В VII в. количество катакомб резко увеличивается, в частности в районе Кисловодска, где сопровождается появлением вещественных материалов салтовской культуры. М. П. Абрамова в 1984 г. связывала эти факты с «усилением роли Хазарского каганата»[369], но сейчас археолог справедливо отказалась от этой версии и оставила вопрос открытым. Можно предположить уже только на этом материале другую связь: с завершением Великого переселения народов потомки тех, кто покинул эти земли в IV в., стали возвращаться. Остается выяснить, как они назывались в сохранившихся письменных источниках.
   Известны сообщения целого ряда арабо-персидских историков IX – XV вв., где этноним ар-рус действительно фигурирует в рассказах о событиях, разыгравшихся на Кавказе в VI – VIII вв. Писавший по-арабски персидский филолог и историк конца Х в. ас-Са’алиби в своем сочинении «Лучшее из жизнеописаний персидских царей и известий о них», повествуя о строительстве в первой половине VI в. Хосровом I Ануширваном Дербентской стены, среди враждебных персам северных народов упоминает тюрков, хазар и русов. Во второй половине XV в. прикаспийский историк Захир ад-дин Мар’аши, опираясь на древние сведения, тоже писал, что русы в VI в. обитали на Северном Кавказе[370]. А. П. Новосельцев в связи с этим предполагал, что под русами здесь мог иметься в виду какой-то народ иранской языковой группы[371].
   Еще одно раннее упоминание русов на Кавказе у восточных авторов связано с событиями 643/644 гг., когда арабы, захватив Закавказье, подступили к Дербенту. С правителем этого города Шахрбаразом они заключили соглашение. По нему арабы освобождали Дербент от уплаты дани, но Шахрбараз обязан был охранять Дербентский проход от северных соседей.
   Согласно несохранившейся пространной (наиболее древней) редакции «Истории царей» ат-Табари, правитель Дербента Шахриар (Шахрбараз) заключил мир с арабским полководцем, объяснив фактическую сдачу города так:
   «…Я нахожусь между двумя врагами: однихазары, другиерусы, которые суть враги всему миру, в особенности же арабам»[372].
   В том же источнике под VII в. есть и такая локализация русов:
   «В этих горах (Кавказ. – Е.Г.) по ту сторону, когда проходят мимо руса и джуран (конъектура Б.А.Дорна – „алан“. – Е.Г.),то находят государство и многие города, которые называют Баланджаром…»[373]
   В краткой редакции ат-Табари есть такое сообщение:
   «Жители этих стран, все неверные, из хазар, русов и алан. Они смешались с тюрками и взаимно соединились с ними посредством бракосочетаний»[374].
   Это подтверждается и данными археологии о развитии культур Северного Кавказа, когда в одной могиле муж похоронен по одному обряду, а жена – по другому.
   Русы как племя, родственное аланам и живущее по соседству, упоминаются и в других арабо-персидских источниках, в том числе и великим поэтом XII в. Низами Гянджеви в «Искандер-наме». Прототипом главного героя этой поэмы является Александр Македонский. Подвиги Александра в Азии надолго остались в памяти жителей этого региона, и несмотря на то, что эллинистический полководец был завоевателем, вплоть до позднего Средневековья в Средней Азии и Иране слагали о нем легенды. Со времен эллинизма на Востоке создавались хроники и романы, в которых Александр терял черты иноземного завоевателя и оказывался полубожеством, благоволящим к Востоку. Персидский поэт Фирдоуси в «Шахнаме» даже говорит о его кровном родстве с иранским царем из династии Ахеменидов Дарием II! Более того, Александр удостаивается упоминания в одной из сур Корана под именем Зу-ль-Карнайна («Двурогого»)[375]. Причем мусульмане причисляют его к сонму пророков.
Катакомба № 17.
Для В: закладная плита.
Для Д: сосуды; бляшки Х-видные медные; бляшки геральдические; обломки пряжки (?) с ремешком; фрагменты ремешков; фибула двухпластинчатая, серебро; бусы янтарные, 2шт.; бусы, розовое стекло, 8шт.; буса золотостеклянная; буса розовая; буса цилиндрическая глазчатая; буса синяя с желтым зигзагом; буса; буса биконическая красная; бисер; бусы с глазками; пряжки; чешуйки медные; пряжка во фрагментах; вставки от пряжек стеклянные; нож
Катакомба № 19.
Для А, Г: 1 – буса; 2,3 – кружки лепные.
На плане А закладная плита удалена, Б – плита до снятия обмазки, В – плита после удаления обмазки
   В поэме Низами эллинский правитель действует во второй половине I тысячелетия н. э. В воображении поэта (хотя Низами доподлинно знал, что Александр умер в 321 г. до н. э.) Искандер – мусульманин, совершающий паломничество в Мекку и пропагандирующий среди кипчакских женщин ношение чадры. Исторические походы македонского полководца смешаны в поэме с войнами арабов на Кавказе и походами в степи Заволжья. Очевидно, повлияли на азербайджанского автора и известия о походах русов на Бердаа и другие кавказские города в X – XI вв. Во всяком случае, описание русов и их страны у Низами весьма подробное. Мы его приводим в прозаическом (более точном) переводе М. Тебенькова:
   [376] «Соблаговоли, великий царь, отомстить за меня несправедливым русам, которые похитили наших юных красавиц из супружеских лож Абхазии… Рус, жадный к битвам, явился к нам ночью из стран аланов и арков и ударил на нас, словно град. Не смогши пробить себе путь через Дербент и его окрестности, он пустился в море и на палубах своих судов совершил вторжение… и пробудил в этой стране ненависть, которая издревле разделяла наши две народности (выделеномною. – Е.Г.)… Он (рус. – Е.Г.) не оставил ничего, что было собрано в Абхазии… Этот народ опустошил всю территорию Бердаа…
   Это нечто иное, как разбойники, подобные волкам и львам. Они никогда не предаются веселию пиров… Они овладевают странами и покоряют города…[377] Кинтал, который шел во главе русов, заметив, что небо принимает зловещий вид, собрал войско всеми Русиях, из которых он сделал как был семь молодых невест. Его войско состояло из буртасов, аланихазар… Все эти отряды казались залитыми в железо; шлем того же металла покрывал их головы.
   (…) Александр сказал: «…начиная с тех гор, которые проходят по земле хазар, до самого моря Китайского, земля покрыта племенами тюрков, которые, несмотря на то что неособенно расположены к румийцам, превосходят их по ненависти, которую питают к русам. Возбудив тюрков этих стран напасть на русов, возможно их утомить и сдержать их напор»[378].
   Согласно законам жанра, Искандер победил русов, но даже у такого воина ушло на это немало сил. Показательно, что войне с русами Низами отводит около пятой части от описания походов Искандера. Это говорит о силе племени, с которым пришлось столкнуться на Кавказе халифату. Хазары, например, такого впечатления на арабов и персов не произвели.
   Сведения Низами, несмотря на всю свою поэтизированность, бесценны. Предводитель русов носит иранское имя Кинтал. Абхазы и русы испытывают друг к другу давнюю ненависть, которая возможна только у соседей – соперников. Войско русов, противостоящее Искандеру, состояло из хазар, буртасов, алан. Низами постоянно локализует русов в стране Алан.
   Русов на Кавказе знает и Фирдоуси. Великий перс их упоминает в связи с событиями начала VIII в. Персонажи, конечно, античные – Дарий и Филипп Македонский, но под личиной Дария выступает у Фирдоуси арабский халиф, а румийцы Филиппа – это византийцы. Фирдоуси предлагает такую версию войны халифата с Византией: арабы вышли к румийским рубежам со стороны Кавказа, вступив в соглашение с «владыкой русов»[379].
   В персидской хронике «Письмовник» упоминается Георгий Лаша, называемый «царем царей Абхаза, Шака, Алана и Руса»[380]. Все это свидетельствует о локализации неких русов на Северном Кавказе рядом с аланами, причем западнее их (вспомним, что русы у Низами – соседи абхазов).
   Этот народ жил на Кавказе и в IX – XI веках – известно много сообщений о нападениях русов на города Дербент и Бердаа, а также об их вмешательстве в политику закавказских правителей. Сохранились эти факты в местных хрониках государств Восточного Закавказья – Ширвана и Дербента. К тому времени Арабений халифат уже не являлся сильным государством, каким он был в VIII в. при Омейядах и Аббасидах. Кавказские правители арабского происхождения (эмиры) зависели от халифов только номинально. Больше их волновали отношения между собой и с соседями, а также с главами городских общин – раисами. Эти раисы вели самостоятельную политику, могли диктовать эмирам свои условия и иногда даже свергали их. Тогда эмиры призывали на помощь воинов из соседних племен. Этими событиями наполнена «История Ширвана и Дербента».
   Самое раннее упоминание о русах в этой хронике – в главах, относящихся к аль-Бабу (Дербенту) под 987 г. (377 г. хиджры). Тогда эмир Дербента Маймун, сильно притесняемый раисами, договорился с русами о помощи. Они и прибыли на 18 судах. Это, конечно, было бы невозможно, находись русы далеко от города, как думают некоторые историки. В других сообщениях русы упоминаются как своеобразная наемная дружина эмира:
   «Эмир Маймун оставался в правительственном здании как пленник, а вся власть была в руках раисов… Эмир Маймун тайно искал помощи против раисов урусов, и в 377/987 г. они прибыли на 18 судах. Сначала они послали один корабль, чтобы выяснить, действительно ли эмир желает их помощи, и, когда русы вывели эмира (из его заключения), народ аль-Баба соединенными усилиями перебил их всех до единого, а остальные корабли поплыли в маскат и разграбили его. От туда они последовали в Ширван и Муган…
   В 378/988 г. эмир Маймун восстановил цитадель аль-Баба и укрепился в ней. В 379/989 г. в аль-Бабе начались беспорядки, вызванные Мусой, проповедником из Гиляна… Дело кончилось тем, что проповедник сосредоточил в своих руках все государственные дела. Он потребовал у эмира выдать ему его телохранителей-русов (гуламов. – Е.Г.), чтобы им был предложен и сламили смерть. Так как эмир ответил отказом, начались беспорядки, и в 380/990 г. эмир укрепился в цитадели против проповедника. Муса и народ аль-Баба осаждали ее 28 дней, и дела приняли такой оборот, что эмир был вынужден просить проповедника обеспечить ему безопасность(с условием), что он сдаст ему цитадель, а сам со своими гуламами уедет в Табаристан, что и было разрешено…
   В 416/1025 г. эмир Мансур женился на Сарийе, дочери владетеля Сарира. В 423/1032 г. эмир Мансур с газиями (воины – «борцызаверу». – Е.Г.) исламских центров совершил большой поход. Дело было в том, что русы напали на владетелей Ширвана, ограбили их и убили, а также полонили множество людей. Когда они возвращались с награбленным добром и пленными, газии аль-Баба и пограничных областей с эмиром Мансуром во главе, заняв теснины и дороги, предали их мечу, так что спаслись немногие. Они отняли у них всю военную добычу, живую и неодушевленную, которую те захватили в Ширване. (После) этого русы и аланы вознамерились отомстить. Они собрались вместе и выступили по направлению аль-Баба и пограничных областей. Прежде всего в 424/1033 г. они двинулись на аль-Карах, где была только маленькая кучка (воинов)… Господь даровал победу мусульманам, которые перебили множество аланов и русов. Властитель алан был силой отражен от ворот Караха, и навсегда были прекращены притязания неверных на эти исламские центры»[381].
   В последнем сообщении русы опять упоминаются в связке с аланами как родственные и союзные народы.
Поволжье, Ширвани Дербент в раннем Средневековье
   Сохранились сведения о русах на Кавказе и у ранних арабских географов. Один из первых арабских географов Мухаммад ибн Муса аль-Хваризми (80-е гг. VIII в. – после 847 г.), описывая «гору» между Черным и Каспийским морями, в которой располагаются аль-Баб ва-ль-Абваб (Дербент) и Баб аль-Алан (Дарьял), упоминает, что с севера к центру этой горы прилегает «Р-ф-сийа у гор и Баб аль-Хазар»[382]. Арабские буквы вав и фа отличаются в скорописи только одной диакритической точкой, так что конъектура «Русийа» в связи с изложенными выше фактами вполне уместна.
   В арабских сочинениях позднего Средневековья русы упоминаются в составе первоначального ядра армии Каирского султаната вместе с аланами (вариант – асами), черкесами и кипчаками. Аль-Калкаманди, каирский историк, говорит еще и о землях этих русов:
   «Черкесы, русы, асы имеют благоустроенные и населенные города, засаженные плодородными деревьями…»[383]
   То есть представление о русах как о ближайших соседях северокавказских народов сохранялось на Востоке весьма долго.
   Интересно, что в очень подробных этнографических описаниях Кавказа школы Джайхани, датируемых IX в. (см. главу 1), аланы подразделяются на четыре племени, причем «почет и власть принадлежит племени, называемому Рухс-ас». В. Ф. Минорский и Ф. Х. Гутнов[384] бесспорно переводят это название как «светлые асы» и возводят его к роксоланам Северного Причерноморья.
   Первый компонент этого этнонима переводится с иранских наречий как «светлый, белый», что символизирует не только цвет, а имеет социальный оттенок, показывая особое положение роксолан в сармато-аланской среде. Само название «роксоланы» скорее всего соединило в себе (по мнению античных авторов) два этнонима, один из которых – рокс – был, учитывая данные археологии, антропологии и лингвистики, североиранского, но не сарматского происхождения. Представления о светлом в племенных индоиранских названиях – указание на «царственность». «Рокс» как определение одной из частей североиранских племен еще в Причерноморье стало самостоятельным этнонимом и путем народно-диалектического упрощения ks>s(s) превратилось в рос/рус[385].
   Вполне возможно, что именно с миграцией этих русов связано появление с VI в., после того как стихло Великое переселение народов, катакомбных погребений в Кисловодской котловине с инвентарем, так похожим на салтовский. На рубеже нашей эры это племя занимало, видимо, пространство от запада Центрального Предкавказья до Таврики, но начало Великого переселения заставило, очевидно, часть его отправиться на запад. В VI – VII вв. они вернулись, обретя в Причерноморье и Европе во время гуннских походов другую материальную культуру. Этот район являлся одним из ключевых на торговом пути, продолжавшемся на «реке Рус», и поддерживал постоянную связь с лесостепным вариантом салтовской культуры.
   Это предположение подтверждают и эпиграфические данные. Осетинские надписи, найденные в окрестностях Кисловодска, идентичны надписям Подонья как палеографически, так и лингвистически. Они соответствуют выделенному Г. Ф. Турчаниновым ясскому диалекту – «смеси» (вернее – синкретизму) дигорского с иронским[386] (дигорон, ирон – самоназвание осетин. – Прим. ред.).
   Таким образом, нельзя утверждать, что кавказские аланы стали основным этносом в формировании Русского каганата в Подонье. Слишком много у них археологических различий. Скорее, часть кавказского ираноязычного населения – «кавказские русы», которые археологически представлены памятниками Кисловодской котловины, имеют один исток с салтовцами – причерноморское племя роксолан, часть которого после гуннского нашествия отошла в Западное Предкавказье.
   Не исключено, что некоторые из кавказских русов мигрировали в Подонье после начала функционирования торгового пути по «реке Рус».
   Согласно данным истории языка и эпиграфики, надписи Верхнесалтовского и Маяцкого городищ менее насыщены буквами сиро-несторианского хабита, характерного для степного Подонья и Северного Кавказа. Это может быть объяснено, по предположению Г. Ф. Турчанинова, тем, что жители этих городищ отошли от Черноморского побережья в глубь Подонских степей раньше, чем эти места подверглись нашествию гуннов, среди которых было много асов-несториан.

Славяне и русы в Среднем Поднепровье: знакомство

   Яркие признаки оседлого населения появились в бассейне Северского Донца, Оскола и Дона лишь на рубеже VII – VIII вв. Промежуток же между этими периодами – конец IV – VII вв. (время Великого переселения народов и сразу вслед за ним) – самый темный в археологическом отношении в истории Юго-Восточной Европы, которая представляла собой своеобразный «этнический котел». Определить этническую принадлежность редких поселений и погребений практически невозможно: истоки одних предметов находят в Прибалтике, других – в городах Причерноморья, третьих – в сармато-аланской среде. Во всяком случае, катакомбные погребения, характерные для лесостепного варианта салтовской культуры, которые с уверенностью можно было бы датировать V – VII вв., в этом районе неизвестны.
   Да и климатические условия этого региона, в частности Поднепровья, в конце IV – начале VI в. были малопригодны для жизни. В конце IV в. началось резкое похолодание (холоднее всего было в V в.), стало сыро и болотисто. Поэтому и ждать больших находок этого времени не приходится.
   Но в данном случае этномаркирующим признаком могут служить и стационарные ремесленные поселения. Непосредственная генетическая связь прослеживается между салтовской лощеной керамикой и гончарной посудой VI – VII вв. так называемых «пастырского» и «канцеровского» типов. Поселки гончаров в Среднем и Нижнем Поднепровье – Пастырское городище, Балка Канцерка, Стецовка, хронологически и территориально вписываясь в пределы славянской пеньковской культуры, были бесспорно ей иноэтничны.
   Пеньковская культура относится к области распространения славянской пражской керамики. Свое название эта посуда получила по местам первых находок – в Чехии и на Житомирщине (поселение Корчак). Славяне изготавливали посуду только для домашних и ритуальных нужд. Керамика обычно не выходила за пределы села, не говоря уже о продаже в другие регионы. Гончарного круга славяне не знали, и если появлялись круговые горшки и кувшины в какой-нибудь славянской культуре, это означало прибытие какого-нибудь иного этноса. После распада союза славян с этим народом искусство гончарного круга забывалось за ненадобностью.
   И основной тип пражско-корчакской керамики – это лепные высокие горшки с усеченно-коническим туловом, слегка суженным горлом и коротким венчиком. На большей части посуды нет никакого орнамента. Только изредка встречаются горшки с косыми насечками по верхнему краю венчика[387]. Эта керамика характерна для всего славянства в период после Великого переселения и до образования славянских государств. Хотя и позже, когда в городах вовсю работали гончарные мастерские, в селах продолжали лепить традиционные горшки. Такой была керамика и балтийских славян, и дунайских, и на Адриатике, и на Днепре.
   Пеньковская культура простиралась в V – VII вв. от Нижнего Дуная до Северского Донца. Но в отличие от более западных славян, пеньковцы не знали курганов (господствовали урновые и ямные трупосожжения) и височных колец, по которым обычно различают группировки славян. Считается, что эти особенности достались пеньковцам от славян черняховской культуры, на которых оказало влияние двухвековое общение с готами, сарматами, даками, кельтами, аланами и другими жителями Северного Причерноморья II – IV вв. н. э.
Пеньковская культура
   Культурный слой на всех поселениях славян очень незначителен. Значит, период эксплуатации каждого селища был недолгим. Очевидно, это связано с неспокойной обстановкой в то время. Славянские племена в V – VII вв. появились на исторической арене как воины, беспокоившие границы Византии, и известно, что жители Поднепровья тоже участвовали в этих походах. Кроме того, подсечно-огневая система земледелия, которую практиковали тогда славяне, требовала частых переселений на новые места (после истощения почвы).
   Застройка славянских поселений, как и почти везде, бессистемна, укреплений нет. Но на данной территории жили не только славяне. Обычно индикатором пеньковской культуры называют пальчатые и антропоморфные фибулы (застежки для плащей). Производились они, по мнению ряда ученых, на Пастырском городище в Поднепровье.
   Славяне, как известно, до принятия христианства покойных сжигали. Но в достоверных погребениях с трупосожжениями подобные фибулы не найдены. Зато обнаруживают их в захоронениях по обряду ингумации. Таких умерших хоронили вытянуто на спи не, головой на северо-запад, с руками, лежащими вдоль туловища. Пальчатые фибулы находятся на плечевых костях – там, где был плащ. Ясно, что обряд погребения языческий, но не славянский. Однако около умершего, как правило, обнаруживается лепной славянский горшок с посмертной пищей!
   Вообще плащи с фигурными застежками были очень популярны у народов, живших на границе с Римской империей и испытавших ее влияние, особенно на Дунае. Дунайские истоки многих пастырских украшений, в том числе и фибул, бесспорны. Немецкий ученый И. Вернер отмечает генетическую связь пальчатых фибул Приднепровья с фибулами крымских готов, гепидов и южнодунайских германских групп на византийской территории, замечая, что «германские» фибулы были парными и являлись принадлежностью женской одежды[388]. А. Г. Кузьмин связывает ямные трупоположения на пеньковской территории, в инвентаре которых есть такие фибулы, с дунайскими ругами, часть которых после поражения гуннов ушла с ними в Поднепровье[389].
Пальчатые фибулы с маскообразной головкой (памятники Северного Причерноморья)
   Далее пальчатые фибулы уже в днепровском виде распространяются на Нижнем и особенно на Среднем Дунае, в рамках так называемой аварской культуры (ее связывают с приходом авар и появлением Аварского каганата), проникают на Балканы и Пелепоннесский полуостров, а также в области Мазурского Поозерья и Юго-Восточной Прибалтики[390]. По крайней мере, в Среднее Подунавье эти фибулы попадают вместе с пеньковскими трупоположениями. Ареал их распространения совпадает с локализацией области Ругиланд и многочисленных топонимов с корнем rug, ruz. Сейчас существует и теория о происхождении имени «русь» от этнонима «руги». Однако определить название народа, хоронившего покойных со славянскими сосудами и в плащах с фибулами, сейчас невозможно. Тем более что письменных свидетельств об обитании ругов на Днепре в V – VI вв. н. э. нет.
Серьги и височные кольца дунайских типов
   Но ремесленники, создававшие эти изделия, ни к готам или ругам, ни к славянам, ни к тем, кто оставил пеньковские трупоположения, отношения не имели. На Пастырском городище, помимо гончарных мастерских, обнаружены четыре юртообразных наземных постройки и шесть полуземлянок, также неславянской принадлежности (очаги в центре вместо традиционных славянских печей в углу дома). Все эти жилища имеют аналогии в жилых постройках Маяцкого комплекса салтовской культуры[391]. Подобные постройки характерны и для других гончарных поселений Поднепровья того времени (Осиповка, Стецовка, Луг I, Будище и др.). В. С. Флеров считает все юртообразные жилища Среднего Поднепровья принадлежащими праболгарам[392].