Фролов Иван. Люди без прошлого

Фролов Иван
Люди без прошлого

   Иван Фролов
   ЛЮДИ БЕЗ ПРОШЛОГО
   База была огорожена высокой решеткой из металлических прутьев с заостренными концами. За густо насаженными вдоль ограды деревьями виднелись лишь блестевшие под дождем крыши.
   Пэн Муррей уверенно подрулил к воротам.
   Мелкий дождь наводил тоску. И без того унылый пейзаж с решеткой и сиротливой будкой-проходной на переднем плане выглядел сквозь серую дождливую дымку совсем уж безрадостно.
   Муррей просигналил требовательно, длинно,
   Из будки вышел военный в дождевике, приблизился к машине, козырнул.
   - Доложите генералу: Пэн Муррей из министерства обороны, - опустив стекло, приказал приехавший.
   Постовой козырнул еще раз и скрылся в будке.
   Пэн Муррей умел добыть злободневный материал в самых недоступных и порой опасных местах. И все же всякий раз опасность бывает иной. Поэтому даже он, отчаянный журналист-ас, не мог к ней привыкнуть. Вот и сейчас из-за того, что из будки долго никто не показывался, ему стало не по себе. И чтобы переключиться, он начал воображать, будто острые прутья ограды вдруг вытянулись, пропороли нависшее над ним тяжелое облако, и оно, как треснувшая льдина, раздвигается в стороны. Еще немного - и, пожалуй, покажется солнце.
   Но видения прекратились. Из будки вышли двое.
   - Вашу машину поведет лейтенант, - сказал один из них.
   Другой попросил предъявить заграничный паспорт, без стеснения сличил фото с лицом Муррея и сел за руль.
   Они ехали мимо красивых многоэтажных домов и непрезентабельных деревянных построек, мимо сараев, навесов, складов и просто нагроможденных кабелей, бочек, ящиков с непонятным оборудованием, битых автомашин.
   Муррей равнодушно посматривал по сторонам, иногда прикрывал глаза, изображая дремоту. Но фиксировал все в памяти. Здесь нет мелочей, каждый пустяк может помочь или погубить.
   Автомашина остановилась перед небольшим зданием с дорогостоящей гранитной облицовкой, летящими ко входу рельефными фигурами античных богинь, начищенной бронзой дверных ручек-колец...
   Муррей узнал генерала Бурнетти по фотографии. Он только было сделал шаг вперед, чтобы представиться, как тот жестом остановил его:
   - Одну минуту. Я распоряжусь, чтобы нам не мешали.
   Он нажал кнопку видеотелефона. На экране появился сидящий за столом сухопарый военный с длинным асимметричным лицом.
   - Полковник Озерс! - произнес генерал.
   Тот вздрогнул и поднял голову:
   - Слушаю, генерал.
   - Переключаю связь на вас. В течение часа меня в штабе не будет.
   - Понятно, генерал.
   Муррей решил, что пришла его очередь:
   - Пэн Муррей, представитель концерна "Максим-электроник", - начал он заготовленную фразу и запнулся, словно не желая раскрывать связи военных с финансовыми кругами.
   - Сэр... - Прерывая объяснение, генерал шлагбаумом выставил перед ним правую руку.
   Этот мальчишеский жест невысокого худощавого генерала чуть не рассмешил Муррея.
   - Я знаю, откуда вы, господин Муррей. Мы здесь все знаем, многозначительно промолвил Бурнетти.
   Пэн предвидел нелегкую словесную баталию с генералом, но не думал, что она начнется сразу, без разведки. Однако он спокойно парировал выпад противника;
   - Я в этом не сомневаюсь, генерал... Вы получили шифровку из министерства?
   Бурнетти словно не слышал вопроса:
   - Ну что же... Гостю из метрополии всегда рады. Садитесь, рассказывайте, какие там новости. Говорят, жизнь становится труднее?
   - Все хорошо, если не считать инфляцию, безработицу.
   Генерал вскинул на него глаза:
   - А как дела у Фреда Фридемана?
   Это был президент концерна "Максимэлектроник", один из крупнейших магнатов, поставляющий на базу оружие, технику, оборудование... И, по сведениям, руководящий негласно всеми научными исследованиями здесь. Это Пэн хорошо усвоил.
   - По-прежнему процветает. Почти половина военных заказов его!
   - Узнаю старину Фреда...
   - Правда, вокруг нашего министра разгорелся было очередной скандал. Писали, будто он распределял заказы небезвозмездно. Но, кажется, обошлось.
   - А как поживает Элен?
   Эти невинные вопросы, конечно же, были проверкой Муррея, своего рода грубым требованием сообщить пароль. Чего-то похожего он ожидал и понимал, что это лишь самое начало.
   - Вы имеете в виду жену Фридемана? - уточнил Пэн. - Информацию о его личной жизни я черпаю из анекдотов и газет, что в не меньшей степени доступно и вам, генерал.
   - Газет действительно в избытке, а с анекдотами дефицит. Слишком мало новых посетителей. В анекдотах больше смысла и истины, чем в нашей прессе. Расскажите какой-нибудь из последних.
   Поколебавшись, Муррей твердо возразил:
   - Не лучше ли отложить анекдоты до обеда? Сейчас я бы предпочел перейти к делу.
   Глаза Бурнетти сверкнули:
   - Если вы настаиваете, я готов, господин Муррей. - На лице генерала возникло хищное выражение, он как бы почувствовал оплошность, допущенную Пэном. - Итак, я уже предупреждал вас, что мы здесь знаем все. Это не пустая фраза. Вот вы, например, не представитель концерна, а журналист.
   Как ни настраивал себя Пэн на поединок с Бурнетти, такого откровенного выпада он не ожидал.
   А генерал, перейдя на официальный тон, резко произнес:
   - Ваши друзья выдали вас, господин Муррей. Вы - газетчик, решивший выведать наши военные секреты.
   Все пропало! Муррей почувствовал, как его тело напряглось в попытке удержать дрожь, но, пересилив себя, он удивленно глядел на генерала, моргая глазами.
   И вдруг Бурнетти рассмеялся, осознав, что попавшая в его лапы добыча выскользнула:
   - Простите, сэр, я, видимо, перепутал... Нас предупредили, что сюда едет за добычей журналист, - генерал подмигнул собеседнику. - А вы представитель "Максимэлектроник" и одновременно инспектор министерства?
   - Ну и шуточки у вас, генерал, - поморщился Муррей, поудобнее устраиваясь в кресле.
   - Нам пришло сразу две шифровки: насчет инспектора министерства и насчет журналиста из левой газеты, - доверительно сообщил Бурнетти.
   "Ловить каждый жест, каждый звук!" - приказал себе Муррей.
   - Вероятно, скоро пожалует второй гость, - проговорил он спокойно.
   - В общем, вы в любом случае хотите видеть результаты нашей работы. Не так ли? - живо спросил Бурнетти и тут же добавил: - Нам есть что показать.
   - А может, подождем журналиста, генерал? Чтоб у вас хлопот с ним было меньше!
   Бурнетти бросил на него быстрый взгляд:
   - Хотите отдохнуть с дороги? Соберитесь с мыслями и за дело!
   - Если вы не возражаете, генерал. Бурнетти нажал кнопку переговорника;
   - Кристи и Мондиала ко мне. Потом повернулся к Пэну:
   - Надеюсь, вам не нужно объяснять направление наших исследований?
   - В общих чертах я в курсе, - поднял ладонь Муррей, хотя относительно исследований, проводимых на базе, он догадывался очень смутно. Догадки-то, собственно, и толкнули его на эту рискованную поездку. - Вы занимаетесь поисками средств устойчивого воздействия на психику солдат, а если шире средств для изменения стереотипа мышления.
   - О, как вы здорово сформулировали! Такая словесная эквилибристика украсила бы любую газетную полосу.
   - Ну нет, - покачал головой Пэн, - стиль инспекторских отчетов всегда витиеватый. Газетам до нас далеко.
   Генерал встал, расправил грудь, чуть-чуть потянулся и произнес с нескрываемой гордостью:
   - Мы не просто воздействуем на психику человека, мы кардинально меняем ее.
   Запищал зуммер переговорника. Бурнетти нажал кнопку:
   - Слушаю.
   - Господин генерал, в приемной Роберт Мондиал и Поль Кристи.
   - Пусть войдут... Знакомьтесь, наши ученые. Господа, - обратился он к вошедшим, - к нам прибыл инспектор министерства.
   Пэн приподнялся:
   - Пэн Муррей.
   - Поль Кристи, - представился высокий, в гражданском костюме, улыбающийся молодой человек.
   - Роберт Мондиал, - словно нехотя произнес второй, среднего роста, плотный и медлительный, в очках и в военной форме без знаков отличия.
   - С чего начнем, господа? - спросил их генерал.
   - Мы покажем инспектору наш фильм, - предложил Кристи. - А потом ответим на его вопросы.
   Генерал, не садясь в кресло, глядел на Пэна. Тот кивнул:
   - Хорошо, давайте фильм.
   ...На экране под усиленной охраной автоматчиков шествовала странная колонна: смесь штатских и военных в незнакомой Муррею форме. Вероятно, здесь были жители всех материков: черные, коричневые, смуглые, желтокожие, белые... Молодые мужчины и женщины, дети...
   - Из дружественных стран нам поставляют богатый материал, - комментировал Бурнетти, сидя за спиной Муррея. - Здесь в основном политические заключенные, приговоренные к длительным срокам, военнопленные... А свою судьбу - либо тюремное заточение, либо свобода после одного эксперимента они выбирают добровольно. Но "добровольцев", как отметил Муррей, тщательно охраняли. Проплывавшие на экране лица были суровыми и скорбными.
   - Для эксперимента, - продолжал генерал, - нам нужны именно такие люди: фанатичные противники нашей политической системы, самонадеянные носители бредовых идей... Изменить их образ мыслей, их психологию - особенно важно.
   Теперь на экране возник интерьер лаборатории: приборы, генераторы, замысловатый аппарат с объективом вроде фотографического, перед ним кресло.
   - Это и есть прибор направленного воздействия на психику? - спросил Муррей.
   - Не совсем, - раздался голос Кристи. - Это аннигилятор памяти...
   - Наша новинка, - вставил Бурнетти. - В министерстве о нем не знают.
   Мондиал молчал. Он сидел на стуле рядом с Мурреем, опершись ладонями о колени, и был похож на изваяние, высеченное из каменной глыбы не особенно искусным скульптором. Пропорции соблюдены не точно. Большая голова с крупными чертами лица не монтировалась с легкой фигурой. Пальцы рук с утолщенными суставами словно бы недостаточно отделаны.
   А на экране разворачивались новые события. В лабораторию по одному заходили люди, их сажали в кресло перед установкой, Кристи нажимал на какую-то кнопку. Раздавался легкий щелчок, как у фотоаппарата, и лицо человека в кресле вмиг изменялось: складки разглаживались, черты лица делались аморфными, человек удивленно разглядывал оборудование, ученых...
   - Мы приглашаем людей для фотографирования, - пояснил Кристи. - Просто, без хлопот. А потом щелк - и все. Мгновенное облучение. Глубокий электрошок начисто стирает у человека память. Результаты вы сейчас увидите.
   Люди на экране казались теперь растерянными и подавленными. Безвольные лица, робкие, скованные движения. Расширенными глазами они смотрели на Кристи, который задавал им элементарные вопросы:
   - Ваша фамилия? Имя?
   - Не помню.
   - Сколько вам лет?
   - Не знаю.
   - Где вы родились? Недоуменное пожатие плечами.
   - Какое у вас образование? Специальность?
   - Забыл.
   - Ваша национальность?
   - Не могу вспомнить.
   - У вас есть семья?
   - Ничего не помню.
   Сменялись перед Кристи лица, несколько варьировались вопросы, и лишь ответы оставались те же: не помню, не знаю, забыл...
   Для Пэна это было так неожиданно и так жестоко! Все его существо протестовало против происходящего. Чтобы не выдать охвативших его чувств, он сидел неподвижно и молчал. Потом, мысленно отрепетировав интонационный рисунок фразы, спросил:
   - А как же они не забывают язык?
   - Слова - первое обретение человека в этом мире. В его интеллекте они укореняются прочнее прочих факторов. Кстати, это и есть достоинство нашей установки. Аннигилированные остаются почти полноценными людьми.
   - Однако облучение меняет их, - заметил Пэн.
   - Это естественно. Ведь у подопытного внезапно обрываются все связи с миром. Но стоит кому-нибудь вступить с ним в контакт, как он тут же вспоминает язык и становится нормальным человеком с абсолютно здоровой психикой.
   Мондиал продолжал молчать, хмуро косясь на Муррея. Время от времени он снимал очки и приглаживал густые кустистые брови.
   - Обратите внимание на этого мулата, - раздался голос генерала.
   На экране появилось мужское лицо с крупными чертами. В человеке пульсировал, вероятно, коктейль из крови предков, принадлежавших к различным расам. Нагляднее других были выражены признаки европеоида и австралоида.
   Пьер Веранже! Муррей мгновенно узнал эти рельефные черты матового лица. Когда Веранже руководил освободительным движением в Мартинии, Пэн брал у него интервью. Беседовать пришлось во время боя. Другого времени у Веранже не нашлось.
   Недавно, лишь месяц назад, Муррей присутствовал на торжественной церемонии открытия памятника национальному герою Народной Республики Мартинии Пьеру Веранже, "уничтоженному, - как сообщалось, - в застенках хунты". Монумент очень понравился Пэну. На Веранже, представленного в виде атланта, навалилась гигантская глыба, на которой были высечены фигурки, символизирующие государственную иерархию. От титанического напряжения буграми вздулись мышцы на руках и ногах, брови сдвинуты, губы решительно сжаты...
   - Это один из мятежников Мартинии, Пьер Веранже, - пояснил генерал. - Вы о нем, вероятно, слыхали. Он сам избрал свою судьбу: расстрелу предпочел участие в эксперименте.
   После облучения на лице Веранже появились складки, хотя оставался еще отсвет мысли и воли.
   - Так вы не помните, кто вы и откуда? - обращался на экране Кристи к Веранже.
   Тот смущенно пожимал плечами.
   - Может быть, вы Пьер Веранже из Мартинии? - напомнил Кристи. Постарайтесь вспомнить.
   - Это проверка качества аннигиляции, - вдруг засопел Мондиал. - Если человек не может вспомнить даже своего имени, значит, у нас полный успех.
   - Пьер Веранже? Я? - Облученный морщил лоб и качал головой.
   На экране Кристи все в том же гражданском костюме, в котором он присутствовал в этом кабинете, внушал:
   - Вы прозелит Великого Демократического Сообщества. Ваше имя Мартин Клей. Запомнили?
   - Запомнил. Мое имя...
   - Надо отвечать: запомнил, господин...
   - Запомнил, господин. Я Мартин Клей, гражданин Великого Демократического Сообщества.
   - Правильно. Наше Великое Демократическое Сообщество образовалось из нескольких государств с одинаковой политической и экономической структурой. Наша объединенная страна - самая демократическая. Каждый гражданин добровольно участвует в выборах членов парламента и президента...
   В таком же духе людям внушались заготовленные "истины", заполняющие газетные страницы. Свободная от всякой информации память реципиентов забивалась догмами и понятиями, которые они механически повторяли, одни тупо, безразлично, другие - старательно, третьи - радостно, как откровение.
   Затем Кристи ввел Веранже в одну из лабораторий:
   - Это наша лаборатория, прозелит Клей. Вы будете здесь работать. Ясно?
   - Так точно, господин. Я буду здесь работать. А что мне делать?
   - Скажем.
   - Спасибо, господин.
   - Меня зовут Поль Кристи, а моего друга Роберт Мондиал. Вы запомнили?
   - Да, господин Мондиал.
   - Мондиал - это мой друг, а я Поль Кристи. Неужели это так сложно?
   - Извините, господин Кристи. Я постараюсь запомнить.
   - Вы будете делать то, что попрошу я или господин Мондиал.
   - Рад стараться, господин Кристи.
   - Мартин Клей - особый случай, - заговорил рядом с Бурнетти Кристи. Этот человек очень незаурядный. Мы решили оставить его в лаборатории для постоянного наблюдения.
   Фильм кончился, зал заполнился светом.
   - Как видите, наши ученые дают людям вторую, честную жизнь, никак не связанную с первой, преступной, - торжественно произнес Бурнетти, занимая кресло за своим столом.
   - Это поразительно, - Муррей переставил свой стул и повернулся лицом к генералу.
   - И все-таки у метода есть существенный недостаток, - изрек генерал. Увидев вопросительный взгляд Пэна, продолжал: - Люди теряют память, а с нею - знания, опыт, навыки. Перейти из одной жизни в другую для них проще, чем перейти улицу. Но это ведь преступники. По законам правосудия у каждого преступника должно быть осознание вины и переживание неотвратимости наказания.
   - И какова дальнейшая судьба облученных? - изобразил на лице заинтересованность Муррей.
   - Покажем вам в натуре, - генерал посмотрел на часы. - А сейчас время обеда. Отвезите гостя в ресторан, господа, а потом к тетушке Таире. Пусть немного развлечется. - Губы Бурнетти подернула улыбка. - В шестнадцать ноль-ноль встретимся в лаборатории.
   Мимо внимания Муррея не проходила ни одна мелочь: двусмысленная улыбка Бурнетти, несоразмерно большое время на обед, какая-то тетушка Таира... Что скрывается за всем этим? И почему генерал не вспоминает про журналиста? Все это были нехорошие предзнаменования.
   Пэн вышел из подъезда следом за Кристи и Мондиалом.
   Дождь кончился, однако на небе не было ни единого просвета.
   Пэн направился было к своему "бьюику", но Кристи остановил его:
   - Господин Муррей, садитесь в мою машину, продолжим разговор...
   Пэн молча зашагал следом за ними к черному "мерседесу". Около него, не замечая подходивших, разговаривали два шофера.
   - Прозелит Клей! - окликнул Кристи,
   Пэн моментально узнал Пьера Веранже. Да, это был, несомненно, он. День и час, когда он, Пэн, брал у Клея интервью, во время которого невдалеке разорвался снаряд и их обоих засыпало землей, из-под которой они с трудом выбрались, запомнились Муррею навсегда. Теперь Веранже скользнул по его лицу равнодушным взглядом, вежливо обратился к Кристи:
   - Куда прикажете? - и предупредительно открыл дверцу машины.
   - Не спешите, - задержал его Кристи. - С вами хотел поговорить инспектор из министерства, господин Муррей.
   - Слушаю, господин Муррей, - обернулся к нему Веранже.
   На его лице изобразилась собачья готовность выполнить любую просьбу. От внезапной встречи, от воспоминаний или от того, что Веранже не узнавал его, Пэн растерялся.
   - Господин Веранже... э-э... Клей, вы работаете водителем? - пробормотал журналист.
   - Да, что прикажут.
   - Что же еще вам приказывают?
   - Помогаю в лаборатории, убираю квартиру господину Мондиалу, готовлю пищу...
   Муррей замешкался. На помощь ему пришел Кристи:
   - Прозелит Клей, скажите, как вы оцениваете политическую систему нашей страны?
   - У нас самая гуманная система в мире. Она представляет для всех одинаковые возможности... Предприниматель уволит с работы брата, сына, кого угодно, если они будут приносить убытки, и возьмет делового, толкового человека, который может дать прибыль. Это позволяет максимально выявлять способности каждого и ставить их на службу обществу...
   Пэну было необычно слушать это от Веранже, от бунтаря и героя.
   - Спасибо... господин Клей. - Как Муррей ни старался, он не мог заставить себя называть Веранже прозелитом - у него не поворачивался язык. - Спасибо. Господа, поехали! - предложил он, чтобы избавить себя от нелегкого испытания.
   - Да, поехали, - кивнул Мондиал. В машине Кристи вынул пачку сигарет, протянул Пэну.
   - Благодарю, от этой слабости мне удалось избавиться.
   - Похвально, - Кристи спрятал пачку в карман. Чтобы не молчать, Пэн Муррей обратился к Кристи:
   - Скажите, как быстро усваивает реципиент новую идеологию и трудовые навыки?
   - Очень быстро, при небольшом внушении без всякой помощи.
   - А не может ли реципиент со временем вернуться к своим прежним взглядам?
   - В принципе это, видимо, возможно. Но вот прошло почти два года, а у нас таких случаев пока не зафиксировано.
   Сидящий на переднем сиденье Мондиал молчал.
   - Не возникает ли у реципиентов критических мыслей?
   Беседа не мешала Муррею внимательно фиксировать в памяти все, мимо чего они проезжали.
   - Что внушаем, то и приобретает.
   - Одаренность каждого остается прежней?
   - Творческие способности заметно притупляются, исполнительские наоборот. Наблюдается резкое возрастание трудолюбия, исполнительности, послушания, других ценных качеств, которых сегодня недостает людям... А вот и ресторан! - прервал себя Кристи.
   Они подъехали к огромному круглому зданию с купольной кровлей. В три ряда по всей окружности располагались небольшие окна.
   - Вы тоже успеете пообедать, - обратился Мондиал к водителю. - Мы освободимся не раньше половины четвертого.
   - Почему так поздно? - удивился Пэн.
   - Все в свое время, господин Муррей, - засмеялся Кристи, чем-то интригуя Пэна.
   В большом круглом зале необычной для ресторана почти соборной высоты было людно. Круглое возвышение посредине для оркестра и варьете пустовало. Из динамиков доносилась музыка.
   - В заказе доверьтесь мне, господа, - усаживаясь за стол, предложил Кристи. - Я хорошо знаю здешнюю
   кухню.
   - Очень вам признателен, - ответил Пэн.
   - А вы, господин Муррей, присматривайтесь. Вся обслуга здесь новообращенные.
   - Благодарю.
   Пэн еле успел зацепить взглядом нескольких официантов, споро обслуживающих посетителей, как к ним подошел красивый мулат лет двадцати пяти. Обнажая белые зубы, он приветливо произнес:
   - Добрый день, господин Кристи, добрый день, господин Мондиал, добрый день, господин... простите...
   - Господин Муррей, - подсказал Кристи.
   - Добрый день, господин Муррей, меня зовут Чарли. Что будете заказывать?
   - Скажите, пожалуйста, вы давно здесь работаете? - обратился к нему Пэн.
   - Около года, господин Муррей.
   - А чем занимались раньше?
   - Не помню. Со мной что-то случилось. Я очень сильно болел, был без сознания. А господа Кристи и Мондиал вылечили меня. Спасибо им. - Чарли поклонился.
   - Вам нравится здесь, Чарли?
   - Более чем нравится. Очень хорошее питание, и у меня своя комната. - Он кивнул на стену. - Работаю через день.
   Хотя такую заземленность чувств и потребностей новообращенных Муррей предполагал, втайне он надеялся услышать нечто иное. Ему захотелось узнать об обслуге ресторана как можно больше. Самый невинный вопрос поможет выявить о них что-то выходящее за рамки сложившихся представлений.
   - Вы женаты, Чарли?
   - Не знаю, господин Муррей. Вероятно, у меня остались где-то жена и дети, но я их забыл. Новой семьей пока не обзавожусь, вдруг найдется первая.
   - А как вы проводите досуг?
   - Я ведь еще ученик в граверной мастерской. Мне даже телевизор посмотреть некогда.
   - Ну и как успехи в граверном деле?
   - Мастер доволен мной. Я уже делаю надписи, могу выполнить орнамент и даже похожий портрет заказчика. Скоро начну работать самостоятельно.
   Делая заказ, Кристи проявил изысканный вкус настоящего гурмана. Он так и сыпал названиями причудливых блюд и подробным описанием сложных способов их приготовления. Пэн был равнодушен к пище и в чудесах кулинарии не разбирался. Он наблюдал за снующими по залу официантами, поэтому слушал Кристи рассеянно. А из названных им блюд знал только черную икру да иракский паштет куббу... Но его внимание остановилось на фразе Кристи: "И три билета к тетушке Таире..."
   - Что это за тетушка Таира? - как можно беспечнее поинтересовался Пэн.
   - Не спешите, - лукаво подмигнул Кристи. - Вы получите удовольствие.
   Все это не нравилось Муррею: ни двусмысленный Тон собеседников, ни их хитрые, таинственные ухмылки. И даже обстановка в ресторане показалась ему подозрительной. Мало обедающих, люди в военной форме. Особенно смущали круглые ниши с темными стеклами, расположенные в стене по всей окружности зала. Они казались множеством направленных на него глаз некой всевидящей и понимающей следящей электронной системы. Ему даже почудилось, что эти ниши-глаза, словно живые, меняют выражение: то чуть прищуриваются в зловещей улыбке, то смотрят неподвижным карающим оком.
   Наконец Муррею удалось оторваться от холодного блеска стеклянных ниш. Зацепившись взглядом за вежливого официанта, обслуживающего соседний столик, он проговорил:
   - Обычные люди. Даже не подумаешь...
   - Не совсем обычные, - возразил Кристи. - Вы можете гордиться, господин Муррей, что обедаете в этом ресторане. Вас обслуживает созвездие личностей. Бывшие политические и профсоюзные боссы, партизанские вожаки, литераторы, художники, философы. Другого такого заведения вы не найдете.
   - А насколько устойчива социальная роль, которую вы этим людям... - Пэн не сразу нашел подходящее слово, - предлагаете? Не пытаются ли они изменить ее?
   - Новообращенный, как и любой человек, ищет органичную сферу приложения своих сил. И бывает, что находит не сразу. Это в порядке вещей. Но за рамки предназначенного ему амплуа он обычно не выходит.
   Официант принес вино, закуски.
   Кристи наполнил бокалы.
   - Я хочу выпить за вас, господа, - произнес Пэн, - за ученых, которые потрясли меня своим изобретением. Думается, сферу применения вашего облучателя можно расширить. Нельзя ли с его помощью исправлять психику не у здоровых, а у больных, лечить психически неполноценных людей? Предлагаю выпить за то, чтобы возможности вашего изобретения использовались полнее.
   - Мы лечим только больных, - заметил Кристи. Все выпили. Кристи тотчас снова заполнил рюмки необыкновенно ароматным, густым синеватым вином. Потом торжественно провозгласил:
   - Господа, позвольте мне... Кругом кричат: мы живем в век научно-технической революции. Революция - это переворот не только в общественной жизни, но и в умах, это смена господствующих сил и тенденций. Так вот, научная революция совершается ради того, чтобы господствующей силой в умах стала наука, а в обществе - ученые. Поэтому, господа, я предлагаю выпить за ученых, которым суждено возвыситься над миром.
   - Наука сильнее человека, это видно на каждом шагу, - задумчиво сказал Пэн. - Я знаком, например, с несколькими способами изменения стереотипа мышления у людей: хирургическим, лазерным...