Страница:
Лозунги советской власти о социализме причудливым образом преобразовывались в сознании многих неграмотных и малограмотных людей. Генерал А.И. Деникин, бежавший из-под заключения под арест после корниловского мятежа и пробиравшийся в конце 1917 года тайком на юг России в переполненных вагонах, стал невольным слушателем «путаной, обильно снабженной мудреными словами… речи» какого-то «полуинтеллигента в солдатской шинели», из которой «можно было понять, что "народное добро" будет возвращено за "справедливый выкуп", понимаемый в том смысле, что казна должна выплачивать крестьянам и рабочим чуть ли не за сто прошлых лет их… убытки за счет буржуйского состояния и банков. И каждому слову его верили».
Эти россказни о скорой безбедной и беззаботной жизни в то же время соединялись с призывами к мести и разрушению. По словам Деникина, проповедник утопии завершал свои речи словами: «Братие! Оставим все наши споры и раздоры. Сольемся воедино. Возьмем топоры да вилы и, осеня себя крестным знамением, пойдем вспарывать животы буржуям. Аминь». В этих призывах к массовой резне, изложенных в псевдорелигиозной форме, чудовищным образом преломлялись идеи классовой борьбы.
Призывы к «раскрепощению» народа вызвали многочисленные проявления жестокого народного самосуда. Слова А.С. Пушкина о народном бунте из «Капитанской дочки» вновь стали актуальными. Во время своего путешествия инкогнито по России Деникин постоянно ощущал «разлитую повсюду безбрежную ненависть – и к людям, и к идеям… В этом чувстве слышалось непосредственное веками накопившееся озлобление, ожесточение тремя годами войны и воспринятая через революционных вождей истерия. Ненависть с одинаковой последовательностью и безотчетным чувством рушила государственные устои, выбрасывала в окно вагона «буржуя», разбивала череп начальнику станции и рвала в клочья бархатную обшивку вагонных скамеек».
В этих условиях значительная часть российского общества, не принадлежавшая к трудящимся классам, быстро разочаровывалась в большевиках. Однако оппозиция к большевикам не ограничивалась состоятельными городскими слоями общества. Недоверие к большевикам значительной части крестьянства, которая с начала Февральской революции поддержала эсеров, не исчезло даже после декрета о земле. Явная неспособность большевиков навести порядок в первые дни после прихода к власти не усиливала к ним симпатии на селе. Разочаровывались в большевиках и некоторые рабочие, страдавшие от голода, безработицы, общего хаоса.
Эти настроения отразились на итогах выборов в Учредительное собрание. Выборы состоялись в намеченный срок – 12 (25) ноября, но не состоялись только в 39 избирательных округах (из 79). В ряде мест выборы состоялись в конце ноября, в начале декабря и даже в начале января 1918 года. В голосовании по данным 65 округов из 90 миллионов избирателей в них приняло участие около 45 милионов. 40,4 % голосов было подано за социалистов-революционеров, расколовшихся на «левых» и «правых». 24 % получили большевики, 4,7 % было подано за кадетов, 2,6 % – за меньшевиков. Остальные голоса разделились между другими партиями.
Правда, в крупных городах страны успех большевиков был значительным. В Петрограде они получили 45 % голосов, в Москве – 50 %, по 68 губернским городам – 36,5 %. Однако в то же время в городах кадеты, получив 23,9 % голосов, существенно опережали эсеров, получивших там лишь 14,5 %. За месяц до выборов кадеты на X съезде своей партии в Москве 14-16 (27-29 октября) открыто одобрили действия своих министров во время корниловского мятежа. Кадеты были недовольны результатами выборов в деревне и готовили переворот, опираясь на поддержку Каледина, Дутова и подпольных вооруженных центров.
28 ноября (11 декабря) за подписью Ленина был опубликован «декрет об аресте вождей гражданской войны против революции». В нем говорилось: «Члены руководящих учреждений партии кадетов, как партии врагов народа, подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов. На местные Советы возлагается обязательство особого надзора за партией кадетов ввиду ее связи с корниловско-калединской гражданской войной против революции».
Средством подавления антисоветского сопротивления должна была стать Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), созданная постановлением СНК от 7 (20) декабря 1917 года. О том, что логика революционного процесса толкала большевиков к действиям, напоминавшим те, что предпринимала любая революционная власть против своих противников, свидетельствовало замечание Ленина, сделанное им во время назначения председателя ВЧК: «Здесь нужен хороший пролетарский якобинец». Таким «пролетарским якобинцем» стал Ф.Э. Дзержинский.
Уже в декабре 1918 года ВЧК раскрыла заговор представителей дипломатической миссии США с калединцами, планировавшими отправку на Дон эшелонов с военным снаряжением, а также связь подпольных организаций «Белый крест», «Черная точка», «Всё для родины» и других с миссиями западных держав и антисоветскими правительствами Украины и Дона. С конца 1917 года ВЧК ликвидировала такие заговорщические организации, как «Союз спасения родины», «Военная лига» и другие.
Переход революционных властей к чрезвычайным мерам, обычный во время любой революции, диктовался и внешними обстоятельствами. Расчеты большевиков на революционную солидарность рабочих Западной Европы не оправдались. Правда, выдавая желаемое за действительность, Ленин уверял, будто «только слепой может не видеть того брожения, которым охвачены рабочие массы в Германии и на Западе», и хотя Ленин сурово осудил заявление Ногина о том, что «Запад позорно молчит», было очевидно, что ожидавшихся пролетарских восстаний в Западной Европе не произойдет.
Официальный же Запад не откликнулся и на призывы советского правительства к миру, прозвучавшие из Петрограда. Лишь посол нейтральной Испании в Петрограде ответил на предложение Совнаркома к нейтральным странам взять на себя посредничество в организации переговоров о мире. Однако он тут же был отозван своим правительством. От имени стран Антанты американский офицер Керт заявил протест Совнаркому против таких переговоров.
В то же время Германия 14 (27) ноября выразила готовность приступить к переговорам о мире. В тот же день Ленин призвал все страны Антанты приступить 1 декабря к мирным переговорам. Страны Антанты не ответили на этот призыв, и тогда начались переговоры в Бресте между представителями Советской России и стран Центрального блока. Еще раньше, 30 ноября, страны Антанты на совещании в Париже приняли решение об оказании помощи всем антисоветским силам в России. Вскоре Франция предложила заем Центральной раде в 180 миллионов франков для борьбы с советской властью. Представители Антанты прибыли в Ростов к Каледину. Франция, Англия и США пообещали атаману значительные суммы денег и военную технику.
23 декабря 1917 года Клемансо, Пишон и Фош от Франции, лорд Мильнер, лорд Роберт Сесиль и представитель военного штаба Великобритании подписали тайную конвенцию о разделе сфер действий в России. В английскую сферу входили Кавказ и казачьи территории рек Кубани, Дона, во французскую – Бессарабия, Украина, Крым.
Этим действия стран Антанты не ограничились. В декабре 1917 года в Мурманск прибыл английский крейсер «Ифигения», на борту которого находился командующий военно-морскими силами адмирал Кемп. Английская миссия, прибывшая с крейсером, начала вербовку русских офицеров. 12 января 1918 года во Владивосток прибыли японский крейсер «Ивами» и английский крейсер «Суффолк». Казалось, что все эти военные суда ждут сигнала для начала активных действий в пределах России.
Усиление угрозы иностранной интервенции во всех концах страны, затягивавшиеся переговоры о мире в Бресте, обострение внутриполитической борьбы вокруг них с союзниками большевиков и среди большевиков, продолжавшаяся вооруженная борьба на окраинах России и в ряде ее городов проходили в условиях усугубления хозяйственных трудностей страны. 14 (27) декабря 1917 года Ленин писал: «Два вопроса выдвинулись в этом месяце на первое место перед всеми другими политическими вопросами: вопрос о хлебе и вопрос о мире!»
Рассказывая о жизни в Петрограде в январе 1918 года в своей повести «Хлеб», А.Н. Толстой писал: «Все скупее, тягучее текли жизненные соки из черноземного края страны на север – в Петроград и Москву. Выборные продовольственные управы, ведавшие сбором и распределением хлеба, плохо справлялись, а иные нарочно тормозили это дело: в управы прошли члены враждебных политических партий – меньшевики и эсеры, чтобы голодом бороться с большевиками за власть. Голод все отчетливее появлялся в сознании, как самое верное, насмерть бьющее оружие». В упадок приходило и городское хозяйство Петрограда: «Телеграфные провода были порваны. Поезда не подходили. Трамваи стояли в парках». В одной из петроградских квартир «истерическая хозяйка дома – с плачущим смехом» говорила: «В конце концов не приходится же нам выбирать: в конце концов – ни керосину, ни сахару, ни полена дров».
По словам А.Н. Толстого, «немало было таких, кто со злорадством ждал: пришли бы немцы. Суровые, в зелено-серых шинелях, в стальных шлемах. Ну – высекут кого-нибудь публично на площади – российскому обывателю даже полезно, если его немного постегать за свинство. И встали бы на перекрестках доброжелательные шуцманы… Засветились бы окна в булочных, в колбасных и в пивных… Немцу и в ум не придет такое невежество – заявлять: "Кто не работает, тот не ест"». Толстой замечал: «Большевиков было немного – горсть в триста тысяч. Их цели лежали далеко впереди. На сегодняшний день они обещали мир и землю и суровую борьбу за будущее. В будущем разворачивали перспективу почти фантастического изобилия, почти не охватываемой воображением свободы, и это привлекало и опьяняло тех из полутораста миллионов, для кого всякое иное устройство мира означало бы вечное рабство и безнадежный труд. Но этому будущему пока что грозил голод, холод и двадцать девять германских дивизий, в ожидании мира или войны стоящих от Черного моря до Балтийского».
Другой стороной общественного распада оставался безудержный рост преступности. Толстой писал: «Вечерние контрреволюционные газетки… с особым вкусом и подробностями описывали грабежи и "кошмарные убийства". Неуловимый бандит Котов, или "человек без шеи", резал людей каждую ночь на Садовой у игорного притона – ударом мясного ножа в почки. В одной закусочной, знаменитой поджаренными свиными ушами, в подполье обнаружили семь ободранных человеческих туш… Тоска охватывала имущих обывателей Петрограда. На лестницах устраивали тревожную сигнализацию, в подъездах – всенощное дежурство».
Уже 29 октября (11 ноября) Ленин выступил на совещании полковых представителей Петроградского гарнизона «по вопросу о водворении порядка в городе». В нем он призывал рабочих взять на себя долю труда по охране города. Однако в городах продолжались бесчинства преступных элементов, совершались погромы винных складов.
Несмотря на успехи ВЧК в ликвидации ряда контрреволюционных организаций, антисоветское подполье продолжало активно действовать в Петрограде. Когда В.И. Ленин возвращался 1 (14) января с митинга в Михайловском манеже, автомобиль, в котором он ехал, был обстрелян. Спутник Ленина – швейцарский социалист Платтен – быстро наклонил вниз голову Ленина. Пуля пролетела мимо, и Ленин остался невредим. Однако покушение на Ленина продемонстрировало, что Гражданская война продолжается и на улицах Петрограда.
В этих условиях Ленину и другим руководителям большевистской партии становилось ясно, что созыв Учредительного собрания, в котором большевики и их союзники – левые эсеры – имели меньшинство, неизбежно усилит противостояние между Советами и антисоветскими силами. Передача власти Учредительному собранию означала бы, что вопреки Октябрьской революции власть возвращалась к тем же силам, которые организовали Февральскую революцию. Однако опыт 8 месяцев после Февральской революции не свидетельствовал о способности этих сил навести порядок в стране и осуществить насущные перемены в интересах широких масс трудящихся.
Передача центральной власти в руки Учредительного собрания означала бы, что все декреты и декларации, принятые съездом Советов и Совнаркомом, все решения местных Советов были бы перечеркнуты. Вся практическая деятельность Советов в течение двух с лишним месяцев в центре и на местах, направленная на прекращение разрухи, голода, разгула преступности, на решение вопросов о мире, земле, рабочем дне и рабочем контроле над производством, национальном и социальном равноправии, была бы сведена к нулю. Усилившийся в этом случае хаос лишь благоприятствовал бы вторжению иностранных держав и распаду России. Кроме того, то обстоятельство, что в Учредительном собрании преобладали правые эсеры, бросавшие большевиков в тюрьмы в середине 1917 года, а затем после 7 ноября 1917 года участвовавшие в заговорщической деятельности против советской власти, не могло не обострить продолжавшуюся Гражданскую войну.
Поэтому 1 (14) декабря 1917 года Ленин потребовал ввести процедуру отзыва депутатов Учредительного собрания. Однако предложения Ленина вряд ли могли быть приняты большинством Учредительного собрания. 5(18) января на заседание Учредительного собрания из 715 избранных депутатов явилось 410. Из них большевиков и левых эсеров было 155, то есть 38,5 %. Большинство составляли правые эсеры.
Заседание Учредительного собрания, открывшееся 5(18) января 1918 года, началось со скандала. Председатель ВЦИК Я.М. Свердлов, поднявшись на трибуну, помешал старейшему депутату Шевцову открыть собрание. Свердлов огласил с трибуны «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», принятую ВЦИК – за три дня до этого. В «Декларации», носившей характер конституционного документа, Россия объявлялась «республикой рабочих, солдатских депутатов». Провозглашалось, что «вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам». В «Декларации» подтверждалась верность основным законодательным актам, принятым Вторым съездом Советов, ВЦИК и Совнаркомом.
В «Декларации» также говорилось: «Будучи выбрано на основании партийных списков, составленных до Октябрьской революции, когда народ еще не мог всей массой восстать против эксплуататоров, не знал всей силы их сопротивления при отстаивании ими своих классовых привилегий, не взялся еще практически за создание социалистического общества, Учредительное собрание считало бы в корне неправильным, даже с формальной точки зрения, противопоставлять себя Советской власти… Поддерживая Советскую власть и декреты Совета Народных Комиссаров, Учредительное собрание считает, что его задачи исчерпываются установлением коренных оснований социалистического переустройства общества».
Декларация была отвергнута большинством голосов. Тогда большевики и левые эсеры покинули зал заседаний. Учредительное собрание большинством голосов избрало председателем бывшего министра земледелия Временного правительства правого эсера В.М. Чернова, который был тесно связан с многочисленными антисоветскими центрами на окраинах страны и в самом Петрограде.
Тем временем в одной из комнат Таврического дворца Ленин провел заседание Совета народных комиссаров, на котором была принята декларация, гласившая: «Нынешнее контрреволюционное большинство Учредительного собрания, избранное по устаревшим партийным спискам, выражает вчерашний день революции и пытается встать поперек дороги рабочему и крестьянскому движению. Прения в течение целого дня показали воочию, что партия правых эсеров, как и при Керенском, кормит народ посулами, на словах обещает ему все и вся, но на деле решила бороться против власти рабочих, крестьянских и солдатских Советов, против социалистических мер, против перехода земель и всего инвентаря без выкупа к крестьянам, против национализации банков, против аннулирования государственных долгов. Не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать Советской власти окончательное решение вопроса об отношении к контрреволюционной части Учредительного собрания».
Эту декларацию огласил единственный депутат-большевик, оставшийся на заседании, который также покинул зал после зачтения текста. Впоследствии была создана легенда, популяризированная фильмами «Выборгская сторона» и «Яков Свердлов». В киносценарии фильма «Выборгская сторона» говорится: «Матрос подходит к Чернову и кладет ему руку на плечо. Чернов изумленно поворачивается. Матрос говорит твердо и лаконично: 'Караул устал. Предлагаю закрыть заседание и разойтись по домам!" Чернов обводит глазами зал. Матросы и красногвардейцы отвечают ему недружелюбным взглядом. Чернов, запинаясь, говорит: "Объявляю закрытым первое заседание Учредительного собрания". "И последнее!" – громко говорит красногвардеец. Матрос командует: "Караул! Смирно!" Матросы и рабочие вытягиваются. Члены Учредительного собрания торопливо идут из зала. На часах – четыре часа сорок минут. Матрос оглядывает зал, потом громко говорит: "Открыть окна! Проветрить помещение!" Все зрители знали, что «матросом» был А.Г. Железняков, гибель которого в 1919 году была воспета в песне о "матросе, партизане Железняке"».
На самом деле, как свидетельствуют документы, в Таврическом дворце не разыгрывались события, подобные тем, что произошли в английской палате общин 20 апреля 1653 года или во французском Совете пятисот 9 ноября 1799 года. Железняков не сыграл роль Кромвеля или Мюрата. Известно, что Железняков на самом деле пожаловался членам Совнаркома, продолжавшим заседать в Таврическом дворце, что «матросы, которые стояли на страже дворца с утра, буквально валятся с ног от усталости». В ответ нарком по военно-морским делам П.Е. Дыбенко приказал Железнякову разогнать Учредительное собрание. Однако Ленин тут же отменил приказ Дыбенко и написал Железнякову приказ: «Предписывается товарищам солдатам и матросам, несущим службу в стенах Таврического дворца, не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и, свободно выпуская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов».
Лишь после полуночи Железняков решился под давлением Дыбенко заявить депутатам Учредительного собрания об усталости охраны дворца. Стенограмма заседания свидетельствует, что Железняков взял слово и попросил депутатов учесть пожелания матросов. В ответ Чернов, посоветовавшись с секретарем собрания, заявил «гражданину матросу», что депутаты тоже устали, но усталость не мешает им заниматься обсуждением самого жгучего вопроса для России – вопроса о земле. Железняков покинул собрание, а депутаты вновь продолжили обсуждение вопросов повестки дня.
Уже после выступления Железнякова Учредительным собранием был принят закон о земле. Было также принято обращение к союзникам по Антанте об условиях демократического мира. Лишь после принятия этих решений в 4 часа 40 минут утра 19 января 1918 года Чернов объявил заседание Учредительного собрания закрытым и назначил второе заседание Учредительного собрания на 5 часов вечера того же дня.
Однако, когда к назначенному сроку депутаты подошли к Таврическому дворцу, они обнаружили, что входы туда были закрыты, а двери охраняют вооруженные матросы. К этому времени ВЦИК выпустил декрет о роспуске Учредительного собрания. По форме роспуск Учредительного собрания совершался так же, как и роспуск 1-й Государственной думы. Как и в 1906 году, депутаты разогнанного органа власти, собравшись в другом помещении, приняли резолюции, осуждавшие действия властей. Но, как и 12 лет назад, эти протесты не получили поддержки и не возымели своего действия.
Через 4 дня после роспуска Учредительного собрания в Петрограде 10 (23) января открылся III съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, который через три дня объединился с Третьим Всероссийским съездом Советов крестьянских депутатов. На съезде с отчетами выступили от ВЦИК – Я.М. Свердлов, а от Совнаркома – В.И. Ленин.
В начале своего отчета Ленин напомнил, что советская власть существует уже 2 месяца и 15 дней, то есть на 5 дней дольше, чем существовала Парижская коммуна. Он заявил: «Мы начали лишь период переходный к социализму», одобрил роспуск Учредительного собрания, отменил слово «Временное» в названии советского правительства, поручил ВЦИК разработать основные положения Конституции России и объявил: «Российская Социалистическая Советская Республика учреждается на основе добровольного союза народов России».
В составе ВЦИК были представлены различные левые партии. Из 306 членов ВЦИК большевиков было 160, левых эсеров – 125,7 эсеров-максималистов, 7 правых эсеров, 2 меньшевика, 2 меньшевика-интернационалиста, 3 анархиста. В своем докладе Ленин особо подчеркнул: «Тот союз, который мы заключили с левыми социалистами-революционерами, создан на прочной базе и крепнет не по дням, а по часам. Если в первое время в Совете Народных Комиссаров мы могли опасаться, что фракционная борьба станет тормозить работу, что уже на основании двухмесячного опыта совместной работы я должен сказать, что у нас по большинству вопросов вырабатывается решение единогласное».
И все же в эти дни стал назревать новый кризис в отношениях между большевиками и левыми эсерами, а также возникать кризис в самой большевистской партии. Известия о ходе переговоров в Бресте вызвали резкую оппозицию со стороны эсеров и части большевиков во главе с Н.И. Бухариным, образовавших в январе 1918 года фракцию «левых коммунистов». Последние считали, что вместо подписания мира следует развязать «революционную войну» против блока Центральных держав.
Тем временем, убежденный в преобладании революционных настроений в войсках Германии и Австро-Венгрии, Троцкий считал, что ответом на его формулу «ни мира, ни войны» станет революция в Германии и Австрии. Хотя Троцкий имел твердые указания руководства страны оттягивать подписание кабального договора, но подписать его, как только Центральные державы предъявят ультиматум, он, отказавшись подписать мирный договор, покинул переговоры.
После срыва Троцким 27 января (10 февраля) 1918 года переговоров в Бресте 16 февраля Германия объявила о прекращении перемирия и начале боевых операций с 12 часов дня 18 февраля. 18 февраля вопреки прогнозу Троцкого австро-германские войска начали наступление по всему фронту. В тот же день на заседании ЦК Ленин потребовал немедленно послать телеграмму в Германию с предложением мира. После дискуссии предложение Ленина об отправке телеграммы было вновь отклонено 6 голосами против 7.
Вечером того же дня опять состоялось заседание ЦК. Его открыл Троцкий сообщением о взятии немцами Двинска (Даугавпилса) и их наступлении на Украину. Теперь Троцкий изменил свою позицию, и требование Ленина о немедленном возобновлении переговоров, наконец, получило поддержку 7 голосами против 5. В ночь с 18 на 19 февраля Ленин направил радиограмму германскому правительству, в котором сообщал, что «Совет Народных Комиссаров видит себя вынужденным, при создавшемся положении, заявить о своей готовности формально подписать тот мир, на тех условиях, которых требовало в Брест-Литовске германское правительство».
Лишь 23 февраля Центральные державы дали ответ советскому правительству, предъявив новые условия мира, значительно более тяжелые, чем раньше. Теперь советские войска должны были покинуть Лифляндию, а также Эстляндию, Украину, округа Ардагана, Карса и Батума. Россия теряла земли площадью в 1 миллион квадратных километров. Кроме того, Россия должна была осуществить демобилизацию армии и флота, признать договор Центральных держав с Украиной и определить границу между Россией и Украиной. Были выдвинуты и требования обременительных контрибуций.
На заседании ВЦИК был поставлен вопрос о принятии этих условий. 23 февраля большевики проголосовали за них, левые эсеры против. 3 марта мирный договор был подписан в Бресте. 6-8 марта 1918 года состоялся VII (экстренный) съезд большевистской партии. В ходе съезда она получила новое название: Российская коммунистическая партия (большевиков). Тем самым была подчеркнута идейная связь большевиков с «Союзом коммунистов» Маркса и Энгельса.
Главным на съезде стал вопрос об отношении к Брестскому миру. Не возражая против ратификации договора, Троцкий исходил из того, что события последних дней показали, что «для революционного пролетариата Советская власть является слишком тяжелой ношей… мы явились слишком рано и должны уйти в подполье».
Левые коммунисты возражали против ратификации договора. A.M. Коллонтай заявляла: «И если погибнет наша Советская республика, наше знамя поднимут другие. Это будет зашита не отечества, а защита трудовой республики. Да здравствует революционная война!» Бухарин полагал, что «Германия неминуемо должна будет заняться самым наглым грабежом России». Обращая одновременно внимание на «выступление Японии», он говорил о неизбежности движения против России полчищ «германских и японских империалистов». Бухарин считал, что лишь германо-японская оккупация страны способна «пробудить» крестьян России.
Эти россказни о скорой безбедной и беззаботной жизни в то же время соединялись с призывами к мести и разрушению. По словам Деникина, проповедник утопии завершал свои речи словами: «Братие! Оставим все наши споры и раздоры. Сольемся воедино. Возьмем топоры да вилы и, осеня себя крестным знамением, пойдем вспарывать животы буржуям. Аминь». В этих призывах к массовой резне, изложенных в псевдорелигиозной форме, чудовищным образом преломлялись идеи классовой борьбы.
Призывы к «раскрепощению» народа вызвали многочисленные проявления жестокого народного самосуда. Слова А.С. Пушкина о народном бунте из «Капитанской дочки» вновь стали актуальными. Во время своего путешествия инкогнито по России Деникин постоянно ощущал «разлитую повсюду безбрежную ненависть – и к людям, и к идеям… В этом чувстве слышалось непосредственное веками накопившееся озлобление, ожесточение тремя годами войны и воспринятая через революционных вождей истерия. Ненависть с одинаковой последовательностью и безотчетным чувством рушила государственные устои, выбрасывала в окно вагона «буржуя», разбивала череп начальнику станции и рвала в клочья бархатную обшивку вагонных скамеек».
В этих условиях значительная часть российского общества, не принадлежавшая к трудящимся классам, быстро разочаровывалась в большевиках. Однако оппозиция к большевикам не ограничивалась состоятельными городскими слоями общества. Недоверие к большевикам значительной части крестьянства, которая с начала Февральской революции поддержала эсеров, не исчезло даже после декрета о земле. Явная неспособность большевиков навести порядок в первые дни после прихода к власти не усиливала к ним симпатии на селе. Разочаровывались в большевиках и некоторые рабочие, страдавшие от голода, безработицы, общего хаоса.
Эти настроения отразились на итогах выборов в Учредительное собрание. Выборы состоялись в намеченный срок – 12 (25) ноября, но не состоялись только в 39 избирательных округах (из 79). В ряде мест выборы состоялись в конце ноября, в начале декабря и даже в начале января 1918 года. В голосовании по данным 65 округов из 90 миллионов избирателей в них приняло участие около 45 милионов. 40,4 % голосов было подано за социалистов-революционеров, расколовшихся на «левых» и «правых». 24 % получили большевики, 4,7 % было подано за кадетов, 2,6 % – за меньшевиков. Остальные голоса разделились между другими партиями.
Правда, в крупных городах страны успех большевиков был значительным. В Петрограде они получили 45 % голосов, в Москве – 50 %, по 68 губернским городам – 36,5 %. Однако в то же время в городах кадеты, получив 23,9 % голосов, существенно опережали эсеров, получивших там лишь 14,5 %. За месяц до выборов кадеты на X съезде своей партии в Москве 14-16 (27-29 октября) открыто одобрили действия своих министров во время корниловского мятежа. Кадеты были недовольны результатами выборов в деревне и готовили переворот, опираясь на поддержку Каледина, Дутова и подпольных вооруженных центров.
28 ноября (11 декабря) за подписью Ленина был опубликован «декрет об аресте вождей гражданской войны против революции». В нем говорилось: «Члены руководящих учреждений партии кадетов, как партии врагов народа, подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов. На местные Советы возлагается обязательство особого надзора за партией кадетов ввиду ее связи с корниловско-калединской гражданской войной против революции».
Средством подавления антисоветского сопротивления должна была стать Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), созданная постановлением СНК от 7 (20) декабря 1917 года. О том, что логика революционного процесса толкала большевиков к действиям, напоминавшим те, что предпринимала любая революционная власть против своих противников, свидетельствовало замечание Ленина, сделанное им во время назначения председателя ВЧК: «Здесь нужен хороший пролетарский якобинец». Таким «пролетарским якобинцем» стал Ф.Э. Дзержинский.
Уже в декабре 1918 года ВЧК раскрыла заговор представителей дипломатической миссии США с калединцами, планировавшими отправку на Дон эшелонов с военным снаряжением, а также связь подпольных организаций «Белый крест», «Черная точка», «Всё для родины» и других с миссиями западных держав и антисоветскими правительствами Украины и Дона. С конца 1917 года ВЧК ликвидировала такие заговорщические организации, как «Союз спасения родины», «Военная лига» и другие.
Переход революционных властей к чрезвычайным мерам, обычный во время любой революции, диктовался и внешними обстоятельствами. Расчеты большевиков на революционную солидарность рабочих Западной Европы не оправдались. Правда, выдавая желаемое за действительность, Ленин уверял, будто «только слепой может не видеть того брожения, которым охвачены рабочие массы в Германии и на Западе», и хотя Ленин сурово осудил заявление Ногина о том, что «Запад позорно молчит», было очевидно, что ожидавшихся пролетарских восстаний в Западной Европе не произойдет.
Официальный же Запад не откликнулся и на призывы советского правительства к миру, прозвучавшие из Петрограда. Лишь посол нейтральной Испании в Петрограде ответил на предложение Совнаркома к нейтральным странам взять на себя посредничество в организации переговоров о мире. Однако он тут же был отозван своим правительством. От имени стран Антанты американский офицер Керт заявил протест Совнаркому против таких переговоров.
В то же время Германия 14 (27) ноября выразила готовность приступить к переговорам о мире. В тот же день Ленин призвал все страны Антанты приступить 1 декабря к мирным переговорам. Страны Антанты не ответили на этот призыв, и тогда начались переговоры в Бресте между представителями Советской России и стран Центрального блока. Еще раньше, 30 ноября, страны Антанты на совещании в Париже приняли решение об оказании помощи всем антисоветским силам в России. Вскоре Франция предложила заем Центральной раде в 180 миллионов франков для борьбы с советской властью. Представители Антанты прибыли в Ростов к Каледину. Франция, Англия и США пообещали атаману значительные суммы денег и военную технику.
23 декабря 1917 года Клемансо, Пишон и Фош от Франции, лорд Мильнер, лорд Роберт Сесиль и представитель военного штаба Великобритании подписали тайную конвенцию о разделе сфер действий в России. В английскую сферу входили Кавказ и казачьи территории рек Кубани, Дона, во французскую – Бессарабия, Украина, Крым.
Этим действия стран Антанты не ограничились. В декабре 1917 года в Мурманск прибыл английский крейсер «Ифигения», на борту которого находился командующий военно-морскими силами адмирал Кемп. Английская миссия, прибывшая с крейсером, начала вербовку русских офицеров. 12 января 1918 года во Владивосток прибыли японский крейсер «Ивами» и английский крейсер «Суффолк». Казалось, что все эти военные суда ждут сигнала для начала активных действий в пределах России.
Усиление угрозы иностранной интервенции во всех концах страны, затягивавшиеся переговоры о мире в Бресте, обострение внутриполитической борьбы вокруг них с союзниками большевиков и среди большевиков, продолжавшаяся вооруженная борьба на окраинах России и в ряде ее городов проходили в условиях усугубления хозяйственных трудностей страны. 14 (27) декабря 1917 года Ленин писал: «Два вопроса выдвинулись в этом месяце на первое место перед всеми другими политическими вопросами: вопрос о хлебе и вопрос о мире!»
Рассказывая о жизни в Петрограде в январе 1918 года в своей повести «Хлеб», А.Н. Толстой писал: «Все скупее, тягучее текли жизненные соки из черноземного края страны на север – в Петроград и Москву. Выборные продовольственные управы, ведавшие сбором и распределением хлеба, плохо справлялись, а иные нарочно тормозили это дело: в управы прошли члены враждебных политических партий – меньшевики и эсеры, чтобы голодом бороться с большевиками за власть. Голод все отчетливее появлялся в сознании, как самое верное, насмерть бьющее оружие». В упадок приходило и городское хозяйство Петрограда: «Телеграфные провода были порваны. Поезда не подходили. Трамваи стояли в парках». В одной из петроградских квартир «истерическая хозяйка дома – с плачущим смехом» говорила: «В конце концов не приходится же нам выбирать: в конце концов – ни керосину, ни сахару, ни полена дров».
По словам А.Н. Толстого, «немало было таких, кто со злорадством ждал: пришли бы немцы. Суровые, в зелено-серых шинелях, в стальных шлемах. Ну – высекут кого-нибудь публично на площади – российскому обывателю даже полезно, если его немного постегать за свинство. И встали бы на перекрестках доброжелательные шуцманы… Засветились бы окна в булочных, в колбасных и в пивных… Немцу и в ум не придет такое невежество – заявлять: "Кто не работает, тот не ест"». Толстой замечал: «Большевиков было немного – горсть в триста тысяч. Их цели лежали далеко впереди. На сегодняшний день они обещали мир и землю и суровую борьбу за будущее. В будущем разворачивали перспективу почти фантастического изобилия, почти не охватываемой воображением свободы, и это привлекало и опьяняло тех из полутораста миллионов, для кого всякое иное устройство мира означало бы вечное рабство и безнадежный труд. Но этому будущему пока что грозил голод, холод и двадцать девять германских дивизий, в ожидании мира или войны стоящих от Черного моря до Балтийского».
Другой стороной общественного распада оставался безудержный рост преступности. Толстой писал: «Вечерние контрреволюционные газетки… с особым вкусом и подробностями описывали грабежи и "кошмарные убийства". Неуловимый бандит Котов, или "человек без шеи", резал людей каждую ночь на Садовой у игорного притона – ударом мясного ножа в почки. В одной закусочной, знаменитой поджаренными свиными ушами, в подполье обнаружили семь ободранных человеческих туш… Тоска охватывала имущих обывателей Петрограда. На лестницах устраивали тревожную сигнализацию, в подъездах – всенощное дежурство».
Уже 29 октября (11 ноября) Ленин выступил на совещании полковых представителей Петроградского гарнизона «по вопросу о водворении порядка в городе». В нем он призывал рабочих взять на себя долю труда по охране города. Однако в городах продолжались бесчинства преступных элементов, совершались погромы винных складов.
Несмотря на успехи ВЧК в ликвидации ряда контрреволюционных организаций, антисоветское подполье продолжало активно действовать в Петрограде. Когда В.И. Ленин возвращался 1 (14) января с митинга в Михайловском манеже, автомобиль, в котором он ехал, был обстрелян. Спутник Ленина – швейцарский социалист Платтен – быстро наклонил вниз голову Ленина. Пуля пролетела мимо, и Ленин остался невредим. Однако покушение на Ленина продемонстрировало, что Гражданская война продолжается и на улицах Петрограда.
В этих условиях Ленину и другим руководителям большевистской партии становилось ясно, что созыв Учредительного собрания, в котором большевики и их союзники – левые эсеры – имели меньшинство, неизбежно усилит противостояние между Советами и антисоветскими силами. Передача власти Учредительному собранию означала бы, что вопреки Октябрьской революции власть возвращалась к тем же силам, которые организовали Февральскую революцию. Однако опыт 8 месяцев после Февральской революции не свидетельствовал о способности этих сил навести порядок в стране и осуществить насущные перемены в интересах широких масс трудящихся.
Передача центральной власти в руки Учредительного собрания означала бы, что все декреты и декларации, принятые съездом Советов и Совнаркомом, все решения местных Советов были бы перечеркнуты. Вся практическая деятельность Советов в течение двух с лишним месяцев в центре и на местах, направленная на прекращение разрухи, голода, разгула преступности, на решение вопросов о мире, земле, рабочем дне и рабочем контроле над производством, национальном и социальном равноправии, была бы сведена к нулю. Усилившийся в этом случае хаос лишь благоприятствовал бы вторжению иностранных держав и распаду России. Кроме того, то обстоятельство, что в Учредительном собрании преобладали правые эсеры, бросавшие большевиков в тюрьмы в середине 1917 года, а затем после 7 ноября 1917 года участвовавшие в заговорщической деятельности против советской власти, не могло не обострить продолжавшуюся Гражданскую войну.
Поэтому 1 (14) декабря 1917 года Ленин потребовал ввести процедуру отзыва депутатов Учредительного собрания. Однако предложения Ленина вряд ли могли быть приняты большинством Учредительного собрания. 5(18) января на заседание Учредительного собрания из 715 избранных депутатов явилось 410. Из них большевиков и левых эсеров было 155, то есть 38,5 %. Большинство составляли правые эсеры.
Заседание Учредительного собрания, открывшееся 5(18) января 1918 года, началось со скандала. Председатель ВЦИК Я.М. Свердлов, поднявшись на трибуну, помешал старейшему депутату Шевцову открыть собрание. Свердлов огласил с трибуны «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», принятую ВЦИК – за три дня до этого. В «Декларации», носившей характер конституционного документа, Россия объявлялась «республикой рабочих, солдатских депутатов». Провозглашалось, что «вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам». В «Декларации» подтверждалась верность основным законодательным актам, принятым Вторым съездом Советов, ВЦИК и Совнаркомом.
В «Декларации» также говорилось: «Будучи выбрано на основании партийных списков, составленных до Октябрьской революции, когда народ еще не мог всей массой восстать против эксплуататоров, не знал всей силы их сопротивления при отстаивании ими своих классовых привилегий, не взялся еще практически за создание социалистического общества, Учредительное собрание считало бы в корне неправильным, даже с формальной точки зрения, противопоставлять себя Советской власти… Поддерживая Советскую власть и декреты Совета Народных Комиссаров, Учредительное собрание считает, что его задачи исчерпываются установлением коренных оснований социалистического переустройства общества».
Декларация была отвергнута большинством голосов. Тогда большевики и левые эсеры покинули зал заседаний. Учредительное собрание большинством голосов избрало председателем бывшего министра земледелия Временного правительства правого эсера В.М. Чернова, который был тесно связан с многочисленными антисоветскими центрами на окраинах страны и в самом Петрограде.
Тем временем в одной из комнат Таврического дворца Ленин провел заседание Совета народных комиссаров, на котором была принята декларация, гласившая: «Нынешнее контрреволюционное большинство Учредительного собрания, избранное по устаревшим партийным спискам, выражает вчерашний день революции и пытается встать поперек дороги рабочему и крестьянскому движению. Прения в течение целого дня показали воочию, что партия правых эсеров, как и при Керенском, кормит народ посулами, на словах обещает ему все и вся, но на деле решила бороться против власти рабочих, крестьянских и солдатских Советов, против социалистических мер, против перехода земель и всего инвентаря без выкупа к крестьянам, против национализации банков, против аннулирования государственных долгов. Не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать Советской власти окончательное решение вопроса об отношении к контрреволюционной части Учредительного собрания».
Эту декларацию огласил единственный депутат-большевик, оставшийся на заседании, который также покинул зал после зачтения текста. Впоследствии была создана легенда, популяризированная фильмами «Выборгская сторона» и «Яков Свердлов». В киносценарии фильма «Выборгская сторона» говорится: «Матрос подходит к Чернову и кладет ему руку на плечо. Чернов изумленно поворачивается. Матрос говорит твердо и лаконично: 'Караул устал. Предлагаю закрыть заседание и разойтись по домам!" Чернов обводит глазами зал. Матросы и красногвардейцы отвечают ему недружелюбным взглядом. Чернов, запинаясь, говорит: "Объявляю закрытым первое заседание Учредительного собрания". "И последнее!" – громко говорит красногвардеец. Матрос командует: "Караул! Смирно!" Матросы и рабочие вытягиваются. Члены Учредительного собрания торопливо идут из зала. На часах – четыре часа сорок минут. Матрос оглядывает зал, потом громко говорит: "Открыть окна! Проветрить помещение!" Все зрители знали, что «матросом» был А.Г. Железняков, гибель которого в 1919 году была воспета в песне о "матросе, партизане Железняке"».
На самом деле, как свидетельствуют документы, в Таврическом дворце не разыгрывались события, подобные тем, что произошли в английской палате общин 20 апреля 1653 года или во французском Совете пятисот 9 ноября 1799 года. Железняков не сыграл роль Кромвеля или Мюрата. Известно, что Железняков на самом деле пожаловался членам Совнаркома, продолжавшим заседать в Таврическом дворце, что «матросы, которые стояли на страже дворца с утра, буквально валятся с ног от усталости». В ответ нарком по военно-морским делам П.Е. Дыбенко приказал Железнякову разогнать Учредительное собрание. Однако Ленин тут же отменил приказ Дыбенко и написал Железнякову приказ: «Предписывается товарищам солдатам и матросам, несущим службу в стенах Таврического дворца, не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и, свободно выпуская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов».
Лишь после полуночи Железняков решился под давлением Дыбенко заявить депутатам Учредительного собрания об усталости охраны дворца. Стенограмма заседания свидетельствует, что Железняков взял слово и попросил депутатов учесть пожелания матросов. В ответ Чернов, посоветовавшись с секретарем собрания, заявил «гражданину матросу», что депутаты тоже устали, но усталость не мешает им заниматься обсуждением самого жгучего вопроса для России – вопроса о земле. Железняков покинул собрание, а депутаты вновь продолжили обсуждение вопросов повестки дня.
Уже после выступления Железнякова Учредительным собранием был принят закон о земле. Было также принято обращение к союзникам по Антанте об условиях демократического мира. Лишь после принятия этих решений в 4 часа 40 минут утра 19 января 1918 года Чернов объявил заседание Учредительного собрания закрытым и назначил второе заседание Учредительного собрания на 5 часов вечера того же дня.
Однако, когда к назначенному сроку депутаты подошли к Таврическому дворцу, они обнаружили, что входы туда были закрыты, а двери охраняют вооруженные матросы. К этому времени ВЦИК выпустил декрет о роспуске Учредительного собрания. По форме роспуск Учредительного собрания совершался так же, как и роспуск 1-й Государственной думы. Как и в 1906 году, депутаты разогнанного органа власти, собравшись в другом помещении, приняли резолюции, осуждавшие действия властей. Но, как и 12 лет назад, эти протесты не получили поддержки и не возымели своего действия.
Через 4 дня после роспуска Учредительного собрания в Петрограде 10 (23) января открылся III съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, который через три дня объединился с Третьим Всероссийским съездом Советов крестьянских депутатов. На съезде с отчетами выступили от ВЦИК – Я.М. Свердлов, а от Совнаркома – В.И. Ленин.
В начале своего отчета Ленин напомнил, что советская власть существует уже 2 месяца и 15 дней, то есть на 5 дней дольше, чем существовала Парижская коммуна. Он заявил: «Мы начали лишь период переходный к социализму», одобрил роспуск Учредительного собрания, отменил слово «Временное» в названии советского правительства, поручил ВЦИК разработать основные положения Конституции России и объявил: «Российская Социалистическая Советская Республика учреждается на основе добровольного союза народов России».
В составе ВЦИК были представлены различные левые партии. Из 306 членов ВЦИК большевиков было 160, левых эсеров – 125,7 эсеров-максималистов, 7 правых эсеров, 2 меньшевика, 2 меньшевика-интернационалиста, 3 анархиста. В своем докладе Ленин особо подчеркнул: «Тот союз, который мы заключили с левыми социалистами-революционерами, создан на прочной базе и крепнет не по дням, а по часам. Если в первое время в Совете Народных Комиссаров мы могли опасаться, что фракционная борьба станет тормозить работу, что уже на основании двухмесячного опыта совместной работы я должен сказать, что у нас по большинству вопросов вырабатывается решение единогласное».
И все же в эти дни стал назревать новый кризис в отношениях между большевиками и левыми эсерами, а также возникать кризис в самой большевистской партии. Известия о ходе переговоров в Бресте вызвали резкую оппозицию со стороны эсеров и части большевиков во главе с Н.И. Бухариным, образовавших в январе 1918 года фракцию «левых коммунистов». Последние считали, что вместо подписания мира следует развязать «революционную войну» против блока Центральных держав.
Тем временем, убежденный в преобладании революционных настроений в войсках Германии и Австро-Венгрии, Троцкий считал, что ответом на его формулу «ни мира, ни войны» станет революция в Германии и Австрии. Хотя Троцкий имел твердые указания руководства страны оттягивать подписание кабального договора, но подписать его, как только Центральные державы предъявят ультиматум, он, отказавшись подписать мирный договор, покинул переговоры.
После срыва Троцким 27 января (10 февраля) 1918 года переговоров в Бресте 16 февраля Германия объявила о прекращении перемирия и начале боевых операций с 12 часов дня 18 февраля. 18 февраля вопреки прогнозу Троцкого австро-германские войска начали наступление по всему фронту. В тот же день на заседании ЦК Ленин потребовал немедленно послать телеграмму в Германию с предложением мира. После дискуссии предложение Ленина об отправке телеграммы было вновь отклонено 6 голосами против 7.
Вечером того же дня опять состоялось заседание ЦК. Его открыл Троцкий сообщением о взятии немцами Двинска (Даугавпилса) и их наступлении на Украину. Теперь Троцкий изменил свою позицию, и требование Ленина о немедленном возобновлении переговоров, наконец, получило поддержку 7 голосами против 5. В ночь с 18 на 19 февраля Ленин направил радиограмму германскому правительству, в котором сообщал, что «Совет Народных Комиссаров видит себя вынужденным, при создавшемся положении, заявить о своей готовности формально подписать тот мир, на тех условиях, которых требовало в Брест-Литовске германское правительство».
Лишь 23 февраля Центральные державы дали ответ советскому правительству, предъявив новые условия мира, значительно более тяжелые, чем раньше. Теперь советские войска должны были покинуть Лифляндию, а также Эстляндию, Украину, округа Ардагана, Карса и Батума. Россия теряла земли площадью в 1 миллион квадратных километров. Кроме того, Россия должна была осуществить демобилизацию армии и флота, признать договор Центральных держав с Украиной и определить границу между Россией и Украиной. Были выдвинуты и требования обременительных контрибуций.
На заседании ВЦИК был поставлен вопрос о принятии этих условий. 23 февраля большевики проголосовали за них, левые эсеры против. 3 марта мирный договор был подписан в Бресте. 6-8 марта 1918 года состоялся VII (экстренный) съезд большевистской партии. В ходе съезда она получила новое название: Российская коммунистическая партия (большевиков). Тем самым была подчеркнута идейная связь большевиков с «Союзом коммунистов» Маркса и Энгельса.
Главным на съезде стал вопрос об отношении к Брестскому миру. Не возражая против ратификации договора, Троцкий исходил из того, что события последних дней показали, что «для революционного пролетариата Советская власть является слишком тяжелой ношей… мы явились слишком рано и должны уйти в подполье».
Левые коммунисты возражали против ратификации договора. A.M. Коллонтай заявляла: «И если погибнет наша Советская республика, наше знамя поднимут другие. Это будет зашита не отечества, а защита трудовой республики. Да здравствует революционная война!» Бухарин полагал, что «Германия неминуемо должна будет заняться самым наглым грабежом России». Обращая одновременно внимание на «выступление Японии», он говорил о неизбежности движения против России полчищ «германских и японских империалистов». Бухарин считал, что лишь германо-японская оккупация страны способна «пробудить» крестьян России.