Страница:
Пиздец! Сидим весь первым тайм и тупо втыкаем матч. В первом тайме Паоло Ди Канио кидает этим мудохам гол со штрафного. В следующей атаке, какой-то их кекс кидает нам головой. После первого тайма один-один.
Некоторые из нас начинают сваливать и рассходиться по ближайшим барам.
Мы с Майклом чешем тоже в один такой и берем себе там по литру пива.
Потом валим на вокзал.
Собака медленно ползет через английские долины и холмы. Лунный свет мирно льеться через грязное поцарапанное окно. Я смотрю сквозь его на эти унылые пейзажи и потягиваю пиво Гьоссер из горлышка теплой от рук бутылки.
Ближе к ночи добираемся до родной общаги.
— Ну как тебе выезд? Круто да? Только копы-суки все обломали, пошизить не дали, поорать.
— Да, классно, у нас такое, конечно тоже есть, но тут свой коллорит. Круто вообщем.
— Ну, спокойной ночи, чувак!
— Пока, брателло.
5
Часть вторая Downlife
1
Некоторые из нас начинают сваливать и рассходиться по ближайшим барам.
Мы с Майклом чешем тоже в один такой и берем себе там по литру пива.
Потом валим на вокзал.
Собака медленно ползет через английские долины и холмы. Лунный свет мирно льеться через грязное поцарапанное окно. Я смотрю сквозь его на эти унылые пейзажи и потягиваю пиво Гьоссер из горлышка теплой от рук бутылки.
Ближе к ночи добираемся до родной общаги.
— Ну как тебе выезд? Круто да? Только копы-суки все обломали, пошизить не дали, поорать.
— Да, классно, у нас такое, конечно тоже есть, но тут свой коллорит. Круто вообщем.
— Ну, спокойной ночи, чувак!
— Пока, брателло.
5
А через две недели ушли Пола. Он, как и мы все, полностью забил на учебу, в следствии чего, не получил последнюю стипендию. Его вызвали к декану.
Пол сидел вместе со мной в комнате. Было десять часов утра, суббота. К декану надо было валить на двенадцать. Был ноябрь и с небе падал мокрый снег. В Лондоне вообще не бывает нормальной зимы, такой, к какой мы все привыкли. Тут если с неба и падает снег, то напоминает он скорее жидкое дерьмо, что кристаллики воды.
Пол пил пиво из литровой бутылки. Я прикладывался тоже.
— Меня ведь эта сука попрет нахуй. Я же полностью на учебу забил и бухаю безбожно. Даже сейчас, мать твою.
Пол отбросил пустую бутылку в угол комнаты и она гулко ударилась о батарею.
— Это сука снова занюхает, что от меня несет спиртным.
— А хули ты пьешь тогда сейчас?
— Я не могу бля, я если не выпью, то сломаюсь у него. Так я буду увереннее чувствовать себя.
— Ты думаешь, у тебя есть хоть малейший шанс?
— Нихуя у меня нету.
Потом пол встал, одел черный пиджак и брюки, голубую рубашку и более темный голубой галстук. Подошел к умывальнику и посмотрел в зеркало. Потом смочил волосы водой и зачесал их прядь на лоб. Кинул в рот подушечку жвачки «Dirol». Снова посмотрел на себя в зеркало. Опухший красные глаза, серая кожа. Хуево выглядишь, чувак.
— Ну я, типа, пошел.
— Ну иди, удачи.
Вернулся Пол через час. Декан выебал его по полной программе. Галстук его лежал в кармане пиджака. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты.
— Пиздец мне.
Мог бы и не говорить ничего. И так, все было ясно.
— Когда уезжаешь?
— Сегодня. Сейчас прямо. Мать его.
На лице Пола не было ни слез, ни иных выражений чувств. Всех нас ждало тоже самое. Мы все знали, на что идем.
Пол собрал свои пожитки в небольшой кожаный чемодан. Мы попрощались и он вышел. Я стоял у окна и смотрел, как его сгорбленная фигура удаляется в сторону главных ворот, обволакиваемая мокрым черным снегом. А он ведь даже ни с кем не попрощался. Только со мной. Может его сломило, то что произошло сегодня? Хотя, он ведь знал, что так будет.
Меня ждало то же самое. В следующую пятницу должна была быть модульная контрольная работа по социологии. Четыреста страниц текста. За шесть дней. Нет, нереально. Если я не здаю эту работу, что будет ждать меня? Тоже, что и Пола. Отсутствие степендии и вылет. Я подумал об этом, смотря на его чернеющую фигуру в пелене жидкого дерьма. Я ведь знал об этом раньше, но вот подумал именно сейчас.
Конечно, можно было попробовать учить, но шансы мои были нулевыми.
Я отошел от окна и сел на кровать. Вторая кровать пустовала. Через неделю, чуть больше, обе кровати будут пусты.
Пол ушел. Ушел из моей жизни и из истории этой книги. Он перестал быть действующим лицом в истории этой эпохи. Через семь-десять дней и я уйду. Из истории Академии, но не из книги и эпохи. Произойдет лишь смена декораций, но не героев.
Вы знаете, что такое жуткая депрессия? Это когда вот так просто сидишь и чувствуешь, как в сердце твоем накапливается гной и в глазах слезы. Депрессия у меня всегда бывает в марте, когда происходит смена погоды и времен года. Осеньею редко. Сейчас, вышло именно так. Эта ебанная английская зима, будь она проклята. Не холодная. Всего минус два. С неба падает густой снег, но, не долетая до земли привращается в массу полужидкого дерьма. Да еще и туман. Вы можете себе это придставить? Как болото какоето. Не хочеться выходить на улицу. Дерьмо попадает тебе за шиворот, ноги проваливаються в нем, с ветром оно впиваеться в твою одежду и твое тело.
Она началась. Депрессия. Я сидел на кровати и смотрел на пустую кровать. Будущее было в полном тумане, настоящие тоже. О прошлом не хотелось и вспоминать. Прошлое жгло сердце и выжимало слезы из глаз.
Хотелось просто умереть. Но я никогда бы так не поступил. Не пошел бы в ванную комнату, не взял бы тупой нож и не стал бы как сумасшедший пилить им с противным скрипом свои жесткие вены, а потом смотреть, как бусинки крови сначала появляються на запястье по одной, потом лужицы, а потом бьет мощным фонтаном пачкая твою модную одежду и ослепительно белую плитку. Потом тебя находят тут близкие или чужие люди. В луже крови и гниющего. Мухи ползают по твоим остекленелым глазам. Я никогда бы так не поступил. Я слишком себя люблю. Хотя, смысла жизни в моменты депрессии не вижу.
Осталась последняя неделя настоящего, которое я еще могу контролировать. Потом будет темнота будущего.
В такие моменты, меня бесит, когда начинают говорить о боге. Помнишь, бог, когда я впервые обратился к тебе? Маленький мальчик семи лет. Карпатские горы. Мы отдыхали там с семье. Дикая красота. Выходишь утром, и горы спрятаны в тумане, но уже через несколько час туман, похожий на сливки рассеивается и горы видны как на ладони. Это было жутко красиво. Но, в тот день был сезон дождей и маленький мальчик в дождевике сидел на лавочке и молился тебе, бог. Он молился тебе о том, чтобы люди перестали умирать и чтобы все было хорошо. В тот день маленький мальчик впервые задумался о смерти и он очень испугался. Он молился тебе, бог, очень сердечно. Он реально в тебя верил. И что получил этот мальчик? Что ты сделал из того, о чем просили тебя слезы этого ребенка? Войны, голод, работающие на жирных урод дети, все новые и новые эпидемии болезней? Мы же твои дети, бог. Ты должен нас любить. Да, среди нас очень много мудаков, но есть и хорошии кексы. Так почему же хорошии кексы страдают, а? Ответь мне, бог? Я столько этого всего дерьма видел, скажи, почему же я должен верить? Я слишком много видел, чтобы верить! Ты должен быть милосердным! Ты должен любить нас! Почему ты никогда не прислушиваешься к моим молитвам? Почему когда мне хреново, когда надо хоть немного твоей поддержик, то ее нет! Совсем нет! Хуй с поддержкой, ты хоть знак подай, что типа да, я есть на небесах и все что ты там у себя на земле делаешь, я все вижу и тебе все учтется. Но где бля знаки? Где они? Я пытался быть хорошим! Я делал добрые дела. Я и щас хороших, я ни разу никого в жизни не предал, а если и страдал от меня кто-то, так только мудаки или по своей глупости. И чего я добился? Сижу в этом ебаном Лондоне и впереди полная жопа! Ты хоть подай знак, дай шанс! Но я знаю, что ничего этого не будет! Там пусто на небесах! Там дерьмо ебаное: планеты, кометы! Так давай уже хуярни по нашей земле кометой, чтобы с этим дерьмом раз и навсегда покончить! Какого хуя над издеваться!
И тогда я решил сделать то, что казалось мне единственно правильным выходом. Я решил уйти в запой. Уйти в запой не по-детски. Хорошо так уйти. В моей распоряжении еще целую неделю была эта комната, ее стены. Никаких обходов у нас тут не было. Занятия посещать было тоже не обязательно, главное работы писать. Вообщем все условия были подходящие.
Я натянул куркту, одел капюшон и пошел к ближайшему магазину. Я выбрал тот момент, когда охрана общаги свалила обедать. Я купил пять литровых бутылки виски «White Horse». Отнес их в свою комнату и засунул под бывшую кровать Пола. Потом я сделал еще несколько ходок, в которые я купил два четыре пятилитровых бочонка пива, упаковку миниральной воды, двадцать пачек китайской вермешели, три килограмма бананов, два килограмма яблок, несколько плиток шоколада, пачку зеленого чая, несколько пакетиков расстворимого кофе, пятилитровый бутыль содовой воды, блок сигарет Кэмэл. Еще в комнате у меня был хлеб, немного сыра, сахара и масла. Потом пошел в аптеку и купил пачку анальгина, аспирина и десять пачек активированного угля. Все эти закупки заняли у меня пять ходок и четыре часа времени. Я жутко устал и промок до самых костей. Вскипятил себе воды и заварил крепкого чая. Выпил его без сахара. Подумал и выпил еще таблетку аналгина. Потом вывалил все, что я закупил на бывшую кровать Пола.
Бочонки с пивом я спрятал под стол. Виски — под кровать. Еду я акуратно разложил на кровати. Поставил на стол к окну ТиВи и включил его. Показывали какие-то глупые шоу.
Был вечер субботы. Темнота спустилась на тереторию академии.
Я уселся перед телевизором и стал смотреть какую-то тупую игру на деньги. Налили себе в стакан сто грамм виски и сто грамм содовой. Уселся с ногами на свою кровать и стал медленно потягивать свое пойло. Достал из блока пачку сигарет. Достал сигарету, закурил. Пачку бросил рядом с ТиВи. Запой начался.
Тупо втыкаюсь в ТиВи и пью свое пойло. Стакан заканчиваеться и делаю себе еще один. Потом открываю бочонок с пивом и наливаю себе в стакан. Смешивать виски, содовую и пиво это убийственно. Примерно через два часа в моей голове отключается свет и я падаю на кровать. ТиВи продолжает бубнеть, порождая паранойные сновидения. Сон мой поверхностный и неспокойный. Всплывают старые истертые временем лица, заглушенные шипящие на старых бобинных пленках голоса уже чужих мне людей. Появляються люди, как вспышки. Появляються какие-то места и слышни какие-то безсвязные разговоры. Белые и черные вспышки, потом красные. Сон очень неглубок и воняет блевотиной, которая скопилась у меня в желудки. Головная боль сначало где-то неслышно пульсирует в дебрях сознания, представляя собой скорее шумовой фон диких картин сновидений. Потом больначинает возрастать. Боль не резкая, гудящая и глухая. Ее гул возрастает с каждой минутой, делая очертания сновидений все размывчивей. Сон уже чередуется с кусками алкогольной реальности, в те моменты, когда я переворачиваюсь на другой бок, или по-другому ложу одну из моих частей тела. Тела мое представляет собой куски, ватные и мягкие. Они практически не слушаються мозгового центра. Я резко открываю глаза. Телевизор монотонно шипит снегом. Все программы закончились. Я с трудом поднимаю левую руку и смотрю на часы, включая подсветку. Циферблат загорается и высвечивает 3:17. Значит я маялся около трех часов. Я лежу на спине, головой к двери и ногами к окну. Чувствую, что моя тишотка мокрая и липкая. Провожу рукой и подношу к губам — пиво. Рядом, под боком лежит пустой стакан, который я пролил на себя отключаясь. В голове пульсирует, кажется, что мозг проваливается в жесткую вату. Стараюсь сфокусировать мысли и определить сколько я выпил. Два стакана сто грамм виски плюс сто грамм содовой. Пиво. Пиво? Раз, два, три… семь. Семь стаканов. Три с половиной литра. Задница. Чувствую, как внутри у меня начинаються толчки. Мутные волны блевотины стараються выбраться из глубин моего желудка через рот или нос. Они, эти факин волны, уже на пол-пути к свободе. Собачье дерьмо. Еще и накурился. Теперь во рту такой вкус, будто там срали два дня дикие кошки. Табак усугубляет действие алкоголя, замедляет его выход в два раза. Из-за вкуса во рту, волны блевотины ускоряют свои движения. Я встаю с кровати босыми ногами на холодной ковралин. Это тяжело. Ноги ватные и голова идет кругом. Хватаюсь за дверной косяк, чтобы не упасть и, осторожно, держась за стену, двигаюсь вдоль ее к туалету. Включаю свет в комнате и сразу вступаю в полу-освещенное комнатным светом помещение туалета. Если бы я включил свет непосредственно в туалете, то мой мозг, наверняка бы лопнул от перегрузки. Справа от меня стоит ванна, вперед — сральня. Становлюсь голыми коленями на холодный белый кафель и хватаюсь двумя руками за седушку сральни. Засовываю голову почти в самую дырку, делаю небольшое усилие и первый мощный толчек блевотины вырывается из моего рта в бездну, рекошетит о форфор и немного обрызгивает мое лицо. Второй толчек еще сильнее, чувствую, как блевотина налипает на носу и вокруг рта. Потом следуют еще три, менее мощных выброса. Я останавливаюсь и сижу, засунув голову в дырку. Проходит секунд двадцать и я извергаю еще одну порцию ядовитого горького дерьма. Фак. Тело охватывает дикая усталость, хочется просто вот так взять и заснуть, головой в дырке. Сижу так еще минуту. Вдыхая в себя дерьмовы запах. Вынимаю голову из дырки и хватаюсь руками на ванну. Поднимаюсь и по пояс свисаю в нее. Чупаю ручку и включаю воду, настраиваю тепло-прохладную струю. Одной рукой держусь за край ванны, а другой начинаю умывать свое заблеванное лицо. Вода очень приятна. Умывшись, чувствую небольшой прилив сил. Встаю на ноги, уже более уверенно и выхожу в комнату, одновременно выключая режущий глаза свет. Пускай мене светит глухая луна сквозь жидкие тучи. Сажусь на кровать. Холодно. Меня начинает по-алкогольному морозить. Протягиваю руку к батареи отопления, она теплая, но не гарячая. В комнате, наверное, плюс двадцать. Нахожу свои спортивные штаны и натягиваю. Иду к шкафу и наугад беру первую пару теплых носков, которые натягиваю окоченелыми руками на холодные ноги. Включаю кипятильник и снова сажусь на кровать. Жду, пока закепит вода. Вспоминаю, что мне помогают справиться с посталкогольным синдромом и снова встаю. Беру бутылку минералки и припадаю к ней обсохшими губами. Делаю много жадных и больших глотком, поглощая в себя около семисот грамм жидкости. Потом беру банан. Отламываю от него половину, вторую кидаю на пустую кровать. Начинаю жадно есть банан, потом вытераю липкие от его мякоти руки о штаны. Вода уже закипела. В темноте ищу пачку чая. Беру из нее пакетик и бросаю на дно пустого стакана. Заливаю его на три четверти кипятком и начинаю остервенело давить пакетик ложкой. Ставлю стакан с кипятком-чаев на столик и беру в руки таблетку аналгина. Запиваю ее минералкой. Отрываю бутылку от губ, потом снова подношу и делаю еще два больших глотка. Потом следует зычная и смачаня отрыжка, куски банана вылетают из моего рта. Так то уже лучше, кекс. Сажусь на кровать и беру в руки чашку с чаем. Кипяток уже достаточно остыл, чтобы его можно было пить. Делаю небольшие глоточки. Чай, все же, обжигает полость рта. Вкус блевотины подавляется вкусом крепкого чая. Сижу на кровать и начинаю снова дрожать. Чувствую, какие у меня холодные руки, по сравнению с чаем. Боюсь выронить чашку из дрожащих рук, сжимаю ее крепче, обжигая ладони. Делаю еще маленькие глоточки. Через две минуты допиваю чай и залажу с ногами на свою кровать. Одеяло немного мокрое от пива, я переварачиваю его и укрываюсь сухой его стороной. Натягиваю одеяло по самое горло и засовываю голову в подушку. Лежу на спине. Смотрю на часы, доставая руку из-под одеяла 3:58. Через три часа будет уже светать. Я закрываю глаза. Блевать уже не хочется и я чувствую физическое и моральное удовлитворение. Мне холодно, я поджимаю под себя ноги и сворачиваюсь клубочком. Засыпаю устало через несколько минут. Сны мне почти не сняться. Только неясные отрывки без четкой сюжетной линии.
Рассвет приходит и лучи солнца падают на мое тело, согревая его и холодную комнату. Наверняка, температура поднялась градусов на пять. Я не вижу рассвета, я еще сплю. А будет меня не он, я стук в дверь около девяти утра. Стучат настойчиво, а потом я разбираю и голос, который принадлежит Майклу.
— Эй, Дима, ты че ты спишь еще? Вставай бля соня!
— Подожди минутку, я щас.
Я встаю. Тело ватное и меня немножко колбасит. Все холодное какое-то. Алкоголь выходит, принося с собой это ебаный холод и колотняк.
Я шаркаю негнущимися ногами к двери и отпираю в нее. Майкл заходит в комнату.
— Ну и духан у тебя дружище! Ты че напился?
— Ага.
— Ну и как самочувствие, я еле разобрал тебя на фоне стены.
— Да так, норма вроде. Бывало и хуже.
— Ну ты типа давай, типа поправляйся и воздержись сегодня от всякого там виски, хотя пивка сам бог велел бахнуть с утра. Я это, я чего типа пришел, мы сегодня играем дерби с мудаками-яппи из Челси, типа пошли.
— Да не, Майкли, ты же видишь, у меня щас состояние нестояния, я тут прилягу, полежу, полечу организм немножко.
— Ну типа, как хочешь. Жалко конечно. Кстати, я тут слышал Пола убрали, да?
— Ага.
— А чего он не попрощался даже, ушел нахуй себе бля, типа, не сказал ничего даже.
— А я ебу.
— Ну нехорошо вышло как-то, хотя я понимаю, чувырло расстроился наверное не по детски, то-то он убитые в жопу ходил последние дни. Ну ты не знаешь где он щас? Хоть адресок кинул то тебе?
— Неа.
— Ну ладно чувак, ты типа давай того, поправляйся. Я к тебе еще загляну вечерком, расскажу как там гоняли мячик, витамминчиков принесу, гы-гы-гы.
— Ну давай Майкл, удачи.
Я закрываю за Майклом дверь, запираю ее на замок и устало зажусь на пол. Холодно, блин. Поджимаю ноги и обхватываю себя руками, пытаясь согреться. Надо вставать, встаю. Тишотка воняет, от этого голова болит еще больше. Беру новую, чистую и свежую. Одеваю ее. Так-то лучше, чувак. Беру стакан со своей кровати, в котором раньше было пиво и наливаю из боченка себе новую порцию. Подношу ко рту и морщусь. Пить не хочется, но надо. Чтобы потом весь день не колбасило. Выпиваю его залпом. Пиво приятно щиплет пищевод и я чувствую, как силы буквально с каждой секундой начинают наливать мое тело, возвращая ему твердость. Я ставлю кипятиться воду и иду в ванную. Там чищу зубы и полощу лицо, а потом устало и долго сру.
Я вышел из ванны. Приготовил себе китайскую лапшу, заварил чай, порезал сыра и намазал хлеб маслом. Поел я без аппетита. Часы показывали 11:09. Включил ТиВи и посмотрел новости спорта. Потом включил музыкальный канал MTV. Сел на кровать и устало посмотрел на бутылки с виски. Снова смешал себе виски с содовой и продолжил запой
Вечером пришел Майкл. Он снова долго стучал в двери. Я успел выпить до его прихода (а было уже около девяти вечера) пять виски с содовой, выкурить пачку сигарет и вот сейчас сидел и пил пиво из заляпанного стакана. Я уже был достатчно пьян.
— Чувак, ты че типа снова бухаешь?
— Ага. Я в запой хочу. Хочу нажраться как мудило вааще.
— Ты чего, брателло? Учеба завтра.
— Меня тоже выгоняют, дружище и пожайлуста, не задавай лишних вопрос. О'К?
— Ну как хочешь, чувак. Мы сегодня типа классно погоняли. Продули один-пять ну и хуй с этим, зато классно яппи помочили и ебнули тачку какого-то мудака толстого.
— Гы.
— Я тебе вот тут апельсинчиков пакет принес.
— Сэнкс.
Ну, вообщем, Майкл мне еще порассказывал про то, как на мячик сходил и мы с ним еще по литру пивка бахнули.
Потом он свалил, а я пошел и проблевался. Потом завалился спать. Проснулся ночью и снова пошел блевать. Потом лечить организ миниралкой и бананами.
Запой продолжался. Все дни: с понедельника по пятницу. Они у меня в голове перемешались полностью. Помню, что приходил Майкл и, кажется, Люси. Я тогда был трезвый. Она спросила, чего я не появляюсь на парах, я сказал, что типа заболел. Она и ушла.
В субботу утром я проснулся и подошел к зеркалу. Я похудел. Сильно. Киллограмм на пять наверное. Еще лицо мое было зеленого цвета, бледно-зеленого. Как болото. Под глазами были нихуевые круги и я вообще, еле стоял на ногах, держась за умывальних. Ну ты и дал, кекс, бля. В двери снова постучали.
Я открыл. Стоял какой-то мудак.
— Дмитрий Факовский?
— Ну я.
— Вам просили передать, что декан ждет вас сегодня у себя в кабинете в два часа дня.
— Ага.
Я молча захлопнул перед его носом дверь и пошел собирать вещи. Как я и думал, так и стало. Вчера была модульная работа по социологии, и учитывая мои и так слабые позиции, сегодня меня должны были выгнать.
Я покидал свои скудные пожитки в рюкзак, спрятал в задний карман джисн оставшиеся фунты.
Ровно в два дня я зашел в дверь кабинета декана и плотно закрыл ее за собой.
— Добрый день, мистер Факовсий
— Добрый.
Я, не спрашивая разрешения, плюхнулся в кожаное кресло. Хули мне были эти церимонии, когда меня через десять минут и так попрут? Интересно, может мне на прощание сказать декану, что он тупой мудак? Да ну, хуй с ним.
— Неважно выглядите, мистер Факовский. Сходили бы к врачу.
— Все нормально, уже поправляюсь.
— Вы знаете, я думаю, о чем я хотел с вами поговорить.
— Ага.
— Вы вчера пропустили модульную контрольную по социологии. Конечно, я мог бы взять во внимание то, что вы болеете и разрешить вам ее переписать. Но вы же знаете ваше положение. Сегодня мне подали списки с рейтингами студентов. У вас, при всем моем уважении не выходит степендия. Вы же знаете, что это значит.
— Ага.
— Мы пригласили вас учится в нашу Академию, надеясь что вы оправдаете наши надежды и надежды вашего декана, который порекомендовал вас нам, увы, наши надежды на счет вас не оправдали.
— …
— Правильно делаете, что молчите, мистер Факовский. Хочу вам сообщить, что с сегодняшнего дня вы не являетесь студентом нашей Академии. Вот возьмите.
Он протянул мне конверт.
— Тут билеты на автобус и паром. Мы оплачиваем вам дорогу домой. Дорога автобусом, с остановкой в Амстердаме.
— Когда я должен буду выезжать?
— Ваш автобус будет отъезжать завтра в семь утра с Ист Эндского вокзала. Паром в час дня. Я советую вам не опаздывать.
— Понял.
Я встал, сунул конверт с билетами в карман куртки и молча, не прощаясь вышел.
Вернулся в свою комнату. Решил сегодня не пить, чтобы не проспать отправление автобуса. Интересно, нужно ли мне прощаться со своими товарищами? В жопу все. Я лег на кровать, сняв перед этим только куртку и ботинки и уснул.
Вечером ко мне зашла Люси и Майкл. Я рассказал им все. Кажется, они были искрене расстроены. Они написали мне свои домашние адресса и телефоны. Я тоже написал номер телефона, левый. Хотел со всем рвать. Нет дороги назад. Мы выпили немного пива. Они ушли около десяти вечера и я сразу лег спать, поставив будильник на 5:30.
Разбудил он меня еще когда не встало солнце. Я встал. Одел джинсы, реглан. Зашнуровал ботинки и одел куртку. Взял свой рюкзак и тихо вышел. Закрыл дверь на ключ, который сдал внизу охране.
Шел утренним Лондоном той же дорогой, что и несколько месяцев назад. Только тогда солнце садилось за члены-трубы заводом, а сейчас вставало, прорывая своими лучами густые и серые тучи, которые лили на землю дерьмо-снег как бы плача. Я глубже натянул капюшен, чтобы снег не налипал хотя бы на лицо. Я и так был уже весь мокрый. Холодны и серый Ист Энд и я бреду его улицами. В некоторых окнах бетонных коробок уже горит свет: это либо белые встают, чтобы идти на работу на свои заводы с членами-трубами, либо ниггеры ложатся спать. Good night, ниггеры!
Вот уже слышен и виден авто-вокзал. Четыре автобуса стоят с включенными фарами, а рядом ходят тени-люди. Я беру себе карту Лондона, на этот раз на память. Свой единственный сувенир, вещь, которая должна была напоминать мне об этой сумасшедшей trip. Я быстро нахожу свой автобус и кидаю рюкзак на свое место солгласно билету. Неплохое место, в четвертом ряду возле окна. До отправки автобуса остается еще десять минут. Люди-тени вокруг суетятся и бегают. Я выхожу на улицу и пытаюсь курить под падающим снегом.
Водитель подходит ко мне и говорит, что я должен занять свое место. Я бросаю в грязную лужу полу-потухшую сигарету и подхожу к двери автобуса.
Оборачиваюсь. Солнце там заводами, бетонные дома и грязный снег. Таким ты мне запомнишся, Лондон.
Good bye, London! You was fucking fine!
Пол сидел вместе со мной в комнате. Было десять часов утра, суббота. К декану надо было валить на двенадцать. Был ноябрь и с небе падал мокрый снег. В Лондоне вообще не бывает нормальной зимы, такой, к какой мы все привыкли. Тут если с неба и падает снег, то напоминает он скорее жидкое дерьмо, что кристаллики воды.
Пол пил пиво из литровой бутылки. Я прикладывался тоже.
— Меня ведь эта сука попрет нахуй. Я же полностью на учебу забил и бухаю безбожно. Даже сейчас, мать твою.
Пол отбросил пустую бутылку в угол комнаты и она гулко ударилась о батарею.
— Это сука снова занюхает, что от меня несет спиртным.
— А хули ты пьешь тогда сейчас?
— Я не могу бля, я если не выпью, то сломаюсь у него. Так я буду увереннее чувствовать себя.
— Ты думаешь, у тебя есть хоть малейший шанс?
— Нихуя у меня нету.
Потом пол встал, одел черный пиджак и брюки, голубую рубашку и более темный голубой галстук. Подошел к умывальнику и посмотрел в зеркало. Потом смочил волосы водой и зачесал их прядь на лоб. Кинул в рот подушечку жвачки «Dirol». Снова посмотрел на себя в зеркало. Опухший красные глаза, серая кожа. Хуево выглядишь, чувак.
— Ну я, типа, пошел.
— Ну иди, удачи.
Вернулся Пол через час. Декан выебал его по полной программе. Галстук его лежал в кармане пиджака. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты.
— Пиздец мне.
Мог бы и не говорить ничего. И так, все было ясно.
— Когда уезжаешь?
— Сегодня. Сейчас прямо. Мать его.
На лице Пола не было ни слез, ни иных выражений чувств. Всех нас ждало тоже самое. Мы все знали, на что идем.
Пол собрал свои пожитки в небольшой кожаный чемодан. Мы попрощались и он вышел. Я стоял у окна и смотрел, как его сгорбленная фигура удаляется в сторону главных ворот, обволакиваемая мокрым черным снегом. А он ведь даже ни с кем не попрощался. Только со мной. Может его сломило, то что произошло сегодня? Хотя, он ведь знал, что так будет.
Меня ждало то же самое. В следующую пятницу должна была быть модульная контрольная работа по социологии. Четыреста страниц текста. За шесть дней. Нет, нереально. Если я не здаю эту работу, что будет ждать меня? Тоже, что и Пола. Отсутствие степендии и вылет. Я подумал об этом, смотря на его чернеющую фигуру в пелене жидкого дерьма. Я ведь знал об этом раньше, но вот подумал именно сейчас.
Конечно, можно было попробовать учить, но шансы мои были нулевыми.
Я отошел от окна и сел на кровать. Вторая кровать пустовала. Через неделю, чуть больше, обе кровати будут пусты.
Пол ушел. Ушел из моей жизни и из истории этой книги. Он перестал быть действующим лицом в истории этой эпохи. Через семь-десять дней и я уйду. Из истории Академии, но не из книги и эпохи. Произойдет лишь смена декораций, но не героев.
Вы знаете, что такое жуткая депрессия? Это когда вот так просто сидишь и чувствуешь, как в сердце твоем накапливается гной и в глазах слезы. Депрессия у меня всегда бывает в марте, когда происходит смена погоды и времен года. Осеньею редко. Сейчас, вышло именно так. Эта ебанная английская зима, будь она проклята. Не холодная. Всего минус два. С неба падает густой снег, но, не долетая до земли привращается в массу полужидкого дерьма. Да еще и туман. Вы можете себе это придставить? Как болото какоето. Не хочеться выходить на улицу. Дерьмо попадает тебе за шиворот, ноги проваливаються в нем, с ветром оно впиваеться в твою одежду и твое тело.
Она началась. Депрессия. Я сидел на кровати и смотрел на пустую кровать. Будущее было в полном тумане, настоящие тоже. О прошлом не хотелось и вспоминать. Прошлое жгло сердце и выжимало слезы из глаз.
Хотелось просто умереть. Но я никогда бы так не поступил. Не пошел бы в ванную комнату, не взял бы тупой нож и не стал бы как сумасшедший пилить им с противным скрипом свои жесткие вены, а потом смотреть, как бусинки крови сначала появляються на запястье по одной, потом лужицы, а потом бьет мощным фонтаном пачкая твою модную одежду и ослепительно белую плитку. Потом тебя находят тут близкие или чужие люди. В луже крови и гниющего. Мухи ползают по твоим остекленелым глазам. Я никогда бы так не поступил. Я слишком себя люблю. Хотя, смысла жизни в моменты депрессии не вижу.
Осталась последняя неделя настоящего, которое я еще могу контролировать. Потом будет темнота будущего.
В такие моменты, меня бесит, когда начинают говорить о боге. Помнишь, бог, когда я впервые обратился к тебе? Маленький мальчик семи лет. Карпатские горы. Мы отдыхали там с семье. Дикая красота. Выходишь утром, и горы спрятаны в тумане, но уже через несколько час туман, похожий на сливки рассеивается и горы видны как на ладони. Это было жутко красиво. Но, в тот день был сезон дождей и маленький мальчик в дождевике сидел на лавочке и молился тебе, бог. Он молился тебе о том, чтобы люди перестали умирать и чтобы все было хорошо. В тот день маленький мальчик впервые задумался о смерти и он очень испугался. Он молился тебе, бог, очень сердечно. Он реально в тебя верил. И что получил этот мальчик? Что ты сделал из того, о чем просили тебя слезы этого ребенка? Войны, голод, работающие на жирных урод дети, все новые и новые эпидемии болезней? Мы же твои дети, бог. Ты должен нас любить. Да, среди нас очень много мудаков, но есть и хорошии кексы. Так почему же хорошии кексы страдают, а? Ответь мне, бог? Я столько этого всего дерьма видел, скажи, почему же я должен верить? Я слишком много видел, чтобы верить! Ты должен быть милосердным! Ты должен любить нас! Почему ты никогда не прислушиваешься к моим молитвам? Почему когда мне хреново, когда надо хоть немного твоей поддержик, то ее нет! Совсем нет! Хуй с поддержкой, ты хоть знак подай, что типа да, я есть на небесах и все что ты там у себя на земле делаешь, я все вижу и тебе все учтется. Но где бля знаки? Где они? Я пытался быть хорошим! Я делал добрые дела. Я и щас хороших, я ни разу никого в жизни не предал, а если и страдал от меня кто-то, так только мудаки или по своей глупости. И чего я добился? Сижу в этом ебаном Лондоне и впереди полная жопа! Ты хоть подай знак, дай шанс! Но я знаю, что ничего этого не будет! Там пусто на небесах! Там дерьмо ебаное: планеты, кометы! Так давай уже хуярни по нашей земле кометой, чтобы с этим дерьмом раз и навсегда покончить! Какого хуя над издеваться!
И тогда я решил сделать то, что казалось мне единственно правильным выходом. Я решил уйти в запой. Уйти в запой не по-детски. Хорошо так уйти. В моей распоряжении еще целую неделю была эта комната, ее стены. Никаких обходов у нас тут не было. Занятия посещать было тоже не обязательно, главное работы писать. Вообщем все условия были подходящие.
Я натянул куркту, одел капюшон и пошел к ближайшему магазину. Я выбрал тот момент, когда охрана общаги свалила обедать. Я купил пять литровых бутылки виски «White Horse». Отнес их в свою комнату и засунул под бывшую кровать Пола. Потом я сделал еще несколько ходок, в которые я купил два четыре пятилитровых бочонка пива, упаковку миниральной воды, двадцать пачек китайской вермешели, три килограмма бананов, два килограмма яблок, несколько плиток шоколада, пачку зеленого чая, несколько пакетиков расстворимого кофе, пятилитровый бутыль содовой воды, блок сигарет Кэмэл. Еще в комнате у меня был хлеб, немного сыра, сахара и масла. Потом пошел в аптеку и купил пачку анальгина, аспирина и десять пачек активированного угля. Все эти закупки заняли у меня пять ходок и четыре часа времени. Я жутко устал и промок до самых костей. Вскипятил себе воды и заварил крепкого чая. Выпил его без сахара. Подумал и выпил еще таблетку аналгина. Потом вывалил все, что я закупил на бывшую кровать Пола.
Бочонки с пивом я спрятал под стол. Виски — под кровать. Еду я акуратно разложил на кровати. Поставил на стол к окну ТиВи и включил его. Показывали какие-то глупые шоу.
Был вечер субботы. Темнота спустилась на тереторию академии.
Я уселся перед телевизором и стал смотреть какую-то тупую игру на деньги. Налили себе в стакан сто грамм виски и сто грамм содовой. Уселся с ногами на свою кровать и стал медленно потягивать свое пойло. Достал из блока пачку сигарет. Достал сигарету, закурил. Пачку бросил рядом с ТиВи. Запой начался.
Тупо втыкаюсь в ТиВи и пью свое пойло. Стакан заканчиваеться и делаю себе еще один. Потом открываю бочонок с пивом и наливаю себе в стакан. Смешивать виски, содовую и пиво это убийственно. Примерно через два часа в моей голове отключается свет и я падаю на кровать. ТиВи продолжает бубнеть, порождая паранойные сновидения. Сон мой поверхностный и неспокойный. Всплывают старые истертые временем лица, заглушенные шипящие на старых бобинных пленках голоса уже чужих мне людей. Появляються люди, как вспышки. Появляються какие-то места и слышни какие-то безсвязные разговоры. Белые и черные вспышки, потом красные. Сон очень неглубок и воняет блевотиной, которая скопилась у меня в желудки. Головная боль сначало где-то неслышно пульсирует в дебрях сознания, представляя собой скорее шумовой фон диких картин сновидений. Потом больначинает возрастать. Боль не резкая, гудящая и глухая. Ее гул возрастает с каждой минутой, делая очертания сновидений все размывчивей. Сон уже чередуется с кусками алкогольной реальности, в те моменты, когда я переворачиваюсь на другой бок, или по-другому ложу одну из моих частей тела. Тела мое представляет собой куски, ватные и мягкие. Они практически не слушаються мозгового центра. Я резко открываю глаза. Телевизор монотонно шипит снегом. Все программы закончились. Я с трудом поднимаю левую руку и смотрю на часы, включая подсветку. Циферблат загорается и высвечивает 3:17. Значит я маялся около трех часов. Я лежу на спине, головой к двери и ногами к окну. Чувствую, что моя тишотка мокрая и липкая. Провожу рукой и подношу к губам — пиво. Рядом, под боком лежит пустой стакан, который я пролил на себя отключаясь. В голове пульсирует, кажется, что мозг проваливается в жесткую вату. Стараюсь сфокусировать мысли и определить сколько я выпил. Два стакана сто грамм виски плюс сто грамм содовой. Пиво. Пиво? Раз, два, три… семь. Семь стаканов. Три с половиной литра. Задница. Чувствую, как внутри у меня начинаються толчки. Мутные волны блевотины стараються выбраться из глубин моего желудка через рот или нос. Они, эти факин волны, уже на пол-пути к свободе. Собачье дерьмо. Еще и накурился. Теперь во рту такой вкус, будто там срали два дня дикие кошки. Табак усугубляет действие алкоголя, замедляет его выход в два раза. Из-за вкуса во рту, волны блевотины ускоряют свои движения. Я встаю с кровати босыми ногами на холодной ковралин. Это тяжело. Ноги ватные и голова идет кругом. Хватаюсь за дверной косяк, чтобы не упасть и, осторожно, держась за стену, двигаюсь вдоль ее к туалету. Включаю свет в комнате и сразу вступаю в полу-освещенное комнатным светом помещение туалета. Если бы я включил свет непосредственно в туалете, то мой мозг, наверняка бы лопнул от перегрузки. Справа от меня стоит ванна, вперед — сральня. Становлюсь голыми коленями на холодный белый кафель и хватаюсь двумя руками за седушку сральни. Засовываю голову почти в самую дырку, делаю небольшое усилие и первый мощный толчек блевотины вырывается из моего рта в бездну, рекошетит о форфор и немного обрызгивает мое лицо. Второй толчек еще сильнее, чувствую, как блевотина налипает на носу и вокруг рта. Потом следуют еще три, менее мощных выброса. Я останавливаюсь и сижу, засунув голову в дырку. Проходит секунд двадцать и я извергаю еще одну порцию ядовитого горького дерьма. Фак. Тело охватывает дикая усталость, хочется просто вот так взять и заснуть, головой в дырке. Сижу так еще минуту. Вдыхая в себя дерьмовы запах. Вынимаю голову из дырки и хватаюсь руками на ванну. Поднимаюсь и по пояс свисаю в нее. Чупаю ручку и включаю воду, настраиваю тепло-прохладную струю. Одной рукой держусь за край ванны, а другой начинаю умывать свое заблеванное лицо. Вода очень приятна. Умывшись, чувствую небольшой прилив сил. Встаю на ноги, уже более уверенно и выхожу в комнату, одновременно выключая режущий глаза свет. Пускай мене светит глухая луна сквозь жидкие тучи. Сажусь на кровать. Холодно. Меня начинает по-алкогольному морозить. Протягиваю руку к батареи отопления, она теплая, но не гарячая. В комнате, наверное, плюс двадцать. Нахожу свои спортивные штаны и натягиваю. Иду к шкафу и наугад беру первую пару теплых носков, которые натягиваю окоченелыми руками на холодные ноги. Включаю кипятильник и снова сажусь на кровать. Жду, пока закепит вода. Вспоминаю, что мне помогают справиться с посталкогольным синдромом и снова встаю. Беру бутылку минералки и припадаю к ней обсохшими губами. Делаю много жадных и больших глотком, поглощая в себя около семисот грамм жидкости. Потом беру банан. Отламываю от него половину, вторую кидаю на пустую кровать. Начинаю жадно есть банан, потом вытераю липкие от его мякоти руки о штаны. Вода уже закипела. В темноте ищу пачку чая. Беру из нее пакетик и бросаю на дно пустого стакана. Заливаю его на три четверти кипятком и начинаю остервенело давить пакетик ложкой. Ставлю стакан с кипятком-чаев на столик и беру в руки таблетку аналгина. Запиваю ее минералкой. Отрываю бутылку от губ, потом снова подношу и делаю еще два больших глотка. Потом следует зычная и смачаня отрыжка, куски банана вылетают из моего рта. Так то уже лучше, кекс. Сажусь на кровать и беру в руки чашку с чаем. Кипяток уже достаточно остыл, чтобы его можно было пить. Делаю небольшие глоточки. Чай, все же, обжигает полость рта. Вкус блевотины подавляется вкусом крепкого чая. Сижу на кровать и начинаю снова дрожать. Чувствую, какие у меня холодные руки, по сравнению с чаем. Боюсь выронить чашку из дрожащих рук, сжимаю ее крепче, обжигая ладони. Делаю еще маленькие глоточки. Через две минуты допиваю чай и залажу с ногами на свою кровать. Одеяло немного мокрое от пива, я переварачиваю его и укрываюсь сухой его стороной. Натягиваю одеяло по самое горло и засовываю голову в подушку. Лежу на спине. Смотрю на часы, доставая руку из-под одеяла 3:58. Через три часа будет уже светать. Я закрываю глаза. Блевать уже не хочется и я чувствую физическое и моральное удовлитворение. Мне холодно, я поджимаю под себя ноги и сворачиваюсь клубочком. Засыпаю устало через несколько минут. Сны мне почти не сняться. Только неясные отрывки без четкой сюжетной линии.
Рассвет приходит и лучи солнца падают на мое тело, согревая его и холодную комнату. Наверняка, температура поднялась градусов на пять. Я не вижу рассвета, я еще сплю. А будет меня не он, я стук в дверь около девяти утра. Стучат настойчиво, а потом я разбираю и голос, который принадлежит Майклу.
— Эй, Дима, ты че ты спишь еще? Вставай бля соня!
— Подожди минутку, я щас.
Я встаю. Тело ватное и меня немножко колбасит. Все холодное какое-то. Алкоголь выходит, принося с собой это ебаный холод и колотняк.
Я шаркаю негнущимися ногами к двери и отпираю в нее. Майкл заходит в комнату.
— Ну и духан у тебя дружище! Ты че напился?
— Ага.
— Ну и как самочувствие, я еле разобрал тебя на фоне стены.
— Да так, норма вроде. Бывало и хуже.
— Ну ты типа давай, типа поправляйся и воздержись сегодня от всякого там виски, хотя пивка сам бог велел бахнуть с утра. Я это, я чего типа пришел, мы сегодня играем дерби с мудаками-яппи из Челси, типа пошли.
— Да не, Майкли, ты же видишь, у меня щас состояние нестояния, я тут прилягу, полежу, полечу организм немножко.
— Ну типа, как хочешь. Жалко конечно. Кстати, я тут слышал Пола убрали, да?
— Ага.
— А чего он не попрощался даже, ушел нахуй себе бля, типа, не сказал ничего даже.
— А я ебу.
— Ну нехорошо вышло как-то, хотя я понимаю, чувырло расстроился наверное не по детски, то-то он убитые в жопу ходил последние дни. Ну ты не знаешь где он щас? Хоть адресок кинул то тебе?
— Неа.
— Ну ладно чувак, ты типа давай того, поправляйся. Я к тебе еще загляну вечерком, расскажу как там гоняли мячик, витамминчиков принесу, гы-гы-гы.
— Ну давай Майкл, удачи.
Я закрываю за Майклом дверь, запираю ее на замок и устало зажусь на пол. Холодно, блин. Поджимаю ноги и обхватываю себя руками, пытаясь согреться. Надо вставать, встаю. Тишотка воняет, от этого голова болит еще больше. Беру новую, чистую и свежую. Одеваю ее. Так-то лучше, чувак. Беру стакан со своей кровати, в котором раньше было пиво и наливаю из боченка себе новую порцию. Подношу ко рту и морщусь. Пить не хочется, но надо. Чтобы потом весь день не колбасило. Выпиваю его залпом. Пиво приятно щиплет пищевод и я чувствую, как силы буквально с каждой секундой начинают наливать мое тело, возвращая ему твердость. Я ставлю кипятиться воду и иду в ванную. Там чищу зубы и полощу лицо, а потом устало и долго сру.
Я вышел из ванны. Приготовил себе китайскую лапшу, заварил чай, порезал сыра и намазал хлеб маслом. Поел я без аппетита. Часы показывали 11:09. Включил ТиВи и посмотрел новости спорта. Потом включил музыкальный канал MTV. Сел на кровать и устало посмотрел на бутылки с виски. Снова смешал себе виски с содовой и продолжил запой
Вечером пришел Майкл. Он снова долго стучал в двери. Я успел выпить до его прихода (а было уже около девяти вечера) пять виски с содовой, выкурить пачку сигарет и вот сейчас сидел и пил пиво из заляпанного стакана. Я уже был достатчно пьян.
— Чувак, ты че типа снова бухаешь?
— Ага. Я в запой хочу. Хочу нажраться как мудило вааще.
— Ты чего, брателло? Учеба завтра.
— Меня тоже выгоняют, дружище и пожайлуста, не задавай лишних вопрос. О'К?
— Ну как хочешь, чувак. Мы сегодня типа классно погоняли. Продули один-пять ну и хуй с этим, зато классно яппи помочили и ебнули тачку какого-то мудака толстого.
— Гы.
— Я тебе вот тут апельсинчиков пакет принес.
— Сэнкс.
Ну, вообщем, Майкл мне еще порассказывал про то, как на мячик сходил и мы с ним еще по литру пивка бахнули.
Потом он свалил, а я пошел и проблевался. Потом завалился спать. Проснулся ночью и снова пошел блевать. Потом лечить организ миниралкой и бананами.
Запой продолжался. Все дни: с понедельника по пятницу. Они у меня в голове перемешались полностью. Помню, что приходил Майкл и, кажется, Люси. Я тогда был трезвый. Она спросила, чего я не появляюсь на парах, я сказал, что типа заболел. Она и ушла.
В субботу утром я проснулся и подошел к зеркалу. Я похудел. Сильно. Киллограмм на пять наверное. Еще лицо мое было зеленого цвета, бледно-зеленого. Как болото. Под глазами были нихуевые круги и я вообще, еле стоял на ногах, держась за умывальних. Ну ты и дал, кекс, бля. В двери снова постучали.
Я открыл. Стоял какой-то мудак.
— Дмитрий Факовский?
— Ну я.
— Вам просили передать, что декан ждет вас сегодня у себя в кабинете в два часа дня.
— Ага.
Я молча захлопнул перед его носом дверь и пошел собирать вещи. Как я и думал, так и стало. Вчера была модульная работа по социологии, и учитывая мои и так слабые позиции, сегодня меня должны были выгнать.
Я покидал свои скудные пожитки в рюкзак, спрятал в задний карман джисн оставшиеся фунты.
Ровно в два дня я зашел в дверь кабинета декана и плотно закрыл ее за собой.
— Добрый день, мистер Факовсий
— Добрый.
Я, не спрашивая разрешения, плюхнулся в кожаное кресло. Хули мне были эти церимонии, когда меня через десять минут и так попрут? Интересно, может мне на прощание сказать декану, что он тупой мудак? Да ну, хуй с ним.
— Неважно выглядите, мистер Факовский. Сходили бы к врачу.
— Все нормально, уже поправляюсь.
— Вы знаете, я думаю, о чем я хотел с вами поговорить.
— Ага.
— Вы вчера пропустили модульную контрольную по социологии. Конечно, я мог бы взять во внимание то, что вы болеете и разрешить вам ее переписать. Но вы же знаете ваше положение. Сегодня мне подали списки с рейтингами студентов. У вас, при всем моем уважении не выходит степендия. Вы же знаете, что это значит.
— Ага.
— Мы пригласили вас учится в нашу Академию, надеясь что вы оправдаете наши надежды и надежды вашего декана, который порекомендовал вас нам, увы, наши надежды на счет вас не оправдали.
— …
— Правильно делаете, что молчите, мистер Факовский. Хочу вам сообщить, что с сегодняшнего дня вы не являетесь студентом нашей Академии. Вот возьмите.
Он протянул мне конверт.
— Тут билеты на автобус и паром. Мы оплачиваем вам дорогу домой. Дорога автобусом, с остановкой в Амстердаме.
— Когда я должен буду выезжать?
— Ваш автобус будет отъезжать завтра в семь утра с Ист Эндского вокзала. Паром в час дня. Я советую вам не опаздывать.
— Понял.
Я встал, сунул конверт с билетами в карман куртки и молча, не прощаясь вышел.
Вернулся в свою комнату. Решил сегодня не пить, чтобы не проспать отправление автобуса. Интересно, нужно ли мне прощаться со своими товарищами? В жопу все. Я лег на кровать, сняв перед этим только куртку и ботинки и уснул.
Вечером ко мне зашла Люси и Майкл. Я рассказал им все. Кажется, они были искрене расстроены. Они написали мне свои домашние адресса и телефоны. Я тоже написал номер телефона, левый. Хотел со всем рвать. Нет дороги назад. Мы выпили немного пива. Они ушли около десяти вечера и я сразу лег спать, поставив будильник на 5:30.
Разбудил он меня еще когда не встало солнце. Я встал. Одел джинсы, реглан. Зашнуровал ботинки и одел куртку. Взял свой рюкзак и тихо вышел. Закрыл дверь на ключ, который сдал внизу охране.
Шел утренним Лондоном той же дорогой, что и несколько месяцев назад. Только тогда солнце садилось за члены-трубы заводом, а сейчас вставало, прорывая своими лучами густые и серые тучи, которые лили на землю дерьмо-снег как бы плача. Я глубже натянул капюшен, чтобы снег не налипал хотя бы на лицо. Я и так был уже весь мокрый. Холодны и серый Ист Энд и я бреду его улицами. В некоторых окнах бетонных коробок уже горит свет: это либо белые встают, чтобы идти на работу на свои заводы с членами-трубами, либо ниггеры ложатся спать. Good night, ниггеры!
Вот уже слышен и виден авто-вокзал. Четыре автобуса стоят с включенными фарами, а рядом ходят тени-люди. Я беру себе карту Лондона, на этот раз на память. Свой единственный сувенир, вещь, которая должна была напоминать мне об этой сумасшедшей trip. Я быстро нахожу свой автобус и кидаю рюкзак на свое место солгласно билету. Неплохое место, в четвертом ряду возле окна. До отправки автобуса остается еще десять минут. Люди-тени вокруг суетятся и бегают. Я выхожу на улицу и пытаюсь курить под падающим снегом.
Водитель подходит ко мне и говорит, что я должен занять свое место. Я бросаю в грязную лужу полу-потухшую сигарету и подхожу к двери автобуса.
Оборачиваюсь. Солнце там заводами, бетонные дома и грязный снег. Таким ты мне запомнишся, Лондон.
Good bye, London! You was fucking fine!
Часть вторая Downlife
(читать под песню «До весны далеко» группы Tanki и пить водку «SV-Медовая»)
Общество использует фальшивую и извращенную логику, чтобы подмять под себя и перевоспитать людей, поведение которых не соответствует его стандартам.
(И. Уэлш «На игле»)
1
В нашем доме, который находится на улице Полярной, живут лишь одни мертвые. Как, кстати, и в других домах. Различие лишь состоит в том, что некоторые понимают то, что они мертвые, а некоторые этого не понимают. Наша планета Земля начала умирать еще в прошедшем, двадцатом, столетии, когда изобрели телевидение и атомную бомбу. Это процесс длился и человечество еще билось в агонии, надеясь на воскрешение, пока не прошли 70-е годы, когда последний хиппи помыл волосы и одел гражданскую одежду. И сейчас эта мертвая планета продолжает оборачиваться вокруг Солнца, и все, кто сидит на ней и ждет конца, еще надеются, что появится живой человек и все будет возрождено. И я также без надежды продолжаю надеяться. В нашем доме очень чисто, я сказал бы даже стерильно. Это все Грек. Он любит, чтобы было чисто, и заставляет меня тратить огромное количество времени на то, чтобы убирать его ебаную квартиру, в которой я временно поселился, вычищать крошки, грязь и гной. Это меня бесит, но я делаю ему приятное и не прикословлю. Он же хозяин квартиры. Сегодня я проснулся в семь часов утра из-за того, что за окном гремело и шел густой дождь. Мне не хотелось просыпаться, тем более вставать. До того времени, когда я должен был вставать и идти на работу было еще два часа, да и сама работа могла подождать. Я хотел вот так лежать и валять дурака, рассматривая серый потолок в разводах от новогоднего шампанского. Голова болела после выпитой вечером водки и глупых снов, в которых она снова была далеко от меня. Меня встречало еще одно хмурое утро моей бесмысленной жизни, которое должен был постепенно перейти в день. Серый и неинтересный.