Страница:
— Да, такой важный вопрос нельзя решать скоропалительно, — согласился Колин. — Надо все хорошенько обсудить.
Какой-то бред, — думал Уэрхем. — От меня ждут совсем другого брака. Но это матушка ждет другого, а вот он… Мысль о женитьбе на Эмме начинала казаться ему заманчивой.
— Вот и обсудите между собой, — отозвался Беллингем и повернулся к двери. — Баронесса Сент-Моур, — с довольным видом повторил он. И, словно опасаясь, что с ним опять будут спорить, поспешно вышел из библиотеки.
— Что это за идиотские шутки? — спросила Эмма, как только за ее отцом закрылась дверь.
А Колин представил Эмму своей женой, и чем больше он об этом думал, тем больше ему нравилась эта мысль.
— Вы о чем, о моем предложении? — словно пробуя это слово на вкус, спросил он.
Эмма, открыв рот, замерла.
Колин вспомнил безрадостную череду дней, которая предшествовала появлению Эммы. Он не ждал от жизни ничего хорошего, кроме исполнения скучного и бессмысленного долга до конца своих дней. Эмма его заинтересовала, заставила его смеяться и, наконец, пробудила в нем угасшее желание.
— А может, из нас получится не такая уж плохая пара? — словно спрашивая самого себя, произнес он вслух.
— Я не верю, что вы это говорите серьезно.
— С первой минуты нашей встречи…
— Это было вчера! — воскликнула Эмма.
— Ну да, — согласился Колин. — Так вот, вы с первой минуты поразили мое воображение.
— Воображение? — сдавленным голосом спросила Эмма.
Колин кивнул. Кажется, она начинает понимать, о чем идет речь.
— И опять же, вы действительно скомпрометированы.
— Скомпрометирована?
Он только выразительно посмотрел на нее, напоминая о ласках.
— Да как вы смеете? — взорвалась Эмма.
Колин нахмурился:
— Как я смею предлагать вам руку и сердце?
Он не привык, чтобы ему отказывали.
— Я не вещь, которой вы можете перебрасываться с моим отцом, — заявила Эмма.
— Но вопрос о браке всегда решается именно так, — напомнил ей Колин.
— Вопрос о браке!.. — На секунду Эмма смешалась. — Я что, застенчивая семнадцатилетняя девица? А вы — молодой человек, нуждающийся в совете старших?
— Конечно же, нет, — согласился Колин. — И именно поэтому мы прекрасно подходим друг другу.
— Мы совсем не подходим друг другу! Я не собираюсь связывать жизнь еще с одним игроком.
— Я же вернул вашему брату его расписки, — напомнил ей Колин. — И вообще не собирался требовать с него уплаты долга. И играть бы с ним не сел, если бы он не заявил, что сочтет мой отказ оскорблением…
— А мне вы не морочили голову? — воскликнула Эмма, задыхаясь от ярости. — Не угрожали взять с него деньги? Не обманули меня, чтобы затащить к себе в постель?
— Вы меня тоже обманули. Вы и словом не обмолвились, что замужем.
— Какое это имеет отношение к долгу Робина? С чего бы мне вам что-нибудь о себе рассказывать?
— А я считаю…
— Считайте, что хотите, но я за вас замуж не выйду. Ничего более нелепого нельзя себе и представить. — После этих слов Эмма чуть не расплакалась.
Колин не должен видеть ее слез, надо бежать. Она бросилась из библиотеки и уже через минуту оказалась на улице. Скорее отсюда, от этого кошмара! Надо побыть одной и спокойно разобраться с разрывавшими ее противоречивыми чувствами. И дать возможность барону Сент-Моуру все обдумать. Тогда он наверняка откажется от своего предложения…
Колин бросился за Эммой, но она уже успела вскочить в кабриолет, который тут же затерялся среди множества экипажей.
Уэрхем был взбешен: он понятия не имел, где ее теперь искать, ведь адреса Эммы он так и не узнал.
Глава 3
Какой-то бред, — думал Уэрхем. — От меня ждут совсем другого брака. Но это матушка ждет другого, а вот он… Мысль о женитьбе на Эмме начинала казаться ему заманчивой.
— Вот и обсудите между собой, — отозвался Беллингем и повернулся к двери. — Баронесса Сент-Моур, — с довольным видом повторил он. И, словно опасаясь, что с ним опять будут спорить, поспешно вышел из библиотеки.
— Что это за идиотские шутки? — спросила Эмма, как только за ее отцом закрылась дверь.
А Колин представил Эмму своей женой, и чем больше он об этом думал, тем больше ему нравилась эта мысль.
— Вы о чем, о моем предложении? — словно пробуя это слово на вкус, спросил он.
Эмма, открыв рот, замерла.
Колин вспомнил безрадостную череду дней, которая предшествовала появлению Эммы. Он не ждал от жизни ничего хорошего, кроме исполнения скучного и бессмысленного долга до конца своих дней. Эмма его заинтересовала, заставила его смеяться и, наконец, пробудила в нем угасшее желание.
— А может, из нас получится не такая уж плохая пара? — словно спрашивая самого себя, произнес он вслух.
— Я не верю, что вы это говорите серьезно.
— С первой минуты нашей встречи…
— Это было вчера! — воскликнула Эмма.
— Ну да, — согласился Колин. — Так вот, вы с первой минуты поразили мое воображение.
— Воображение? — сдавленным голосом спросила Эмма.
Колин кивнул. Кажется, она начинает понимать, о чем идет речь.
— И опять же, вы действительно скомпрометированы.
— Скомпрометирована?
Он только выразительно посмотрел на нее, напоминая о ласках.
— Да как вы смеете? — взорвалась Эмма.
Колин нахмурился:
— Как я смею предлагать вам руку и сердце?
Он не привык, чтобы ему отказывали.
— Я не вещь, которой вы можете перебрасываться с моим отцом, — заявила Эмма.
— Но вопрос о браке всегда решается именно так, — напомнил ей Колин.
— Вопрос о браке!.. — На секунду Эмма смешалась. — Я что, застенчивая семнадцатилетняя девица? А вы — молодой человек, нуждающийся в совете старших?
— Конечно же, нет, — согласился Колин. — И именно поэтому мы прекрасно подходим друг другу.
— Мы совсем не подходим друг другу! Я не собираюсь связывать жизнь еще с одним игроком.
— Я же вернул вашему брату его расписки, — напомнил ей Колин. — И вообще не собирался требовать с него уплаты долга. И играть бы с ним не сел, если бы он не заявил, что сочтет мой отказ оскорблением…
— А мне вы не морочили голову? — воскликнула Эмма, задыхаясь от ярости. — Не угрожали взять с него деньги? Не обманули меня, чтобы затащить к себе в постель?
— Вы меня тоже обманули. Вы и словом не обмолвились, что замужем.
— Какое это имеет отношение к долгу Робина? С чего бы мне вам что-нибудь о себе рассказывать?
— А я считаю…
— Считайте, что хотите, но я за вас замуж не выйду. Ничего более нелепого нельзя себе и представить. — После этих слов Эмма чуть не расплакалась.
Колин не должен видеть ее слез, надо бежать. Она бросилась из библиотеки и уже через минуту оказалась на улице. Скорее отсюда, от этого кошмара! Надо побыть одной и спокойно разобраться с разрывавшими ее противоречивыми чувствами. И дать возможность барону Сент-Моуру все обдумать. Тогда он наверняка откажется от своего предложения…
Колин бросился за Эммой, но она уже успела вскочить в кабриолет, который тут же затерялся среди множества экипажей.
Уэрхем был взбешен: он понятия не имел, где ее теперь искать, ведь адреса Эммы он так и не узнал.
Глава 3
Два дня спустя Колин Уэрхем спустился к завтраку опять в прескверном настроении. Игнорируя встревоженные взгляды, которыми обменивались слуги, он с омерзением на лице отказался от предложенных ему сосисок и принялся крошить в тарелку хлеб с таким видом, словно ему доставляло наслаждение над ним глумиться. Он скомкал и бросил на пол салфетку, и лакей обходил ее с такой осторожностью, словно в ней находилась взрывчатка. Колин так и не сумел узнать, где живет Эмма. Барбара Ремплинг этого не знала, не знали и завсегдатаи ее салона. Колин чувствовал настоятельную потребность поговорить с Эммой, ему казалось, что из его рук ускользает его единственная удача, но найти ее он не мог. Черт знает что такое!
Когда он заметил, что рядом с его тарелкой нет обычно лежащей там газеты «Морнинг пост», он яростно потряс колокольчиком. Тут же появился Реддингс, его камердинер. Он молча положил перед Колином газету и стал наливать ему вторую чашку кофе. Колина заинтересовало столь необычное поведение камердинера.
— В газете сегодня прошло интересное сообщение, милорд, — наконец сдержанно произнес камердинер.
— Вот как? — Колин взглянул на первую страницу. — Какие-нибудь новости с конгресса?
После поражения Наполеона страны-победительницы созвали конгресс, и Колин с интересом следил за всеми сообщениями из Вены — его волновала судьба бывшей империи Наполеона…
— Нет, милорд, — как-то странно проговорил Реддингс.
Колин бросил на него раздраженный взгляд. Провоевав бок о бок столько лет, они относились друг к другу не как господин и слуга, а, скорее, как друзья. Колин без труда расшифровал значение поджатых губ и опущенных век камердинера. Видимо, он чем-то его обидел, или, во всяком случае, Реддингсу так показалось. Хотя еще полчаса назад тот помогал ему одеваться и вел себя, как обычно. Что-то здесь не так.
— В чем дело? — спросил Колин.
— Да ничего, милорд, — ответил Реддингс, продолжая стоять у стола, что тоже было исключением из правил.
— Что-то вычитал в газете? — догадался Колин. — Так скажи прямо, что ты там нашел?
— Вы, конечно, не обязаны оповещать меня, то есть слуг, о своих планах, милорд, — наконец решился Реддингс. — Но предстоящие перемены в доме каким-то образом затронут и прислугу. В связи с этим, я считаю, вы должны были предупредить всех нас.
Реддингс, выдав тираду, стоял теперь с совершенно невозмутимым видом, вперив остановившийся взгляд в стену, где не было ничего примечательного, кроме давно там висевшей картины.
— Перемена? — озадаченно повторил Колин и посмотрел на газету. О чем это он?
— Да, милорд, — безликим тоном проговорил Реддингс. — Неужели вы не понимаете, как для нас это важно?
— О чем ты говоришь? Какая еще перемена?
Камердинер бросил на него укоризненный взгляд, потом, не говоря ни слова, развернул газету, открыл страницу объявлений и указал пальцем на одно из них. Колин прочитал.
— Боже правый! — воскликнул он.
— Новая хозяйка всегда все переделывает в доме по-своему, — не замечая реакции хозяина, гнул свое Реддингс. — Повариха уверена, что вместо нее наймут шеф-повара-француза, а горничные… — Увидев наконец, как свирепо нахмурился Уэрхем, камердинер умолк.
— Это все штучки Беллингема! — взорвался вдруг Колин.
Он еще раз перечитал объявление о помолвке леди Эммы Таррант, дочери досточтимого Джорджа Беллингема, с бароном Сент-Моуром. Старый черт даже имел наглость назначить срок свадьбы — через две недели.
— Боже правый! Эмму это сообщение приведет в бешенство. Теперь уж мне не удастся спокойно поговорить с ней.
— Это неправда, милорд? — удивился Реддингс, вглядываясь в лицо хозяина.
Ему приходилось видеть лорда Уэрхема в разных ситуациях: и когда он изнывал от скуки и меланхолии, и когда он был охвачен огнем борьбы в сражениях. Но ни разу он не видел барона в таком бешенстве.
— Что-нибудь не так, милорд? — осмелился еще раз повторить вопрос Реддингс.
Но Колин уже не слышал его. Мама!..
— Что подумает мама! — воскликнул он и вскочил из-за стола, опрокинув стул. — Вели сейчас же оседлать мою лошадь. Мне немедленно надо ехать.
— Сию минуту, милорд. — Реддингс уже забыл про обиду, и теперь им руководило только любопытство. — Могу я спросить, куда вы едете?
— Туда, где меня никто не найдет! Необходимо расставить все на свои места, — ответил с каким-то неопределенным выражением на лице барон. — Распорядись же насчет лошади побыстрее!
В то же утро Эмма еще одевалась к завтраку, когда Арабелла Таррант ворвалась к ней в спальню.
— Милочка, как же можно так от меня таиться? — закричала Арабелла. — А еще притворялась, что ни за что не выйдешь замуж! А я, дура, и поверила! Ну, неужели нельзя было со мной поделиться, когда он сделал тебе предложение? Это уму непостижимо!
Эмма, сидевшая перед зеркалом с поднятыми руками и зачесывавшая наверх волосы, повернулась с удивлением на лице.
— Вы о чем говорите? — спросила она.
— И такой богатый человек! — восклицала Арабелла, стискивая руки на своей тощей груди. В это утро на ней было платье какого-то ядовитого кирпичного цвета. — У тебя будет все, что ты только пожелаешь. И говорят, он красивый мужчина, — уже почему-то грустно добавила она.
— О чем вы говорите? — сердито переспросила Эмма, но у нее упало сердце: она уже догадалась, о чем идет речь.
— Ну, как же! В сегодняшнем номере «Морнинг пост» напечатали объявление о твоей помолвке. Ты разве не знала об этом?
— Покажите, — сквозь стиснутые зубы проговорила Эмма.
Арабелла с готовностью поспешила за газетой, и уже через несколько минут Эмма читала краткое объявление, тогда как Арабелла без умолку болтала о свадебном наряде, новой мебели, модных каретах. Она была в таком восторге, словно речь шла о ее собственном замужестве. Эмма положила газету на туалетный столик. Она не могла понять, как после всего, что она наговорила, Уэрхем мог дать такое объявление. Попрать ее права и ее желания! Объявление ясно говорило, что ее мнение ничего не значит.
— Это отец, — наконец решила она. — Черт бы его побрал!
— Эмма, как ты выражаешься!
— На меня ему плевать. Ему никогда не было до меня дела. Ему лишь бы хорошо выглядеть перед людьми да не потерять своего положения в обществе. Как мне это осточертело!
Эмма в бешенстве бросила газету на пол и отшвырнула ее ногой. Этого ей показалось мало, и за газетой полетела туфля.
— Мужчины воображают, что могут поступать с нами, как им вздумается. Но я их всех удивлю. Сегодня же я уезжаю!
И она опять повернулась к зеркалу, чтобы закончить прическу.
— Уезжаешь? — вытаращила на нее глаза Арабелла.
— Сегодня же сяду на корабль, уплывающий во Францию.
Большую часть ночи Эмма не спала, пытаясь придумать выход из своего запутанного положения. Ей нечем теперь зарабатывать на жизнь. Зарабатывать деньги игрой в карты — само по себе ужасно, но делать это в атмосфере сплетен просто невозможно. А возобновление отношений с родными, чего она никогда не хотела, не принесет ничего, кроме раздоров и огорчений. Значит, надо уехать из Англии. Они с Фереком вернутся в Константинополь и будут жить там в дешевых гостиницах на те деньги, что ей удастся выиграть в низкопробных игорных домах. Эмме стало тошно от одной этой мысли, но она подавила отвращение. Иного выхода у нее нет. Она не могла понять, что за игру вел Колин Уэрхем, что руководило его действиями. Видимо, какая-то донкихотская смесь чувства долга и упрямства. Но это объявление — последняя капля! Она не позволит, чтобы кого-то насильно заставили на ней жениться.
— Я все равно собиралась уехать. Придется сделать это немного раньше, чем я предполагала.
Арабелла, наконец, вышла из шока.
— А как же Сент-Моур? — с изумлением спросила она. — Ты уезжаешь от него? Самого завидного жениха в Англии?
Эмма невольно вспомнила его ласковые руки, его нежный взгляд.
— Бароном Сент-Моуром движет чувство жалости, — сказала она. — А может быть, он склонен к странным фантазиям. Не знаю. Единственно, в чем я уверена, — объявление удивило его не меньше, чем меня.
«И, наверное, он страшно сожалеет о своих необдуманных словах, — подумала Эмма. — В другой раз будет знать, как поддаваться минутному порыву».
— Но, дорогая, — Арабелла дернула ее за рукав, — объявление уже напечатано. Его все уже прочитали. Если даже ты будешь настаивать, он не сможет отказаться.
— Мне и в голову не придет настаивать! — негодующе воскликнула Эмма.
— Но тебе не придется ни уговаривать, ни настаивать! Просто готовься к свадьбе, как будто…
— Нет! — воскликнула Эмма. Последние годы были полны лишений, но она не утратила чувства самоуважения. — Я вообще не хочу выходить замуж, тетя. Вы уже слышали мое мнение о браке.
— Но тут же совсем другое дело! Ты будешь баронессой! Ты будешь богата! Будешь иметь влияние в высшем свете! Тебя всюду будут приглашать…
— Это невозможно, — тихо перебила тетушку Эмма и пошла к двери. — Надо сказать Фереку, чтобы он укладывал вещи. Я уезжаю. Это дело решенное.
Леди Арабелла долго смотрела на дверь, за которой скрылась Эмма. Она просто не могла понять племянницу. Если бы ей самой предоставилась возможность вернуться в высший свет, она ухватилась бы за нее, не задумываясь о последствиях. Отказаться от барона, от богатства казалось ей безумием. И плохо будет не только Эмме. Если ее племянница выйдет замуж за Сент-Моура, то и Арабелла, соответственно, станет его родственницей. Тогда, может быть, ей удастся поправить свои дела.
Бледное лицо леди Арабеллы выражало упрямую готовность пойти на все. Нет, она не будет сидеть сложа руки, когда от нее уплывает последняя надежда. Она не допустит, чтобы этот человек ускользнул.
Леди Арабелла пошла к себе в комнату, села за письменный стол и провела добрых двадцать минут, грызя гусиное перо и сочиняя письмо барону Сент-Моуру. Закончив, наконец, она запечатала конверт и отослала с посыльным, приказав тому найти барона, где бы он ни был, и вручить ему письмо в собственные руки. Затем она отдала некоторые распоряжения горничной и стала дожидаться развития событий.
Нечеловеческий вопль раздался из богато убранной спальни баронессы Сент-Моур. На крик сбежались ее камеристка, дворецкий, две горничные и лакей, которые устроили прямо-таки неприличную толкучку в дверях спальни. Первой в спальню пробилась камеристка, высокомерная особа с чрезвычайно черными бровями.
— Что случилось, миледи? — спросила она, поправляя чепчик и стараясь подавить одышку от бега.
— Подай мне нюхательную соль! — крикнула баронесса, хватаясь за горло. — И бренди! И пошлите за доктором! И за Каролиной!
Слуги разбежались выполнять приказания, а их госпожа бессильно раскинулась среди розовых подушек. Вокруг нее на постели лежали поднос, на котором ей принесли завтрак, ручное зеркальце, утренняя почта. Скомканная газета «Морнинг пост» валялась на полу.
…Хотя матери Колина Уэрхема было уже за пятьдесят, она все еще хорошо выглядела. Ее сын унаследовал от нее темные волосы и сиреневые глаза. Строгие черты лица и высокий рост он унаследовал от отца. Лицо баронессы было гораздо мягче. Ее фигура была приятных округлых форм. Маленькие пухлые ручки и круглые щеки напоминали беличьи. Красиво изогнутые губки тридцать лет назад свели с ума не одного юного джентльмена. Баронесса производила впечатление покладистой, приятной женщины, в круг интересов которой входят только наряды, магазины и светские сплетни, но это только на первый взгляд. На самом деле это была очень умная, твердая и решительная особа, распоряжающаяся собственным капиталом по своему усмотрению и держащая все в своих руках…
— Ты видела? — закричала баронесса, как только Каролина вошла в спальню.
— Ты про что, мама? Лакей сказал, что у тебя был сердечный приступ.
— Я про «Морнинг пост», — ответствовала баронесса, указывая пальцем в сторону валявшейся на ковре скомканной газеты.
— Я ее еще не читала. Никки с утра устроил страшный рев, и мне пришлось…
— Ну, так читай же, — оборвала ее мать и, оттолкнув доктора, который прибыл несколько раньше, села в постели.
Каролина вздохнула и нагнулась за газетой.
— А что тут такого? — спросила она, разглаживая страницы.
— Смотри колонки объявлений!
Каролина послушно перелистывала газету, пока не дошла до объявлений, и без особого интереса принялась их читать.
— Мертонская девчонка таки захватила на крючок Гарримана, — заметила она. — А я думала, что у нее ничего не выйдет. Ой, Амелия Франклин обручилась с… — Тут у Каролины отвисла челюсть.
— Ага, увидела! — торжествующе изрекла ее мать.
— Колин?!
Добившись нужного эффекта, баронесса жестом выслала из спальни слуг и доктора:
— Идите, идите. Я совершенно здорова.
Доктор вздохнул, но не удивился. Молча он уложил инструменты обратно в чемоданчик и поспешно удалился. Горничные разбежались кто куда, лишь бы не попадаться под горячую руку хозяйке. Только камеристка, хорошо знавшая свою госпожу, осталась в спальне. Ее дар предвидения был вознагражден.
— Принеси голубую накидку, — сказала баронесса. — И вели заложить лошадей.
Улыбнувшись затаенной улыбкой, камеристка пошла готовиться к выезду.
— Что это значит? — спросила Каролина, когда они с матерью остались вдвоем.
Баронесса посмотрела на нее долгим взглядом. Дочь была похожа на ее покойного мужа больше, чем Колин. У нее были те же высокие скулы, раздвоенный подбородок, русые волосы, бледно-голубые глаза и даже веснушки на переносице, с которыми Каролина вела непрестанную борьбу при помощи различных мазей и примочек. В отличие от матери у нее была внешность женщины сурового нрава. Но почему-то она не унаследовала от родителей ни ума, ни твердости характера. Малейшие сложности в жизни повергали ее чуть ли не в прострацию. Словом, эта милая женщина могла заниматься только ребенком и домашним хозяйством.
— Это значит, что Колина охмурили, — рявкнула баронесса.
— Колина охмурили? — изумленно переспросила Каролина.
Она побаивалась старшего брата и считала, что он никому не даст себя охмурить.
— Видно, хитрая штучка, — продолжала ее мать.
— Но кто она? — Каролина вчиталась в объявление. — Таррант? Ты знаешь кого-нибудь из Таррантов?
— Знаю. Все в этой семейке без царя в голове. Прожигатели жизни, спустившие не одно состояние на бегах и за карточными столами. С новоявленной невестой я лично не знакома… пока! Ну, ничего, скоро я дам понять, что Колин — не рябчик, которого я позволю ощипать.
— Колина? — повторила Каролина. Она наморщила лоб, словно решая трудную математическую задачу.
— Но Колина нельзя одурачить.
Каролина с малых лет считала брата всеведущим и всемогущим. На минуту в голову баронессы закралось сомнение. Она сама столько раз пыталась… нет, не одурачить, но направить Колина, убедить его жениться на выбранной ею подходящей девице. И все ее хитроумные замыслы кончались ничем. Сын без труда их разгадывал. Больше всего ее бесило то, что поначалу он вроде бы шел у нее на поводу, давая ей основание надеяться, что наконец-то ее планы осуществятся. Но потом наступала минута, когда он с ласково-насмешливой легкостью выскальзывал из подстроенной ею западни. Что же это за женщина, которой удалось то, что не удалось ей? По-видимому, она чрезвычайно умна.
— Видно, она похитрее других, — мрачно признала баронесса.
— В каком смысле, мама?
— В конце концов, Колин — мужчина.
Каролина непонимающе смотрела на мать.
— Ну, разумеется, мама.
— А все мужчины податливы… в определенном смысле. Без сомнения, эта особа воспользовалась его слабостью.
— Слабостью?
— Перестань повторять мои слова, как попугай Сары Кларингтон! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Каролина озадаченно нахмурилась, а баронесса принялась одеваться. Она надела платье и села за туалетный столик причесываться, когда до Каролины, наконец, дошел смысл ее слов.
— Ты хочешь сказать, мама…
— Я намерена все разузнать. Но первым делом мы спросим Колина, что это за идиотское объявление.
— Мне… мне надо ехать домой, — слабо возразила Каролина. — Никки простудился…
— Ничего, за ним прекрасно присмотрит няня. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
С обреченным видом Каролина сдалась — она не любила перебранок. Ей было очевидно, что назревает очень крупная ссора. Надо было уехать с Никки в поместье, и тогда можно было избежать участия в грандиозном семейном скандале.
Робин Беллингем совершал прогулку на своей холеной гнедой кобыле в парке, где уже был собран чуть ли не весь высший свет. Весьма довольный собой, он был одет с иголочки: новый синий редингот от Уэстона идеально облегал его изящную фигуру. На лайковых панталонах не было ни единой складочки, а ботфорты сверкали как зеркало. Шейный платок был завязан, может быть, и не самым хитроумным математическим или восточным узлом, но элегантно. Бобровая шапка была задорно сдвинута чуть набок. В целом, по собственному мнению, он был воплощением писка моды…
— Робин!
Повернувшись на зов, он увидел приятелей по Итону. Среди них был и его лучший друг — Джек Риптон. Робин медленным шагом направил кобылу к приятелям, чтобы те в полной мере имели возможность оценить его щегольской наряд.
— Ну, ты и франт! — воскликнул Джек.
Робин воспринял его слова как комплимент, что, собственно, и имел в виду Джек.
— От Уэстона, — не удержавшись, похвастался он.
— Да ну? Высоко летаешь! — отозвался Джек с широкой улыбкой, удивительно преображавшей его не очень красивое лицо.
Молодые люди прогулочным шагом направились по дорожке, исподтишка разглядывая хорошеньких леди и светских львов.
— Слушай, чуть не забыл, — после некоторой паузы начал Джек. — Тебя, кажется, можно поздравить.
Остальные молодые джентльмены присоединились к Джеку с поздравлениями.
— С чем? — спросил Робин.
— Я и не знал, что у тебя есть сестра, — немного обиженно продолжал Джек. — Друг мог бы и знать это. У меня вот две…
— О чем ты говоришь? — перебил его Робин.
— …и ты с ними знаком, — закончил свою мысль Джек. — Даже играл с Амелией в карты.
— Я тебя не понимаю, Джек, — сказал Робин.
— За столько лет ни словечком не обмолвиться о сестре! Удивительно!
— Да о чем ты, Джек? — В голосе Робина уже чувствовались нетерпеливо-сердитые нотки.
— О помолвке твоей сестры, — как о чем-то очевидном сказал Джек. — Прочитал сегодня об этом в «Морнинг пост».
— Помолвка моей сестры? Этого не может быть!
— Да как не может, видел объявление своими глазами! Правда, друзья?
Все закивали в ответ.
— Да как… как это… — лепетал Робин, тут же забыв об отцовском запрете хоть словом поминать сестру. — Моя сестра живет за границей, — наконец выговорил он.
— Ты что-то путаешь, — с сочувствием глядя на него, сказал Джек. — Как же она тогда могла обручиться с Сент-Моуром?
— Сент-Моуром?
Робин вспомнил допрос, который ему учинил Уэрхем, и нахмурился. Да, происходит что-то странное!
— Жених что надо, — заметил один из молодых людей.
— Первый сорт, — подтвердил Джек Риптон. — Чтобы заполучить Сент-Моура для Амелии, маменька согласилась бы проползти на коленях всю Бонд-стрит. Знатен, влиятелен, богат. Девчонки из кожи лезли, чтобы обратить на себя его внимание. — Джек помолчал, пытаясь представить себе, каково это — чтобы на тебя зазывно смотрели все юные красотки. Потом опять вспомнил про свою обиду: — Но почему ты скрывал, что у тебя есть сестра, Робин? Наверное, бриллиант чистейшей воды, если перед ней не устоял сам Сент-Моур. Мог бы и нас ей представить — не ровен час, кто-нибудь ей приглянулся бы.
— Она гораздо старше нас, — ответил Робин, зная, что это оправдание звучит не очень убедительно.
«Отец мог бы меня и предупредить, — сердито подумал он. — То-то он сегодня утром сиял как именинник. Видимо, Джек говорит правду».
— Старше! Живет за границей! Что-то ты туману напускаешь, Робин, — качая головой, произнес Джек. — А ну, выкладывай все начистоту. Друзьям-то можно сказать правду.
Что же случилось с Эдвардом Таррантом? — думал Робин. — Каким образом Эмма оказалась в салоне Барбары Ремплинг, куда редко заглядывают порядочные дамы? И почему Сент-Моур на ней женится? В это просто невозможно поверить.
— По крайней мере, тебе теперь легче будет расплачиваться с долгами, — продолжал Джек. — Говорят, этот Сент-Моур — добрая душа. Не скряга. Наверное, не откажется одолжить тебе несколько сотен. Вот тогда и утрешь нос своему папаше.
Молодые люди рассмеялись. Все они знали о затруднениях Робина и считали его отца бессовестным сквалыгой. На минуту Робин, вспомнив о собственных заботах, отвлекся от мысли о загадочной помолвке сестры. Его отец просто понятия не имеет, какие расходы вынужден нести молодой джентльмен. И одеваться надо прилично, и лошадь иметь породистую, а это стоит очень дорого. Более того, надо, чтобы все видели, что у тебя есть деньги, и ты можешь себе позволить заключать пари или играть на скачках. Неужели каждый раз отказываться только потому, что пару раз проиграл? Не мог же он признаться друзьям, что отец категорически запретил ему играть в карты. С тем же успехом можно признать, что отец считает его ребенком, которого одного и в люди выпускать нельзя. Эта мысль, как всегда, вызвала в Робине раздражение. Тем не менее, предложение занять денег у Сент-Моура ему совсем не понравилось. Вчерашняя сцена в доме барона оставила очень неприятный осадок. Да он скорее пойдет к ростовщикам, чем попросит взаймы у Сент-Моура!
Когда он заметил, что рядом с его тарелкой нет обычно лежащей там газеты «Морнинг пост», он яростно потряс колокольчиком. Тут же появился Реддингс, его камердинер. Он молча положил перед Колином газету и стал наливать ему вторую чашку кофе. Колина заинтересовало столь необычное поведение камердинера.
— В газете сегодня прошло интересное сообщение, милорд, — наконец сдержанно произнес камердинер.
— Вот как? — Колин взглянул на первую страницу. — Какие-нибудь новости с конгресса?
После поражения Наполеона страны-победительницы созвали конгресс, и Колин с интересом следил за всеми сообщениями из Вены — его волновала судьба бывшей империи Наполеона…
— Нет, милорд, — как-то странно проговорил Реддингс.
Колин бросил на него раздраженный взгляд. Провоевав бок о бок столько лет, они относились друг к другу не как господин и слуга, а, скорее, как друзья. Колин без труда расшифровал значение поджатых губ и опущенных век камердинера. Видимо, он чем-то его обидел, или, во всяком случае, Реддингсу так показалось. Хотя еще полчаса назад тот помогал ему одеваться и вел себя, как обычно. Что-то здесь не так.
— В чем дело? — спросил Колин.
— Да ничего, милорд, — ответил Реддингс, продолжая стоять у стола, что тоже было исключением из правил.
— Что-то вычитал в газете? — догадался Колин. — Так скажи прямо, что ты там нашел?
— Вы, конечно, не обязаны оповещать меня, то есть слуг, о своих планах, милорд, — наконец решился Реддингс. — Но предстоящие перемены в доме каким-то образом затронут и прислугу. В связи с этим, я считаю, вы должны были предупредить всех нас.
Реддингс, выдав тираду, стоял теперь с совершенно невозмутимым видом, вперив остановившийся взгляд в стену, где не было ничего примечательного, кроме давно там висевшей картины.
— Перемена? — озадаченно повторил Колин и посмотрел на газету. О чем это он?
— Да, милорд, — безликим тоном проговорил Реддингс. — Неужели вы не понимаете, как для нас это важно?
— О чем ты говоришь? Какая еще перемена?
Камердинер бросил на него укоризненный взгляд, потом, не говоря ни слова, развернул газету, открыл страницу объявлений и указал пальцем на одно из них. Колин прочитал.
— Боже правый! — воскликнул он.
— Новая хозяйка всегда все переделывает в доме по-своему, — не замечая реакции хозяина, гнул свое Реддингс. — Повариха уверена, что вместо нее наймут шеф-повара-француза, а горничные… — Увидев наконец, как свирепо нахмурился Уэрхем, камердинер умолк.
— Это все штучки Беллингема! — взорвался вдруг Колин.
Он еще раз перечитал объявление о помолвке леди Эммы Таррант, дочери досточтимого Джорджа Беллингема, с бароном Сент-Моуром. Старый черт даже имел наглость назначить срок свадьбы — через две недели.
— Боже правый! Эмму это сообщение приведет в бешенство. Теперь уж мне не удастся спокойно поговорить с ней.
— Это неправда, милорд? — удивился Реддингс, вглядываясь в лицо хозяина.
Ему приходилось видеть лорда Уэрхема в разных ситуациях: и когда он изнывал от скуки и меланхолии, и когда он был охвачен огнем борьбы в сражениях. Но ни разу он не видел барона в таком бешенстве.
— Что-нибудь не так, милорд? — осмелился еще раз повторить вопрос Реддингс.
Но Колин уже не слышал его. Мама!..
— Что подумает мама! — воскликнул он и вскочил из-за стола, опрокинув стул. — Вели сейчас же оседлать мою лошадь. Мне немедленно надо ехать.
— Сию минуту, милорд. — Реддингс уже забыл про обиду, и теперь им руководило только любопытство. — Могу я спросить, куда вы едете?
— Туда, где меня никто не найдет! Необходимо расставить все на свои места, — ответил с каким-то неопределенным выражением на лице барон. — Распорядись же насчет лошади побыстрее!
В то же утро Эмма еще одевалась к завтраку, когда Арабелла Таррант ворвалась к ней в спальню.
— Милочка, как же можно так от меня таиться? — закричала Арабелла. — А еще притворялась, что ни за что не выйдешь замуж! А я, дура, и поверила! Ну, неужели нельзя было со мной поделиться, когда он сделал тебе предложение? Это уму непостижимо!
Эмма, сидевшая перед зеркалом с поднятыми руками и зачесывавшая наверх волосы, повернулась с удивлением на лице.
— Вы о чем говорите? — спросила она.
— И такой богатый человек! — восклицала Арабелла, стискивая руки на своей тощей груди. В это утро на ней было платье какого-то ядовитого кирпичного цвета. — У тебя будет все, что ты только пожелаешь. И говорят, он красивый мужчина, — уже почему-то грустно добавила она.
— О чем вы говорите? — сердито переспросила Эмма, но у нее упало сердце: она уже догадалась, о чем идет речь.
— Ну, как же! В сегодняшнем номере «Морнинг пост» напечатали объявление о твоей помолвке. Ты разве не знала об этом?
— Покажите, — сквозь стиснутые зубы проговорила Эмма.
Арабелла с готовностью поспешила за газетой, и уже через несколько минут Эмма читала краткое объявление, тогда как Арабелла без умолку болтала о свадебном наряде, новой мебели, модных каретах. Она была в таком восторге, словно речь шла о ее собственном замужестве. Эмма положила газету на туалетный столик. Она не могла понять, как после всего, что она наговорила, Уэрхем мог дать такое объявление. Попрать ее права и ее желания! Объявление ясно говорило, что ее мнение ничего не значит.
— Это отец, — наконец решила она. — Черт бы его побрал!
— Эмма, как ты выражаешься!
— На меня ему плевать. Ему никогда не было до меня дела. Ему лишь бы хорошо выглядеть перед людьми да не потерять своего положения в обществе. Как мне это осточертело!
Эмма в бешенстве бросила газету на пол и отшвырнула ее ногой. Этого ей показалось мало, и за газетой полетела туфля.
— Мужчины воображают, что могут поступать с нами, как им вздумается. Но я их всех удивлю. Сегодня же я уезжаю!
И она опять повернулась к зеркалу, чтобы закончить прическу.
— Уезжаешь? — вытаращила на нее глаза Арабелла.
— Сегодня же сяду на корабль, уплывающий во Францию.
Большую часть ночи Эмма не спала, пытаясь придумать выход из своего запутанного положения. Ей нечем теперь зарабатывать на жизнь. Зарабатывать деньги игрой в карты — само по себе ужасно, но делать это в атмосфере сплетен просто невозможно. А возобновление отношений с родными, чего она никогда не хотела, не принесет ничего, кроме раздоров и огорчений. Значит, надо уехать из Англии. Они с Фереком вернутся в Константинополь и будут жить там в дешевых гостиницах на те деньги, что ей удастся выиграть в низкопробных игорных домах. Эмме стало тошно от одной этой мысли, но она подавила отвращение. Иного выхода у нее нет. Она не могла понять, что за игру вел Колин Уэрхем, что руководило его действиями. Видимо, какая-то донкихотская смесь чувства долга и упрямства. Но это объявление — последняя капля! Она не позволит, чтобы кого-то насильно заставили на ней жениться.
— Я все равно собиралась уехать. Придется сделать это немного раньше, чем я предполагала.
Арабелла, наконец, вышла из шока.
— А как же Сент-Моур? — с изумлением спросила она. — Ты уезжаешь от него? Самого завидного жениха в Англии?
Эмма невольно вспомнила его ласковые руки, его нежный взгляд.
— Бароном Сент-Моуром движет чувство жалости, — сказала она. — А может быть, он склонен к странным фантазиям. Не знаю. Единственно, в чем я уверена, — объявление удивило его не меньше, чем меня.
«И, наверное, он страшно сожалеет о своих необдуманных словах, — подумала Эмма. — В другой раз будет знать, как поддаваться минутному порыву».
— Но, дорогая, — Арабелла дернула ее за рукав, — объявление уже напечатано. Его все уже прочитали. Если даже ты будешь настаивать, он не сможет отказаться.
— Мне и в голову не придет настаивать! — негодующе воскликнула Эмма.
— Но тебе не придется ни уговаривать, ни настаивать! Просто готовься к свадьбе, как будто…
— Нет! — воскликнула Эмма. Последние годы были полны лишений, но она не утратила чувства самоуважения. — Я вообще не хочу выходить замуж, тетя. Вы уже слышали мое мнение о браке.
— Но тут же совсем другое дело! Ты будешь баронессой! Ты будешь богата! Будешь иметь влияние в высшем свете! Тебя всюду будут приглашать…
— Это невозможно, — тихо перебила тетушку Эмма и пошла к двери. — Надо сказать Фереку, чтобы он укладывал вещи. Я уезжаю. Это дело решенное.
Леди Арабелла долго смотрела на дверь, за которой скрылась Эмма. Она просто не могла понять племянницу. Если бы ей самой предоставилась возможность вернуться в высший свет, она ухватилась бы за нее, не задумываясь о последствиях. Отказаться от барона, от богатства казалось ей безумием. И плохо будет не только Эмме. Если ее племянница выйдет замуж за Сент-Моура, то и Арабелла, соответственно, станет его родственницей. Тогда, может быть, ей удастся поправить свои дела.
Бледное лицо леди Арабеллы выражало упрямую готовность пойти на все. Нет, она не будет сидеть сложа руки, когда от нее уплывает последняя надежда. Она не допустит, чтобы этот человек ускользнул.
Леди Арабелла пошла к себе в комнату, села за письменный стол и провела добрых двадцать минут, грызя гусиное перо и сочиняя письмо барону Сент-Моуру. Закончив, наконец, она запечатала конверт и отослала с посыльным, приказав тому найти барона, где бы он ни был, и вручить ему письмо в собственные руки. Затем она отдала некоторые распоряжения горничной и стала дожидаться развития событий.
Нечеловеческий вопль раздался из богато убранной спальни баронессы Сент-Моур. На крик сбежались ее камеристка, дворецкий, две горничные и лакей, которые устроили прямо-таки неприличную толкучку в дверях спальни. Первой в спальню пробилась камеристка, высокомерная особа с чрезвычайно черными бровями.
— Что случилось, миледи? — спросила она, поправляя чепчик и стараясь подавить одышку от бега.
— Подай мне нюхательную соль! — крикнула баронесса, хватаясь за горло. — И бренди! И пошлите за доктором! И за Каролиной!
Слуги разбежались выполнять приказания, а их госпожа бессильно раскинулась среди розовых подушек. Вокруг нее на постели лежали поднос, на котором ей принесли завтрак, ручное зеркальце, утренняя почта. Скомканная газета «Морнинг пост» валялась на полу.
…Хотя матери Колина Уэрхема было уже за пятьдесят, она все еще хорошо выглядела. Ее сын унаследовал от нее темные волосы и сиреневые глаза. Строгие черты лица и высокий рост он унаследовал от отца. Лицо баронессы было гораздо мягче. Ее фигура была приятных округлых форм. Маленькие пухлые ручки и круглые щеки напоминали беличьи. Красиво изогнутые губки тридцать лет назад свели с ума не одного юного джентльмена. Баронесса производила впечатление покладистой, приятной женщины, в круг интересов которой входят только наряды, магазины и светские сплетни, но это только на первый взгляд. На самом деле это была очень умная, твердая и решительная особа, распоряжающаяся собственным капиталом по своему усмотрению и держащая все в своих руках…
— Ты видела? — закричала баронесса, как только Каролина вошла в спальню.
— Ты про что, мама? Лакей сказал, что у тебя был сердечный приступ.
— Я про «Морнинг пост», — ответствовала баронесса, указывая пальцем в сторону валявшейся на ковре скомканной газеты.
— Я ее еще не читала. Никки с утра устроил страшный рев, и мне пришлось…
— Ну, так читай же, — оборвала ее мать и, оттолкнув доктора, который прибыл несколько раньше, села в постели.
Каролина вздохнула и нагнулась за газетой.
— А что тут такого? — спросила она, разглаживая страницы.
— Смотри колонки объявлений!
Каролина послушно перелистывала газету, пока не дошла до объявлений, и без особого интереса принялась их читать.
— Мертонская девчонка таки захватила на крючок Гарримана, — заметила она. — А я думала, что у нее ничего не выйдет. Ой, Амелия Франклин обручилась с… — Тут у Каролины отвисла челюсть.
— Ага, увидела! — торжествующе изрекла ее мать.
— Колин?!
Добившись нужного эффекта, баронесса жестом выслала из спальни слуг и доктора:
— Идите, идите. Я совершенно здорова.
Доктор вздохнул, но не удивился. Молча он уложил инструменты обратно в чемоданчик и поспешно удалился. Горничные разбежались кто куда, лишь бы не попадаться под горячую руку хозяйке. Только камеристка, хорошо знавшая свою госпожу, осталась в спальне. Ее дар предвидения был вознагражден.
— Принеси голубую накидку, — сказала баронесса. — И вели заложить лошадей.
Улыбнувшись затаенной улыбкой, камеристка пошла готовиться к выезду.
— Что это значит? — спросила Каролина, когда они с матерью остались вдвоем.
Баронесса посмотрела на нее долгим взглядом. Дочь была похожа на ее покойного мужа больше, чем Колин. У нее были те же высокие скулы, раздвоенный подбородок, русые волосы, бледно-голубые глаза и даже веснушки на переносице, с которыми Каролина вела непрестанную борьбу при помощи различных мазей и примочек. В отличие от матери у нее была внешность женщины сурового нрава. Но почему-то она не унаследовала от родителей ни ума, ни твердости характера. Малейшие сложности в жизни повергали ее чуть ли не в прострацию. Словом, эта милая женщина могла заниматься только ребенком и домашним хозяйством.
— Это значит, что Колина охмурили, — рявкнула баронесса.
— Колина охмурили? — изумленно переспросила Каролина.
Она побаивалась старшего брата и считала, что он никому не даст себя охмурить.
— Видно, хитрая штучка, — продолжала ее мать.
— Но кто она? — Каролина вчиталась в объявление. — Таррант? Ты знаешь кого-нибудь из Таррантов?
— Знаю. Все в этой семейке без царя в голове. Прожигатели жизни, спустившие не одно состояние на бегах и за карточными столами. С новоявленной невестой я лично не знакома… пока! Ну, ничего, скоро я дам понять, что Колин — не рябчик, которого я позволю ощипать.
— Колина? — повторила Каролина. Она наморщила лоб, словно решая трудную математическую задачу.
— Но Колина нельзя одурачить.
Каролина с малых лет считала брата всеведущим и всемогущим. На минуту в голову баронессы закралось сомнение. Она сама столько раз пыталась… нет, не одурачить, но направить Колина, убедить его жениться на выбранной ею подходящей девице. И все ее хитроумные замыслы кончались ничем. Сын без труда их разгадывал. Больше всего ее бесило то, что поначалу он вроде бы шел у нее на поводу, давая ей основание надеяться, что наконец-то ее планы осуществятся. Но потом наступала минута, когда он с ласково-насмешливой легкостью выскальзывал из подстроенной ею западни. Что же это за женщина, которой удалось то, что не удалось ей? По-видимому, она чрезвычайно умна.
— Видно, она похитрее других, — мрачно признала баронесса.
— В каком смысле, мама?
— В конце концов, Колин — мужчина.
Каролина непонимающе смотрела на мать.
— Ну, разумеется, мама.
— А все мужчины податливы… в определенном смысле. Без сомнения, эта особа воспользовалась его слабостью.
— Слабостью?
— Перестань повторять мои слова, как попугай Сары Кларингтон! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Каролина озадаченно нахмурилась, а баронесса принялась одеваться. Она надела платье и села за туалетный столик причесываться, когда до Каролины, наконец, дошел смысл ее слов.
— Ты хочешь сказать, мама…
— Я намерена все разузнать. Но первым делом мы спросим Колина, что это за идиотское объявление.
— Мне… мне надо ехать домой, — слабо возразила Каролина. — Никки простудился…
— Ничего, за ним прекрасно присмотрит няня. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
С обреченным видом Каролина сдалась — она не любила перебранок. Ей было очевидно, что назревает очень крупная ссора. Надо было уехать с Никки в поместье, и тогда можно было избежать участия в грандиозном семейном скандале.
Робин Беллингем совершал прогулку на своей холеной гнедой кобыле в парке, где уже был собран чуть ли не весь высший свет. Весьма довольный собой, он был одет с иголочки: новый синий редингот от Уэстона идеально облегал его изящную фигуру. На лайковых панталонах не было ни единой складочки, а ботфорты сверкали как зеркало. Шейный платок был завязан, может быть, и не самым хитроумным математическим или восточным узлом, но элегантно. Бобровая шапка была задорно сдвинута чуть набок. В целом, по собственному мнению, он был воплощением писка моды…
— Робин!
Повернувшись на зов, он увидел приятелей по Итону. Среди них был и его лучший друг — Джек Риптон. Робин медленным шагом направил кобылу к приятелям, чтобы те в полной мере имели возможность оценить его щегольской наряд.
— Ну, ты и франт! — воскликнул Джек.
Робин воспринял его слова как комплимент, что, собственно, и имел в виду Джек.
— От Уэстона, — не удержавшись, похвастался он.
— Да ну? Высоко летаешь! — отозвался Джек с широкой улыбкой, удивительно преображавшей его не очень красивое лицо.
Молодые люди прогулочным шагом направились по дорожке, исподтишка разглядывая хорошеньких леди и светских львов.
— Слушай, чуть не забыл, — после некоторой паузы начал Джек. — Тебя, кажется, можно поздравить.
Остальные молодые джентльмены присоединились к Джеку с поздравлениями.
— С чем? — спросил Робин.
— Я и не знал, что у тебя есть сестра, — немного обиженно продолжал Джек. — Друг мог бы и знать это. У меня вот две…
— О чем ты говоришь? — перебил его Робин.
— …и ты с ними знаком, — закончил свою мысль Джек. — Даже играл с Амелией в карты.
— Я тебя не понимаю, Джек, — сказал Робин.
— За столько лет ни словечком не обмолвиться о сестре! Удивительно!
— Да о чем ты, Джек? — В голосе Робина уже чувствовались нетерпеливо-сердитые нотки.
— О помолвке твоей сестры, — как о чем-то очевидном сказал Джек. — Прочитал сегодня об этом в «Морнинг пост».
— Помолвка моей сестры? Этого не может быть!
— Да как не может, видел объявление своими глазами! Правда, друзья?
Все закивали в ответ.
— Да как… как это… — лепетал Робин, тут же забыв об отцовском запрете хоть словом поминать сестру. — Моя сестра живет за границей, — наконец выговорил он.
— Ты что-то путаешь, — с сочувствием глядя на него, сказал Джек. — Как же она тогда могла обручиться с Сент-Моуром?
— Сент-Моуром?
Робин вспомнил допрос, который ему учинил Уэрхем, и нахмурился. Да, происходит что-то странное!
— Жених что надо, — заметил один из молодых людей.
— Первый сорт, — подтвердил Джек Риптон. — Чтобы заполучить Сент-Моура для Амелии, маменька согласилась бы проползти на коленях всю Бонд-стрит. Знатен, влиятелен, богат. Девчонки из кожи лезли, чтобы обратить на себя его внимание. — Джек помолчал, пытаясь представить себе, каково это — чтобы на тебя зазывно смотрели все юные красотки. Потом опять вспомнил про свою обиду: — Но почему ты скрывал, что у тебя есть сестра, Робин? Наверное, бриллиант чистейшей воды, если перед ней не устоял сам Сент-Моур. Мог бы и нас ей представить — не ровен час, кто-нибудь ей приглянулся бы.
— Она гораздо старше нас, — ответил Робин, зная, что это оправдание звучит не очень убедительно.
«Отец мог бы меня и предупредить, — сердито подумал он. — То-то он сегодня утром сиял как именинник. Видимо, Джек говорит правду».
— Старше! Живет за границей! Что-то ты туману напускаешь, Робин, — качая головой, произнес Джек. — А ну, выкладывай все начистоту. Друзьям-то можно сказать правду.
Что же случилось с Эдвардом Таррантом? — думал Робин. — Каким образом Эмма оказалась в салоне Барбары Ремплинг, куда редко заглядывают порядочные дамы? И почему Сент-Моур на ней женится? В это просто невозможно поверить.
— По крайней мере, тебе теперь легче будет расплачиваться с долгами, — продолжал Джек. — Говорят, этот Сент-Моур — добрая душа. Не скряга. Наверное, не откажется одолжить тебе несколько сотен. Вот тогда и утрешь нос своему папаше.
Молодые люди рассмеялись. Все они знали о затруднениях Робина и считали его отца бессовестным сквалыгой. На минуту Робин, вспомнив о собственных заботах, отвлекся от мысли о загадочной помолвке сестры. Его отец просто понятия не имеет, какие расходы вынужден нести молодой джентльмен. И одеваться надо прилично, и лошадь иметь породистую, а это стоит очень дорого. Более того, надо, чтобы все видели, что у тебя есть деньги, и ты можешь себе позволить заключать пари или играть на скачках. Неужели каждый раз отказываться только потому, что пару раз проиграл? Не мог же он признаться друзьям, что отец категорически запретил ему играть в карты. С тем же успехом можно признать, что отец считает его ребенком, которого одного и в люди выпускать нельзя. Эта мысль, как всегда, вызвала в Робине раздражение. Тем не менее, предложение занять денег у Сент-Моура ему совсем не понравилось. Вчерашняя сцена в доме барона оставила очень неприятный осадок. Да он скорее пойдет к ростовщикам, чем попросит взаймы у Сент-Моура!