Но внезапно на ее лице появляется необычайное удивление, и она бросается мимо сестры в приемный покой.
   - Господи, - говорит она почти шепотом, - Борис Петрович, вы? Вы?
   - Я. - Чижов всматривается в нее. - Я, конечно, я. Что-то я вас не припомню, голубушка.
   - Была у вас, Борис Петрович, в прошлом году. На трехмесячных... На переквалификации... Какое счастье! - Врач путается, сама себя перебивает, говорит невпопад. - И я даже подумать не могла, что здесь... Так далеко... Каким образом?
   Чижов усмехается:
   - Каким образом - лучше не спрашивайте. Приплыл на плату. - Он покачал головой. - А вот волноваться хирургу перед операцией не полагается! Разве я не говорил вам этого? Плохо же учил я вас, молодежь! Пойдемте!..
   Чижов и молодой врач в белых халатах склоняются над Катей.
   Она без сознания. Глаза закрыты.
   Чижов осматривает ее быстро и внимательно.
   У дверей - длинный, нелепый, нескладный в белом халате, Нестратов.
   Чижов, окончив осмотр, выпрямляется, и все присутствующие, даже Нестратов, не узнают его лица: оно стало тверже, резче обозначились складки у рта. Темные глаза смотрят необыкновенно уверенно, холодно и спокойно.
   - В операционную, - коротко говорит он.
   Чижов проходит в операционную.
   У него даже походка изменилась - прямая, твердая, уверенная.
   Дальше каждое слово, произнесенное Чижовым, отрывисто, спокойно, почти лишено интонации.
   Профессор подходит к столу, на котором лежит Катя, и, наклонившись, одобрительно кивает.
   - Свет!
   Мягкий свет заливает операционное поле. Вспыхивает налобная лампа. За спиной Чижова открывается дверь, на носках входит Нестратов в белом халате и маске. Он слышит голос Чижова:
   - Скальпель!
   Нестратов прижимается к стене. Глаза его испуганны. Блестит сталь инструмента в руке Чижова. Отрывистый голос произносит:
   - Зажим... Зажим... Еще зажим!..
   Быстрые руки сестры подают инструменты. Вторая сестра сидит на маленькой скамеечке у изголовья Катюши Синцовой, лицо которой восково-бледно. Ресницы плотно сжаты.
   Спокойный голос Чижова:
   - Пульс?
   - 110...
   - Трепан!
   Мертвая тишина. Характерный сверлящий звук. Нестратов шарит рукой по стене и пятясь выходит из операционной. Голос Чижова:
   - Давление?
   - 180...
   Лицо Кати бледно, спокойно. И вдруг ресницы дрогнули.
   Сдавленный голос сестры:
   - Больная открывает глаза!
   Глаза Чижова блестят над белой маской.
   - Как чувствует себя больная?
   - Хо-ро-шо... - голос Кати еще совсем слаб.
   - Молодцом... Иглу... Скоро будет прыгать по-прежнему! Ну, вот и все!
   Несколько быстрых движений, и Чижов отходит от стола.
   Чижов улыбается, и его спокойное, строгое лицо вдруг снова преображается:
   - А дружок-то мой убежал? Нервочки!..
   Молодой врач бережно помогает снять Катю со стола.
   За суетой в операционной никто не замечает, как Чижов выходит.
   Чижов и Нестратов стоят на крылечке больницы.
   Чижов уже снова похож на лихого путешественника, каким мы его привыкли видеть на плоту.
   - Что, Василий Васильевич, - он широко улыбается, - консультировать проекты небось спокойнее, чем резать живых людей?
   Нестратов почти нежно обнимает Чижова за плечи.
   - Можешь мне говорить теперь все, что угодно. Можешь мне даже говорить "ты". Я проникся к тебе глубоким уважением!
   - То-то, - наставительно говорит Чижов. - Ну а теперь - бежим!
   - Как - бежим? - удивленно смотрит на него Нестратов.
   - Бежим, бежим, Василий! А то сейчас спохватятся, начнут меня искать, благодарить, то-се, пятое-десятое, а по мне, - он воровато оглядывается, нет ничего хуже жалких слов. Боюсь до смерти! Бежим! Только вот туфли Александра сниму - жмут невозможно.
   Он снимает туфли и, таща все еще растерянного Нестратова за руку, сбегает с крыльца, и оба скрываются за углом.
   И в то же мгновение распахиваются двери и на пороге больницы появляются девушка-врач в расстегнутом халате, две сестры, какая-то старушка с градусником в руке.
   - Где же он? - растерянно бормочет девушка-врач. - Просто чудеса! Борис Петрович! - кричит она во весь голос. - Борис Петрович, где вы, отзовитесь!
   И все принимаются кричать:
   - Борис Петрович! Борис Петрович!
   Взметнулось облако пыли.
   Вынырнув из-за угла, у больницы останавливается запыленная таратайка. Из нее выпрыгивает Наталья Сергеевна.
   - Ну что? - хрипло спрашивает она. - Как Катюша? Почему вы все стоите? Что случилось?
   - Все хорошо, Наталья Сергеевна, не волнуйтесь, - врач все еще растерянно озирается, - Катюше сделана операция. На наше великое счастье, здесь каким-то чудом оказался Чижов!
   - Чижов? - машинально повторяет Наталья Сергеевна. - Какой Чижов?
   - Батюшки! - всплескивает руками врач. - Борис Петрович Чижов! Хирург, который заслуживает, чтобы с его рук сняли золотой слепок. Неужели вы никогда о нем не слышали? Профессор Чижов!
   - Профессор Чижов! - снова повторяет Наталья Сергеевна. - Нет, о нем я слышала. - Голос ее звучит все тише, она проводит рукой по лбу, с трудом улыбается.
   - Когда же он приехал? Где он?
   - Не знаю, - в отчаянии говорит врач. - Ничего не знаю! Когда он приехал, зачем и куда он сейчас вместе со своим другом девался, ничего не знаю...
   - Вместе со своим другом, - еле слышно произносит Наталья Сергеевна.
   - Ой, Мария Николаевна! - вскрикивает неожиданно медицинская сестра. А я знаю, где он. Честное слово!.. Он же сам сказал... Ну только мы тогда не в себе были и запамятовали... А профессор сказал, что они по реке приехали на плоту!
   - На плоту?..
   Поднимается луна.
   Кама плавно катит свои воды, величественная и широкая. От берега до берега вытянулась серебряная лунная дорожка. Далеко видна пустынная гладь реки.
   Ни плота, ни людей.
   Наталья Сергеевна стоит на берегу, вглядывается в даль и вдруг медленным, бесшумным жестом заламывает руки.
   Сгущаются сумерки.
   Одинокая женская фигура стоит на берегу широкой реки.
   Рассвет.
   По искрящейся, радужной воде плывет плот. Вокруг - степь, пустынные берега.
   Нестратов, поджав под себя ноги, угрюмо сидит на краю плота - идет разговор, видимо, не слишком для него приятный. Чижов с размаху ударяет кулаком по рулевому веслу.
   - Как ты мог оттуда уехать? - почти кричит он. - Как тебя ноги унесли после того, что ты там выслушал?
   - "Выслушал", "выслушал"... Сказать все можно, - хмуро ворчит Нестратов. - А вообще-то я решил так: с первой же оказией вернусь в Тугурбай и займусь проектом.
   Лапин обрадованно сжимает руку Нестратова у локтя.
   - Я верил, Василий, хотел верить, что, по существу, с тобой все в порядке. Но, не скрою, в Москве испугался. Ты забыл что-то очень важное, важнее чего и быть не может: ты забыл, что работаешь для людей...
   - Ну, это уж неправда! - сердито качает головой Нестратов. - Вы не хотите, друзья мои, понять, что когда человек завален работой сверх головы, то ему бывает некогда оглянуться...
   - Чепуха! - перебивает Чижов. - Вранье! Каждый из нас, в чем-нибудь провинившись, подбирает себе этакие утешеньица.
   - Это я знаю, - бормочет Нестратов.
   - Все ты знаешь, - маленький Лапин, присев, обнимает длинного Нестратова за талию, - все ты знаешь, все помнишь, а вот про людей ты все-таки забыл. Аплодисменты. Почет. Фимиам. "Пожалуйте в президиум, дорогой Василий Васильевич!", "Возьмите еще одну мастерскую, уважаемый Василий Васильевич!", "Не примете ли участие в работе журнала, Василий Васильевич?!"... И пошло, и пошло! И день уже начинается с приглашения на совещание: одно в три часа, другое - в пять, третье - в девять... И на жизнь, с горестями ее и радостями, приходится смотреть только уже из окна кабинета, машины, международного вагона. И постепенно забываются те самые простые люди, ради которых работаешь...
   - А ведь мы не имеем права забывать! - с силой произносит Чижов. Мы-то ведь слесарята с Лефортовской окраины: Деды наши кто? Молотобойцы, железных дел мастера. Рядом трубили на одних и тех же завалящих станках. Отцы с дробовичками ходили на Красную Пресню...
   И, увлеченные этим разговором, друзья не замечают, как плот медленно подходит к острову, втягивается в узкую протоку между островком и берегом и со страшным треском садится на мель.
   Нестратов и Чижов удерживаются на ногах, но Лапин падает в воду.
   Отплевываясь и отфыркиваясь, он весело рявкает:
   - Кораблекрушение! Наконец-то дождались! Наконец-то сбылись мечты сумасшедшие! Стойте, не шевелитесь, тут какие-то коряги, сейчас я вас спихну.
   Нестратов, с плота глядя на бесплодные усилия Лапина, задумчиво говорит:
   - Нет, Саша, бурлак из тебя не выйдет!
   И он, не сгибаясь, бултыхается в воду. Следом за ним спрыгивает Чижов. Они толкают плот объединенными усилиями, но безуспешно.
   Плот засел прочно.
   Не помогают даже старинные выкрики:
   - Эй, ухнем!
   - Еще разик, еще раз!
   От холодной воды у друзей начинают стучать зубы. Они выбираются на островок и, стараясь согреться, отплясывают какой-то невероятный танец.
   - Есть хочется до ужаса, - ворчит Чижов.
   Внезапно раздается низкий протяжный гудок парохода.
   Друзья, не сговариваясь, бегут через невысокий кустарник на противоположный конец острова и начинают кричать, стараясь привлечь внимание на пароходе.
   Но поздно.
   Пароход величественно и равнодушно проплывает мимо.
   Волны, бегущие из-под винта парохода, бьются о берег. Одна из таких волн, подобравшись под застрявший плот, упруго приподнимает его снизу, и плот - сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее - втягивается в течение.
   - Опоздали! - сокрушенно говорит Чижов.
   Они стоят и молча смотрят вслед уходящему пароходу.
   - Караул! - вдруг, обернувшись, шепотом произносит Нестратов. Смотрите!..
   Чижов и Лапин смотрят сначала на его протянутый палец, потом на реку и разом хватаются за головы - плот, их уютный маленький плот, с шалашом, с дробовиками, удочками, гитарой и одеждой, медленно уплывает вниз по течению.
   - Вот теперь только все и началось! - хрипло и торжественно говорит Чижов. - Мы на необитаемом острове. Костлявая рука голода протянута к нам. Мы - Робинзоны.
   - Это я Робинзон! - быстро говорит Лапин. - У профессора, поскольку он хирург, безусловно черная душа, и, стало быть, он - Пятница. На долю академика остается роль попугая. Господи, как хочется есть!
   - Шутки шутками, - вздохнув, говорит Нестратов, - а как все-таки слезть с этого острова?
   Больница в Тугурбае.
   Ночь.
   Забинтованная голова девушки на подушке.
   У кровати молча и неподвижно сидит Наталья Сергеевна.
   В палату заглядывает девушка-врач.
   - Пойдите отдохните, Наталья Сергеевна. Право же, за Катюшей хорошо смотрят.
   Наталья Сергеевна не оборачивается.
   - Не сердитесь, Мария Николаевна. Мне просто приятно около нее подежурить. Я здесь отдыхаю. Тишина. И она так спокойно дышит...
   Врач машет рукой и уходит.
   Тишина.
   - Понимаешь, Катюша, - едва слышно, одними губами произносит Наталья Сергеевна, - теперь уж я не сомневаюсь - мне не почудилось... Он был здесь... Опять прошел рядом со мной и ушел. Я думала, что теперь уж мне не будет так тяжело, а мне... Такой у меня глупый характер - однолюбка... Завтра на "Ермаке" попробую его нагнать, но...
   Забинтованная голова на подушке слабо шевелится.
   - Что? Кто?
   - Это я. Катюша, Наталья Сергеевна. Больше никого нет. Все тихо. Все хорошо. Спи.
   Утро. Пароход у пристани Актау. У борта стоят Наталья Сергеевна, помощник капитана - Сережа Петровых и толстый; благодушный, очень спокойный начальник пристани.
   Наталья Сергеевна сжимает руки.
   - Где же они? Значит, мы проплыли мимо...
   Сережа решительно машет рукой.
   - Отпадает!
   Начальник пристани пожимает плечами.
   - У меня они не проплывали! Удивляюсь!..
   - Но не могли ведь пропасть бесследно на спокойной реке плот и три взрослых человека?
   - Найдем! - успокоительно говорит Сережа. - Не беспокойтесь, Наталья Сергеевна!
   - Эй, - раздается окрик.
   Все трое перегибаются через борт.
   Вдоль берега ползет катер, волоча на буксире злополучный плот. Моторист машет рукой.
   - Начальник пристани здесь? Такое дело: плот перехватили! Вещички есть; документы есть, даже гитара есть... А людей нету...
   Наталья Сергеевна глухо вскрикивает, перегибается через борт еще ниже, с отчаянием смотрит на плот.
   Сережа вполголоса говорит начальнику пристани, хмуря брови:
   - Надо прочесать реку... И сообщи Тугурбаю, чтобы выслали со своей стороны катера!
   Попугай и Пятница - Чижов и Нестратов - печально сидят на берегу острова.
   Вид у обоих нахохленный, голодный и несчастный"
   - Да-а, - задумчиво говорит Нестратов, - не так-то это просто заменить силикатный кирпич местным строительным материалом. Другой материал - другая форма, другие задачи, другой ансамбль... В самом проекте придется много менять.
   - Я тоже, признаться, не очень спокоен, - негромко замечает Чижов. Как там моя пациентка?..
   Лапин-Робинзон в стороне, не обращая внимания на друзей, ожесточенно выдирает из куска трухлявого дерева сучок, вставляет в образовавшееся отверстие сухую палочку, садится и, зажав палочку между ладонями, начинает ее вращать.
   - Александр Федорович, - торжественно говорит Нестратов, - снимаю перед тобой шляпу. Ты единственный практик среди нас. Добывать огонь трением, конечно, не новая выдумка для человечества и в наши дни выглядит несколько старомодной, но применительно к обстоятельствам ты - гений!
   - Да-а-а, - глубокомысленно заключает Чижов. - Как пещерный человек Саша ушел далеко вперед! Давай и я покручу немного...
   Несколько минут проходит в напряженной работе.
   - Она нагрелась! - шепотом сообщает Нестратов.
   - Кто - она? - сухо спрашивает Чижов.
   - Палочка.
   - А где же огонь?
   - Огня нет, - сумрачно говорит Лапин, - и, очевидно, не будет. Отрекаюсь. Как наши предки выкручивали из этой палочки огонь - ума не приложу.
   - Хилые потомки! - вздыхает Чижов. - А который сейчас может быть час?
   Лапин смотрит на солнце из-под ладони:
   - Часов около двенадцати...
   - А не дурно бы сейчас, - мечтательно произносит Нестратов, - стаканчик кофе горячего...
   - Салфеточку, - подхватывает Лапин, - подстаканничек, бутерброд со шпротиком...
   - Сырочку, - продолжает Чижов, - яичек, буханочку хлебушка...
   - Перестаньте! - стонет Нестратов. - В противном случае на этом острове будет отмечен первый случай людоедства!
   Несмотря на голод, Нестратов чувствует себя великолепно, но друзья делают вид, что не замечают этого.
   - Слушай, Чижик, - бородатое лицо Лапина абсолютно серьезно, - давай съедим академика, а?
   - Так жарить же не на чем, - озабоченно говорит Чижов, - а в сыром виде его не прожуешь.
   Нестратов собирается ответить, но слова замирают у него на губах. Он настораживается, как охотничья собака на стойке, поднимает палец:
   - Слушайте, слушайте!
   С реки доносится отрывистое чихание мотора.
   Друзья, словно по команде, мгновенно бросаются в воду и плывут. Плывут молча, ожесточенно взмахивая руками, и только когда показывается наконец грузовой катер, ведущий на буксире огромную плоскодонную баржу, Лапин сдавленно кричит:
   - Эй, люди! Товарищи! Ура!
   - Караул! - поддерживает его Нестратов.
   Баржа.
   Лапин, Чижов и Нестратов сидят на каких-то ящиках, окруженные шумными, веселыми пассажирами баржи - строителями, бетонщиками, сварщиками, монтажниками.
   На чистых платках разложены колбасы, аппетитные ломтики сала, крутые яйца, холодная баранина.
   - Замечательная у вас река! - разглагольствует Лапин с набитым ртом. И народ тут у вас хороший, приветливый народ. Ох, до чего ж мы обрадовались, когда вас увидели!
   - Еще бы не обрадовались, - с ядовитым сочувствием говорит какой-то старичок, - небось денька три не ели?
   - Два, - сообщает Нестратов, откусывая огромный кусок колбасы, точнее, сорок часов.
   - Ученый человек, - шепчет соседу Чижов, - любит точность.
   - О-о, ученый? - сосед с сомнением покосился на длинные голые ноги Нестратова. - Хотя, конечно, все может быть.
   - Куда путь держите? - спрашивает кто-то.
   - Да в разные места, - отвечает Лапин. - А вы куда, друзья?
   - В Тугурбай!
   Лапин, Чижов и Нестратов переглядываются.
   - Беды кончились! - говорит Лапин. - Начались удачи!
   Человек в аккуратной спецовке, по виду механик тли монтер, с нависающим на лоб седым чубом, присаживаясь возле них на корточки, говорит:
   - Мы на строительство. Большое строительство в Тугурбае. Работать туда едем и вот кирпич везем. Силикатный кирпич.
   Лапин и Чижов, усмехаясь, смотрят на Нестратова.
   - И правильно делаете, - нахально заявляет Нестратов, - каким бы материалом строительство ни пользовалось, немного кирпича всегда понадобится.
   Мимо плывут зеленые берега. Жарко светит солнце.
   - Хороша у нас река - красавица! - вздыхает монтер. - Вы к нам лет через пяток приезжайте, она еще краше будет.
   - Приедем! - кивает Чижов. - Нам только втроем собраться...
   - Приезжайте, приезжайте, милости просим! - говорит ядовитый старичок. - Только уж на тот раз - в штанах.
   Взрывы смеха то и дело раздаются в ясном воздухе, эхом возвращаются от берегов.
   Баржа плывет по тихой воде.
   Впереди трудолюбиво пыхтит маленький катер, и моторист, высунувшись из люка, с завистью смотрит на веселую баржу.
   Вечер.
   За крутым поворотом реки показались огни Тугурбая,
   - Ну, вот и приехали!
   Нестратов, поглядев на друзей, растерянно и смущенно говорит:
   Это все, конечно, хорошо. Но вот только... - и он с таким комическим недоумением разводит руками, что всем сразу становится понятно, что он имеет в виду.
   - Н-да, - бормочет Лапин, - вещички-то наши уплыли. Любопытно, как мы в этаком виде сойдем на берег?
   Снова все смеются.
   Пожилой монтер, порывшись в вещевом мешке, вытаскивает холщовые штаны, растягивает их в руках, произносит со вздохом:
   - Ну, одному кому-нибудь могу временно поспособствовать. Послышались голоса:
   У меня рубашка имеется.
   - Могу тапочки предложить.
   - Тапочки - это для профессора, - говорит Лапин, - это его любимая обувь!
   Друзей общими усилиями кое-как приводят в человеческий вид. Сложнее всего обстоит дело с Нестратовым.
   На него натягивают промасленный комбинезон, брюки которого кончаются чуть ниже колен, а рукава едва прикрывают локти.
   - Ничего, сойдет, - критически оглядев Нестратова, говорит Лапин. Подсучи рукава, будто тебе жарко. Прекраснейший вид. Такой, знаешь, деловой, озабоченный...
   Гудок.
   Баржа медленно разворачивается и останавливается у пристани Тугурбая.
   Тугурбай.
   По шатким сходням, провожаемые поощрительными возгласами вроде: "ничего", "пойдет" и "конечно, костюмчики не выходные, но бывают и хуже", друзья спускаются на берег.
   Нестратов растерянно оглядывается, норовя стянуть пониже короткие рукава. Лапин пытается пригладить волосы. И только Чижов независимо посматривает вокруг.
   Прямо за их спинами, неподалеку от сходен баржи, снаряжается катер. Второй катер уже отошел. Оттуда кричат:
   - А Наталью Сергеевну где встретим?..
   С первого катера отвечают:
   - Она уже близко, наверно!
   Лапин поворачивается, застывает. Потом бросается к катеру.
   Чижов и Нестратов переглядываются.
   - Ну, я пошел в стройуправление! - говорит Нестратов. - Пора делами заняться!
   - Да и мне в больницу нужно.
   Оба не смотрят в ту сторону, куда убежал Лапин.
   Лапин стоит у готового к отправке катера.
   В катере суетятся два паренька в тельняшках.
   - Братцы, - спрашивает Лапин хрипло, - какая это Наталья Сергеевна?
   - Как - какая? Калинина!
   - Братцы, - вскрикивает Лапин. - Возьмите меня, братцы!
   - Мы спасать едем!
   - И я буду спасать! - захлебывается Лапин. - Кого угодно буду спасать! Я плавать могу, нырять могу, что хотите! Возьмите меня!
   Пареньки переглядываются:
   - Возьмем, чего там!.. Садитесь, гражданин, сейчас трогаем! Катер уходит.
   Спасательные катера, прочесывая реку, медленно движутся против течения, от пристани Актау к Тугурбаю.
   На длинных тросах волочатся багры, ощупывая дно у берегов.
   Наталья Сергеевна, с искусанными почти до крови губами, сидит на носу райкомовского катера и неотрывно смотрит в воду.
   Моторист, высунувшись из люка, утирает тыльной стороной ладони вспотевшее лицо, сочувственно говорит:
   - А может, и нет ничего, Наталья Сергеевна, на этом участке? Вон от Тугурбая заготзерновекий катер идет - может, они что обнаружили?
   Катера сближаются.
   Расходятся и бьются о берега невысокие волны.
   На катере Заготзерна - только моторист и рулевой.
   Вся команда, в том числе и Лапин, ныряет, разыскивая утопленников.
   - Что?! - кричит Наталья Сергеевна. - Нашли?
   - Ищем! - отвечает рулевой. - Нам бы знать, Наталья Сергеевна, кого ищем, мы бы, может, скорее нашли!
   - Вам не сказали? - удивляется Наталья Сергеевна. - Мы ищем...
   Наталья Сергеевна не успевает договорить.
   Из воды, у самого райкомовского катера, с выпученными глазами и открытым ртом, выныривает Лапин, хватается, чтобы передохнуть, рукою за борт катера.
   - Вот он! - вскрикивает не своим голосом Наталья Сергеевна.
   Лапин, растерянно и изумленно помаргивая, смотрит на Наталью Сергеевну.
   - Вот же он! - снова кричит Наталья Сергеевна. Моторист и рулевой подпрыгивают, хватаются за багры.
   - Наташа! - тихо говорит Лапин. - Не может быть! - Он протягивает к ней руки и, захлебнувшись, уходит под воду.
   Несутся над рекой возбужденные голоса:
   - Сюда, сюда!
   - Здесь он!
   - Багры давайте, багры!
   Управление строительства.
   Кабинет Неходы.
   Посредине комнаты в промасленном комбинезоне стоит Нестратов, с обычным для него в Москве снисходительно-барственным видом.
   - Я понимаю, - усмехаясь, говорит он, - что все это звучит не слишком убедительно - плот, уплывший с чемоданами и вещами... Но я действительно Нестратов.
   - Академик Нестратов? - с глубокой иронией спрашивает Нехода.
   - Академик Нестратов, - кивает головой Нестратов и безуспешно пытается застегнуть ворот комбинезона.
   Нехода смеется.
   - Академик Нестратов! Да вы, гражданин, знаете, какой это человек? Это... Кто? Государственный деятель! Я вот тоже, можно сказать, лицо не маленькое, три раза по делам строительства был в Москве - так меня Нестратов ни разу не принял. И правильно - не лезь! А теперь вы хотите меня... Что? Убедить, что будто вы... То есть не вы, а он - сам к нам приехал...
   - Ни разу, говорите, не принял? - задумчиво смотрит Нестратов на Неходу, и что-то в его вопросе заставляет Неходу насторожиться. Помолчав, он снова поднимает глаза на Нестратова:
   - А документы, извините, товарищ, у вас есть?
   Нестратов привычным движением лезет в карман и, нащупав какое-то удостоверение, протягивает его, тут же спохватывается и хочет забрать обратно, но поздно - документ уже в руках у Неходы.
   - Так, - ухмыляется Нехода и с нескрываемым презрением смотрит на Нестратова, - вот, значит, какая история, гражданин Сичкин...
   - Я сейчас объясню, - подавленно бормочет Нестратов.
   - Здесь сказано, что вы - Сичкин Семен Окович, работали монтажником на Гидропроекте и в мае месяце уволились по собственному желанию.
   - Это не мои документы! Я просто машинально... Не мой комбинезон и не мои документы!
   - Ах, и комбинезон тоже не ваш?..
   - Послушайте, товарищ, - говорит, оправившись от смущения, Нестратов, я приехал не один. Со мной два друга. Лапин - животновод и профессор Чижов хирург. Чижов сейчас в больнице. Вам врач может подтвердить, что он действительно профессор Чижов. А Чижов вам скажет, что я - это я. Тогда вы поверите?
   - Нет! - категорически заявляет Нехода и хлопает кулаком по лежащему на столе удостоверению. - Я, гражданин, на слово никому не верю. Я документам верю... Печати я верю... А вас тут, может быть, целая... Что? Шайка! Вы и будете друг про дружку сказки рассказывать! Не пойдет!
   - Значит, круглой резиновой печати вы верите, а человеческому слову нет? - улыбается Нестратов.
   Нехода, не отвечая, проходит в приемную, оставив дверь в свой кабинет открытой.
   В приемной среди посетителей находятся Алеша Мазаев и худенькая девушка с косичками.
   - Постерегите-ка этого типа! - кивает им Нехода на дверь своего кабинета.
   В комнате наступает зловещая тишина. Нехода снимает телефонную трубку, негромко произносит: "Милицию!"
   - Товарищ начальник, - говорит в телефон Нехода, - это Нехода на проводе. Тут, знаешь, надо нам одного гражданина того... Самозванец, как полагаю... Здесь, в управлении... Жду!
   Нехода вешает телефонную трубку.
   Девушка с косичками шумно и взволнованно глотает воздух - и снова в приемной воцаряется тревожная тишина.
   Нехода останавливается в дверях своего кабинета и, взглянув на часы, вытирает платком голову, разводит руками:
   - Вот, пожалуйста, целый час... Что? Потеряли! Тут, понимаете, горишь на работе, везешь на плечах ответственнейшее государственное дело, ночи недосыпаешь, а тебя, понимаете, каждый, кому не лень, отрывает... У меня уж и так энфизему легких находят... Сердце колотит: бух, бух... А ведь я еще нужен... Я еще очень... Что? Нужен!
   - Скажите, а когда вы ложитесь спать и поворачиваетесь с боку на бок вы задыхаетесь? - неожиданно серьезно осведомляется Нестратов.
   - Задыхаюсь, точно, - кивком головы подтверждает Нехода.
   Нестратов весело усмехается:
   - И вы уверяете, что никогда не встречались с Нестратовым? - И вдруг он, непонятно для всех окружающих, говорит: - Ну, ничего! Я тебя породил, я ж тебя, милый, и убью!
   - Как это - убью? Как это - убью? - восклицает Нехода, но в это мгновение отворяется дверь и входит младший лейтенант милиции. Придерживая кобуру, он еще с порога спрашивает у Неходы: