Страница:
Мировая цивилизация порождает и общность организации экономики, норм права, бытовой культуры, и характерный сдвиг в нравственных ориентациях. От обособленных и замкнутых в себе нравственных кодексов, имеющих смысл для своего народа, своей касты, своего сословия, происходит переход к универсальным, всеобщим нравственным нормам и принципам. Завершением этого процесса генерализации в сфере нравственного духа можно считать сформулированный Кантом категорический императив: «…поступай согласно такой максиме, которая в то же время сама может стать всеобщим законом» [153, с. 279].
Индивидам, привыкшим следовать двойным стандартам, обеспечивающим личное или групповое возвышение за счет других, трудно признать на практике категорический императив. Но он уже сформулирован как универсальная нравственная истина. Теперь ситуация такова, что нецивилизованное поведение оказывается просто безнравственным. Сегодня реальную угрозу для бытия самого человека представляет возникновение все более широких масс индивидов, которые знают только лишь внешние причины своего поведения. Таким индивидам принципы кажутся чем-то ненужным.
Сфера духа как раз и обнаруживает себя в конкретных формах человеческого поведения (например, формы поведенческого, действенного характера, а также речевого, коммуникативного, языкового порядка и т.д.). Это могут быть и самоутвержденная общественная деятельность и социальное равнодушие; честное выполнение своего общественного и профессионального долга и жульничество, воровство, кумовство; следование правовым нормам и преступное поведение.
Вот почему поиск наиболее эффективных средств по воплощению принципа гуманизма в образовании должен осуществляться в пространстве продуктивной деятельности людей в социально значимых образовательных практиках. Гуманизация и гуманитаризация российской системы образования должна предусматривать существенное расширение возможностей человека для проявления творческой инициативы непосредственных участников образовательных практик на уровне отдельных классов (групп), учебно-воспитательных учреждений и на региональном уровне (в пределах городов, поселков, административных районов и субъектов Федерации). Это позволит избежать ограниченности рассмотрения системы образования только лишь как социального института.
В контексте изложенного повышение статуса полиязыковой культуры личности обучающегося и обучающего в условиях специально организованного образовательного пространства, расширение возможностей языкового доступа человека как социального субъекта к образованию и культуре при целостном подходе к изучению социально-философских проблем гуманизации российского полиязыкового образовательного пространства становится исходной посылкой при исследовании различных аспектов гуманитарного образования.
Гуманистические идеи в кризисной ситуации, а гуманизм как сложная система идей оказываются в центре идеологической и политической борьбы в обществе.
§ 3. Глобализация и полиязычие
Индивидам, привыкшим следовать двойным стандартам, обеспечивающим личное или групповое возвышение за счет других, трудно признать на практике категорический императив. Но он уже сформулирован как универсальная нравственная истина. Теперь ситуация такова, что нецивилизованное поведение оказывается просто безнравственным. Сегодня реальную угрозу для бытия самого человека представляет возникновение все более широких масс индивидов, которые знают только лишь внешние причины своего поведения. Таким индивидам принципы кажутся чем-то ненужным.
Сфера духа как раз и обнаруживает себя в конкретных формах человеческого поведения (например, формы поведенческого, действенного характера, а также речевого, коммуникативного, языкового порядка и т.д.). Это могут быть и самоутвержденная общественная деятельность и социальное равнодушие; честное выполнение своего общественного и профессионального долга и жульничество, воровство, кумовство; следование правовым нормам и преступное поведение.
Вот почему поиск наиболее эффективных средств по воплощению принципа гуманизма в образовании должен осуществляться в пространстве продуктивной деятельности людей в социально значимых образовательных практиках. Гуманизация и гуманитаризация российской системы образования должна предусматривать существенное расширение возможностей человека для проявления творческой инициативы непосредственных участников образовательных практик на уровне отдельных классов (групп), учебно-воспитательных учреждений и на региональном уровне (в пределах городов, поселков, административных районов и субъектов Федерации). Это позволит избежать ограниченности рассмотрения системы образования только лишь как социального института.
В контексте изложенного повышение статуса полиязыковой культуры личности обучающегося и обучающего в условиях специально организованного образовательного пространства, расширение возможностей языкового доступа человека как социального субъекта к образованию и культуре при целостном подходе к изучению социально-философских проблем гуманизации российского полиязыкового образовательного пространства становится исходной посылкой при исследовании различных аспектов гуманитарного образования.
Гуманистические идеи в кризисной ситуации, а гуманизм как сложная система идей оказываются в центре идеологической и политической борьбы в обществе.
§ 3. Глобализация и полиязычие
Глобализация – это крайне противоречивый, происходящий во всемирном масштабе процесс, пронизывающий все аспекты и сферы общественной жизни. Однако его сущность и содержание трактуются в научной литературе весьма по-разному, а значимость оценивается с диаметрально противоположных позиций. Одни авторы пишут о глобализации как об однозначно прогрессивном феномене, раскрывающем всем людям невиданные перспективы и блага, а другие, наоборот, видят в нем величайшую угрозу для человечества, чреватую апокалипсической катастрофой [1; 6; 17; 75; 78; 91; 92; 140; 147; 150; 156; 167; 212; 238; 300].
По мнению Т. Фридмана, «глобализация – это неизбежная интеграция рынков, государств-наций и технологических методов, интеграция в такой степени, какая не наблюдалась никогда ранее, – интеграция, позволяющая отдельным людям, корпорациям и государствам-нациям устанавливать связи по всему миру, на любом расстоянии, быстрее, надежнее и дешевле, чем когда-либо [340, с. 74]. В таком же духе высказываются Г. Глисон, М.Д. Интриллигейтор, А. Володин и Г. Широков, понимающие под глобализацией переход к сообществу без границ как огромное увеличение масштабов мировой торговли и других процессов международного обмена в условиях все более открытой, интегрированной, не признающей границ мировой экономики. Подчеркивая, что речь идет не только о традиционной внешней торговле товарами и услугами, но и о валютных потоках, движении капитала, обмене технологиями, информацией и идеями, перемещении людей [147; 91].
Указанные авторы пишут в основном о технической и технологической сторонах глобализации, о невиданных новых возможностях общения, открываемых научно-техническим прогрессом и информационной революцией, не касаясь ее негативных сторон. Другие исследователи сосредоточивают главное внимание на противоречивых социальных последствиях этого процесса. Так, В.М. Колонтай показывает, что использование научно-технических достижений сопровождается игнорированием сложившихся национальных сообществ, многих социальных, культурно-цивилизационных и природно-экологических императивов [167, с. 25–35]. Международный крупный бизнес начинает отрицать само понятие «национального» как определяющего и контролирующего фактора хозяйственной деятельности. Демократический принцип контроля и участия народных масс в принятии политических и экономических решений, который российские либералы поднимали на щит, когда захватывали власть, теперь отбрасывается ими как досадная помеха. «Один из главных процессов глобализации – процесс перераспределения финансовых потоков, налоговых платежей, как в национальном, так и в транснациональном масштабе – закладывает предпосылки для социального и политического неравенства, провоцирует международные конфликты» [212, с. 57].
«Постиндустриальное общество», согласно Дэниелу Беллу, отличается тем, что в нем главным объектом человеческой деятельности становится информация (ее получение, переработка, передача, распространение, управление информационными потоками). А развитие информационных технологий ведет к созданию сети информационных каналов, охватывающих всю нашу планету. Уже индустриальное общество не может существовать без движения вовне. А постиндустриальное общество с его погоней за новизной и невиданными темпами роста потребностей в ресурсах и рынках сбыта – тем более. Для него и вся Земля оказывается тесной. Космос – его цель. Глобализация есть и следствие развития постиндустриального общества, и условие, без которого его развитие было бы невозможно. Глобализация необходима человечеству, ибо без нее невозможно справиться с проблемами, возникающими вследствие развития постиндустриального общества. Исторической эпохе разрозненного существования народов и стран приходит конец [156, с. 49–50].
Понятием «глобализм» принято обозначать специфику человеческого бытия в конце XX – начале XXI века на планете Земля. Хотя объективное содержание, отмечает А.С. Панарин [239], этого наимоднейшего слова либерально-прогрессистской мысли поразительно банально. Еще в XIX столетии ученые писали о едином мировом пространстве, создаваемом рыночной цивилизацией товарообмена. «Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка, – отмечали Маркс и Энгельс, – сделала производство и потребление всех стран космополитическим. …Исконные национальные отрасли промышленности уничтожены и продолжают уничтожаться с каждым днем. Их вытесняют новые отрасли промышленности, введение которых становится вопросом жизни всех цивилизованных наций, – отрасли, перерабатывающие уже не местное сырье, а сырье, привозимое из самых отдаленных областей земного шара, и вырабатывающие фабричные продукты, потребляемые не только внутри данной страны, но и во всех частях света. Вместо старых потребностей, удовлетворяющихся отечественными продуктами, возникают новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдаленных стран и самых различных климатов. На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счет продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству. Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием» [213, с. 428].
Появление механического ткацкого станка в Англии обернулось разорением миллионов ткачей в Индии. Американская буржуазная революция обернулась войной за независимость, в которой против Англии выступили также Франция, Испания, Голландия и косвенно Россия. Однако эти события в конце XVIII века стимулировали французскую революцию, идеи которой, в свою очередь, стали подрывать основы восточных монархий и вдохновляли декабристов в России. Как бы ни поражала наше воображение современная информационная революция, к сути понятия «глобализация» современная эпоха, по мнению А.С. Панарина, мало что добавила – только несколько количественных параметров: небывалую скорость общения и расширение его диапазона. Новации глобализма глубже всего сказались на культурных, нравственных и политических устоях обществ, выражая «позиции последовательного отстранения от всех местных интересов, норм и традиций». Если в эпоху формирования великих европейских наций феодальному местничеству противостояло единое суперэтническое пространство государства-нации, то теперь само это государство третируется как носитель тормозящего прогресс местничества [238, с. 5–6].
Думается, А.С. Панарин, совершенно верно отмечая «радикальные изменения в социально-политической стороне глобализма, недооценивает глубину породившего их переворота в его технико-экономической основе, начавшегося в конце 70-х годов. Реактивная авиация и космическая техника сблизили все континенты, а мощь общего числа компьютеров удваивалась каждые 18 месяцев, что существенно изменило весь деловой мир. Так, британский концерн „Юнилевер“, 500 компаний которого находятся в 75 странах мира, или базирующийся в США „Эксон“, 75% доходов которого получаются не в США, могут быть названы национальными компаниями лишь условно. В заграничных филиалах на рубеже тысячелетий создавались товары стоимостью 5 трлн долларов. Различия между взаимозависимостью национальных экономик в прошлом и экономикой глобализированной качественные» [237, с. 45].
В результате распада советского блока в холодной войне Америка выступила в роли победителя, диктующего миру свою волю, свои законы. Достаточно вспомнить ее агрессию против Югославии и Ирака. «Впервые в истории неевразийская держава стала не только главным арбитром в отношениях между европейскими государствами, но и самой могущественной державой мира», – с глубоким удовлетворением констатирует З. Бжезинский [34, с. 11]. Утверждение монополярного мира создало массу новых проблем для всех стран, в числе которых не последнее место занимает вероломное отступление победителя от принципов, обеспечивших ему широкую поддержку. Когда существовала равная им по силе держава, США апеллировали к принципам национального суверенитета, демократии, плюрализма и полицентризма, равноправного участия всех стран в решении мировых проблем. Теперь они демонстрируют пещерный принцип силы, беззастенчиво попирают слабых, откровенно заявляют о своих претензиях на мировое господство, объявляют зоной своих национальных интересов все постсоветское пространство, включая Украину, Белоруссию, Среднюю Азию и Кавказ.
Глобализм – своего рода новая форма империализма. Со времен падения Берлинской стены минуло почти 20 лет, но люди не стали жить лучше. Новая концепция мира заключается в том, что не будет никаких наций. А что дальше? Что тогда вера, что есть идея? Полагать, что рынок является тем самым чудесным инструментом, который урегулирует все отношения людей и народов? Это наивно и опасно, это обман. Речь идет о финансовом наднациональном объединении. Действуют мощные транснациональные силы, проводящие политику глобализации. Их цели, чем бы они ни прикрывались – борьбой с терроризмом, насаждением демократии, – банальны: получить в свою собственность природные ресурсы той или иной страны. Если для этого требуется уничтожить страну как целостное (например, Югославию), сильное государство, то почему бы и нет?
Серьезные экономисты говорят, что для переходного периода от коммунистического режима к рыночной экономике нужно 20–30 лет. Однако финансовые наднациональные объединения не могут так долго ждать. Глобальные компании хотят разрушить национальную инфраструктуру в короткие сроки, чтобы потом скупить все как можно дешевле: и природные богатства, и рабочую силу. По сути это та же оккупация, завуалированная под цивилизационные методы. Они сделали все, чтобы раздробить Югославию на маленькие островки – сюда проникнуть легче, чем в большую страну. Крах был инициирован извне. Югославию искусственно демонтировали. Так сложилось, что именно нынешние правители мира, используя идеи национализма, решили навязать новую историю. Хорватия уже этнически почти очищена, Словения тоже. Единственная страна, в которой соседствуют представители различных наций, – это Сербия. Западный мир очень прост: прибыль для него – прежде всего, а все рассуждения о морали и демократии зачастую – обыкновенная болтовня. С Россией сейчас происходит то же самое, что и с Югославией. То, что было опробовано на Югославии, теперь успешно применяется к России. Все силы брошены на Россию, являющуюся источником русской цивилизации. Стратегия американского глобализма в области культуры заключается в том, чтобы буквально всем явлениям жизни и культуры придать товарную, а значит, отчуждаемую форму меновой стоимости. Все, что не имеет товарного статуса и признанной меновой стоимости, объявляется пережитками традиционализма.
Во всякой здоровой культуре приоритетными выступают испытанные коллективные ценности: родной язык, священная земля предков, национальные интересы, гражданский и воинский долг. Ценностями высшего порядка всегда признавались честь, достоинство, совесть, любовь, вдохновение, истина, красота. Международная экономическая власть с болезненной ревностью относится ко всем непродаваемым и неотчуждаемым ценностям. Там, где есть люди, которых нельзя купить, эта власть чувствует себя ограниченной и неполной, ожидая неприятных сюрпризов. «Пока на местах существуют неотчуждаемые ценности, глобальная власть невозможна. Только вовлечение этих ценностей во всемирный оборот купли-продажи обеспечивает тем, кто сосредоточил в своих руках мировые финансы, действительную власть над миром [238, с. 130–133].
Однако финансовая власть только тогда всемогуща, когда опирается, во-первых, на превосходящую вооруженную силу, а, во-вторых, на господство в духовной, идеологической и культурной сферах – иначе говоря, на духовную глобализацию [197, с. 286]. В современных условиях это достигается прежде всего господством в СМИ и, следовательно, в области слова, т.е. языка. «Для создания мира, фактически контролируемого из одного центра, необходимы, как минимум, две предпосылки: языковое общение и религиозная совместимость. …Гегемония или просто главенство США требует утверждения всемирной роли английского языка» [324, с. 190]. Так как широкое распространение в российском обществе английского в качестве языка общения весьма проблематично, то для духовного порабощения народа властители обязательно внедряют «новояз» по-Джорджу Оруэллу, и именно с него («В начале было Слово») началась геополитическая катастрофа России.
Например, в современной России вместо обращения «товарищ» вводят «господин», разрушение страны и геноцид народа называют «трансформацией» и «реформами», разворовывание общенародного достояния – «приватизацией», элементарную перепродажу товаров с целью наживы, т.е. спекуляцию, которую даже Г. Форд считал видом воровства, – «бизнесом», ликвидацию прав на бесплатное образование, медицинскую помощь и жилье – «гуманизмом», лишение ветеранов и инвалидов льгот – «монетизацией», лишение основной массы народа возможности влиять на властные решения – «демократией», фактическую легализацию пропаганды насилия, аморализма и апологию предателей Родины в СМИ, проституции, гомосексуализма и прочих половых извращений – «либерализацией» ит.п.
Не трудно заметить, что большинство терминов российского «новояза» – это заимствования из иностранных языков, в основном из английского, на котором говорят американские глобализаторы и который претендует на роль мирового языка. Неслучайно в западноевропейских странах, успевших после Второй мировой войны довольно предметно познакомиться с негативными сторонами «американизма», гораздо активнее, чем в России, ширится антиглобалистское движение. Причем все больше людей начинают понимать, что внедрение англицизмов (особенно в американских вариациях) в родную речь служит одним из главных путей глобализации – языковым империализмом, представляющим угрозу национальной безопасности. Во Франции даже принят закон Тубона о защите государственного языка. Вице-президент Петровской академии наук и искусств, профессор А.И. Субетто вполне обоснованно ставит вопрос о необходимости принятия аналогичного закона в нашей стране. «Нужна, – пишет он, – специальная федеральная программа по сохранению и развитию словесности, без которой немыслима ни одна программа по гуманизации и гуманитаризации российской школы» [301, с. 444–455].
Поскольку широкое распространение английского языка в современном мире – объективная реальность, постольку необходимо ее всестороннее философское осмысление. Английский язык по числу разговаривающих на нем занимает второе место после китайского языка. Английский язык фактически является наиболее распространенным языком международного общения. На нем публикуется основная часть научной литературы. Если даже исходить из утверждения, что это язык глобализаторов – потенциальных «недоброжелателей» России, то тем важнее его хорошо знать. Кроме того, английский язык – язык Шекспира, Киплинга, Лондона, Дж. Остин, Байрона и многих других классиков мировой литературы. Его изучение, как и любых других неродных, в частности иностранных языков, способствует культурному росту, увеличению духовного богатства личности и более глубокому пониманию богатств и красоты родного языка. Основательное владение иностранными языками может способствовать как отчуждению от собственных национальных ценностей, так и более полной самоидентификации с ними, росту национального самосознания, патриотизма, освоению родной культуры.
Принципиальное значение для понимания содержательной и функциональной сущности культуры в широком контексте в субстанциональном плане приобретают следующие позиции.
Материальная и духовная культура составляет основу социокультурного пространства, которое отражается в сознании человека с помощью искусственных стимулов-средств (знаково-символическое сознание). К приоритетным факторам (источникам) сознательной деятельности, направленной на освоение и преобразование информационного пространства невербального и вербального поведения личности, отнесем наиболее значимые: внешний, предметный и духовный мир; социокультурную среду; духовно-нравственный мир индивида.
Внешний, предметный и духовный мир: природные, социальные и духовные явления отражаются в сознании в виде конкретно-чувственных и понятийных образов, культурных концептов. Их отображение в сознании есть их копии (или символы), несущие в себе информацию о них, об их внешней стороне или их сущности. Такого рода информация является результатом взаимодействия человека с наличной ситуацией, обеспечивающей его постоянный непосредственный контакт с нею.
Социокультурная среда: общие понятия, этические, эстетические установки, социальные идеалы, правовые нормы, накопленные обществом знания. Сюда относятся средства, способы, формы познавательной деятельности. Часть норм и запретов социокультурного характера транслируется в индивидуальное сознание, становясь частью этого сознания. Индивидуальное сознание способно подниматься благодаря этому над непосредственно данной ситуацией на уровень общественного ее сознания и осмысления, так как индивид обладает способностью смотреть на мир глазами общества. Следовательно, культура – это, прежде всего, совокупность результатов совместной деятельности людей по созданию материальных и духовных ценностей. При этом сложные структурные взаимосвязи трансформирующихся сознаний, сплавы наук и дисциплин – тенденция к спроецированному внутреннему мирозданию, утверждающему уникальную значимость каждой отдельной личности.
Культура, выступая как исторически концентрированный опыт, предоставляет через образование каждому человеку возможность превратить этот опыт в личностный смысл, являясь противоречивым единством культуры как целостности и личностной культуры. Каждая личность выступает как носитель личностной культуры, т.е. культурного богатства личности. Личностная культура отличается от всего накопленного богатства культуры, в частности, тем, что всегда несет в себе представление об условиях, средствах и целях, мотивах и потребностях, характерных именно для данной личности, именно в данный момент и в данном обществе. Отсюда возникает необходимость постоянной коммуникации, перехода друг в друга культуры общества и личностной культуры [201]. Но культура – это не только вещи, но и технические и технико-эстетические изображения в виде планов, карт, схем, картин, музыки, книг, рукописей и т.п. Она хранится в знаках, знаково-символических структурах. Таким образом, семиотическая представленность культуры соединяет в единое целое знаковое представление материальной и духовной культуры. Существуют понятия формы культуры и культурной деятельности, т.е. текущей деятельности на основе культуры. Различие форм культуры связано с видами культуры – личная, коллективная и общественная. Личная культура – культура отдельного человека, хранимая в знаниях и навыках, в вещах и знаково-символических структурах. Культура общества объективирована в вещах и знаках и является общедоступной. Культура коллектива известна каждому его члену и воплощается частично в искусстве труда, в знаниях и навыках отдельных людей, составляющих коллектив. Язык и культура составляют единство. Взаимодействуют и языки, так как «человек воспитывается в культурной среде, незаметно вбирая в себя не только современность, но и прошлое своих предков» [170, с. 81]. Человек живет также и в полиязыковом пространстве общества. Всякая языковая система есть общественно-исторический продукт, в котором находит отражение история народа, его культура, система отношений, традиций, фольклора и этноса. Языки (вербальные, невербальные), являясь фактом культуры, есть важное средство человеческого общения в передаче культурного опыта. К искусственным стимулам-средствам относят язык, различные формы нумерации исчисления, мнемотехнические приспособления, алгебраическую символику, произведения искусства, письмо, диаграммы, карты, чертежи, условные знаки и др.
Однако слова, означавшие базисные понятия жизни древних людей, различимы даже сегодня. Признается, что звуковые соотношения между языками разных основ – славянским, латинским и другими – обнаруживаются в словах, отображающих самые основные, коренные понятия человеческой деятельности и среды обитания человека. Это слова, относящиеся к миру «живого»: богам, человеку, животным. Это названия растений, деревьев и культурных злаков, слова для обозначения явлений природы, слова из области хозяйственной деятельности, материального быта, ремесел, транспорта и т.д.
В неопределенный момент до нашей эры группы представителей первичного индоевропейского племени начали расселение по Европе. Это было также переселением культуры и языка. Развитие деятельности развивает и язык, соответственно, требует общения с соседними племенами и народами. Начинается обратный процесс объединения, интеграции языков. В уже сложившиеся национальные языки приходят иноязычные слова или создаются так называемые кальки, точные воспроизведения этих иностранных слов на своем языке.
При этом человек как бы погружен в триаду «язык-речь-общение», где прежде всего через выбор языка общения и самовыражения он приходит к культуре. В свою очередь речевая культура личности является творческим трамплином для самосовершенствования, для ее самореализации. Речевая культура – составная часть культуры народа, связанная с использованием языка. Она включает в себя сам язык сего национальной спецификой, сего социальными и функциональными разновидностями, различиями в формах воплощения в речи (устная и письменная). Речевая культура – это также совокупность общезначимых для данного народа речевых произведений, система речевых событий и речевых жанров, обычаи и правила общения, присущее данному народу соотношение вербальных и невербальных (лингвистических и экстралингвистических) компонентов общения, способы сохранения и передачи языковых традиций. Каждый народ имеет свою речевую культуру и «…если мы обращаем внимание на манеру человека себя держать, его походку, его поведение, на его лицо и по ним судим о человеке, иногда, впрочем, ошибочно, то язык человека – гораздо более точный показатель его человеческих качеств, его культуры» [198, с. 80].
По мнению Т. Фридмана, «глобализация – это неизбежная интеграция рынков, государств-наций и технологических методов, интеграция в такой степени, какая не наблюдалась никогда ранее, – интеграция, позволяющая отдельным людям, корпорациям и государствам-нациям устанавливать связи по всему миру, на любом расстоянии, быстрее, надежнее и дешевле, чем когда-либо [340, с. 74]. В таком же духе высказываются Г. Глисон, М.Д. Интриллигейтор, А. Володин и Г. Широков, понимающие под глобализацией переход к сообществу без границ как огромное увеличение масштабов мировой торговли и других процессов международного обмена в условиях все более открытой, интегрированной, не признающей границ мировой экономики. Подчеркивая, что речь идет не только о традиционной внешней торговле товарами и услугами, но и о валютных потоках, движении капитала, обмене технологиями, информацией и идеями, перемещении людей [147; 91].
Указанные авторы пишут в основном о технической и технологической сторонах глобализации, о невиданных новых возможностях общения, открываемых научно-техническим прогрессом и информационной революцией, не касаясь ее негативных сторон. Другие исследователи сосредоточивают главное внимание на противоречивых социальных последствиях этого процесса. Так, В.М. Колонтай показывает, что использование научно-технических достижений сопровождается игнорированием сложившихся национальных сообществ, многих социальных, культурно-цивилизационных и природно-экологических императивов [167, с. 25–35]. Международный крупный бизнес начинает отрицать само понятие «национального» как определяющего и контролирующего фактора хозяйственной деятельности. Демократический принцип контроля и участия народных масс в принятии политических и экономических решений, который российские либералы поднимали на щит, когда захватывали власть, теперь отбрасывается ими как досадная помеха. «Один из главных процессов глобализации – процесс перераспределения финансовых потоков, налоговых платежей, как в национальном, так и в транснациональном масштабе – закладывает предпосылки для социального и политического неравенства, провоцирует международные конфликты» [212, с. 57].
«Постиндустриальное общество», согласно Дэниелу Беллу, отличается тем, что в нем главным объектом человеческой деятельности становится информация (ее получение, переработка, передача, распространение, управление информационными потоками). А развитие информационных технологий ведет к созданию сети информационных каналов, охватывающих всю нашу планету. Уже индустриальное общество не может существовать без движения вовне. А постиндустриальное общество с его погоней за новизной и невиданными темпами роста потребностей в ресурсах и рынках сбыта – тем более. Для него и вся Земля оказывается тесной. Космос – его цель. Глобализация есть и следствие развития постиндустриального общества, и условие, без которого его развитие было бы невозможно. Глобализация необходима человечеству, ибо без нее невозможно справиться с проблемами, возникающими вследствие развития постиндустриального общества. Исторической эпохе разрозненного существования народов и стран приходит конец [156, с. 49–50].
Понятием «глобализм» принято обозначать специфику человеческого бытия в конце XX – начале XXI века на планете Земля. Хотя объективное содержание, отмечает А.С. Панарин [239], этого наимоднейшего слова либерально-прогрессистской мысли поразительно банально. Еще в XIX столетии ученые писали о едином мировом пространстве, создаваемом рыночной цивилизацией товарообмена. «Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка, – отмечали Маркс и Энгельс, – сделала производство и потребление всех стран космополитическим. …Исконные национальные отрасли промышленности уничтожены и продолжают уничтожаться с каждым днем. Их вытесняют новые отрасли промышленности, введение которых становится вопросом жизни всех цивилизованных наций, – отрасли, перерабатывающие уже не местное сырье, а сырье, привозимое из самых отдаленных областей земного шара, и вырабатывающие фабричные продукты, потребляемые не только внутри данной страны, но и во всех частях света. Вместо старых потребностей, удовлетворяющихся отечественными продуктами, возникают новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдаленных стран и самых различных климатов. На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счет продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству. Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием» [213, с. 428].
Появление механического ткацкого станка в Англии обернулось разорением миллионов ткачей в Индии. Американская буржуазная революция обернулась войной за независимость, в которой против Англии выступили также Франция, Испания, Голландия и косвенно Россия. Однако эти события в конце XVIII века стимулировали французскую революцию, идеи которой, в свою очередь, стали подрывать основы восточных монархий и вдохновляли декабристов в России. Как бы ни поражала наше воображение современная информационная революция, к сути понятия «глобализация» современная эпоха, по мнению А.С. Панарина, мало что добавила – только несколько количественных параметров: небывалую скорость общения и расширение его диапазона. Новации глобализма глубже всего сказались на культурных, нравственных и политических устоях обществ, выражая «позиции последовательного отстранения от всех местных интересов, норм и традиций». Если в эпоху формирования великих европейских наций феодальному местничеству противостояло единое суперэтническое пространство государства-нации, то теперь само это государство третируется как носитель тормозящего прогресс местничества [238, с. 5–6].
Думается, А.С. Панарин, совершенно верно отмечая «радикальные изменения в социально-политической стороне глобализма, недооценивает глубину породившего их переворота в его технико-экономической основе, начавшегося в конце 70-х годов. Реактивная авиация и космическая техника сблизили все континенты, а мощь общего числа компьютеров удваивалась каждые 18 месяцев, что существенно изменило весь деловой мир. Так, британский концерн „Юнилевер“, 500 компаний которого находятся в 75 странах мира, или базирующийся в США „Эксон“, 75% доходов которого получаются не в США, могут быть названы национальными компаниями лишь условно. В заграничных филиалах на рубеже тысячелетий создавались товары стоимостью 5 трлн долларов. Различия между взаимозависимостью национальных экономик в прошлом и экономикой глобализированной качественные» [237, с. 45].
В результате распада советского блока в холодной войне Америка выступила в роли победителя, диктующего миру свою волю, свои законы. Достаточно вспомнить ее агрессию против Югославии и Ирака. «Впервые в истории неевразийская держава стала не только главным арбитром в отношениях между европейскими государствами, но и самой могущественной державой мира», – с глубоким удовлетворением констатирует З. Бжезинский [34, с. 11]. Утверждение монополярного мира создало массу новых проблем для всех стран, в числе которых не последнее место занимает вероломное отступление победителя от принципов, обеспечивших ему широкую поддержку. Когда существовала равная им по силе держава, США апеллировали к принципам национального суверенитета, демократии, плюрализма и полицентризма, равноправного участия всех стран в решении мировых проблем. Теперь они демонстрируют пещерный принцип силы, беззастенчиво попирают слабых, откровенно заявляют о своих претензиях на мировое господство, объявляют зоной своих национальных интересов все постсоветское пространство, включая Украину, Белоруссию, Среднюю Азию и Кавказ.
Глобализм – своего рода новая форма империализма. Со времен падения Берлинской стены минуло почти 20 лет, но люди не стали жить лучше. Новая концепция мира заключается в том, что не будет никаких наций. А что дальше? Что тогда вера, что есть идея? Полагать, что рынок является тем самым чудесным инструментом, который урегулирует все отношения людей и народов? Это наивно и опасно, это обман. Речь идет о финансовом наднациональном объединении. Действуют мощные транснациональные силы, проводящие политику глобализации. Их цели, чем бы они ни прикрывались – борьбой с терроризмом, насаждением демократии, – банальны: получить в свою собственность природные ресурсы той или иной страны. Если для этого требуется уничтожить страну как целостное (например, Югославию), сильное государство, то почему бы и нет?
Серьезные экономисты говорят, что для переходного периода от коммунистического режима к рыночной экономике нужно 20–30 лет. Однако финансовые наднациональные объединения не могут так долго ждать. Глобальные компании хотят разрушить национальную инфраструктуру в короткие сроки, чтобы потом скупить все как можно дешевле: и природные богатства, и рабочую силу. По сути это та же оккупация, завуалированная под цивилизационные методы. Они сделали все, чтобы раздробить Югославию на маленькие островки – сюда проникнуть легче, чем в большую страну. Крах был инициирован извне. Югославию искусственно демонтировали. Так сложилось, что именно нынешние правители мира, используя идеи национализма, решили навязать новую историю. Хорватия уже этнически почти очищена, Словения тоже. Единственная страна, в которой соседствуют представители различных наций, – это Сербия. Западный мир очень прост: прибыль для него – прежде всего, а все рассуждения о морали и демократии зачастую – обыкновенная болтовня. С Россией сейчас происходит то же самое, что и с Югославией. То, что было опробовано на Югославии, теперь успешно применяется к России. Все силы брошены на Россию, являющуюся источником русской цивилизации. Стратегия американского глобализма в области культуры заключается в том, чтобы буквально всем явлениям жизни и культуры придать товарную, а значит, отчуждаемую форму меновой стоимости. Все, что не имеет товарного статуса и признанной меновой стоимости, объявляется пережитками традиционализма.
Во всякой здоровой культуре приоритетными выступают испытанные коллективные ценности: родной язык, священная земля предков, национальные интересы, гражданский и воинский долг. Ценностями высшего порядка всегда признавались честь, достоинство, совесть, любовь, вдохновение, истина, красота. Международная экономическая власть с болезненной ревностью относится ко всем непродаваемым и неотчуждаемым ценностям. Там, где есть люди, которых нельзя купить, эта власть чувствует себя ограниченной и неполной, ожидая неприятных сюрпризов. «Пока на местах существуют неотчуждаемые ценности, глобальная власть невозможна. Только вовлечение этих ценностей во всемирный оборот купли-продажи обеспечивает тем, кто сосредоточил в своих руках мировые финансы, действительную власть над миром [238, с. 130–133].
Однако финансовая власть только тогда всемогуща, когда опирается, во-первых, на превосходящую вооруженную силу, а, во-вторых, на господство в духовной, идеологической и культурной сферах – иначе говоря, на духовную глобализацию [197, с. 286]. В современных условиях это достигается прежде всего господством в СМИ и, следовательно, в области слова, т.е. языка. «Для создания мира, фактически контролируемого из одного центра, необходимы, как минимум, две предпосылки: языковое общение и религиозная совместимость. …Гегемония или просто главенство США требует утверждения всемирной роли английского языка» [324, с. 190]. Так как широкое распространение в российском обществе английского в качестве языка общения весьма проблематично, то для духовного порабощения народа властители обязательно внедряют «новояз» по-Джорджу Оруэллу, и именно с него («В начале было Слово») началась геополитическая катастрофа России.
Например, в современной России вместо обращения «товарищ» вводят «господин», разрушение страны и геноцид народа называют «трансформацией» и «реформами», разворовывание общенародного достояния – «приватизацией», элементарную перепродажу товаров с целью наживы, т.е. спекуляцию, которую даже Г. Форд считал видом воровства, – «бизнесом», ликвидацию прав на бесплатное образование, медицинскую помощь и жилье – «гуманизмом», лишение ветеранов и инвалидов льгот – «монетизацией», лишение основной массы народа возможности влиять на властные решения – «демократией», фактическую легализацию пропаганды насилия, аморализма и апологию предателей Родины в СМИ, проституции, гомосексуализма и прочих половых извращений – «либерализацией» ит.п.
Не трудно заметить, что большинство терминов российского «новояза» – это заимствования из иностранных языков, в основном из английского, на котором говорят американские глобализаторы и который претендует на роль мирового языка. Неслучайно в западноевропейских странах, успевших после Второй мировой войны довольно предметно познакомиться с негативными сторонами «американизма», гораздо активнее, чем в России, ширится антиглобалистское движение. Причем все больше людей начинают понимать, что внедрение англицизмов (особенно в американских вариациях) в родную речь служит одним из главных путей глобализации – языковым империализмом, представляющим угрозу национальной безопасности. Во Франции даже принят закон Тубона о защите государственного языка. Вице-президент Петровской академии наук и искусств, профессор А.И. Субетто вполне обоснованно ставит вопрос о необходимости принятия аналогичного закона в нашей стране. «Нужна, – пишет он, – специальная федеральная программа по сохранению и развитию словесности, без которой немыслима ни одна программа по гуманизации и гуманитаризации российской школы» [301, с. 444–455].
Поскольку широкое распространение английского языка в современном мире – объективная реальность, постольку необходимо ее всестороннее философское осмысление. Английский язык по числу разговаривающих на нем занимает второе место после китайского языка. Английский язык фактически является наиболее распространенным языком международного общения. На нем публикуется основная часть научной литературы. Если даже исходить из утверждения, что это язык глобализаторов – потенциальных «недоброжелателей» России, то тем важнее его хорошо знать. Кроме того, английский язык – язык Шекспира, Киплинга, Лондона, Дж. Остин, Байрона и многих других классиков мировой литературы. Его изучение, как и любых других неродных, в частности иностранных языков, способствует культурному росту, увеличению духовного богатства личности и более глубокому пониманию богатств и красоты родного языка. Основательное владение иностранными языками может способствовать как отчуждению от собственных национальных ценностей, так и более полной самоидентификации с ними, росту национального самосознания, патриотизма, освоению родной культуры.
Принципиальное значение для понимания содержательной и функциональной сущности культуры в широком контексте в субстанциональном плане приобретают следующие позиции.
Материальная и духовная культура составляет основу социокультурного пространства, которое отражается в сознании человека с помощью искусственных стимулов-средств (знаково-символическое сознание). К приоритетным факторам (источникам) сознательной деятельности, направленной на освоение и преобразование информационного пространства невербального и вербального поведения личности, отнесем наиболее значимые: внешний, предметный и духовный мир; социокультурную среду; духовно-нравственный мир индивида.
Внешний, предметный и духовный мир: природные, социальные и духовные явления отражаются в сознании в виде конкретно-чувственных и понятийных образов, культурных концептов. Их отображение в сознании есть их копии (или символы), несущие в себе информацию о них, об их внешней стороне или их сущности. Такого рода информация является результатом взаимодействия человека с наличной ситуацией, обеспечивающей его постоянный непосредственный контакт с нею.
Социокультурная среда: общие понятия, этические, эстетические установки, социальные идеалы, правовые нормы, накопленные обществом знания. Сюда относятся средства, способы, формы познавательной деятельности. Часть норм и запретов социокультурного характера транслируется в индивидуальное сознание, становясь частью этого сознания. Индивидуальное сознание способно подниматься благодаря этому над непосредственно данной ситуацией на уровень общественного ее сознания и осмысления, так как индивид обладает способностью смотреть на мир глазами общества. Следовательно, культура – это, прежде всего, совокупность результатов совместной деятельности людей по созданию материальных и духовных ценностей. При этом сложные структурные взаимосвязи трансформирующихся сознаний, сплавы наук и дисциплин – тенденция к спроецированному внутреннему мирозданию, утверждающему уникальную значимость каждой отдельной личности.
Культура, выступая как исторически концентрированный опыт, предоставляет через образование каждому человеку возможность превратить этот опыт в личностный смысл, являясь противоречивым единством культуры как целостности и личностной культуры. Каждая личность выступает как носитель личностной культуры, т.е. культурного богатства личности. Личностная культура отличается от всего накопленного богатства культуры, в частности, тем, что всегда несет в себе представление об условиях, средствах и целях, мотивах и потребностях, характерных именно для данной личности, именно в данный момент и в данном обществе. Отсюда возникает необходимость постоянной коммуникации, перехода друг в друга культуры общества и личностной культуры [201]. Но культура – это не только вещи, но и технические и технико-эстетические изображения в виде планов, карт, схем, картин, музыки, книг, рукописей и т.п. Она хранится в знаках, знаково-символических структурах. Таким образом, семиотическая представленность культуры соединяет в единое целое знаковое представление материальной и духовной культуры. Существуют понятия формы культуры и культурной деятельности, т.е. текущей деятельности на основе культуры. Различие форм культуры связано с видами культуры – личная, коллективная и общественная. Личная культура – культура отдельного человека, хранимая в знаниях и навыках, в вещах и знаково-символических структурах. Культура общества объективирована в вещах и знаках и является общедоступной. Культура коллектива известна каждому его члену и воплощается частично в искусстве труда, в знаниях и навыках отдельных людей, составляющих коллектив. Язык и культура составляют единство. Взаимодействуют и языки, так как «человек воспитывается в культурной среде, незаметно вбирая в себя не только современность, но и прошлое своих предков» [170, с. 81]. Человек живет также и в полиязыковом пространстве общества. Всякая языковая система есть общественно-исторический продукт, в котором находит отражение история народа, его культура, система отношений, традиций, фольклора и этноса. Языки (вербальные, невербальные), являясь фактом культуры, есть важное средство человеческого общения в передаче культурного опыта. К искусственным стимулам-средствам относят язык, различные формы нумерации исчисления, мнемотехнические приспособления, алгебраическую символику, произведения искусства, письмо, диаграммы, карты, чертежи, условные знаки и др.
Однако слова, означавшие базисные понятия жизни древних людей, различимы даже сегодня. Признается, что звуковые соотношения между языками разных основ – славянским, латинским и другими – обнаруживаются в словах, отображающих самые основные, коренные понятия человеческой деятельности и среды обитания человека. Это слова, относящиеся к миру «живого»: богам, человеку, животным. Это названия растений, деревьев и культурных злаков, слова для обозначения явлений природы, слова из области хозяйственной деятельности, материального быта, ремесел, транспорта и т.д.
В неопределенный момент до нашей эры группы представителей первичного индоевропейского племени начали расселение по Европе. Это было также переселением культуры и языка. Развитие деятельности развивает и язык, соответственно, требует общения с соседними племенами и народами. Начинается обратный процесс объединения, интеграции языков. В уже сложившиеся национальные языки приходят иноязычные слова или создаются так называемые кальки, точные воспроизведения этих иностранных слов на своем языке.
При этом человек как бы погружен в триаду «язык-речь-общение», где прежде всего через выбор языка общения и самовыражения он приходит к культуре. В свою очередь речевая культура личности является творческим трамплином для самосовершенствования, для ее самореализации. Речевая культура – составная часть культуры народа, связанная с использованием языка. Она включает в себя сам язык сего национальной спецификой, сего социальными и функциональными разновидностями, различиями в формах воплощения в речи (устная и письменная). Речевая культура – это также совокупность общезначимых для данного народа речевых произведений, система речевых событий и речевых жанров, обычаи и правила общения, присущее данному народу соотношение вербальных и невербальных (лингвистических и экстралингвистических) компонентов общения, способы сохранения и передачи языковых традиций. Каждый народ имеет свою речевую культуру и «…если мы обращаем внимание на манеру человека себя держать, его походку, его поведение, на его лицо и по ним судим о человеке, иногда, впрочем, ошибочно, то язык человека – гораздо более точный показатель его человеческих качеств, его культуры» [198, с. 80].