Страница:
Без сомнения, они ей не поверили. Очевидно, даже ближайшие друзья считают ее беспомощной и способной только на то, чтобы улыбаться, вести приятные разговоры и шутить, если возникнет необходимость. Сент был не лучше, но у него по крайней мере не было оснований думать иначе. Он мог выманить у нее один или два поцелуя, но если это была его цена за разрешение работать в приюте, она согласна платить. И если бы ей удалось добиться от него доброго слова, она бы считала, что риск оправдан.
Оркестр заиграл очередной вальс, и Эви без труда удалось убедить Джорджиану и Тристана присоединиться к остальным танцующим. Люсинда не пришла на бал, и Эвелина неожиданно оказалась в непривычном одиночестве. К несчастью, это продлилось недолго.
— Эви, — произнес брат, направляясь к ней в компании пожилого джентльмена, — ты знакома с герцогом Монмутом? Ваша светлость, моя сестра Эвелина.
— Очарован! — прогромыхал герцог, и Эви присела в реверансе.
— Я только что рассказал его светлости о твоем увлечении шахматами, Эви.
Шахматы ? Она терпеть не могла шахматы.
— Да, правда, хотя боюсь, у меня к ним больше любви, чем склонности.
Герцог одобрительно кивнул, и пряди его седых волос поднялись дыбом.
— Я всегда говорил, что шахматы женщинам не по уму. Рад видеть хотя бы одну юную леди, которая признала это.
Эви улыбнулась сквозь стиснутые зубы.
— Как вы добры, ваша светлость. Значит, позвольте предположить, вы искусный игрок?
— Я чемпион Дорсетшира.
— Великолепно!
Боже милостивый! Древний игрок в шахматы с растрепанными волосами.
— Его светлость специально искал знакомства с тобой, Эви, — сказал Виктор со снисходительной улыбкой. — Полагаю, вы можете прогуляться с ним по залу, поскольку никто из вас не любит танцевать вальс.
Эви сдержала вздох. Шахматы и никаких танцев. Несомненно, она умрет от скуки.
— С большим удовольствием, ваша светлость.
По крайней мере ей не пришлось беспокоиться о своем участии в разговоре. Герцог не только умел хорошо играть в шахматы, но и знал, из какого материала лучше всего изготавливать шахматные доски, знал происхождение этой игры и даже владел самым дорогим комплектом фигур.
Она одобрительно кивала и улыбалась в подходящий момент, не переставая мысленно посылать проклятия в адрес Виктора. Он и раньше так делал: находил подходящего кандидата себе в поддержку, выяснял его любимое развлечение или хобби и приписывал их ей. Она всегда терпеть этого не могла, но теперь, когда почувствовала, что может заниматься куда более полезными и важными делами, просто возненавидела все это.
Эви была так поглощена улыбками и кивками, что едва не пропустила момент, когда герцог начал прощаться.
— Благодарю вас за весьма содержательную беседу, ваша светлость, — с улыбкой сказала она, приседая в глубоком реверансе. Как только его взлохмаченная шевелюра скрылась в толпе, она отправилась разыскивать Виктора.
— Отлично исполнено, Эви, — сказал он, предлагая ей бокал лимонада.
Она отказалась с недовольной гримасой.
— Ты мог бы хоть предупредить меня. Я почти ничего не смыслю в шахматах.
— Я бы научил тебя, если бы считал, что ты проявишь хоть каплю внимания.
Эви откашлялась. Она сознательно терпела все это. Может быть, если она попытается убедить его…
— Виктор, я провела некоторое исследование, — начала она. — Ты имеешь представление о том, сколько в Лондоне сирот? Что, если…
— Нет, нет и нет. Я провожу избирательную кампанию, а не реформы. И предполагаю, что ты должна помогать мне.
— Этим я постоянно и занимаюсь.
— Тогда прекрати разговаривать с Сент-Обином и брось заниматься изысканиями. Если тебя так интересуют дети, то выходи замуж и обзаведись своими.
— Я так и собираюсь поступить.
— Я здесь не для того, чтобы пререкаться с тобой. Между прочим, тебе не следует стоять, подпирая стену. Твоя популярность отражается на мне.
— Но мне показалось, что я не люблю вальс, — ответила она, жалея, что отказалась от лимонада. Даже теплый, он принес бы облегчение в душной атмосфере бального зала.
— Ты не любишь вальс только в присутствии Монмута, — сказал ее брат, потягивая лимонад. — Или же если Сент-Обин отирается поблизости.
— Гм. Сент-Обин по крайней мере не лжет всем обо всём, чтобы манипулировать людьми.
В тот же миг она поняла, что этого не следовало говорить, но было уже слишком поздно. Виктор отставил бокал с лимонадом и, схватив сестру за руку, отвел ее в сторону.
— Я был, насколько возможно, терпелив относительно тебя и Сент-Обина, — пробормотал он. — Я уверен, что ты считаешь себя умной, независимой и тому подобное. Но, как брат, я вынужден тебе сообщить, что ты просто выставляешь себя лицемеркой и полной дурой.
Слезы огорчения наполнили глаза девушки, но она сумела их удержать. Она не позволит брату почувствовать удовлетворение от того, что довел ее до слез.
— Ты всегда считал меня глупой, — ответила она, — но я вовсе не дура и не лицемерка.
— Значит, ты оставила свои попытки помогать беднякам, сиротам и нищим в Лондоне?
Ха! Если бы он только знал.
— Нет. И никогда не оставлю.
Ее брат мрачно улыбнулся:
— Тогда тебе не помешает узнать, что повеса, с которым ты прямо на моих глазах выставляешь себя напоказ, ведет сейчас с принцем Георгом переговоры о том, чтобы снести сиротский приют, а на его месте устроить парк. Тебе не удастся сохранить оба твоих увлечения, Эви, если только ты не лицемерка. И не дура.
Эви уставилась на Виктора, не в состоянии даже вздохнуть. Ее брат солгал. Это единственное объяснение.
— Это неправда.
— Истинная правда. Мне сказал об этом сам Принни. «Заря надежды», или как-то там еще. Без сомнения, Сент-Обин поимеет с этого немалую выгоду, кроме всего прочего. Он уж точно не отличается альтруизмом.
Эвелина вырвала у брата свою руку. Но боль от его пальцев была ничто в сравнении с той раной, которая открылась в ее сердце. Почему Сент решил так поступить? Иногда он казался почти… милым. А эти дети находились под его покровительством. Если он собирался снести это здание, почему позволил ей расчистить складские помещения? И…
Эвелина нахмурилась. Конечно, он разрешил ей освободить комнаты внизу. И избавил себя от необходимости делать это позже. А что касается покраски стен, ну что ж, это всего лишь маленькое неудобство и ему не пришлось за него платить. И безусловно, это способствовало тому, что ни дети, ни она ничего не заподозрили.
— Может быть, теперь ты станешь слушаться меня, когда я пытаюсь давать тебе советы, — сказал Виктор. — Ты ведь знаешь, я принимаю близко к сердцу твои интересы. — Он склонился ближе. — Теперь пойди потанцуй с кем-нибудь, а не стой здесь с открытым ртом. Ты отлично потрудилась сегодня. Теперь немного повеселись.
Эвелина сжала зубы. Проклятый Сент-Обин! Ему не удастся разрушить ее единственную надежду сделать что-нибудь полезное. Она этого не допустит.
Глава 10
Эви приехала в приют рано и вошла в столовую, когда дети заканчивали завтракать. Она смогла убедиться, что детей хорошо кормили, хотя пища была простой и на кухне было мало прислуги.
Стены, крыша, само здание, все стало частями головоломки, ключ к которой дал ей Виктор. Все соответствовало своему назначению, и ничего больше. Черт, черт, черт! Как она могла быть так слепа? Все предостерегали против Сент-Обина — она ничего не хотела слушать, потому что все предупреждения касались лишь сохранения ее репутации. Однако все они говорили одно и то же: Сент ничего не делает без веских оснований и никогда ничего не делает даром.
— Мисс Эви! — завопила Роза. Они с Пенни бросились вперед, обняв ее за талию. — Я нарисовала для вас картинку.
— В самом деле? Мне не терпится ее увидеть!
— Там — как мы все танцуем. Я в зеленом платье, потому что зеленый — мой любимый цвет.
Эви подумала, что нужно проследить, чтобы Роза получила зеленое платье. Всем детям нужна была новая одежда, что-нибудь получше изношенных, бесформенных вещей, которые им давали в приюте. К несчастью, она уже потратила все свое месячное содержание на оплату красок и учителей. Ей нужно убедить Виктора, что она сможет успешнее помогать ему, если он станет давать ей чуть больше денег.
— Сегодня мы опять будем танцевать вальс? — спросила Пенни.
Даже самая циничная из всех, Молли, не смогла сдержать восторженной улыбки. Эвелина тоже улыбнулась в ответ, стараясь удержать внезапно нахлынувшие слезы. Дети только-только начали доверять ей, а маркиз де Сент-Обин собирается все разрушить. Или по меньшей мере хочет попытаться.
— У нас нет оркестра, но я покажу вам движения. Все, кто хочет научиться танцевать, могут присоединиться ко мне в бальном зале.
— Это приглашение распространяется и на меня? — послышался у двери низкий протяжный голос Сента.
Она оцепенела. Вчера она находила маркиза загадочным и обольстительным. Сегодня жалела, что вообще встретилась с ним.
— Доброе утро, милорд, — произнесла она сквозь стиснутые зубы, не отваживаясь взглянуть ему в лицо. — Поздоровайтесь, дети.
— Доброе утро, лорд Сент-Обин, — хором пропели малыши.
— Доброе утро. Почему бы вам всем не поспешить в бальный зал? Мы с мисс Раддик присоединимся к вам чуть позже.
— О, какой вздор, — ответила она, наигранно рассмеявшись. — Мы пойдем наверх все вместе.
И чтобы помешать Сент-Обину перехватить ее, она взяла за руки Розу и Пенни. Ей очень хотелось отплатить ему за предательство и двуличность, но не раньше, чем она решит, что следует сказать. И не раньше, чем она будет уверена, что не разразится слезами или, что доставило бы ей удовольствие, не ударит его.
Сент, пристроившись сзади к шумной толпе детей и их возлюбленной мисс Эви, взбирался по лестнице на четвертый этаж. По-видимому, вся толпа сирот решила попрактиковаться в вальсе.
В любом случае в данный момент его вполне устраивала позиция стороннего наблюдателя. Учитывая жаркие, возбуждающие сновидения, тревожившие его в течение тех коротких часов, когда ему удалось сомкнуть глаза, утреннее приветствие Эвелины подействовало на него подобно ведру холодной воды.
Возможно, она слышала о его стычке с Дэром и Уиклиффом в парламенте и попыталась наказать его за скверное поведение. Однако маркиз никого не покалечил в этот раз и, следовательно, считал свое поведение не таким уж плохим.
Эвелина остановилась перед ним, и Сент прикрыл глаза. Этим утром на ней было нежно-розовое платье из муслина, которое несколько оттеняло серый цвет ее глаз. Не хватало только пары крыльев, чтобы дополнить ее ангельский вид. Он испытывает вожделение к ангелу! Без сомнения, как Бог, так и дьявол — оба смеются над ним.
— Вы потанцуете с Молли? — спросила она, глядя в пространство над его плечом.
— Кто из них Молли?
Серые глаза встретились с ним, затем снова устремились вдаль.
— Вы совсем не знаете, как их зовут?
Учитывая ее настроение, было бы неразумно упоминать о том, что за последние две недели он провел в приюте больше времени, чем за весь предшествующий год.
— Я знаю, как вас зовут.
— Я не живу в учреждении, состоящем под вашим надзором. Молли — это зеленоглазая девочка с короткими рыжими волосами. Она стесняется мужчин, так что будьте тактичны.
Она шагнула в сторону, но Сент схватил ее за руку.
— Не приказывайте мне, Эвелина, — сказал он тихо. — Я здесь потому, что я так захотел.
Эвелина вырвала руку.
— Да, безусловно, а вот дети — нет.
Его чувство юмора, поубавившееся в результате чрезмерного употребления джина и недостаточного количества сна, еще больше пострадало.
— А вы думаете, что несколько уроков танцев смогут улучшить их положение в жизни?
Слеза скатилась по щеке. Эвелина стряхнула ее резким движением руки.
— А вы думаете, что этого можно добиться, если снести их дом? И вы осмеливаетесь читать мне нравоучения?
Проклятие!
— Кто вам сказал?
— Какое это имеет значение? — ответила она, побледнев. — Вы презренный человек. И меня тошнит при одном взгляде на вас.
Сент пристально посмотрел на нее. Его переполнял гнев. Гнев и разочарование. Потому что теперь ему уже никогда не получить ее. А если он не может получить то, что хочет, не получит и она.
— Уходите! — рявкнул он.
— Вы… Что?
— Что слышали, Эвелина. Теперь вы здесь нежеланный гость. Убирайтесь.
Еще одна слезинка скатилась по щеке.
— Могу я по крайней мере попрощаться?
Сент не мог спокойно смотреть, как она плачет. Он решил, что во всем, что с ним случилось плохого за последнее время, была ее вина. Однако эти проклятые слезы все еще тревожили его — даже когда он был так зол, что готов был ее придушить. Он строго кивнул:
— У вас пятнадцать минут. Я подожду внизу.
— Хорошо.
Сент подошел на шаг ближе.
— Только помните: что бы вы ни сказали им, вы ничего не сможете изменить. Так что предлагаю вам поберечь чувства ваших маленьких любимчиков и держать свой рот на замке, — тихо сказал он.
— Мерзавец, — пробормотала она ему вслед.
Ни разу не оглянувшись, он спустился по лестнице. Когда Эви снова посмотрела вокруг, дети стояли, внимательно глядя на нее. О чем бы они ни узнали, изменить что-либо было им не по силам. А теперь и она утратила всякую возможность влиять на ситуацию. Всего три-четыре человека, помимо Сент-Обина, вообще знали, что она бывала здесь. Как много для ее так называемых убеждений относительно преобразования мира!
— Что случилось, мисс Эви?
Она торопливо вытерла глаза.
— Боюсь, что мне… придется уйти, — сказала она. Это была самая трудная фраза, которую ей когда-либо приходилось произносить.
— Ничего, — сказала Пенни, подскочила к Эви и взяла ее за руку. — Мы можем потанцевать с вами вальс завтра.
О Господи!
— Нет, Пенни, я не смогу. Я… меня… попросили уйти.
— Сент-Обин больше не хочет, чтобы вы приходили, да? — нахмурился Рэндалл Бейкер.
— Нет, это не… — Эви замолчала. Ей надоело всегда всех защищать и вступаться за всех, хотя те явно этого не заслуживали. Она не собиралась обманывать этих детей, особенно ради Сент-Обина. — Да, — снова начала она, — он не хочет.
— Почему? — Роза с полными слез огромными карими глазами взяла Эви за вторую руку.
— Бьюсь об заклад, из-за того, что вы не согласились пустить ублюдка к себе под юбку. — Мэтью Радли вытащил из кармана окурок сигары.
Эвелина покраснела.
— Ты не должен так говорить, Мэтью.
— Мы все это знаем, мисс Эви! — Теперь Молли выступила вперед. — Обычно он никогда не проводил здесь так много времени, пока не появились вы. — Ее нижняя губа задрожала. — А теперь он заставляет вас уйти.
— Мы должны запереть Сент-Обина в темнице, и пусть его съедят крысы.
Предложение Мэтью было встречено восторженными возгласами остальных детей. Эви разделяла их чувства, но обсуждение замыслов и планов чудовищной мести только отнимало время из того немногого, что ей осталось провести с ними. И она знала, что Сент-Обин придет за ней, если она не выйдет в назначенный срок.
— К несчастью, Мэтью, вы еще дети, а я всего лишь женщина. Он же — маркиз. И у нас нет темницы. Пенни, почему бы тебе не принести книгу, и я в последний раз почитаю вам?
— Но у нас есть темница, — настойчиво заявил юный Томас Киннетт. — С цепями и всем, что полагается. И крысы тоже есть.
— О чем вы говорите?
Пенни потянула ее к лестнице черного хода.
— Пойдемте, мы вам покажем.
Что бы там ни было, по-видимому, это было важно для них. И если Сент-Обин или кто-то еще из совета попечителей использовал противозаконную камеру ужасов, она смогла бы обратиться к властям и, может быть, даже остановить разрушение приюта. При всей порочности Сент-Обина содержание темницы, по-видимому, было все же не совсем в его стиле, но в данный момент Эви была так зла, что считала его способным на все.
Дети, непривычно притихшие, провели ее в отдаленную часть здания, а затем четыре пролета вниз по старинной, еще более ветхой лестнице в огромную кладовую. Подвал был заставлен старыми ящиками, там были свалены матрасы и другие постельные принадлежности, новые припасы для сирот — мешки с мукой, бочки с яблоками и тому подобное. Темное, без окон, затхлое помещение действительно сильно смахивало на… темницу, но Эвелина должна была признать, что не увидела ничего ужасного или хоть в малой степени противозаконного.
— Да, здесь довольно-таки жутко, — согласилась она, чтобы не обидеть детей, — но я не вижу, какая нам от этого польза, если только мы не собираемся забросать маркиза яблоками.
— Это не здесь, мисс Эви, — сказал Рэндалл с легкой загадочной усмешкой. — Вон там.
И он вместе с Мэтью, Адамом Хансоном и еще несколькими старшими мальчиками сдвинули в сторону сложенные штабелем обветшалые матрасы и одеяла. Как только осела пыль, на стене обнаружились до этого скрытые матрасами очертания двери. Сильно толкнув локтем дверь, Рэндалл открыл ее. Молли раздобыла свечу.
За дверью оказалась узкая короткая лесенка, ведущая к другой двери, слегка приоткрытой. В верхней части второй двери имелось забранное решеткой окошко.
— Рэндалл, дай я пройду вперед, — сказала Эви, подняв свечу.
— Но там много пауков, — прошептала Роза у нее за спиной.
Пауки?
— Хорошо, но будь осторожен, — неуверенно сказала она, пропуская высокого юношу вперед.
Он усмехнулся и толкнул тяжелую дверь, распахнув ее настежь.
— Ладно.
Войдя, Эви сразу поняла, куда попала.
— Я думаю, в старину здесь держали арестованных солдат, — прошептала она.
Два комплекта кандалов, каждый для двух рук и двух ног, свисали со стены. Маленькая скамеечка и ведро были единственной мебелью, если не считать двух канделябров для свечей по обеим сторонам двери.
— Видите? — спросил Томас, взяв ножные кандалы и отойдя на середину комнаты на всю длину натянутой цепи. — Мы могли бы приковать здесь маркиза, и никто бы об этом не узнал.
— Ну что ж, это блестящая мысль, мои дорогие, и я высоко ценю ее, но похищение лорда не лучший выход.
— Но если мы запрем его здесь, вы сможете приходить к нам каждый день.
Брат девочки, Уильям, обнял сестренку за плечи.
— Не плачь, малышка Пенни.
— Но я хотела научиться читать.
— Ага, я тоже, — невесело сказал Рэндалл. — И я слышал однажды, как он сказал миссис Нейтам, что ему следовало бы просто снести этот дом и разделаться с нами.
— О, Рэндалл, не надо…
Мэтью фыркнул, не вынимая изо рта незажженного окурка сигары.
— Он не смог бы снести дом, если бы был заперт под ним, разве не так?
Эви пристально смотрела на светловолосого парня. Они просто обсуждали услышанное. Они и понятия не имели, что маркиз действительно собирается превратить сиротский приют — для многих из них единственный дом, который они когда-либо знали, — в груду камней.
— Вы одобряете эту мысль, а, мисс Эви? — сказал Рэндалл, понизив голос. — Давайте договоримся: вы обещаете вернуться через несколько дней, а мы позаботимся о том, чтобы Сент-Обин больше не доставлял вам неприятностей, пытаясь помешать.
Сердце девушки тревожно забилось. Сент предупреждал ее, что некоторые из здешних сирот уже стали отъявленными преступниками. Но Эвелина сомневалась, догадывался ли он сам, как далеко они могут зайти, если почувствуют угрозу? Что бы она ни сказала им, как только она сегодня уйдет, они скорее всего попытаются запереть здесь маркиза. При этом кто-нибудь может быть ранен или и того хуже. И даже если им удастся осуществить свой план, они никогда уже не смогут отпустить его. Похищение лорда, даже с такой скандальной репутацией, как у Сент-Обина, по-прежнему оставалось преступлением, которое каралось повешением.
С другой стороны, если Сент будет вынужден познакомиться с ними, то поймет, как сильно эти дети нуждаются в заботе и внимании, как они дорожат своей большой семьей, которую обрели в приюте «Заря надежды», может быть, он изменит свое мнение и откажется от прежних намерений.
Она прикрыла глаза. И может быть, он усвоит, что значит быть истинным джентльменом и мужчиной в полном смысле слова.
О, это полное безумие. Но если она отступится или даже просто предупредит Сент-Обина, дети окажутся в гораздо худшем положении, чем если бы она вообще никогда не появлялась в приюте. Однако если она сумеет держать ситуацию под контролем, установит правила и будет руководить заговором, возможно, только возможно, ей удастся спасти всех. И даже добиться перемен.
— Хорошо, — помолчав, сказала она, усаживаясь на скамейку. — Мы все должны согласиться на это. И мы все должны договориться, что главной буду я. Мое слово — закон. Согласны?
Мэтью вытащил сигару изо рта и отсалютовал:
— Есть, капитан.
— Хорошо. Сначала мне нужно кое-что вам сказать. И мы должны действовать быстро.
Глава 11
Сент в нетерпении мерил шагами холл. Ему следовало дать ей пять минут на сборы. Пусть бы собрала свои книги и вместе с учителями выметалась из приюта. Поистине слезы Эвелины Раддик были его ахиллесовой пятой. Теперь ему оставалось только сыпать проклятиями, каждые две минуты поглядывая на часы.
— Она думает, что я заслуживаю презрения, — бормотал он, копируя ее возмущенный тон. — Ее, видите ли, от меня тошнит.
Никто не посмел бы сказать ему это в лицо и затем спокойно унести ноги. И уж, конечно, не те, к кому он проявлял интерес. Нельзя сказать, чтобы она слишком интересовала его. Просто ему редко приходилось встречать кого-нибудь, казавшегося столь… чистым.
Слишком чистым, чтобы стремиться запятнать себя его присутствием, очевидно. Ну что ж, это он еще посмотрит. Она еще будет умолять, будет домогаться его, прежде чем он с ней покончит. Ангелочек изрядно пообтреплет свои крылышки — и все об этом узнают.
Он снова щелкнул крышкой карманных часов. Прошло двадцать минут. Если она вскоре не появится, он поднимется и поторопит ее. Действительно, чего ждать?
— Сент?
Он резко обернулся. Возле лестницы стояла раскрасневшаяся Эвелина и тяжело дышала.
— Забирайте свои книги, — раздраженно сказал он. — Время вышло.
Она не шевельнулась.
— Я тут подумала…
Он заподозрил неладное. Не похоже, что она обессилела от слез, как он ожидал. Она не стала умолять его позволить ей продолжать работать в приюте или отказаться от планов разрушить проклятое место.
— О чем? — все же спросил он.
— О… о том, что вы сказали, будто ничего не делаете даром. Эвелина сильно нервничала, и это еще не все; он почти физически ощущал, какая заряженная атмосфера их разделяла.
— И что? — промолвил он, весь обратившись во внимание.
Она откашлялась.
— И мне стало интересно, — сказала она так тихо, что он должен был напрячься, чтобы расслышать, — какую цену вы запросите за то, чтобы не закрывать приют.
Сент не дожил бы до своих лет, будь он дураком. Ясное дело, ангелочек что-то замыслил. С другой стороны, если эти планы включают их вдвоем и без одежды, он всецело за. Хотя…
— Я думал, что вас от меня тошнит.
— Ну да, я была очень рассержена.
— А теперь вы больше не сердитесь? — Он не пытался скрыть скептицизм в своем голосе.
— Я не понимаю, как вы можете закрыть приют, — медленно сказала Эвелина. — Ваша мать…
— Ради Бога, — прервал он, — если мы говорим о совращении, не упоминайте мою мать.
— Мои извинения, — сказала она с нервной гримасой. — Мне это внове.
— Что?
— Вы… вы собираетесь заставить меня сказать это?
Он подошел к ней ближе, уже не так торопясь выставить ее вон. Неожиданно для себя.
— Да, именно так, — ответил он и поцеловал ее.
Эвелина, без сомнения, собиралась что-то предложить ему!
Если она удачно выберет время, он согласится на все, что она скажет. Даже простой разговор с ней об этом сильно возбуждал. Плоть его твердела и причиняла страдания. Конечно, он внимательно выслушает, какими словами она выскажет свое предложение. Из своего жизненного опыта он знал, что существует много способов уложить женщину в постель. Как и множество способов избавиться от приюта.
Сент поднял голову, но Эвелина удержала его, поднявшись на цыпочки и зарывшись нежными пальцами в волосы. Она притянула его голову для нового поцелуя. Он обнял ее за талию и прижал к себе.
— Ты все же должна произнести это, Эвелина Мария, — прошептал он. Ее чертовы классы были ближайшим укромным местом, которое пришло ему на ум. Двери там не запирались, но ведь все эти оболтусы думали, что она ушла. — Скажи это.
— Я… — начала она затаив дыхание, не отрывая взгляда от его рта, — я хочу знать, откажетесь ли вы от своего плана снести приют, если… если я…
Могучий Люцифер! Порой и в компании ангелов можно испытать разочарование.
— Если ты примешь меня в свое лоно, — прошептал он, осторожно доставая заколку из ее волос. Водопад золотистых волн с лимонным ароматом заструился из его рук.
Оркестр заиграл очередной вальс, и Эви без труда удалось убедить Джорджиану и Тристана присоединиться к остальным танцующим. Люсинда не пришла на бал, и Эвелина неожиданно оказалась в непривычном одиночестве. К несчастью, это продлилось недолго.
— Эви, — произнес брат, направляясь к ней в компании пожилого джентльмена, — ты знакома с герцогом Монмутом? Ваша светлость, моя сестра Эвелина.
— Очарован! — прогромыхал герцог, и Эви присела в реверансе.
— Я только что рассказал его светлости о твоем увлечении шахматами, Эви.
Шахматы ? Она терпеть не могла шахматы.
— Да, правда, хотя боюсь, у меня к ним больше любви, чем склонности.
Герцог одобрительно кивнул, и пряди его седых волос поднялись дыбом.
— Я всегда говорил, что шахматы женщинам не по уму. Рад видеть хотя бы одну юную леди, которая признала это.
Эви улыбнулась сквозь стиснутые зубы.
— Как вы добры, ваша светлость. Значит, позвольте предположить, вы искусный игрок?
— Я чемпион Дорсетшира.
— Великолепно!
Боже милостивый! Древний игрок в шахматы с растрепанными волосами.
— Его светлость специально искал знакомства с тобой, Эви, — сказал Виктор со снисходительной улыбкой. — Полагаю, вы можете прогуляться с ним по залу, поскольку никто из вас не любит танцевать вальс.
Эви сдержала вздох. Шахматы и никаких танцев. Несомненно, она умрет от скуки.
— С большим удовольствием, ваша светлость.
По крайней мере ей не пришлось беспокоиться о своем участии в разговоре. Герцог не только умел хорошо играть в шахматы, но и знал, из какого материала лучше всего изготавливать шахматные доски, знал происхождение этой игры и даже владел самым дорогим комплектом фигур.
Она одобрительно кивала и улыбалась в подходящий момент, не переставая мысленно посылать проклятия в адрес Виктора. Он и раньше так делал: находил подходящего кандидата себе в поддержку, выяснял его любимое развлечение или хобби и приписывал их ей. Она всегда терпеть этого не могла, но теперь, когда почувствовала, что может заниматься куда более полезными и важными делами, просто возненавидела все это.
Эви была так поглощена улыбками и кивками, что едва не пропустила момент, когда герцог начал прощаться.
— Благодарю вас за весьма содержательную беседу, ваша светлость, — с улыбкой сказала она, приседая в глубоком реверансе. Как только его взлохмаченная шевелюра скрылась в толпе, она отправилась разыскивать Виктора.
— Отлично исполнено, Эви, — сказал он, предлагая ей бокал лимонада.
Она отказалась с недовольной гримасой.
— Ты мог бы хоть предупредить меня. Я почти ничего не смыслю в шахматах.
— Я бы научил тебя, если бы считал, что ты проявишь хоть каплю внимания.
Эви откашлялась. Она сознательно терпела все это. Может быть, если она попытается убедить его…
— Виктор, я провела некоторое исследование, — начала она. — Ты имеешь представление о том, сколько в Лондоне сирот? Что, если…
— Нет, нет и нет. Я провожу избирательную кампанию, а не реформы. И предполагаю, что ты должна помогать мне.
— Этим я постоянно и занимаюсь.
— Тогда прекрати разговаривать с Сент-Обином и брось заниматься изысканиями. Если тебя так интересуют дети, то выходи замуж и обзаведись своими.
— Я так и собираюсь поступить.
— Я здесь не для того, чтобы пререкаться с тобой. Между прочим, тебе не следует стоять, подпирая стену. Твоя популярность отражается на мне.
— Но мне показалось, что я не люблю вальс, — ответила она, жалея, что отказалась от лимонада. Даже теплый, он принес бы облегчение в душной атмосфере бального зала.
— Ты не любишь вальс только в присутствии Монмута, — сказал ее брат, потягивая лимонад. — Или же если Сент-Обин отирается поблизости.
— Гм. Сент-Обин по крайней мере не лжет всем обо всём, чтобы манипулировать людьми.
В тот же миг она поняла, что этого не следовало говорить, но было уже слишком поздно. Виктор отставил бокал с лимонадом и, схватив сестру за руку, отвел ее в сторону.
— Я был, насколько возможно, терпелив относительно тебя и Сент-Обина, — пробормотал он. — Я уверен, что ты считаешь себя умной, независимой и тому подобное. Но, как брат, я вынужден тебе сообщить, что ты просто выставляешь себя лицемеркой и полной дурой.
Слезы огорчения наполнили глаза девушки, но она сумела их удержать. Она не позволит брату почувствовать удовлетворение от того, что довел ее до слез.
— Ты всегда считал меня глупой, — ответила она, — но я вовсе не дура и не лицемерка.
— Значит, ты оставила свои попытки помогать беднякам, сиротам и нищим в Лондоне?
Ха! Если бы он только знал.
— Нет. И никогда не оставлю.
Ее брат мрачно улыбнулся:
— Тогда тебе не помешает узнать, что повеса, с которым ты прямо на моих глазах выставляешь себя напоказ, ведет сейчас с принцем Георгом переговоры о том, чтобы снести сиротский приют, а на его месте устроить парк. Тебе не удастся сохранить оба твоих увлечения, Эви, если только ты не лицемерка. И не дура.
Эви уставилась на Виктора, не в состоянии даже вздохнуть. Ее брат солгал. Это единственное объяснение.
— Это неправда.
— Истинная правда. Мне сказал об этом сам Принни. «Заря надежды», или как-то там еще. Без сомнения, Сент-Обин поимеет с этого немалую выгоду, кроме всего прочего. Он уж точно не отличается альтруизмом.
Эвелина вырвала у брата свою руку. Но боль от его пальцев была ничто в сравнении с той раной, которая открылась в ее сердце. Почему Сент решил так поступить? Иногда он казался почти… милым. А эти дети находились под его покровительством. Если он собирался снести это здание, почему позволил ей расчистить складские помещения? И…
Эвелина нахмурилась. Конечно, он разрешил ей освободить комнаты внизу. И избавил себя от необходимости делать это позже. А что касается покраски стен, ну что ж, это всего лишь маленькое неудобство и ему не пришлось за него платить. И безусловно, это способствовало тому, что ни дети, ни она ничего не заподозрили.
— Может быть, теперь ты станешь слушаться меня, когда я пытаюсь давать тебе советы, — сказал Виктор. — Ты ведь знаешь, я принимаю близко к сердцу твои интересы. — Он склонился ближе. — Теперь пойди потанцуй с кем-нибудь, а не стой здесь с открытым ртом. Ты отлично потрудилась сегодня. Теперь немного повеселись.
Эвелина сжала зубы. Проклятый Сент-Обин! Ему не удастся разрушить ее единственную надежду сделать что-нибудь полезное. Она этого не допустит.
Глава 10
Бегу; с душой моей усталой
От искушения уйдем.
Нельзя мне видеть рай бывалый,
И снова не мечтать о нем…
Байрон. Прощание с леди
Эви приехала в приют рано и вошла в столовую, когда дети заканчивали завтракать. Она смогла убедиться, что детей хорошо кормили, хотя пища была простой и на кухне было мало прислуги.
Стены, крыша, само здание, все стало частями головоломки, ключ к которой дал ей Виктор. Все соответствовало своему назначению, и ничего больше. Черт, черт, черт! Как она могла быть так слепа? Все предостерегали против Сент-Обина — она ничего не хотела слушать, потому что все предупреждения касались лишь сохранения ее репутации. Однако все они говорили одно и то же: Сент ничего не делает без веских оснований и никогда ничего не делает даром.
— Мисс Эви! — завопила Роза. Они с Пенни бросились вперед, обняв ее за талию. — Я нарисовала для вас картинку.
— В самом деле? Мне не терпится ее увидеть!
— Там — как мы все танцуем. Я в зеленом платье, потому что зеленый — мой любимый цвет.
Эви подумала, что нужно проследить, чтобы Роза получила зеленое платье. Всем детям нужна была новая одежда, что-нибудь получше изношенных, бесформенных вещей, которые им давали в приюте. К несчастью, она уже потратила все свое месячное содержание на оплату красок и учителей. Ей нужно убедить Виктора, что она сможет успешнее помогать ему, если он станет давать ей чуть больше денег.
— Сегодня мы опять будем танцевать вальс? — спросила Пенни.
Даже самая циничная из всех, Молли, не смогла сдержать восторженной улыбки. Эвелина тоже улыбнулась в ответ, стараясь удержать внезапно нахлынувшие слезы. Дети только-только начали доверять ей, а маркиз де Сент-Обин собирается все разрушить. Или по меньшей мере хочет попытаться.
— У нас нет оркестра, но я покажу вам движения. Все, кто хочет научиться танцевать, могут присоединиться ко мне в бальном зале.
— Это приглашение распространяется и на меня? — послышался у двери низкий протяжный голос Сента.
Она оцепенела. Вчера она находила маркиза загадочным и обольстительным. Сегодня жалела, что вообще встретилась с ним.
— Доброе утро, милорд, — произнесла она сквозь стиснутые зубы, не отваживаясь взглянуть ему в лицо. — Поздоровайтесь, дети.
— Доброе утро, лорд Сент-Обин, — хором пропели малыши.
— Доброе утро. Почему бы вам всем не поспешить в бальный зал? Мы с мисс Раддик присоединимся к вам чуть позже.
— О, какой вздор, — ответила она, наигранно рассмеявшись. — Мы пойдем наверх все вместе.
И чтобы помешать Сент-Обину перехватить ее, она взяла за руки Розу и Пенни. Ей очень хотелось отплатить ему за предательство и двуличность, но не раньше, чем она решит, что следует сказать. И не раньше, чем она будет уверена, что не разразится слезами или, что доставило бы ей удовольствие, не ударит его.
Сент, пристроившись сзади к шумной толпе детей и их возлюбленной мисс Эви, взбирался по лестнице на четвертый этаж. По-видимому, вся толпа сирот решила попрактиковаться в вальсе.
В любом случае в данный момент его вполне устраивала позиция стороннего наблюдателя. Учитывая жаркие, возбуждающие сновидения, тревожившие его в течение тех коротких часов, когда ему удалось сомкнуть глаза, утреннее приветствие Эвелины подействовало на него подобно ведру холодной воды.
Возможно, она слышала о его стычке с Дэром и Уиклиффом в парламенте и попыталась наказать его за скверное поведение. Однако маркиз никого не покалечил в этот раз и, следовательно, считал свое поведение не таким уж плохим.
Эвелина остановилась перед ним, и Сент прикрыл глаза. Этим утром на ней было нежно-розовое платье из муслина, которое несколько оттеняло серый цвет ее глаз. Не хватало только пары крыльев, чтобы дополнить ее ангельский вид. Он испытывает вожделение к ангелу! Без сомнения, как Бог, так и дьявол — оба смеются над ним.
— Вы потанцуете с Молли? — спросила она, глядя в пространство над его плечом.
— Кто из них Молли?
Серые глаза встретились с ним, затем снова устремились вдаль.
— Вы совсем не знаете, как их зовут?
Учитывая ее настроение, было бы неразумно упоминать о том, что за последние две недели он провел в приюте больше времени, чем за весь предшествующий год.
— Я знаю, как вас зовут.
— Я не живу в учреждении, состоящем под вашим надзором. Молли — это зеленоглазая девочка с короткими рыжими волосами. Она стесняется мужчин, так что будьте тактичны.
Она шагнула в сторону, но Сент схватил ее за руку.
— Не приказывайте мне, Эвелина, — сказал он тихо. — Я здесь потому, что я так захотел.
Эвелина вырвала руку.
— Да, безусловно, а вот дети — нет.
Его чувство юмора, поубавившееся в результате чрезмерного употребления джина и недостаточного количества сна, еще больше пострадало.
— А вы думаете, что несколько уроков танцев смогут улучшить их положение в жизни?
Слеза скатилась по щеке. Эвелина стряхнула ее резким движением руки.
— А вы думаете, что этого можно добиться, если снести их дом? И вы осмеливаетесь читать мне нравоучения?
Проклятие!
— Кто вам сказал?
— Какое это имеет значение? — ответила она, побледнев. — Вы презренный человек. И меня тошнит при одном взгляде на вас.
Сент пристально посмотрел на нее. Его переполнял гнев. Гнев и разочарование. Потому что теперь ему уже никогда не получить ее. А если он не может получить то, что хочет, не получит и она.
— Уходите! — рявкнул он.
— Вы… Что?
— Что слышали, Эвелина. Теперь вы здесь нежеланный гость. Убирайтесь.
Еще одна слезинка скатилась по щеке.
— Могу я по крайней мере попрощаться?
Сент не мог спокойно смотреть, как она плачет. Он решил, что во всем, что с ним случилось плохого за последнее время, была ее вина. Однако эти проклятые слезы все еще тревожили его — даже когда он был так зол, что готов был ее придушить. Он строго кивнул:
— У вас пятнадцать минут. Я подожду внизу.
— Хорошо.
Сент подошел на шаг ближе.
— Только помните: что бы вы ни сказали им, вы ничего не сможете изменить. Так что предлагаю вам поберечь чувства ваших маленьких любимчиков и держать свой рот на замке, — тихо сказал он.
— Мерзавец, — пробормотала она ему вслед.
Ни разу не оглянувшись, он спустился по лестнице. Когда Эви снова посмотрела вокруг, дети стояли, внимательно глядя на нее. О чем бы они ни узнали, изменить что-либо было им не по силам. А теперь и она утратила всякую возможность влиять на ситуацию. Всего три-четыре человека, помимо Сент-Обина, вообще знали, что она бывала здесь. Как много для ее так называемых убеждений относительно преобразования мира!
— Что случилось, мисс Эви?
Она торопливо вытерла глаза.
— Боюсь, что мне… придется уйти, — сказала она. Это была самая трудная фраза, которую ей когда-либо приходилось произносить.
— Ничего, — сказала Пенни, подскочила к Эви и взяла ее за руку. — Мы можем потанцевать с вами вальс завтра.
О Господи!
— Нет, Пенни, я не смогу. Я… меня… попросили уйти.
— Сент-Обин больше не хочет, чтобы вы приходили, да? — нахмурился Рэндалл Бейкер.
— Нет, это не… — Эви замолчала. Ей надоело всегда всех защищать и вступаться за всех, хотя те явно этого не заслуживали. Она не собиралась обманывать этих детей, особенно ради Сент-Обина. — Да, — снова начала она, — он не хочет.
— Почему? — Роза с полными слез огромными карими глазами взяла Эви за вторую руку.
— Бьюсь об заклад, из-за того, что вы не согласились пустить ублюдка к себе под юбку. — Мэтью Радли вытащил из кармана окурок сигары.
Эвелина покраснела.
— Ты не должен так говорить, Мэтью.
— Мы все это знаем, мисс Эви! — Теперь Молли выступила вперед. — Обычно он никогда не проводил здесь так много времени, пока не появились вы. — Ее нижняя губа задрожала. — А теперь он заставляет вас уйти.
— Мы должны запереть Сент-Обина в темнице, и пусть его съедят крысы.
Предложение Мэтью было встречено восторженными возгласами остальных детей. Эви разделяла их чувства, но обсуждение замыслов и планов чудовищной мести только отнимало время из того немногого, что ей осталось провести с ними. И она знала, что Сент-Обин придет за ней, если она не выйдет в назначенный срок.
— К несчастью, Мэтью, вы еще дети, а я всего лишь женщина. Он же — маркиз. И у нас нет темницы. Пенни, почему бы тебе не принести книгу, и я в последний раз почитаю вам?
— Но у нас есть темница, — настойчиво заявил юный Томас Киннетт. — С цепями и всем, что полагается. И крысы тоже есть.
— О чем вы говорите?
Пенни потянула ее к лестнице черного хода.
— Пойдемте, мы вам покажем.
Что бы там ни было, по-видимому, это было важно для них. И если Сент-Обин или кто-то еще из совета попечителей использовал противозаконную камеру ужасов, она смогла бы обратиться к властям и, может быть, даже остановить разрушение приюта. При всей порочности Сент-Обина содержание темницы, по-видимому, было все же не совсем в его стиле, но в данный момент Эви была так зла, что считала его способным на все.
Дети, непривычно притихшие, провели ее в отдаленную часть здания, а затем четыре пролета вниз по старинной, еще более ветхой лестнице в огромную кладовую. Подвал был заставлен старыми ящиками, там были свалены матрасы и другие постельные принадлежности, новые припасы для сирот — мешки с мукой, бочки с яблоками и тому подобное. Темное, без окон, затхлое помещение действительно сильно смахивало на… темницу, но Эвелина должна была признать, что не увидела ничего ужасного или хоть в малой степени противозаконного.
— Да, здесь довольно-таки жутко, — согласилась она, чтобы не обидеть детей, — но я не вижу, какая нам от этого польза, если только мы не собираемся забросать маркиза яблоками.
— Это не здесь, мисс Эви, — сказал Рэндалл с легкой загадочной усмешкой. — Вон там.
И он вместе с Мэтью, Адамом Хансоном и еще несколькими старшими мальчиками сдвинули в сторону сложенные штабелем обветшалые матрасы и одеяла. Как только осела пыль, на стене обнаружились до этого скрытые матрасами очертания двери. Сильно толкнув локтем дверь, Рэндалл открыл ее. Молли раздобыла свечу.
За дверью оказалась узкая короткая лесенка, ведущая к другой двери, слегка приоткрытой. В верхней части второй двери имелось забранное решеткой окошко.
— Рэндалл, дай я пройду вперед, — сказала Эви, подняв свечу.
— Но там много пауков, — прошептала Роза у нее за спиной.
Пауки?
— Хорошо, но будь осторожен, — неуверенно сказала она, пропуская высокого юношу вперед.
Он усмехнулся и толкнул тяжелую дверь, распахнув ее настежь.
— Ладно.
Войдя, Эви сразу поняла, куда попала.
— Я думаю, в старину здесь держали арестованных солдат, — прошептала она.
Два комплекта кандалов, каждый для двух рук и двух ног, свисали со стены. Маленькая скамеечка и ведро были единственной мебелью, если не считать двух канделябров для свечей по обеим сторонам двери.
— Видите? — спросил Томас, взяв ножные кандалы и отойдя на середину комнаты на всю длину натянутой цепи. — Мы могли бы приковать здесь маркиза, и никто бы об этом не узнал.
— Ну что ж, это блестящая мысль, мои дорогие, и я высоко ценю ее, но похищение лорда не лучший выход.
— Но если мы запрем его здесь, вы сможете приходить к нам каждый день.
Брат девочки, Уильям, обнял сестренку за плечи.
— Не плачь, малышка Пенни.
— Но я хотела научиться читать.
— Ага, я тоже, — невесело сказал Рэндалл. — И я слышал однажды, как он сказал миссис Нейтам, что ему следовало бы просто снести этот дом и разделаться с нами.
— О, Рэндалл, не надо…
Мэтью фыркнул, не вынимая изо рта незажженного окурка сигары.
— Он не смог бы снести дом, если бы был заперт под ним, разве не так?
Эви пристально смотрела на светловолосого парня. Они просто обсуждали услышанное. Они и понятия не имели, что маркиз действительно собирается превратить сиротский приют — для многих из них единственный дом, который они когда-либо знали, — в груду камней.
— Вы одобряете эту мысль, а, мисс Эви? — сказал Рэндалл, понизив голос. — Давайте договоримся: вы обещаете вернуться через несколько дней, а мы позаботимся о том, чтобы Сент-Обин больше не доставлял вам неприятностей, пытаясь помешать.
Сердце девушки тревожно забилось. Сент предупреждал ее, что некоторые из здешних сирот уже стали отъявленными преступниками. Но Эвелина сомневалась, догадывался ли он сам, как далеко они могут зайти, если почувствуют угрозу? Что бы она ни сказала им, как только она сегодня уйдет, они скорее всего попытаются запереть здесь маркиза. При этом кто-нибудь может быть ранен или и того хуже. И даже если им удастся осуществить свой план, они никогда уже не смогут отпустить его. Похищение лорда, даже с такой скандальной репутацией, как у Сент-Обина, по-прежнему оставалось преступлением, которое каралось повешением.
С другой стороны, если Сент будет вынужден познакомиться с ними, то поймет, как сильно эти дети нуждаются в заботе и внимании, как они дорожат своей большой семьей, которую обрели в приюте «Заря надежды», может быть, он изменит свое мнение и откажется от прежних намерений.
Она прикрыла глаза. И может быть, он усвоит, что значит быть истинным джентльменом и мужчиной в полном смысле слова.
О, это полное безумие. Но если она отступится или даже просто предупредит Сент-Обина, дети окажутся в гораздо худшем положении, чем если бы она вообще никогда не появлялась в приюте. Однако если она сумеет держать ситуацию под контролем, установит правила и будет руководить заговором, возможно, только возможно, ей удастся спасти всех. И даже добиться перемен.
— Хорошо, — помолчав, сказала она, усаживаясь на скамейку. — Мы все должны согласиться на это. И мы все должны договориться, что главной буду я. Мое слово — закон. Согласны?
Мэтью вытащил сигару изо рта и отсалютовал:
— Есть, капитан.
— Хорошо. Сначала мне нужно кое-что вам сказать. И мы должны действовать быстро.
Глава 11
Святая Вольность! В камерах зловонных
Твой свет не может погасить тюрьма,
Убить тебя в сердцах, тобой плененных.
Байрон. Сонет Шильону[10]
Сент в нетерпении мерил шагами холл. Ему следовало дать ей пять минут на сборы. Пусть бы собрала свои книги и вместе с учителями выметалась из приюта. Поистине слезы Эвелины Раддик были его ахиллесовой пятой. Теперь ему оставалось только сыпать проклятиями, каждые две минуты поглядывая на часы.
— Она думает, что я заслуживаю презрения, — бормотал он, копируя ее возмущенный тон. — Ее, видите ли, от меня тошнит.
Никто не посмел бы сказать ему это в лицо и затем спокойно унести ноги. И уж, конечно, не те, к кому он проявлял интерес. Нельзя сказать, чтобы она слишком интересовала его. Просто ему редко приходилось встречать кого-нибудь, казавшегося столь… чистым.
Слишком чистым, чтобы стремиться запятнать себя его присутствием, очевидно. Ну что ж, это он еще посмотрит. Она еще будет умолять, будет домогаться его, прежде чем он с ней покончит. Ангелочек изрядно пообтреплет свои крылышки — и все об этом узнают.
Он снова щелкнул крышкой карманных часов. Прошло двадцать минут. Если она вскоре не появится, он поднимется и поторопит ее. Действительно, чего ждать?
— Сент?
Он резко обернулся. Возле лестницы стояла раскрасневшаяся Эвелина и тяжело дышала.
— Забирайте свои книги, — раздраженно сказал он. — Время вышло.
Она не шевельнулась.
— Я тут подумала…
Он заподозрил неладное. Не похоже, что она обессилела от слез, как он ожидал. Она не стала умолять его позволить ей продолжать работать в приюте или отказаться от планов разрушить проклятое место.
— О чем? — все же спросил он.
— О… о том, что вы сказали, будто ничего не делаете даром. Эвелина сильно нервничала, и это еще не все; он почти физически ощущал, какая заряженная атмосфера их разделяла.
— И что? — промолвил он, весь обратившись во внимание.
Она откашлялась.
— И мне стало интересно, — сказала она так тихо, что он должен был напрячься, чтобы расслышать, — какую цену вы запросите за то, чтобы не закрывать приют.
Сент не дожил бы до своих лет, будь он дураком. Ясное дело, ангелочек что-то замыслил. С другой стороны, если эти планы включают их вдвоем и без одежды, он всецело за. Хотя…
— Я думал, что вас от меня тошнит.
— Ну да, я была очень рассержена.
— А теперь вы больше не сердитесь? — Он не пытался скрыть скептицизм в своем голосе.
— Я не понимаю, как вы можете закрыть приют, — медленно сказала Эвелина. — Ваша мать…
— Ради Бога, — прервал он, — если мы говорим о совращении, не упоминайте мою мать.
— Мои извинения, — сказала она с нервной гримасой. — Мне это внове.
— Что?
— Вы… вы собираетесь заставить меня сказать это?
Он подошел к ней ближе, уже не так торопясь выставить ее вон. Неожиданно для себя.
— Да, именно так, — ответил он и поцеловал ее.
Эвелина, без сомнения, собиралась что-то предложить ему!
Если она удачно выберет время, он согласится на все, что она скажет. Даже простой разговор с ней об этом сильно возбуждал. Плоть его твердела и причиняла страдания. Конечно, он внимательно выслушает, какими словами она выскажет свое предложение. Из своего жизненного опыта он знал, что существует много способов уложить женщину в постель. Как и множество способов избавиться от приюта.
Сент поднял голову, но Эвелина удержала его, поднявшись на цыпочки и зарывшись нежными пальцами в волосы. Она притянула его голову для нового поцелуя. Он обнял ее за талию и прижал к себе.
— Ты все же должна произнести это, Эвелина Мария, — прошептал он. Ее чертовы классы были ближайшим укромным местом, которое пришло ему на ум. Двери там не запирались, но ведь все эти оболтусы думали, что она ушла. — Скажи это.
— Я… — начала она затаив дыхание, не отрывая взгляда от его рта, — я хочу знать, откажетесь ли вы от своего плана снести приют, если… если я…
Могучий Люцифер! Порой и в компании ангелов можно испытать разочарование.
— Если ты примешь меня в свое лоно, — прошептал он, осторожно доставая заколку из ее волос. Водопад золотистых волн с лимонным ароматом заструился из его рук.