Фролов Иван. Люди без прошлого

   - Это пустяки, - перебил Кристи. - Все способы, кроме нашего, вызывают необратимые изменения в программе поведения человека и в его мышлении. Наш метод стирает только память, не затрагивая ничего другого.
   - Неужели пациент никогда не вспоминает о своем прошлом? - произнес Пэн, глядя на Чарли.
   - Пока известно только одно, - ответил Кристи. - За полтора года память не вернулась ни к кому.
   - Разрешите мне, - вдруг поднял рюмку Мондиал. - Я вот что хочу сказать, господа... Да, пусть наука возвысится над обществом. Но чтобы при этом она не грохнулась со своей высоты наземь, вдребезги не разлетевшись сама, и не раздавила все, что под ней будет находиться. Поэтому предлагаю выпить за ученых, которые передают знания своим детям. За вечную касту ученых!
   - На свете не может быть ничего вечного, - возразил Кристи. - Не надо обольщаться.
   - Тогда как же? - недоумевал Пэн, подняв рюмку и не торопясь пить.
   Для Муррея Роберт Мондиал с самого начала был загадкой. Пэн частенько поглядывал на этого сумрачного молчуна и старался понять, какую роль он играет рядом с искрометным Полем Кристи. Агент, приставленный военным ведомством к талантливому ученому? Телохранитель или технический исполнитель? И вдруг странный тост! И этот тост не проясняет представления о личности ученого, но, пожалуй, еще более затуманивает его.
   Бесшумно, словно тень, появлялся и исчезал официант.
   - Кем этот Чарли был раньше? - спросил Пэн.
   - Живописцем и мятежником, - хохотнул Кристи.
   - Вам известно его прежнее имя? Кристи и Мондиал переглянулись.
   - Это вспоминать запрещено, - развязно махнул рукой Кристи. - Его звали Пьедро Перейро.
   - Я, кажется, слышал о нем, - заметил Муррей и про себя добавил: "Даже собирался взять у него интервью".
   Муррей пил, ел, разговаривал, но когда на лестнице, что вела из кухни в зал, в очередной раз показался Чарли, Пэна вдруг охватила безотчетная тревога. Чарли вышагивал как-то подчеркнуто медленно и торжественно, выставив перед собой пустой поднос. Едва официант приблизился, Пэн увидел на подносе белеющее бумажное пятно.
   - Господам приглашения из Управления ТТ. - Чарли аккуратно разложил перед посетителями что-то вроде визитных карточек.
   - Интересно, кто выбрал инспектора? - Кристи подвинул карточку Пэна к себе, прочитал: - Китти Лендлел. Ну, дорогой Муррей, и повезло же вам!
   - Вероятно, сработал эффект новизны, - высказался Мондиал.
   - Что это такое? - Пэн кивнул на карточку.
   - Не что, а кто, - весело поправил его Кристи. - Самая красивая девочка из Управления тетушки Таиры. - Кристи подмигнул. - Понятно?
   - Не совсем, - пробормотал Муррей.
   - Девочек здесь семнадцать на всю базу, - хихикал Кристи. - Поэтому они у нас, как в белом танце, сами выбирают кавалеров.
   Пэн с неприязнью глянул вверх, на круглые ниши в стенах.
   - А вы, я вижу, не привыкли быть пассивной стороной? - хмельно шутил Кристи
   - Я женат... знаете ли...
   - Китти Лендлел - девочка на любой вкус! Переверните карточку, Муррей.
   На обороте карточки было красивое лицо с тонкими одухотворенными чертами, внимательный взгляд... Да, она была очень привлекательна.
   Муррей медленно шел по коридору третьего этажа в поисках указанного на карточке номера. Вот он - 317.
   Некоторое время он стоял в раздумье. Потом тихо постучал.
   - Входите, - донесся мягкий женский голос. Пэн приоткрыл дверь.
   - Я жду вас, господин Муррей.
   Перед ним стояла высокая хрупкая женщина лет двадцати с небольшим. Пышные белокурые волосы окаймляли бледное лицо с темно-синими продолговатыми глазами. Мебель, обтянутая светло-желтым полотном с синими цветами, такие же занавески на окнах, несколько репродукций головок Греза - все неуловимо напоминало хозяйку комнаты.
   Плавным жестом Китти пригласила гостя сесть. Жест этот поразил Пэна. Вернее, поразили ее руки, пластичные, выразительные, они, казалось, жили своей жизнью.
   Китти заметила его взгляд, улыбнулась:
   - Все почему-то смотрят на мои руки. Говорят, мне надо танцевать на сцене.
   В голосе Китти прозвучала плохо скрытая горечь. Пэну стало не по себе. Он растерялся.
   - Что вы, дорогой Муррей, - Китти подошла к нему, - горечь вырвалась у меня случайно. Я очень веселая...
   Ее руки коснулись его плеч и, словно испугавшись, отлетели в сторону. Потом вернулись и мягкими движениями принялись гладить его по голове.
   Пэн почувствовал, как тело его расслабляется, и опасения, что тревожили его, уходят. Он ласково привлек ее к себе.
   - Китти! - раздался вдруг истошный мужской вопль. В дверь забарабанили.
   От неожиданности Пэн отступил от Китти.
   - Китти! На черта тебе этот приезжий! Пусть только выйдет, я размозжу ему башку!
   Муррей напрягся.
   - Не обращай внимания, - весело засмеялась Китти. - Один дурачок тут влюбился в меня. Сейчас его уймут.
   За дверью послышались голоса, началась возня, и скоро все стихло.
   Но Пэна уже заполнило тревожное чувство. Китти ласково смотрела на него:
   - Что вы, мужчины, за народ! Даже здесь не можете отвлечься от своих дел! - Ее трепетные руки снова коснулись его шеи, волос.
   Пэн невольно залюбовался ею, но беспокойство не оставляло его.
   "Она аннигилирована и, может быть, в прошлой жизни была балериной? Имела друга или мужа".
   - Ты так скован, напряжен, - мягко упрекала его Китти.
   - Видимо, у тела своя память. - Пэн продолжил вслух свои рассуждения, но одновременно хотел ответить Китти. - Руки помнят дольше, чем мозг.
   - Забудь обо всем, - уговаривала его Китти. Пэн уже был во власти своей догадки:
   - Скажи, Китти, ты давно здесь?..
   - Около года.
   - А раньше где была?
   - Этого я не помню. Это пустяки. Я перенесла какую-то тяжелую болезнь. Была без сознания, говорили, на грани смерти. Я очень благодарна известным ученым Кристи и Мондиалу. Они вылечили меня. Я счастлива.
   - Здесь все девочки... после болезни?
   - Да. - Она внимательно посмотрела на него.
   - Они не знают своей биографии?
   - Конечно. Мы - люди без прошлого. Мы с удовольствием прислуживаем генералу, Кристи, всем офицерам... Когда мы видим, как привозят все новые партии выздоровевших, то понимаем, что от нас что-то скрывают. База наша очень секретная. Но нам здесь живется неплохо.
   Ужас охватывал все тело Муррея. Ужас, страх не только за этих обреченных, но и за себя, за то, что его тоже испытывают здесь, как подопытного кролика.
   Неожиданно Китти заговорила задумчиво:
   - Иногда мне смертельно хочется что-то вспомнить, но от этих усилий начинает болеть голова, и я перестаю думать.
   - И твои подруги чувствуют то же? - заинтересовался Пэн.
   - О, да, да! Какой-то офицер сказал нам, что мы страдаем за убеждения, за то, что поступали наперекор властям... - она продолжала улыбаться, - но мы ему не поверили.
   - Почему?
   - Фантазируем. Каждый выдумывает себе страну и город, где жил, потом семью, работу, любовь...
   - А как все ваши относятся к своей жизни?
   - Иногда что-то накатывает, как волна. Был у меня здесь один офицер, садист. Мерзкий тип. Хотела вытащить из его кобуры пистолет, да не успела. Он подумал, что я хотела покончить с собой. Но это один лишь раз, он меня успокаивал. А другие обходительны. В тебя я поверила сразу, как увидела. Она задумалась. - Не слова, а взгляд, интонация у тебя добрые. Ты даже смущаешься, или я тебе неприятна?
   - Китти, - он нежно поцеловал ее в щеку, - я очень тебе сочувствую.
   - Сочувствуешь? - Она удивленно подняла на него взгляд. - Тебе тоже хочется знать мое прошлое? Зачем?
   Пальцы Китти перебирали его волосы, мягко скользили по лицу, шее, груди, а синие глаза смотрели так тепло и призывно, что Пэну сделалось страшно. Неужели это доброе создание натаскано, как собака, только на то, чтобы исполнять приказы?
   Он резко встал. Она не походила на сумасшедшую, но он не мог, не имел сил назвать ее полноценной.
   Пэн смотрел на Китти, она глупо и радостно улыбалась. Потом он увидел на столе несколько книг. Бездумно взял одну из них.
   - Послушай, Китти, это ты читаешь?
   - Нет, я держу это для клиентов, - с иронией ответила она.
   - Разве читать ты не разучилась?
   - А я снова научилась. Правда, читаю очень медленно и не все понимаю. Книги будто возвращают что-то.
   Из книги выпала закладка. Пэн поднял ее. Это оказался кусочек картона, на котором было написано: "Пэн Муррей". Рядом были какие-то загогулины.
   - Это что? - спросил он удивленно.
   - Послание от генерала, - рассмеялась девушка. - Предписание, кого я должна сегодня принять.
   Он вгляделся и убедился, это предписание подписано фамилией Бурнетти.
   - Он что же, всем такие предписания присылает? Каждый день?
   - Иногда его заменяет тетушка Таира. Звон разбитого стекла заставил Пэна вскочить со стула. На пол со стуком упало что-то тяжелое. "Граната?" Взрыва, однако, не последовало. Пэн торопливо нагнулся, чтобы вышвырнуть гранату. Но, подняв предмет, понял, что ошибся. Бумага... И в нее что-то завернуто. Сорвав бумагу, он увидел обломок кирпича. "Скандалист никак не успокоится", - улыбнулся Пэн.
   - Тут что-то написано, - проговорила Китти, подняв бумажную обертку. Тебе.
   Пэн взял из ее рук смятый листок.
   "Муррею" - было выведено крупными неровными буквами. Пэн перевернул лист, прочитал: "Генерал приказал аннигилировать вас. Но мы поможем вам. Аннигиляция будет ложной, вы должны симулировать полную потерю памяти. Если вам это удастся, вы будете спасены".
   Китти не произнесла ни слова, только синие глаза ее потемнели еще больше, а руки вздрагивали от волнения.
   "Она прекрасно вымуштрована", - машинально отметил Пэн.
   Взглянув на часы, он понял, что пора уходить. Его время кончилось.
   Китти силилась что-то сказать ему, но вместо слов из ее груди вырвались рыдания, на тонкой шее билась голубая жилка, а руки с мольбой тянулись к его лицу.
   - Ты у-ухо-дишь? - Она заплакала. - Возьми меня отсюда. Ты можешь это сделать. Ты добрый.
   Он мягко отстранил Китти, направился к двери. Сзади донесся приглушенный стон. Не выдержав, Пэн обернулся. Китти стояла на коленях. Ее бессильно опущенные руки напоминали ему крылья раненой птицы. Он рванул дверь и вышел в коридор.
   Возле "мерседеса" его уже ждали ученые. Он подумал о том, как хорошо было бы скорее покинуть базу, мчаться по не просохшему от дождя асфальту, сидя за рулем своего "бьюика".
   После записки Пэн постепенно успокоился. "Не все здесь потеряли здравый смысл", - думал он, сидя на заднем сиденье машины рядом с угрюмым Мондиалом
   Он отнесся к поездке легкомысленно, даже не изменил фамилию, уповая на ее распространенность. На базе, вероятно, читали и его репортажи и статьи о нем, разъясняющие, кто скрывается под псевдонимом Бризант. Так что опасность аннигиляции для него вполне реальна.
   Но кто отважится спасти журналиста?
   Предаваясь невеселым раздумьям, Пэн не забывал наблюдать за территорией базы и еще раз оценивающе посматривал на своих спутников. Способен ли кто-нибудь из них на такой поступок? Нет. Кристи - маньяк, для которого человеческая жизнь ничто по сравнению с научными идеями. Мондиал непонятная личность. Взгляд Пэна упал на черную шею и лоснящуюся щеку водителя. Мартин Клей?
   "Всего два-три часа назад я был уверен, что все новообращенные - покорные слуги с ограниченной программой поведения, что-то вроде роботов. А теперь?.."
   В смотровом зеркале - проницательный, глубокий взгляд Клея - Веранже. Но вряд ли этот Веранже способен помочь ему. Ну как он может вмешаться в дела лаборатории? Пэн старался представить, как невозмутимо займет место в кресле, как Поль Кристи нажмет на установке кнопку...
   До научного центра они добирались долго. Пэн старался запомнить размеры, характерные особенности базы, расположение на ней зданий.
   Наконец Кристи объявил:
   - А вот и наш научный центр.
   Комплекс из трех соединенных корпусов был расположен в лощине, и вид на него открывался почти сверху, Растянутая по фасаду постройка напоминала летящую птицу: два изогнутых боковых крыла примыкали под углом к овальному центральному корпусу. Муррея удивили окна в пятиэтажных боковых корпусах. Слишком маленькие для современных зданий, они к тому же были наполовину прикрыты снаружи алюминиевыми жалюзи и тщательно зашторены изнутри. По сравнению с легкими, но подслеповатыми крыльями, сферический центральный корпус не имел четкого деления на этажи и, казалось, целиком состоял из больших темных стеклянных квадратов, выстроившихся по диагонали.
   Скоро центр спрятался за густым насаждением деревьев, а когда он неожиданно близко возник из-за поворота и по стеклам округлого центрального фасада вдруг побежал между деревьями навстречу им черный "мерседес", Муррей понял, что увидел собственное отражение. Зеркальное покрытие - неплохо придумано!
   Они подъехали к обширной стоянке, где находилось одиннадцать автобусов и более двухсот легковых автомашин. Одновременно с ними на стоянку въехал "додж" с генералом за рулем.
   - Я смотрю, у вас, генерал, есть вакантное место водителя, - заметил Пэн, выйдя из салона машины.
   Но Бурнетти, видимо, не захотел понять намека.
   - Управлять я предпочитаю сам, - шутливо обронил он.
   Все вместе направились к боковому входу в лабораторию.
   Они проходили по длинному, плавно изгибающемуся коридору третьего этажа мимо многочисленных дверей, и некоторые из них Бурнетти открывал. Сотрудники в лабораториях вскакивали, руководители бросались навстречу генералу. А он небрежно поднимал руку и шел дальше.
   - Теперь к вам, господа, - бросил генерал Кристи и Мондиалу.
   Они подошли к массивным дверям. "Вход в центральный корпус", - определил Пэн. Кристи долго возился, набирая входные шифры. Наконец вошли в высокую, лишенную окон лабораторию, заставленную всевозможным оборудованием, среди которого Пэн увидел знакомую по фильму аннигиляционную установку.
   - Вы довольны посещением Управления ТТ, господин Муррей? - обратился к нему Бурнетти, закуривая сигарету.
   - Да, генерал. Спасибо.
   - Ну что же, господа, пора, - уже другим тоном проговорил генерал и, погасив сигарету, подошел к установке. - Ваша задача продемонстрировать гостю из метрополии аппаратуру в действии. Итак, господин Муррей, смотрите и спрашивайте.
   - Вопросов пока нет.
   - Тогда перейдем к демонстрации. У вас никого нет на очереди? - обратился он к Кристи.
   - Пока никого, генерал.
   - Может, мне самому попробовать? - Бурнетти сел в кресло. - Какое шикарное сиденье! Удобнее, чем у меня в кабинете. - Генерал поднялся.
   - Вот уж никогда не думал о его удобстве, - пробормотал Кристи и тоже уселся на сиденье установки. - Да, ничего, - и он рассмеялся.
   - А теперь попробуйте вы, господин Муррей, - предложил генерал.
   "Видно, теперь мне уже не избежать, - подумал Муррей. - Будь что будет!"
   - С удовольствием, - сказал он.
   Едва Пэн занял место в кресле, как металлические обручи, словно щупальца, обвили его руки и ноги. Он инстинктивно дернулся. Обручи до боли впились в тело.
   "Все. Погиб". Ему хотелось заорать, но это было уже бессмысленно.
   - Ну вот, газетчик сам залез в уготовленное для него кресло, ухмыльнулся генерал. - А я-то ломал голову, как его сюда заманить.
   "И придумал записку с ложной аннигиляцией?" - мелькнуло в сознании Пэна.
   - Вы - газетчик. Да, газетчик. Это нам известно. Помните, я сказал вам, что в министерстве об этом аннигиляторе еще не знают. Вы не возразили. Между тем в министерстве о нем известно очень многим. Вы вздумали шпионить? Хотели развлекать читателей нашими тайнами? Ваша жизнь вне опасности, ха-ха, но мы только сотрем лишнее из вашей памяти. У вас будет неплохая жизнь, господин Муррей.
   - Я нисколько не сомневался, генерал, что вы гуманный человек, - заставил себя шутить Пэн. Глаза Бурнетти недобро сверкнули:
   - Много скандальных фактов собрал?
   - Безобидный материал! Не для печати...
   - Вам не удастся выполнить вашу миссию. Жаль. Для некоторых слишком суетных людей ваша статья была бы хорошим предупреждением. А то каждый считает себя вправе протестовать, кричать о свободе слова, даже чего-то требовать!
   Генерал продолжал что-то говорить, но Муррея вдруг захлестнула острая обида на свою неосмотрительность, на ошибку, допущенную так нелепо. Он бывал в разных переплетах, беседовал с правителями Южной Африки, записывал разглагольствования главаря общеевропейского союза фашистов, лично брал интервью у диктатора Рангунии. Не раз находился на краю пропасти, и каждый раз все кончалось благополучно. Но все до поры до времени.
   - Пришел час расплаты, господин Муррей, - ехидничал генерал.
   - Спасибо за заботу, господин Бурнетти.
   - Вы не из трусливых, я так и думал. И все-таки расставаться с жизнью вам нелегко. Я бы очень хотел знать, что испытывает человек в такой момент.
   - Неужели и я получу вторую жизнь? Вознесусь в рай, - не переставал шутить Муррей. - Буду на вас молиться?
   По тому, как у Бурнетти задергалась щека, было видно, что хладнокровие начало покидать его.
   - Но вам не удастся уже стать журналистом. Я подыщу вам иную должность. Хотите санитаром в госпитале?
   - Какое это имеет значение! Я буду благодарить вас, господин генерал!
   - Позовите сюда Мартина Клея и уборщицу! - заорал вдруг генерал. - И всех сотрудников лаборатории!
   - Господин генерал, вход в эту комнату им запрещен, - попытался остановить его Мондиал. Лицо Бурнетти налилось кровью.
   - Выполняйте! - рявкнул он. И пока Кристи собирал народ, генерал вне себя от ярости твердил Пэну:
   - Сейчас вы поймете, господин Муррей, чего стоит ваша вторая жизнь! А потом мы проверим, вспомните ли вы об этой сцене.
   Скоро комната заполнилась до отказа. Кристи подвел к генералу Мартина Клея и пожилую чернокожую старушку.
   - Клей, - обратился к нему генерал. - Тебе нравится эта старушка?
   - Она добрая дама, господин генерал.
   - Очень хорошо. У нас намечено провести важный эксперимент. Ты обязан жениться на этой женщине.
   Лицо Клея не дрогнуло. Он лишь ненадолго застыл в оцепенении, потом смиренно ответил:
   - Если это так важно, господин генерал.
   - Очень важно. Раздевайтесь! Идите в соседнюю комнату.
   Клей покорно начал расстегивать куртку. Многие сотрудники потупили глаза.
   - Вам нравится унижать подневольных людей? - пошутил Муррей. - Но вы унижаете себя, господин генерал. Все ваши сотрудники теперь будут знать, кто вы!
   - Отставить! - вдруг завопил Бурнетти. - Всех вон отсюда!
   Лаборатория вмиг опустела. Генерал подал команду Кристи:
   - Давайте, Поль.
   Кристи включил установку. После легкого щелчка тело Пэна слегка дернулось, складки на лице разгладились. Он уронил голову и начал тихо всхрапывать.
   - Он что, заснул? Несколько необычно. Кристи нажал кнопку, скобы разжались, и Пэн вывалился из кресла на пол. Потом медленно поднялся, стал тупо рассматривать лабораторию.
   - Как вы сюда попали? - строго спросил его Мондиал.
   Пэн посмотрел на него, потом удивленно пожал плечами.
   - Кто вы и откуда?
   Пэн мучительно напряг память:
   - Вспомнить не могу... - Он подошел к генералу и долго всматривался в его лицо.
   - Ну что же, господин Мондиал, - поспешно проговорил Бурнетти, - вы обратите этого писаку в нашу веру, а мы с Полем в штаб, на прямую связь с министерством.
   Роберт Мондиал вышел проводить генерала и Кристи. Пэн подобострастно глядел им вслед, выражая покорно-преданным лицом искреннее желание угодить им.
   Дверь за ними закрылась.
   Лицо Муррея потухло. Он стоял неподвижно, потом огляделся и медленно пошел по лаборатории: никто его не останавливал. Тогда он вернулся и сел в кресло перед аннигилятором и, обхватив голову руками, застыл в оцепенении.
   Тут вошел Мондиал, увидев присмиревшего Пэна, подошел к нему, тронул его за плечо:
   - О, господин Муррей! Неужели вас так огорчает пребывание у нас?
   Пэн поднял на него осторожно взгляд:
   - Простите, я вас не понял?
   - Не дурите, господин Муррей!
   - Как вы сказали? - испугался Пэн.
   - Вы что? Забыли даже меня?
   - Нет, нет! - послушно проговорил Муррей. - Я вас знаю. Но что-то со мною случилось.
   - Вы полагаете, что я проверяю надежность аннигиляции, не так ли? засмеялся Мондиал. - Мы с вами пошутили!
   - Да-да, спасибо, - закивал журналист.
   - Чего же вы прикидываетесь? Вы на самом деле что-то забыли?
   Пэн внимательно посмотрел на него:
   - Мне кажется, что я вас вижу впервые.
   - Меня зовут Роберт Мондиал.
   - Роберт Мондиал, - повторил Пэн. - Да-да, господин Роберт Мондиал, да-да, Роберт Мондиал...
   Мондиал снял очки, приблизился к журналисту, осмотрел лицо. Затем, машинально протирая очки, он подошел к установке и начал внимательно рассматривать ее. Снова вернулся к Пэну.
   - Не знаю, господин Муррей, может быть, произошла трагическая ошибка... Вы, журналист Пэн Муррей, проникли к нам, на военную базу, как представитель министерства. Здесь ведутся запрещенные опыты над людьми. Вы знаете, что с помощью этой установки их лишают памяти. Это называется аннигиляцией. А потом внушают нужную информацию. Так происходит насильственное изменение мировоззрения, волевых установок. Вы хотели об этом написать. Командующий базой генерал Бурнетти как-то узнал ваши подлинные цели и хотел подвергнуть вас аннигиляции. Но я решил спасти вас и оставил установку без заряда. Даже предупредил вас запиской. В ваших интересах не притворяться. - Мондиал смолк, но и Пэн не отвечал. - Я вас не провоцирую. Неужели вы такой великий актер? Играть больше не надо! Кроме меня, никто не знает о ложной аннигиляции.
   Муррей потряс головой и тихо сказал:
   - Я верю вам.
   - Ну то-то же! Вы великолепно соображаете! Люди, лишенные памяти, на вашу логику не способны! - Мондиал широко улыбался, видя, что на него уже смотрят внимательные, добрые глаза.
   - Изобретя эту установку, я и не помышлял, что ею могут воспользоваться на этой базе. Хотелось только освобождать психику людей от груза навязчивых идей. И я встретился с Полем Кристи, которого знал по университету, и поделился с ним, и пообещал лабораторию и все условия для работы. И вот я создал эту установку. Она была нужна лишь для проверки идей. Но генерал стал использовать ее в таких делах, о которых я даже не предполагал. Что делать? Аннигилятор все равно функционирует, а сам я под строгим наблюдением. Мондиал оглянулся на дверь, прислушался. - У нас есть немного времени, и я вам откроюсь, господин Муррей. Я очень рискую, но мне кажется, я угадал в вас журналиста Пэна Бризанта.
   - Да, это мой псевдоним.
   Мондиал приблизился к двери, запер ее на ключ и заговорил твердо:
   - Сейчас по моему проекту заканчивается сборка новой аннигиляционной установки. Она будет посылать энергию не пучками, а волнами в эфир, как радиопередатчик. Волны могут воздействовать непосредственно на кору головного мозга тысяч, а может быть, миллионов людей...
   - Это невероятно! - воскликнул Пэн.
   Голос Мондиала звенел, глаза горели верой в величие предстоящих свершений. Но Пэн воспринял его планы как еще одну угрозу человечеству.
   - Я надеюсь вложить в машину особую волю! - воскликнул Мондиал.
   - О новой воле вы говорите так, будто обещаете смертным земной рай! Вы намерены лишить людей их истории? Знаний, накопленных за тысячелетия? Но вы же не спросили об этом человечество?
   - Спрашивать поздно, сам под контролем! - горячо заговорил Мондиал.
   Теперь в окружении нагромождения лабораторного оборудования фигура Мондиала показалась зловещей. И даже чувство признательности к этому человеку за свое спасение не могло удержать Пэна от возражений.
   - Извините, господин Мондиал, но как вы намерены дать людям какую-то волю?
   А тот ходил по залу большими шагами, лицо его было воодушевленно, он выкидывал руку вверх и произносил:
   - Наука движется вперед скачками, от открытия к открытию. Люди не успевают понять и принять новые открытия и изобретения. Помните бунты рабочих? С грязным и позорным прошлым люди могут расстаться, только пройдя через суровое чистилище... Клин надо вышибать клином. Лишение облучением навыков и знаний - это временное явление! Заложенное в человеке стремление выжить и обеспечить максимум благ научит его делать все, что умеем мы с вами. Ведь мы не покушаемся на библиотеки, на знания, которые в книгах. Язык люди не утрачивают, как и память тела.
   Пэн молча слушал Мондиала, давая возможность тому выговориться в экстазе, излиться во вдохновении.
   - Вспомнить же гораздо легче, чем открывать заново. Раскрыв тайну книжных знаков, сын Земли быстро постигнет все научные премудрости и освоит технические достижения. Ему ничего не надо изобретать! Я думаю, что второе поколение людей, родившихся в новых условиях, уже достигнет современного уровня цивилизации. На это уйдет лет пятьдесят, не больше. В истории человечества такой срок практически равен нулю.
   Идея чистилища показалась Муррею пока совершенно загадочной. Что значит "дать новую волю"?
   - Лишив людей памяти, мы сразу всех уравняем! Не будет ни генерала Бурнетти, ни его полковников, лейтенантов и солдат!
   - Ну и что? - недоумевал журналист.
   - Наука подобралась к самым сокровенным тайнам человеческой жизни, мироздания. Земля получит на время крайне необходимый ей сейчас отдых от разрушительной деятельности человека и восстановит свои животворные силы.
   - Но кто будет управлять безумцами? - испуганно воскликнул Муррей. Миллионами безумцев?
   - Я думаю над проблемой почти двадцать лет, с того момента, как начал осознавать мир как свой дом, а Землю - как свою колыбель. И хотя бомбы, сброшенные над Хиросимой и Нагасаки, были для меня историей, они ранили мое сердце. Прошлое ведь тоже может ранить и даже убить. И вот я ищу мыслящих людей, - несколько успокаивался Мондиал. - Группа мыслящих ученых и будет управлять всеми... Не те, кто захватил власть силой, не бандиты типа Бурнетти, а элита знающих...