— Ого! — вскричал Бернардо. — Да это сказка из «Тысячи и одной ночи!»
   — Видишь, Юлиан, теперь мы не смеем отказаться! — сказала Дениза.
   Капитан открыл шкаф и, вынув оттуда богатую шкатулку, передал ее Денизе.
   В ней лежало на 3 500 000 франков бриллиантов чистейшей воды.
   — Да это уже — целое состояние! — воскликнула Юлиан, любуясь блеском камней и не подозревая еще их настоящей стоимости. Ящики лежали в трюме; решено было не трогать их до приезда во Францию. Вскоре корабль вошел в Антильское море. Вдали обрисовывался остров Куба. Капитан казался озабоченным.
   Несколько раз в день он всходил на рангоут, долго всматриваясь в далекий горизонт. Вечером он не велел, по обыкновению, убирать паруса, напротив, они были развернуты, как для полного хода. Когда все его приказания были исполнены, Юлиан подошел к нему.
   — Капитан, — сказал он, — вы беспокоитесь?
   — Да! — откровенно признался Эдуард Пети.
   — Отчего?
   — Не хочу ничего скрывать от вас, тем более что обязан даже сговориться с вами насчет наших действий. Сегодня с утра неизвестный корвет следует за нами.
   — Вы убеждены, что он действительно за нами следит?
   — Совершенно… Я нарочно несколько раз менял направление корабля, и всякий раз корвет следовал нашему примеру. Сомнения не может быть: нас преследуют. Да в этих проклятых проливах вечно наткнешься на какую-нибудь историю!..
   — Капитан, — сказал Юлиан, — я также буду откровенен с вами; сознаюсь, что я сам заметил странное поведение этого корвета. Скажу более, я предчувствовал его появление, а потому и просил вас увеличить силы вашего экипажа.
   Эдуард Пети смотрел на него с удивлением.
   — Не расспрашивайте меня, — серьезным голосом продолжал бывший охотник. — Быть может, подозрения мои ошибочны! Подумаем лучше, как помочь беде.
   — Нам остается стараться выиграть время. Мы как раз на большой дороге, и легко можем встретить военный корабль. Не то — придется драться. Как ни быстр ход «Belle Adele», этот дьявол еще быстрее… Если мы не найдем союзника, способного заставить его от нас отстать, он в полночь нас настигнет.
   — Сколько защитников насчитываете вы на «Belle Adele»?
   — Девяносто два, вместе с вами и вашим другом.
   — Ручаетесь ли вы за ваших людей?
   — Как за самого себя!
   — Так выслушайте меня.
   В несколько минут план был составлен и принят.
   Полночь. На безоблачном небе ярко светит луна, озаряя синеватым таинственным светом громадные пустыни небес и вод. Золотая полоса, искрясь и играя, широко перерезывает гладкую поверхность моря.
   Все тихо. «Belle Adele» кажется спящей. Огни везде потушены. Большая часть парусов убрана и корабль медленно движется, неловко заворачивая то влево, то вправо. Рулевой, по-видимому, задремал.
   Неприятельский корвет приближался с быстротою молнии. Это было небольшое судно, длинное и острое, как настоящая рыба; на буксире у него были две лодки, битком набитые людьми. Число пиратов не превышало пятидесяти, но все они, впрочем, были прекрасно вооружены. Между ними был и Жоан.
   Эту погоню он устроил по приказанию Майора, разумеется. От него майор узнал о силах «Belle Adele», но подробности эти оказались далеко не верными. Жоан поступил к капитану Пети уже после вооружения корабля, и так как в короткое время его службы на «Belle Adele» не было надобности выказать все силы, Жоан не подозревал о существовании пушек и мортир. Вот отчего пираты так смело преследовали «Belle Adele» и без опасения приближались к ней…
   На расстоянии выстрела корвет остановился. Буксирные лодки были отвязаны… Обмотанные соломой весла не производили шума. Пираты приближались, заранее уверенные в успехе. Что могли против них сделать сонные, застигнутые врасплох, безоружные пятьдесят человек? Как видно, дезертир не знал даже числа защитников «Belle Adele». По данному знаку, пираты с дикими криками, разом бросились на корабль, стараясь вскарабкаться на палубу. Но судно внезапно круто повернулось и опрокинуло собой обе лодки, сидевшие в них мгновенно пошли ко дну.
   Палуба вдруг заполнилась людьми. Страшная пальба открылась по уцелевшим пиратам, которые, отчаянно защищаясь, пытались кинуться на абордаж. Выстрелы, проклятия, крики торжества и отчаяния сливались с грохотом пушек и мортир. Камни разметали и топили спасавшихся вплавь разбойников, ядра громили корвет.
   Мачта его была срезана, борт пробит, но ему как-то удалось стать под ветер и уклониться от сыпавшегося на него свинцового града.
   Так окончилась дурно задуманная и плохо исполненная атака пиратов на «Belle Adele»! Экипаж ее вел себя геройски. К счастью, не оказалось ни раненых, ни убитых. Несколько мертвых пиратов лежали на палубе. В одном из них все узнали дезертира Жоана.
   Нечего и говорить, что Юлиан щедро наградил весь экипаж «Belle Adele». заключительная часть плавания окончилась благополучно.
   Через месяц с небольшим на горизонте показалась темная полоса. По мере приближения, она все увеличивалась… То были берега Франции!
   Юлиан возвращался на свою родину после четырнадцатилетнего отсутствия!
   Сколько в это долгое время было им пережито! Сколько страданий, печали, опасностей было им изведано! Тяжелые воспоминания теснили его грудь. Зачем судьба такой злой мачехой отнеслась к лучшим годам его молодости и что ждет его впереди?
   Ласки Денизы, сердцем любящей женщины отгадавшей грусть мужа, разогнали его мрачное настроение, и он вступил на родную землю счастливый настоящим и полный упований на будущее. Что касается Бернардо, то, казалось, им было все забыто. Он весь жил надеждой. Теперь он был богат, и ничто не мешало ему добиваться любви милой Мариетты. По приплытии в Гавр тотчас открыли ящики, присланные доном Кристобалем. Ценность подарка далеко превзошла самые смелые ожидания обоих супругов и в особенности Бернардо. Юлиан велел позвать эксперта и просил его определить стоимость слитков. Эксперт работал два часа и после тщательного осмотра объявил, что стоимость чистого золота, лежавшего в этих двадцати восьми ящиках, составляла баснословную сумму — тридцать восемь миллионов. Каково же должно было быть состояние дона Кристобаля, если эти миллионы составляли только ничтожную часть наследства инков?! Это море золота скорее испугало, чем ослепило Юлиана. Его вкусы были так скромны, что если бы не Дениза, он, не задумываясь, отказался бы от этих богатств.
   Путешественники не покидали «Belle Adele» до последней минуты.
   Юлиан призвал капитана и, заплатив за проезд, передал ему значительное вознаграждение для всего экипажа. После того, он объявил, что опять нанимает его корабль.
   Капитан должен был плыть обратно в Гуаймас, а оттуда лично отправиться во «Флориду» для передачи дону Кристобалю письма, которое Юлиан написал. Кроме того, Юлиан просил капитана не покидать Гавр, покуда тот не получит из Парижа подарки, которые также просил отвезти асиендеро.
   Но и Эдуард Пети не был забыт. Юлиан просил его принять пятьдесят тысяч франков, прибавив, что это лишь слабое выражение той признательности, которую он и жена его питают к нему.
   Капитан чуть с ума не сошел от радости. Пятнадцать лет он плавал, и в первый раз встречал таких щедрых пассажиров!
   Скорый поезд умчал Юлиана, Денизу, Бернардо и Тахеру в Париж.
   Десять дней спустя после их отъезда, капитан Пети получил двадцать огромных сундуков. Это были подарки, предназначенные для дона Кристобаля и донны Луизы.
   На другой день, с восходом солнца, «Belle Adele» вышла обратно в Гуаймас.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВОСКРЕШЕНИЕ

ГЛАВА I

   29 марта 1870 года какой-то человек осторожно крался с улицы Сен-Мартен на улицу Гравилье.
   Вечерело. Газовые рожки бледно мерцали сквозь густой, пронизывающий до костей туман, башенные часы церкви Сен-Мери звонко пробили семь.
   Трудно определить было возраст шедшего человека. Казалось, он был еще довольно молод, но его желтое безбородое лицо, с вытянутым носом, беспокойно бегающими глазами, носило как бы отпечаток порочности и преждевременной старости. Одет он был обыкновенным работником, только рваная блуза его, заплатанные штаны, засаленная черная шелковая, надвинутая на брови фуражка, поражали своим неопрятным видом.
   Он шел, как-то особенно переваливаясь с боку на бок, заложив в карманы руки и посасывая короткую трубочку.
   У 28-го номера он остановился, окинул улицу быстрым взглядом и, не заметив ничего подозрительного, вошел в Римский двор.
   Удивительное место этот Римский двор! Город в городе! Уцелевший обломок средних веков в современном Париже! Нужно там побывать, чтобы оценить деяния прогресса неофициальных разрушителей. Вторая империя, прикрывая свои стратегические цели более гуманными, во всяком случае сослужила огромную службу столице мира. Благодаря ей, рушились многочисленные дворы чудес, размножившиеся, подобно зловредным язвам, по древнему городу, и в темные закоулки их пролиты были потоки солнечных лучей и света.
   К сожалению, ломка оказалась не радикальной. Как всегда в подобных случаях, частные интересы затормозили общее дело. Неизвестными, а может быть, и известными судьбами некоторые притоны были пощажены. Растерявшиеся было мошенники вздохнули свободнее.
   Осталось еще, где приютиться, потому что не все гнезда были разорены!..
   Римский двор был именно одним из подобных убежищ. У него было три главных входа: с улиц Гравилье, де-Вертю и Рима. Это был лабиринт темных и грязных во все времена года переулков, скрещивавшихся по всем направлениям и образовавших в центре небольшую площадь, украшенную фонтанами и часами. Вдали виднелись трубы фабрик. Население Римского двора и соседних к нему улиц составляет отдельный класс общества; впрочем, вернее сказать, оно не принадлежит ни к какому определенному классу общества. Тут были контрабандисты, воры, убийцы, беглые из тюрем и каторги, шулера, злостные банкроты, содержатели публичных домов — словом подонки общества; и все это утром не знает, чем позавтракать, а вечером, глядишь, обедает на чей-либо счет. Все средства хороши для достижения цели!
   Население двора разделяется на две, строго определенные группы: на эксплуатирующих мрак ночи и на работающих при дневном свете.
   Но обе группы в нравственном отношении стоят одна другой.
   В 1870 году, а может быть, и по сию пору, в одном из указанных нами переулков стоял дом, время постройки которого относилось по крайней мере к XIV столетию. Входная дверь отворялась в узкий и темный коридор, выходящий на обширный двор, середину которого занимал колодец, окруженный каменной оградой.
   Предание гласило, что колодец этот спускался в какие-то таинственные подземелья. Впрочем, так говорили лишь по слухам; уже сорок лет, как отверстие колодца было наглухо заколочено.
   Направо от входной двери находилась лавка; вечно спущенные красные занавеси на окнах придавали ей вид винного погребка, и этим она привлекала любопытные взоры прохожих. Жители Римского двора рассказывали, что лавка эта торгует всем, в особенности же теми предметами, которые полицией к продаже не до пускаются.
   Обыкновенно, днем там было пусто, но чуть наступали сумерки, картина менялась. Покупатели стекались со всех сторон, а из коридора выпархивали, точно стая ночных бабочек, нарумяненные нахальные женщины.
   Дом этот, целиком нанимаемый владельцем лавки, принадлежал к разряду тех, которые полиция сама поддерживает. Ей необходимы центры, куда бы могли свободно стекаться мошенники, и где она время от времени могла бы устраивать удачные облавы. Хозяева подобных домов, большей частью освобожденные преступники, волей-неволей являются союзниками полиции. Нечего и говорить, что при первом удобном случае они не задумываются надуть ее агентов и всецело покровительствуют своим собратьям.
   Человек, о котором мы говорили, не сразу решился войти в этот дом. Зорко оглядываясь и прислушиваясь к малейшему шуму, он несколько раз прошелся взад и вперед, и, убедившись, наконец, что все обстоит благополучно, сильно дернул дверь и быстро вошел в лавку.
   Лавка помещалась в большой, высокой комнате, заставленной столами и скамейками.
   За массивным прилавком сидела пожилая женщина необыкновенной худобы и высокого роста. Совиное лицо ее, с маленькими мигающими глазами, производило отталкивающее впечатление.
   Нельзя не заметить, что большинство притонов содержатся женщинами, и нужно удивляться, каким образом эти представительницы слабого пола ухитряются держать в страхе и повиновении целую армию негодяев!
   Висячая лампа тускло горела в полумраке огромной комнаты, а свет ее отражался на разноцветных бутылках, украшавших прилавок и полки.
   Несколько человек, молча и торопливо уплетали отвратительную похлебку, запивая ее не менее скверным вином.
   Никто, кроме Ла-Марлуз — боевое имя почтенной хозяйки, казалось, не обратил внимания на вошедшего. Она встала и пошла к нему навстречу.
   — А! Наконец-то, земляк, — сказала она, оскалив рот и выставляя ряд желтых испорченных зубов. — Откуда ты?
   — Из разных мест! — хриплым голосом отвечал прибывший, усаживаясь за один из свободных столов.
   — И хорошо там было? — продолжала хозяйка, улыбаясь еще шире.
   — Хорошо тем, которые умеют сеять бобы, а собирать горох… А как здоровье господина Ромье?
   — Эх! — проговорила хозяйка, покачивая головой. — Неважно!.. Да ты скоро увидишь, а пока не хочешь ли закусить?
   — И закусить, и выпить… Да смотри: гадости не подавать! Сегодня платить есть чем; нам требуется фрикасе из кроликов, салат и бутылка настоящего!
   Ла-Марлуз разбудила дремавшую у прилавка служанку, и они вдвоем бросились исполнять приказание посетителя.
   Вскоре обед стоял перед ним, и он принялся за него с таким усердием, что, как говорится, за ушами трещало.
   Посетители мало-помалу начали расходиться.
   В углу, на скамейке, растянувшись во весь рост, лежал человек. Казалось, он крепко спал. Храп его густым басом разносился по комнате, нимало не смущая, впрочем, невзыскательных гостей. «Должно быть пьян!», — думал каждый про себя.
   Не успел последний из посетителей оставить лавку, как спавший вскочил и, протирая глаза, весело вскрикнул:
   — Тьфу, черти!.. Я думал, что они никогда не уберутся!..
   Между ним и обедавшим было поразительное сходство. Та же развалистая походка, тот же хриплый голос, а главное, беспокойно бегающий взгляд. Лицом он казался несколько старее, чему способствовала, может быть, густая бородка и лихо закрученные черные усы.
   — Тише, тише, Полит! — остановил его обедающий. — Тебя могут услышать.
   — Э, полно, Лупер!.. Никого нет, кроме тебя и тетушки Ла-Марлуз. Говори теперь: зачем ты велел ожидать тебя здесь?
   — Узнаешь потом! — величественно ответил Лупер, так звали нашего знакомого. — А теперь, было бы тебе известно, что дело серьезное: золото польется рекой, но вот условие: держи язык за зубами. Могу я на тебя рассчитывать?
   — Как на самого себя! — с восторгом воскликнул Полит. — Ты знаешь, как я тебе предан!
   — Преданность преданностью, а ты помни, что тебя ожидает, если я что-нибудь замечу.
   Лупер подкрепил свои слова взглядом, от которого у Полита мурашки забегали по спине, хотя он был не трус!
   В эту минуту два раза прозвенел колокольчик.
   Ла-Марлуз, все время сидевшая за прилавком, подошла к разговаривающим.
   — Господин Ромье вас ждет, — любезно доложила она.
   Лупер вылил остатки вина в стаканы.
   — Выпьем за твое здоровье, Полит, — сказал он, усмехаясь. — Следуй за мной, а главное, ничему не удивляйся.
   Ла-Марлуз зажгла два фонаря и, подавая их мужчинам, сделала знак следовать за ней. Они прошли две комнаты, длинный коридор и очутились во дворе.
   Холодный ветер дохнул им в лицо. Темно было, хоть глаз выколи.
   Ла-Марлуз подошла к колодцу, ощупью пошарила руками… Часть ограды тихо опустилась и обнаружила отверстие.
   — Готово, ягнятки мои! — смеясь, сказала ужасная женщина. — Не робейте! Дорога узковата, но надежна.
   Лупер поднес фонарь к отверстию и внимательно посмотрел вниз.
   Веревочная лестница, крепко натянутая, была прикреплена к двум толстым железным кольцам, вделанным в стену колодца. Пламя фонаря красноватым отблеском не могло осветить эту бездну; первые ступеньки лестницы ярко выделялись, затем все исчезало в густом мраке.
   — Хорошо! — хладнокровно сказал Лупер, прикрепляя фонарь к поясу. — Это что-то похожее на путь к небу, то есть нечто трудное и неприятное, но все равно: мы готовы!
   И он начал спускаться.
   — Эй ты, там! — весело крикнул ему Полит. — Не торопись очень: меня потеряешь!.. А что, — обратился он к Ла-Марлуз, — очень глубок ваш колодец?
   — Семьдесят метров вглубь, — ответила та.
   — Фью!.. — просчитал Полит. — Прогулочка хоть куда! Ну, прощайте… Всем от меня поклон, а курочкам вашим мое почтение.
   Он смело последовал за Лупером, фонарь которого блестящей точкой сиял далеко внизу.
   Ограда колодца вновь поднялась, а Ла-Марлуз вернулась к своему прилавку.
   Бандиты осторожно спускались.
   Нужно было иметь действительно большое мужество, чтобы решиться на этот подвиг. Малейшая оплошность могла им стоить жизни. Они висели над зияющей пропастью, не зная даже наверное, что их ждет внизу!
   Гробовое молчание царило кругом. Слышалось только их учащенное дыхание; спертый воздух душил их, холодный пот струился по лицам.
   Это продолжалось с четверть часа. Лупер громко считал ступеньки.
   На двести восьмой он остановился, говоря со своей обычной усмешкой:
   — Пора бы и кончить!
   — Кончили! — раздался внезапно грубый голос. — Шагните два раза, и готово!
   — Честь имею пожелать вам доброго вечера! — ответил Лупер, соскакивая на землю.
   — Как вечера? — возразил невидимый собеседник. — Теперь едва полдень!
   — Ваши часы опаздывают, — вежливо сказал Лупер; — на моих час двадцать семь минут.
   — Верно! — крикнул голос.
   Свет факела блеснул в темноте, навстречу бандитам шел какой-то человек.
   — Кабуло! — воскликнули они в один голос.
   Кабуло был рослый малый лет сорока. Красное лицо его, с выражением какого-то мошеннического добродушия, едва ли могло внушать большое доверие.
   Разглядев бандитов, он им крикнул:
   — Теперь осторожнее: не шевелитесь!
   Он повернул вделанную в стену рукоятку и поспешно откинулся назад.
   Веревочная лестница с шумом свалилась на землю.
   — Больше никого не ждем! — смеясь, сказал Кабуло.
   — Будто, кроме нас, приходили другие? — спросил Полит.
   — Еще бы! Там у нас немало твоих друзей и знакомых.
   — Отлично!.. Но скажи, Кабуло, как мы выйдем отсюда без лестницы?
   — Не бойся, старина! В целости доставим! Во-первых, вы уйдете не с этой стороны, а, во-вторых, лестница в пять минут может быть на месте.
   — Браво!.. Точно в театре!
   Кабуло опять прижал какую-то пружину, и потайная дверь неслышно повернулась.
   Бандиты вошли в длинный коридор, конца которого они не могли ни видеть, ни угадать. Вероятно, это подземелье было заброшенной каменоломней.
   В некоторых местах, свод подпирался толстыми столбами, иногда же он опускался так низко, что бандиты подвигались почти ползком. Старинные и недавние обвалы загораживали путь на каждом шагу. Круглые залы перерезывали коридор, от них расходились, точно лучи, широкие галереи, такие же бесконечные и таинственные, как та, по которой шли три друга.
   Кабуло уверенно направлялся по этому лабиринту. Он был здесь, как у себя дома, и шел, беспечно насвистывая веселую песенку.
   Не то было с Лупером и Политом. Эти мрачные своды давили их, могильная тишина, одиночество, неизвестность невольно наводили на мрачные мысли.
   Вдруг проводник их остановился, высоко подняв над головой свой факел.
   — Что такое? — спросил заинтригованный Лупер.
   — Ничего… Как будто шаги… — отвечал тот, прислушиваясь.
   — Ты думаешь, что за нами следят?
   — Все возможно… Галереи эти так громадны, что нам невозможно знать все входы и выходы… Очень может быть, что и, кроме нас, здесь есть хозяева.
   — Черт возьми! — сказал Лупер. — Это было бы досадно.
   — Еще бы! Когда я шел за вами, мне тоже послышался какой-то шум…
   — Но теперь я, признаться, ничего не слышал!
   — И я тоже! — подхватил Полит.
   — Может быть, мне почудилось. Во всяком случае — пойдем вперед!
   — А далеко нам еще? — спросил со вздохом Полит.
   — Через пять минут мы будем на месте.
   Действительно, он вскоре остановился и открыл потайную дверь. Друзья вошли в погреб, сверху донизу заставленный бочонками с вином.
   — Ай да мебель! — сказал, облизываясь, Полит. — Вот бы!..
   Но Кабуло шел вперед, не обратив внимания на его слова. Он открыл еще дверь, поднялся по лестнице и, пройдя небольшой двор, остановился наконец у маленькой двери.
   Само собой разумеется, бандиты следовали за ним
   Кабуло постучался три раза.
   — Войдите! — раздался чей-то голос.

ГЛАВА II

   При выходе из подземелья, Кабуло и его товарищи потушили факел и фонари.
   Лупер и Полит напрасно напрягали зрение, стараясь, если не рассмотреть, то угадать, где они. Проницательность мошенников бывает поистине изумительна. Им стоит иной раз пройти по незнакомой местности, и они заметят все, что им нужно.
   Но на этот раз бандиты должны были сознаться, что вся их смышленость не может ни к чему послужить; они были окружены совершенным мраком, в котором решительно ничего нельзя было рассмотреть.
   Кабуло обратился к Политу:
   — Ну, сынок, я сейчас тебя поведу к товарищам.
   — А я? — спросил Лупер.
   — Ты — другое дело… Тебе откроют дверь, ты ответишь на вопросы, а там — увидишь!
   Затем, до свидания!
   Он удалился вместе с Политом.
   Дверь отворилась, показался дюжий лакей.
   — Не поздно ли? — спросил он.
   — Никогда, если луна взошла, — отвечал бандит.
   — Ваше имя?
   — Лупер.
   — Хорошо, идите за мной.
   Лупер повиновался. Дверь захлопнулась за ним, и он очутился в богато убранной передней.
   — Вы знаете, что мне приказано завязать вам глаза? — спросил лакей.
   — Не знал, но все равно: поступайте, как будто бы я знал.
   Лакей накинул ему на голову большой черный мешок, завязывавшийся кругом шеи, с отверстиями для носа и рта.
   Лупер ослеп совершенно и наполовину оглох. Он слышал все-таки, как кругом вдруг заговорили несколько лиц на непонятном ему языке. Потом он почувствовал, что сильные руки подняли его и уложили на носилки.
   — Не шевелитесь! — сказал ему кто-то по-французски… — Вы можете себя ранить.
   Лупер пассивно отдался в распоряжение неизвестных. Все это не пугало его, но удивляло бесконечно, он с нетерпением ждал развязки.
   Странное превращение сделалось с этим человеком с той минуты, как он расстался с товарищами!
   Голос, выражение лица, манеры стали совершенно другие. Если бы не платье, можно бы об заклад побиться, что это не Лупер.
   Сколько его несли, он точно не помнил. Нетерпение делало для него время нестерпимо длинным.
   Наконец носилки остановились. Лупера осторожно сняли и посадили в кресло.
   Через несколько секунд незнакомый голос сказал ему:
   — Извините, дорогой Лупер, за эти предосторожности… Надеюсь, что отныне они будут лишними между нами. Потрудитесь снять мешок.
   Лупер не заставил повторить приглашение.
   Первым его делом было осмотреться.
   Комната, в которой он находился, была не особенно велика и более чем просто меблирована.
   Огонь в камине и небольшая лампа освещали скромную обстановку, которая могла одинаково принадлежать кабинету доктора, адвоката или стряпчего.
   У большого черного бюро в кожаном кресле сидел высокого роста человек. Лицо его, без того некрасивое, казалось отталкивающим из-за множества шрамов и широких рубцов.
   Синие очки защищали его глаза, густая борода покрывала щеки и подбородок.
   Левый рукав халата висел пустой: человек этот был калека.
   Увидав его, Лупер вздрогнул.
   К счастью, тот не успел заметить его невольное движение и продолжал медоточивым голосом:
   — Так вы не сердитесь, дорогой друг? Очень рад… а я беспокоился! Видите, нам нужно переговорить о весьма важных делах, так я, знаете, на всякий случай, если бы мы с вами не сошлись… Не хотите ли сигару? У меня превосходные!
   — Благодарю вас, пока не хочу! — сухо ответил Лупер. — Но вы говорили о важных делах: не угодно ли вам объясниться?
   — Да, да… Знаете ли, дружок, вы мне ужасно нравитесь!
   — Очень вам благодарен…
   — Правда, правда!.. Послушайте, хотите играть со мной в открытую?
   — Это мое обыкновение…
   — Знаю, знаю, и искренно радуюсь за вас и за себя…
   — Не пора ли нам покончить с предисловиями?
   — Гм… — усмехнулся тот. — Странно как-то слышать такое слово из уст начальника подвижной армии!..
   — Что это, ирония? — сурово заметил Лупер. — Как вам будет угодно, господин Ромье, но если вы таким образом желаете вести со мной дела…
   — Бог с вами! — тревожно воскликнул Ромье. — Зачем сердиться за невинную шутку? Поверьте, что я сумею уважать ваше инкогнито.
   — В таком случае, обещаю не менее уважать и ваше инкогнито! — ответил Лупер с такой усмешкой, что Ромье даже привскочил. — Ничего, не тревожьтесь, господин Ромье! — добавил он, ударяя на этом имени.
   — Вы меня знаете?
   — Гораздо ближе, чем вы полагаете, и во всяком случае лучше, чем вы меня… Но довольно об этом: эти стычки только напрасно раздражают нас. Вы нуждаетесь во мне; может быть, и вы будете мне небесполезны. Давайте толковать о наших делах ясно и честно, как два купца. Потом поговорим о взаимных условиях.