на поединок
явлюсь без оружия:
 

440

 
враг на врага,
мы сойдемся, и насмерть
 
 
схватимся врукопашную,
– Небо укажет,
 
 
Бог рассудит,
кому погибнуть!
 
 
И если он
победит, как обычно
 
 
в этом зале,
тогда уж гаутов,
 

445

 
моих соратников,
он беспрепятственно
 
 
пожрет, злобесный;
тебе же не будет
 
 
забот похоронных,
коль скоро сгину, —
 
 
меня утащит
окровавленного
 
 
в свою берлогу,
в багровокипящий
 

450

 
болотный омут,
и в клочья тело
 
 
мое растерзает
себе на мясо,
 
 
а мне уже пищи
не нужно будет.
 
 
И если сгибну,
похищенный битвой,
 
 
мои доспехи
пошлите Хигелаку,
 

455

 
меч и кольчугу
работы Вилунда,[32]
 
 
наследие Хределя.
Судьба непреложна!»
 
 
Скильдинг-властитель,
Хродгар вымолвил:
 
 
«К нам ты ныне
явился, Беовульф,
 
 
как друг и защитник,
верный долгу;
 

460

 
ведь было: в споре
убивши Хадолафа,[33]
 
 
из рода Вильвингов,
отец твой распрю
 
 
посеял кровную;
когда же гауты,
 
 
страшась усобиц,
его отринули,
 
 
бежал он от мести
к нам, за море,
 

465

 
под руку Скильдингов,
в пределы датские,
 
 
где я уже властил
тогда над данами,
 
 
правил державой,
обширным краем,
 
 
твердыней героев
(достойней владел бы
 
 
наследием Хальфдана
брат мой старший,
 

470

 
да умер Херогар
прежде времени![34]),
 
 
я же немедля
в оплату крови[35]
 
 
золото выслал
Вильвингам за море:
 
 
я замирил их
– беглец присягнул мне.
 
 
А ныне я должен
скрепивши сердце
 

475

 
поведывать людям,
как лютый Грендель
 
 
бесчестит Хеорот,
без счета губит
 
 
моих домочадцев:
дружина тает,
 
 
Судьба безжалостная
уносит воинов
 
 
в схватках с Гренделем.
Но Бог поможет
 

480

 
воздать злодею
за горести наши!
 
 
Не раз похвалялись
в застольях бражных,
 
 
над полными чашами
честью хвалились
 
 
герои остаться
ночью на страже
 
 
и Гренделя в зале
мечами встретить;
 

485

 
тогда наутро
в чертоге для пиршеств
 
 
мы находили
запекшейся крови
 
 
потоки и пятна,
пол обагренный,
 
 
скамьи и стены,
– так я утратил
 
 
многих знатнейших,
всех смерть похитила!
 

490

 
Но время! – сядем
за пир, и сердце
 
 
тебе, воитель,
подскажет словом».
 
 
Тогда им дали
на скамьях медовых
 
 
места в застолье,
и гости-гауты
 
 
сели за трапезу,
ратники сильные,
 

495

 
храбросердые;
брагу медовую
 
 
в чеканные чаши
лил виночерпий,
 
 
песносказитель
пел о Хеороте;
 
 
и беспечально
там пировали
 
 
две дружины —
датчан и гаутов.
 

500

 
Тут Унферт,[36]
сын Эгглафа,
 
 
сидевший в стопах
у владыки Скильдингов,
 
 
начал прение
(морепроходец,
 
 
пришелец Беовульф,
его раззадорил:
 
 
неужто в мире
ему соперник
 

505

 
нашелся, воин
под небом славный,
 
 
его сильнейший),
и вот он начал:
 
 
«Не тот ли ты Беовульф,
с которым Брека
 
 
соревновался
в умении плавать,
 
 
когда, кичась
непочатой силой,
 

510

 
с морем спорили
вы, бессмыслые,
 
 
жизнью рискуя?
Ни друг, ни недруг,
 
 
ни муж разумный
не мог отвратить вас
 
 
от дикой затеи
соперничать в океане.
 
 
Пучин теченья
сеча руками,
 

515

 
взмахами меряя
море-дорогу,
 
 
вы плыли по волнам,
по водам, взбитым
 
 
зимними ветрами,
семеро суток.
 
 
Тебя пересилил
пловец искусный,
 
 
тебя посрамил он:
на утро восьмое,
 

520

 
брошенный бурей
к норвежскому берегу,
 
 
он возвратился
в свои владенья,
 
 
в земли Бродингов,
в дом наследный,
 
 
где правит поныне,
на радость подданным,
 
 
казной и землями.
Клятву сдержал
 

525

 
сын Бенстана
– был первым!
 
 
Вот почему я
предчую худшее
 
 
(хотя и вправду
ты крепок в битве,
 
 
в честной сече),
коль скоро, с вечера
 
 
тут оставшись,
ты встретишь Гренделя!»
 

530

 
Ответил Беовульф,
сын Эггтеова:
 
 
«Не чересчур ли
ты, друг мой Унферт,
 
 
брагой упившись,
о подвигах Бреки
 
 
тут разболтался?
На самом же деле
 
 
никто из смертных
со мной не сравнился бы
 

535

 
мощью на море,
выдержкой на океане.
 
 
Когда-то, поспорив,
мы вправду задумали,
 
 
жизнью рискуя
(а были оба
 
 
еще недоростками!),
взапуски плавать
 
 
в открытых водах.
Сказано – сделано:
 

540

 
кинулись в зыби,
клинки обнажив
 
 
ради защиты
от хищных тварей,
 
 
там обитавших.
Сил недостало
 
 
ему тягаться
со мной на быстринах,
 
 
но я не покинул
его над бездной:
 

545

 
вместе держались
в опасных водах,
 
 
рядом плыли
пятеро суток,[37]
 
 
покуда буря
и сумрак ночи,
 
 
северный ветер,
снег и волны
 
 
кипящих течений
не разлучили
 

550

 
нас в ненастье.
Со дна морского
 
 
нечисть восстала
– в пене ярились
 
 
полчища чудищ.
Рубаха-кольчуга
 
 
искусной вязки,
железной пряжи
 
 
мне послужила,
шитая золотом,
 

555

 
верной защитой,
когда морежитель,
 
 
стиснув когтистыми
лапами тело,
 
 
вдруг потащил меня
в глубь океана;
 
 
Судьбой хранимый,
я изловчился,
 
 
– клинком ужалил
зверя морского
 

560

 
канул на дно
обитатель хлябей.
 
 
Кишела нежить,
грозя мне погибелью
 
 
в бурлящей бездне,
но я поганых
 
 
мечом любимым
учил, как должно!
 
 
Не посчастливилось
злобной несыти
 

565

 
мной поживиться,
плотью лакомой,
 
 
пищей пиршественной
в глубоководье,
 
 
зато наутро
в прибрежных водах
 
 
всплыли распухшие
туши животных,
 
 
клинком усыпленных,
и с этой поры
 

570

 
стал безопасен
путь мореходный
 
 
над теми безднами.
Божий светоч
 
 
взошел с востока,
утихла буря,
 
 
и я увидел
источенный ветром
 
 
скалистый берег.
Судьба от смерти
 

575

 
того спасает,
кто сам бесстрашен![38]
 
 
Всего же девять
избил я чудищ
 
 
и, право, не знаю,
под небом ночным
 
 
случались ли встречи
опасней этой,
 
 
был ли кто в море
ближе к смерти,
 

580

 
а все же я выжил
в неравной схватке —
меня, усталого,
но невредимого,
 
 
приливом вынесло,
морским течением
 
 
к финским скалам.[39]
Но я не слышал
 
 
подобных былей
о подвигах ратных,
 

585

 
тобой совершенных:
ни ты, ни Брека —
 
 
в игре сражений
не смели вы оба
 
 
железом кровавым
творить, как должно,
 
 
дела достойные,
зато известно,
 
 
что ты убийца
своих сородичей,
 

590

 
братьев кровных,
– проклятье ада,
 
 
как ни лукавь ты,
тебя не минет!
 
 
Скажу воистину
тебе, сын Эгглафа:
 
 
не смог бы Грендель
бесчинствовать в Хеороте,
 
 
не смел бы нечистый
бесчестить владыку,
 

595

 
когда бы сердце
твое вмещало
 
 
столько же храбрости,
сколько бахвальства!
 
 
Но знает он,
что его не встретят,
 
 
противоборствуя,
мечами острыми,
 
 
и без опаски
враг набегает
 

600

 
на земли Скильдингов,
твоих сородичей,
 
 
и с Данов дань
собирает кровью,
 
 
и ест и пьет он
и не трепещет
 
 
при встрече с данами.
Дайте время,
 
 
на деле узнает он
доблесть гаутскую!
 

605

 
Завтра поутру,
когда над миром
 
 
зажжется Светоч,
солнце на небе
 
 
явится ясное,
– всяк без боязни
 
 
сможет на пиршестве
пить брагу в Хеороте!»
 
 
Пришлась по нраву
кольцедарителю,
 

610

 
седовласому
старцу-воину,
 
 
решимость Беовульфа:
он уверовал,
 
 
пастырь данов,
в близость спасения.
 
 
Громче смех
зазвучал и речи
 
 
среди воителей;
вышла Вальхтеов,[40]
 

615

 
блистая золотом,
супруга Хродгара,
 
 
гостей приветствовать
по древнему чину:
 
 
высокородная
вождю наследному[41]
 
 
вручила первому
чашу пенную,
 
 
да не грустил бы
в пиру властитель,
 

620

 
владыка данов,
– до дна он выпил,
 
 
радуясь трапезе,
добрый конунг;
 
 
затем гостей
обходила Вальхтеов
 
 
с полной чашей,
потчуя воинов,
 
 
старых и юных,
пока не предстала
 

625

 
жена венценосная,
кольцевладелица
 
 
с кубком меда
перед гаутским
 
 
войсководителем;
многоразумная
 
 
Бога восславила,
ей по молитвам
 
 
в помощь пославшего
рать бесстрашную.
 

630

 
Чашу воитель
принял от Вальхтеов
 
 
и ей ответствовал
жаждущий битвы,
 
 
молвил Беовульф,
сын Эггтеова:
 
 
«Дал я клятву,
когда с дружиной
 
 
всходил на ладью,
чтобы плыть за море:
 

635

 
или избуду я
ваши беды,
 
 
или сгину
в тугих объятьях
 
 
рук вражьих,
– зарок мой крепок!
 
 
добуду победу,
или окончатся
 
 
дни моей жизни
в этом чертоге!»
 

640

 
Пришлась по сердцу
хозяйке дома
 
 
клятва гаута.
Воссела властная
 
 
золотоносица
возле супруга,
 
 
и пир разгорелся,
как в дни былые;
 
 
застольные клики,
смех и песни
 

645

 
в хоромах грянули,
но сам сын Хальфдана
 
 
прервал веселье,
спеша укрыться
 
 
в ночных покоях:
он знал, что недруг,
 
 
дождавшись часа,
когда помрачится
 
 
закатное солнце
и с неба сумерки
 

650

 
призрачным облаком
сползут на землю, —
 
 
враг явится яростный,
жизнекрушитель,
 
 
в зал для пиршеств.
Повстала дружина;
 
 
воин воину,
Хродгар Беовульфу
 
 
сказал в напутствие,
благословляя
 

655

 
ночную стражу,
такое слово:
 
 
«Кроме тебя,
никому[42] до сегодня
 
 
я не вверял
сокровищниц датских
 
 
с тех пор, как впервые
поднял свой щит.
 
 
Прими под охрану
мое жилище!
 

660

 
Помни о славе!
Исполни клятву!
 
 
Врага стереги!
– и добудешь награду,[43]
 
 
коль скоро в сражении
жизнь не утратишь!»
 
 
Хродгар вышел,
за ним дружина,
 
 
опора Скильдингов,
прочь из зала;
 

665

 
возлег державный
на ложе Вальхтеов
 
 
в покоях жениных;
уже прослышали
 
 
все домочадцы,
что сам Создатель
 
 
охрану выставил
в хоромах конунга,
 
 
дозор надежный
противу Гренделя.
 

670

 
Гаутский воин,
душа отважная,
 
 
снял шлем железный,
себя вверяя
 
 
Господней милости
и силе рук своих,
 
 
кольчугу скинул
и чудно скованный
 
 
свой меч отменный
на время боя
 

675

 
отдал подручному
на сохранение.
 
 
Всходя на ложе,
воскликнул Беовульф,
 
 
гаут могучий,
врагу в угрозу:[44]
 
 
«Кичится Грендель
злочудищной силой,
 
 
но я не слабей
в рукопашной схватке!
 

680

 
Мне меч не нужен!
– и так сокрушу я
 
 
жизнь вражью.
Не посчастливится
 
 
мой щит расщепить ему,
– хотя и вправду
 
 
злодей не немощен!
– я пересилю
 
 
в единоборстве,
когда мы сойдемся,
 

685

 
отбросив железо,
коль скоро он явится
 
 
нынче ночью!
Над нами Божий,
 
 
Господень свершится
суд справедливый —
 
 
да сбудется воля
Владыки Судеб!»
 
 
Склонил он голову,
высокородный,
 

690

 
на пестроцветное изголовье,
вокруг мореходы
 
 
легли по лавам
в палате для пиршеств;
 
 
из них ни единый
не чаял вернуться
 
 
под кров отеческий,
к своим сородичам
 
 
в земли дальние,
их вскормившие,
 

695

 
ибо знали,
как много датских
 
 
славных витязей
в этом зале
 
 
было убито.
Но Бог-заступник,
 
 
ткач удачи,
над ратью гаутской
 
 
вождем поставил
героя, чья сила
 

700

 
верх одержала
над вражьей мощью
 
 
в единоборстве,
– воистину сказано:
 
 
Бог от века
правит участью
 
 
рода людского!
Исчадие ночи
 
 
вышло на промысел;
воины спали,[45]
 

705

 
уснула охрана
под кровлей высокой,
 
 
из них лишь единый
не спал (известно,
 
 
без попущенья
Судьбы-владычицы
 
 
хищная тварь
никого не утащит
 
 
в кромешное логово),
на горе недругу
 

710

 
он ждал без страха
начала схватки.
 
 
Из топей сутемных
по утесам туманным
 
 
Господом проклятый
шел Грендель
 
 
искать поживы,
крушить и тратить
 
 
жизни людские
в обширных чертогах;
 

715

 
туда поспешал он,
шагая под тучами,
 
 
пока не увидел
дворца златоверхого
 
 
стен самоцветных,
– не раз наведывался
 
 
незваный к Хродгару,
сроду не знавший
 
 
себе соперника,
не ждал и нынче,
 

720

 
найти противника,
дозор дружинный
 
 
в ночных покоях.
(Шел ратобитец
 
 
злосчастный к смерти.[46])
Едва он коснулся
 
 
рукой когтелапой
затворов кованых —
 
 
упали двери,
ворвался пагубный
 

725

 
в устье дома,
на пестроцветный
 
 
настил дворцовый
ступил, неистовый,
 
 
во тьме полыхали
глаза, как факелы,
 
 
огонь извергали
его глазницы.
 
 
И там, в палатах,
завидев стольких
 

730

 
героев-сородичей,
храбрых воителей,
 
 
спящих по лавам,
возликовал он;
 
 
думал, до утра
душу каждого,
 
 
жизнь из плоти,
успеет вырвать,
 
 
коль скоро ему
уготовано в зале
 

735

 
пышное пиршество.
(После той ночи
 
 
Судьба не попустит
– не будет он больше
 
 
мертвить земнородных!)
Зорко высматривал
 
 
дружинник Хигелака
повадки вражьи,
 
 
стерег недреманный
жизнекрушителя:
 

740

 
чудище попусту
не тратило времени!
 
 
тут же воина
из сонных выхватив,[47]
 
 
разъяло ярое,
хрустя костями,
 
 
плоть и остов
и кровь живую
 
 
впивало, глотая
теплое мясо;
 

745

 
мертвое тело
с руками, с ногами
 
 
враз было съедено.
Враг приближался;
 
 
над возлежащим
он руку простер,
 
 
вспороть намерясь
когтистой лапой
 
 
грудь храбросердого,
но тот, проворный,
 

750

 
привстав на локте,
кисть ему стиснул,
 
 
и понял грозный
пастырь напастей,
 
 
что на земле
под небесным сводом
 
 
еще не встречал он
руки человечьей
 
 
сильней и тверже;
душа содрогнулась,
 

755

 
и сердце упало,
но было поздно
 
 
бежать в берлогу,
в логово дьявола;
 
 
ни разу в жизни
с ним не бывало
 
 
того, что случилось
в этом чертоге.
 
 
Помнил доблестный
воин Хигелака
 

760

 
вечернюю клятву:
восстал, угнетая
 
 
руку вражью,
– хрустнули пальцы;
 
 
недруг отпрянул
– герой ни с места;
 
 
уйти в болота,
зарыться в тину
 
 
хотело чудище,
затем что чуяло,
 

765

 
как слабнет лапа
в железной хватке
 
 
рук богатырских,
– так обернулся
 
 
бедой убийце
набег на Хеорот!
 
 
Гром в хоромах,
радости бражные
 
 
вмиг датчанами,
слугами, воинами,
 

770

 
были забыты;
в гневе сшибались
 
 
борцы распаленные:
грохот в доме;