Еловенко Вадим. Власть. Пастухи на костылях

   Хирурги в госпитале совершили невозможное, сохранив Илье изувеченную фугасом ногу. То, что от недалекого взрыва Илья сам чуть не погиб, его почти не волновало. Но вот от мысли, что он мог без ноги остаться, никому ненужным инвалидом, его еще долго в холодный пот бросало. Но хирурги оказались мастерами. Они собрали, чуть ли не по косточке раздробленную ногу. Они сшили ткани, они еще три месяца не выписывали Илью, чтобы убедится, что он будет ходить и даже бегать со временем. И если с ходьбой они не ошиблись, Илья мог уже по квартире передвигаться без трости, то вот с бегом это были явно шутки. Илья, если и мог бегать, так только во снах.
   Во сне он не только бегал. Он прыгал, стрелял, плыл, взбирался на скалы. Он продолжал охотиться по "зеленке" за боевиками. Он находил и уничтожал схроны, землянки, лагеря… Но только во снах. Наяву же его жизнь превратилась в какую-то тягучую кашицу, и это его страшно раздражало. Ему было всего тридцать четыре, а он был пенсионером-инвалидом. С мизерной пенсией и массой проблем. Без жены детей или других родственников. Он был один как перст, если не считать барных приятелей, да девиц, что млели в его руках. Но все это было не то… Не то, что хотелось ему самому.
   В однокомнатной квартире, на копеечную пенсию, он тянул бремя однообразных дней, только изредка вспоминая, что он вообще-то герой… не в переносном смысле, а в прямом. Он представлен к награде. Он ждет только проверки статута и утверждения. Ждет уже восемь месяцев. И если присвоят ему звание, если дадут цацку на грудь, то тогда и жизнь начнет налаживаться. По телефону бывший командир словно раздразнивал, говоря, какая пенсия положена Героям.
   Илья не был героем в общепринятом понимании этого слова. Он не был солдатом самопожетвованно бросившимся в атаку, уничтожевшим армию врагов, массу техники и еще вытащившего с поля боя своих раненных товарищей. Нет, он просто выполнил приказ. Один из тех, что не разглашают даже в мемуарах. Один из тех, за которые, кстати, проще похоронить, чем наградить. Ибо когда суть дела выплывет наружу, найдется масса правозащитников, которые еще и к суду привлечь попытаются. "Дело Ульмана" детским лепетом покажется. Потому-то Илья не очень надеялся на столь высокую награду. Он скептически думал, что обойдутся какой-нибудь другой безделушкой, которая не будет давать ни таких денег, ни таких привилегий.
   А Илья был тщеславен. Он хотел быть признанным. Он может, только ради этого и согласился на то самоубийственное задание по переходу в соседнее государство, карательную террор-акцию и возвращение обратно. Он хотел славы. Он жаждал ее.
   Он ведь сам поехал на войну. Сам захотел подвигов. Все что произошло с ним с двадцати одного года, он выбрал сам. И если в училище ВДВ его определил отец, так сказать в продолжение традиций, то вот по выходу из него Илья заправлял своей жизнью сам. Когда поступило предложение перейти в военную разведку, он сам согласился никто не давил. Когда искали людей на Кавказ, он первый написал рапорт. Когда предложили возглавить карательный отряд, он даже не думал, согласившись.
   Иногда Илье казалось, что это он сам выбрал ту дорогу, которой повел в последнем задании обратно своих бойцов. Что не в штабе ему наметили маршрут, а он сам. Он сам выбрал и сторону дороги, по которой пойдет. А ведь пойди он по бездорожью, и еще бы служил и, наверное, новое звание получил. Был бы уже подполковником. Сменил бы полевую службу на мягкое кресло штаба. Или в лагерь подготовки ушел работать инструктором. Но он сам выбрал. А мягкое кресло было ему и не нужно. Ему были нужны ТАКИЕ звезды на погонах, чтобы уже можно было самому задавать тон в этой армии-недоразумении. И для этого звезды и ордена очень могли пригодиться. Он не хотел себе штабной работы. Он не хотел связями вырваться наверх. Он хотел делом доказать что он лучший! Ну и додоказывался.
   То, что он нарвался на засаду, было, в общем-то, в чем-то закономерно. За всю компанию по разгрому вновь полезших боевиков ни царапины… не могло же так вечно продолжаться. Обидно было другое. До техники, что ждала их, чтобы забрать с перевала оставалось не больше полукилометра хода. Вот это действительно было обидно, до зубовного скрежета. Они расслабились и поплатились. Это еще хорошо их добивать не стали. Просто подорвали и ушли в "зеленку". Уцелевшие бойцы авангарда и прикрытия смогли вызвать вертушки смогли добраться и до техники. В общем, с кортежем возвращались, можно сказать. С помпой.
   А дальше как положено неудачникам - госпиталь, редкие приходы товарищей. Бананы, апельсины, соки от правительства в каждый приезд очередного столичного чиновника. Каша, несладкий чай, пахнущий плесенью белый хлеб в обычные дни. И конечно уколы, осмотры, перевязки. Снова уколы, осмотры, перевязки. И так три месяца. А потом трость, направление, военные кассы, билет домой… обворованная квартира с забитой ЖЭСом дверью. Кровать без постельного белья. Ведь даже его зачем-то вытащили. И глухая непроницаемая тоска по чему-то большему, что могло быть, но не случилось…
   Войдя в квартиру, Илья буквально кожей почувствовал странный воздух своего обиталища. Вся квартира как некое желто-зеленое, под цвет обоев, чудовище готовилось его проглотить и напитать своей такого же цвета тоской. Брезгливо скорчив гримасу, Илья переступил порог и, не задерживаясь, проковылял на кухню. Положил на подоконник пакет с продуктами и раскрыл настежь окно. Разбавляя желто-зеленую затхлость, в квартиру ворвался ветер голубых небес и живые звуки улицы.
   - Вот так будет лучше. Так будет правильно! - Сказал Илья, сам себе утвердительно кивнув. Он уже привык сам с собой дома разговаривать. Неторопливо рассуждая, что же он там купил, Илья стал разбирать пакет.
   Холодильника в квартире не было и потому из продуктов, он предпочитал покупать только то, что не испортится быстро. Макароны стали его обычной пищей. Но если кто-то посочувствовал бы ему, то нарвался бы на неприкрытое раздраженное удивление. Ведь там, в горах они питались, вообще не пойми чем и так нерегулярно, что, чередуя теперь через день макароны с гречкой быстрого приготовления, Илья был почти доволен.
   Он еще не потерял надежду на лучшую долю. Он считал этот период просто началом новой жизни, которую тоже надо обустроить, в которой тоже надо научиться жить, как когда-то он учился жить в военном училище. Как он привыкал жить в своем взводе. Как он втягивался в горную жизнь… Это просто очередной этап. За ним будут другие. Надо просто привыкнуть и обустроиться. Психика настоящего военного непобедима. Непобедим и Илья.
   И действительно, не смотря на свою непростую ситуацию, он считал себя далеко не проигравшим.

6.

   Во времена любых общественных потрясений "наверх" выбивается масса незаурядных людей. От Злодеев из комиксов, до добрых дедов Мазаев с веслом наперевес. Изучать жизнь великих деятелей переломных периодов интересно, поучительно, а главное всегда есть повод для сомнения. А не приукрашено ли тут? Не выдумана ли очередная история о "несравненных заслугах"? Но найдутся единицы среди историков, да и просто любопытствующих, кто всерьез занимается жизнью обычных людей в тяжелые исторические эпохи. Незаметная основа социальной пирамиды, народ, плебс, как еще бы сказать… Все это, мол, недостойно пристального внимания сановитых ученых и дилетантов от истории. Этому есть, наверное, какое-то объяснение. И оно наверняка на поверхности. Кто-то скажет - неинтересно. Кто-то лукавя посетует что недостаточно информации. А кто-то честно в лицо скажет: и чего на это время тратить? Но, по сути, не понимая, что двигало обычными людьми в те странные и переломные времена, нельзя сказать однозначно, почему тот или иной "великий деятель" пришел к власти. Когда кто-то очередной раз говорит что был настрой масс, было желание большего от власти, было недовольство существующим порядком, напомните ему, что во все времена людей интересовали не высокие политические сферы, а банальное приземленное желание хорошо жить. Но никогда народ не стремился эффектно и красочно умирать. Так отчего шли за Наполеоном все новые и новые тысячи? Кто были те люди? Что они ждали от своего вождя? Что им было обещано, если своими штыками армия оборванцев удерживала власть Франции над половиной Европы? Почему они согласились быть пушечным мясом? Неужели они были одурачены, оболванены, а их мозги были просто загажены в то время еще примитивной пропагандой? Одно дело защищать свой дом. Свою страну. Другое дело завоевательные походы.
   О том, что шли ради наживы не стоит упоминать. Это не времена викингов или пиратов, где возможностей для безопасной наживы было довольно много. Какая может быть нажива, если речь действительно идет о миллионах погибших, а возможность заработать на этом деле вызывает веские сомнения.
   О том, что это был долг гражданина служить своему вождю, лучше не говорите вслух - засмеют. Какой долг у обычного парня начала девятнадцатого века даже без намека на аристократичность? Ему эта война не нужна. У него другие интересы. Впрочем, как и сейчас.
   Как же так случалось что горожане, торговцы, лавочники, разночинцы оказывались в рядах "непобедимой армии"? Скажут, что гребли всех и насильно в руки оружие давали? Не поверю. Любой человек с головой знает, как поступить с оружием, если ему его насильно в руки дали и куда-то отправляют без компаса и карты погибнуть за "великую идею".
   За всеми этими телодвижениями простого народа кроется и крылось всегда нечто большее. И невольно начинаешь верить Гумилеву в вопросе пассионарности. Ну, вот нашло на людей, что тут еще скажешь…
   Однако, жизнь простых людей до кризиса, во время и после, все равно плохо изучается и будет плохо изучаться. А ведь как у следующей героини, эта жизнь наверняка была насыщена, полна интересов, личных неурядиц и просто быта, как говорится.
   Ольга в свой двадцать один год выглядела скорее выпускницей старших классов. Уж никак не умудренным опытом дизайнером, которая к тому же не отрываясь от работы получила высшее образование. Умение ее одновременно заниматься несколькими делами, грамотно планировать свое время, быстро входить в контакт с людьми делали ее превосходным специалистом. А умение сдерживать свои эмоции за легкой улыбкой вызывало зависть даже у ее непосредственной начальницы…
   - Оленька, солнышко, ну здесь не так надо. - Расстраивалась Анна Андреевна, водя пальцем с золотым перстнем старой работы по эскизу. - Сказано же, сделать парки. Зеленая зона. Убери эти дороги отсюда. Сделай, как положено, детские площадки. Народу нравится, когда какие-то детали указывают на наличие детей. Чтобы молодые покупали. Они же все так падки на рекламу. Вот, да, здесь вот сделай детские горки, а вот здесь большую такую песочницу фигурную. А здесь парк и скамейки. Скамейки обязательно! Слышишь, Оленька? Многие покупают жилье для своих престарелых родителей, и они хотят, чтобы тем было, куда выйти прогуляться подышать воздухом.
   - Анна Андреевна, но здесь же по плану будет магазин. - Робко напомнила темноволосая девушка с улыбкой. Не сказать, что критика начальницы ее сильно обижала, но в темных глазах девушки таилось странное почти скрытое сомнение в здравости суждений пожилой уже женщины.
   - Да, Оленька, здесь будет магазин. Но зачем нам нужен магазин на рекламе? Мы же не магазин рекламируем? Правильно? Мы должны показать этот комплекс, так что бы люди туда стремились. Чтобы им казалось, что только там они обретут отдых в этой городской суете. Так что давай… и когда парк будешь рисовать, деревья сделай такими погуще… словно им лет сто. Не ленись Оленька. Это очень важный для меня лично заказ. Твоя работа будет висеть над самой развязкой. В пробках люди только на нее и будут смотреть. Понимаешь? И цвета. Цвета больше. Вот здесь зелени и слегка подчеркни голубое небо. Не надо в "раскраски" играть, но цвет нужен. Ну, что я тебя учу, ты и сама все знаешь. Сделай, Оленька. Ты все сама знаешь и умеешь. Давай, через пару часиков я буду еще здесь, набросай мне то, что я прошу. Отвезу сразу мужу, покажу ему и он решит.
   Ольга очаровательно улыбнулась пожилой женщине и, забрав бумаги, вышла из кабинета. Вернувшись в зал к своему компьютеру, она обреченно посмотрела на экран и не сразу приступила к работе. Она успела даже парой слов перекинуться с молодыми ребятами, идущими в курилку. Посочувствовав ей с заказом, ни один "гад" не предложил помощи. Ну, да не беда.
   Ольга привычным движением убрала с экрана "слой" с изображением дорог и бредущих по тротуару людей. На это оголившееся место она перенесла модуль с вереницей клумб. Готовый рисунок песочницы она долго (минуты две) вгоняла между ранее размеченными дорожками у дома. "Утомившись", Ольга уже совсем "от фонаря" распихала картинки детского городка. С парком было сложнее. Изображения сидящих на скамейках старушек и дедушек в библиотеке модулей не нашлось и пришлось украшать скверик пустыми скамейками. Пусть остальное воображение дорисовывает, решила Ольга, и еще раз осмотрев получившееся, бросила эскиз на печать.
   Забрав из цветной лазерной "коники" лист она оставила его на столе и ушла в курилку к парням. Там она, заняв свое любимое кресло, закурила первую за весь длинный день сигарету и прислушалась к разговорам коллег. Они обсуждали все что угодно только не работу. Но на первом месте стояло негодование по поводу "свиньи" подложенной системным администратором всей фирме. Он, подонок (!), запретил интернет доступ к любимой онлайн-игрушке. Вся фирма теперь страдала натуральными "ломками" наркоманов. Все только и делали, что с пеной у рта доказывали, что только их "системот" обломал на самом взлете души, в самом интересном месте, в самой середине виртуальной мегабитвы. Ольга не была подвержена этой заразе и новые правила сисадмина восприняла, как нечто далекое от себя. Как цунами в районе Индийского океана.
   Потушив сигарету в высокой напольной пепельнице, Ольга поднялась, собираясь вернуться, и пойти к Анне Андреевне, показывать свой "шедевр". Но, вошедший в курилку, старший менеджер обратился к ней, прося задержаться. Ольга снова закурила, не смотря на только потушенную сигарету, и приготовилась слушать. Она справедливо подозревала, что разговор получится "нервнотрепический", как говорила в подобных случаях ее мама.
   - Оленька. Ну, может, попробуем снова…
   Самые бредовые слова, которые этот "котяра" мог придумать. Ольга и не думала на них отвечать она скромно сидела в "своем" кресле и глубоко затягивалась дымом.
   - Оль, ну что ты молчишь? Ну, ведь у нас все так хорошо было… зачем вот так расставаться?
   И как этому подлецу объяснить, что все хорошо было только для него, а она его терпела, памятуя, что он помог ей устроится на работу к Анне Андреевне. Но последняя его выходка с фотографированием как они вместе ЭТОделали выше всяких подлостей. Надо быть либо дебилом, либо подонком, чтобы фотографировать такое и потом даже в шутку угрожать, что сделает фотографии. Ни с дебилом, ни с подонком Ольга не хотела продолжения отношений.
   - Саша, меня ждет Анна Андреевна. Мне надо идти. Если хочешь, позвони мне потом. Вечером.
   - Так ты же трубку не берешь! - Возмутился чуть громче, чем нужно Александр и ребята в курилке, быстро потушив сигареты, заторопились обратно на рабочие места. Они не хотели мешать "сцене". Старший менеджер мог знатно подпортить жизнь любому в фирме. Ольга тоже поднялась, не желая тратить время и злить Александра. Повторив на прощание "позвони" она пошла в рабочий зал.
   Конечно, она и в дальнейшем не собиралась брать трубку. Конечно, она даже не думала идти на мировую. И конечно она уже не боялась этого озабоченного своей сексуальностью сорокалетнего ребенка. Она была на слишком хорошем счету у Анны Андреевны, чтобы та по наговору рассталась с ней.
   Забрав со стола эскиз, и еще раз критически осмотрев его, Ольга направилась в кабинет начальницы. Та пила свой вечный зеленый чай и слушала одного из дизайнеров, что расхваливал перед ней какую-то свою новую наработку по внешней рекламе мегамаркета. Но только вошла Ольга, как Анна Андреевна поблагодарила дизайнера и попросила его зайти еще завтра. Сегодня, мол, у нее уже времени не будет. Приняв из рук новый эскиз, Анна Андреевна удовлетворительно закивала и сказала:
   - Молодец, Оленька. Быстро сделала…
   - Анна Андреевна, работы тут не много, на самом деле. Вот здесь убрала, вот здесь и здесь добавила. Вот тут скамеечки расставила…
   - Не надо… я сама вижу. Хорошо. Я покажу мужу и, если ему понравится, тогда дадим уже в разработку эскиз. Будешь сама заниматься или отдать Паше?
   - Я бы сама хотела, Анна Андреевна.
   - Не доверяешь ему? - удивленно спросила Анна Андреевна, впрочем, не отвлекаясь от эскиза.
   - Доверяю, конечно. Но просто и мне надо и опыт и…
   - Деньги… - Завершила за нее Анна Андреевна и Ольга, тактично промолчав, только улыбнулась.
   Спрятав эскизы в папку с бумагами, Анна Андреевна начала собирать, разложенные на столе свои вещи, в довольно объемистую личную сумку. Ольга уже даже не удивлялась, почему хозяйка рекламного агентства ходит с такой странной похожей на хозяйственную сумкой. В этом "бауле" могло в любой момент оказаться и ерунда вроде набросков Ольги и несколько миллионов рублей наличными. Так что вполне практичная вещь, если не считать ее убогого внешнего вида.
   Собравшись окончательно, хозяйка выпроводила Ольгу в коридор, вышла сама и, заперев кабинет, сказала ей:
   - Завтра я тебе скажу, что решит Александр Павлович. Но мое мнение - хорошо. А после воплощения будет еще лучше. Мелких деталей не много. Все выражено. Так что хорошо… Ты, Оленька, раз освободилась, сегодня будь добра закончи мне эскизы по норвежцам. Мне их треска уже спать не дает. Пожалуйста, завтра мне покажешь, и вышлем им на одобрение.
   Ольга, чуть отведя взгляд и придав ему, задумчивый вид кивнула и спросила:
   - А по прошлому варианту, что они ответили?
   - А ничего. - Странно усмехнувшись, ответила пожилая женщина: - Точнее попросили еще варианты.
   - Хорошо, Анна Андреевна, я сделаю тогда несколько сегодня. Завтра вам покажу, и что вам понравится то и вышлем.
   - Молодец, девочка. - Сказала и женщина и, кажется, непроизвольно подняла руку и погладила девушку по волосам.
   Ольга хоть и удивилась этому жесту, но вида не подала. Улыбнулась и проводила хозяйку до дверей.
   Вернувшись на рабочее место, она уставилась на монитор, на котором еще болтался эскиз высотки с парками и аллеями вокруг нее. Без особых эмоций, только улыбнувшись, она приняла кофе от ее нового знакомого программиста. Но на предложение пойти покурить отказалась. Ей еще предстояло столько работы. Рыбу рисовать это вам не скамейки расставлять… Причем, как выглядит треска вживую, Ольга знала исключительно по картинкам в детской энциклопедии.

5.

   Встретившись с мужем в его офисе, Анна Андреевна не сразу представила ему эскизы будущей рекламы. Они прежде еще долго обсуждали, что делать с деньгами, что подвисли на "помойках" - фирмах, через которые проводилось обналичивание средств. Пришли к выводу, что если в течение ближайшей недели партнеры не выдадут средств, надо принудить их перекинуть деньги по счетам дальше или вернуть обратно. Решив этот довольно насущный вопрос, все-таки приступили рассмотрению эскизов. То на что у Ольги ушло полдня, заняло у них не более пяти минут.
   - Годится. - Подвел итог Александр Павлович, и его супруга, коротко кивнув, спрятала эскизы в своей сумке. Пока она застегивала молнию, он нахмурил лоб и спросил: - Ты Сережке звонила?
   - А почему тебе самому не позвонить? - Спросила его жена и даже протянула свой телефон. - Я звонила ему, но он отказывается приезжать. Говорит, что у него скоро срок допуска к архивам закончится, мол, он в них днюет и ночует. Ведь ничего выносить и копировать нельзя.
   - Да я уже сам жалею, что помог ему в них забраться. Что он там такого интересного нашел? - удивлялся Александр Павлович, принимая из рук жены ее телефон. - Как у тебя тут набирать… ага вот нашел…
   Он довольно долго ждал, пока сын снимет трубку. И не дождался. Прервал вызов и, вернув телефон жене, сказал:
   - Не берет. Позвоню ему позже со своего.
   Собираясь домой, Александр Павлович проверил все, что оставляет на столе. Вызвал своего секретаря - молодого толкового парня и предупредил его:
   - Сегодня меня уже не будет. Кто знает пусть на мобильный звонит. Остальным скажешь, что я завтра с одиннадцати буду.
   Исполнительный секретарь кивнул, запоминая, и спросил:
   - По поводу кредита, если снова звонить из ВТБ будут, что ответить? Мы их уже две недели держим… надо решение. Они и так придумали схему возврата с минимум потерь для нас.
   - Что Кирилл сказал? - спросил Александр Павлович.
   - Что нам это интересно. - Кивнул молодой человек.
   - Так и передай. Нам это интересно. Пусть свяжутся со мной. Даш им мой сотовый, если в отсутствии буду. - Оборачиваясь к жене и хищно усмехаясь Александр Павлович сказал: - Придется кажется таки кредит возвращать. Эх… а как славно было в девяностые. Взял и все…
   С женой они покинули здание, принадлежащее строительной компании и сели в свой семейный "Инфинити". Супруга Александра Павловича сразу занялась бумагами, разложив их на своей видавшей виды сумке. А ее муж, включив успокаивающее его Радио-"Эрмитаж" осторожно вывел машину со стоянки. Не торопясь, они направились домой. В их возрасте они могли себе позволить и раньше заканчивать свой рабочий день. Все всегда смогут решить помощники. У них же были дела поважнее. Ей надо еще заняться своим огородиком, что она разбила за бассейном исключительно для собственной утехи. Ему еще хотелось очень серьезно поговорить с сыном, которому родители позволили безпроблемно посвятить жизнь науке, а он неблагодарный даже домой не заглядывает.
   Эти люди вполне здраво оценивали, что работа и деньги это далеко не самое главное в жизни. Правда, они бы не поняли такого откровения у своих подчиненных.

6.

   Есть замечательная поговорка, приписываемая то Уинстону Черчиллю, то более ранним политикам. Это нормально, если в двадцать лет человек - пламенный революционер, а в сорок закоренелый консерватор. Странно было бы обратное явление. Хотя их в истории, этих "явлений", тоже не мало.
   Кому из нас в двадцать лет не казалось, что у него хватит сил переделать этот мир? Конечно, сегодня множество молодых людей пофигистически смотрящих на жизнь или погрязших в Интернете и игрушках настолько, что взрослый, реальный мир им не нужен. Но о таких речь не идет. Всегда такие были. Только раньше они находили себе развлечения в ином. А вполне здравомыслящий молодой человек, сталкиваясь в реальной жизни с некоторым несовершенством мира, обычно пытается возмутиться, а уж если и получится, то исправить. И как положено молодежи - и сам синяков заработает и другим раздаст… И ничего в мире не меняется. По одним и тем же граблям ходят. А в сорок садятся и думают, господи какими же мы идиотами когда-то были. Ведь не все так на самом деле как нам когда-то казалось. Но внимательно копаемся в прошлом и теряемся. Ведь мы искренне верили, что мы правы! И у нас была масса аргументов своей правоты. Что мы сказали бы сами себе? А главное, кто бы из нас решился, рискнул бы переубедить того себя, что остался там, на рубеже двадцатилетия? Переубедить того, кто мог беззастенчиво за свои мысли и принципы в драку влезть. Даже если они ошибочны, даже если глупы, но мы отстаивали и перед самими собой их тоже.
   Владимиру, следующему герою всей этой истории, за свои убеждения биться приходилось чуть ли не через день. И, на мой взгляд, его нисколько не прощал тот факт, что он фанатично верил в тот путь, который выбрал себе. Ведь некоторым вещам в этом мире нет прощения? Да?
   Владимир сплюнул на землю и внимательно присмотрелся к толпе молодых людей размахивающих трехцветными флагами у посольства США. Ритмично и почти что весело молодые демонстранты скандировали:
   - Америка гоу хоум! Америка домой! Прочь из Афганистана! Прочь из Ирака! Руки прочь от Украины!
   Мысленно зло улыбаясь Владимир оценил численность и "качество" молодежи из этой "организованной" толпы. Он их хорошо знал. Получше чем иные его товарищи. Это только так кажется, что "выкормыши" правящей партии и президента такие безобидные и мило улыбающиеся ребята. У этих неопионеров давно и качественно работало свое собственное "боевое крыло". Они его не афишировали, но Владимиру уже приходилось сталкиваться с молодыми боксерами и рукопашниками. И только случай помог им тогда в памятную встречу оставить "поле" за собой. Теперь его задача, как старшего оценить степень риска и решить "играть" или отступить осторожно.
   Его бойцы, еще выжидая в недалекой подворотне, конечно, хотели снова помериться силенками с этими недопионерами. Но Владимир понимал, что если демонстрантов прикрывают их бойцы, то неполной бригаде Владимира просто не выдюжить. Положат, искалечат, да еще и в ментуру сдадут. А потом опять суды, хулиганка, учет… Нет рисковать нельзя. И как бы не хотелось бойцам оторваться и снова почувствовать вкус абсолютной победы, Владимир не позволит им сунуться, если игра не стоит свеч.