Страница:
Жизнь этого человека давно перевалила на вторую половину. Это был индейский воин высокого роста, одетый в настоящий команчский костюм. Хотя на вид ему было около шестидесяти лет, он был бодр, как юноша, и ни одного признака старческой расслабленности нельзя было обнаружить ни на его умном лице, ни на его крепких мускулистых членах. Орлиное перо в густых волосах показывало, что он был облечен саном сахема 23. Этот вождь был Орлиная Голова, с которым читатель познакомился в одном из предыдущих рассказов.
Положив подле себя карабин, он набрал сухих сучьев и зажег костер, затем бросил в огонь несколько кусков сухого мяса и маисовых лепешек. Тем и окончились все его приготовления к скудному ужину. Он закурил трубку, сел возле огня и стал курить с обычным спокойствием, которое не покидает индейцев ни при каких обстоятельствах.
Прошло два часа. Ничто не нарушало спокойствия вождя.
Настала ночь, тьма окутала пустыню, тишина, в которой слышалось дыхание природы, проникла в бесконечный таинственный простор прерий.
Индеец оставался неподвижным, изредка поглядывая на своего коня, который весело щипал цепкую повилику и молодые побеги деревьев.
Вдруг Орлиная Голова поднял голову, наклонился всем телом вперед и, не изменяя положения тела, протянул руку к карабину. Конь его перестал есть, прижал уши и заржал во весь голос.
Лес оставался все таким же спокойным, но чуткое ухо индейца различило в этом спокойствии подозрительный шорох.
Через несколько секунд нахмурившееся лицо вождя прояснилось, он поднес указательные пальцы обеих рук ко рту и с таким искусством два-три раза повторил мелодичную руладу, что любой знаток птиц, спрятавшийся по соседству, поклялся бы, что это поет настоящий мексиканский соловей.
Не прошло и минуты, как со стороны реки несколько раз послышался крик водяной курочки.
Вслед за этим последовали шаги приближающихся лошадей, треск ломавшихся сучьев и шорох листьев. Два всадника выехали к костру.
Вождь даже не повернулся, чтобы узнать, кто это такие. Вероятно, он знал, кто должен был приехать к нему сюда.
Эти двое были дон Луи и Весельчак.
Они спутали ноги своих лошадей, пустив их пастись вместе с лошадью вождя, улеглись около костра и по приглашению вождя приняли участие в предложенной им трапезе.
Вчера дон Луи и Весельчак выехали из Ранчо и без отдыха ехали на свидание с Орлиной Головой.
Граф де Лорайль предложил им в пулькерии ехать вместе, но Весельчак отклонил это предложение. Не зная, для чего звал его вождь, он считал неудобным посвящать в его тайны постороннего человека.
Тем не менее они расстались с виду весьма дружелюбно, и граф горячо упрашивал дона Луи и канадца навестить его в Гетцали, на что те тоже отвечали уклончиво.
Удивительный случай: впечатление, произведенное графом на обоих искателей приключений, было настолько не в его пользу, что оба они, как бы по молчаливому соглашению, не только не сказали ему своих имен, но не открыли даже своей национальности и все время говорили с ним по-испански, хотя с первых же слов увидели, что граф француз. Разговор все время велся, однако, с самой утонченной вежливостью.
Когда ужин был закончен, Весельчак набил свою трубку и потянулся к костру за углем.
— Пусть брат мой подождет, — вдруг остановил его индеец.
Это было первые слова, произнесенные между тремя сидевшими у костра людьми — до сих пор они упорно молчали.
Весельчак посмотрел на него.
— Что-нибудь не так? — спросил он.
— Вождь не знает, — отвечал Орлиная Голова, — вождь услышал только подозрительный шорох, и далеко с подветренной стороны он слышал, как несколько бизонов, которые спокойно паслись, вдруг без всякой причины побежали.
— Гм! — буркнул канадец. — Это неспроста. Что ты думаешь об этом, Луи?
— В пустыне, — медленно ответил дон Луи, — все имеет причину, ничего не происходит случайно. Я думаю, что если нам ничего определенного не известно, то лучше всего ни на минуту не смыкать глаз. А вот еще, — добавил он, подняв голову и указывая товарищам на быстро проносившихся над ними больших птиц, — часто ли вам приходилось видеть, чтобы кондоры стаей носились в такой час?
Вождь тряхнул головой.
— Похоже, — пробормотал он, — собаки-апачи вышли на охоту.
— Возможно, — подтвердил Весельчак.
— Прежде всего, — подал свое мнение француз, — погасим огонь. Его отблеск, как бы ни был он слаб, может выдать нас.
Его товарищи последовали этому совету, и костер тотчас же был потушен.
— Бледнолицый брат вождя умен, — с изысканностью, свойственной индейцам, заметил Орлиная Голова, — и знает прерии. Вождь счастлив видеть его около себя.
Дон Луи поклонился вождю.
— Теперь, — продолжал Весельчак, — мы почти невидимы, никакая прямая опасность не грозит нам. Поговорим о делах. Вождь первый предупредил нас об опасности, ему и слово. Пусть он скажет что думает.
Индеец запахнулся в свой плащ. Собеседники приблизились друг к другу, чтобы можно было говорить вполголоса, и совет начался.
— С утра, с восходом солнца, — начал Орлиная Голова, — вождь ехал по прерии, торопясь достигнуть назначенного места свидания. Чтобы сократить путь, вождь ехал все время прямо, не сворачивая. Повсюду вдоль дороги встречались четкие следы недавно прошедшего большого отряда. Воины ехали не друг за другом, а широкой колонной. Видно, что они не боялись, потому что их много, им не для чего скрываться. Эти следы шли долго, но вдруг исчезли, и вождь, как ни старался, не мог вновь найти их.
— Ах, черт возьми! — тихо проговорил канадец. — Это неспроста.
— Сначала, — продолжал краснокожий, — вождь не обращал внимания на эти следы, но позже он почувствовал беспокойство — и вот вождь говорит вам об этом.
— Почему вождь так обеспокоился? — невольно подражая Орлиной Голове, произнес внимательно слушавший его дон Луи.
— Вождь думает — и докажет это, — что открытые в прериях следы принадлежали многочисленному отряду, направляющемуся против большого вигвама бледнолицых Гетцали.
— Что навело тебя на эту мысль? — продолжал расспрашивать дон Луи.
— Вот что. В час, когда аллигатор вылезает из прибрежного ила и выплывает в Рио-Хилу, вождь услыхал невдалеке топот лошадиных копыт. Чтобы не быть открытым, вождь забрался в густую чащу и видел, как на расстоянии полета стрелы от него в сторону Гетцали прошел отряд бледнолицых.
— Я знаю это, — заметил Весельчак. — Дальше.
— Вождь узнал человека, служившего проводником отряду, хотя тот сделал все, чтобы стать непохожим на себя, и вот вождь разгадал адскую хитрость собак-апачей.
— Кто же был этот проводник?
— Этого человека знает брат вождя. Это Черный Медведь, великий вождь племени Белого Ворона.
— Вождь, если ты не ошибся, то здесь скоро произойдет страшная резня. Черный Медведь неумолимый враг белых.
— Вот потому-то вождь и говорит это своему брату. Но какое нам дело? В пустыне у каждого хватает забот, чтобы еще заниматься другими.
Канадец покачал головой и сказал:
— Да, то, что ты говоришь, верно, нам придется оставить жителей асиенды на произвол судьбы и не вмешиваться в дела, которые могут причинить нам только неприятности.
— Итак, сообразно с этим вы и хотите поступить? — взволнованно спросил его француз.
— Я не говорю этого окончательно, — ответил канадец, — но дело, во всяком случае, очень трудное. Против нас очень много врагов.
— Да, но те, на кого хотят напасть, ведь ваши соотечественники?
— Вот это-то и усложняет вопрос. Мне жалко, если этих несчастных оскальпируют. С другой стороны, если мы ввяжемся в это дело, то рискуем сами сделаться жертвами нашей самоотверженности.
— Ну, зачем так думать?
— Чтобы взвесить все за и против. Не рассчитав всех последствий, я никогда ничего не предпринимаю, но, раз решив, уже не сворачиваю в сторону.
Дон Луи рассмеялся, услышав такое своеобразное рассуждение.
— У меня есть план, — вновь начал через минуту канадец. — Ночь, конечно, не пройдет без того, чтобы мы не узнали чего-либо нового. Подойдем поближе к реке, и я уверен, что сомнения наши разрешатся. Мы увидим, что надо делать. Лошади здесь в безопасности, оставим их на этом месте, а то они нам могут помешать.
Все трое легли наземь и стали ползти в направлении, указанном Весельчаком.
Ночь стояла чудная. Луна светила, воздух был так чист, что на ровном месте предметы были видны с очень далекого расстояния.
Трое искателей приключений не вышли из-за своего укрытия и, достигнув опушки леса, замаскировались совершенно и стали ждать с тем терпением, на которое способны только лишь лесные американские охотники.
Тишина, царившая в великой пустыне, была настолько полная, что даже непривычное ухо без труда улавливало самые слабые звуки. Вот ветка упала на воду, вот камешек отвалился от берега, подмытый водой, вот непрерывный, неумолкаемый тихий говор речных струй, бегущих по каменистому руслу, вот сова перелетает с сучка на сучок, шелестя крыльями. Все эти звуки отчетливо выделяются в ночной тишине.
Так прошло несколько часов. Все трое лежали спокойно, не двигаясь, как бы окаменев, насторожив слух и зрение, держа пальцы на спусках карабинов. В эти минуты ничто не могло захватить их врасплох, но ничто и не подтверждало ни подозрений Орлиной Головы, ни предсказания Весельчака. Вдруг дон Луи почувствовал, что рука вождя коснулась его плеча, указывая ему на реку. Он привстал на колени и посмотрел в том направлении.
Почти незаметное движение виднелось на поверхности реки, как будто на глубине плыл аллигатор.
— Ну вот, — тихо проговорил Весельчак, — начинается то самое, чего мы ждали.
Вскоре показалась черная масса. Она скорее плыла по воздуху, чем по воде, и тихо продвигалась к тому месту, где в засаде сидели наши охотники.
Через несколько секунд эта масса остановилась, и несколько раз раздался вой луговой собаки.
Тотчас же отозвался вой шакала, раздавшийся так близко от наших наблюдателей, что они не могли удержаться и вздрогнули. Человек, висевший до того времени, уцепившись за сук громадного дуба, спрыгнул на землю в трех шагах от того места, где они лежали.
Он был одет в мексиканский костюм.
— Иди, вождь, — проговорил он вполголоса, сам не рискуя выйти на песчаную отмель, на которой стоял приплывший человек, — иди сюда, мы одни.
Человек вскарабкался на крутой берег и подошел к ожидавшему его на берегу.
— Брат вождя говорит очень громко, — заметил он, — в пустыне никогда нельзя думать, что находишься один. Листья имеют глаза, у деревьев есть уши.
— Что ты говоришь! Это вздор. Кому надо нас подслушивать? Кроме твоих воинов, которые, вероятно, скрыты вблизи, никто не увидит и не услышит нас.
Краснокожий покачал головой.
Теперь, когда он стоял так близко от наших охотников, Весельчак убедился, что Орлиная Голова был прав, это действительно был Черный Медведь.
Оба встретившихся с минуту помолчали, глядя друг на друга.
Первым заговорил вкрадчивым тоном мексиканец.
— А ты ловок, вождь. Не знаю, как ты это устроил, но ведь ты вошел внутрь асиенды.
— Да, — отвечал индеец.
— Теперь нам остается сделать последние распоряжения. Ты — великий вождь, и я на тебя всецело полагаюсь. Вот то, что я обещал тебе. Я должен был уплатить тебе после, но не хочу, чтобы даже тень легла между нами.
Краснокожий оттолкнул кошелек, который ему протягивал его собеседник.
— Черный Медведь думал, — холодно проговорил он.
— О чем, если это не тайна?
— Воин не баба и не станет терять слова даром. То, что бледнолицый брат предлагает вождю апачей, тот отвергает.
— Что это значит?
— Что все условия разорваны.
Мексиканец с трудом подавил волнение, вызванное глубоким разочарованием при этом известии.
— Итак, ты не созвал своих воинов, и когда я дам знак, ты не нападешь на асиенду?
— Черный Медведь созвал своих воинов и нападет на бледнолицых.
— Что же означают твои слова? Признаюсь, вождь, я не понимаю тебя.
— Это оттого, что бледнолицый не хочет понять. Черный Медведь нападет на асиенду сам по себе.
— Так и было установлено между нами, мне кажется.
— Да. Но Черный Медведь видел Поющую Птичку, его вигвам пуст, он хочет ввести туда бледнолицую девушку.
— Несчастный! — в страшном раздражении закричал мексиканец. — Ты изменил мне!
— В чем вождь изменил бледнолицему? — отвечал краснокожий совершенно спокойно. — Бледнолицый предложил сделку, вождь отвергает ее, в чем тут измена?
Мексиканец закусил от ярости губы. Он едва сохранял самообладание и от душившего его гнева ничего не мог говорить.
— Я отомщу тебе, — задыхаясь, проговорил он наконец.
— Черный Медведь — могучий вождь. Он смеется над карканьем ворон. Бледнолицый ничего не сделает вождю.
Во мгновение ока мексиканец ринулся на краснокожего, схватил его за горло и, выхватив кинжал, приготовился вонзить его.
Но апач следил за всеми движениями своего противника. Не менее ловким движением он освободился из его тисков и мгновенно отпрыгнул, так что мексиканец не мог достать его.
— Бледнолицый осмелился коснуться вождя, — глухим голосом проговорил краснокожий, — и потому умрет.
Мексиканец выхватил из-за пояса пистолеты.
Нельзя сказать, чем бы закончилась эта сцена, если бы неожиданное обстоятельство не изменило ее совершенно.
С того же дерева, откуда несколькими секундами раньше появился мексиканец, спрыгнул теперь еще один человек, бросился на апача, поверг его на землю и отнял у него всякую возможность даже пошевелиться прежде, чем тот успел опомниться и хоть как-то защититься.
— На этом дубе, должно быть, сидит целый легион чертей, — с невидимой во тьме улыбкой прошептал Весельчак.
Мексиканец и человек, так кстати явившийся ему на помощь, связали индейца по рукам и ногам реатой.
— Теперь ты в моей власти, вождь, согласись сделать то, что я захочу.
Апач нагло расхохотался и испустил резкий свист.
По этому сигналу словно из-под земли появились пятьдесят индейских воинов. Это произошло так быстро, что двое белых не успели оглянуться, как их окружило непроходимое кольцо.
— Черт возьми! — тихо шепнул Весельчак. — Дело осложняется. Посмотрим, что они будут делать.
— А мы что будем делать? — на ухо ему прошептал дон Луи.
Канадец ответил ему на это движением плеч, которое на всех языках означает: «Что поделаешь? Оставим все на волю Божью!» — и стал следить за всеми неожиданными перипетиями этой сцены.
— Кукарес! — крикнул своему товарищу мексиканец. — Держи хорошенько этого негодяя и при малейшем движении кольни его, как собаку.
— Будьте спокойны, дон Марсиаль, — ответил леперо, вынимая из-за пояса длинный нож, отточенный клинок которого отразил голубоватый свет луны.
— Что скажет Черный Медведь? — начал Тигреро, обращаясь к распростертому у его ног вождю.
— Жизнь вождя принадлежит бледнолицей собаке. Возьми ее, если осмелишься! — с презрительной улыбкой отвечал апач.
— Я не стану убивать тебя, но не из-за страха, так как страх мне не знаком, — сказал мексиканец, — а потому, что я презираю пролитие крови беззащитного врага, даже если враг этот такой, как ты, проклятый шакал.
— Пусть бледнолицая собака убьет вождя, но не глумится над ним, так говорит вождь. Пусть не теряет времени, а то воины могут потерять терпение, и собака-бледнолицый умрет неотомщенный.
— Напрасно ты все это говоришь, твои воины не двинут пальцем, пока ты в таком положении, ты сам это знаешь. Я предпочитаю предложить тебе мир.
— Мир! — проговорил вождь, и во взоре его сверкнула молния. — На каких условиях?
— На двух… Кукарес, отпусти реату, но смотри за ним.
Леперо повиновался. Вождь поднялся на колени.
— Пусть говорит бледнолицый, уши вождя открыты. Какие это условия?
— Прежде всего, я и мой товарищ можем удалиться куда хотим.
— Что еще?
— А затем ты обязуешься оставаться со своими воинами здесь и не возвращаться на асиенду в том обличии, которое ты принял в течение последних суток.
— Это все?
— Все.
— Пусть бледнолицый выслушает теперь вождя. Вождь принимает условия бледнолицего, но пусть бледнолицый выслушает условия вождя.
— Говори.
— Вождь войдет на асиенду в военном уборе своего племени, прежде чем солнце успеет трижды зайти за вершины высоких вечерних гор.
— Апач, ты хвастаешься, ты не можешь войти на асиенду иначе, как при помощи предательства.
— Увидим! — И, улыбнувшись зловещей улыбкой, вождь прибавил: — Поющая Птичка войдет в вигвам вождя апачей и будет жарить ему дичь.
Мексиканец презрительно пожал плечами.
— Ну что ж, попробуй овладеть асиендой, а с нею и молодой девушкой,
— Вождь попробует. Бледнолицый, руку!
— Вот она.
Апач обернулся к своим воинам, держа в своей руке руку Тигреро.
— Братья! — проговорил он повелительным властным тоном. — Этот бледнолицый — друг Черного Медведя, пусть никто не тронет его.
Воины молча наклонили головы и расступились, чтобы дать дорогу обоим белым.
— Прощай, — сказал Черный Медведь, провожая своего врага. — Двадцать четыре часа с этой минуты вождь не пойдет по следам бледнолицего. Вождь не пойдет по следам бледнолицего.
— Ты ошибаешься, апачская собака, — ответил дон Марсиаль презрительно, — это я не стану преследовать тебя.
— Отлично, так, значит, вождь и бледнолицый еще увидятся, — заметил на это Черный Медведь.
И он удалился медленным и твердым шагом в сопровождении своих воинов, звуки шагов которых вскоре затихли в лесной глуши.
— Право, дон Марсиаль, — начал леперо, — я думаю, что напрасно вы так легко отпустили эту индейскую собаку.
— Надо же было как-нибудь выйти из ловушки, в которую мы попали. Но партия еще не сыграна. Пойдем, найдем лошадей.
— Подождите еще одну минуту, — вдруг заговорил Весельчак, выходя из своей засады с двумя своими товарищами.
— Что там такое, кто там еще? — закричал растерявшийся Кукарес и схватился за свой нож, тогда как дон Марсиаль спокойно вооружился двумя пистолетами.
— Что это такое, кабальеро? — невозмутимо переспросил Весельчак. — Мне думается, вы сами это хорошо видите.
— Я вижу трех человек.
— Совершенно верно, вы видите трех человек, которые незримо присутствовали при сцене, которую вы так храбро закончили, трех человек, которые готовы были прийти к вам на помощь, если бы в этом была необходимость, и которые и теперь предлагают вам действовать вместе, чтобы помешать разграблению асиенды апачами. Согласны ли вы?
— Все это хорошо, — отвечал Тигреро, — но я хотел бы знать, что побуждает вас поступать так?
— Во-первых, мы желаем оказать вам услугу, а во-вторых, спасти скальпы несчастных, находящихся сейчас на асиенде, которым угрожают эти проклятые апачи.
— Тогда я с великой признательностью принимаю ваше предложение.
— Не угодно ли последовать за нами туда, где мы остановились, чтобы вместе обсудить план действия?
Как только Кукарес убедился, что трое так неожиданно появившихся людей не являются врагами, он заткнул мачете за пояс и пошел за лошадьми, которые паслись невдалеке. Он вернулся к концу разговора, и все трое направились к тому месту, где расположился Орлиная Голова.
— Имейте в виду, — обратился Весельчак к дону Марсиалю, — сегодня ночью вы приобрели себе неумолимого врага. Если вы не поторопитесь убить его, то не сегодня завтра Черный Медведь убьет вас. Апачи не прощают оскорблений.
— Я это знаю и приму меры, будьте спокойны.
— Это ваше дело. Не лучше ли было бы вам освободиться от него в тот момент, когда вы его повалили, чтобы не думать о последствиях.
— Могли я ожидать, что друзья мои находятся так близко от меня? О, если бы я знал это.
— Ну, что сделано, то сделано, нечего об этом и говорить.
— А как вы думаете, сдержит ли этот человек свое слово?
— О! Вы не знаете Черного Медведя, он твердо держит данное слово и не сделает ничего, что не согласуется с самыми высокими понятиями о чести. Вы видели, что пока вы говорили с ним, он не юлил, все слова его были прямы.
— Это правда.
— Так что будьте уверены, он сдержит слово.
На этом разговор прервался. Дон Марсиаль вдруг стал задумчив — он размышлял об угрозах апачского вождя.
Они подошли к потухшему костру.
Орлиная Голова тотчас же принялся разводить его.
— Что ты делаешь? — заметил ему Весельчак. — Ты дашь знать о нашем присутствии здесь.
— Нет, — ответил ему команчский вождь, отрицательно покачав головой, — Черный Медведь ушел теперь со своими воинами. Они уже далеко, предосторожности излишни.
Скоро костер разгорелся. Все пятеро с удовольствием уселись вокруг него и закурили трубки.
— Слава Богу, все окончилось благополучно, — начал после минутного молчания канадец, — без того удивительного хладнокровия, которое вы выказали, я не знаю, удалось бы вам так удачно отделаться.
— Подумаем теперь, как нам расстроить планы этих дьяволов, — сказал мексиканец.
— Очень просто, — заметил дон Луи. — Один из нас завтра явится на асиенду, расскажет обо всем случившемся, владелец примет меры, вот и все.
— Да, я согласен с этим, так и сделаем, — подтвердил Весельчак.
— Пять человек ничего не значат против пятисот, — заметил Орлиная Голова, — следует предупредить бледнолицых.
— Действительно, нам нужно привести это в исполнение, — проговорил Тигреро, — но кто из нас пойдет на асиенду? Мой товарищ и я не можем сделать этого.
— Я полагаю, что помехой тут ваша любовь, о которой вы упомянули в разговоре с индейцами, — тонко заметил канадец, — я понимаю, что вам трудно.
— Ну, что толку говорить об этом! — прервал его дон Луи. — Завтра на восходе солнца я берусь пройти на асиенду и объясню ее владельцу, какая опасность ему угрожает.
— Пусть будет так, это хорошее решение, — заключил совещание Весельчак.
— Ну, а что касается нас с товарищем, то как только наши лошади отдохнут, мы вернемся назад в Гуаймас.
— Нет, позвольте, — возразил дон Луи, — мне кажется, вам следует выработать для себя план действий и узнать результаты моего посещения асиенды. Это, я думаю, интересует вас больше, чем нас.
Мексиканец сделал движение, как будто собирался не согласиться с доводами дона Луи, но, подумав, сказал:
— Вы правы, я забыл об этом. Хорошо, я подожду вашего возвращения с асиенды.
Все пятеро искателей приключений обменялись после этого несколькими фразами, завернулись в свои плащи, растянулись на земле и заснули.
Глубочайшая тишина царила на небольшой полянке, слабо освещаемой красноватым отблеском потухавшего костра.
Около двух часов ночи, когда наши герои наслаждались безмятежным сном, кусты вдруг неслышно раздвинулись, и из них вышел человек.
Он постоял с минуту, прислушался, затем пополз, крадучись, к тому месту, где спал Тигреро.
При свете костра можно было без труда узнать, что это Черный Медведь. Вождь апачей вынул из-за пояса свой нож и тихо положил его на грудь Тигреро. Затем, оглядевшись вокруг, чтобы удостовериться, что все пятеро крепко спят, он исчез в кустарнике, который тотчас же сомкнулся за ним, словно проглотил его.
ГЛАВА Х. Перед нападением
Положив подле себя карабин, он набрал сухих сучьев и зажег костер, затем бросил в огонь несколько кусков сухого мяса и маисовых лепешек. Тем и окончились все его приготовления к скудному ужину. Он закурил трубку, сел возле огня и стал курить с обычным спокойствием, которое не покидает индейцев ни при каких обстоятельствах.
Прошло два часа. Ничто не нарушало спокойствия вождя.
Настала ночь, тьма окутала пустыню, тишина, в которой слышалось дыхание природы, проникла в бесконечный таинственный простор прерий.
Индеец оставался неподвижным, изредка поглядывая на своего коня, который весело щипал цепкую повилику и молодые побеги деревьев.
Вдруг Орлиная Голова поднял голову, наклонился всем телом вперед и, не изменяя положения тела, протянул руку к карабину. Конь его перестал есть, прижал уши и заржал во весь голос.
Лес оставался все таким же спокойным, но чуткое ухо индейца различило в этом спокойствии подозрительный шорох.
Через несколько секунд нахмурившееся лицо вождя прояснилось, он поднес указательные пальцы обеих рук ко рту и с таким искусством два-три раза повторил мелодичную руладу, что любой знаток птиц, спрятавшийся по соседству, поклялся бы, что это поет настоящий мексиканский соловей.
Не прошло и минуты, как со стороны реки несколько раз послышался крик водяной курочки.
Вслед за этим последовали шаги приближающихся лошадей, треск ломавшихся сучьев и шорох листьев. Два всадника выехали к костру.
Вождь даже не повернулся, чтобы узнать, кто это такие. Вероятно, он знал, кто должен был приехать к нему сюда.
Эти двое были дон Луи и Весельчак.
Они спутали ноги своих лошадей, пустив их пастись вместе с лошадью вождя, улеглись около костра и по приглашению вождя приняли участие в предложенной им трапезе.
Вчера дон Луи и Весельчак выехали из Ранчо и без отдыха ехали на свидание с Орлиной Головой.
Граф де Лорайль предложил им в пулькерии ехать вместе, но Весельчак отклонил это предложение. Не зная, для чего звал его вождь, он считал неудобным посвящать в его тайны постороннего человека.
Тем не менее они расстались с виду весьма дружелюбно, и граф горячо упрашивал дона Луи и канадца навестить его в Гетцали, на что те тоже отвечали уклончиво.
Удивительный случай: впечатление, произведенное графом на обоих искателей приключений, было настолько не в его пользу, что оба они, как бы по молчаливому соглашению, не только не сказали ему своих имен, но не открыли даже своей национальности и все время говорили с ним по-испански, хотя с первых же слов увидели, что граф француз. Разговор все время велся, однако, с самой утонченной вежливостью.
Когда ужин был закончен, Весельчак набил свою трубку и потянулся к костру за углем.
— Пусть брат мой подождет, — вдруг остановил его индеец.
Это было первые слова, произнесенные между тремя сидевшими у костра людьми — до сих пор они упорно молчали.
Весельчак посмотрел на него.
— Что-нибудь не так? — спросил он.
— Вождь не знает, — отвечал Орлиная Голова, — вождь услышал только подозрительный шорох, и далеко с подветренной стороны он слышал, как несколько бизонов, которые спокойно паслись, вдруг без всякой причины побежали.
— Гм! — буркнул канадец. — Это неспроста. Что ты думаешь об этом, Луи?
— В пустыне, — медленно ответил дон Луи, — все имеет причину, ничего не происходит случайно. Я думаю, что если нам ничего определенного не известно, то лучше всего ни на минуту не смыкать глаз. А вот еще, — добавил он, подняв голову и указывая товарищам на быстро проносившихся над ними больших птиц, — часто ли вам приходилось видеть, чтобы кондоры стаей носились в такой час?
Вождь тряхнул головой.
— Похоже, — пробормотал он, — собаки-апачи вышли на охоту.
— Возможно, — подтвердил Весельчак.
— Прежде всего, — подал свое мнение француз, — погасим огонь. Его отблеск, как бы ни был он слаб, может выдать нас.
Его товарищи последовали этому совету, и костер тотчас же был потушен.
— Бледнолицый брат вождя умен, — с изысканностью, свойственной индейцам, заметил Орлиная Голова, — и знает прерии. Вождь счастлив видеть его около себя.
Дон Луи поклонился вождю.
— Теперь, — продолжал Весельчак, — мы почти невидимы, никакая прямая опасность не грозит нам. Поговорим о делах. Вождь первый предупредил нас об опасности, ему и слово. Пусть он скажет что думает.
Индеец запахнулся в свой плащ. Собеседники приблизились друг к другу, чтобы можно было говорить вполголоса, и совет начался.
— С утра, с восходом солнца, — начал Орлиная Голова, — вождь ехал по прерии, торопясь достигнуть назначенного места свидания. Чтобы сократить путь, вождь ехал все время прямо, не сворачивая. Повсюду вдоль дороги встречались четкие следы недавно прошедшего большого отряда. Воины ехали не друг за другом, а широкой колонной. Видно, что они не боялись, потому что их много, им не для чего скрываться. Эти следы шли долго, но вдруг исчезли, и вождь, как ни старался, не мог вновь найти их.
— Ах, черт возьми! — тихо проговорил канадец. — Это неспроста.
— Сначала, — продолжал краснокожий, — вождь не обращал внимания на эти следы, но позже он почувствовал беспокойство — и вот вождь говорит вам об этом.
— Почему вождь так обеспокоился? — невольно подражая Орлиной Голове, произнес внимательно слушавший его дон Луи.
— Вождь думает — и докажет это, — что открытые в прериях следы принадлежали многочисленному отряду, направляющемуся против большого вигвама бледнолицых Гетцали.
— Что навело тебя на эту мысль? — продолжал расспрашивать дон Луи.
— Вот что. В час, когда аллигатор вылезает из прибрежного ила и выплывает в Рио-Хилу, вождь услыхал невдалеке топот лошадиных копыт. Чтобы не быть открытым, вождь забрался в густую чащу и видел, как на расстоянии полета стрелы от него в сторону Гетцали прошел отряд бледнолицых.
— Я знаю это, — заметил Весельчак. — Дальше.
— Вождь узнал человека, служившего проводником отряду, хотя тот сделал все, чтобы стать непохожим на себя, и вот вождь разгадал адскую хитрость собак-апачей.
— Кто же был этот проводник?
— Этого человека знает брат вождя. Это Черный Медведь, великий вождь племени Белого Ворона.
— Вождь, если ты не ошибся, то здесь скоро произойдет страшная резня. Черный Медведь неумолимый враг белых.
— Вот потому-то вождь и говорит это своему брату. Но какое нам дело? В пустыне у каждого хватает забот, чтобы еще заниматься другими.
Канадец покачал головой и сказал:
— Да, то, что ты говоришь, верно, нам придется оставить жителей асиенды на произвол судьбы и не вмешиваться в дела, которые могут причинить нам только неприятности.
— Итак, сообразно с этим вы и хотите поступить? — взволнованно спросил его француз.
— Я не говорю этого окончательно, — ответил канадец, — но дело, во всяком случае, очень трудное. Против нас очень много врагов.
— Да, но те, на кого хотят напасть, ведь ваши соотечественники?
— Вот это-то и усложняет вопрос. Мне жалко, если этих несчастных оскальпируют. С другой стороны, если мы ввяжемся в это дело, то рискуем сами сделаться жертвами нашей самоотверженности.
— Ну, зачем так думать?
— Чтобы взвесить все за и против. Не рассчитав всех последствий, я никогда ничего не предпринимаю, но, раз решив, уже не сворачиваю в сторону.
Дон Луи рассмеялся, услышав такое своеобразное рассуждение.
— У меня есть план, — вновь начал через минуту канадец. — Ночь, конечно, не пройдет без того, чтобы мы не узнали чего-либо нового. Подойдем поближе к реке, и я уверен, что сомнения наши разрешатся. Мы увидим, что надо делать. Лошади здесь в безопасности, оставим их на этом месте, а то они нам могут помешать.
Все трое легли наземь и стали ползти в направлении, указанном Весельчаком.
Ночь стояла чудная. Луна светила, воздух был так чист, что на ровном месте предметы были видны с очень далекого расстояния.
Трое искателей приключений не вышли из-за своего укрытия и, достигнув опушки леса, замаскировались совершенно и стали ждать с тем терпением, на которое способны только лишь лесные американские охотники.
Тишина, царившая в великой пустыне, была настолько полная, что даже непривычное ухо без труда улавливало самые слабые звуки. Вот ветка упала на воду, вот камешек отвалился от берега, подмытый водой, вот непрерывный, неумолкаемый тихий говор речных струй, бегущих по каменистому руслу, вот сова перелетает с сучка на сучок, шелестя крыльями. Все эти звуки отчетливо выделяются в ночной тишине.
Так прошло несколько часов. Все трое лежали спокойно, не двигаясь, как бы окаменев, насторожив слух и зрение, держа пальцы на спусках карабинов. В эти минуты ничто не могло захватить их врасплох, но ничто и не подтверждало ни подозрений Орлиной Головы, ни предсказания Весельчака. Вдруг дон Луи почувствовал, что рука вождя коснулась его плеча, указывая ему на реку. Он привстал на колени и посмотрел в том направлении.
Почти незаметное движение виднелось на поверхности реки, как будто на глубине плыл аллигатор.
— Ну вот, — тихо проговорил Весельчак, — начинается то самое, чего мы ждали.
Вскоре показалась черная масса. Она скорее плыла по воздуху, чем по воде, и тихо продвигалась к тому месту, где в засаде сидели наши охотники.
Через несколько секунд эта масса остановилась, и несколько раз раздался вой луговой собаки.
Тотчас же отозвался вой шакала, раздавшийся так близко от наших наблюдателей, что они не могли удержаться и вздрогнули. Человек, висевший до того времени, уцепившись за сук громадного дуба, спрыгнул на землю в трех шагах от того места, где они лежали.
Он был одет в мексиканский костюм.
— Иди, вождь, — проговорил он вполголоса, сам не рискуя выйти на песчаную отмель, на которой стоял приплывший человек, — иди сюда, мы одни.
Человек вскарабкался на крутой берег и подошел к ожидавшему его на берегу.
— Брат вождя говорит очень громко, — заметил он, — в пустыне никогда нельзя думать, что находишься один. Листья имеют глаза, у деревьев есть уши.
— Что ты говоришь! Это вздор. Кому надо нас подслушивать? Кроме твоих воинов, которые, вероятно, скрыты вблизи, никто не увидит и не услышит нас.
Краснокожий покачал головой.
Теперь, когда он стоял так близко от наших охотников, Весельчак убедился, что Орлиная Голова был прав, это действительно был Черный Медведь.
Оба встретившихся с минуту помолчали, глядя друг на друга.
Первым заговорил вкрадчивым тоном мексиканец.
— А ты ловок, вождь. Не знаю, как ты это устроил, но ведь ты вошел внутрь асиенды.
— Да, — отвечал индеец.
— Теперь нам остается сделать последние распоряжения. Ты — великий вождь, и я на тебя всецело полагаюсь. Вот то, что я обещал тебе. Я должен был уплатить тебе после, но не хочу, чтобы даже тень легла между нами.
Краснокожий оттолкнул кошелек, который ему протягивал его собеседник.
— Черный Медведь думал, — холодно проговорил он.
— О чем, если это не тайна?
— Воин не баба и не станет терять слова даром. То, что бледнолицый брат предлагает вождю апачей, тот отвергает.
— Что это значит?
— Что все условия разорваны.
Мексиканец с трудом подавил волнение, вызванное глубоким разочарованием при этом известии.
— Итак, ты не созвал своих воинов, и когда я дам знак, ты не нападешь на асиенду?
— Черный Медведь созвал своих воинов и нападет на бледнолицых.
— Что же означают твои слова? Признаюсь, вождь, я не понимаю тебя.
— Это оттого, что бледнолицый не хочет понять. Черный Медведь нападет на асиенду сам по себе.
— Так и было установлено между нами, мне кажется.
— Да. Но Черный Медведь видел Поющую Птичку, его вигвам пуст, он хочет ввести туда бледнолицую девушку.
— Несчастный! — в страшном раздражении закричал мексиканец. — Ты изменил мне!
— В чем вождь изменил бледнолицему? — отвечал краснокожий совершенно спокойно. — Бледнолицый предложил сделку, вождь отвергает ее, в чем тут измена?
Мексиканец закусил от ярости губы. Он едва сохранял самообладание и от душившего его гнева ничего не мог говорить.
— Я отомщу тебе, — задыхаясь, проговорил он наконец.
— Черный Медведь — могучий вождь. Он смеется над карканьем ворон. Бледнолицый ничего не сделает вождю.
Во мгновение ока мексиканец ринулся на краснокожего, схватил его за горло и, выхватив кинжал, приготовился вонзить его.
Но апач следил за всеми движениями своего противника. Не менее ловким движением он освободился из его тисков и мгновенно отпрыгнул, так что мексиканец не мог достать его.
— Бледнолицый осмелился коснуться вождя, — глухим голосом проговорил краснокожий, — и потому умрет.
Мексиканец выхватил из-за пояса пистолеты.
Нельзя сказать, чем бы закончилась эта сцена, если бы неожиданное обстоятельство не изменило ее совершенно.
С того же дерева, откуда несколькими секундами раньше появился мексиканец, спрыгнул теперь еще один человек, бросился на апача, поверг его на землю и отнял у него всякую возможность даже пошевелиться прежде, чем тот успел опомниться и хоть как-то защититься.
— На этом дубе, должно быть, сидит целый легион чертей, — с невидимой во тьме улыбкой прошептал Весельчак.
Мексиканец и человек, так кстати явившийся ему на помощь, связали индейца по рукам и ногам реатой.
— Теперь ты в моей власти, вождь, согласись сделать то, что я захочу.
Апач нагло расхохотался и испустил резкий свист.
По этому сигналу словно из-под земли появились пятьдесят индейских воинов. Это произошло так быстро, что двое белых не успели оглянуться, как их окружило непроходимое кольцо.
— Черт возьми! — тихо шепнул Весельчак. — Дело осложняется. Посмотрим, что они будут делать.
— А мы что будем делать? — на ухо ему прошептал дон Луи.
Канадец ответил ему на это движением плеч, которое на всех языках означает: «Что поделаешь? Оставим все на волю Божью!» — и стал следить за всеми неожиданными перипетиями этой сцены.
— Кукарес! — крикнул своему товарищу мексиканец. — Держи хорошенько этого негодяя и при малейшем движении кольни его, как собаку.
— Будьте спокойны, дон Марсиаль, — ответил леперо, вынимая из-за пояса длинный нож, отточенный клинок которого отразил голубоватый свет луны.
— Что скажет Черный Медведь? — начал Тигреро, обращаясь к распростертому у его ног вождю.
— Жизнь вождя принадлежит бледнолицей собаке. Возьми ее, если осмелишься! — с презрительной улыбкой отвечал апач.
— Я не стану убивать тебя, но не из-за страха, так как страх мне не знаком, — сказал мексиканец, — а потому, что я презираю пролитие крови беззащитного врага, даже если враг этот такой, как ты, проклятый шакал.
— Пусть бледнолицая собака убьет вождя, но не глумится над ним, так говорит вождь. Пусть не теряет времени, а то воины могут потерять терпение, и собака-бледнолицый умрет неотомщенный.
— Напрасно ты все это говоришь, твои воины не двинут пальцем, пока ты в таком положении, ты сам это знаешь. Я предпочитаю предложить тебе мир.
— Мир! — проговорил вождь, и во взоре его сверкнула молния. — На каких условиях?
— На двух… Кукарес, отпусти реату, но смотри за ним.
Леперо повиновался. Вождь поднялся на колени.
— Пусть говорит бледнолицый, уши вождя открыты. Какие это условия?
— Прежде всего, я и мой товарищ можем удалиться куда хотим.
— Что еще?
— А затем ты обязуешься оставаться со своими воинами здесь и не возвращаться на асиенду в том обличии, которое ты принял в течение последних суток.
— Это все?
— Все.
— Пусть бледнолицый выслушает теперь вождя. Вождь принимает условия бледнолицего, но пусть бледнолицый выслушает условия вождя.
— Говори.
— Вождь войдет на асиенду в военном уборе своего племени, прежде чем солнце успеет трижды зайти за вершины высоких вечерних гор.
— Апач, ты хвастаешься, ты не можешь войти на асиенду иначе, как при помощи предательства.
— Увидим! — И, улыбнувшись зловещей улыбкой, вождь прибавил: — Поющая Птичка войдет в вигвам вождя апачей и будет жарить ему дичь.
Мексиканец презрительно пожал плечами.
— Ну что ж, попробуй овладеть асиендой, а с нею и молодой девушкой,
— Вождь попробует. Бледнолицый, руку!
— Вот она.
Апач обернулся к своим воинам, держа в своей руке руку Тигреро.
— Братья! — проговорил он повелительным властным тоном. — Этот бледнолицый — друг Черного Медведя, пусть никто не тронет его.
Воины молча наклонили головы и расступились, чтобы дать дорогу обоим белым.
— Прощай, — сказал Черный Медведь, провожая своего врага. — Двадцать четыре часа с этой минуты вождь не пойдет по следам бледнолицего. Вождь не пойдет по следам бледнолицего.
— Ты ошибаешься, апачская собака, — ответил дон Марсиаль презрительно, — это я не стану преследовать тебя.
— Отлично, так, значит, вождь и бледнолицый еще увидятся, — заметил на это Черный Медведь.
И он удалился медленным и твердым шагом в сопровождении своих воинов, звуки шагов которых вскоре затихли в лесной глуши.
— Право, дон Марсиаль, — начал леперо, — я думаю, что напрасно вы так легко отпустили эту индейскую собаку.
— Надо же было как-нибудь выйти из ловушки, в которую мы попали. Но партия еще не сыграна. Пойдем, найдем лошадей.
— Подождите еще одну минуту, — вдруг заговорил Весельчак, выходя из своей засады с двумя своими товарищами.
— Что там такое, кто там еще? — закричал растерявшийся Кукарес и схватился за свой нож, тогда как дон Марсиаль спокойно вооружился двумя пистолетами.
— Что это такое, кабальеро? — невозмутимо переспросил Весельчак. — Мне думается, вы сами это хорошо видите.
— Я вижу трех человек.
— Совершенно верно, вы видите трех человек, которые незримо присутствовали при сцене, которую вы так храбро закончили, трех человек, которые готовы были прийти к вам на помощь, если бы в этом была необходимость, и которые и теперь предлагают вам действовать вместе, чтобы помешать разграблению асиенды апачами. Согласны ли вы?
— Все это хорошо, — отвечал Тигреро, — но я хотел бы знать, что побуждает вас поступать так?
— Во-первых, мы желаем оказать вам услугу, а во-вторых, спасти скальпы несчастных, находящихся сейчас на асиенде, которым угрожают эти проклятые апачи.
— Тогда я с великой признательностью принимаю ваше предложение.
— Не угодно ли последовать за нами туда, где мы остановились, чтобы вместе обсудить план действия?
Как только Кукарес убедился, что трое так неожиданно появившихся людей не являются врагами, он заткнул мачете за пояс и пошел за лошадьми, которые паслись невдалеке. Он вернулся к концу разговора, и все трое направились к тому месту, где расположился Орлиная Голова.
— Имейте в виду, — обратился Весельчак к дону Марсиалю, — сегодня ночью вы приобрели себе неумолимого врага. Если вы не поторопитесь убить его, то не сегодня завтра Черный Медведь убьет вас. Апачи не прощают оскорблений.
— Я это знаю и приму меры, будьте спокойны.
— Это ваше дело. Не лучше ли было бы вам освободиться от него в тот момент, когда вы его повалили, чтобы не думать о последствиях.
— Могли я ожидать, что друзья мои находятся так близко от меня? О, если бы я знал это.
— Ну, что сделано, то сделано, нечего об этом и говорить.
— А как вы думаете, сдержит ли этот человек свое слово?
— О! Вы не знаете Черного Медведя, он твердо держит данное слово и не сделает ничего, что не согласуется с самыми высокими понятиями о чести. Вы видели, что пока вы говорили с ним, он не юлил, все слова его были прямы.
— Это правда.
— Так что будьте уверены, он сдержит слово.
На этом разговор прервался. Дон Марсиаль вдруг стал задумчив — он размышлял об угрозах апачского вождя.
Они подошли к потухшему костру.
Орлиная Голова тотчас же принялся разводить его.
— Что ты делаешь? — заметил ему Весельчак. — Ты дашь знать о нашем присутствии здесь.
— Нет, — ответил ему команчский вождь, отрицательно покачав головой, — Черный Медведь ушел теперь со своими воинами. Они уже далеко, предосторожности излишни.
Скоро костер разгорелся. Все пятеро с удовольствием уселись вокруг него и закурили трубки.
— Слава Богу, все окончилось благополучно, — начал после минутного молчания канадец, — без того удивительного хладнокровия, которое вы выказали, я не знаю, удалось бы вам так удачно отделаться.
— Подумаем теперь, как нам расстроить планы этих дьяволов, — сказал мексиканец.
— Очень просто, — заметил дон Луи. — Один из нас завтра явится на асиенду, расскажет обо всем случившемся, владелец примет меры, вот и все.
— Да, я согласен с этим, так и сделаем, — подтвердил Весельчак.
— Пять человек ничего не значат против пятисот, — заметил Орлиная Голова, — следует предупредить бледнолицых.
— Действительно, нам нужно привести это в исполнение, — проговорил Тигреро, — но кто из нас пойдет на асиенду? Мой товарищ и я не можем сделать этого.
— Я полагаю, что помехой тут ваша любовь, о которой вы упомянули в разговоре с индейцами, — тонко заметил канадец, — я понимаю, что вам трудно.
— Ну, что толку говорить об этом! — прервал его дон Луи. — Завтра на восходе солнца я берусь пройти на асиенду и объясню ее владельцу, какая опасность ему угрожает.
— Пусть будет так, это хорошее решение, — заключил совещание Весельчак.
— Ну, а что касается нас с товарищем, то как только наши лошади отдохнут, мы вернемся назад в Гуаймас.
— Нет, позвольте, — возразил дон Луи, — мне кажется, вам следует выработать для себя план действий и узнать результаты моего посещения асиенды. Это, я думаю, интересует вас больше, чем нас.
Мексиканец сделал движение, как будто собирался не согласиться с доводами дона Луи, но, подумав, сказал:
— Вы правы, я забыл об этом. Хорошо, я подожду вашего возвращения с асиенды.
Все пятеро искателей приключений обменялись после этого несколькими фразами, завернулись в свои плащи, растянулись на земле и заснули.
Глубочайшая тишина царила на небольшой полянке, слабо освещаемой красноватым отблеском потухавшего костра.
Около двух часов ночи, когда наши герои наслаждались безмятежным сном, кусты вдруг неслышно раздвинулись, и из них вышел человек.
Он постоял с минуту, прислушался, затем пополз, крадучись, к тому месту, где спал Тигреро.
При свете костра можно было без труда узнать, что это Черный Медведь. Вождь апачей вынул из-за пояса свой нож и тихо положил его на грудь Тигреро. Затем, оглядевшись вокруг, чтобы удостовериться, что все пятеро крепко спят, он исчез в кустарнике, который тотчас же сомкнулся за ним, словно проглотил его.
ГЛАВА Х. Перед нападением
При первом крике жаворонка, то есть при самом восходе солнца, пять искателей приключений проснулись.
Ночь прошла спокойно, ничто не нарушило глубокого сна отдыхавших людей. Но под утро обильная свежая роса насквозь промочила их плащи, и они поспешили подняться, чтобы размять застывшие и онемевшие члены.
При первом движении дона Марсиаля с его груди на землю упал нож. Мексиканец подобрал его и испустил крик удивления, почти ужаса, показывая его товарищам.
Рукоятка ножа была еще покрыта большими кровавыми пятнами. Мы знаем, как этот нож попал к Марсиалю.
— Что это значит? — закричал он, потрясая ножом.
Орлиная Голова взял его и внимательно рассмотрел.
— О-о-а! — с изумлением проговорил он. — Черный Медведь приходил к нам, когда мы спали.
Охотники не могли удержаться, чтобы не выразить своего ужаса.
— Это невозможно! — заявил Весельчак.
Индеец только покачал головой.
— Нет, это скальпировальный нож апачского вождя, на рукоятке вырезан тотем его племени.
— Да, это верно.
— Черный Медведь великий и славный вождь, его сердце велико и может вместить весь мир. Черный Медведь не отступит от данного слова и показывает врагу, что он был владыкой жизни его и что он сумеет взять ее в тот час, когда найдет это удобным. Вот что значит этот нож, положенный на грудь гачупина 24 во время сна.
Четверо белых были смущены такой отвагой; дрожь пробежала по их телу, когда они подумали, что были во власти врага, который не унизился до того, чтобы убивать сонных, а удовлетворился тем, что так гордо бросил им вызов. Особенно мексиканец, несмотря на всю свою смелость, почувствовал, как замерло у него сердце, когда он представил картину: себя — спящего, и над собой апача, своего врага, с ножом.
Ночь прошла спокойно, ничто не нарушило глубокого сна отдыхавших людей. Но под утро обильная свежая роса насквозь промочила их плащи, и они поспешили подняться, чтобы размять застывшие и онемевшие члены.
При первом движении дона Марсиаля с его груди на землю упал нож. Мексиканец подобрал его и испустил крик удивления, почти ужаса, показывая его товарищам.
Рукоятка ножа была еще покрыта большими кровавыми пятнами. Мы знаем, как этот нож попал к Марсиалю.
— Что это значит? — закричал он, потрясая ножом.
Орлиная Голова взял его и внимательно рассмотрел.
— О-о-а! — с изумлением проговорил он. — Черный Медведь приходил к нам, когда мы спали.
Охотники не могли удержаться, чтобы не выразить своего ужаса.
— Это невозможно! — заявил Весельчак.
Индеец только покачал головой.
— Нет, это скальпировальный нож апачского вождя, на рукоятке вырезан тотем его племени.
— Да, это верно.
— Черный Медведь великий и славный вождь, его сердце велико и может вместить весь мир. Черный Медведь не отступит от данного слова и показывает врагу, что он был владыкой жизни его и что он сумеет взять ее в тот час, когда найдет это удобным. Вот что значит этот нож, положенный на грудь гачупина 24 во время сна.
Четверо белых были смущены такой отвагой; дрожь пробежала по их телу, когда они подумали, что были во власти врага, который не унизился до того, чтобы убивать сонных, а удовлетворился тем, что так гордо бросил им вызов. Особенно мексиканец, несмотря на всю свою смелость, почувствовал, как замерло у него сердце, когда он представил картину: себя — спящего, и над собой апача, своего врага, с ножом.