С такими суровыми мыслями и начинающимся приободрением плоти, которое, как правило, и наступает в финальной фазе мыслительного процесса у здорового человека, Володя резко вскочил с пляжного лежака и снова лег, но уже рядом, на песок. Экономные физические упражнения очень полезны в критические периоды: они позволяют создавать иллюзии силы и бодрости. Маскируют от окружающих некоторые абсолютно мужские реакции. Володе ничего не оставалось, как быстро перевернуться на живот. И тут перед глазами, справа, застыли две стройные женские ножки. Вот она кульминация, резко сокращающая у мужчины дистанцию до эрекции. Кто не знает этих здоровых проявлений "клича природы", особенно в молодости! Володя уже догадался кому принадлежат ножки, догадалось об этом и то, что в общественном месте, на людях, должно дремать. Но клич природы не хотел подчиняться человеческой воле! Володя, словно, рыба, выброшенная из воды на берег, на мгновение приутих, подавил дыхание, законсервировался, затем, не удержавшись, взбрыкнул, как бы шлепая хвостом, успокаивая "жажду жизни". Было ясно, что приближается активная фаза кары за долготерпение: "И поверг Ангел серп свой на землю, и обрезал виноград на земле, и бросил в великое точило гнева Божия" (Откровение 14: 19).
   Да, уж… Нужные мысли всегда приходят вовремя в голову грешника! В сознание юноши успела мелькнуть только одна мысль: "Хорошо, что серп срезал только виноград, а не пришелся по корню, скажем, "Тунгусского метеорита"! Володя на радостях начал отжиматься на руках, прогибаясь только в пояснице и не отрывая тазовой области от пляжной гальки, которая, уже деликатно посунувшись, приготовила удобную ямку для активных впечатлений, передаваемых, безусловно, не по воздуху, а по специальной антенне, а точнее – с помощью цельно-налитой столбо-башенной конструкции.
   Конечно, скрыть свою "впечатлительность" от опытного, ищущегося женского взгляда не удалось. Да и стоит ли тратить время на вялую маскировку. Инна Марковна решила вопрос просто, она, ни мало не смущаясь, спросила Володю:
   – Может быть хватит играть в жмурки и подкидного дурачка? Где, Володя, твой номер, пошли – надо поговорить и насладиться жизнью в спокойной обстановке.
   У Владимира на мгновенье перехватило горло, и он с мужественной хрипотцой, словно, эстрадный певец современенного приблатненного пошиба, ответил:
   – Я рад вас видеть на таком близком расстоянии, Инна Марковна. Вы как птица Феникс, восстаете из пепла, пены, пляжной гальки, песка и священной музыки матери-природы!
   Инна Марковна отдала должное комплиментарному витийству юноши и, улыбнувшись, заключила:
   – Спасибо, Володя, – "доброе слово и кошке приятно" – я передам твоему преподавателю русской литературы то, что она воспитала отчаянного говоруна. Однако не будем терять времени и пройдем в твой номер, зачем нам привлекать внимание пляжной братии. Интересно, мальчик, как ты сейчас справишься с трудной задачей маскировки своих тайных ожиданий, вдруг превратившихся в очевидную явь?
   Володя не был бы сыном Сергеева, если бы не сумел найти выхода из столь щекотливого положения. Прежде всего необходимо мобилизовать внутренний голос, способствующий созданию психологического равновесия. И тот голос зазвучал: "И то сказать, что в том трагического, если идешь словно по меридиану, нахально выпирающему из плавок, – а рядом молодая, очаровательная, отливающая шоколадным загаром, женщина, дарящая своему избраннику ободряющую, все понимающую улыбку. Это вовсе и не бестактность, и не преступление против морали, и не кощунство – это предвестник возможной большой любви.
   На пляже валяется, практически вперемешку, такое количество мужских и женских тел, напряженных и готовых к самому необыкновенному, что найти путь к массовой солидарности не составляет труда. То откровение, которое вынуждены были демонстрировать Володя с Инной, совершенно не воспринималось, как вызов, эпатаж палача, испытывающего свои многочисленные жертвы нетерпимым голодом и жаждой. Сложность еще "нетекущего момента" состояла лишь в том, чтобы не вызвать резонансные явления среди общественности – прямо на пляже, под солнцем, среди детей могли начаться ответные, адекватные маневры. Тогда название всему тому будет одно – вертеп под открытым небом!
   Опять из недосягаемой высоты раздался голос из Откровения, голос не суда, а сострадания: "И истоптаны ягоды в точиле за городом, и потекла кровь из точила даже до узд конских, на тысячу шестьсот стадий" (14: 20). Но пляж все равно оставался на общей волне, что-то знаменательное витало в воздухе, торжествовало, приободряло, сопереживало, желало всем без исключения успехов и отменной потенции. Володя ловко задрапировал нижнюю часть тела в обширное махровое полотенце, превратившее его в стройного Тарзана. Взяв за руку свою Джейн, он двинул в сторону санаторного корпуса. Величавая юбочка добавляла паре шарма: можно было фантазировать и тогда видеть молодого шотландского стражника, выгуливающего свою патронессу перед дневным, дообеденным раутом.
   Что же греха таить: все было, как и должно было быть. Изголодавшаяся и перегретая взаимными ожиданиями плоть бурным вихрем вырвалась на свободу, как только вошли в номер. Любовники просто потеряли голову – молодость перемешалась с юностью, глупость с наивностью, опытность с откровением. Счастье властной силой закружило обоих. Из номера не выходили трое суток: пили только чай, кипяченый прямо здесь же, не отходя от постели; да хрустели печеньем, ломали завалявшуюся плитку шоколада с орехами, нашлась и бутылка сухого вина. Силы не иссякали, а только крепли, страсть переходила в восторг, а дальше уже появлялась опытность; разгорался костер большой любви! Дай-то Бог устойчивости и лежкости этой новой святой паре!
   И ежику понятно, что потерявших голову любовников опекал Гончаров, ибо ни разу никто не постучал назойливо в дверь, никакая развинченная горничная не пыталась с решительностью остолопа обязательно произвести уборку в номере, не являлась и дежурная по этажу с напоминанием о "контрольном часе – 23. 00". В какой-то момент Володя даже подумал, что их постельные игры пишут, снимают скрытой камерой – уж слишком комфортной была обстановка, вальяжнее, пожалуй, чем в фешенебельном парижском публичном доме. Последнее сравнение, конечно, явилось от многоопытной души Сергеева-старшего, которая, кстати, и подсказала отроку не бояться "колпака", ибо в таком невинном возрасте, как у Володи, прощаются все грехи. А потом: отменная работа – она и есть отменная, она поощряется, ею восхищаются даже незапланированные зрители.
   Как много все же значит молодость: для проявления сексуальной бодрости Володе было достаточно ополоснуть холодной водой лицо и подтянуться пару десятков раз, зацепившись руками за верхнюю перекладину косяка двери, и все специальные механизмы снова начинали действовать безотказно. Но надо отдать должное и "прикладному" мастерству Инны Марковны. Можно похвалить организаторов учебного процесса в Санкт-Петербургском Университете, на факультете иностранных языков, свято поддерживающих традиции одной из лучших "кузниц кадров". Всестороннее образование (кстати, многообещающий термин для любых вариаций!) "профессионалок" всегда было заботой не только ректората и деканата, но и иных служб, участвующих в защите государственных интересов. Пусть остается университетской тайной сложившаяся педагогическая система.
   Все эти мысли между основными делами витали в голове Володи, ибо его давно тянуло к скромному приземистому корпусу с ажурными оконцами по фасаду с изящной лепниной. Это строение, словно слепленное из белой глины, но не обожженной в закрепляющей созидательный процесс печи, как бы дышало на ладан. Воздушность его, вероятнее всего, была сопровождением отмирания, тленья строительных конструкций, но не системы обучения специалистов. Володя в тайне от родственников давно решил получать параллельное образование в стенах этого разрушающегося дома. Но он пока не выбрал профильный язык (скорее всего, это будет испанский… или английский?). Потому ему было так уютна в горячих объятиях выпускницы факультета иностранных языков Санкт-Петербургского Университета: ясно, что углубленное, к тому же сугубо индивидуальное, обучение юноши уже началось.
   Корпус стоит на набережной, на виду у всего города. Ему машет правой рукой присевший неподалеку Михаил Васильевич Ломоносов. При таком оформлении отношений древности и современности никто не посмеет заявить, что "рыба тухнет с головы". Понятно, почему именно в несколько трясущейся от нетерпения и скрытого темперамента головке ректора появилась мысль отобрать у соседа – Военной академии тыла и транспорта – соседнее скромное зданьице – бывшую конюшню. За счет военного ведомства, в котором вполне достаточно жеребцов, можно значительно расширить функциональные возможности факультета иностранных языков Университета. В отремонтированных по европейскому стандарту стойлах можно будет выпестовать прекрасных с "тыла и транспорта" кобылиц и жеребцов, на которых давно возрос спрос во всем мире.
   Не стоит уточнять, как там с женскими элементами у ректора Университета, но у Инны Марковны была такая влекущая грудь (тот случай, когда имеет место некоторое превышение стандарта, подпадающее под качества "золотого сечения"), что Володя балдел и только открывал и снова закрывал рот, как рыба, выброшенная на рабочую поверхность. Такие женские формы природа дарит лишь избранным, словно специально для оценок внимательных экспертов заинтересованных структур. Стоит ли винить их за настороженность, усердие и внимательность. Конечно, в свои молодые годы Володя плохо разбирался в психоанализе, но в нем возлежала душа Сергеева-старшего, а она-то быстро разобралась в истоках темперамента. Сексуально-эстетическое воспитание новорожденного мальчика начинается сразу же с момента первого прикладывания к груди. Сабрина в этом смысле так основательно приучила своего сына к эталонам отменного спроса, что в дальнейшем ошибаться в выборе экспоненты было практически невозможно. Тем более, что еще из алгебры Володя помнил простенькую формулу экспоненциальной (показательной) функции: y = ax , где x – независимое переменное.
   Эта "независимость" и переменность сильно будоражили воображение молодого повесы. Он, безусловно, давно (еще в младенчестве), но тайно, присматривался к атрибутике женского тела. Глаза привыкали к избранному, отменному – Сабрина, Муза. Когда он осознал греховность некоторых фантазий, то, естественно, оставил в покое образ матери и сместился в сторону тетушки. Муза – любимая тетушка – была его Ахиллесовой пятой. Она впечатляла подрастающий организм все больше и больше. Какой все же мудрый рецепт лечения юношеских неврозов открыла решительная Муза – взяв за шиворот и отшвырнув далеко к Черному морю все эти танталовы муки, поселившиеся в "подрастающей среде". Теперь самовосполняющееся "достояние республики" само шло ему в руки! И судя по пляжной толчее, имя тому "достоянию" – легион!
   Когда на четвертые сутки Инна запросила "пардону" (терминология моряка-писателя Новикова-Прибоя), было ясно, что спецназ умыл инъяз, а заодно и его воспитателей из КГБ. А, если уж на чистоту, то не стоит дерзить КГБ – в его структурах много славных подразделений. Не стоит думать, что там трудятся только жандармы, вяло отслеживающие кухонную пьяную болтовню кучки диссидентов-импотентов. Но в данном случае, безусловно, каждая спецслужба занималась своим делом: КГБ "фильтровал" объект и обеспечивал прикрытие своей сотруднице, военная разведка между делом поинтересовалась возможностями потенциального коллеги.
   Мог ли тогда Володя знать, что его отец уже давно подтвердил на крысах, морских свинках, лабораторных кроликах, собственном опыте и опыте наблюдаемых пациентов простую истину, которая, если бы ее помнили миряне, ударила любого, как серпом по яйцам. Первая женщина и первый мужчина в сексуальном рауте – это приговор, биологический крест практически на всю оставшуюся жизнь. Важно, чей иммунитет окажется сильнее, более подготовленным. Соитие открывает ворота первому инфицированию, причем, не только усилиями армад разнообразных микробов (известных медицине и неизвестных), но и биологическому внедрению определенных матриц будущего поведения клеток, затем тканей, а вместе – всего организма. Здесь, на этом хирургическом ложе, состоится последовательная ампутация заметных частей перспектив жизни сексуальных партнеров – вот оно первое серьезное "приглашение на казнь"! К этому року добавится и последующая медленная биологическая пытка и смертный приговор.
   Нет необходимости иметь полное высшее биологическое или медицинское образование, чтобы понять: если в сопрягающихся в постели разнополых телах замешаны достаточно неординарные, даже запутанные, генетические программы, то биологическое потрясение будет более выраженным. Сергеев-старший, конечно, был способен приоткрыть тайну таких зависимостей юному покорителю дамских сердец. Он сходу расшифровывал запутанные коды, но это никогда не ослабляло его собственного темперамента лишь потому, что он был экспериментатором по "главной сути", то есть до мозга костей.
   Сергеева-старшего даже бодрила перспектива наткнуться на генетическую казуистику, лишь бы она не была сродни "влагалищу с зубами". Он бы, наверняка, отметил, что в Инне Марковне таятся гены сефардов, именно тех, которые хорошо перемешали еврейскую "бурю" с испанским "штормом". Последний компонент роднил ее с Сабриной. А эта колдунья, безусловно, на понятийном уровне давно передала частицу своей биологической предвзятости неродному, но единственному и невероятно близкому сыну.
   Тем не менее, в Володе отмечался явный перекос в сторону скандинавской ветви человечества. Однако Сергеев-старший уже ушел из жизни. А труды его в этой сложной области этологии и генетики, находящейся ближе не к науке, а к искусству, были погребены вместе с мозгом в безразмерном Тихом океане. Теперь страстным любовникам приходилось самостоятельно решать вопрос: "кто больше навредит своему визави"? А это был гамлетовский вопрос, до ответа на который любовники, упивающиеся беспощадными ласками, еще не доросли. Пожалуй, ответ на него можно будет получить только в Эдеме. Но, слава Богу, что простые смертные, как глупые мартышки, резвятся, не ведая о приближающейся каре за грех! "Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены, и, как зеленеющий злак, увянут" (Псалом 36: 1-2). К кому сегодня обращены эти слова – "Вот в чем вопрос"!
   Спустились в столовую (как раз во время обеда): у всех жующих моментально, как по команде, свело челюсти. Простые люди (но в душе романтики) положив ложки, впились глазами в любовников: женщины проглаживали откровенной завистью удачливую одалиску, мужчины были более солидарны с волевой стороной любовного дуэта. Легкая, интригующая худоба и счастливая взвинченность любовников свидетельствовали не о страданиях, а о безграничном восторге. Чтобы не вызывать копростаз (у иных – диарею) или, того хуже, язвенные прободения у обедающих, Инна и Володя решили спуститься этажом ниже – в ресторан. Но и там было слишком много доброжелательных взглядов. Гостиничный бизнес – это профессия, а профессионалы все понимали без слов и исповедей. Купили куру-гриль, с невинной улыбкой, застрявшей в клюве несуществующей головы, другие мясные продукты, пополнили запасы вина, фруктов и сладостей. Снова скрылись в номере. Тишина восторга объединяла действующих лиц и сильно переживающих зрителей – но тех и других разделяли стены.
   Забавно, но факт: к возвращению любовников в номер, была произведена уборка и смена постельных принадлежностей (видимо, перезарядили и видеокассеты): Россия, если захочет, может покорять любые вершины, в том числе и гостиничного сервиса. Куру рвали на части руками и зубами, с азартом и вдохновением: женщина по агрессивности и традициям хищных животных явно обгоняла мужчину. Кто говорит, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок?! Это ошибка. Тот путь обозначен прежде всего для любящей, ненасытной в страсти женщины. Инна Марковна доказала это на все сто процентов. Даже не соблаговолив умыть рожи после почти звериной трапезы, бросились в объятия друг к другу – и опять началась животная страсть! И так еще три счастливейших дня и ночи.
   За окном шлепало невысокими волнами море. Пляж раскалял почти до бела свои необозримо ленивые бока под присмотром добрейшего солнца. Легкий бриз слегка ласкал многочисленные жопы, выменя и вымечки, темечки, мошонки, припуциумы, сытые животы и гладкие спины. Кругом ползла и плавилась беспросветная курортная глупость, словно окончательно растленная, слившаяся в единый общий организм, гусеница. Весь этот необозримый порок можно было встряхнуть только взрывом атомной бомбы. Не помогли бы даже усердные, массированные бомбардировки американскими снарядами, начиненными ослабленным ураном, ибо на этом пляже закалялся истинный, кондовый, многонациональный "русский характер".
   Володя, по вполне понятным причинам, вспомнил давние стихи своего отца, вычитанные из листочков семейного архива. Сабрина никогда не возбраняла сыну знакомиться с тайными мыслями отца, но, видимо, несколько "фильтровала" пламенный эпос. Где гарантия, что из-под очередного листочка не выскочат на свет Божий и вздорные откровения. Пришел на ум, видимо, маленький экспромт, еще не остывшего сознания не унывающего родителя (Порок):
 
Порок споткнулся о любви порог:
Кто смог, тот смог – еще разок!
И от того возник восторга круг:
Летим ко мне – к тебе, мой друг.
Обменный ритм и слезы страсти
Вершат со стоном общие напасти.
Потом покой и размышлений мука:
Кто человек, а кто кобель, кто сука?
Грешить и каяться – судьбу дразнить,
Потом опять грешить, всегда грешить!..
 
   И здесь, после этих строф, молодой Сергеев словно прозрел: в его мозгу, как ласковый, но настойчивый солнечный лучик-будильник, ворвавшийся рано утром в окно через плохо сведенные шторы, взыграла простая аналогия. Володя вспомнил простенькую греческую легенду, рассказанную миру уже порядком спившимся Александром Куприным. Большой мастер к тому времени, основательно сдал: он в основном перебивался мелкими поделками. Но, если речь заходила о святой любви, то даже решительно прогрессирующий алкоголик был способен поднять из могилы в Бозе почивший талант, отряхнуть с него на время тлетворный дурман, взбодрить свой татарский темперамент. Ему еще удастся порадовать читателей романами "Жанета", "Юнкера" и некоторыми мелочами, которые тоже засядут в голове Сергеева-младшего, помогут ему сносно ориентироваться в некоторых жизненных лабиринтах, где ведущим является хищное любопытство, а ведомым – осторожность, разум и добропорядочность.
   В опубликованной в 1929 году маленькой легенде Куприн завел речь об очаровательной девушке Геро и молодом атлете Леандре, встретившимися случайно и полюбившими друг друга с первого взгляда. Но их чувство ломали печальные обстоятельства, и тогда на сцене замелькал старый пастух, насквозь пропахший козлом. Он миролюбиво и откровенно предупредил Геро, что "ничего не делает насильно, а только заманивает". И потом он "зелени" не терпел, а оставлял ее своим козлам. Младшая жрица из храма Артемиды, по его разумению, была именно такой "зеленью". Но, тем не менее, он взялся помогать ей поддерживать в ночи костер – сигнальный маяк для Леандра. Словно между делом пастух мастерски играл на свирели сладкие песни, да рассказывал такие сказки, что "Геро во тьме краснела не только лицом, но даже грудью, спиной и животом". Куприн не стал спускаться ниже – он, скорее всего, плохо знал анатомию, акушерство и гинекологию. Кончилось все так, как и должны кончаться любовные истории, если их творцами и участниками становятся стареющие сатиры: Геро покинула тот край вместе с пастухом, навсегда забыв о былом возлюбленном.
   Володе показалось, что Сергеев-старший бродил по свету именно таким козлоногим сатиром, удачно рассказывающим ласковым женщинам волшебные сказки. Теперь он силою душевного огня передавал сыну свое ремесло. Сергеев-младший вдруг почувствовал прелесть амплуа, так точно отраженного в песне словами: "бродяга и задира, я обошел полмира". Да, не было сомнений: отец завещал сыну свой крест! А Сергеев-младший начинал входить во вкус и прикипать к новой миссии. С позволения сказать, шикарная грудь Инны Марковны была тому основательной порукой. Но возникал вопрос: "Порукой чего, каких страстей, каких мытарств"? То ли утомление начинало сказываться, то ли, наконец-то, слегка потянулось и принялось просыпаться благоразумие. Но, скорее всего, начали позванивать колокольчиками печали отдаленной, но настойчиво приближающаяся, тревожности!
   "Но нет в мире такой радости, на дне которой не таилась бы капля печали". На шестой день сексуального пиршества отвратительно резкий междугородный звонок потряс спальню рано утром. Прыжки и гримасы вялых мыслей и активных оргий оборвались моментально: голос Музы, перемешанный с рыданиями и неподдельным горем, ударил:
   – Володя, срочно вылетай ближайшим рейсом в Сухуми, билет заказан, обратиться в кабинет № 3, в сухумском аэропорту тебя будут встречать. Подробности при встрече!
   Было от чего призадуматься, но команда получена, времени на раздумье и прощание не отпущено. Володя быстро собрал вещи, предупредил администрацию, обнял и поцеловал Инну. "И снова бой! Покой нам только снится"!
6.8
   В Сухуми в аэропорту Володю встретил Феликс, чувствовалось, что он был переполнен горем настолько основательно, что на нем не было лица: почернел, осунулся, глаза наполнены слезами. Он молча пожал Володе руку, вышли из здания аэропорта, сели в машину с тонированными стеклами: Феликс без всяких обиняков, словно был уверен в том, что настоящий мужчина должен все выдержать, огорошил:
   – Володя, случилась трагедия: самолет, на котором находились Сабрина и Магазанник, при заходе на посадку под Сухуми врезался в гору, все погибли.
   Володя никогда раньше не видел, как плачут мужчины: Феликса словно вдавило в сидение, он сгорбился, его сотрясали конвульсии беззвучного рыдания, говорить он больше не мог. У Володи от неожиданности закружилась голова и стало поташнивать. Он вышел из машины и, подойдя к охраннику, попросил закурить – это была его первая в жизни сигарета. Он даже не замечал вкуса вдыхаемого дыма, остановился, когда пламя, слизав весь табак, подобралось к самым кончикам пальцев, к губам. Он обратился к охраннику:
   – Не знаете подробности?
   Охранники, безусловно, все знают – это же их работа отслеживать всю информации, способную так или иначе воздействовать на шефа. Парень ответил:
   – Летели на военно-транспортном самолете. Диспетчер, видимо, отвлекся, или не очень активно реагировал на проблемы российского самолета (здесь же Грузия), а пилоту неизвестны точные детали маневра, как они накладывались на типовую параболу, отсвечивающуюся на диспетчерском экране. Результат – столкновение с горой. Все вдребезги, сейчас там работает комиссия, район оцеплен, собирают остатки тел пассажиров и экипажа, ищут "черный ящик". Муза Ароновна уехала на опознание останков, держится мужественно, но за двое суток не произнесла ни одного слова, ничего не ест, только запивает водой какие-то таблетки.
   – А ведь нам надо знать, что это за таблетки, мы же и ее охраняем. – добавил сострадательным, но все же недовольным тоном охранник.
   Из машины вышел Феликс, он продолжал разговор по мобильнику. Договорив, обратился к Володе:
   – Сейчас заедем за Музой: может быть, что-либо прояснится. Затем отправимся в гостиницу, где и будем решать, что делать дальше. Не возражаешь?
   Какие могли быть возражения.
   Муза ждала машину на улице, перед воротами городской больницы. Она, видимо, не хотела, чтобы Володя даже издалека увидел это скорбное место – самый дальний угол больничного двора, где помещалось патологоанатомическое отделение вместе с судмедэкспертизой. Туда уже начали свозить останки погибших в авиакатастрофе.
   У Музы было каменное лицо, она попыталась изобразить подобие улыбки только, когда увидела Володю. Удержав его жестом в салоне автомобиля, она присела к нему поближе на заднее кресло, прижала голову сына к плечу и замолчала, силясь подавить подкатывающиеся к горлу рыдания. Затем она, справившись с конвульсиями, несколько отстранилась от Володи, впилась в его лицо полными слез глазами и ломающимся голосом произнесла:
   – Я предупреждала их обоих: не оформляйте брак – это для вас грех, слушайтесь Бога! Вот теперь наступило возмездие.
   Феликс попытался что-то высказать, как-то защитить погибших, но Муза решительно его прервала:
   – Кстати, это и тебе, Феликс, суровое предупреждение. Не тяни ты меня в эти "райские кущи". Мне еще необходимо окончательно поставить на ноги Владимира.