утра. Алехан наносил удар только тогда, когда был абсолютно уверен в своих картах.
   Иногда под утро, после большой игры, когда нервы от долгого напряжения, казалось, вот-вот лопнут, Алехан засыпал коротким тревожным сном, и ему снилось, что от все продолжает и продолжает играть. Постепенно грязные заляпанные вином столы становятся все шире, их покрывает чистое зеленое сукно, вместо колченогих медных подсвечников пылают целые жирандоли по 20 свечей, озаряя собой не убогую комнату с низким потолком, а огромную залу с колоннами под мрамор и расписным во французском вкусе плафоном на потолке. Он не в своей зеленой старенькой форме, а в расшитом золотом камзоле с голубой орденской лентой через плечо, но все такой же молодой и красивый держит банк, приглашая гостей - да и гости все те же, вчерашние собутыльники-гвардейцы, тоже в золоте и орденах - принять участие в игре...
   Дурные сны дурака поручика! Алексей с сомнением уставился на правый сапог и пошевелил в нем пальцами. Кожа над носком обидно приподнялась, отстала от подошвы. Еще немного и - alles. Конец всему! А на улице уже далеко не сухо. Наяву Алексей не позволял себе погружаться в мечтания. Он не Гришан. Вот тот действительно ходит, ничего вокруг себя не видит. Особенно с тех пор, как... Но об этом поручик предпочитал молчать даже с самим собой.
   И почему ему всегда достается работать, а развлекаться - Гришке? Жрать, пить и хватать баб за задницу! Да еще самых, самых! Алексей с досадой плюнул под ноги и пошел дальше.
   Лавка Шлосса глядела на мир двумя большими окнами с полотняными навесами от дождя. Когда-то они были алыми, теперь пегими в разводах. Орлов взялся за ручку двери, мерно звякнул колокольчик, и он оказался внутри.
   В тесной комнате, заставленной шкафами, почти никого не было. Приятного вида иностранец листал пожелтевший латинский атлас. Хозяин, стоя на высокой стремянке, снимал с верхних полок скрученные в трубку очень пыльные карты. Он, не оборачиваясь, приветствовал Алексея как старого знакомого.
   -- Где пропадали, господин поручик? Давно Вас не видно.
   Алексей отвечал что-то, тоже довольно приветливо, и склонился над россыпью подержанных карточных колод. Ах, как он их любил. Новые карты да, это прекрасно. Это мечта. Как мечта о богатстве и силе, о том несбыточном времени, когда у него по весне не будет хлюпать в сапогах, а по осени найдется шарф, чтоб замотать горло. Но старые колоды, в них есть что-то, Алексей не мог передать словами. Чьи руки их касались? Кто вскрикивал от радости, обнаружив выигрыш? И кто глядя на них, готов был пустить себе пулю в лоб?
   Однажды Алексей, уже купив колоду, с досадой обнаружил в ней исписанную карту. А когда прочел - перестал жалеть о приобретении. Крупный женский почерк бежал по светлому полю червонного туза. "Я ждала вас всю ночь и утро, но вы не пришли. Если это игра, то очень жестокая, потому что я люблю вас вне зависимости от того, как вы поступаете со мной. Если вам угодно разбивать мое сердце, то вот оно, в ваших руках. Но после случившегося вы едва ли можете рассчитывать на продолжение нашей взаимной горячности".
   Алексей повертел карту в руках. "Дурак, -- подумал он об адресате записки, неожиданно преисполнившись сочувствием к неизвестной даме. - Мог бы хоть в печку бросить. А он - продал, вместе со всей колодой. Да не стоит он такой любви, мадам, чтоб ему на картах писать! Плюньте на него!" Семейное воображение разыгралось у Алексея до неприличия. Сколько достоинства и горя одновременно! Вот это женщина! Он бы ее уважал. И никому не позволил бы... Что именно не позволил, из записки было не ясно. Но Алексей твердо знал, что не позволил бы вообще ничего. Всем по зубам, а ее - на самое высокое место в том немыслимо прекрасном доме, где он весь в лентах и звездах играет в карты и плюет на проигрыш!
   Беда, что неизвестная дама с некоторых пор все больше походила в его воображении на Като... Алехан озлился. Что он помечтать не может? Ясно же: ему всю жизнь будут доставаться кабацкие шлюхи, а вот так, чтоб: "Но после всего случившегося вы не можете рассчитывать на продолжение нашей взаимной горячности..." Красиво! Из другой жизни.
   Нет, он эту карту сохранит. И при случае, если узнает, кому было написано - по зубам.
   Алексей оторвался от размышлений. Перед ним на прилавке лежала груда подержанных колод, перекрученных разноцветными нитками. Их было двадцать двадцать пять, не меньше. Хозяин стоял спиной, и Орлов подумал, что, если он сейчас незаметно сбросит рукавом в широкий мундирный карман две-три лишние колоды, то никто и не заметит. А ему на круг выйдет дешевле.
   Осторожно отстегнув клапан на кармане, поручик легко смахнул три ближайшие колоды и с удовольствием понял, что они скользнули в дырку за подкладкой, упав куда-то очень глубоко. Ищи свищи!
   Он воровато оглянулся по сторонам, не заметил ли кто его постыдной махинации. И вдруг уперся глазами в лицо того самого иностранца, который разбирал атласы. Оторвав взгляд от желтоватой бумаги, тот внимательно, но без осуждения смотрел на Алексея. У него было приятное смуглое лицо, губы, сложенные в привычную, ни к чему не обязывающую улыбку, и глубокие черные глаза без блеска, заглянуть в которые и понять, о чем он думает, казалось, невозможно.
   Алексей почувствовал, как ворот его мундира взмокает, а на лбу выступают крупные капли пота. "Боже! Если он сейчас выдаст меня, я погиб! Я никогда больше не смогу сюда показаться... И хозяин расскажет всем-всем, что я бесчестный человек! Но я же..."
   "Не бойтесь," - вдруг услышал Орлов у себя в голове ясный доброжелательный голос. Поручик обернулся. Иностранец молчал, все также слегка улыбаясь. Затем он подозвал жестом хозяина, немного поторговался по-немецки, купил атлас и вышел.
   Звук колокольчика, звякнувший за спиной странного покупателя, привел Алексея в чувства. Теперь Шлосс смотрел только на него. Надо было поскорее выбрать карты и уходить. Что Орлов и сделал с необычной для себя поспешностью.
   Оказавшись на улице, он вытер лоб рукой и побрел проч. "Вот тебе твое жульничество! - Выговаривал самому себе Алексей. - Не можешь удержаться! Что за порода за такая за поганая? Купил - пошел. Нет, надо украсть. Сколько раз папаня за это драл! Сколько раз Иван бил. Нет, хоть кол на голове теши!"
   Он вдруг с ужасом представил себе, что случилось бы, если б о его редкой нечистоте на руку узнали товарищи по полку. От такого стыда - только головой в реку. "Интересно, есть у меня совесть? - Думал Алехан, нарочито попадая правой ногой в лужи. - Когда люди смотрят - да. А когда один? Да, да, я хуже всех!" - Неожиданно озлился он и залепил в грязь с такой силой, что брызги обдали шедшего мимо господина в рыжем парике.
   -- Смотри, куда прешь! - Заорал рыжий.
   Алексей вскинул на него удивленные глаза и, машинально увернувшись от удара тростью по плечу, побежал вперед.
   -- Развелось вас, как собак! - Кричал ему вслед обрызганный. - Рвань гвардейская!
   "Что рвань, это точно, - зло подумал Орлов. - Только где это видано, чтоб столичная гвардия без сапог шастала?!" От быстрого бега кровь застучала у него в ушах.
   Алексей остановился только у дверей аптеки, углом выходившей на Фонтанку. Ее огромная стеклянная витрина была украшена сложным приспособлением, в котором Орлов, приглядевшись, узнал медицинскую клизму, виденную им в доме у Крузеа. Его развеселила мысль, что он ни разу в жизни не бывал ни в одной аптеке. Интересно, что там продают? Пиявок и сушеные лягушачьи лапки? Алехан пялился на витрину, размышляя, что вот клизму так легко, как карты, не украдешь. "А жаль! В нашем доме мало по-настоящему ценных вещей. Что если залить в нее самогон? Ведро, наверное, войдет. Или больше?" Поручик не знал, что эта мысль приходит в голову почти всем, кто смотрит на большие подвесные клизмы, и она показалась ему оригинальной. "Вещь. -- решил Алехан. - Прицепить к люстре и..."
   Двери аптеки распахнулись, из них вышел тот самый иностранец, которого Орлов видел в лавке Шлосса, и начал спускаться по ступенькам вниз, бережно держа под мышками две больших стеклянных колбы. В это же время от стены соседнего дома отлепились два лакея в желтых шелковых камзолах с зеленой выпушкой. Таких Алехан изредка встречал во дворце, они приносили записки из дома для канцлера Воронцова. "Точно, воронцовские, -- решил поручик. -- Что они здесь делают?" Ответ был на удивление нагляден. Один из лакеев выбил у иностранца колбу, а другой, достав из-за спины палку, со всей силой ударил ни в чем не повинного покупателя по спине. Тот ахнул и стал оседать на ступеньки.
   -- Э-э! - Заорал Алексей, -- Будочник! - И не дожидаясь помощи, бросился к аптеке. - Напали среди бела дня! - Вопил он, угощая лакеев ударами. - Полиция! Попортили имущество проезжему человеку!
   Нельзя сказать, чтоб полиция поспешала. Однако нападавшие стушевались, явно не готовые к отпору, и побросав палки, кинулись бежать. Алексей погрозил кулаком им в след, а затем обернулся к пострадавшему. Иностранец уже встал и смотрел на своего защитника все с той же доброжелательной улыбкой полного понимания.
   -- Спасибо, молодой человек, - мягко сказа он по-русски. И хотя его слова были произнесены без всякого акцента, у Алехана все же не рассеялось впечатление, что перед ним чужеземец. - Ваш поступок благороден. Но с какой стати вы взялись помогать мне?
   -- Ну-у, -- Алексей не знал, что сказать. - Я ведь далеко не всегда... И не во всем... Словом, эти карты в лавке... Ну, не значит же, что при этом я позволю нападать на кого-то на моих глазах.
   Незнакомец снова улыбнулся и кивнул.
   -- Вы хотите сказать, что способны на маленькую подлость, но не способны на большую?
   Алексей обиделся.
   -- Просто у меня нет денег. Почти нет, - сказал он, уже собираясь повернуться к иностранцу спиной. - А если Вам угодно меня стыдить, то почему было не сказать хозяину в лавке?
   Незнакомец ласково взял собеседника за рукав и подвел к заросшему травой краю канала.
   -- Отойдемте. Ведь по улице ездят, - заметил он. - А я совсем не хотел бы, чтоб нас
   сбили в самом начале нашего знакомства.
   "И не собираюсь я с тобой знакомиться!" - Буркнул про себя Алексей.
   "Напрасно," -- услышал он у себя в голове все тот же мягкий приятный голос.
   -- Видите ли, молодой человек, -- продолжал незнакомец, Я не сказал хозяину карт о Вашем первом поступке, потому что знал, что вы совершите второй.
   -- То есть как? - Переспросил Алексей. - Вы что же знали, что на вас нападут у аптеки.
   -- Да.
   -- А зачем же было тогда идти в нее, если вы знали, что вас поколотят?
   -- Затем, чтоб вновь встретиться с вами, - улыбнулся незнакомец. - Но при более благоприятных для знакомства обстоятельствах. Ведь вам сейчас легче разговаривать со мной, чем, если б я захотел начать беседу в лавке.
   Алехан мучительно сглотнул.
   -- Да, но я все равно не понял...
   -- Это пока не важно, - покачал головой иностранец. - Я хотел бы представиться. Здесь я живу под именем графа Салтыкова. Прошу так меня и называть.
   -- Что значит живете под именем? - С недоверием осведомился Алексей. - Значит у вас другое имя?
   -- Всему свое время, - покачал головой граф. - Я при желании назвал бы вам целый список имен, и все равно они были бы от меня также далеки, как это. Так не все ли равно?
   -- Вы шпион? - С детской непосредственностью осведомился Алексей. Думаете, раз видели, как я украл карты, то теперь можете заставить меня помогать вам? Вы ничем не докажите...
   -- Почему русские во всех видят шпионов? - Незнакомец почти смеялся.
   -- А почему все иностранцы шпионы? - Парировал Алексей.
   -- Так уж и все? - Тонкие брови собеседника поползли вверх, а от глаз лучами побежали веселые морщинки.
   -- Ну, -- замялся Алексей, -- может быть, и не все, но те, которые живут "под именем". Я имею ввиду не под своим.
   -- Я не шпион, - твердым, внушающим доверие голосом заявил граф. Что заставило бы вас считать мои слова правдой?
   -- А как вы разговариваете у меня в голове? - Спросил Алексей.
   -- О, это очень просто, - засмеялся иностранец. - Со временем вы тоже сможете. Если, конечно, захотите. А вот на каком языке мы с вами беседуем сейчас?
   Тут Алексей вдруг осознал, что, кроме первой фразы, новый знакомый не сказал ни слова по-русски. Уже несколько минут они довольно бойко объяснялись на немецком языке. При чем сам Орлов говорил свободно и легко.
   -- Но я же... -- Прошептал он. - Я же с трудом... Нет, конечно, в Корпусе учили. Но плохо.
   -- Не важно, - покачал головой граф. - Просто я дал вам на мгновение возможность употребить те знания, которые у вас еще только будут.
   Алексей стоял, вытаращив на собеседника глаза. "Он не шпион, - думал поручик. - Он колдун. Бежать отсюда надо!" Но ноги приросли к земле.
   -- Не стоит так отдаваться суевериям, - укоризненно покачал головой граф. - Человеческие возможности безграничны. И ваши тоже, - он улыбнулся. - Даже больше. Ведь вы способнее многих.
   -- Да-а уж, -- протянул Алехан. - Все мои способности... -- Он нащупал за подкладкой ворованную колоду.
   -- Не надо унижать себя, - строго одернул его собеседник. - Все зависит от того, по какой дороге вы пойдете. Будете потакать своим слабостям. Или выберете самосовершенствование. Я ведь не могу дать вам то, чего у вас нет и никогда не будет. Мне по силам лишь показать, чего вы можете добиться, если изберете правильное направление. Сейчас вы и на своем родном языке говорите так, словно всю жизнь прожили под Калинкиным мостом с конокрадами.
   "Ну что ж, опустился, - подумал Алехан. - Жизнь наша такая, и чему учили забудешь".
   -- А между тем не пройдет и пары лет, как самые утонченные вельможи в Европе почтут за честь встретиться с вами и заручиться вашим покровительством. Вы свободно будете переходить с итальянского на немецкий или греческий и пленять остротой ума тонких ценителей вкуса: художников, поэтов и поэтесс... Если, конечно, не отвергнете дорогу развития своей личности.
   Алексей мотнул головой. На какие, спрашивается, шиши он будет самосовершенствоваться? Жалования не платят, а от единственного источника доходов надо отказаться, как от "слабости"?
   -- Не бойтесь, - усмехнулся граф. - Скоро у вас окажется столько денег, что их некуда будет девать.
   -- Что умрет дядя в Калуге и у него в огороде откопают десять бочек с золотом? - Едко осведомился Алексей. - Или откроется, что я побочный сын турецкого султана?
   -- Нет. Но все в мире переменчиво, - граф взял камешек с тротуара и бросил его в воду. - Прощайте. Надеюсь, мы скоро встретимся.
   Собеседник поймал своими бездонными глазами взгляд Алексея и зафиксировал его на водной ряби у берега. Несколько минут поручик в оцепенении смотрел на игру волн. А когда, наконец обернулся, никакого графа в помине не было.
   "Как он сказал ? Салтыков? - Алехан почесал в затылке. - Вот ведь блажь! Полон мир странных людей. Я мог бы? Черт! Что можно в моем положении? Выше головы, как говорится..."
   Но непривычная мысль о том, что он, Алексей, с дуру убивает свою жизнь, мечась от пьянки к картам и от догов к тупой муштре, почему-то крепко засела у него в голове. "Я мог бы, -- шептал он. -- Но я на все плюнул. Все забыл, чему учили. А ведь не плохо получалось: и математика, и фортификация. Какого черта? Вон Потемкина вышибли из университета, а он все одно книжку на книжку громоздит. В комнате томами потолки подпирать можно. Не хочет себя дураком считать. Упрямый, заносчивый. Чем я хуже?"
   Дня через два Он посетил Потемкина на Каменном острове. И хотя вахмистр был дружен с Алексеем не так сильно, как с Григорием, он обрадовался, поставил початый штоф, напоил кофе и накормил черствыми бисквитами, какие уж были.
   -- У тебя нет, чего-нибудь по фортификации? - Вымученно осведомился Алехан, почти стесняясь своего интереса. - И чтоб по-немецки.
   -- По фортификации? - Удивился Потемкин. - Фортификации нет. Есть "География Европы", "Гальский поход" Цезаря, история Генриха IV...
   -- Хрен с ним, с Генрихом, - махнул рукой Алексей. - Давай географию и Цезаря. Но только чтоб по-немецки. По-французски я почти не могу.
   -- С чего это ты? - Осведомился Потемкин, доставая книги.
   -- С чего? С чего? - Разозлился Алексей. - Тебе одному умником быть? Давай сюда. Не жадничай. Небось, не рыбу заворачивать буду.
   -- Ну гляди, вырвешь хоть страницу - убью, - заявил Потемкин. - И на полях не гадить. Нужное слово на бумажку записать можно.
   -- Не учи! Тоже мне, адъюнкт нашелся! - Огрызнулся Орлов. - Сказал: верну все в целости. Мой интерес, чтоб у тебя и потом книжки брать. Что я дурак, чтоб себе по пальцам стучать?
   -- Не обижайся, ЛехЮ - оттаял Потемкин. - Бери, когда надо. Не покупать же их.
   -- Вот то-то, - кивнул Алексей. - Ты только никому не говори, засмеют ведь. И в полку, и дома.
   -- Меня-то не засмеяли.
   -- Засмеяли, - покачал головой Алексей. - Только ты не заметил. Мне бы так плевать на всех.
   -- Я с самого начала был белой вороной, - улыбнулся Гриц. - Меня и меньше дразнили. Что с дурака взять? А ты вдруг резко начнешь читать. Конечно, удивятся. Я не скажу. Слово. Пока тебе самому все равно не станет.
   -- Думаешь, станет? - Усомнился Орлов.
   -- Где-нибудь между Цезарем и Платоном, - заверил его Потемкин. Станет до такой степени на всех чихать, что главное удержаться при начальстве.
   Прошла еще неделя, и Алехан, сидя утром за завтраком, получил тонкий конверт ребристой голубой бумаги с тесненной саламандрой на печати. Конверт принес лакей настолько важного вида, что братья в его присутствии испытывали сильную неловкость за далеко не версальский вид своих апартаментов.
   Лакей скроил презрительную гримасу, огляделся вокруг в поисках какого-то важного предмета, абсолютно неведомого хозяевам дома, затем, видимо, не найдя ничего лучшего, аккуратно снял кофейник с медного подноса, сдул с него сахарные крошки и, возложив конверт ровно на середину, подал Алексею с торжественным поклоном.
   -- Чегой-то? - Занервничал Алехан. - Словами скажи, дубина!
   Лакей снова поклонился и исчез, так и не разжав губ.
   -- Не открывай, там бомба! - Заржал Григорий.
   -- Пошел ты, - Алексей надорвал конверт и извлек оттуда тонкий затрепетавший на сквозняке лист.
   "Милостивый Государь Алексей Григорьевич! - Значилось в записке. Имею честь пригласить Вас на музыкальный вечер в дом моего старинного друга графа Александра Голицына. Сегодня в 6 часов по полудни. Искренне Ваш. Граф Салтыков"
   -- Вот так, - заявил Алексей, не без скрытого торжества оглядывая братьев. - Не все тебе, Гришан, по дворцам шляться.
   -- А я что? Я ничего, - развел руками Григорий. - Иди, конечно. Только странно очень. У графа Голицына дом, знаешь, это, весьма порядочный. В смысле богатый.
   -- У порядочных людей, -- холодно бросил Алексей, -- и знакомства порядочные. - Он с чувством собственного достоинства отодвинул от себя чашку и встал. - Я возьму Федькин новый мундир и твои сапоги. А парик одевать не буду. Пусть терпят меня без парика. Говорят, в Париже новая мода: мужики могут носить свои волосы...
   -- Сапоги? Чего это мои сапоги? - Взвился Григорий. - А я в чем пойду? Мне тоже сегодня надо!
   -- В моих сходишь, - невозмутимо оборвал его Алехан. - За ради одного дня, потерпит она тебя и в драных сапогах. Может подаст на бедность.
   -- Дурак!!! - Завопил Григорий. - Да я никогда в жизни не покажусь ей в таком виде, чтоб она мне еще и подавала!
   -- Это твое дело, - заключил Алексей. - Первый раз в жизни я иду в гости, а вам для меня сапог жалко.
   Он удалился, не дав никому ничего возразить.
   Вечер был синь и хмур. С Невы дуло так сильно, что фонари на перекрестках почти не горели. И все же не найти дом Голицыных на Английской набережной было трудно. Двухэтажное желтое здание с легкими белыми колоннами изнутри озарялось множеством свечей. К низкому крыльцу с пологими съездами то и дело подкатывали кареты.
   Алексей еле пробился к входу между кучерами и лакеями, ожидавшими своих господ. "Куда я иду? - мелькнуло у него в голове. - Как на меня посмотрят? Зачем меня пригласили? Посмеяться?" Его охватили робость и сильное раздражение. Он не знал, стоит ли идти дальше, но посчитал бы себя трусом, если б сейчас повернул назад.
   -- Что же вы, молодой человек? - Навстречу Алексею шла хозяйка дома графиня Варвара Голицына. - Не стоит смущаться. Гости графа - большая честь для нас, где бы он их не находил.
   Алексей неловко поклонился, соображая, был ли в ее последних словах подвох.
   -- Поверьте, -- продолжала дама, беря Алексея под руку, -- граф объединяет вокруг себя круг духовного родства, в который входят самые разные люди. Он говорил нам о Вас, и мы с нетерпением ждали встречи.
   "Что он мог обо мне наговорить? - Ужаснулся Алексей. - Что я ворую вещи в лавках и как дрессированный попугай начинаю болтать по-немецки, как только хозяин щелкнет пальцами?"
   -- Я говорил, что вы спасли меня от нападения недоброжелателей, раздался с вершины лестницы знакомый голос.
   "Недоброжелателей - это мягко сказано, -- подумал Алексей. - Два здоровенных мужика с палками!"