Эшфорд Джейн. Брак на пари

   — Может быть, все-таки поедем? — спросила она.
   — Нет уж, — сказал Колин, предлагая ей руку.
   Войдя в залу, он обнял ее за талию, а она положила руку ему на плечо. У Эммы возникло ощущение надежности. Что бы ни ждало ее в будущем, этот человек никогда не подвергнет ее публичному унижению, как делал Эдвард. На ее глаза навернулись слезы.
   — В чем дело — спросил Колин.
   — Да нет, ничего.
   Колин мастерски вел ее в вальсе.
   — А куда бы вам хотелось поехать в свадебное путешествие? — спросил Колин.
   — Я не хочу уезжать из Англии. Достаточно я напутешествовалась.
   Колин кивнул.
   — Тогда, может быть, поедем в Треваллан?
   — А где это?
   — Это родовое поместье Сент-Моуров в Корнуолле.
   — Ваш дом? Конечно, мне очень хочется его увидеть.
   — В нем нет ничего особенного. Обычное поместье, — почти извиняющимся тоном сказал Колин.
   — Вот и прекрасно!
   — Остается только назначить день свадьбы, — сказал Колин, глядя ей в лицо.
   — Решайте сами, милорд. Я заранее согласна.
   «Как она элегантна, как владеет собой! О какой еще жене можно мечтать?» — подумал Колин.
   — Вам все равно?
   — Мне, конечно, нужно время, чтобы все подготовить, — признала Эмма. — Но ведь свадьба не будет громкой, так что особых хлопот не предвидится.
   — Ваш отец в объявлении назначил дату. До нее остается неделя.
   — Неделя? — с некоторым испугом повторила Эмма.
   — Но нам не обязательно ее соблюдать, — добавил Колин.
   — Ну почему же… За неделю я, пожалуй, буду готова.
   Оба замолчали, чувствуя какую-то неловкость и не зная, что еще сказать. Они несколько минут танцевали молча и со стороны казались совершенно спокойными.
   Звуки вальса стихли, и Колин с Эммой остановились друг против друга.
   — Значит, остановимся на этой дате? — отрывисто спросил Колин.
   — Наверное… — тоже как-то скованно ответила Эмма.
   Колин кивнул, и они рука об руку пошли в холл. Внизу их поджидал Робин Беллингем.
   — Я хотел с вами поговорить, — сказал он Эмме.
   Ощущая спиной взгляд Колина, она остановилась и улыбнулась брату.
   — Мы ведь, по сути дела, так и не познакомились, — неуверенно проговорил он. — А мне хочется узнать вас получше.
   — Мне тоже, — тепло отозвалась Эмма. — Но теперь-то мы узнаем друг друга. Приезжайте ко мне в гости.
   — Обязательно. Спасибо. — Робин вдруг вспыхнул. Казалось, у него на языке вертелось еще что-то. — Мне очень не нравилось, как отец с вами обошелся, — наконец выпалил он. — По-моему, это было несправедливо. Если бы я мог вам помочь, я обязательно бы это сделал. Честное слово. Но ведь мне… — Он умолк и стиснул кулаки.
   — Но вам было только десять лет, — закончила за него Эмма. — Конечно, вы никак не могли мне помочь.
   — Я мог хотя бы выразить свое несогласие, — сказал Робин. — Если бы понимал, что…
   — Но вы и не могли понимать. Не надо себя казнить. — Эмма улыбнулась. — И вообще, все это было так давно. Зато теперь мы станем добрыми друзьями.
   Лицо Робина посветлело.
   — Я буду этому очень рад.
   — Приезжайте в гости, — повторила Эмма.
   Робин кивнул и долго еще стоял, провожая глазами сестру и Колина Уэрхема. И только когда их карета отъехала, он вспомнил, что так и не узнал ее адрес. Ну и болван же!

Глава 6

   Эмма и Колин сочетались узами брака в церкви Святого Георгия солнечным июльским утром. На церемонии присутствовали только члены семей жениха и невесты и несколько друзей Колина со времен военной службы, и, тем не менее, как все было не похоже на ее первое поспешное и тайное бракосочетание: в церкви гремела музыка, и венчал их епископ, родственник Уэрхемов.
   …А в тот далекий день Эмма с Эдвардом закрепили свой союз в маленькой конторе в присутствии только двух горничных из гостиницы, которых они попросили быть свидетелями. К тому времени восторг, который она поначалу испытывала от того, что сама распорядилась своей жизнью, уже несколько угас. Перед церемонией они несколько часов ехали по разбитой дороге, которая вконец измотала Эмму. К тому же она страшно боялась погони своего отца. Эдвард спешил скорее покончить с формальностями и злился из-за любой помехи. Она тогда радовалась этому, считая, что ему не терпится сделать ее своей женой. А он просто спешил завладеть ее состоянием. Его интересовали только ее деньга, к ней самой он был совершенно равнодушен…
   Колин взял Эмму за руку: сейчас он наденет ей на палец кольцо… Не совершает ли она опять ужасную ошибку?
   …Предыдущая неделя прошла в лихорадочных приготовлениях. Ей некогда было даже присесть и спокойно обдумать свое решение. Но настроение у нее без конца менялось. То Колин представал перед ней добрым и обаятельным, то вдруг становился чужим и едва слушал, что она говорит. Эмма обнаружила, что он обладал способностью как бы отгораживаться от всего и от всех. В такие моменты его лицо мрачнело и от него несло холодом.
   Эмма окинула взглядом ряды скамей. В первом ряду расположился ее сияющий отец, рядом с ним — Робин, почти незнакомый ей младший брат. Позади сидели родственники ее покойной матери, которых она видела первый раз в жизни. С другой стороны прохода сидели мать Колина с отчужденным лицом, улыбающаяся Каролина с мужем, снисходительно-величественная тетя Силия и другие родственники Уэрхемов. Позади алели офицерские формы друзей Колина, которые одни только и были веселы.
   Подошла минута сказать роковые слова. Еще не поздно передумать. Эмма посмотрела Колину в лицо. Он спокойно встретил ее вопросительный взгляд. Его сиреневые глаза были бесстрастны, и Эмме вдруг захотелось узнать, что же он на самом деле чувствует. Но он просто смотрел на нее, и пауза затягивалась. Эмма услышала перешептывание на скамьях. Ее отец трубно откашлялся, как испуганный слон. Колин поднял одну бровь. Уголок его рта дернулся в улыбке, но он продолжал молча смотреть ей в глаза. «Несмотря на частые приступы меланхолии, у него превосходное чувство юмора, — подумала Эмма. — Это обнадеживает. Человек, который склонен к шутке, не может сделать женщину несчастной!»
   — Да, — выговорила она, наконец.
   Ответом был облегченный вздох присутствующих, за которым, возможно, скрывались самые разнообразные чувства. В сиреневых глазах Колина мелькнула смешливая искорка, казалось, он понял, что за эти секунды передумали все присутствующие, включая Эмму. Она невольно улыбнулась в ответ, и тут епископ провозгласил их мужем и женой.
   Джордж Беллингем устроил для приглашенных роскошный прием. Он хотел собрать гораздо больше гостей, и потребовались объединенные усилия Эммы и тети Силии, чтобы отговорить его от этого. В утешение себе он заказал самые изысканные блюда. Шампанское лилось рекой, что привело друзей Колина в неописуемый восторг.
   Под неодобрительными, завистливыми, снисходительными или дружелюбными — в зависимости от темперамента — взглядами остальных гостей офицеры столпились в стороне от всех. Тост следовал за тостом, и вскоре они заразили всех молодых джентльменов из обоих лагерей.
   Робин Беллингем, которого они охотно приняли в свою компанию, быстро пьянел. Подошло время и ему произнести тост в честь молодых. Он встал, чувствуя себя необыкновенно взрослым, сильным и уверенным в себе, и бодро заговорил, размахивая фужером. И вдруг с ужасом обнаружил, что у него заплетается язык. С большим трудом выговорив: «Желаю шчаштья моей шештре и ее шупругу», — он густо покраснел и хлопнулся на стул. Однако на стул он не попал, а свалился на пол под хохот офицеров и крики: «Вот это нализался!»
   — Боже мой, — простонала Эмма, глядя, как Робину помогают подняться несколько офицеров, которые и сами едва держались на ногах.
   И вдруг помощники повалились на пол вместе с Робином. Теперь они хохотали, чертыхаясь, еще заразительнее. Эмма была в ужасе. Колин, однако, тоже смеялся.
   — Надо, чтобы кто-то взялся за Робина, — сказала она.
   — Судя по выражению лица вашего отца, ему не поздоровится.
   Взглянув на свирепо насупленное лицо отца, Эмма покачала головой:
   — От этого он станет вести себя только еще хуже.
   — Да что такого? Юноша, который делает первые самостоятельные шаги, частенько попадает впросак. В этом нет ничего страшного, — сказал Колин.
   — Вы тоже так начинали?
   — Наверное, начал бы, если бы не ушел в армию.
   Эмма кивнула.
   — То, что он выпил лишнего, меня особенно не волнует, — сказала она, когда Робин, шатаясь, добрался до кресла и плюхнулся в него с дурацкой ухмылкой на лице. — Но вот карты… Он так и не приехал ко мне в гости, как обещал.
   Колин молча пил шампанское, глядя на своих друзей.
   — Я хотела его предостеречь, хотела объяснить, к чему может привести чрезмерное увлечение картами, — продолжала Эмма.
   Колин открыл было рот, но она не дала ему возразить:
   — Но он вряд ли станет меня слушать.
   — Да, молодые люди не любят, когда им читают нотации, — согласился Колин.
   — Может быть, вы поговорите с ним? — попросила Эмма. — У вас под командой было столько молодых людей, наверняка вы умеете с ними разговаривать. Вас-то он послушает.
   Колин посерьезнел.
   — У вас есть полное право с ним поговорить — вы же ему теперь близкий родственник. Ваше мнение будет для него значить гораздо больше, чем мое…
   — С какой это стати? — резко оборвал ее Колин.
   Эмма с удивлением взглянула на него.
   — Вряд ли ему понравится, что я вмешиваюсь в его жизнь, — добавил он.
   — Но…
   — Собственно говоря, я попытался сделать ему небольшое внушение, когда возвращал расписки, но он встал на дыбы.
   — Теперь все изменилось. Вы теперь…
   — У парня есть отец, друзья… сестра, в конце концов. Меня его дела абсолютно не касаются.
   — Когда молодой человек. становится на опасный путь, это касается всех, — сердито сказала Эмма. — И отказывать ему в помощи…
   — Я женился на вас, а не на всем вашем семействе, — отрезал Колин. — Убежден, что Робину и так не поздоровится от собравшихся в этом зале. Я к ним присоединяться не собираюсь.
   Его тон заставил Эмму замолчать. Она выпрямилась в кресле и сжала губы. Так вот что значит рациональная брачная сделка, думала она. На одно она имеет право рассчитывать, а на другое — нет. И если она переступит эту невидимую черту, Колин не замедлит ей об этом напомнить. Эмме совсем не понравилась его отповедь, и с языка у нее рвались злые слова. Но публичных сцен в ее жизни было более чем достаточно, и что-что, а подавлять свои эмоции жизнь ее научила. Надо смириться, ведь барон Сент-Моур женился на ней не из великой любви — так какие могут быть претензии?!
   Уэрхема же слова Эммы повергли в мрачные воспоминания. Перед его мысленным взором вновь встали сцены сражений и, главное, лица — лица молодых людей, которыми он командовал и которые пали в этих сражениях. Хватит, он положил достаточно сил, чтобы благополучно провести юношей по бурным порогам жизни. Иногда он получал от этого удовлетворение, но чаще испытывал боль — боль, которая не оставила его до сих пор.
   Он изо всех сил старался вырваться из лап мрачных кошмаров, но ему это плохо удавалось. В такие минуты Колин впадал в отчаяние. Украдкой посмотрев на Эмму, он снова задал себе вопрос, который мучил его все последние дни: не слишком ли много он на нее взваливает? Он честно рассказал ей о черной пелене, которую на него набросила война, но вряд ли эта прелестная женщина представляла, что эта пелена убила в нем всю радость жизни. Человек, не познавший войну, этого не поймет. Да, может быть, и хорошо, что не поймет, зачем пугать!
   Пусть все остается, как есть. Он бросил к ее ногам аристократический титул и состояние, а теперь будет играть — в этой мирной жизни обязательно надо играть, играть разные роли.
   Вдруг Колин почувствовал, что не в силах больше терпеть это шумное застолье.
   — Нам пора ехать, — сказал он Эмме все с той же резкостью в голосе. — Уже почти четыре часа, а дорога до Корнуолла дальняя.
   Эмма молча, не глядя на него, встала и взяла сумочку. Слегка нахмурившись, Колин подал ей руку. По-прежнему молча, Эмма положила на нее свою.
   Шумная компания, состоявшая в основном из офицеров, проводила их до кареты.
   Багаж был в нее загружен заранее, и молодым оставалось только занять свои места. Выкрики подвыпивших офицеров вогнали Эмму в краску.
   Они сели в карету, и Колин стукнул палкой по потолку, давая кучеру сигнал трогаться.
   Эмма помахала всем из окошка и откинулась на подушки сиденья. Карета тронулась с места и загрохотала по булыжной мостовой.
   «Ну вот, — думала Эмма, — я совершила ту самую ошибку, которую тысячу раз зарекалась не совершать: вышла замуж за почти незнакомого человека. За те две недели, что я буду с ним наедине, я узнаю, что он на самом деле представляет собой, узнаю все его странности и причуды». Это, как она знала по опыту, удовольствия ей не доставит.
   Колин, украдкой наблюдавший за ней, был поражен суровостью ее лица.
   — Кажется, нам повезло с погодой, — только и сказал он.
   Эмма буквально выдохнула что-то неопределенное — было ясно, что она не желает поддерживать разговор.
   — Свадьба — утомительная церемония, — добавил Колин.
   — У меня в этом мало опыта, я выходила замуж только два раза. — Эмма упорно смотрела в окно, словно ее страшно занимали сцены уличной жизни. — Да первый раз и церемонии-то не было, — вполголоса добавила она.
   Колин не услышал ее последних слов.
   — Мне, по крайней мере, так показалось, — продолжал он. — Все старались веселиться, но веселье получилось какое-то вымученное…
   — Вот как? Вымученное?
   — Ну, может, не вымученное, а напускное, — поправился Колин. — В большинстве случаев свадьба — это просто закрепление союза между двумя семьями. Порой жених и невеста едва знакомы. Зачем же тогда притворяться, что они в экстазе?
   — Действительно, зачем?
   Колин понял, что неудачно выразился.
   — Я вовсе не хотел сказать, что и у нас…
   — Можете не поправляться, милорд. Я вас отлично поняла.
   — Вы же знаете, Эмма, что я очень доволен, что женился на вас.
   — Довольны. Вот именно.
   — Я имел в виду саму процедуру венчания. К нам это не имеет никакого отношения.
   — Почему же? К нам ваши слова имеют самое непосредственное отношение. Мы ведь тоже едва знакомы.
   — Мне казалось, что мы обо всем благополучно договорились, — возразил Колин.
   — Благополучно? — взорвалась Эмма.
   — Перестаньте повторять каждое мое слово. Что с вами?
   Наконец Эмма повернулась к нему лицом:
   — Со мной ничего. Это вы жалуетесь на утомление, милорд.
   — Я не жаловался на утомление. Я только сказал…
   — Если вы устали, поспите, — перебила его Эмма. — Обо мне можете не беспокоиться. Меня совсем не обязательно развлекать.
   — А я-то полагал, что у вас достаточно ума, чтобы не обижаться на общие фразы.
   — Меня нисколько не обидело ваше мнение о бракосочетаниях, — запальчиво сказала Эмма. — Я ничуть не сомневаюсь в его справедливости.
   — Тогда что же на вас нашло? Я еще не видел вас такой колючей.
   — Не видели? Что ж, в течение ближайших дней нам обоим предстоит узнать друг о друге много нового, — резко бросила Эмма и с силой вцепилась в край окошка кареты. Она кипела от злости. Собственно говоря, Колин этого не заслужил, но Эмма ничего не могла с собой поделать.
   Колин вглядывался в ее лицо. Гнев в нем поднимался медленно, но и стихал трудно и долго. Ему надоело слушать колкости Эммы.
   — Если мы и впредь будем так же бессмысленно препираться, мы ничего друг о друге не узнаем. Скажите прямо, что вас рассердило?
   — Ничего! — вскричала Эмма, сама удивляясь своей ярости. — Оставьте меня в покое, вот и все!
   В карете наступила тишина. Стук копыт по мостовой, крики уличных разносчиков вдруг показались обоим оглушительно громкими. Вскоре лошади пошли резвее, и Эмма решила, что они выехали на Южную дорогу. Через какое-то время в окне стали мелькать пригородные дома, а потом взору открылись просторы полей. Постепенно гнев Эммы остывал, и она подумала, что, пожалуй, обошлась с Колином слишком резко. Ну, разве можно ожидать, чтобы человек в день свадьбы согласился взять на себя ответственность за непутевого юношу-родственника, с которым он только что познакомился? Она слишком многого от него потребовала. И ей вовсе не хотелось, чтобы ее семейная жизнь начиналась со взаимных обид и перебранок. Она вспомнила, что Колин употребил слово товарищество. На этом был основан весь их брачный уговор, и она полностью его поддерживала. Неужели за несколько часов все разлетелось вдребезги?
   Эмме было страшно обернуться и посмотреть на Колина. Она боялась увидеть на его лице то же самое враждебное выражение, которое видела на лице Эдварда, когда она на что-нибудь жаловалась или что-нибудь от него требовала. Ей стало нехорошо от одной этой мысли.
   — Мне кажется, что в Треваллане вам понравится, — спокойно сказал Колин безо всякого раздражения в голосе.
   Эмма вздохнула с облегчением.
   — Он стоит на высоком скалистом берегу, — продолжал Колин, — и построен из камня. Во время штормов приятно сознавать, что ты хорошо защищен от стихии.
   Эмма откинулась на спинку сиденья и положила руки на колени.
   — Но климат там не такой уж плохой, — продолжал Колин. — Вы, наверное, удивитесь — там сейчас тепло. Хотя, конечно, время от времени океан нагоняет непогоду.
   Эмма посмотрела ему в лицо. Он ответил ей серьезным взглядом, но уголок его рта дернулся в выдержанной улыбке, и одна бровь вопросительно поднялась.
   — Перемирие? — спросил он.
   Эмму словно отпустило. Нет, она не совершила второй роковой ошибки. Она уже не глупая своевольная девчонка. Она заключила осмысленную сделку и будет выполнять свои обязательства. Оба они вполне способны сдерживать свои эмоции.
   — А деревня поблизости есть? — спросила она.
   Колин помедлил, словно собираясь заговорить о чем-то другом, но потом просто молча кивнул.
 
   Через несколько часов Эмма очнулась от дремоты и увидела, что на западе уже гаснет поздний летний закат. Стая грачей взлетела с огромного придорожного дуба, мельтеша и кружась, как черные конфетти, на фоне пурпурной полосы на горизонте. Карета вдруг свернула на узкую дорожку, и через несколько минут подъездная аллея привела их к большому каменному особняку.
   — Что это? — спросила Эмма.
   — Это дом моего друга. Мы здесь заночуем.
   — Визит новобрачных? — с опаской спросила Эмма.
   — Нет-нет. Ральфа нет дома. Он просто предложил мне остановиться у него на ночь.
   — Вместо гостиницы?
   — Я и не собирался провести первую брачную ночь в какой-то захудалой гостинице, — высокомерно заявил Колин.
   Его тон удивил Эмму.
   — Прошу прощения, милорд, — проговорила она.
   Колин усмехнулся:
   — Не хватало еще, чтобы слуги стучались в дверь, спрашивая, не надо ли нам того или другого, или чтобы пьяная компания внизу начала драть глотки… в самый неподходящий момент.
   Эмма внутренне сжалась. Он и не представляет, как точно описал обстановку, в которой она провела свою первую брачную ночь. У него и в мыслях нет над ней насмехаться. Ничего похожего на тот ужасный вечер ее не ждет. Но тягостные воспоминания против воли нахлынули на Эмму, испортив ей настроение и убив в ней желание разговаривать с Колином.
   Как только карета остановилась перед подъездом, лакей открыл парадную дверь. Их слуга подскочил к дверце кареты и опустил лесенку. Колин вышел из кареты. Эмма нерешительно помедлила. Через минуту они уже входили в дом.
   Ей сразу стало очевидно, что хозяин оставил слугам соответствующие распоряжения. Домоправительница, тепло их встретив, показала предназначенные для них покои на втором этаже. Это оказалась большая гостиная, по обе стороны которой находились спальни. Лакеи принесли их багаж. После этого все ушли, и молодые остались наедине.
   Эмма все больше нервничала. Ругая себя за глупость, она подошла к открытому окну. В сгущающихся сумерках еще можно было разглядеть травянистый склон, спускавшийся к широкому извилистому ручью. Глаза радовались раскидистым ивам, ветви которых опускались прямо к воде. На другом берегу мирно паслось несколько лошадей. Вдруг неожиданно из-за поворота выплыли три лебедя. Изящно изогнув шеи, они плавно скользили по воде, оттенявшей их белоснежное оперение.
   Завороженная увиденным, Эмма едва услышала позади себя шаги.
   — Красиво, правда? — произнес Колин, подойдя к ней чуть ли не вплотную.
   — Да.
   — Я часто здесь бывал мальчиком. Вон там, под ивами, есть очень уютная беседка. Там так тихо, что слышно, как перешептываются листья.
   — Звучит прелестно, — проговорила Эмма, каждой клеточкой своего тела ощущая его близость.
   — Может быть, завтра утром успеем туда сходить.
   Колин обнял ее за талию. Эмма постаралась расслабиться, но это ей не удалось. Она заметила, что дрожит, и подумала, что, кажется, собирается разыграть из себя последнюю дуру. Высвободившись из рук Колина и пробормотав: Извините, я на минуточку, — она быстро прошла в одну из спален и закрыла за собой дверь.
   «Все будет иначе, и я сама другая», — убеждала она себя, стоя как истукан посреди роскошной комнаты, нервно стиснув кулаки. Но мысли упорно возвращали ее в тот день, когда она осталась с молодым мужем одна в спальне и испытала первое из многих разочарований, которые ждали ее в семейной жизни.
   Проведя целый день в дороге, преследуемые страхом погони, они оба страшно устали. Эмма была в изнеможении, и, кроме того, ее разочаровала поспешная и прозаическая процедура бракосочетания. Ей так хотелось, чтобы Эдвард ее подбодрил, сказал, как он ее любит, заверил, что в будущем у них все будет прекрасно, ну хотя бы улыбнулся в знак того, что он рад быть С ней вместе, несмотря на все трудности, которые им пришлось перенести. Но Эдвард молча снял камзол и так же молча начал стягивать заляпанные грязью сапоги.
   Не зная, что ей полагается делать, Эмма сняла накидку и перчатки, отколола шляпку и положила все это на подоконник, В маленькой комнате совсем не было мебели, только огромная кровать. Когда она обернулась, Эдвард уже снял рубашку и стоял перед ней в одних бриджах. Наконец-то он улыбался, но не такой улыбкой, которую ждала Эмма. Теперь Эмма понимала, что в ней было что-то хищническое. Эдвард подошел к двери и повернул в замке ключ, сказав при этом: «Еще войдет кто-нибудь. Нам ведь это ни к чему, правда?» Потом он поцеловал ее в своем обычном стиле — вгрызшись в ее губы зубами — и стал стягивать с нее платье. Эмма вспомнила, как он рассердился, не справившись с застежками на ее платье.
   — Давай быстрее в постель, — сказал он, отступив от нее. — Чертовски холодно.
   Он повернулся к ней спиной, снял бриджи и забрался в постель. Кое-как, дрожа от холода, она стянула с себя одежду. Теперь-то она понимала, что он не хотел помогать ей только потому, что желал полюбоваться, как она неловко раздевается. Ему всегда нравилось видеть ее испуганной. Когда она легла в постель, Эдвард рывком притянул ее к себе и еще раз вгрызся ей в рот. Его тело пылало жаром и почему-то все как бы состояло из острых углов. Вскоре после этого он забрался на нее, минуту повозился у нее между ног, и тут же она вскрикнула от боли. Он засмеялся. И хотя впоследствии она пыталась уверить себя, что он принял ее крик за стон наслаждения, она знала, что это было не так…
 
   В дверь постучали, и Эмма от неожиданности вздрогнула.
   — Эмма? — раздался голос Колина. Эти двое мужчин ни в чем не похожи друг на друга, напомнила себе Эмма. Страдания людей не доставляют Колину наслаждения, и уж, во всяком случае, он женился на ней не по расчету. Эмма попыталась вызвать воспоминание о его поцелуе, но все равно не могла заставить себя сдвинуться с места.
   — Эмма, — повторил Колин. — Что с вами?
   «Я веду себя по-идиотски, — твердила себе Эмма. — Я не девочка, а взрослая женщина. И я заключила с ним уговор. Теперь уже поздно об этом сожалеть и пытаться выкрутиться. Кроме того, я всегда держу слово».
   С трудом переставляя ноги, она подошла к двери и открыла ее.
   Колин стоял неподвижно, внимательно вглядываясь в нее.
   — Принесли ужин, — сказал он. — Вы голодны?
   Эмма не знала, голодна ли она, но была рада отсрочке.
   Перед камином, в котором, несмотря на теплую погоду, пылал огонь, стоял маленький столик. На тарелках лежали кусочки тонко нарезанной холодной курицы, свежий хлеб и сыр, в кувшине был компот из яблок и персиков. Все выглядело очень аппетитно. Колин налил в бокал шампанского и подал его Эмме. Она с готовностью взяла его и выпила половину чуть ли не залпом. Только после этого она села в кресло возле столика.
   Колин поднял бровь и, казалось, хотел что-то сказать, но передумал и сел в другое кресло.
   — Мы с Ральфом вместе учились в школе, — сообщил он, раскладывая еду по тарелкам. — И подружились в возрасте шести лет, когда обнаружили, что оба обожаем хорьков.
   Эмма улыбнулась от облегчения. Она вдруг почувствовала, что очень даже голодна.
   — Ральф даже привез своего любимого хорька с собой в школу, — продолжал Колин. — И целую неделю ухитрялся скрывать его от учителей. Хорек жил у него в кармане. После этого я проникся к нему уважением на всю жизнь.
   — Это понятно, — отозвалась Эмма и допила шампанское.
   Во время ужина Колин непринужденно болтал о доме, в котором они оказались, о своем друге Ральфе и об их совместных проделках. Его ровный голос, вино и еда помогли Эмме успокоиться. Через пятнадцать минут она уже называла себя беспросветной дурой. Зачем надо было закрываться от мужа в спальне? К тому времени, когда они встали из-за стола, по ее телу разлилось приятное тепло, а от напряжения не осталось и следа. Эмма была готова ко всему. Более того, опасаясь, что опять струсит, она не хотела откладывать неизбежное. Набравшись духу, она подошла к Колину и обняла его за шею.