Страница:
– Музочка, – пыталась возражать Сабрина, – мне кажется ты опять впадаешь в крайность. Полагаю, они думали о нас и не пожалели бы жизни своей ради нашего спасения, случись что опасное. Только делают они это без лишних слов, без истерики и рекламы. Ты, скорее всего, права в том, что они слишком погружены были в свои интеллектуальные игры, но не настолько, чтобы забыть о любимых женщинах. Посмотри, практически все стихи Сергеева пронизаны любовью, а твой Михаил ведь разделял его представления о жизни.
Муза как-то вяло хмыкнула и как тот сфинкс устремила взгляд вдаль. Сабрина следила за ней исподтишка. Молча шли довольно долго, потом Музу прорвало:
– Понимаешь, Сабринок, на что я злюсь,.. больше всего злюсь,.. как не странно, – злюсь на себя. Не нужно было слушать Мишку, надо было рожать ребенка. Что я сейчас такое?.. – какая-то вещь, неопределенность, а не женщина. Наша женская защита – в нашей бабьей доле: любить и рожать детей! Потеряла любовь мужчины – но осталась любовь к ребенку. Женщина всегда должна оставаться женщиной. А это значит – любить и быть любимой!
Муза еще о чем-то подумала, что-то взвесила – перевесила и продолжила:
– Почему мы набросились, яко коршуны, на дамочку-ректора? Да потому, что она хочет казаться умной, а на самом деле – площадная дура Для нее жизнь, как тусовка или митинг – при флагах, транспарантах, аплодисментах и прочей мишуре… У нее ни черта не получилось с серьезной наукой, потому что не за свое дело взялась, так она пытается защитить свою самость административной суетой. А это откровенная глупость – угрызения совести на старости лет загрызут! Недавно видела по телевизору выступление женщины-депутата Государственной Думы. Извини, но я эти рожи (женщин-функционеров) не различаю – одно общее пятно или еще проще – жопа! Эта дура просила равенства с мужчинами в политике. Причем, просила-то у тех же мужиков. Идиотизм!.. Видимо плохо с гормонами и психикой у этой депутатки. Радоваться надо тому, что мы, женщины, еще не влезли в политическое говно по уши! Детей надо рожать, а не языком чесать – в этом состоит наше предназначение, наша защита от одиночества, людской злобы, глупости политиков и тупости народных масс – быдло.
Сабрина воспользовалась кратким перерывом в речах и втиснула свой вопрос. Похоже, что он ее уже давно мучил.
– Музочка, – обратилась она к подруге деловым тоном, – скажи, что собственно ты понимаешь под словом "быдло"? Уж слишком часто ты его употребляешь. Послушать тебя, так и Сергеев с Мишей часто им оперировали. Может быть это просто оскорбление тех, кого не понимаешь или не желаешь принимать, как личности?
Муза выстрелила ответом моментально:
– Прежде всего, Сабринок, обратимся к классикам: что пишет старик С.И.Ожегов? "Быдло – это люди, которые бессловесно выполняют тяжелую работу на кого-либо". Вот тебе и ответ! Работа должна быть удовольствием, а не рабской функцией. Если человек не понимает этого и не умеет претворить такую установку в жизнь, значит у него умственная отсталость – дебильность той или иной степени выраженности. Стоит ли уважать такого? У всех при социализме были равные возможности, но не все состоялись. Помнишь из Евангелия от Луки: "Ибо много званных, но мало избранных" (14: 24). Большинство современных проституток, наркоманов, бомжей, преступников – осколки этого несостоявшегося племени. Это дети и внуки тех функционеров, которых вытащила "система" на поверхность без учета их биологических заслуг перед природой, оценивая исключительно их идеологическое лизоблюдство. Беда в том, что власть была сориентирована на помощь "неспособным" и отвращение "способных" То есть даже с точки зрения выгоды для общества, государства, все делалось шиворот-навыворот! Тепличные условия, как проявления классовой солидарности быдло, породили в конце концов гибель ее защитников и потребителей. Сюда добавь еще одно откровение – злобу тупого скота.
Муза не долго думала, видимо, подходящих примеров у нее в запасе была масса, она, виновато-печально ухмыльнувшись, продолжила рассказ:
– Вот тебе примечательная история: ты слышишь, как довольно часто рано утром скулит и воет собака в нашем дворе? Слышишь! – вот и чудесно. Это тебе и всем остальным благополучным жильцам мстит наш дворник – законченный алкоголик. Он приходит сюда рано утром с парой шавок, кормит их из помойного бака, немного подергает метелкой по асфальту – большого толку от его уборки нет. Уходя, одну из собачек – небольшую сучку – он запирает во дворе, захлопывая на кодовый замок калитку железных ворот. Собака, намаявшаяся в этом страшном, голодном мире, потерявшая единственного защитника – пошлого человека и друга – другого кобеля, воет от животного страха в чужом дворе. Вот она классовая солидарность, вот она месть быдло тем, кто, по его мнению, сумел лучше устроиться. Куда полезнее для всех и для него лично, была бы другая акция: этот мудак мог вымыть лишний раз лестницу в нашей парадной и тогда по заслугам получил бы "на карман". Но такое простое решение ему и в голову не приходит. Ему важнее излить злобу, пусть даже за счет предательства верного, одинокого друга – жалобной собачонки. А мне не лень вставать, одеваться и идти выручать собачонку – выпускать ее на волю. Она же, глупышка, бежит догонять своего деспота, виновато виляя хвостом. Меня-то благодарить ей уже и некогда. В Евангелие от Матфея очень хорошо об этом сказано: "Ибо от избытка сердца говорят уста. Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе; а злой человек из злого сокровища выносит злое" (12: 34-35).
Муза обратила пристальный взгляд на Сабрину, словно проверяя качество усвоения очень важных понятий:
– Сабринок, согласись, что даже проститутка может оторваться от своих быдловких корней очень простым способом – попытаться родить ребенка от мужчины-носителя элитарного генофонда. В том, кстати, будет состоять эффект женской защиты. Однако именно здесь высовывает свою глупую голову очередной парадокс: быдло, как правило, тянется к быдло, и это качество при деторождении закрепляется прочно. Короче: женщина обязана уметь правильно выбирать мужика, отца своих будущих детей! Терпеть не люблю баб, вступающих в материнство в каком-то забытьи. Это же очень ответственная миссия – защита не только личная, но и всего общества.
Сабрина ответила не сразу. Чувствуется, что она пыталась разобраться в чем-то, имеющем для нее большое значение. Она вспоминала другие слова из Евангелия, пытаясь их выстроить в канонический ряд, подчиненный особой логике: "И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, – в учении"…
Дальше нужно было снова напрячь память, взвесить разные варианты, чтобы точно определить категоричные формулы. Наконец память выхватила из под спуда сомнений и закрепила на переднем плане продолжение вещей фразы: " Увещатель ли, – увещавай; раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием"…
Снова разрыв в памяти… Следовало напряжение мысли, перебор нескольких вариантов. Затем отстоялось праведное: "Любовь да будет непритворна; отвращайтесь от зла, прилепляйтесь к добру; будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте"…
Трудно даются построения вещих формул даже с Божьего голоса, а попробуй сам, да еще впервой, изобрести что-либо путное. Сложная задача! Но Сабрина снова поймала Божественную идею. За самый кончик предыдущих слов она потянула ниточку, клубочек стал распутываться: "В усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны"…
Сабрина остановилась, как вкопанная, – вот он ответ на ее внутренний запрос, выход из ее состояния. Теперь она стала мало-помалу понимать, от чего многие именитые женщины, теряя мужа, уходили в монастырь – далеко, далеко от мирской жизни. Они были настоящими женщинами, а не пошлыми бабами и, тем более, не мужиками в юбках!
Муза следила за отблесками этой внутренней работы, не мешая подруге переживать. Она только слегка контролировала маршрут следования – дорожное движение, переходы под светофор.
Сабрина опять ухватилась за чуть было не оборвавшуюся нить Святых откровений: "В нуждах святых принимайте участие; ревнуйте о странноприимстве; благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте". Да, да, Сабрина четко вспомнила, – все это было из Послания Святого Апостола Павла к Римлянам, глава двенадцатая, пункты – с шестого по четырнадцатый.
Теперь Сабрина как бы очнулась и задала вопрос опекавшей ее подруге:
– Музочка, скажи пожалуйста (ты, кажется, уже толковала как-то об этом, но я невнимательно слушала): Сергеев черпал из Священного Писания моральную поддержку только для своих научных и литературных занятий, или для него в нем заключался еще какой-то смысл?
Муза словно бы давно ждала такого вопроса и отвечала практически не задумываясь:
– Голова ученых так устроена, что они умудряются находить материал для своих изысканий в любых источниках. А моральная поддержка и прагматический интерес для них неразделимы. Они же живут, как помешанные, в своем замкнутом и, может быть, волшебном мире! Сергеев часто говорил, что редкий человек умеет расшифровывать универсальность логики Писания. Многие из читателей застревают на частностях, принижая Святые тексты. Он же даже для чисто лечебных подходов, а тем более для теоретических построений, разыскивал намеки на универсальные формулы в Библии. Но у него была забавная привходящая концепция: он считал, что имеет право на жизнь простая версия, смысл которой состоит в том, что сотворение мира на земле есть эксперимент, проводимый высшим разумом. Отсюда известное в Евангелии от Иоанна: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог" … и так далее. Видишь – прямое указание на планирование эксперимента. Но у другого представителя вселенского разума (которого принято называть Дьяволом) могли быть иные представления об организации эксперимента и его ходе. Тогда естественно предположить, что он вмешивался в чистый опыт, привнося всякие бяки. Но в борьбе противоположностей открывается путь к истине!
Сабрина попыталась кое-что уточнить:
– Музочка, а какова же цель эксперимента, что проверял Высший разум, соорудив его на Земле.
– Вот здесь как раз огромное, просто необозримое, число вариант задач, целей. Но самую верную отгадать нам не дано, иначе сам человек будет способен вмешаться в эксперимент. И, как водится, подгадит в чем-либо. – отвечала Муза. – Из возможных вариантов Сергеев склонялся к попытке вывести особую породу людей, скажем, толерантных к каким-то биологическим или поведенческим вирусам. Однако все могло быть и весьма прозаично: например, иные миры избавляются от генетического брака, накопившегося в популяциях своих соплеменников. Так что, Сабринок, дерзай: предлагай свои варианты.
Подруги вышли на Дворцовую площадь, и Сабрина околдовалась величием развернувшейся перед глазами панорамы. Она вертела головой, медленно вращалась на месте, пытаясь ощутить и сохранить размах впечатлений. Так, медленно продвигаясь домой, спотыкаясь вниманием на архитектурных шедеврах, переживая эстетическое просветление, подруги добрались до своего дома на Гороховой улице, что идет параллельно Невскому проспекту. Словно сговорившись заранее, обе одновременно вспомнили сергеевкий стишок на злобу дня ("Малярия"):
Пришлось задуматься о некоторых нововведениях в отечественной медицине – о всеобщем медицинском страховании и его горестных последствиях для населения огромной, развращенной государственной заботой о здоровье своих рабов, страны. Сабрина со своим будущим ребенком представлялась жалкой песчинкой в этом пыльном и бестолковом царстве.
Больше всех волновалась Муза. Она-то знала прелести отечественного здравоохранения. В ней все больше и больше просыпалось какое-то особое, законсервированное материнство. Доходило до маразма (так она сама называла это состояние): в сердце зрела и шевелилась некая зараза – ревностью к Сабрине, к ребенку. Был дурной сон – привиделось, что беременна именно она, но у нее каким-то детективным образом похитили эту беременность: плод внедрили в чужой организм. Муза в ту ночь проснулась в холодном поту, долго не могла прийти в себя. Разобравшись в том, где реальность, а где фантазия, двинулась в другую комнату, к Сабрине. Нежно, осторожно, чтобы – не дай Бог! – не разбудить спокойно сопевшую подругу, стала ощупывать ее живот. Все было на месте! Все было в порядке! Муза представила себе возможный поворот мыслей любого наблюдателя, ненароком заставшего ее за этими акушерскими манипуляциями. Самой Сабрине все можно было объяснить. Она, безусловно, поверит в добрые намерения подруги. Но чужой глаз – всегда злой глас! Он может стать не только "гласом вопиющего в пустыне", но и обвиняющим в пороке. Одни заподозрят в лесбийских наклонностях, другие – в фетишизме.
Эти мысли вдруг неожиданно вывели Музу на интимные откровения самой с собой: она задала себе опасный вопрос, на котором некоторые женщины, особенно ее возраста, ломаются окончательно и бесповоротно. Муза спросила себя: кого сейчас люблю больше – мифического мужчину-принца или земную подругу-женщину? Ответ повис в воздухе и никак не хотел приземляться в сознании только потому, что Муза боялась произносить в слух правдивый ответ. Для полного откровения требовалось мужество! Откровенный ответ был смертельно простым: "Я люблю тебя, Сабрина, твоего ребенка и никого больше"! Муза была профессиональным психологом и хорошо понимала куда ведут такие откровения.
Настало утро: Сабрина, как ни в чем не бывало, умывалась, готовила завтрак. Муза, словно нашпаренная, глотнула толику кофейку и, не отведав скромный бутерброд, рванула в поход по официальным медицинским учреждениям.
Пока Сабрина со все возрастающим любопытством и энтузиазмом исследовала литературный архив, Муза усердно оценивала систему организации здравоохранения и, в частности, службы родовспоможения и педиатрической помощи. Покончив с анализом безобразий, творимых в этой области в России, Муза переключила внимание на то, что делается за рубежом. Она связалась с Магазанником и получила подтверждение того, что у фирмы имеется возможность организовать специальную поездку во Францию, Германию, если Сабрина пожелает рожать в зарубежной клинике. Но здесь, совершенно неожиданно для себя, Муза столкнулась с резкой и категоричной отповедью, исходящей от самой Сабрины. Она, переполненная левацким патриотизмом (термин ввела Муза), отринула все попытки оторвать ее от новой родины. Она страстно желала разделить "участь своего народа". Услышав филологический перл, Муза фыркнула так, что встряхнулись стены квартиры. Затем, отдышавшись, подавив негодование, спросила:
– Ты, милочка, случаем, не царских кровей. Это он, наш батюшка царь, вместо того, чтобы передушить большевистскую нечисть, отправить в сумасшедший дом всех этих психопатов и шизофреников, решил делить участь с народом, за что и был варварски уничтожен. Потом Россия восемьдесят лет хлебала собственную кровушку, да не стаканами, а ведрами!
Сабрина ничего не ответила, понимая, что подруга лишь печется о ней и ребенке. Она прижалась к Музе щекой, чмокнула подругу прямо в сочные губы и снова занялась архивом. Муза внутренне поплыла от восторга и нежности, но заявила деланно грубовато:
– Вижу, девонька, сестричка, солнышко, что ты зачиталась крамольными мыслями своего благоверного. Они иссушили тебе мозг, вконец испортили твою бедную головушку. Кстати, во французском и испанском Сабрина означает сестра, племянница. Думаю, что Сергеев видел в тебе не только женщину, вызывающую у него понятное головокружение, но и сестру, дочь, с которыми он встречался в прошлых жизнях. Боюсь, что и мы с тобой были сестрами когда-то, если не подозревать большее.
Сабрина словно ждала такого замечания. Она придвинула к Музе бумажку со стихом "Сабрина" и стала читать его вслух.
Муза, дослушав до конца отповедь греху, потрепала подругу по загривку, прижалась к ней щекой и сказала:
– Все же ты влюбленная дурочка, Сабринок, продолжает вешать тебе лапшу на уши твой Сергеев даже после смерти. А ты внимаешь его виршам, как неоспоримым приказам, и живешь в сказке, которую он для тебя выдумал. Да, наверное, обе мы дуры: я ведь тоже из-под влияния Мишки так и не могу выйти по сей день. Жаль, что он стихов, паршивец, не писал, а то бы и я потешала душу стройностью рифм и сказкой сладких слов.
– Чего ты опять-то выдумала? Ты понимаешь, что главная твоя задача сейчас ребенка родить полноценного? А ты все кувыркаешься в воспоминаниях. По-моему, ты во сне и наяву все еще чувствуешь себя в объятиях Сергеева. Спустись на землю: ты находишься в стране, которая еще только сто с небольшим лет тому назад официально освободилась от рабства (в 1861 году подписал Александр II свой манифест о ликвидации крепостного права), но в действительности его никто толком и не выполнял еще многие годы. В пору большевизма народ превратили в быдло, которое проживало в худших условиях, даже по сравнению с крепостным правом. Ты понимаешь, что тебе придется столкнуться со здравоохранением, выдуманным новыми дураками – наследниками прежних болванов? Эти кретины могут погубить и тебя, и ребенка? А ты все бродишь со свирелью, как Дидель. Помнишь из Багрицкого: "Марта, Марта, надо ль плакать, если Дидель ходит в поле и смеется невзначай". Сабринок, плакать может быть и не надо, но думать мы с тобой должны обязательно и предусмотреть все до мелочей.
Муза прошерстила бумажки из архива и выбрала одну из многих:
– Ты посмотри, Сабринок, что твой немой повелитель тебе пишет оттуда, из зазеркалья, словно предупреждая, что жизнь может сложится в этой стране отвратительно до безобразия. Стих называется выспренно – "Поклонение Господу".
– Похоже, что как бы иронически Сергеев не относился к женщине, он все же отдавал должное ее роли в жизни нашего общества. На поприще медицинских услуг, особенно в существующем ныне варианте, тебе, Сабринок, придется столкнуться с каверзными неожиданностями. Самое потешное заключается в том, что наводить тень на плетень в твоей родильной доле будут как раз те, кто по идее способен проникаться тонким пониманием твоих трудностей. Такая медицинская помощь может выйти тебе не тем боком! Ожидать ничего другого не приходится: у россиянок так же, как у мужиков, нет Бога в душе (еще совсем недавно цари боролись с язычеством, а потом большевики его насаждали, называя скромно атеизмом!).
Муза дополнила предупреждение спокойным выводом:
– Сергеев, похоже, в качестве максимально лирического предупреждения подарил тебе стих "Женщина":
Муза как-то вяло хмыкнула и как тот сфинкс устремила взгляд вдаль. Сабрина следила за ней исподтишка. Молча шли довольно долго, потом Музу прорвало:
– Понимаешь, Сабринок, на что я злюсь,.. больше всего злюсь,.. как не странно, – злюсь на себя. Не нужно было слушать Мишку, надо было рожать ребенка. Что я сейчас такое?.. – какая-то вещь, неопределенность, а не женщина. Наша женская защита – в нашей бабьей доле: любить и рожать детей! Потеряла любовь мужчины – но осталась любовь к ребенку. Женщина всегда должна оставаться женщиной. А это значит – любить и быть любимой!
Муза еще о чем-то подумала, что-то взвесила – перевесила и продолжила:
– Почему мы набросились, яко коршуны, на дамочку-ректора? Да потому, что она хочет казаться умной, а на самом деле – площадная дура Для нее жизнь, как тусовка или митинг – при флагах, транспарантах, аплодисментах и прочей мишуре… У нее ни черта не получилось с серьезной наукой, потому что не за свое дело взялась, так она пытается защитить свою самость административной суетой. А это откровенная глупость – угрызения совести на старости лет загрызут! Недавно видела по телевизору выступление женщины-депутата Государственной Думы. Извини, но я эти рожи (женщин-функционеров) не различаю – одно общее пятно или еще проще – жопа! Эта дура просила равенства с мужчинами в политике. Причем, просила-то у тех же мужиков. Идиотизм!.. Видимо плохо с гормонами и психикой у этой депутатки. Радоваться надо тому, что мы, женщины, еще не влезли в политическое говно по уши! Детей надо рожать, а не языком чесать – в этом состоит наше предназначение, наша защита от одиночества, людской злобы, глупости политиков и тупости народных масс – быдло.
Сабрина воспользовалась кратким перерывом в речах и втиснула свой вопрос. Похоже, что он ее уже давно мучил.
– Музочка, – обратилась она к подруге деловым тоном, – скажи, что собственно ты понимаешь под словом "быдло"? Уж слишком часто ты его употребляешь. Послушать тебя, так и Сергеев с Мишей часто им оперировали. Может быть это просто оскорбление тех, кого не понимаешь или не желаешь принимать, как личности?
Муза выстрелила ответом моментально:
– Прежде всего, Сабринок, обратимся к классикам: что пишет старик С.И.Ожегов? "Быдло – это люди, которые бессловесно выполняют тяжелую работу на кого-либо". Вот тебе и ответ! Работа должна быть удовольствием, а не рабской функцией. Если человек не понимает этого и не умеет претворить такую установку в жизнь, значит у него умственная отсталость – дебильность той или иной степени выраженности. Стоит ли уважать такого? У всех при социализме были равные возможности, но не все состоялись. Помнишь из Евангелия от Луки: "Ибо много званных, но мало избранных" (14: 24). Большинство современных проституток, наркоманов, бомжей, преступников – осколки этого несостоявшегося племени. Это дети и внуки тех функционеров, которых вытащила "система" на поверхность без учета их биологических заслуг перед природой, оценивая исключительно их идеологическое лизоблюдство. Беда в том, что власть была сориентирована на помощь "неспособным" и отвращение "способных" То есть даже с точки зрения выгоды для общества, государства, все делалось шиворот-навыворот! Тепличные условия, как проявления классовой солидарности быдло, породили в конце концов гибель ее защитников и потребителей. Сюда добавь еще одно откровение – злобу тупого скота.
Муза не долго думала, видимо, подходящих примеров у нее в запасе была масса, она, виновато-печально ухмыльнувшись, продолжила рассказ:
– Вот тебе примечательная история: ты слышишь, как довольно часто рано утром скулит и воет собака в нашем дворе? Слышишь! – вот и чудесно. Это тебе и всем остальным благополучным жильцам мстит наш дворник – законченный алкоголик. Он приходит сюда рано утром с парой шавок, кормит их из помойного бака, немного подергает метелкой по асфальту – большого толку от его уборки нет. Уходя, одну из собачек – небольшую сучку – он запирает во дворе, захлопывая на кодовый замок калитку железных ворот. Собака, намаявшаяся в этом страшном, голодном мире, потерявшая единственного защитника – пошлого человека и друга – другого кобеля, воет от животного страха в чужом дворе. Вот она классовая солидарность, вот она месть быдло тем, кто, по его мнению, сумел лучше устроиться. Куда полезнее для всех и для него лично, была бы другая акция: этот мудак мог вымыть лишний раз лестницу в нашей парадной и тогда по заслугам получил бы "на карман". Но такое простое решение ему и в голову не приходит. Ему важнее излить злобу, пусть даже за счет предательства верного, одинокого друга – жалобной собачонки. А мне не лень вставать, одеваться и идти выручать собачонку – выпускать ее на волю. Она же, глупышка, бежит догонять своего деспота, виновато виляя хвостом. Меня-то благодарить ей уже и некогда. В Евангелие от Матфея очень хорошо об этом сказано: "Ибо от избытка сердца говорят уста. Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе; а злой человек из злого сокровища выносит злое" (12: 34-35).
Муза обратила пристальный взгляд на Сабрину, словно проверяя качество усвоения очень важных понятий:
– Сабринок, согласись, что даже проститутка может оторваться от своих быдловких корней очень простым способом – попытаться родить ребенка от мужчины-носителя элитарного генофонда. В том, кстати, будет состоять эффект женской защиты. Однако именно здесь высовывает свою глупую голову очередной парадокс: быдло, как правило, тянется к быдло, и это качество при деторождении закрепляется прочно. Короче: женщина обязана уметь правильно выбирать мужика, отца своих будущих детей! Терпеть не люблю баб, вступающих в материнство в каком-то забытьи. Это же очень ответственная миссия – защита не только личная, но и всего общества.
Сабрина ответила не сразу. Чувствуется, что она пыталась разобраться в чем-то, имеющем для нее большое значение. Она вспоминала другие слова из Евангелия, пытаясь их выстроить в канонический ряд, подчиненный особой логике: "И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, – в учении"…
Дальше нужно было снова напрячь память, взвесить разные варианты, чтобы точно определить категоричные формулы. Наконец память выхватила из под спуда сомнений и закрепила на переднем плане продолжение вещей фразы: " Увещатель ли, – увещавай; раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием"…
Снова разрыв в памяти… Следовало напряжение мысли, перебор нескольких вариантов. Затем отстоялось праведное: "Любовь да будет непритворна; отвращайтесь от зла, прилепляйтесь к добру; будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте"…
Трудно даются построения вещих формул даже с Божьего голоса, а попробуй сам, да еще впервой, изобрести что-либо путное. Сложная задача! Но Сабрина снова поймала Божественную идею. За самый кончик предыдущих слов она потянула ниточку, клубочек стал распутываться: "В усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны"…
Сабрина остановилась, как вкопанная, – вот он ответ на ее внутренний запрос, выход из ее состояния. Теперь она стала мало-помалу понимать, от чего многие именитые женщины, теряя мужа, уходили в монастырь – далеко, далеко от мирской жизни. Они были настоящими женщинами, а не пошлыми бабами и, тем более, не мужиками в юбках!
Муза следила за отблесками этой внутренней работы, не мешая подруге переживать. Она только слегка контролировала маршрут следования – дорожное движение, переходы под светофор.
Сабрина опять ухватилась за чуть было не оборвавшуюся нить Святых откровений: "В нуждах святых принимайте участие; ревнуйте о странноприимстве; благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте". Да, да, Сабрина четко вспомнила, – все это было из Послания Святого Апостола Павла к Римлянам, глава двенадцатая, пункты – с шестого по четырнадцатый.
Теперь Сабрина как бы очнулась и задала вопрос опекавшей ее подруге:
– Музочка, скажи пожалуйста (ты, кажется, уже толковала как-то об этом, но я невнимательно слушала): Сергеев черпал из Священного Писания моральную поддержку только для своих научных и литературных занятий, или для него в нем заключался еще какой-то смысл?
Муза словно бы давно ждала такого вопроса и отвечала практически не задумываясь:
– Голова ученых так устроена, что они умудряются находить материал для своих изысканий в любых источниках. А моральная поддержка и прагматический интерес для них неразделимы. Они же живут, как помешанные, в своем замкнутом и, может быть, волшебном мире! Сергеев часто говорил, что редкий человек умеет расшифровывать универсальность логики Писания. Многие из читателей застревают на частностях, принижая Святые тексты. Он же даже для чисто лечебных подходов, а тем более для теоретических построений, разыскивал намеки на универсальные формулы в Библии. Но у него была забавная привходящая концепция: он считал, что имеет право на жизнь простая версия, смысл которой состоит в том, что сотворение мира на земле есть эксперимент, проводимый высшим разумом. Отсюда известное в Евангелии от Иоанна: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог" … и так далее. Видишь – прямое указание на планирование эксперимента. Но у другого представителя вселенского разума (которого принято называть Дьяволом) могли быть иные представления об организации эксперимента и его ходе. Тогда естественно предположить, что он вмешивался в чистый опыт, привнося всякие бяки. Но в борьбе противоположностей открывается путь к истине!
Сабрина попыталась кое-что уточнить:
– Музочка, а какова же цель эксперимента, что проверял Высший разум, соорудив его на Земле.
– Вот здесь как раз огромное, просто необозримое, число вариант задач, целей. Но самую верную отгадать нам не дано, иначе сам человек будет способен вмешаться в эксперимент. И, как водится, подгадит в чем-либо. – отвечала Муза. – Из возможных вариантов Сергеев склонялся к попытке вывести особую породу людей, скажем, толерантных к каким-то биологическим или поведенческим вирусам. Однако все могло быть и весьма прозаично: например, иные миры избавляются от генетического брака, накопившегося в популяциях своих соплеменников. Так что, Сабринок, дерзай: предлагай свои варианты.
Подруги вышли на Дворцовую площадь, и Сабрина околдовалась величием развернувшейся перед глазами панорамы. Она вертела головой, медленно вращалась на месте, пытаясь ощутить и сохранить размах впечатлений. Так, медленно продвигаясь домой, спотыкаясь вниманием на архитектурных шедеврах, переживая эстетическое просветление, подруги добрались до своего дома на Гороховой улице, что идет параллельно Невскому проспекту. Словно сговорившись заранее, обе одновременно вспомнили сергеевкий стишок на злобу дня ("Малярия"):
С тем и вошли в квартиру: их встретили три кошечки (Маша, Муза, Серафима), супружеская пара спаниелей – Граф и Буля. Взаимопонимание было редчайшее: животные смотрели на хозяек одинаково внимательными глазами, выражавшими одно общее желание – поесть поскорее! Хозяйки, усовестившись, принялись срочно готовить обед для своих питомцев, да и о своих желудках необходимо было позаботиться. А над головой, словно Дамоклов меч, нависало вещее замечание – концовка Псалма 77: "И он пас их в чистоте сердца своего, и руками мудрыми водил их".
Каменный мост громыхнул вопрос:
"Быть ли в Питере ненастью –
На Гороховой несчастью?"
Дом тридцать застыл, как храм,
Нимфеткам святость не по зубам.
Моя единственная, почти таинственная,
Приходит к ночи, убедиться воочию:
Чары вцепились прочно,
Воля порочна, разум спит,
Как дальний скит, слезой умыт.
Душа монаха не примет краха,
Но муза дракона, глаза хамелеона
Гипнотизируют братца: просит остаться.
Нет равенства в болезненной любви:
Господи, помилуй и помоги!
Выбраться надо из круга Ада.
Помолюсь Святой Деве Марии:
Спаси грешника от сладостной малярии!
5.4
День за днем медленно и без всяких потрясений текла жизнь подруг. Ничто не предвещало грозы – грома и молний. Хватало времени готовить, стирать, убирать квартиру, не забывать о несложных нарядах, раскапывать и систематизировать архив Сергеева. Но самым главным, естественно, была забота о течении беременности и подготовке к неотвратимо приближающимся родам. Сабрина должна была стать повторнородящей, а потому обладала уже достаточным опытом подготовки к материнству, да и организм ее уже испытал известные муки, а значит в нем давно настроились системы защиты жизни матери и ребенка. Беременность протекала без осложнений, Муза исподволь наблюдала медицинским оком за перестройкой, не надоедала советами, но умело, профессионально подходила к организации быта Сабрины. Она взяла на себя заботу о подготовке приданого и организации защиты от всего того, что однажды обязательно должно будет рухнуть на Сабрину, как снег на голову.Пришлось задуматься о некоторых нововведениях в отечественной медицине – о всеобщем медицинском страховании и его горестных последствиях для населения огромной, развращенной государственной заботой о здоровье своих рабов, страны. Сабрина со своим будущим ребенком представлялась жалкой песчинкой в этом пыльном и бестолковом царстве.
Больше всех волновалась Муза. Она-то знала прелести отечественного здравоохранения. В ней все больше и больше просыпалось какое-то особое, законсервированное материнство. Доходило до маразма (так она сама называла это состояние): в сердце зрела и шевелилась некая зараза – ревностью к Сабрине, к ребенку. Был дурной сон – привиделось, что беременна именно она, но у нее каким-то детективным образом похитили эту беременность: плод внедрили в чужой организм. Муза в ту ночь проснулась в холодном поту, долго не могла прийти в себя. Разобравшись в том, где реальность, а где фантазия, двинулась в другую комнату, к Сабрине. Нежно, осторожно, чтобы – не дай Бог! – не разбудить спокойно сопевшую подругу, стала ощупывать ее живот. Все было на месте! Все было в порядке! Муза представила себе возможный поворот мыслей любого наблюдателя, ненароком заставшего ее за этими акушерскими манипуляциями. Самой Сабрине все можно было объяснить. Она, безусловно, поверит в добрые намерения подруги. Но чужой глаз – всегда злой глас! Он может стать не только "гласом вопиющего в пустыне", но и обвиняющим в пороке. Одни заподозрят в лесбийских наклонностях, другие – в фетишизме.
Эти мысли вдруг неожиданно вывели Музу на интимные откровения самой с собой: она задала себе опасный вопрос, на котором некоторые женщины, особенно ее возраста, ломаются окончательно и бесповоротно. Муза спросила себя: кого сейчас люблю больше – мифического мужчину-принца или земную подругу-женщину? Ответ повис в воздухе и никак не хотел приземляться в сознании только потому, что Муза боялась произносить в слух правдивый ответ. Для полного откровения требовалось мужество! Откровенный ответ был смертельно простым: "Я люблю тебя, Сабрина, твоего ребенка и никого больше"! Муза была профессиональным психологом и хорошо понимала куда ведут такие откровения.
Настало утро: Сабрина, как ни в чем не бывало, умывалась, готовила завтрак. Муза, словно нашпаренная, глотнула толику кофейку и, не отведав скромный бутерброд, рванула в поход по официальным медицинским учреждениям.
Пока Сабрина со все возрастающим любопытством и энтузиазмом исследовала литературный архив, Муза усердно оценивала систему организации здравоохранения и, в частности, службы родовспоможения и педиатрической помощи. Покончив с анализом безобразий, творимых в этой области в России, Муза переключила внимание на то, что делается за рубежом. Она связалась с Магазанником и получила подтверждение того, что у фирмы имеется возможность организовать специальную поездку во Францию, Германию, если Сабрина пожелает рожать в зарубежной клинике. Но здесь, совершенно неожиданно для себя, Муза столкнулась с резкой и категоричной отповедью, исходящей от самой Сабрины. Она, переполненная левацким патриотизмом (термин ввела Муза), отринула все попытки оторвать ее от новой родины. Она страстно желала разделить "участь своего народа". Услышав филологический перл, Муза фыркнула так, что встряхнулись стены квартиры. Затем, отдышавшись, подавив негодование, спросила:
– Ты, милочка, случаем, не царских кровей. Это он, наш батюшка царь, вместо того, чтобы передушить большевистскую нечисть, отправить в сумасшедший дом всех этих психопатов и шизофреников, решил делить участь с народом, за что и был варварски уничтожен. Потом Россия восемьдесят лет хлебала собственную кровушку, да не стаканами, а ведрами!
Сабрина ничего не ответила, понимая, что подруга лишь печется о ней и ребенке. Она прижалась к Музе щекой, чмокнула подругу прямо в сочные губы и снова занялась архивом. Муза внутренне поплыла от восторга и нежности, но заявила деланно грубовато:
– Вижу, девонька, сестричка, солнышко, что ты зачиталась крамольными мыслями своего благоверного. Они иссушили тебе мозг, вконец испортили твою бедную головушку. Кстати, во французском и испанском Сабрина означает сестра, племянница. Думаю, что Сергеев видел в тебе не только женщину, вызывающую у него понятное головокружение, но и сестру, дочь, с которыми он встречался в прошлых жизнях. Боюсь, что и мы с тобой были сестрами когда-то, если не подозревать большее.
Сабрина словно ждала такого замечания. Она придвинула к Музе бумажку со стихом "Сабрина" и стала читать его вслух.
Муза, дослушав до конца отповедь греху, потрепала подругу по загривку, прижалась к ней щекой и сказала:
– Все же ты влюбленная дурочка, Сабринок, продолжает вешать тебе лапшу на уши твой Сергеев даже после смерти. А ты внимаешь его виршам, как неоспоримым приказам, и живешь в сказке, которую он для тебя выдумал. Да, наверное, обе мы дуры: я ведь тоже из-под влияния Мишки так и не могу выйти по сей день. Жаль, что он стихов, паршивец, не писал, а то бы и я потешала душу стройностью рифм и сказкой сладких слов.
Муза внимательно заглянула в глаза Сабрине, погладила ее по животу и спросила:
Загадочно имя Сабрина -
нашептано тьмою веков,
пришло от простых рыбаков,
от спермы тупых мужиков.
Как белое платье в крови,
трясущее память поныне -
донашивали его графини
последующих веков.
Сабрина-первая была
за святость в жертву отдана.
Толпа бунтующих скотов,
терзала девичий альков.
Ниспослана Богом награда -
Сабрина вырвана из Ада.
Прошел заметный интервал.
Контуры бытия изменялись -
иной биологией наполнялись,
воспитанием шлифовались,
образованьем насыщались.
Душевно-нежную точность,
как проверку на прочность,
оформлял, бесспорно, Бог -
здесь ошибиться Он не мог.
Не стоит ободрять генетика:
для Бога муки те – эстетика.
Всевышний выбирал дорогу
ведущую людишек к Богу:
толпу безумных вразумлял,
на путь покойный наставлял.
Сабрин судьба – эксперимент,
лишь поучительный момент.
Собак воспитывают плетью,
а человека – состраданьем,
примером вещим, назиданьем,
молитвой, верным покаяньем.
Сабрина приняла крещенье -
и заслужила тем прощенье.
Путь верный сам проверь -
не мукой горькой и не скукой.
Есть верный признак проведенья -
терпенье, радость и прозренье.
Сам разгадай грехов обличье -
тем заслужи благополучье.
Воистину, для всех один:
Судья Всесильный -
Бог наш – Господин!
– Чего ты опять-то выдумала? Ты понимаешь, что главная твоя задача сейчас ребенка родить полноценного? А ты все кувыркаешься в воспоминаниях. По-моему, ты во сне и наяву все еще чувствуешь себя в объятиях Сергеева. Спустись на землю: ты находишься в стране, которая еще только сто с небольшим лет тому назад официально освободилась от рабства (в 1861 году подписал Александр II свой манифест о ликвидации крепостного права), но в действительности его никто толком и не выполнял еще многие годы. В пору большевизма народ превратили в быдло, которое проживало в худших условиях, даже по сравнению с крепостным правом. Ты понимаешь, что тебе придется столкнуться со здравоохранением, выдуманным новыми дураками – наследниками прежних болванов? Эти кретины могут погубить и тебя, и ребенка? А ты все бродишь со свирелью, как Дидель. Помнишь из Багрицкого: "Марта, Марта, надо ль плакать, если Дидель ходит в поле и смеется невзначай". Сабринок, плакать может быть и не надо, но думать мы с тобой должны обязательно и предусмотреть все до мелочей.
Муза прошерстила бумажки из архива и выбрала одну из многих:
– Ты посмотри, Сабринок, что твой немой повелитель тебе пишет оттуда, из зазеркалья, словно предупреждая, что жизнь может сложится в этой стране отвратительно до безобразия. Стих называется выспренно – "Поклонение Господу".
Муза опять порылась в архивной папке и извлекла на свет Божий новое откровение, которое, как ей показалось, очень подходило к текущему моменту. Она сперва не спеша сама вчитывалась в строки стихотворения, покачивая головой, разгадывала и домысливала что-то. Созревший поворот ее определений был, как всегда, несколько неожиданным:
Порой живут не по правилам – вольно!
Влюбленному сердцу от этого – больно!
Совесть жалобой терзает и мозг, и душу:
Вроде видим, думаем, обычно дышим,
Но голоса жизни, все одно, не слышим.
В отношениях простых – тягомотина:
У стены на диване храпит он, уродина.
Тянет жилы из плоти обязанность,
Обращая любовь в безнаказанность.
Мимо счастья плывет жизни плот –
Тянет в погибель измен водоворот.
Скучно и нудно ворчит-снует поток,
Раскручивая новых болезней виток.
Верно жди: Господь Бог вскинет руку,
Разорвет цепей бесконечную муку.
Свежий смысл и радости доля –
Преисполнится Всемогущего воля!
Отыщется вдруг единственный человек
И две судьбы, наконец, сплетутся навек.
Отойдет, как гроза, роковое ненастье,
Забрезжит луч долгожданного счастья.
Потянет к жизни – к заманчивой сказке,
Сбросим вмиг с лица пустяковые маски.
Но Бог есть судия:
Одного унижает, а другого возносит!
– не того кто обижает, а кто просит!
– Похоже, что как бы иронически Сергеев не относился к женщине, он все же отдавал должное ее роли в жизни нашего общества. На поприще медицинских услуг, особенно в существующем ныне варианте, тебе, Сабринок, придется столкнуться с каверзными неожиданностями. Самое потешное заключается в том, что наводить тень на плетень в твоей родильной доле будут как раз те, кто по идее способен проникаться тонким пониманием твоих трудностей. Такая медицинская помощь может выйти тебе не тем боком! Ожидать ничего другого не приходится: у россиянок так же, как у мужиков, нет Бога в душе (еще совсем недавно цари боролись с язычеством, а потом большевики его насаждали, называя скромно атеизмом!).
Муза дополнила предупреждение спокойным выводом:
– Сергеев, похоже, в качестве максимально лирического предупреждения подарил тебе стих "Женщина":
– Разговор наш не праздный, Сабринок, в службе родовспоможения девяносто пять процентов составляют женщины. Бездарные мужики-организаторы здравоохранения сейчас подкинули дамочкам в белых халатах опаснейшую игрушку, называемую обязательным медицинским страхованием. Среди революционных преобразователей, кстати, набралось достаточно большое число администраторш с такими неопрятными фамилиями, словно их выскребли из прямой кишки во время разбора каловых завалов. Суди сама, что творится по женской линии: Конюховы-Рыловы, Окаяны-Записухины, Гномо-Сратовы, Куцыны-Глуповы, Минаки-Пустовы и еще черт знает какие сочетания звуков, понятий и специализаций. А посмотри, к какой помойке тянется мужская линия: Раскорякины-Нехристеновы, Шумяки-Кошкомучины, Кагаловы-Каловы, а то и просто неприличные, совершенно алкогольные фамилии – например, Алконовы-Литрухины, и другие. Но фамилии – это пустяк, не в благозвучие дело. За ужасным слогом прячутся соответствующие племена, роды, семейства, являющиеся носителями образования, эрудиции, культуры, традиций. А уже из таких свойств выплывают некие качества, одобряемые людьми, обществом – ум, честь, порядочность, принципиальность, правдивость и так далее. К огорчению, вместо полезных культур, в российский и без того неряшливый огород внесен без меры явный чертополох, сорная трава. Надо же наконец научиться доверять власть достойным – по роду и племени, по стойким генетическим качествам. Достаточно было экскрементов с выдвижением всяких выблядков – Ягода, Агранов, Урицкий, Берия и прочие, прятавшие, кстати, свои истинные фамилии за партийными кликухами. Такие ироды быстро превращались в маленьких или больших палачей, откровенных дураков и ворюг, умеющих активно пилить сук на котором сидят они и все государство. Вся подобная нечисть – мутные пятна на стеклах очков генеральных отечественных вивисекторов. У них, как намалеванная черной краской, выступает на лбу одна надпись – "Осторожно – быдло!".
Забавное и странное созданье,
Способное сместить все мирозданье,
Та женщина, которая любима.
Она, как рок, порой, неотвратима:
Рукой стальной терзает душу,
Гнетет, одаривает, душит.
Когда бы удалось ей совратить Творца,
То не осталось бы от Космоса крыльца.
Но Слава Богу, мирозданье прочно,
А истинно Святая Дева – непорочна,
Любить же Бога позволяется заочно.
Земная душечка с роскошной попкой
Пусть не спешит тропинкой топкой.
Попытка одарить Всевышнего улыбкой –
Конечно, будет пошлостью, ошибкой.
Нет прав у любопытной дщери
Подглядывать в космические щели.
Вот почему наш Вседержитель защищен,
Он недоступен, безграничен, изощрен.
А девушкам мирским в подарок: слезы,
Абразио, молитва, вера и ночные грезы.
Господи!
Прости их, ибо не ведают, что творят!