— Ну, так когда же ты познакомишь нас с сестрой? — спросил Джек. — Так и знай, больше я этой таинственности не потерплю! Я хочу с ней познакомиться — и побыстрее.
   — Я… эээ…
   Надо будет поговорить с отцом. Выпытать у него, что происходит. Неужели он сам не мог ему обо всем рассказать! Ну конечно, нет, ведь сын для него до сих пор малое дитя!
   — А вон карета Бойнтонов! — воскликнул Джек.
   Молодые люди разом повернули головы, как гончие, взявшие след. Салли Бойнтон считалась первой красавицей нового сезона.
   — Поехали поздороваемся! — предложил Джек.
   Компания направилась к карете поприветствовать Салли и ее мать, а Робин остался на месте. «Хотел бы я знать, — думал он, — что происходит, и какие еще ждут меня сюрпризы».
 
   В семь часов вечера того же дня Колин Уэрхем вошел в маленькую, бедно обставленную гостиную Арабеллы Таррант. У него был спокойный, даже как будто слегка скучающий вид, но под напускным безразличием скрывалась сумятица чувств.
   Он провел день в своем клубе и разных других заведениях, куда допускали только мужчин и где на него не могли наброситься родственницы. Это не помешало, однако, его матери бомбардировать его негодующими записками с требованиями немедленно предстать пред ее очами, а его двоюродной бабушке Силии прислать ядовитую записку, в которой она осведомлялась, не рехнулся ли он часом. Кроме того, на него обрушилась лавина разного рода поздравлений. Одни его приятели выражали ужас, другие посмеивались, были даже такие, которые глядели на него с сочувствием, словно он заболел какой-то постыдной и смертельной болезнью. Очевидно было одно: все считали, что его обманом заманили в клетку, где он теперь обречен провести остаток жизни.
   Обдумывая брак с Эммой Таррант, Колин не предполагал, что разразится такая буря эмоций и что он вызовет прямо-таки нездоровое, лихорадочное любопытство всего света.
   «Да ведь дальше обдумывания я и не пошел, — горько напомнил себе Колин. — А всем этим фурором я обязан ее дьяволу отцу! Ну погоди, Беллингем, мы с тобой встретимся!».
   Колин окинул взглядом гостиную. Он вспомнил, как обрадовался записке от леди Таррант — наконец-то ему теперь известно, где живет Эмма, — ведь он главным образом хотел поговорить именно с ней.
   Но, увидев потертый ковер, выцветшие портьеры и блеклую обивку мебели, Колин заподозрил что-то неладное. Сердце как-то неприятно сжалось. За этот день он много чего узнал о семействе Таррантов, забубенных игроков, способных видеть не дальше своего носа. А может, и леди Арабелла Таррант такая же?
   Его невеселые мысли прервал громкий голос: — Где мои чемоданы, тетушка? Как это можно потерять в доме чемоданы? В них все мои вещи. Извольте их немедленно найти!
   Колин улыбнулся, узнав возмущенный голос Эммы. Да, в темпераменте этой женщине не откажешь! Где-то в глубине дома раздался грохот, после чего густой бас разразился потоком слов на непонятном языке. Скорее всего, это ругательства, и Колин не сомневался, что их изрыгал темнокожий слуга Эммы.
   Судя по всему, в доме скандал, — подумал Уэрхем, но эта мысль почему-то не пробудила в нем желание бежать. Он представил темные в гневе глаза Эммы, ее пылающие щеки. Если уж все равно надо жениться, то почему бы не жениться не на испуганной мышке, а на женщине, которая ему интересна и которая его интригует? Несмотря на все сплетни и всеобщий ажиотаж, мысль эта не утратила для Колина интереса. Видимо, поэтому он сюда и приехал.
   Он уже собрался было пойти на шум и, таким образом, найти Эмму, как в гостиную влетела маленькая, худенькая женщина.
   — Боже мой! — стонала она. — Боже мой!
   Колин с любопытством рассматривал ее. Подол платья отвратительно кричащей расцветки был в пыли. Седеющие волосы выбились из-под шпилек. Мечущийся взгляд, большие передние зубы — ну загнанный в угол кролик, да и только!
   — Милорд! — ахнула женщина. — Ради Бога, простите! У нас здесь все вверх дном… Я пыталась задержать Эмму до вашего приезда, но она такая… своенравная. Боюсь, что она на меня ужасно рассердилась.
   — Вы — леди Арабелла Таррант? — спросил Колин, надеясь, что, по крайней мере, эта представительница семейства Таррантов не похожа на всех остальных Таррантов.
   — А? Да-да. Простите, я совсем… Я — тетя Эдварда. Я имела честь познакомиться с вашей матушкой на одном балу много лет назад. Она этого, само собой, не помнит, но я тогда подумала…
   — Что у вас тут происходит? — перебил ее Колин, видя, что Арабеллу уносят совершенно ему неинтересные воспоминания.
   Миссис Таррант, стиснув руки на груди, всем своим видом выказала крайнее огорчение.
   — Пожалуйста, простите меня, милорд. У меня просто голова идет кругом. Она так меня отругала, заставила бегать по дому. Да еще этот Ферек рычит, как зверь, на моих служанок. Вот уж неподходящий слуга для…
   — Да-да, вы совершенно правы, — потеряв терпение, опять перебил ее Колин. — Могу я поговорить с леди Таррант?
   — Ну конечно, поэтому я вам и послала записку. Эмма уезжает, и я подумала… что она… то есть вы… что вам надо бы поговорить с ней.
   — Уезжает из вашего дома? — спросил Колин. Это ему понравилось. Дом был не просто убогий, в нем, судя по всему, полностью отсутствовал порядок. К тому же Колин хотел, чтобы Эмма как можно быстрее пресекла всякие отношения с семейством Таррантов.
   — Нет, она уезжает из Англии. Она хотела сесть на корабль, идущий во Францию, сегодня же вечером, но… — в робких глазах Арабеллы мелькнула хитрая искорка, — я сумела помешать ей собраться вовремя. — Она посмотрела на Колина с ханжески-добродетельным выражением. — Не знаю, что произошло между вами, но я подумала, что вам, по крайней мере, надо попрощаться.
   Колин изумленно уставился на пожилую даму. Ему редко приходилось встречаться с людьми подобного рода.
   Да, в последние дни моя жизнь круто свернула со своего обычного пути, — с иронией подумал он.
   — Благодарю вас, — только и ответил Уэрхем.
   Леди Арабелла вся расцвела:
   — Очень рада оказать вам услугу, милорд.
   Колин вздохнул. За эту услугу от него ждут вознаграждения, только пока неизвестно какого.
   — Ферек! — раздался голос Эммы. — Ну, нашел чемоданы? Если нет, повесь Джима за ноги над плитой, и пусть висит, пока не признается, куда их дел!
   — Хорошо, госпожа, — раздался бас Ферека.
   Было очевидно, что он воспринял ее приказание в буквальном смысле слова.
   В ответ на эту угрозу кто-то протестующе взвыл.
   — Боже милостивый! — воскликнула леди Арабелла, ломая руки. — Надо, наверное, пойти вмешаться…
   — А почему бы вам не сказать ей, что я здесь? — спросил Колин.
   — Да-да. Сейчас. Минутку.
   И Арабелла выбежала из гостиной.
   После краткого затишья опять раздался голос Эммы:
   — Что? Это ваших рук дело?
   За этим последовала грозная тишина. Колин ухмыльнулся, представив себе, какими глазами она смотрит на тетку. И тут в гостиную влетела Эмма. На ней было элегантное дорожное платье из темно-зеленой шерсти с длинными рукавами и высоким воротом. Плотно сжатые губы и глаза излучали холод. Несмотря на безумную ярость, Эмма была поразительно красива!
   — Ну что, нашлись ваши чемоданы? — как ни в чем не бывало спросил Колин.
   В глазах Эммы сверкали молнии.
   — Нашлись, только милая тетушка уже добилась своего.
   — Вы действительно собирались уехать из Англии, даже не поставив меня в известность?
   — С какой это стати я должна вас извещать? — отрезала Эмма.
   — Значит, решили сбежать за границу, оставив меня отдуваться за двоих?
   — Да! — вскричала Эмма. — Вся эта история произошла по вашей вине. Если бы вы не сказали отцу, что готовы жениться на мне…
   — Я ничего подобного не говорил.
   — Ну, что-то в этом роде вы сказали, — прошипела Эмма. — Если бы вы не вели себя так безответственно.
   — Тогда ваш отец не поместил бы в «Морнинг пост» это объявление и не захлопнул бы, таким образом, дверцу западни, — закончил за нее Колин.
   Эмма вспыхнула:
   — Вот именно!
   Слово западня было последней каплей. Ей хотелось кричать от обиды.
   Колин жестом признал ее правоту.
   — Значит, вы решили удрать? — вновь спросил он.
   Эмма отвернулась, прошла к холодному камину и до боли в руках вцепилась в каминную полку.
   — Я вовсе не удираю, — проговорила она, наконец, взяв себя в руки. — Я просто возвращаюсь в Европу.
   Последнее слово Эмма произнесла дрогнувшим голосом.
   — И к чему же вы возвращаетесь?
   Она пожала плечами.
   — Таррант оставил вам средства для существования? — не унимался Уэрхем.
   Эмму захлестнула волна горечи. Этому человеку так легко живется! Он и понятия не имеет, что ей пришлось пережить.
   — Эдвард оставил мне в наследство мастерство карточной игры, — ледяным тоном ответила она. — Плюс адреса игорных домов по всей Европе. Так что не извольте за меня беспокоиться — перебьюсь.
   Колин живо представил ее в низкопробном игорном доме. Будучи офицером, он не раз вытаскивал из таких домов солдат и офицеров своего полка.
   — Нет уж, — проговорил он.
   Эмма словно не заметила этих слов.
   — Если это все, милорд Сент-Моур, позвольте с вами распрощаться. Мне пора ехать.
   — Нет уж, — повторил Колин, в котором сработал инстинкт защиты слабого.
   — Что вы сказали?
   Я этого не допущу, — подумал он. — Чтобы такая великолепная женщина провела остаток своих дней в прокуренных игорных домах, занимаясь тем, что она всем сердцем ненавидит! Сколько ей придется вынести унижений! Нет, нельзя допустить даже такой мысли.
   — Неужели у вас нет выбора? — спросил он.
   У него самого всегда был выбор, — подумала Эмма. — Он и представить себе не может, что это значит — потерпеть поражение и вернуться туда, где тебя не ждет ничего, кроме горя.
   Негодование толкнуло вдруг Эмму на откровение.
   — У меня нет ни гроша, я опозорена, от меня отказалась моя семья, — четко проговорила она. — Иного выбора у меня нет.
   В ее гордой осанке, в твердо сжатых губах виделось мужество и отчаяние, которые заставили Уэрхема забыть о здравом смысле.
   — Вы выйдете за меня замуж, — твердо заявил он. — Я не позволю вам вернуться к подобной жизни.
   — Не смейте разговаривать со мной как со служанкой! — крикнула Эмма. — Я ни за что не выйду за вас замуж! И прекратите нести этот вздор.
   Колин Уэрхем, барон Сент-Моур не привык встречать отпор. Когда он говорил не терпящим возражений тоном, его солдаты беспрекословно ему повиновались. А в Лондоне любая леди со льстивой готовностью и радостной надеждой отвечала на его внимание, не говоря уж о предложении руки и сердца. И хотя он от всей души презирал подобное поведение, слова Эммы его задели.
   — Вы считаете, что это вздор? — негромко осведомился он.
   — Так считает весь лондонский свет. Хорошо, если только так. Все, вероятно, полагают, что вы рехнулись.
   — Если для вас так важно мнение лондонского общества, непонятно, почему вы отказываетесь выйти за меня замуж после того, что видел ваш отец, — ядовито заметил он.
   Эмма дернулась, точно ей дали пощечину, и залилась краской возмущения.
   — Да как вы смеете! Кто обманом поставил меня в это положение?..
   — Я собирался…
   — Притворяясь, что расписки Робина все еще у вас…
   — Я собирался вам сказать…
   — …разыгрывая из себя игрока, чтобы внушить мне, что иного способа заполучить расписки нет, — бесновалась Эмма. — И все только для того, чтобы заманить меня…
   — Да замолчите же наконец! — рявкнул Колин.
   Эмма ошарашенно закрыла рот и воззрилась на него.
   Удивленный собственной вспышкой, Колин постарался взять себя в руки.
   — То же самое произошло и в тот вечер, — сердито сказал он, и, когда Эмма раскрыла рот, чтобы возразить, он жестом приказал ей молчать. — Я и в тот вечер пытался вам все объяснить, но вы не дали мне возможности закончить ни одной фразы.
   Эмма, сделав над собой гигантское усилие, промолчала.
   Губы Уэрхема опять дрогнули в улыбке — чего ей стоила эта сдержанность!
   — Я признаю, что поступил нехорошо, не сказав вам про расписки, — продолжал он. — И приношу вам искренние извинения. Но дело в том…
   Эмма подняла брови. Как это на нее похоже! Сейчас Колин не возражал бы, чтобы она его перебила, но нет, молчит!
   — …дело в том, что я просто не смог против вас устоять, — добавил он голосом, в котором звучали и ласка, и желание.
   Эмма твердо посмотрела в его сиреневые глаза.
   — Я старалась помочь брату, — холодно проговорила она. — И на этом основании я извиняю свои действия и не считаю, что вела себя непристойно.
   — Неужели вы будете отрицать, что получали удовольствие в моих объятиях?
   Эмма опустила глаза.
   — Вы просто… просто поймали меня врасплох.
   — И что?
   — И ничего! — отрезала Эмма.
   — Ясно. — Колин шагнул к ней. — Почему-то мне все помнится иначе. На мой взгляд, это было вовсе не ничего. Может быть, проверим, правду ли вы говорите, прямо сейчас?
   Эмма попятилась.
   — В этом нет никакой необходимости. — Она отошла к двери. — Так или иначе, это не имеет к делу никакого отношения.
   — Никакого отношения? — воскликнул Колин.
   Эмма выпрямилась и посмотрела ему в глаза:
   — Физическое влечение не является прочной основой для брака. По крайней мере, этот жизненный урок я хорошо усвоила.
   Колин не сразу сообразил, что она поставила знак равенства между ним и этим ничтожеством Эдвардом Таррантом. Его трудно было вывести из себя, но, если уж он приходил в ярость, его невозможно было остановить.
   — Хватит! — гаркнул он. — Перестаньте выставлять нелепые возражения! Вы выходите за меня замуж — вот и весь разговор.
   А уж тогда он покажет ей, что между ним и ее презренным Таррантом нет ничего общего.
   — И нечего тянуть, обвенчаемся в тот день, который назначил ваш отец.
   — Милорд…
   — После свадьбы уедем в мое поместье Треваллан и вернемся к…
   — Замолчите! — крикнула Эмма.
   Колин замолчал, сверля ее бешеным взглядом.
   — Я не выйду замуж только в угоду глупым условностям. Да и вы не такой человек. Я не желаю, чтобы на мне женились из чувства долга.
   — Вы, я вижу, ничего не поняли…
   Ее темные глаза метали искры гнева.
   — И вашей жалости мне тоже не нужно. Я не терплю жалости. В общем, все это — пустой разговор. Я не желаю выходить замуж. Я… Брак мне ненавистен.
   — Вы хоть одно слово мое…
   — Объясните, почему вы хотите на мне жениться — перебила его Эмма — это и было главным вопросом, на который он до сих пор не дал ответа.
   — По-моему, это очевидно.
   Нет, не очевидно, — сказала Эмма и замолчала, ожидая ответа.
   Колин попытался выдвинуть разумные доводы в пользу своего намерения, но в данный момент он был слишком рассержен, чтобы собраться с мыслями.
   — Может быть, вы и правда сошли с ума, — помолчав минуту, предположила Эмма. — Но я-то не сошла. Я не выйду замуж только потому, что вам пришла в голову полоумная фантазия, или потому, что вы вообразили себя обязанным это сделать. Пожалуйста, уходите. Если вы не уйдете сами, я попрошу Ферека вас выпроводить.
   С этими словами Эмма почти выбежала из комнаты. И вдруг почувствовала ноющую боль в сердце, словно на него опустилась невыносимая тяжесть.
   Колин пошел было за ней, но, услышав, что она с кем-то разговаривает в коридоре, остановился. Стиснув кулаки, он смотрел в мутное зеркало над камином. Не так надо было с ней разговаривать! Но когда тебе швыряют в лицо одно обвинение за другим, теряешь способность разумно рассуждать. Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Нет, она все-таки необыкновенная женщина! Признав, что у нее нет на денег, ни пристанища, ни друзей, она все равно отказывается от блестящей партии, от брака, который даст ей богатство и положение в обществе.
   Принципы для нее важнее денег, и она стоит на своем с мужеством и твердостью, которые Колину редко приходилось встречать даже в мужчине. Он вспомнил огонь в ее в глазах, гордую посадку головы. У него уже не оставалось сомнений — именно такую женщину он и хочет в жены, и он заставит ее выйти за него замуж во что бы то ни стало.
   Скрип двери вывел Уэрхема из задумчивости. Подняв глаза, он увидел чрезвычайно разочарованную Арабеллу Таррант. Она, судя по всему, подслушивала.
   — Любым способом помешайте ей уехать сегодня, — сказал Колин. — Я вернусь завтра утром и хочу, чтобы она была здесь.
   — Хорошо, милорд, — посветлев лицом, ответила леди Арабелла.
   — Вы можете задержать ее до утра? — спросил он.
   — О, да!
   В глазах тетушки опять загорелся хитрый огонек. Она не стала говорить ему, что Эмма уже опоздала на последний дилижанс, и что до утра ей все равно уехать не удастся. Пусть он лучше думает, что она нашла способ задержать упрямицу, и пусть испытывает соответствующую благодарность.
   — Можете на меня положиться, милорд, — добавила она.
   — Договорились, — бросил Колин, после чего простился с леди Арабеллой кивком головы и вышел.
   Арабелла Таррант радостно потерла руки. Может быть, еще не все пропало. Может быть, ей еще удастся породниться с бароном Сент-Моуром. Она постарается за вечер образумить Эмму. Ну а если это не удастся, придумает еще какой-нибудь ход.
 
   В эту же самую минуту мать Колина колотила полным кулачком по подлокотнику своего удобного кресла.
   — Он меня избегает! — бесновалась она. — Я знаю, что он получил мои записки, но все равно не кажет глаз. Эта женщина, видно, околдовала его.
   Ее дочь Каролина, сидевшая на диване и мечтавшая о том, как бы сбежать домой, не стала ей напоминать, что Колин никогда не спешил явиться на ее зов. И уж, конечно, она не сказала, как Колина раздражали безапелляционные приказания матери.
   — Ему просто стыдно, — заявила баронесса. — Он не смеет предстать передо мной и признать, что его заманила в свои сети беспринципная интриганка. Но это не важно. Я все равно спасу его от нее. В этих делах мужчины совершенно беспомощны.
   Так уж и спасешь! — подумала Каролина. — Ох, хоть бы Колин не появился, пока она здесь!
   Баронесса посмотрела на дочь с торжествующей улыбкой:
   — Я хочу узнать об этой женщине всю подноготную. Колин наверняка многого не знает о ее прошлом. А когда узнает, он сам мгновенно избавится от этого наваждения.
   — Что вы надеетесь узнать, мама?
   — Что-нибудь да узнаю, — отмахнулась от нее баронесса. — Иногда ты бываешь невыносимо тупа, Каролина.
   — Но почему вы думаете…
   — Я убеждена, что у нее темное прошлое, — отрезала баронесса. — Колин отказывался от всех приличных девушек, с которыми я его знакомила. Может быть, он в армии привык к женщинам такого пошиба. Но я открою ему глаза.
   Каролина живо представила реакцию Колина на подобное вмешательство в его жизнь и внутренне содрогнулась.
   — Мама, мне пора домой. Не забудьте, что Никки болен. И сегодня из поместья возвращается Фредерик.
   — Ничего, полдня Ротем без тебя перебьется.
   — Но я хочу быть дома, когда он приедет.
   Увидев, что дочь уперлась, баронесса сменила тактику:
   — Если ты решила бросить меня одну в трудную минуту, что ж, поезжай. — Баронесса откинула голову на спинку кресла и притворилась, что она чуть ли не в полуобмороке. — Как-нибудь и одна справлюсь. Я не привыкла себя щадить. На карту поставлена честь семьи.
   Решив воспользоваться представившейся ей возможностью сбежать и не чувствуя за собой никакой вины, Каролина вскочила на ноги.
   — Спасибо, мама, — бросила она и опрометью выбежала из гостиной, пока ее мать не передумала.
   Баронесса выпрямилась в кресле и поглядела вслед дочери с почти комичным выражением и негодования, и изумления. Осознав, что дочь действительно сбежала, она вновь откинулась на спинку кресла и стала нетерпеливо постукивать пальцами по подлокотнику. Баронесса Сент-Моур не любила оставаться без аудитории.
   Но, к счастью, через несколько минут в дверях появилась камеристка.
   — Вы меня звали, миледи?
   — Ты уже вернулась, Крейн?
   — Да, миледи.
   — Что-нибудь узнала?
   — И немало, — самодовольно отозвалась та.
   — Рассказывай.
   Баронесса наклонилась вперед. Она послала свою шпионку в подземный мир высшего света — переплетенную сеть слуг, обслуживавших аристократию. У ее камеристки были знакомые во всех аристократических домах, и она всегда узнавала неблаговидные сплетни раньше, чем ее хозяйка. Баронесса не сомневалась, что Крейн узнала об Эмме Таррант все, что та наверняка старалась скрыть.
   Камеристка стояла перед ней, склонив голову и сцепив руки. Прямо-таки воплощение покорности, но баронесса знала, чего молча требовала камеристка.
   — Ладно, садись, — сдалась она. — Ты, наверное, устала.
   Даже не снизойдя до ухмылки, Крейн села на стул напротив хозяйки. Она обожала получать подобные небольшие вознаграждения за свои шпионские услуги. Это утверждало ее во мнении, что, пользуясь этими услугами, баронесса ставит себя с ней на одну ступень.
   — Ее муж был беспутный человек, хотя и аристократ, — начала она.
   — Ага! — воскликнула баронесса, у которой был вид кошки, сидящей перед плошкой со сметаной.
   — Его звали сэр Эдвард Таррант, — продолжала Крейн. — Его отец проиграл все свое состояние на лошадиных бегах в Ньюмаркете, а сын чуть ли не с детства был известен как заядлый игрок. Этим пороком заражена вся семья. Что стало с ее мужем, никто не знает, но, скорее всего, он умер.
   — От чего?
   Крейн с сожалением признала, что этого она не узнала.
   — Но все считают, что он проиграл все ее состояние.
   — У нее было состояние? — с неудовольствием спросила баронесса.
   Крейн кивнула:
   — Наследство от бабушки, старой графини Линдли.
   — Графини! — сердито фыркнула баронесса, которой новость о том, что Эмма — внучка графини, понравилась еще меньше.
   Крейн кивнула:
   — Как говорится в объявлении, она — дочь Джорджа Беллингема. Он был женат на Розе Грешем из рода линкольширских Грешемов.
   Баронесса поджала губы. Прискорбно, но, оказывается, Эмма Таррант весьма знатного происхождения. Видя ее разочарование, Крейн хитренько улыбнулась:
   — Но вот замуж она вышла как-то странно. — Увидев, как навострила уши ее госпожа, она улыбнулась более откровенно.
   — Как?
   — Они поженились втихомолку. Насколько я понимаю, на церемонии не было ее родных. И в газетах не было объявления.
   — Тайком сбежала из дома? — с восторгом спросила баронесса.
   Крейн пожала плечами:
   — Точно никто не знает. Но это весьма вероятно.
   Баронесса Сент-Моур хлопнула в ладоши.
   — Колин этого наверняка не знает! — ликующе воскликнула она.
   — Это еще не все.
   — Да?
   Крейн помолчала — пусть-ка хозяйка подождет. Испытывать терпение баронессы было одной из немногих радостей ее жизни.
   — Ну, так что же?
   — Весьма вероятно, что эта женщина приходила одна и поздней ночью в дом вашего сына, — с торжеством произнесла Крейн.
   Баронесса улыбнулась:
   — Я так и знала, что она из этих. Другого объяснения просто не может быть.
   — Но точно ничего не известно. Из слуг Сент-Моура ничего нельзя вытянуть, — добавила Крейн таким тоном, точно слуги Сент-Моура нанесли ей личное оскорбление.
   — Не сомневаюсь, что так оно и было. Эта мерзавка, соблазнив его, вынудила к браку.
   Крейн, которая разделяла мнение Каролины о Колине, посмотрела на госпожу с сомнением.
   — Я ему докажу, что эта женщина недостойна его фамилии, — счастливым голосом продолжала баронесса. — Если он хочет сделать ее любовницей — что ж, это меня не касается. Но я не уступлю свое место главы семьи какой-то гнусной потаскушке. Крейн, ты просто сокровище!
   — Благодарю вас, миледи.
   — Ты раздобыла как раз те сведения, которые мне нужны, чтобы вывести эту женщину на чистую воду.
   — Я рада, что смогла вам помочь, миледи. — Крейн встала, чтобы удалиться, но уже у самой двери вдруг остановилась, как будто вспомнив что-то. — Да, миледи…
   — Что еще, Крейн?
   — Я давно хотела сказать, что темно-синяя накидка вам не к лицу.
   — Моя новая накидка? — воскликнула баронесса. — Ничего подобного… — И тут она прикусила язык.
   Камеристка просто хочет получить накидку за свои услуги. Крейн всегда требует плату за особые одолжения, но только такую, какую сама назначит.
   — Синяя? — У баронессы опустились уголки рта. — Знаешь, ты, наверное, права. Что-то мне в ней тоже не нравится. Может быть, возьмешь ее себе, Крейн? Тебе этот цвет пойдет больше.
   — Хорошо, миледи, если вы настаиваете, — ответила камеристка, выжимая из уступки баронессы максимум удовольствия.
   — Да, настаиваю. Возьми ее себе, — сказала баронесса и махнула рукой, словно выкидывая что-то.
   — Спасибо, миледи, — сказала Крейн и вышла из комнаты, удовлетворенно улыбаясь.
   До чего же противная особа, — подумала баронесса. — Ни за что не стала бы ее терпеть, если бы от нее не было столько пользы.
 
   — Послушай, отец, что происходит?
   Робин Беллингем сидел с отцом в великолепной библиотеке своего городского дома.
   — Тебя все это не касается, — ответил старший Беллингем, крутя в руке бокал с бренди.
   — Как это не касается?! — воскликнул Робин, задохнувшись от негодования. — Сколько лет ты запрещал мне даже упоминать имя сестры. И вдруг она ни с того ни с сего появляется в Лондоне, и в газете сообщают о ее помолвке с Сент-Моуром. А куда делся ее муж?
   — Он умер, — с очевидным наслаждением ответил его отец.