Страница:
Доктор, получая письма от маркизы, узнал от нее, во-первых, что она вышла замуж за графа, и об ее отъезде в Нью-Йорк. Несколько месяцев спустя, она ему написала, что нашла Юлиана; молодой человек тоже писал отцу. Радость двух отшельников была, разумеется, безгранична.
Тем временем война в Мексике все более и более разгоралась, а Юлиану нельзя было как осужденному и бежавшему от ссылки возвратиться во Францию. Поэтому доктор задумал сам отправиться в Мексику для свидания с сыном. При первом его заявлении о желании снова поступить на службу, ему тотчас же было предложено место корпусного доктора в мексиканской армии. Дениза была в отчаянии, что ей приходится остаться в Париже одной, хотя она вполне сознавала, что доктор не мог взять ее с собой в действующую армию. Графиня де Валенфлер находилась в Канаде, куда доктору немыслимо было отвезти Денизу, и он ее утешал тем, что, осмотревшись на месте, ей напишет, чтобы она приехала, когда это станет возможным. Почти все приготовления к отъезду доктора были окончены, день отъезда уже был назначен, когда он вдруг получил от графини де Валенфлер письмо, отчасти изменившее его намерение и доставившее Денизе великое и неожиданное утешение. Графиня де Валенфлер писала своему старому другу, что она предпринимает путешествие через индейскую территорию в Мексику, в асиенду де-ля-Флорида, и уговаривала его взять с собой Денизу, которую он мог оставить в асиенде под ее покровительством, так как она намерена пробыть там долгое время. Дениза мигом собралась; решено было, что Мариетта, дочь привратника, которая выросла и продолжала жить у доктора в качестве подруги Денизы, тоже поедет с ними. Они сели на пароход «Belle Adele» и отплыли в Мексику. На этом пароходе в числе матросов находился и тот Жоан, который, прибыв с пассажирами на асиенду «Флорида», узнал в графине де Валенфлер бывшую маркизу Жермандиа.
ГЛАВА XIII
ГЛАВА XIV
ГЛАВА XV
ГЛАВА XVI
Тем временем война в Мексике все более и более разгоралась, а Юлиану нельзя было как осужденному и бежавшему от ссылки возвратиться во Францию. Поэтому доктор задумал сам отправиться в Мексику для свидания с сыном. При первом его заявлении о желании снова поступить на службу, ему тотчас же было предложено место корпусного доктора в мексиканской армии. Дениза была в отчаянии, что ей приходится остаться в Париже одной, хотя она вполне сознавала, что доктор не мог взять ее с собой в действующую армию. Графиня де Валенфлер находилась в Канаде, куда доктору немыслимо было отвезти Денизу, и он ее утешал тем, что, осмотревшись на месте, ей напишет, чтобы она приехала, когда это станет возможным. Почти все приготовления к отъезду доктора были окончены, день отъезда уже был назначен, когда он вдруг получил от графини де Валенфлер письмо, отчасти изменившее его намерение и доставившее Денизе великое и неожиданное утешение. Графиня де Валенфлер писала своему старому другу, что она предпринимает путешествие через индейскую территорию в Мексику, в асиенду де-ля-Флорида, и уговаривала его взять с собой Денизу, которую он мог оставить в асиенде под ее покровительством, так как она намерена пробыть там долгое время. Дениза мигом собралась; решено было, что Мариетта, дочь привратника, которая выросла и продолжала жить у доктора в качестве подруги Денизы, тоже поедет с ними. Они сели на пароход «Belle Adele» и отплыли в Мексику. На этом пароходе в числе матросов находился и тот Жоан, который, прибыв с пассажирами на асиенду «Флорида», узнал в графине де Валенфлер бывшую маркизу Жермандиа.
ГЛАВА XIII
Столовая в асиенде была огромных размеров и напоминала трапезную в каком-нибудь монастыре. Пол ее был вымощен черными и белыми плитами в виде шахматной доски, вдоль стены шел резной дубовый карниз. Стол был из массивного красного дерева, и за ним легко могли разместиться более ста человек.
Дон Кристобаль де Карденас, также, как большая часть пограничных асиендерос, придерживался обычая своих предков и садился всегда за стол со всей своей многочисленной прислугой.
Ужин подходил к концу и прислуга уже удалилась, когда мажордом подошел к дону Кристобалю де Карденасу и вызвал его в другую комнату. Там стояли краснокожие вожди и оба охотника.
Понятно, что свидание между стариком-отцом, сыном и его невестой было в высшей степени трогательно.
Когда все несколько поуспокоились, графиня де Валенфлер сказала:
— Теперь остается довершить дело, то есть повенчать эту влюбленную пару. — При этом она указала на Юлиана и Денизу, которые отошли в сторону и, занятые своим разговором, по-видимому, забыли обо всех окружающих.
— Эту мысль можно здесь отлично осуществить, — ответил дон Кристобаль, — у меня есть часовня и постоянный священник.
— А потом, — сказал доктор, улыбаясь, — мы их отошлем во Францию, пускай там проводят медовый месяц.
— Увы, отец! — сказал Юлиан. — Ты забываешь, что мы с Бернардо беглые ссыльные.
— Я ничего не забыл и еще из ума не выжил. Ты и Бернардо теперь свободны.
— Свободны! — воскликнули оба друга с изумлением.
— Да, когда я изъявил желание поступить опять на службу, то, между прочим, не скрыл от своего друга генерала Пр., что главная причина, побудившая меня ехать в Мексику, было желание повидаться с тобою, так как тебе невозможно было вернуться во Францию. Он очень подробно меня обо всем расспросил, и, едва я прибыл в Урэс, как главнокомандующий там, генерал X., встретил меня следующими словами:
— Я тем более рад с вами познакомиться, доктор, что имею вам сообщить весьма радостную весть, ваш сын, доктор Юлиан Иригойен, и товарищ его, Бернардо Зумето, исключены из списка ссыльных и могут вернуться во Францию, когда пожелают. — В подтверждение своих слов, генерал X. передал мне следующие бумаги.
Доктор подал сыну бумаги, давшие ему и Бернардо право беспрепятственно вернуться во Францию.
— Ура! — воскликнул Бернардо, упорно молчавший до этой минуты. — Если это сон, то я прошу, чтобы меня не будили! Мексика — прекрасная страна, в которой, однако, слишком уж много диких зверей и диких людей. Париж все-таки лучше; хотя во Франции нет золотых приисков, но там приятнее живется, главное — безопаснее! Чем скорее мы вернемся во Францию, тем лучше!
Все рассмеялись неожиданной выходке Бернардо. Потом общим советом решили, что доктор отправится в Урэс и попросит генерала X. удостоить свадьбу сына своим присутствием; кроме того, за отсутствием французских гражданских властей, командующий военным округом должен был скрепить свадебный контракт и, стало быть, необходимо было пригласить французские власти.
— Когда же назначить свадьбу? — спросил доктор.
— Через две недели, — сказал Юлиан. — Мы успеем все до тех пор устроить.
— Согласен, — сказал старый доктор, — ну, теперь, друзья мои, я нахожу, что всем пора спать. День был наполнен такими разнообразными событиями, что нужен отдых. Спокойной ночи!
Все последовали совету доктора, и дамы первыми простились и удалились. Но в ту минуту, как мужчины собирались сделать то же самое, Юлиан их удержал, объявив, что имеет сообщить нечто важное.
Все остались и приготовились его слушать внимательно, зная, что подобный человек напрасно не станет их задерживать.
Дон Кристобаль де Карденас, также, как большая часть пограничных асиендерос, придерживался обычая своих предков и садился всегда за стол со всей своей многочисленной прислугой.
Ужин подходил к концу и прислуга уже удалилась, когда мажордом подошел к дону Кристобалю де Карденасу и вызвал его в другую комнату. Там стояли краснокожие вожди и оба охотника.
Понятно, что свидание между стариком-отцом, сыном и его невестой было в высшей степени трогательно.
Когда все несколько поуспокоились, графиня де Валенфлер сказала:
— Теперь остается довершить дело, то есть повенчать эту влюбленную пару. — При этом она указала на Юлиана и Денизу, которые отошли в сторону и, занятые своим разговором, по-видимому, забыли обо всех окружающих.
— Эту мысль можно здесь отлично осуществить, — ответил дон Кристобаль, — у меня есть часовня и постоянный священник.
— А потом, — сказал доктор, улыбаясь, — мы их отошлем во Францию, пускай там проводят медовый месяц.
— Увы, отец! — сказал Юлиан. — Ты забываешь, что мы с Бернардо беглые ссыльные.
— Я ничего не забыл и еще из ума не выжил. Ты и Бернардо теперь свободны.
— Свободны! — воскликнули оба друга с изумлением.
— Да, когда я изъявил желание поступить опять на службу, то, между прочим, не скрыл от своего друга генерала Пр., что главная причина, побудившая меня ехать в Мексику, было желание повидаться с тобою, так как тебе невозможно было вернуться во Францию. Он очень подробно меня обо всем расспросил, и, едва я прибыл в Урэс, как главнокомандующий там, генерал X., встретил меня следующими словами:
— Я тем более рад с вами познакомиться, доктор, что имею вам сообщить весьма радостную весть, ваш сын, доктор Юлиан Иригойен, и товарищ его, Бернардо Зумето, исключены из списка ссыльных и могут вернуться во Францию, когда пожелают. — В подтверждение своих слов, генерал X. передал мне следующие бумаги.
Доктор подал сыну бумаги, давшие ему и Бернардо право беспрепятственно вернуться во Францию.
— Ура! — воскликнул Бернардо, упорно молчавший до этой минуты. — Если это сон, то я прошу, чтобы меня не будили! Мексика — прекрасная страна, в которой, однако, слишком уж много диких зверей и диких людей. Париж все-таки лучше; хотя во Франции нет золотых приисков, но там приятнее живется, главное — безопаснее! Чем скорее мы вернемся во Францию, тем лучше!
Все рассмеялись неожиданной выходке Бернардо. Потом общим советом решили, что доктор отправится в Урэс и попросит генерала X. удостоить свадьбу сына своим присутствием; кроме того, за отсутствием французских гражданских властей, командующий военным округом должен был скрепить свадебный контракт и, стало быть, необходимо было пригласить французские власти.
— Когда же назначить свадьбу? — спросил доктор.
— Через две недели, — сказал Юлиан. — Мы успеем все до тех пор устроить.
— Согласен, — сказал старый доктор, — ну, теперь, друзья мои, я нахожу, что всем пора спать. День был наполнен такими разнообразными событиями, что нужен отдых. Спокойной ночи!
Все последовали совету доктора, и дамы первыми простились и удалились. Но в ту минуту, как мужчины собирались сделать то же самое, Юлиан их удержал, объявив, что имеет сообщить нечто важное.
Все остались и приготовились его слушать внимательно, зная, что подобный человек напрасно не станет их задерживать.
ГЛАВА XIV
Юлиан Иригойен рассказал о случившемся при нем в прерии и прочитал вслух письмо, найденное при убитом мексиканце. Все поняли, что готовится нападение на асиенду: но когда? Кем? Этих вопросов, конечно, никто не мог решить. Потолковав серьезно между собой, присутствовавшие пришли к заключению, что следует увеличить гарнизон в асиенде. Послали за Но-Игнасио Торрихосом, мажордомом, и спросили у него: сколькими людьми он может располагать. Он объяснил, что со всех пастбищ, гуртов и табунов в течение двух недель можно собрать около семисот человек, маленькими группами чтобы не возбудить подозрения со стороны неизвестных врагов, которые, вероятно, следят за тем, что делается в асиенде. Кроме того, в асиенде было постоянных пеонов, вакеро и т. п. человек около четырехсот — что составляло будущую маленькую армию в тысячу сто человек. Шарбон и Бернардо объявили, что на другое же утро отправятся в прерии и навербуют надежный отряд охотников-канадцев и укроют его где-нибудь поблизости, для того, чтобы напасть на неприятеля с тыла, когда завяжется борьба. Юлиана Иригойена единогласно избрали главнокомандующим, ему поручили распоряжаться охра ной асиенды. Его известная храбрость и опытность в борьбе с дикими племенами и хищниками внушали к нему всеобщее доверие.
Все встали с мест и уже собирались разойтись, как вдруг невдалеке раздался ружейный выстрел.
Одним прыжком мажордом выскочил из комнаты.
— Неужели это нападение на асиенду? — воскликнул дон Кристобаль с беспокойством.
— Нет, не похоже на то, — ответил Юлиан, осматривая свое ружье. — Подождем Игнасио, он, вероятно, разузнает, в чем дело.
Прошло минут десять довольно тягостного ожидания; затем раздались шаги и вошел мажордом в сопровождении нескольких пеонов, которые вели красивого, молодого человека, одетого в живописный костюм ранчеро.
Оказалось, что денщик доктора, с которым он никогда не расставался со времени его походов еще в Африке, вздумал вспомнить старину и отправился с ружьем делать, по его выражению, «обход». Вдруг он увидел какого-то человека, шедшего по саду с ружьем под мышкой, точно запоздалый охотник, возвращавшийся домой. Он его окликнул, но тот довольно дерзко ответил ему, что если он не ослеп, то должен видеть, что идет человек. Это раздосадовало старого служаку, и он повторил вопрос, но на этот раз опять получил в ответ: «Старый дурак! Или не видишь, что человек идет!» Тут старый воин не выдержал и выстрелил в воздух, чтобы созвать людей. Схваченный незнакомец объявил прибежавшему мажордому, что он вошел незаметно в асиенду, с целью передать весьма важное известие Темному Сердцу. Вот почему мажордом и распорядился его привести.
Молодой человек оказался действительно известным Юлиану, который однажды спас жизнь ему в саванне. Он в настоящее время находился в отряде Майора, который ему поручил потихоньку забраться в асиенду и снять с нее план. Зная, что Темное Сердце находится в асиенде и не сочувствуя нисколько Майору в его грабежах, он решил продать Майора Темному Сердцу, в благодарность за свою спасенную жизнь, и, кроме того, зная, как богат дон Кристобаль, он сообразил, что тот хорошо заплатит за такую ценную услугу. Он все эти соображения и передал Темному Сердцу, как будто дело шло о пустяках; вообще в нём замечалась страшная смесь природного изящества и порядочности с напускным цинизмом и грубостью.
— Все это прекрасно, — ответил ему Юлиан, — но что же мне послужит порукой, что вы нас не обманываете?
Наваха, так звали пришельца, вынул из-за пазухи кожаный мешочек и высыпал на блюдечко его содержимое. Это были бриллианты — блюдечко наполнилось ими до краев.
— Вот мое ручательство, — сказал он, указывая на бриллианты. — Их тут на шестьдесят пять тысяч пиастров — это все, что я накопил в течение десяти лет; если дон Кристобаль согласится мне дать за мою услугу тысячу золотых унций, то я могу вернуться во Францию, что составляет мою заветную мечту. Я у вас в залоге оставляю эти бриллианты и обязываюсь дать вам знать, в какой день Майор нападет на асиенду; вы же отдадите мне мои бриллианты и выговоренную сумму после боя и в начале нападения захватите меня в плен: во-первых, чтобы вам легче было за мной наблюдать, во-вторых, чтобы спасти от Майора, который меня убьет, как собаку, когда узнает, что вы предупреждены.
— Я богат, — сказал асиендерос, — эти деньги для меня сущая безделица; если вы исполните ваше обещание, то я вам выдам не одну, а две тысячи унций золота.
— Ну значит, по рукам, дело сделано! Тогда выведите меня тайком из асиенды до восхода солнца, чтобы меня никто не видел — много шпионов Майора бродит вокруг.
— Хорошо, я согласен, — сказал Юлиан, после небольшого раздумья. — Сегодня же этот мешочек с бриллиантами и обещанные вам деньги будут отправлены в Эрмосильо к банкиру, к которому после битвы вам выдадут аккредитив. Согласны вы на это условие?
— Конечно, согласен! Только, ради Бога, не задерживайте меня долго, я уверен, что за мною следят.
— Еще одно слово. Нам нужно будет видеться. Каким образом это устроить?
— Я еще сам этого не знаю, но, будьте покойны, не пройдет и трех дней, как я еще раз у вас здесь побываю.
— Хорошо, я вас буду ждать.
Мажордом взялся вывести Наваху незаметным образом из асиенды. Все разошлись по своим комнатам и наконец воцарилась полная тишина.
Прошло несколько дней. Доктор уехал в Урэс. Бернардо и Шарбон тоже поехали в прерию вербовать защитников, а три вождя племени команчей отправились посмотреть, все ли обстоит вокруг асиенды благополучно.
Юлиан и дон Кристобаль были заняты приготовлениями к отпору неприятелю. Во многих местах возводились укрепления и временные жилища для прибывающих ежедневно, по распоряжению Но-Игнасио, пеонов и вакеро.
Так как на общем совете было решено скрыть от дам все эти тревожные слухи, то хозяин и Юлиан оправдывали свои постоянные отлучки страстью к охоте. Часто они возвращались поздно вечером, утомленные, но без всякой дичи. Дамы смеялись над ними, шутили над их неудачей, но не подозревали настоящей причины их отлучек.
Прошло уже две недели, и ни от доктора, ни от охотников не было никаких известий.
Все работы по внутреннему укреплению асиенды были окончены. Каждую ночь расставлялись цепи часовых вдоль стен, кроме того, каждый час патрули обходили парк, заглядывая в чащу, шаря за каждым кустом, так что прокрасться чужому человеку в асиенду было совершенно невозможно.
Однажды, незадолго до восхода солнца, Юлиан, которому не спалось, вздумал обойти все посты караульных, чтобы вполне убедиться в их надежности.
Он уже обошел почти весь парк, найдя все в отличном порядке, когда вдруг легкий шум заставил его остановиться у стены. Он спрятался за толстым стволом дерева, взвел курок своего карабина и стал пристально всматриваться в то место, откуда раздался шум.
Шорох повторился, пробовали отпереть дверь в стене, недалеко от того места, где он стоял.
Прошло еще минуты три, дверь потихоньку отворилась и в ней показался человек, который остановился, как бы в нерешительности, и оглянулся назад, прислушиваясь к чему-то.
Юлиан прицелился в незнакомца и произнес вполголоса, но твердо:
— Кто идет? Отвечай, или я выстрелю.
— Ого! Тут караул хорошо устроен, — ответил весело незнакомец. — Это я, Но-Игнасио, и я не один.
При этих словах он обернулся назад и издал легкий свист, похожий на шипение змеи. По этому знаку какой-то человек точно из-под земли вырос. Оба поспешно вошли в парк и заперли за собой калитку. Неизвестный, явившийся по знаку мажордома, оказался Наваха.
После обычных приветствий Наваха объявил, что Майор его, по-видимому, подозревает и что, кажется, за ним следят, потому что он слышал за собой подозрительный шорох и треск сучьев.
— Мы это сейчас узнаем, — сказал Юлиан. — Спрячьтесь в кусты, и если за вами кто-нибудь следит, то он, скорее всего, попробует сюда пробраться.
Все трое притаились в чаще и стали ждать. Прошло около десяти минут ничем не нарушенной тишины. Вдруг сова, сидевшая, вероятно, в углублении стены, вылетела, испуская пронзительный крик. Вслед за этим показался человек на гребне стены, над тем местом, где находилась калитка. Человек этот стал внимательно присматриваться и прислушиваться к тому, что происходило в парке, с такой осторожностью, что едва слышен был легкий шорох.
Но, несмотря на все его предосторожности, бедняга был встречен весьма недружелюбно. Едва коснулся он земли, как два человека на него набросились с такой силой, что, несмотря на его отчаянное сопротивление, он в миг был свален на землю и скручен по ногам и рукам; кроме того, ему завернули голову в одеяло и таким образом лишили возможности видеть и слышать, что вокруг него происходило. Исполнив это дело, все трое отошли в сторону, и Наваха рассказал им, что человек, которого они только что поймали, первое доверенное лицо Майора и что зовут его Себастьяном.
— Майор собирается напасть на асиенду недели через две, в безлунную ночь; нападение будет сделано с трех сторон разом, но пункты еще не назначены, — продолжал Наваха, — когда они будут известны, я дам вам знать. Посылайте всякий день на берег Рио-Гранде, там есть место, называемое «брод Ганакосов»; возле него возвышается памятник, окруженный исполинскими мологани. Когда посланный увидит пучок травы, привязанный к памятнику, то пускай роет землю у самого подножия; он найдет там жестяную коробку, а в ней письмо от меня.
Юлиан разговорился с Навахой, и тот понемногу рассказал ему всю свою жизнь. Он оказался французом, и начал свою карьеру на французской службе в Африке под начальством маркиза Жермандиа.
— Маркиза Жермандиа! — вскрикнул Юлиан, бледнея.
— Да, маркиза Жермандиа. Престранная судьба у этого человека, — продолжал Наваха, — он в Европе слывет убитым, а между тем он здравствует поныне и наводит здесь на всех ужас под именем Майора.
— Я это предчувствовал! — вскричал Юлиан. — Продолжайте, пожалуйста.
Наваха передал Юлиану подробности о мнимом самоубийстве полковника, которые уже известны читателю. По удалении Навахи, мажордом отвел пленного в тюрьму асиенды и приставил к нему караул.
Когда Юлиан вернулся в дом, уже все встали; несмотря на ранний час, доктор только что вернулся из Урэса.
Юлиан поспешил к нему.
Все встали с мест и уже собирались разойтись, как вдруг невдалеке раздался ружейный выстрел.
Одним прыжком мажордом выскочил из комнаты.
— Неужели это нападение на асиенду? — воскликнул дон Кристобаль с беспокойством.
— Нет, не похоже на то, — ответил Юлиан, осматривая свое ружье. — Подождем Игнасио, он, вероятно, разузнает, в чем дело.
Прошло минут десять довольно тягостного ожидания; затем раздались шаги и вошел мажордом в сопровождении нескольких пеонов, которые вели красивого, молодого человека, одетого в живописный костюм ранчеро.
Оказалось, что денщик доктора, с которым он никогда не расставался со времени его походов еще в Африке, вздумал вспомнить старину и отправился с ружьем делать, по его выражению, «обход». Вдруг он увидел какого-то человека, шедшего по саду с ружьем под мышкой, точно запоздалый охотник, возвращавшийся домой. Он его окликнул, но тот довольно дерзко ответил ему, что если он не ослеп, то должен видеть, что идет человек. Это раздосадовало старого служаку, и он повторил вопрос, но на этот раз опять получил в ответ: «Старый дурак! Или не видишь, что человек идет!» Тут старый воин не выдержал и выстрелил в воздух, чтобы созвать людей. Схваченный незнакомец объявил прибежавшему мажордому, что он вошел незаметно в асиенду, с целью передать весьма важное известие Темному Сердцу. Вот почему мажордом и распорядился его привести.
Молодой человек оказался действительно известным Юлиану, который однажды спас жизнь ему в саванне. Он в настоящее время находился в отряде Майора, который ему поручил потихоньку забраться в асиенду и снять с нее план. Зная, что Темное Сердце находится в асиенде и не сочувствуя нисколько Майору в его грабежах, он решил продать Майора Темному Сердцу, в благодарность за свою спасенную жизнь, и, кроме того, зная, как богат дон Кристобаль, он сообразил, что тот хорошо заплатит за такую ценную услугу. Он все эти соображения и передал Темному Сердцу, как будто дело шло о пустяках; вообще в нём замечалась страшная смесь природного изящества и порядочности с напускным цинизмом и грубостью.
— Все это прекрасно, — ответил ему Юлиан, — но что же мне послужит порукой, что вы нас не обманываете?
Наваха, так звали пришельца, вынул из-за пазухи кожаный мешочек и высыпал на блюдечко его содержимое. Это были бриллианты — блюдечко наполнилось ими до краев.
— Вот мое ручательство, — сказал он, указывая на бриллианты. — Их тут на шестьдесят пять тысяч пиастров — это все, что я накопил в течение десяти лет; если дон Кристобаль согласится мне дать за мою услугу тысячу золотых унций, то я могу вернуться во Францию, что составляет мою заветную мечту. Я у вас в залоге оставляю эти бриллианты и обязываюсь дать вам знать, в какой день Майор нападет на асиенду; вы же отдадите мне мои бриллианты и выговоренную сумму после боя и в начале нападения захватите меня в плен: во-первых, чтобы вам легче было за мной наблюдать, во-вторых, чтобы спасти от Майора, который меня убьет, как собаку, когда узнает, что вы предупреждены.
— Я богат, — сказал асиендерос, — эти деньги для меня сущая безделица; если вы исполните ваше обещание, то я вам выдам не одну, а две тысячи унций золота.
— Ну значит, по рукам, дело сделано! Тогда выведите меня тайком из асиенды до восхода солнца, чтобы меня никто не видел — много шпионов Майора бродит вокруг.
— Хорошо, я согласен, — сказал Юлиан, после небольшого раздумья. — Сегодня же этот мешочек с бриллиантами и обещанные вам деньги будут отправлены в Эрмосильо к банкиру, к которому после битвы вам выдадут аккредитив. Согласны вы на это условие?
— Конечно, согласен! Только, ради Бога, не задерживайте меня долго, я уверен, что за мною следят.
— Еще одно слово. Нам нужно будет видеться. Каким образом это устроить?
— Я еще сам этого не знаю, но, будьте покойны, не пройдет и трех дней, как я еще раз у вас здесь побываю.
— Хорошо, я вас буду ждать.
Мажордом взялся вывести Наваху незаметным образом из асиенды. Все разошлись по своим комнатам и наконец воцарилась полная тишина.
Прошло несколько дней. Доктор уехал в Урэс. Бернардо и Шарбон тоже поехали в прерию вербовать защитников, а три вождя племени команчей отправились посмотреть, все ли обстоит вокруг асиенды благополучно.
Юлиан и дон Кристобаль были заняты приготовлениями к отпору неприятелю. Во многих местах возводились укрепления и временные жилища для прибывающих ежедневно, по распоряжению Но-Игнасио, пеонов и вакеро.
Так как на общем совете было решено скрыть от дам все эти тревожные слухи, то хозяин и Юлиан оправдывали свои постоянные отлучки страстью к охоте. Часто они возвращались поздно вечером, утомленные, но без всякой дичи. Дамы смеялись над ними, шутили над их неудачей, но не подозревали настоящей причины их отлучек.
Прошло уже две недели, и ни от доктора, ни от охотников не было никаких известий.
Все работы по внутреннему укреплению асиенды были окончены. Каждую ночь расставлялись цепи часовых вдоль стен, кроме того, каждый час патрули обходили парк, заглядывая в чащу, шаря за каждым кустом, так что прокрасться чужому человеку в асиенду было совершенно невозможно.
Однажды, незадолго до восхода солнца, Юлиан, которому не спалось, вздумал обойти все посты караульных, чтобы вполне убедиться в их надежности.
Он уже обошел почти весь парк, найдя все в отличном порядке, когда вдруг легкий шум заставил его остановиться у стены. Он спрятался за толстым стволом дерева, взвел курок своего карабина и стал пристально всматриваться в то место, откуда раздался шум.
Шорох повторился, пробовали отпереть дверь в стене, недалеко от того места, где он стоял.
Прошло еще минуты три, дверь потихоньку отворилась и в ней показался человек, который остановился, как бы в нерешительности, и оглянулся назад, прислушиваясь к чему-то.
Юлиан прицелился в незнакомца и произнес вполголоса, но твердо:
— Кто идет? Отвечай, или я выстрелю.
— Ого! Тут караул хорошо устроен, — ответил весело незнакомец. — Это я, Но-Игнасио, и я не один.
При этих словах он обернулся назад и издал легкий свист, похожий на шипение змеи. По этому знаку какой-то человек точно из-под земли вырос. Оба поспешно вошли в парк и заперли за собой калитку. Неизвестный, явившийся по знаку мажордома, оказался Наваха.
После обычных приветствий Наваха объявил, что Майор его, по-видимому, подозревает и что, кажется, за ним следят, потому что он слышал за собой подозрительный шорох и треск сучьев.
— Мы это сейчас узнаем, — сказал Юлиан. — Спрячьтесь в кусты, и если за вами кто-нибудь следит, то он, скорее всего, попробует сюда пробраться.
Все трое притаились в чаще и стали ждать. Прошло около десяти минут ничем не нарушенной тишины. Вдруг сова, сидевшая, вероятно, в углублении стены, вылетела, испуская пронзительный крик. Вслед за этим показался человек на гребне стены, над тем местом, где находилась калитка. Человек этот стал внимательно присматриваться и прислушиваться к тому, что происходило в парке, с такой осторожностью, что едва слышен был легкий шорох.
Но, несмотря на все его предосторожности, бедняга был встречен весьма недружелюбно. Едва коснулся он земли, как два человека на него набросились с такой силой, что, несмотря на его отчаянное сопротивление, он в миг был свален на землю и скручен по ногам и рукам; кроме того, ему завернули голову в одеяло и таким образом лишили возможности видеть и слышать, что вокруг него происходило. Исполнив это дело, все трое отошли в сторону, и Наваха рассказал им, что человек, которого они только что поймали, первое доверенное лицо Майора и что зовут его Себастьяном.
— Майор собирается напасть на асиенду недели через две, в безлунную ночь; нападение будет сделано с трех сторон разом, но пункты еще не назначены, — продолжал Наваха, — когда они будут известны, я дам вам знать. Посылайте всякий день на берег Рио-Гранде, там есть место, называемое «брод Ганакосов»; возле него возвышается памятник, окруженный исполинскими мологани. Когда посланный увидит пучок травы, привязанный к памятнику, то пускай роет землю у самого подножия; он найдет там жестяную коробку, а в ней письмо от меня.
Юлиан разговорился с Навахой, и тот понемногу рассказал ему всю свою жизнь. Он оказался французом, и начал свою карьеру на французской службе в Африке под начальством маркиза Жермандиа.
— Маркиза Жермандиа! — вскрикнул Юлиан, бледнея.
— Да, маркиза Жермандиа. Престранная судьба у этого человека, — продолжал Наваха, — он в Европе слывет убитым, а между тем он здравствует поныне и наводит здесь на всех ужас под именем Майора.
— Я это предчувствовал! — вскричал Юлиан. — Продолжайте, пожалуйста.
Наваха передал Юлиану подробности о мнимом самоубийстве полковника, которые уже известны читателю. По удалении Навахи, мажордом отвел пленного в тюрьму асиенды и приставил к нему караул.
Когда Юлиан вернулся в дом, уже все встали; несмотря на ранний час, доктор только что вернулся из Урэса.
Юлиан поспешил к нему.
ГЛАВА XV
Доктор весьма удачно исполнил свое поручение. Генерал X. принял очень любезно приглашение присутствовать на свадьбе и обещал приехать через десять дней, он также обещался привезти с собой военно-должностное лицо, имеющее право скрепить брачный договор. Юлиан, со своей стороны, рассказал отцу то, что узнал от Навахи, а именно: что прежний муж маркизы Жермандиа жив, и есть никто иной как Майор.
— Бедная Леона! — воскликнула Дениза.
— Да, бедная Леона, твоя правда, — повторил доктор. — Надо во чтобы то ни стало скрыть от нее этот позор, — это, впрочем, тем легче сделать, что здесь никто не знает, что она прежде носила имя маркизы Жермандиа.
Дверь с шумом распахнулась и вошел Бернардо, весь сияющий от удовольствия. Действительно, он привез весьма радостные вести. Ему и Шарбону не только удалось навербовать отряд в восемьдесят семь охотников, но они еще склонили целое колено племени команчей — Белых Бизонов — войти с ними в союз против Майора, с целью избавить навсегда индейскую территорию от его набегов. Краснокожие союзники, в количестве пятисот человек, должны расположиться лагерем невдалеке от асиенды, для того, чтобы зайти Майору в тыл, во время его нападения на асиенду.
— Ну на этот раз, кажется, как Майор ни хитер, он не вывернется. Должно быть, мы с ним тут навсегда покончим, — сказал Юлиан.
— Да, и я так думаю, — поддержал его Бернардо.
— А я в этом убежден, — прибавил доктор.
— Теперь надо решить, что делать с моим пленником? — спросил Юлиан.
— Ты говоришь о Себастьяне? — спросил Бернардо, которому кратко словах было передано о случившемся.
— Да, куда его девать?
— Повесить, и дело с концом!
— Я бы так и поступил, если бы мы были еще в саванне; но здесь он подлежит суду по установленным в Мексике законам, — возразил Юлиан.
— Только-то, — сказал Бернардо, смеясь. — Так выдай его мне, я его повезу в лагерь навербованных охотников, мили три отсюда; они будут его судить по закону Линча, и мы там с ним покончим.
— Согласен, — сказал Юлиан, — только я с тобой тоже поеду.
Мажордома встревожило распоряжение Юлиана о выдаче пленного.
— Неужели вы его собираетесь выпустить? — воскликнул он. — Ведь это отъявленный разбойник!
— Никто в этом не сомневается, — ответил ему Бернардо, — я его просто веду к Линчу, и советую вам ехать с нами, так как вы свидетель его поимки.
— С большим удовольствием, — сказал Но-Игнасио и велел себе оседлать лошадь.
Привязав хорошенько Себастьяна к седлу, окутав ему предварительно голову одеялом, Юлиан, Бернардо и Но-Игнасио отправились к месту стоянки охотников, называемому «Куст синицы».
Как только охотники узнали, в чем дело, они тотчас собрались на поляне, избрали из своей среды представителя и приступили к суду по закону Линча. Всякий, кто знал Себастьяна, выходил на середину — где он сидел, свободный от веревок, но в окружении охранников с револьверами в руках, готовых при малейшем движении размозжить ему голову, — и говорил громко то, что он о нем знает. Оказалось, что он был известен почти всем охотникам, и каждый из них имел какую-нибудь улику против него.
Когда это краткое следствие было окончено, Себастьян вдруг сказал:
— Господа, я нисколько не отрицаю всех возведенных на меня обвинений, но я вижу, что вы многого из моей жизни не знаете, и я перед смертью — ведь я знаю, что вы меня осудите — желаю облегчить свою совесть чистосердечным признанием.
Тут Себастьян стал рассказывать о всех зверствах и преступлениях, которые он совершил в своей жизни, стараясь при этом сваливать всю вину на Майора и выставляя себя только слепым орудием. Кончив все, что касалось его лично, он стал, по требованию Юлиана, рассказывать все, что ему известно о Майоре. Он также рассказал, что отвез его жену к родным и что его девочка пропала в Апачерии, во время летаргического сна донны Люс.
— Где находится эта женщина в настоящую минуту? — спросил его Юлиан.
— Зачем вы это спрашиваете?
— Я хочу возвратить ей дочь.
— Ну, если так, то она живет в…
Вдруг раздался выстрел, и Себастьян упал навзничь, испустив предсмертный крик.
Охотники схватили ружья и бросились разыскивать неизвестного убийцу. Они долго искали, но ничего не нашли. Убийца исчез, не оставив и следа.
— Это Майор его убил, чтобы он не болтал, — сказал Бернардо.
— Да, вероятно; только он опоздал, — ответил Юлиан, — весь рассказ Себастьяна записан, и его настоящее имя теперь всем известно.
Когда охотники вернулись на лужайку, где был застрелен Себастьян, то, к крайнему их изумлению, его там не оказалось.
Тело его было похищено во время их отсутствия.
— Бедная Леона! — воскликнула Дениза.
— Да, бедная Леона, твоя правда, — повторил доктор. — Надо во чтобы то ни стало скрыть от нее этот позор, — это, впрочем, тем легче сделать, что здесь никто не знает, что она прежде носила имя маркизы Жермандиа.
Дверь с шумом распахнулась и вошел Бернардо, весь сияющий от удовольствия. Действительно, он привез весьма радостные вести. Ему и Шарбону не только удалось навербовать отряд в восемьдесят семь охотников, но они еще склонили целое колено племени команчей — Белых Бизонов — войти с ними в союз против Майора, с целью избавить навсегда индейскую территорию от его набегов. Краснокожие союзники, в количестве пятисот человек, должны расположиться лагерем невдалеке от асиенды, для того, чтобы зайти Майору в тыл, во время его нападения на асиенду.
— Ну на этот раз, кажется, как Майор ни хитер, он не вывернется. Должно быть, мы с ним тут навсегда покончим, — сказал Юлиан.
— Да, и я так думаю, — поддержал его Бернардо.
— А я в этом убежден, — прибавил доктор.
— Теперь надо решить, что делать с моим пленником? — спросил Юлиан.
— Ты говоришь о Себастьяне? — спросил Бернардо, которому кратко словах было передано о случившемся.
— Да, куда его девать?
— Повесить, и дело с концом!
— Я бы так и поступил, если бы мы были еще в саванне; но здесь он подлежит суду по установленным в Мексике законам, — возразил Юлиан.
— Только-то, — сказал Бернардо, смеясь. — Так выдай его мне, я его повезу в лагерь навербованных охотников, мили три отсюда; они будут его судить по закону Линча, и мы там с ним покончим.
— Согласен, — сказал Юлиан, — только я с тобой тоже поеду.
Мажордома встревожило распоряжение Юлиана о выдаче пленного.
— Неужели вы его собираетесь выпустить? — воскликнул он. — Ведь это отъявленный разбойник!
— Никто в этом не сомневается, — ответил ему Бернардо, — я его просто веду к Линчу, и советую вам ехать с нами, так как вы свидетель его поимки.
— С большим удовольствием, — сказал Но-Игнасио и велел себе оседлать лошадь.
Привязав хорошенько Себастьяна к седлу, окутав ему предварительно голову одеялом, Юлиан, Бернардо и Но-Игнасио отправились к месту стоянки охотников, называемому «Куст синицы».
Как только охотники узнали, в чем дело, они тотчас собрались на поляне, избрали из своей среды представителя и приступили к суду по закону Линча. Всякий, кто знал Себастьяна, выходил на середину — где он сидел, свободный от веревок, но в окружении охранников с револьверами в руках, готовых при малейшем движении размозжить ему голову, — и говорил громко то, что он о нем знает. Оказалось, что он был известен почти всем охотникам, и каждый из них имел какую-нибудь улику против него.
Когда это краткое следствие было окончено, Себастьян вдруг сказал:
— Господа, я нисколько не отрицаю всех возведенных на меня обвинений, но я вижу, что вы многого из моей жизни не знаете, и я перед смертью — ведь я знаю, что вы меня осудите — желаю облегчить свою совесть чистосердечным признанием.
Тут Себастьян стал рассказывать о всех зверствах и преступлениях, которые он совершил в своей жизни, стараясь при этом сваливать всю вину на Майора и выставляя себя только слепым орудием. Кончив все, что касалось его лично, он стал, по требованию Юлиана, рассказывать все, что ему известно о Майоре. Он также рассказал, что отвез его жену к родным и что его девочка пропала в Апачерии, во время летаргического сна донны Люс.
— Где находится эта женщина в настоящую минуту? — спросил его Юлиан.
— Зачем вы это спрашиваете?
— Я хочу возвратить ей дочь.
— Ну, если так, то она живет в…
Вдруг раздался выстрел, и Себастьян упал навзничь, испустив предсмертный крик.
Охотники схватили ружья и бросились разыскивать неизвестного убийцу. Они долго искали, но ничего не нашли. Убийца исчез, не оставив и следа.
— Это Майор его убил, чтобы он не болтал, — сказал Бернардо.
— Да, вероятно; только он опоздал, — ответил Юлиан, — весь рассказ Себастьяна записан, и его настоящее имя теперь всем известно.
Когда охотники вернулись на лужайку, где был застрелен Себастьян, то, к крайнему их изумлению, его там не оказалось.
Тело его было похищено во время их отсутствия.
ГЛАВА XVI
Вернемся теперь к одному из наших героев, то есть к Майору. Он также не терял времени.
Вообще странный человек был этот Майор. Негодяй, в полном смысле слова, а между тем даровитый и замечательный во многих отношениях человек. Его военные способности были поразительны и, вероятно, блестящая карьера, честь и слава увенчали бы ту самую жизнь, которую порочные инстинкты и необузданные страсти повергли в омут зла и бесчестия. Не сделавшись ни великим гражданином, ни доблестным полководцем, он стал первостепенным негодяем. Эта могучая натура должна была выдвинуться, где бы то ни было! Слава его гремела по таинственной шири восточных саванн. Бандиты со всех сторон стекались к нему: они знали, как он награждал своих помощников после удачной экспедиции! А, нужно сказать, что его экспедиции бывали удачны почти всегда. Счастье улыбалось ему; золото лилось рекой между его пальцами; за это разбойники прощали своему атаману его неумолимую строгость, а иногда даже и жестокость.
Его боялись, его ненавидели, но ему повиновались безусловно. Все шло хорошо до того дня, как Майор встретился с Железной Рукой и Темным Сердцем. С этого дня все переменилось: эти люди принесли ему несчастье, и неудача стала ему поперек дороги. Судьба сталкивала их постоянно, и при каждой встрече Майор терпел поражение. Отчего? Он сам не знал, но ненавидел их страшно и решился бороться с ними ни на жизнь, а на смерть. На этот раз он надеялся с ними покончить. Мы находим его в укрепленном лагере, окруженном земляными окопами и высоким частоколом. Кругом, молча, ходят часовые. Множество костров ярко блестит в вечернем сумраке. Число их показывает, что шайка довольно значительна. Посреди лагеря на небольшом возвышении стоит плетеный из ветвей шалаш. Здесь живет сам атаман. Лицо его сумрачно. Проклятья извергаются из его уст. Он быстро ходит взад и вперед по шалашу, порой останавливаясь, чтобы направить подзорную трубу в темную даль чернеющей саванны. Напрасно… Вот уже десять дней, как он ждет известий. Ни Наваха, ни Себастьян еще не возвращались. Калаверас, который давно уже должен был быть тут со своими 150 луизианскими разбойниками, тоже не показывается, а без этого подкрепления Майор не решался двинуться к асиенде. Что там делалось, он решительно не знал, а эта неизвестность томила его более всего. Но тише… Раздался протяжный крик часовых: кто идет?.. Вслед за тем послышался лошадиный топот… Кто-то въезжал в лагерь. Майор встрепенулся. Странная улыбка мелькнула на его губах.
— Наконец-то! — прошептал он.
Лицо его мгновенно приняло почти беспечное выражение. Он опустился в кресло перед столом, заваленным бумагами, делая вид, что весь поглощен чтением. Одеяло, служившее портьерой в шалаше, приподнялось.
— А! Наваха! — сказал небрежно Майор. — Я уже потерял надежду вас видеть.
— Немного недоставало для того, чтобы мы с вами более никогда не встречались, — ответил вошедший.
— Ого! Ну а известия есть?
— Есть!
— Дурные или хорошие?
— И те, и другие.
— Вот как! Но вы, конечно, устали и проголодались? Я сейчас велю подать ужин, и за столом вы мне все расскажите.
Он громко свистнул. Портьера открылась и показалась косматая голова.
— Ужин! — повелительно сказал Майор.
Голова скрылась, и через несколько минут двое слуг внесли стол, уставленный кушаньями и винами.
— Оставьте шалаш! — приказал им атаман. — Мне нужно быть наедине с Навахой.
Слуги молча вышли.
— Садитесь, Наваха! — сказал Майор, усаживаясь также за столом. — Теперь подкрепляйте ваши силы и говорите… Ну, что Калаверас?
— Он будет здесь завтра, на рассвете…
— Отлично. А Себастьян?
— Он умер. Я его убил.
— Что такое? — вскричал гневно Майор. — Но, товарищ! Это требует объяснения!
— Майор, на моем месте вы бы точно также поступили.
— Вот как! Посмотрим! Но мы об этом поговорим после. Скажите теперь, были вы в асиенде?
— Был.
— Ну что же, ожидают ли они там нападения?
— Как же!
— Сколько их?
— Всего триста двадцать три человека. Из них самыми опасными противниками для нас будут стрелки, приведенные графиней Валенфлер. Правда, их только восемнадцать человек, но Железная Рука и Темное Сердце между ними. К счастью, запасы у них плоховаты. Дон Кристобаль с трудом собрал двести фунтов пороху.
— Тем лучше для нас! Знаете ли вы план их обороны?
— Главные силы будут оберегать ранчерию. Там находятся огромные склады золотого песка и серебряных слитков.
— Как! — встрепенулся Майор. — У них есть склады золота и серебра?
— А вы этого не знали?
Вообще странный человек был этот Майор. Негодяй, в полном смысле слова, а между тем даровитый и замечательный во многих отношениях человек. Его военные способности были поразительны и, вероятно, блестящая карьера, честь и слава увенчали бы ту самую жизнь, которую порочные инстинкты и необузданные страсти повергли в омут зла и бесчестия. Не сделавшись ни великим гражданином, ни доблестным полководцем, он стал первостепенным негодяем. Эта могучая натура должна была выдвинуться, где бы то ни было! Слава его гремела по таинственной шири восточных саванн. Бандиты со всех сторон стекались к нему: они знали, как он награждал своих помощников после удачной экспедиции! А, нужно сказать, что его экспедиции бывали удачны почти всегда. Счастье улыбалось ему; золото лилось рекой между его пальцами; за это разбойники прощали своему атаману его неумолимую строгость, а иногда даже и жестокость.
Его боялись, его ненавидели, но ему повиновались безусловно. Все шло хорошо до того дня, как Майор встретился с Железной Рукой и Темным Сердцем. С этого дня все переменилось: эти люди принесли ему несчастье, и неудача стала ему поперек дороги. Судьба сталкивала их постоянно, и при каждой встрече Майор терпел поражение. Отчего? Он сам не знал, но ненавидел их страшно и решился бороться с ними ни на жизнь, а на смерть. На этот раз он надеялся с ними покончить. Мы находим его в укрепленном лагере, окруженном земляными окопами и высоким частоколом. Кругом, молча, ходят часовые. Множество костров ярко блестит в вечернем сумраке. Число их показывает, что шайка довольно значительна. Посреди лагеря на небольшом возвышении стоит плетеный из ветвей шалаш. Здесь живет сам атаман. Лицо его сумрачно. Проклятья извергаются из его уст. Он быстро ходит взад и вперед по шалашу, порой останавливаясь, чтобы направить подзорную трубу в темную даль чернеющей саванны. Напрасно… Вот уже десять дней, как он ждет известий. Ни Наваха, ни Себастьян еще не возвращались. Калаверас, который давно уже должен был быть тут со своими 150 луизианскими разбойниками, тоже не показывается, а без этого подкрепления Майор не решался двинуться к асиенде. Что там делалось, он решительно не знал, а эта неизвестность томила его более всего. Но тише… Раздался протяжный крик часовых: кто идет?.. Вслед за тем послышался лошадиный топот… Кто-то въезжал в лагерь. Майор встрепенулся. Странная улыбка мелькнула на его губах.
— Наконец-то! — прошептал он.
Лицо его мгновенно приняло почти беспечное выражение. Он опустился в кресло перед столом, заваленным бумагами, делая вид, что весь поглощен чтением. Одеяло, служившее портьерой в шалаше, приподнялось.
— А! Наваха! — сказал небрежно Майор. — Я уже потерял надежду вас видеть.
— Немного недоставало для того, чтобы мы с вами более никогда не встречались, — ответил вошедший.
— Ого! Ну а известия есть?
— Есть!
— Дурные или хорошие?
— И те, и другие.
— Вот как! Но вы, конечно, устали и проголодались? Я сейчас велю подать ужин, и за столом вы мне все расскажите.
Он громко свистнул. Портьера открылась и показалась косматая голова.
— Ужин! — повелительно сказал Майор.
Голова скрылась, и через несколько минут двое слуг внесли стол, уставленный кушаньями и винами.
— Оставьте шалаш! — приказал им атаман. — Мне нужно быть наедине с Навахой.
Слуги молча вышли.
— Садитесь, Наваха! — сказал Майор, усаживаясь также за столом. — Теперь подкрепляйте ваши силы и говорите… Ну, что Калаверас?
— Он будет здесь завтра, на рассвете…
— Отлично. А Себастьян?
— Он умер. Я его убил.
— Что такое? — вскричал гневно Майор. — Но, товарищ! Это требует объяснения!
— Майор, на моем месте вы бы точно также поступили.
— Вот как! Посмотрим! Но мы об этом поговорим после. Скажите теперь, были вы в асиенде?
— Был.
— Ну что же, ожидают ли они там нападения?
— Как же!
— Сколько их?
— Всего триста двадцать три человека. Из них самыми опасными противниками для нас будут стрелки, приведенные графиней Валенфлер. Правда, их только восемнадцать человек, но Железная Рука и Темное Сердце между ними. К счастью, запасы у них плоховаты. Дон Кристобаль с трудом собрал двести фунтов пороху.
— Тем лучше для нас! Знаете ли вы план их обороны?
— Главные силы будут оберегать ранчерию. Там находятся огромные склады золотого песка и серебряных слитков.
— Как! — встрепенулся Майор. — У них есть склады золота и серебра?
— А вы этого не знали?