Страница:
Виктор взял Эви за свободную руку, и она внезапно испугалась, что Сент не захочет отпустить ее. Тогда двое мужчин разорвут ее пополам. Мускулы на руке маркиза напряглись под ее пальцами.
— Ваша сестра очаровательна, — произнес маркиз.
— Да, она очень обаятельна.
Эви откашлялась.
— О Боже! Столько комплиментов. Благодарю вас обоих. И спасибо за прекрасный пикник, милорд.
Церемонно кивнув, . Сент ослабил руку, позволив Эви высвободить свою.
— Благодарю вас, мисс Раддик, — сказал он в ответ. — И вы были правы.
— Насчет чего? — спросила Эви, обернувшись, чтобы не выпускать его из виду.
— О дневном свете. Это неописуемо. Раддик, мисс Раддик.
— Сент-Обин.
Как только маркиз с корзиной для пикника вышел на улицу и подозвал извозчика, Виктор схватил Эви за вторую руку. Девушке с трудом удалось оторвать взгляд от Сента и посмотреть в лицо брату.
— О чем это вы? — спросил Виктор, втаскивая ее вверх по ступенькам в дом.
Лангли затворил дверь прежде, чем она сумела увидеть, оглянулся ли Сент, чтобы еще раз посмотреть на нее. Это не имело никакого значения, но ей очень хотелось знать, думает ли он о ней, сохраняет ли в душе хоть тень воспоминания, когда она не маячит у него перед глазами.
— Что ты имеешь в виду?
— Комментарии по поводу дневного света.
— О! Я сказала маркизу, что ему следует иногда появляться при солнечном свете.
— А-а. — Виктор отпустил се и направился по лестнице в свой кабинет, где он, вероятно, и провел весь день.
— Тебе бы тоже не помешало, — сказала вслед ему Эви.
Он оглянулся и посмотрел на нее с высоты лестничной площадки.
— Не помешало бы что?
— Солнечный свет.
— Не думай, что теперь, когда Сент-Обин представил меня Веллингтону, тебе удастся вовлечь меня в дружеские отношения с этим распутником и повесой. Он оказал мне услугу, поэтому я позволил тебе пойти с ним на пикник. Не вздумай взять это за правило. Больше я ничего ему не должен.
Эви вздохнула:
— К твоему сведению, сегодня он вел себя как истинный джентльмен.
— Это потому, что ты держалась как леди. Поздравляю. Эви Раддик, адвокат немытых масс, обедает с человеком, собирающимся снести сиротский приют.
Нет, — если ей удастся сказать свое слово в этом деле.
— Да, Виктор, — отозвалась она, направляясь в малую гостиную. — Спасибо, что напомнил.
Сент подсел к главному столу для игры в фараон в светском клубе.
— Что за дьявольщина эти женские политические чаепития?
Тристан Карроуэй, виконт Дэр, внес свою ставку, затем откинулся на спинку стула и взял в руку бокал портвейна.
— Я что, похож на энциклопедический словарь?
— Ты теперь семьянин и закабален. — Сент потянулся за своим бокалом, не обращая внимания на неодобрительные взгляды остальных игроков. — Так что это значит?
— Я не закабален; я влюблен. Ты тоже должен попытаться. Это чудесным образом изменит твои взгляды на жизнь.
— Спасибо, как-нибудь мы поговорим об этом. Но если ты так влюблен, почему ты здесь и где твоя жена?
Дэр осушил бокал и наполнил снова.
— Политические чаепития — это место, где леди обсуждают, каким образом им лучше всего поддерживать и продвигать политические замыслы своих… мужчин. — Виконт отодвинул свой стул. — Что до остальных вопросов, то не твое собачье дело, где моя жена, и я, черт возьми, настоятельно советую тебе держаться от нее подальше.
Одного взгляда хватило Сенту, чтобы оценить обстановку — напряженное выражение лица Дэра, все еще сжимающего в руке наполовину опустошенную бутылку, и неспешно продолжающаяся за соседними столами игра.
— Мои взгляды направлены совершенно в другую сторону от твоей жены, Дэр. Если хочешь драться, я буду счастлив сделать тебе одолжение, но я бы предпочел вместе выпить.
Виконт покачал головой:
— Я предпочитаю не иметь с тобой дел, Сент. Мы с Эви Раддик друзья, а ты, судя по всему, замышляешь недоброе против нее. Оставь ее в покое, и я с удовольствием с тобой выпью.
Еще несколько недель назад Сент не задумываясь подробно рассказал бы Дэру и любому другому, кто потрудился бы его выслушать, сколькими и какими именно знаками внимания он одарил Эвелину Марию Раддик. Теперь же, не особенно задумываясь над причинами своего нежелания распространяться на эту тему, он поднялся.
— Ну что ж, значит, ничего не выйдет. По крайней мере сегодня вечером.
Сент покинул клуб под шум домыслов и насмешек за его спиной. Пусть они ломают голову над тем, что он задумал против невинной Эви Раддик. Теперь-то она не была так уж невинна, но это их не касалось. Также им не следовало знать, что он все еще страстно желает обнимать ее тело, слышать ее голос, видеть ее теплую нежную улыбку. Маркиз понимал, что женское чаепитие, политическое или нет, вне пределов досягаемости для особ его пола, но оставался еще Шекспир в театре «Друри-Лейн». Завтра он снова увидится с Эвелиной, и ему дела нет, кому это придется не по вкусу.
Когда Сент возвращался домой и воздух холодного, туманного вечера приятно освежал лицо, он мысленно вновь прокручивал события дня. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал ему, что он отправится на пикник с сущим ребенком, маркиз рассмеялся бы такому предсказателю в лицо. Но он не только сделал это, но и получил огромное удовольствие. Более того, он спокойно признавал это.
По его обычным стандартам, был еще ранний вечер. Однако, как уже случалось последние несколько ночей, Сент просто не знал, куда ему деваться. Места, где он обычно проводил время — игорные притоны, публичные дома, отмеченные адским огнем дьявольские званые вечера в клубе, — могли лишь послужить прологом к настоящему наслаждению. Если когда-то сгодилась бы любая привлекательная, мало-мальски интересная особа женского пола, то теперь Сент ни за что не хотел облегчить свое неудовлетворенное вожделение с какой бы то ни было другой.
Жаром, с недавних пор струившимся в его жилах, он был обязан только одной-единственной женщине. Это чувство придавало ему сил, позволяло ощущать себя более уверенным — более живым, — чем он чувствовал себя уже долгие годы, насколько мог вспомнить. В ее присутствии, видя ее, разговаривая с ней и не имея возможности прикасаться к ней, он испытывал страшные мучения. Маркиз способен был вынести их лишь потому, что обещал себе непременно овладеть Эвелиной.
Кассиус замедлил шаг и остановился, и Сент понял, что он ухитрился еще раз объехать вокруг особняка Раддиков. Только в одном окне наверху горела свеча, и он подумал, не доказывает ли это, что Эвелине, как и ему, тоже не спится ночью. Он надеялся на это и ожидал, что она думает о нем.
Легким движением Сент пустил гнедого снова вперед. Сколько бы времени это ни заняло, он сделает Эвелину Раддик своей любовницей.
Он хотел только ее и не допускал мысли, что она может отвергнуть его предложение. Он уже знал, чем на нее можно влиять.
Эвелине удалось избежать встречи как с Виктором, так и с матерью. Она пораньше ушла из дома на политическое чаепитие к своей тетушке, чтобы успеть по пути заглянуть в сиротский приют «Заря надежды».
Казалось, прошло много больше двух дней с тех пор, как ее нога в последний раз ступала в это мрачное старое здание, а по восторженным приветствиям детей можно было подумать, что она отсутствовала целый год.
— Мисс Эви, мисс Эви! — кричала Роза, обвивая руками талию Эвелины. — Мы думали, что вас повесили!
— Или обезглавили! — широко раскрыв глаза, добавил Томас Киннетт.
— Я в порядке, цела и здорова, и очень счастлива видеть всех вас, — ответила Эви, свободной рукой обнимая Пенни.
— Так что, он сбежал или вы его отпустили? — спросил Рэндалл с широкого подоконника, где он сидел, играя ножом.
Эви вспомнила предостережения Сента относительно старших мальчиков, но ведь Сент был пресыщен и циничен. В конце концов, эти мальчики рисковали больше других детей, помогая ей.
— Он сбежал. Но мне удалось взять с него слово, что он даст мне еще четыре недели, чтобы убедить его сохранить приют.
— Четыре недели не слишком большой срок, мисс Эви. И если вам не удалось убедить его, пока он был в цепях, почему вы думаете, что он передумает теперь?
— Он согласился на четыре недели без спора. Я думаю, это очень хороший знак.
— Мы должны вернуть ему рисунки? — спросила Роза, отрывая лицо от складок платья Эви.
— Какие рисунки?
— Рисунки, которые он сделал. — Молли подошла к кровати и вытащила из-под матраса стопку листов бумаги. — Мы спрятали их, так что никто не узнает.
«Что не узнает?» Эвелина хотела спросить, но сразу же прикусила язык, как только Молли передала ей листы. Эви видела несколько раз, что Сент что-то черкает на бумаге. Он дважды просил дать ему еще бумаги, но она думала, что он просто хочет убить время.
— Вы здесь очень красивы, — сказала Роза, усаживаясь рядом с Эвелиной, когда та опустилась на край одной из кроватей.
Наброски детских лиц, карикатуры на самого Сент-Обина, превратившегося в скелет в своей камере, но большая часть карандашных эскизов, покрывавших каждый дюйм свободной поверхности листа с обеих сторон, была с ее изображением.
— Боже мой, — прошептала Эви, и щеки ее запылали.
Ему удалось верно уловить и передать сходство — ее глаза, ее улыбку, ее хмурое лицо, ее руки, ее слезы, — и все это с исключительным мастерством на шероховатых, испачканных, помятых листах. Рассматривая их, Эвелина чувствовала, будто он заглянул ей в душу и выведал все тайны.
— Ну так вы уверены, мисс Эви, что не отпустили его просто так? — снова спросил Рэндалл, поднимая свой нож. — Ведь судя по этим листкам, можно подумать, что вы сидели тут перед ним и позволяли рисовать себя.
— Я этого не делала, — ответила она, услышав обвинение в его тоне. После просмотра рисунков она не могла упрекнуть его. — Должно быть, маркиз рисовал их по памяти. Посмотри-ка, он нарисовал портреты и всех вас тоже. Это значит, что он проявлял к вам внимание и думал о вас.
— Значит, он позволит нам остаться, как вы думаете? — спросила Пенни, сидя с другой стороны от Эви. — Потому что я не хочу жить на улице и питаться крысами.
— О, Пенни! — Эвелина крепко обняла худенькую девочку. — Этого никогда не случится. Я обещаю.
— Надеюсь, вы правы, мисс Эви, — протянул Рэндалл, — потому что есть еще способы устроить так, чтобы этого наверняка не случилось.
— Рэндалл, обещай мне, что не станешь поступать опрометчиво, — сказала Эви, и холодная дрожь охватила ее с головы до пяток, — а сначала обязательно посоветуешься со мной.
— Не беспокойтесь, мисс Эви, — ответил он. — Вряд ли я смогу забыть, что вы тоже участвуете в этом. Никто из нас не забудет.
После напряженной обстановки в приюте политический чай у тетушки Хаутон показался удручающе скучным. Эви помогала сочинять дурацкие политические лозунги в рифму с именами кандидатов, но все ее мысли были заняты рисунками, которые она аккуратно свернула и засунула за подвязку чулка. Теперь они неприятно царапали ногу, постоянно напоминая, как же ей хочется остаться одной хоть на несколько минут, сесть и рассмотреть их снова, в отсутствие гогочущей любопытной детворы.
— Твой брат прислал записку, — сказала сидящая рядом тетушка Хаутон, пока Эви вымучивала слова, рифмующиеся с «Фокс». — Он в восторге, так как Веллингтон наконец согласился приватно пообедать с нами в пятницу.
Снова Сент.
— Боже мой! — воскликнула Эви для виду, хотя новость ее ничуть не удивила. — Только мы и Веллингтон?
— Не совсем. Еще Алвингтон и… Сент-Обин тоже к нам присоединится.
— Гм. Интересно. Не думала, что Сент-Обин интересуется политикой.
— Я тоже так не думала. Виктор отнес его внезапный интерес к некоторого рода сговору с целью погубить его карьеру, но…
— Какая чепуха!
— …но все же решил воспользоваться случаем ради еще одной встречи с Веллингтоном.
Маркиза отвернулась, чтобы ответить на вопрос одной из леди, затем снова повернулась к Эви.
— Знаешь, почему Сент-Обин так внезапно заинтересовался карьерой твоего брата?
Она действительно рисковала в конце концов отправиться в преисподнюю, и во всем был виноват Сент.
— Он приглашал меня на пикник, но могу уверить, что ничего не упоминал об этом. Не представляю, что он мог подумать, но, конечно же, нет никакого «сговора» между Сентом и мной.
— Сентом? — повторила ее тетя, удивленно изогнув бровь.
— Сент-Обином. Он попросил меня называть его Сентом. Полагаю, его все так называют.
Он также попросил ее называть его Майклом, и совершенно очевидно, что так его не называет никто. Но она вовсе не собиралась распространяться об этом, как и о сопутствовавших тому обстоятельствах.
— Ну что ж, каков бы ни был его интерес к тебе, поверь, не нужно поощрять его. Маркиз де Сент-Обин — порочный опасный человек. Совсем не тот, кто тебе нужен в жизни. В особенности теперь.
Эти слова привлекли внимание Эвелины, но прежде чем она успела попросить тетушку высказаться яснее, леди Харрингтон и леди Доувстон затеяли спор по поводу рифмы к слову «Раддик».
Эвелина пошевелилась в своем кресле, и рисунки снова защекотали ей ногу — Это собрание было ненужной, пустой тратой времени, а ведь ей еще необходимо было обдумать следующий шаг в своих действиях по воспитанию Майкла Холборо. Судя по его рисункам, он становился более восприимчивым. И судя по тому, как он рисовал ее, она могла надеяться, что он вскоре снова найдет способ увидеться с ней.
Глава 18
— Ты арендовал целую ложу только для нас троих? — спросила Эви, когда брат предложил ей одно из двух кресел в первом ряду, а мать уселась рядом. Партер внизу был уже заполнен, и, казалось, ни одна ложа или кресло не будут пустовать сегодня. Нелепость огромных размеров ложи удивила девушку. Если Виктора и можно было обвинить в чем-то, то только не в легкомыслии и расточительности.
— Не совсем так. Я пригласил нескольких друзей присоединиться к нам, — ответил Виктор, усаживаясь в одно из задних кресел.
Подозрение шевельнулось в душе, когда Эвелина взглянула на пустое кресло рядом.
— Каких еще друзей?
— А, добрый вечер, Раддик, — раздался рокочущий голос лорда Алвингтона, раздвинувшего портьеры в глубине ложи. — Как мило с вашей стороны было пригласить нас сегодня. Кажется, тут ужасное столпотворение, а я уже уступил свою ложу моей чертовой племяннице и ее семье.
— Это было очень великодушно с вашей стороны, — похвалил Виктор, пожимая виконту руку.
— Леди Алвингтон! — воскликнула мать Эви певучим, приторно-сладким голосом, поднимаясь, чтобы расцеловать объемистую виконтессу в обе румяные щеки. — Вы слышали, что Веллингтон обедает у нас в пятницу?
— Да. Это такой прекрасный джентльмен.
Эви тоже поднялась, хотя никто не обращал на нее внимания, пока в ложе не появился Кларенс Алвингтон. Это объясняло наличие лишнего стула. Ее снова использовали как разменную монету в политической сделке. Скрыв под улыбкой свое неудовольствие, Эви присела в глубоком реверансе, а Кларенс, взяв ее руку, затянутую в перчатку, склонился к ней.
— Вы как прекрасное видение сегодня, мисс Раддик, — протяжно сказал он.
— В самом деле, — сказала леди Алвингтон. — Откуда у вас это ожерелье, дорогая? Оно просто великолепно.
Эви коснулась рукой серебряного сердечка с бриллиантом в середине. Ее так и подмывало рассказать им в подробностях, как к ней попало это ожерелье. Но не стоило все рушить только ради того, чтобы увидеть выражение их лиц.
— Это старинная фамильная драгоценность, — вместо этого сказала она, заметив при этом, как ее мать слегка нахмурилась. — Одна из бабушкиных, разве не так?
— Да. Да, полагаю, что так. — Едва удостоив дочь взглядом, Женевьева Раддик снова села. — Скажите мне, мистер Алвингтон, чем вы теперь занимаетесь?
— Очень любезно с вашей стороны спросить об этом, миссис Раддик. Недавно я занялся разработкой совершенно нового фасона галстука. — Кларенс, задрав кверху острый подбородок, продемонстрировал галстук, завязанный таким замысловатым способом, что, должно быть, они со своим слугой начали трудиться над ним с самого утра.
— Видите? — Устремив подбородок к небу, он старался, чтобы зрители как можно лучше разглядели его. — Я назвал это «Узел Меркурия».
Пока все присутствующие, захлебываясь от восторга, рассыпались в похвалах по поводу галстука Кларенса, Эвелина, одобрительно кивая, обратилась к более интересному занятию — разглядывала зрителей в соседних ложах. Через две ложи от них, дальше от сцены, расположились лорд и леди Дэр вместе с двумя тетушками Дэра и всеми его взрослыми братьями, кроме Роберта, который был ранен при Ватерлоо и последнее время редко появлялся на публике. В ложе по другую сторону сцены сидела Люсинда со своим отцом, генералом Барреттом, в компании его друзей, известных военных и политиков.
Свет начал гаснуть. Эви улыбнулась и, помахав рукой Люси, заняла свое место. Когда поднялся занавес, вспышка света привлекла ее внимание. Она стала вглядываться в расположенные рядом со сценой ложи, чтобы узнать, кто это смотрит на нее. Бинокль, нацеленный в ее сторону, опустился, открывая худощавое довольное лицо маркиза де Сент-Обина.
У Эви перехватило дыхание. Ее семья уже целую вечность имела ложу в «Друри-Лейн», но, насколько ей было известно, маркиз никогда не посещал столь банальных мероприятий, как это. Но он был здесь, причем не один. Вместе с ним в ложе находились несколько его беспутных приятелей и их знакомых женщин, одна из которых, чрезмерно накрашенная блондинка, без стеснения так и старалась прижаться своим огромным бюстом к руке Сента.
Острая боль пронзила Эви грудь. Значит, несмотря на его недавнее внимание к ней, она для него всего лишь очередная жертва в длинной цепи одержанных побед. Женщина, которую нужно уложить в постель, надсмеяться над ней и бросить. Прекрасно. Просто замечательно. Во всяком случае, ей все же было любопытно узнать, каково это — быть с ним.
— Что это за пьеса? — прошептал Кларенс, склонившись к ней и окатив ее волной запаха слишком крепкого одеколона.
— «Как вам это понравится», — ответила Эви более резко, чем следовало. Господи помилуй, название написано на программке, которую он держал в руке.
— А, это одна из пьес Шекспира.
— Полагаю, что так.
Кто-то толкнул спинку ее кресла. Без сомнения, это Виктор напоминал ей, чтобы вела себя прилично. Эви снова взглянула на Сента поверх огромного галстука Кларенса. Если он все еще может спокойно… довольствоваться компанией своих приятелей по ложе и если он способен практически выставить себя напоказ с этой грудастой женщиной, значит, он так ничему и не научился. Эви нахмурилась. Или же это она сама ничему не научилась.
Щека Виктора коснулась ее уха.
— Прекрати хмуриться, — почти беззвучно прошептал он.
О, ей необходимо ненадолго выйти. Скорее прочь отсюда, где каждый может увидеть выражение ее лица, заметить слезы в глазах.
— Мне что-то нехорошо, — прошептала она через плечо. — Нужно выпить воды.
— Тогда иди. Но возвращайся скорее.
Пробормотав извинения, Эвелина встала и вышла изложи за плотно задвинутые портьеры. Ей хотелось прислониться к стене и разрыдаться, но в коридоре из ложи в ложу сновали лакеи в ливреях, предлагая присутствующим напитки, бинокли и другие мелочи. По ее просьбе один из них указал скрытый за портьерой альков, и она успела проскользнуть туда как раз в тот момент, когда первая слеза побежала по щеке.
Сент отодвинул кресло, стараясь оказаться подальше от высокой груди Делии. Он не стал бы никого приглашать на этот вечер, но ему не хотелось выглядеть идиотом, сидя в одиночестве в шестиместной ложе.
Он снова оглянулся, чтобы взглянуть на Эвелину, как делал каждые две минуты, и увидел, что ее нет в кресле. Маркиз встал.
— Сент, принесите мне бренди, — проворковала Делия.
Не обращая на нее внимания, маркиз вышел из ложи и по широкому коридору направился к семейной ложе Раддиков. Эвелины не было видно. Решив, что она, вероятно, уже вернулась на место, он тихо выругался и развернулся, чтобы идти назад, как вдруг из-за портьеры ближайшего алькова услышал тихие всхлипывания.
— Эвелина? — прошептал он, моля Господа, чтобы это не оказалась Фатима или какая-то еще знакомая ему женщина.
— Убирайтесь. Хвала Люциферу!
— Что с тобой?
— Ничего.
Сент отвел портьеру в сторону и увидел, что Эви, закрыв руками лицо, стоит лицом к стене.
— Если ты прячешься, это не сработало, — прошептал он. — Я тебя вижу.
— Я тоже вас видела. Развлекаетесь?
— По правде говоря, нет. Я надеялся, что Делия изогнется так сильно, что вывалится из ложи, но этого пока не случилось.
Опустив руки, Эви обернулась к нему.
— Зачем вы здесь?
Бегло оглядев коридор, маркиз ступил в альков и плотно задвинул за собой портьеру.
— А как ты думаешь? — спросил он и накрыл ее рот своим.
Он зажал девушку в угол и поцеловал, вновь ощущая вкус ее губ. Эвелина тяжело дышала, чувствуя его губы на своих губах. Затянутыми в перчатки пальцами она впилась в его плечи, прижимаясь теснее.
— Нас могут увидеть, — задыхаясь пробормотала она и застонала, когда он, оторвав руки от ее бедер, накрыл ладонями груди.
— Тшш.
Увидев ее, Сент преисполнился решимости и совершенно не собирался дать ей хоть малейший шанс улизнуть. Снова и снова целуя горячие приоткрытые губы, он все сильнее желал ее. Ни одна женщина до сих пор не возбуждала его так, как она. Твердо намереваясь овладеть ею, но опасаясь, что у них мало времени, он выпустил ее груди и руками направил ее ладони вниз, к своим брюкам.
— Здесь? — прошептала она возле его губ.
— Я хочу тебя, — ответил он, двигая ее пальцы по твердой выпуклости. Затем он скользнул ладонями ей под юбку и, собрав материю в пригоршню, поднял подол платья гораздо выше колен. — Ты чувствуешь, как сильно я хочу тебя, Эвелина Мария? Хочешь ли ты меня?
Если бы она сказала «нет», ему оставалось бы только испустить дух на месте, но, к счастью, она принялась расстегивать ему брюки нетерпеливыми дрожащими пальцами.
— Поторопись, Сент, — умоляла она почти беззвучно. Словно шорох дыхания у его губ.
Девушка отпустила его, и маркиз, приподняв ее, обвил ее ноги вокруг своих бедер. Со стоном он вошел в нее, зажав между стеной и своим телом и энергично работая бедрами. Ее тесная теплота приняла его. Ее неровное учащенное дыхание лишало его рассудка. Это было невероятным блаженством, самым совершенным наслаждением, венцом желаний — находиться внутри Эвелины, соединяться с ней, составлять с ней единое целое.
Он почувствовал, как она достигла вершины, и, поцелуем заглушив стон, позволил ее экстазу подтолкнуть его к собственному. С почти звериным рыком он присоединился к ней, так сильно прижав к стене, что испугался, что задушит.
Тяжело дыша, он прижимал ее к себе, а она обнимала его за шею, коленями и ступнями обхватив его бедра. Даже теперь, все еще находясь внутри ее, ощущая запах ее волос, сжимая в руках теплое, податливое тело, он страстно желал ее, не хотел отпускать.
— Сент? — нерешительно прошептала она, касаясь его подбородка.
— Гм?
— Какое у тебя второе имя?
Он оторвал лицо от ее обнаженного плеча и взглянул в светло-серые глаза.
— Эдвард.
Она улыбнулась.
— Майкл Эдвард Холборо, — прошептала она, с удивительной нежностью пробежавшись пальцами по его щеке. — Это всегда происходит так? Так… прекрасно?
— Нет, не всегда. — Сент снова поцеловал ее. Неторопливо, наслаждаясь прикосновением нежных губ.
— Эви? — послышался из коридора приглушенный голос ее матери. — Куда, ради всего святого, ты подевалась?
Эвелина оцепенела в его руках. Неприкрытый ужас застыл на ее лице.
— О нет, нет, нет, — выдохнула она. — Пусти меня.
Очевидно, теперь было не время спорить. Сент отпустил ее от себя, так что она смогла встать на пол и опустить юбку.
— Я здесь, мама, — сказала она тихим голосом. — Сейчас я выйду. Мне что-то нехорошо.
— Ну что ж, поторопись. Твой брат в бешенстве. Он думает, ты стараешься избегать мистера Алвингтона.
Сент быстро застегнул брюки, пока Эвелина пыталась привести в порядок платье. Вздохнув, она кивнула и направилась к выходу.
Прежде чем она успела выскользнуть, Сент схватил ее за локоть и снова повернул лицом к себе. Покачав головой, чтобы дать понять, что не позволит ей сбежать просто так, он провел пальцем вдоль глубокого выреза ее платья, затем склонился и еще раз поцеловал.
— Эви!
— Иду, — отозвалась она, ладонью упершись ему в грудь и отталкивая его к дальней стене. Слегка отодвинув портьеру, оставляя Сента скрытым в тени, она снова ступила в тускло освещенный коридор.
Сент остался в алькове, слушая, как шаги обеих леди Раддик затихают по пути в их семейную ложу. Он сохранит ее тайну, снова ради нее. Никто не знал, что они стали любовниками; никто, кроме них двоих. При всем том количестве любовниц, которых он имел за все эти годы, его опьяняло сознание того, что он был первым и единственным мужчиной, занимавшимся с ней любовью.
Но что это там говорила ее мать? Что-то о том, чтобы Эвелина не избегала Кларенса Алвингтона. Значит, таков был замысел ее брата. У лорда Алвингтона мало денег, зато обширные владения, и, следовательно, он пользуется большим влиянием на выборах в Западном Суссексе. Отсюда простой расчет: в обмен на обеспечение Раддику места в палате общин семья Алвингтон получает Эвелину и ее деньги.
— Ваша сестра очаровательна, — произнес маркиз.
— Да, она очень обаятельна.
Эви откашлялась.
— О Боже! Столько комплиментов. Благодарю вас обоих. И спасибо за прекрасный пикник, милорд.
Церемонно кивнув, . Сент ослабил руку, позволив Эви высвободить свою.
— Благодарю вас, мисс Раддик, — сказал он в ответ. — И вы были правы.
— Насчет чего? — спросила Эви, обернувшись, чтобы не выпускать его из виду.
— О дневном свете. Это неописуемо. Раддик, мисс Раддик.
— Сент-Обин.
Как только маркиз с корзиной для пикника вышел на улицу и подозвал извозчика, Виктор схватил Эви за вторую руку. Девушке с трудом удалось оторвать взгляд от Сента и посмотреть в лицо брату.
— О чем это вы? — спросил Виктор, втаскивая ее вверх по ступенькам в дом.
Лангли затворил дверь прежде, чем она сумела увидеть, оглянулся ли Сент, чтобы еще раз посмотреть на нее. Это не имело никакого значения, но ей очень хотелось знать, думает ли он о ней, сохраняет ли в душе хоть тень воспоминания, когда она не маячит у него перед глазами.
— Что ты имеешь в виду?
— Комментарии по поводу дневного света.
— О! Я сказала маркизу, что ему следует иногда появляться при солнечном свете.
— А-а. — Виктор отпустил се и направился по лестнице в свой кабинет, где он, вероятно, и провел весь день.
— Тебе бы тоже не помешало, — сказала вслед ему Эви.
Он оглянулся и посмотрел на нее с высоты лестничной площадки.
— Не помешало бы что?
— Солнечный свет.
— Не думай, что теперь, когда Сент-Обин представил меня Веллингтону, тебе удастся вовлечь меня в дружеские отношения с этим распутником и повесой. Он оказал мне услугу, поэтому я позволил тебе пойти с ним на пикник. Не вздумай взять это за правило. Больше я ничего ему не должен.
Эви вздохнула:
— К твоему сведению, сегодня он вел себя как истинный джентльмен.
— Это потому, что ты держалась как леди. Поздравляю. Эви Раддик, адвокат немытых масс, обедает с человеком, собирающимся снести сиротский приют.
Нет, — если ей удастся сказать свое слово в этом деле.
— Да, Виктор, — отозвалась она, направляясь в малую гостиную. — Спасибо, что напомнил.
Сент подсел к главному столу для игры в фараон в светском клубе.
— Что за дьявольщина эти женские политические чаепития?
Тристан Карроуэй, виконт Дэр, внес свою ставку, затем откинулся на спинку стула и взял в руку бокал портвейна.
— Я что, похож на энциклопедический словарь?
— Ты теперь семьянин и закабален. — Сент потянулся за своим бокалом, не обращая внимания на неодобрительные взгляды остальных игроков. — Так что это значит?
— Я не закабален; я влюблен. Ты тоже должен попытаться. Это чудесным образом изменит твои взгляды на жизнь.
— Спасибо, как-нибудь мы поговорим об этом. Но если ты так влюблен, почему ты здесь и где твоя жена?
Дэр осушил бокал и наполнил снова.
— Политические чаепития — это место, где леди обсуждают, каким образом им лучше всего поддерживать и продвигать политические замыслы своих… мужчин. — Виконт отодвинул свой стул. — Что до остальных вопросов, то не твое собачье дело, где моя жена, и я, черт возьми, настоятельно советую тебе держаться от нее подальше.
Одного взгляда хватило Сенту, чтобы оценить обстановку — напряженное выражение лица Дэра, все еще сжимающего в руке наполовину опустошенную бутылку, и неспешно продолжающаяся за соседними столами игра.
— Мои взгляды направлены совершенно в другую сторону от твоей жены, Дэр. Если хочешь драться, я буду счастлив сделать тебе одолжение, но я бы предпочел вместе выпить.
Виконт покачал головой:
— Я предпочитаю не иметь с тобой дел, Сент. Мы с Эви Раддик друзья, а ты, судя по всему, замышляешь недоброе против нее. Оставь ее в покое, и я с удовольствием с тобой выпью.
Еще несколько недель назад Сент не задумываясь подробно рассказал бы Дэру и любому другому, кто потрудился бы его выслушать, сколькими и какими именно знаками внимания он одарил Эвелину Марию Раддик. Теперь же, не особенно задумываясь над причинами своего нежелания распространяться на эту тему, он поднялся.
— Ну что ж, значит, ничего не выйдет. По крайней мере сегодня вечером.
Сент покинул клуб под шум домыслов и насмешек за его спиной. Пусть они ломают голову над тем, что он задумал против невинной Эви Раддик. Теперь-то она не была так уж невинна, но это их не касалось. Также им не следовало знать, что он все еще страстно желает обнимать ее тело, слышать ее голос, видеть ее теплую нежную улыбку. Маркиз понимал, что женское чаепитие, политическое или нет, вне пределов досягаемости для особ его пола, но оставался еще Шекспир в театре «Друри-Лейн». Завтра он снова увидится с Эвелиной, и ему дела нет, кому это придется не по вкусу.
Когда Сент возвращался домой и воздух холодного, туманного вечера приятно освежал лицо, он мысленно вновь прокручивал события дня. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал ему, что он отправится на пикник с сущим ребенком, маркиз рассмеялся бы такому предсказателю в лицо. Но он не только сделал это, но и получил огромное удовольствие. Более того, он спокойно признавал это.
По его обычным стандартам, был еще ранний вечер. Однако, как уже случалось последние несколько ночей, Сент просто не знал, куда ему деваться. Места, где он обычно проводил время — игорные притоны, публичные дома, отмеченные адским огнем дьявольские званые вечера в клубе, — могли лишь послужить прологом к настоящему наслаждению. Если когда-то сгодилась бы любая привлекательная, мало-мальски интересная особа женского пола, то теперь Сент ни за что не хотел облегчить свое неудовлетворенное вожделение с какой бы то ни было другой.
Жаром, с недавних пор струившимся в его жилах, он был обязан только одной-единственной женщине. Это чувство придавало ему сил, позволяло ощущать себя более уверенным — более живым, — чем он чувствовал себя уже долгие годы, насколько мог вспомнить. В ее присутствии, видя ее, разговаривая с ней и не имея возможности прикасаться к ней, он испытывал страшные мучения. Маркиз способен был вынести их лишь потому, что обещал себе непременно овладеть Эвелиной.
Кассиус замедлил шаг и остановился, и Сент понял, что он ухитрился еще раз объехать вокруг особняка Раддиков. Только в одном окне наверху горела свеча, и он подумал, не доказывает ли это, что Эвелине, как и ему, тоже не спится ночью. Он надеялся на это и ожидал, что она думает о нем.
Легким движением Сент пустил гнедого снова вперед. Сколько бы времени это ни заняло, он сделает Эвелину Раддик своей любовницей.
Он хотел только ее и не допускал мысли, что она может отвергнуть его предложение. Он уже знал, чем на нее можно влиять.
Эвелине удалось избежать встречи как с Виктором, так и с матерью. Она пораньше ушла из дома на политическое чаепитие к своей тетушке, чтобы успеть по пути заглянуть в сиротский приют «Заря надежды».
Казалось, прошло много больше двух дней с тех пор, как ее нога в последний раз ступала в это мрачное старое здание, а по восторженным приветствиям детей можно было подумать, что она отсутствовала целый год.
— Мисс Эви, мисс Эви! — кричала Роза, обвивая руками талию Эвелины. — Мы думали, что вас повесили!
— Или обезглавили! — широко раскрыв глаза, добавил Томас Киннетт.
— Я в порядке, цела и здорова, и очень счастлива видеть всех вас, — ответила Эви, свободной рукой обнимая Пенни.
— Так что, он сбежал или вы его отпустили? — спросил Рэндалл с широкого подоконника, где он сидел, играя ножом.
Эви вспомнила предостережения Сента относительно старших мальчиков, но ведь Сент был пресыщен и циничен. В конце концов, эти мальчики рисковали больше других детей, помогая ей.
— Он сбежал. Но мне удалось взять с него слово, что он даст мне еще четыре недели, чтобы убедить его сохранить приют.
— Четыре недели не слишком большой срок, мисс Эви. И если вам не удалось убедить его, пока он был в цепях, почему вы думаете, что он передумает теперь?
— Он согласился на четыре недели без спора. Я думаю, это очень хороший знак.
— Мы должны вернуть ему рисунки? — спросила Роза, отрывая лицо от складок платья Эви.
— Какие рисунки?
— Рисунки, которые он сделал. — Молли подошла к кровати и вытащила из-под матраса стопку листов бумаги. — Мы спрятали их, так что никто не узнает.
«Что не узнает?» Эвелина хотела спросить, но сразу же прикусила язык, как только Молли передала ей листы. Эви видела несколько раз, что Сент что-то черкает на бумаге. Он дважды просил дать ему еще бумаги, но она думала, что он просто хочет убить время.
— Вы здесь очень красивы, — сказала Роза, усаживаясь рядом с Эвелиной, когда та опустилась на край одной из кроватей.
Наброски детских лиц, карикатуры на самого Сент-Обина, превратившегося в скелет в своей камере, но большая часть карандашных эскизов, покрывавших каждый дюйм свободной поверхности листа с обеих сторон, была с ее изображением.
— Боже мой, — прошептала Эви, и щеки ее запылали.
Ему удалось верно уловить и передать сходство — ее глаза, ее улыбку, ее хмурое лицо, ее руки, ее слезы, — и все это с исключительным мастерством на шероховатых, испачканных, помятых листах. Рассматривая их, Эвелина чувствовала, будто он заглянул ей в душу и выведал все тайны.
— Ну так вы уверены, мисс Эви, что не отпустили его просто так? — снова спросил Рэндалл, поднимая свой нож. — Ведь судя по этим листкам, можно подумать, что вы сидели тут перед ним и позволяли рисовать себя.
— Я этого не делала, — ответила она, услышав обвинение в его тоне. После просмотра рисунков она не могла упрекнуть его. — Должно быть, маркиз рисовал их по памяти. Посмотри-ка, он нарисовал портреты и всех вас тоже. Это значит, что он проявлял к вам внимание и думал о вас.
— Значит, он позволит нам остаться, как вы думаете? — спросила Пенни, сидя с другой стороны от Эви. — Потому что я не хочу жить на улице и питаться крысами.
— О, Пенни! — Эвелина крепко обняла худенькую девочку. — Этого никогда не случится. Я обещаю.
— Надеюсь, вы правы, мисс Эви, — протянул Рэндалл, — потому что есть еще способы устроить так, чтобы этого наверняка не случилось.
— Рэндалл, обещай мне, что не станешь поступать опрометчиво, — сказала Эви, и холодная дрожь охватила ее с головы до пяток, — а сначала обязательно посоветуешься со мной.
— Не беспокойтесь, мисс Эви, — ответил он. — Вряд ли я смогу забыть, что вы тоже участвуете в этом. Никто из нас не забудет.
После напряженной обстановки в приюте политический чай у тетушки Хаутон показался удручающе скучным. Эви помогала сочинять дурацкие политические лозунги в рифму с именами кандидатов, но все ее мысли были заняты рисунками, которые она аккуратно свернула и засунула за подвязку чулка. Теперь они неприятно царапали ногу, постоянно напоминая, как же ей хочется остаться одной хоть на несколько минут, сесть и рассмотреть их снова, в отсутствие гогочущей любопытной детворы.
— Твой брат прислал записку, — сказала сидящая рядом тетушка Хаутон, пока Эви вымучивала слова, рифмующиеся с «Фокс». — Он в восторге, так как Веллингтон наконец согласился приватно пообедать с нами в пятницу.
Снова Сент.
— Боже мой! — воскликнула Эви для виду, хотя новость ее ничуть не удивила. — Только мы и Веллингтон?
— Не совсем. Еще Алвингтон и… Сент-Обин тоже к нам присоединится.
— Гм. Интересно. Не думала, что Сент-Обин интересуется политикой.
— Я тоже так не думала. Виктор отнес его внезапный интерес к некоторого рода сговору с целью погубить его карьеру, но…
— Какая чепуха!
— …но все же решил воспользоваться случаем ради еще одной встречи с Веллингтоном.
Маркиза отвернулась, чтобы ответить на вопрос одной из леди, затем снова повернулась к Эви.
— Знаешь, почему Сент-Обин так внезапно заинтересовался карьерой твоего брата?
Она действительно рисковала в конце концов отправиться в преисподнюю, и во всем был виноват Сент.
— Он приглашал меня на пикник, но могу уверить, что ничего не упоминал об этом. Не представляю, что он мог подумать, но, конечно же, нет никакого «сговора» между Сентом и мной.
— Сентом? — повторила ее тетя, удивленно изогнув бровь.
— Сент-Обином. Он попросил меня называть его Сентом. Полагаю, его все так называют.
Он также попросил ее называть его Майклом, и совершенно очевидно, что так его не называет никто. Но она вовсе не собиралась распространяться об этом, как и о сопутствовавших тому обстоятельствах.
— Ну что ж, каков бы ни был его интерес к тебе, поверь, не нужно поощрять его. Маркиз де Сент-Обин — порочный опасный человек. Совсем не тот, кто тебе нужен в жизни. В особенности теперь.
Эти слова привлекли внимание Эвелины, но прежде чем она успела попросить тетушку высказаться яснее, леди Харрингтон и леди Доувстон затеяли спор по поводу рифмы к слову «Раддик».
Эвелина пошевелилась в своем кресле, и рисунки снова защекотали ей ногу — Это собрание было ненужной, пустой тратой времени, а ведь ей еще необходимо было обдумать следующий шаг в своих действиях по воспитанию Майкла Холборо. Судя по его рисункам, он становился более восприимчивым. И судя по тому, как он рисовал ее, она могла надеяться, что он вскоре снова найдет способ увидеться с ней.
Глава 18
Ищу героя!
Байрон. Дон Жуан.Песнь I[17]
— Ты арендовал целую ложу только для нас троих? — спросила Эви, когда брат предложил ей одно из двух кресел в первом ряду, а мать уселась рядом. Партер внизу был уже заполнен, и, казалось, ни одна ложа или кресло не будут пустовать сегодня. Нелепость огромных размеров ложи удивила девушку. Если Виктора и можно было обвинить в чем-то, то только не в легкомыслии и расточительности.
— Не совсем так. Я пригласил нескольких друзей присоединиться к нам, — ответил Виктор, усаживаясь в одно из задних кресел.
Подозрение шевельнулось в душе, когда Эвелина взглянула на пустое кресло рядом.
— Каких еще друзей?
— А, добрый вечер, Раддик, — раздался рокочущий голос лорда Алвингтона, раздвинувшего портьеры в глубине ложи. — Как мило с вашей стороны было пригласить нас сегодня. Кажется, тут ужасное столпотворение, а я уже уступил свою ложу моей чертовой племяннице и ее семье.
— Это было очень великодушно с вашей стороны, — похвалил Виктор, пожимая виконту руку.
— Леди Алвингтон! — воскликнула мать Эви певучим, приторно-сладким голосом, поднимаясь, чтобы расцеловать объемистую виконтессу в обе румяные щеки. — Вы слышали, что Веллингтон обедает у нас в пятницу?
— Да. Это такой прекрасный джентльмен.
Эви тоже поднялась, хотя никто не обращал на нее внимания, пока в ложе не появился Кларенс Алвингтон. Это объясняло наличие лишнего стула. Ее снова использовали как разменную монету в политической сделке. Скрыв под улыбкой свое неудовольствие, Эви присела в глубоком реверансе, а Кларенс, взяв ее руку, затянутую в перчатку, склонился к ней.
— Вы как прекрасное видение сегодня, мисс Раддик, — протяжно сказал он.
— В самом деле, — сказала леди Алвингтон. — Откуда у вас это ожерелье, дорогая? Оно просто великолепно.
Эви коснулась рукой серебряного сердечка с бриллиантом в середине. Ее так и подмывало рассказать им в подробностях, как к ней попало это ожерелье. Но не стоило все рушить только ради того, чтобы увидеть выражение их лиц.
— Это старинная фамильная драгоценность, — вместо этого сказала она, заметив при этом, как ее мать слегка нахмурилась. — Одна из бабушкиных, разве не так?
— Да. Да, полагаю, что так. — Едва удостоив дочь взглядом, Женевьева Раддик снова села. — Скажите мне, мистер Алвингтон, чем вы теперь занимаетесь?
— Очень любезно с вашей стороны спросить об этом, миссис Раддик. Недавно я занялся разработкой совершенно нового фасона галстука. — Кларенс, задрав кверху острый подбородок, продемонстрировал галстук, завязанный таким замысловатым способом, что, должно быть, они со своим слугой начали трудиться над ним с самого утра.
— Видите? — Устремив подбородок к небу, он старался, чтобы зрители как можно лучше разглядели его. — Я назвал это «Узел Меркурия».
Пока все присутствующие, захлебываясь от восторга, рассыпались в похвалах по поводу галстука Кларенса, Эвелина, одобрительно кивая, обратилась к более интересному занятию — разглядывала зрителей в соседних ложах. Через две ложи от них, дальше от сцены, расположились лорд и леди Дэр вместе с двумя тетушками Дэра и всеми его взрослыми братьями, кроме Роберта, который был ранен при Ватерлоо и последнее время редко появлялся на публике. В ложе по другую сторону сцены сидела Люсинда со своим отцом, генералом Барреттом, в компании его друзей, известных военных и политиков.
Свет начал гаснуть. Эви улыбнулась и, помахав рукой Люси, заняла свое место. Когда поднялся занавес, вспышка света привлекла ее внимание. Она стала вглядываться в расположенные рядом со сценой ложи, чтобы узнать, кто это смотрит на нее. Бинокль, нацеленный в ее сторону, опустился, открывая худощавое довольное лицо маркиза де Сент-Обина.
У Эви перехватило дыхание. Ее семья уже целую вечность имела ложу в «Друри-Лейн», но, насколько ей было известно, маркиз никогда не посещал столь банальных мероприятий, как это. Но он был здесь, причем не один. Вместе с ним в ложе находились несколько его беспутных приятелей и их знакомых женщин, одна из которых, чрезмерно накрашенная блондинка, без стеснения так и старалась прижаться своим огромным бюстом к руке Сента.
Острая боль пронзила Эви грудь. Значит, несмотря на его недавнее внимание к ней, она для него всего лишь очередная жертва в длинной цепи одержанных побед. Женщина, которую нужно уложить в постель, надсмеяться над ней и бросить. Прекрасно. Просто замечательно. Во всяком случае, ей все же было любопытно узнать, каково это — быть с ним.
— Что это за пьеса? — прошептал Кларенс, склонившись к ней и окатив ее волной запаха слишком крепкого одеколона.
— «Как вам это понравится», — ответила Эви более резко, чем следовало. Господи помилуй, название написано на программке, которую он держал в руке.
— А, это одна из пьес Шекспира.
— Полагаю, что так.
Кто-то толкнул спинку ее кресла. Без сомнения, это Виктор напоминал ей, чтобы вела себя прилично. Эви снова взглянула на Сента поверх огромного галстука Кларенса. Если он все еще может спокойно… довольствоваться компанией своих приятелей по ложе и если он способен практически выставить себя напоказ с этой грудастой женщиной, значит, он так ничему и не научился. Эви нахмурилась. Или же это она сама ничему не научилась.
Щека Виктора коснулась ее уха.
— Прекрати хмуриться, — почти беззвучно прошептал он.
О, ей необходимо ненадолго выйти. Скорее прочь отсюда, где каждый может увидеть выражение ее лица, заметить слезы в глазах.
— Мне что-то нехорошо, — прошептала она через плечо. — Нужно выпить воды.
— Тогда иди. Но возвращайся скорее.
Пробормотав извинения, Эвелина встала и вышла изложи за плотно задвинутые портьеры. Ей хотелось прислониться к стене и разрыдаться, но в коридоре из ложи в ложу сновали лакеи в ливреях, предлагая присутствующим напитки, бинокли и другие мелочи. По ее просьбе один из них указал скрытый за портьерой альков, и она успела проскользнуть туда как раз в тот момент, когда первая слеза побежала по щеке.
Сент отодвинул кресло, стараясь оказаться подальше от высокой груди Делии. Он не стал бы никого приглашать на этот вечер, но ему не хотелось выглядеть идиотом, сидя в одиночестве в шестиместной ложе.
Он снова оглянулся, чтобы взглянуть на Эвелину, как делал каждые две минуты, и увидел, что ее нет в кресле. Маркиз встал.
— Сент, принесите мне бренди, — проворковала Делия.
Не обращая на нее внимания, маркиз вышел из ложи и по широкому коридору направился к семейной ложе Раддиков. Эвелины не было видно. Решив, что она, вероятно, уже вернулась на место, он тихо выругался и развернулся, чтобы идти назад, как вдруг из-за портьеры ближайшего алькова услышал тихие всхлипывания.
— Эвелина? — прошептал он, моля Господа, чтобы это не оказалась Фатима или какая-то еще знакомая ему женщина.
— Убирайтесь. Хвала Люциферу!
— Что с тобой?
— Ничего.
Сент отвел портьеру в сторону и увидел, что Эви, закрыв руками лицо, стоит лицом к стене.
— Если ты прячешься, это не сработало, — прошептал он. — Я тебя вижу.
— Я тоже вас видела. Развлекаетесь?
— По правде говоря, нет. Я надеялся, что Делия изогнется так сильно, что вывалится из ложи, но этого пока не случилось.
Опустив руки, Эви обернулась к нему.
— Зачем вы здесь?
Бегло оглядев коридор, маркиз ступил в альков и плотно задвинул за собой портьеру.
— А как ты думаешь? — спросил он и накрыл ее рот своим.
Он зажал девушку в угол и поцеловал, вновь ощущая вкус ее губ. Эвелина тяжело дышала, чувствуя его губы на своих губах. Затянутыми в перчатки пальцами она впилась в его плечи, прижимаясь теснее.
— Нас могут увидеть, — задыхаясь пробормотала она и застонала, когда он, оторвав руки от ее бедер, накрыл ладонями груди.
— Тшш.
Увидев ее, Сент преисполнился решимости и совершенно не собирался дать ей хоть малейший шанс улизнуть. Снова и снова целуя горячие приоткрытые губы, он все сильнее желал ее. Ни одна женщина до сих пор не возбуждала его так, как она. Твердо намереваясь овладеть ею, но опасаясь, что у них мало времени, он выпустил ее груди и руками направил ее ладони вниз, к своим брюкам.
— Здесь? — прошептала она возле его губ.
— Я хочу тебя, — ответил он, двигая ее пальцы по твердой выпуклости. Затем он скользнул ладонями ей под юбку и, собрав материю в пригоршню, поднял подол платья гораздо выше колен. — Ты чувствуешь, как сильно я хочу тебя, Эвелина Мария? Хочешь ли ты меня?
Если бы она сказала «нет», ему оставалось бы только испустить дух на месте, но, к счастью, она принялась расстегивать ему брюки нетерпеливыми дрожащими пальцами.
— Поторопись, Сент, — умоляла она почти беззвучно. Словно шорох дыхания у его губ.
Девушка отпустила его, и маркиз, приподняв ее, обвил ее ноги вокруг своих бедер. Со стоном он вошел в нее, зажав между стеной и своим телом и энергично работая бедрами. Ее тесная теплота приняла его. Ее неровное учащенное дыхание лишало его рассудка. Это было невероятным блаженством, самым совершенным наслаждением, венцом желаний — находиться внутри Эвелины, соединяться с ней, составлять с ней единое целое.
Он почувствовал, как она достигла вершины, и, поцелуем заглушив стон, позволил ее экстазу подтолкнуть его к собственному. С почти звериным рыком он присоединился к ней, так сильно прижав к стене, что испугался, что задушит.
Тяжело дыша, он прижимал ее к себе, а она обнимала его за шею, коленями и ступнями обхватив его бедра. Даже теперь, все еще находясь внутри ее, ощущая запах ее волос, сжимая в руках теплое, податливое тело, он страстно желал ее, не хотел отпускать.
— Сент? — нерешительно прошептала она, касаясь его подбородка.
— Гм?
— Какое у тебя второе имя?
Он оторвал лицо от ее обнаженного плеча и взглянул в светло-серые глаза.
— Эдвард.
Она улыбнулась.
— Майкл Эдвард Холборо, — прошептала она, с удивительной нежностью пробежавшись пальцами по его щеке. — Это всегда происходит так? Так… прекрасно?
— Нет, не всегда. — Сент снова поцеловал ее. Неторопливо, наслаждаясь прикосновением нежных губ.
— Эви? — послышался из коридора приглушенный голос ее матери. — Куда, ради всего святого, ты подевалась?
Эвелина оцепенела в его руках. Неприкрытый ужас застыл на ее лице.
— О нет, нет, нет, — выдохнула она. — Пусти меня.
Очевидно, теперь было не время спорить. Сент отпустил ее от себя, так что она смогла встать на пол и опустить юбку.
— Я здесь, мама, — сказала она тихим голосом. — Сейчас я выйду. Мне что-то нехорошо.
— Ну что ж, поторопись. Твой брат в бешенстве. Он думает, ты стараешься избегать мистера Алвингтона.
Сент быстро застегнул брюки, пока Эвелина пыталась привести в порядок платье. Вздохнув, она кивнула и направилась к выходу.
Прежде чем она успела выскользнуть, Сент схватил ее за локоть и снова повернул лицом к себе. Покачав головой, чтобы дать понять, что не позволит ей сбежать просто так, он провел пальцем вдоль глубокого выреза ее платья, затем склонился и еще раз поцеловал.
— Эви!
— Иду, — отозвалась она, ладонью упершись ему в грудь и отталкивая его к дальней стене. Слегка отодвинув портьеру, оставляя Сента скрытым в тени, она снова ступила в тускло освещенный коридор.
Сент остался в алькове, слушая, как шаги обеих леди Раддик затихают по пути в их семейную ложу. Он сохранит ее тайну, снова ради нее. Никто не знал, что они стали любовниками; никто, кроме них двоих. При всем том количестве любовниц, которых он имел за все эти годы, его опьяняло сознание того, что он был первым и единственным мужчиной, занимавшимся с ней любовью.
Но что это там говорила ее мать? Что-то о том, чтобы Эвелина не избегала Кларенса Алвингтона. Значит, таков был замысел ее брата. У лорда Алвингтона мало денег, зато обширные владения, и, следовательно, он пользуется большим влиянием на выборах в Западном Суссексе. Отсюда простой расчет: в обмен на обеспечение Раддику места в палате общин семья Алвингтон получает Эвелину и ее деньги.