Страница:
Но на поселениях типа Стецовки обнаружена керамика не приазовского, а «аланского» вида. Присутствие здесь юртообразных жилищ, а не классических полуземлянок лесостепного варианта салтовской культуры объясняется просто: принцип строительства полуземлянок был заимствован жителями лесостепи у славян Поднепровья, что признается практически всеми археологами. Исчезновение юртообразных помещений у салтовцев лесостепи тоже естественно. Согласно исследованию самого В. С. Флерова, такие жилища – переходный тип, характерный для периода приспособления к оседлой жизни. Это вполне естественно для народа, который провел в перепетиях Великого переселения более двух веков и раньше вел полукочевой образ жизни.
Лепная керамика этих центров, производившаяся не на продажу, тоже очень отличается от славянской и имеет явную генетическую связь с сарматскими горшками и керамикой комплексов степного юга, причем эта форма продолжала существовать в лепной посуде уже салтовской лесостепи[393]. На славянских пеньковских поселениях доля керамики «пастырского» типа очень мала – менее 1 процента. Как видно, славяне представляли не лучший рынок сбыта для пастырских мастеров. Но среди степных народов, в основном сармато – алан, керамика пользовалась успехом. Аналогии гончарной пастырской посуде найдены не только на Салтовском городище, но и в Молдавии и Болгарии (в Плиске).
Имя носителей пеньковской культуры давно известно. Это анты, хорошо знакомые византийцам и готам по событиям VI – начала VII в. Крупнейшие историки того времени – Прокопий Кесарийский, Иордан, Феофилакт Симокатта – отмечают, что анты пользовались тем же языком, что и склавины (более западная группа славян), имели с ними одинаковые обычаи, быт, верования. Но вместе с этим византийцы как-то отличали склавина от анта даже среди наемников империи. Значит, этнографические особенности у антов все-таки были. Очевидно, неславянским является само название «анты». Большинство ученых производит его сейчас из иранских наречий (ант – «окраинный»). Иранскими в основе являются и многие более поздние названия славянских племен от Днепра до Адриатики: хорваты, сербы, северяне, тиверцы. В отношении хорватов и сербов более поздние заимствования невозможны: в VII – VIII вв. эти племенные союзы большей частью находились уже на Балканском полуострове. Потому логичными стали поиски иранских элементов в пеньковской культуре, принадлежавшей антам.
Существование в ее пределах гончарных мастерских, археологически связанных с сармато-аланской средой, позволило В. В. Седову говорить о формировании антского племенного союза на основе некоего «ассимилированного ираноязычного населения», которое осталось со времен черняховской культуры[394]. Но как раз ассимиляция этого иранского элемента не прослеживается (можно говорить лишь о мирном их сосуществовании со славянами). Пастырская лощеная керамика имеет прямую связь не с черняховской, а с приазовскими и крымскими формами II – VI вв. н. э. К сожалению, источниковая база недостаточна для более полной характеристики «пастырской культуры».
Генетически связанным с ней является более поздний «канцерский тип» гончарной лощеной керамики. Он получил распространение в Надпорожье и по течению Тясмина. Хронологические рамки его являются темой отдельной дискуссии. Украинский археолог А. Т. Смиленко археомагнитным методом датировала Канцерское поселение второй половиной VI – началом VIII в.[395]. Т. М. Минаева по аналогиям на Северном Кавказе сдвинула хронологические рамки выше: VIII – начало IX в.[396]. С. А. Плетнева и К. И. Красильников обратили внимание на идентичность гончарных мастерских Канцерки и Маяцкого комплекса, что позволило им датировать Канцерку концом VIII в.[397], таким образом связав это поселение с «экспансией Хазарского каганата».
Действительно, в аланской принадлежности гончарных комплексов «канцерского типа» сомнений нет. Но также нет необходимости пересматривать установленную физическим методом дату этих поселений. Нижняя датировка лесостепных комплексов салтовской культуры всегда связывалась с теорией переселения алан с Кавказа, которое датируют VIII в. Однако оснований для такой датировки, как мы уже убедились, нет, а археологические и лингвистические материалы ставят под сомнение сам факт миграции крупного аланского массива. Данные же антропологии и нумизматики говорят о значительной архаичности Маяцкого и Верхнесалтовского могильников (кранилогический тип и находки монет VI – начало VII в.). Верхнесалтовский могильник же отличается от остальных салтовских катакомбных захоронений и Северного Кавказа: если везде тела женщин скорчены, то в Верхнем Салтове вытянуты. Это позволяет археологам сделать вывод о сохранении здесь древней сарматской традиции, которая на Северном Кавказе была изжита. Архаичными признаются и многие погребения Дмитровского катакомбного могильника: аналогии их инвентарю не выходят за пределы – VII в. Эти факты дали В. С. Флерову возможность выделять особую этническую группу сармато-алан с сохранением древних восточноевропейских традиций[398]. Поэтому более приемлемым представляется пересмотреть нижнюю границу именно указанных комплексов СМК, тем более что верхний слой и Пастырского городища, и Балки Канцерка имеет явный салтово-маяцкий облик.
Таким образом, комплексное исследование материалов археологии, лингвистики и эпиграфики, а также сообщений письменных источников позволяет предположить непосредственную связь ядра Русского каганата с сармато-аланскими племенами Северного Причерноморья и Крыма первых веков н. э., в особенности с роксоланами. После гуннского нашествия часть их появляется на Северном Кавказе (район Кисловодской котловины), что подтверждается как данными арабо-персидских источников о русах на Кавказе в VI – VII вв., так и аутентичными материалами археологии. Другая часть этих племен, вероятно, откочевала в Приднепровье и Подонье, что косвенно подтверждают материалы «пастырской культуры» и поселений «канцерского типа», а также наиболее ранний культурный слой Дмитриевского, Маяцкого и в особенности Верхнесалтовского комплексов, население которых значительно отличалось своей материальной культурой от других носителей лесостепного варианта СМК.
Участие в формировании ядра Русского каганата «рухсасов» Предкавказья также находит подтверждение. Богатый материал для решения этого вопроса дает Маяцкий могильник. Формы катакомб и черты обряда обездвиживания (частичное разрушение скелетов) очень близки Клин-Ярскому комплексу у Кисловодска, который датируется предварительно II – IV и V – VIII вв.
Этот обряд, известный еще у скифов, был распространен в формах, сходных с салтово-маяцкими, в черняховской культуре: во II – IV вв. – в Среднем и Нижнем Поднепровье, во II – V вв. – в Поднестровье и Побужье, в аланских могильниках Крыма. Со II – III вв. он известен в катакомбах Северного Кавказа, а также в катакомбной кубайско-карабулакской культуре III – IV вв. в Фергане. Выражался он в том, что при положении в могилу умершему перерезали сухожилия и связывали ноги, а через некоторое время (год или три) после похорон могила вскрывалась и кости покойного перемешивались, разрушалась грудная клетка (чтобы не мог дышать) и от скелета отделялась голова. Все это делалось, чтобы обезопасить живых от появления воскресшего мертвеца. В зависимости от верований общины, в одних могильниках это применялось ко всем взрослым, в других – лишь к тем, кто при жизни выполнял магические функции. Кстати, подобные действия уже после принятия христианства были распространены у славян в Дунайской Болгарии, на Украине, в Белоруссии и Карпатах.
Архаичность части инвентаря Маяцкого могильника и краниологический тип, ближайшие аналогии которому находятся в роксоланских захоронениях Северного Причерноморья I – III вв. н. э., показывают, что миграцию с Северного Кавказа в VIII в. предположить нельзя. В Клин – Яре такие захоронения появляются с V в. н. э., причем могильник функционирует непрерывно. С V по VIII в. отток населения из этих мест не происходил. Очевидно, и в Клин-Яре, и на Маяцком комплексе поселились родственные кланы, возвратившиеся из походов времен Великого переселения. Такой же является связь других древнейших комплексов салтовской культуры с памятниками V – IX вв. в районе Кисловодска. То есть ядро салтовцев появилось в Подонье еще в VI в. и сразу же наладило отношения со славянами. Это положило начало истории русов салтовской культуры.
Глава 2
Русы – этническое ядро и господствующий слой
Лепная керамика этих центров, производившаяся не на продажу, тоже очень отличается от славянской и имеет явную генетическую связь с сарматскими горшками и керамикой комплексов степного юга, причем эта форма продолжала существовать в лепной посуде уже салтовской лесостепи[393]. На славянских пеньковских поселениях доля керамики «пастырского» типа очень мала – менее 1 процента. Как видно, славяне представляли не лучший рынок сбыта для пастырских мастеров. Но среди степных народов, в основном сармато – алан, керамика пользовалась успехом. Аналогии гончарной пастырской посуде найдены не только на Салтовском городище, но и в Молдавии и Болгарии (в Плиске).
Имя носителей пеньковской культуры давно известно. Это анты, хорошо знакомые византийцам и готам по событиям VI – начала VII в. Крупнейшие историки того времени – Прокопий Кесарийский, Иордан, Феофилакт Симокатта – отмечают, что анты пользовались тем же языком, что и склавины (более западная группа славян), имели с ними одинаковые обычаи, быт, верования. Но вместе с этим византийцы как-то отличали склавина от анта даже среди наемников империи. Значит, этнографические особенности у антов все-таки были. Очевидно, неславянским является само название «анты». Большинство ученых производит его сейчас из иранских наречий (ант – «окраинный»). Иранскими в основе являются и многие более поздние названия славянских племен от Днепра до Адриатики: хорваты, сербы, северяне, тиверцы. В отношении хорватов и сербов более поздние заимствования невозможны: в VII – VIII вв. эти племенные союзы большей частью находились уже на Балканском полуострове. Потому логичными стали поиски иранских элементов в пеньковской культуре, принадлежавшей антам.
Существование в ее пределах гончарных мастерских, археологически связанных с сармато-аланской средой, позволило В. В. Седову говорить о формировании антского племенного союза на основе некоего «ассимилированного ираноязычного населения», которое осталось со времен черняховской культуры[394]. Но как раз ассимиляция этого иранского элемента не прослеживается (можно говорить лишь о мирном их сосуществовании со славянами). Пастырская лощеная керамика имеет прямую связь не с черняховской, а с приазовскими и крымскими формами II – VI вв. н. э. К сожалению, источниковая база недостаточна для более полной характеристики «пастырской культуры».
Генетически связанным с ней является более поздний «канцерский тип» гончарной лощеной керамики. Он получил распространение в Надпорожье и по течению Тясмина. Хронологические рамки его являются темой отдельной дискуссии. Украинский археолог А. Т. Смиленко археомагнитным методом датировала Канцерское поселение второй половиной VI – началом VIII в.[395]. Т. М. Минаева по аналогиям на Северном Кавказе сдвинула хронологические рамки выше: VIII – начало IX в.[396]. С. А. Плетнева и К. И. Красильников обратили внимание на идентичность гончарных мастерских Канцерки и Маяцкого комплекса, что позволило им датировать Канцерку концом VIII в.[397], таким образом связав это поселение с «экспансией Хазарского каганата».
Действительно, в аланской принадлежности гончарных комплексов «канцерского типа» сомнений нет. Но также нет необходимости пересматривать установленную физическим методом дату этих поселений. Нижняя датировка лесостепных комплексов салтовской культуры всегда связывалась с теорией переселения алан с Кавказа, которое датируют VIII в. Однако оснований для такой датировки, как мы уже убедились, нет, а археологические и лингвистические материалы ставят под сомнение сам факт миграции крупного аланского массива. Данные же антропологии и нумизматики говорят о значительной архаичности Маяцкого и Верхнесалтовского могильников (кранилогический тип и находки монет VI – начало VII в.). Верхнесалтовский могильник же отличается от остальных салтовских катакомбных захоронений и Северного Кавказа: если везде тела женщин скорчены, то в Верхнем Салтове вытянуты. Это позволяет археологам сделать вывод о сохранении здесь древней сарматской традиции, которая на Северном Кавказе была изжита. Архаичными признаются и многие погребения Дмитровского катакомбного могильника: аналогии их инвентарю не выходят за пределы – VII в. Эти факты дали В. С. Флерову возможность выделять особую этническую группу сармато-алан с сохранением древних восточноевропейских традиций[398]. Поэтому более приемлемым представляется пересмотреть нижнюю границу именно указанных комплексов СМК, тем более что верхний слой и Пастырского городища, и Балки Канцерка имеет явный салтово-маяцкий облик.
Таким образом, комплексное исследование материалов археологии, лингвистики и эпиграфики, а также сообщений письменных источников позволяет предположить непосредственную связь ядра Русского каганата с сармато-аланскими племенами Северного Причерноморья и Крыма первых веков н. э., в особенности с роксоланами. После гуннского нашествия часть их появляется на Северном Кавказе (район Кисловодской котловины), что подтверждается как данными арабо-персидских источников о русах на Кавказе в VI – VII вв., так и аутентичными материалами археологии. Другая часть этих племен, вероятно, откочевала в Приднепровье и Подонье, что косвенно подтверждают материалы «пастырской культуры» и поселений «канцерского типа», а также наиболее ранний культурный слой Дмитриевского, Маяцкого и в особенности Верхнесалтовского комплексов, население которых значительно отличалось своей материальной культурой от других носителей лесостепного варианта СМК.
Участие в формировании ядра Русского каганата «рухсасов» Предкавказья также находит подтверждение. Богатый материал для решения этого вопроса дает Маяцкий могильник. Формы катакомб и черты обряда обездвиживания (частичное разрушение скелетов) очень близки Клин-Ярскому комплексу у Кисловодска, который датируется предварительно II – IV и V – VIII вв.
Этот обряд, известный еще у скифов, был распространен в формах, сходных с салтово-маяцкими, в черняховской культуре: во II – IV вв. – в Среднем и Нижнем Поднепровье, во II – V вв. – в Поднестровье и Побужье, в аланских могильниках Крыма. Со II – III вв. он известен в катакомбах Северного Кавказа, а также в катакомбной кубайско-карабулакской культуре III – IV вв. в Фергане. Выражался он в том, что при положении в могилу умершему перерезали сухожилия и связывали ноги, а через некоторое время (год или три) после похорон могила вскрывалась и кости покойного перемешивались, разрушалась грудная клетка (чтобы не мог дышать) и от скелета отделялась голова. Все это делалось, чтобы обезопасить живых от появления воскресшего мертвеца. В зависимости от верований общины, в одних могильниках это применялось ко всем взрослым, в других – лишь к тем, кто при жизни выполнял магические функции. Кстати, подобные действия уже после принятия христианства были распространены у славян в Дунайской Болгарии, на Украине, в Белоруссии и Карпатах.
Архаичность части инвентаря Маяцкого могильника и краниологический тип, ближайшие аналогии которому находятся в роксоланских захоронениях Северного Причерноморья I – III вв. н. э., показывают, что миграцию с Северного Кавказа в VIII в. предположить нельзя. В Клин – Яре такие захоронения появляются с V в. н. э., причем могильник функционирует непрерывно. С V по VIII в. отток населения из этих мест не происходил. Очевидно, и в Клин-Яре, и на Маяцком комплексе поселились родственные кланы, возвратившиеся из походов времен Великого переселения. Такой же является связь других древнейших комплексов салтовской культуры с памятниками V – IX вв. в районе Кисловодска. То есть ядро салтовцев появилось в Подонье еще в VI в. и сразу же наладило отношения со славянами. Это положило начало истории русов салтовской культуры.
Глава 2
ОСНОВНЫЕ ВЕХИ ИСТОРИИ РУССКОГО КАГАНАТА
Давно принято считать, что домонгольская Русь была чисто «европейским» государством, тяготевшим в международных связях, общественных отношениях и политической системе к Западу. И только монголо-татарское нашествие замедлило или даже повернуло ее развитие в другое русло, поставив Русь на одну ступень с восточными странами с их «государственным феодализмом» и «азиатским способом производства».
Конечно, есть и противоположный взгляд, представленный учеными – евразийцами (Г. В. Вернадский, Л. Н. Гумилев и др.). Здесь другая крайность. Главная роль в формировании Русского государства и народа отводится тем же монголо-татарам, только со знаком «плюс». Для ранней истории Руси одним из основных факторов развития называется Хазарский каганат, размеры и влияние которого преувеличиваются непомерно (вспомним хотя бы гипотезу Гумилева о разделе территории восточных славян на сферы влияния и сбора дани между двумя «монстрами» – варягами с северо-запада и хазарами с юго-востока). Однако ни та, ни другая концепция не дают ответа, какова была роль «востока» в формировании древнерусской народности. Редкие упоминания об «иранском субстрате» у славян Поднепровья ограничиваются словами о незначительных остатках позднескифских племен, живших на землях антов. Существование государства с североиранским этносом русов во главе меняет традиционное представление об этногенезе восточных славян и становлении Киевской Руси.
В формировании этнополитического объединения с центром в верховьях Северского Донца, Оскола и Дона, помимо русского и «рухского» ядра, участвовали степные сармато-аланы, протоболгары и восточные славяне. Определение характера отношений между этими этносами во взаимосвязи с данными письменных источников позволяет во многом понять социально-экономическую структуру Русского каганата и выявить основные моменты его истории.
Конечно, есть и противоположный взгляд, представленный учеными – евразийцами (Г. В. Вернадский, Л. Н. Гумилев и др.). Здесь другая крайность. Главная роль в формировании Русского государства и народа отводится тем же монголо-татарам, только со знаком «плюс». Для ранней истории Руси одним из основных факторов развития называется Хазарский каганат, размеры и влияние которого преувеличиваются непомерно (вспомним хотя бы гипотезу Гумилева о разделе территории восточных славян на сферы влияния и сбора дани между двумя «монстрами» – варягами с северо-запада и хазарами с юго-востока). Однако ни та, ни другая концепция не дают ответа, какова была роль «востока» в формировании древнерусской народности. Редкие упоминания об «иранском субстрате» у славян Поднепровья ограничиваются словами о незначительных остатках позднескифских племен, живших на землях антов. Существование государства с североиранским этносом русов во главе меняет традиционное представление об этногенезе восточных славян и становлении Киевской Руси.
Захоронения русов (тройное и семейное катакомбные погребения)
Поэтому только сейчас, выяснив происхождение салтовских русов, давших название Русскому каганату, можно переходить к главным вопросам: как возникло это государство, какую роль играли в нем славяне Поднепровья и какое отношение имеет каганат к Древней Руси.В формировании этнополитического объединения с центром в верховьях Северского Донца, Оскола и Дона, помимо русского и «рухского» ядра, участвовали степные сармато-аланы, протоболгары и восточные славяне. Определение характера отношений между этими этносами во взаимосвязи с данными письменных источников позволяет во многом понять социально-экономическую структуру Русского каганата и выявить основные моменты его истории.
Русы – этническое ядро и господствующий слой
Русы пришли в лесостепь между Доном и Днепром еще в конце VI – VII вв. И практически сразу им пришлось устанавливать отношения как с уже местным населением – славянами пеньковской культуры, так и с другими пришельцами – праболгарами и асами. В конечном итоге в становлении Русского каганата приняли участие все эти народы, и роль их была неодинаковой.
Палеографические материалы рунических надписей на степной территории салтовской культуры «в узком смысле» свидетельствуют о существовании там особого диалекта средневекового осетинского языка – «смеси дигорского с иронским» при насыщенности системы письма буквами сиро-несторианского хабита, то есть использовавшимися одним из на – правлений восточного христианства, а именно несторианства.
В I тысячелетии н. э. в христианстве существовало больше течений, чем мы представляем обычно. И вовсе не римское и византийское христианство были самыми популярными. Например, большинство варварских народов Европы (готы, руги и др.) исповедовали осужденное на Вселенском соборе в Никее в 325 г. арианство, согласно которому Иисус Христос не равен Богу-Отцу, а лишь подобен Ему. Дело в том, что за теологическими спорами и различиями в обрядах скрывались социальные, политические, этнические противоречия и особен – ности. Во II в. н. э. выделилась Сирийская церковь, а в V в., после ожесточенных споров о сущности Христа, она окончательно отделилась от Константинопольского патриархата. На IV Вселенском соборе в Халкидоне в 451 г. был принят православный догмат о неслиянности и нераздельности божественной и человеческой природ Христа, о сохранении их особенностей при совмещении в едином лице. Восточная Сирийская церковь считала, что эти природы раздельны, а Иисус не Бог и не Богочеловек, а лишь человек, ставший обителью божества. Одним из влиятельнейших сторонников этого учения был константинопольский патриарх Несторий (ум. в 451 г.), осужденный как еретик на III Вселенском соборе в Эфесе в 431 г. По его имени учение получило название несторианства. Еще со II в. проповедь Сирийской церкви стала быстро распространяться – сначала в стремившихся к отделению восточных провинциях Римской империи, потом – проникнув в Сасанидский Иран, владевший частью традиционно сирийских земель, и далее в Среднюю Азию. А Северное Приаралье в это время населяли родственные русам племена асов, на рубеже нашей эры создавшие государство Яньцай (в транскрипции китайских хроник). Асский этнос сформировался в результате ассимиляции аланами Приаралья кочевавших там сарматских племен[399]. И когда в Туран пришли гунны, часть асов, исповедовавших сирийское христианство, была увлечена в поход с кочевниками.
К тому же если обратиться к памятникам Северного Кавказа IV – V вв., то можно найти там ряд ямных погребений с такой характерной сарматской чертой, как деформация черепа. Интересно, что ямные погребения встречаются и в катакомбных рухских могильниках близ Кисловодска[403]. Причем сарматы принимали очень активное участие в передвижениях праболгар, в том числе и в Европу. Балкано-дунайская культура Дунайской Болгарии, которую ученые связывают с болгарами-тюрками, сложилась во многом на сарматской основе. Сходные с ними краниологические серии происходят из болгарского комплекса Плиски на Дунае. То есть асы составляли значительную часть населения Великой Болгарии и после ее распада расселялись вместе с болгарами. С VII в. часть асов поселилась в Нижнем Поднепровье – в Надпорожье. Там зафиксированы типичные погребения в грунтовых ямах (антропологические данные не опубликованы), керамические серии из которых наиболее сходны с канцерскими[404].
На границе степи и лесостепи Подонья кочевники, изрядно потрепанные во внутренних распрях после смерти хана Курбата и борьбы с хазарами, обнаружили генетически родственный их части уже оседлый племенной союз со своеобразной сложившейся культурой, с весьма развитой экономикой и торговыми связями (существование торгового пути от Северного Кавказа до верховьев Донца в VI – VIII вв. отчетливо фиксируется предметами восточного импорта).
Возможно, асские генеалогические предания сохранили память о «светлых», «царственных» аланах. Как бы то ни было, встреченное ими население, несмотря на занятия оседлым земледелием и скотоводством, было крайне военизированным. Приобретенные за долгие века военное искусство и торговые связи оставались на первом месте. Такими видели русов и арабо-персидские географы школы Джайхани. Они писали о «Соломоновых мечах» русов, об обычае отдавать имущество дочери, чтобы сын добыл себе достояние мечом.
«…В могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и она умирает в заключении…»
В качестве посмертной жены выбирали, как правило, юную женщину, почти девочку (сам покойный мог быть уже в летах). Вероятно, это была не главная жена, а последняя, взятая в дом. Если это была не супруга, а просто рабыня, ее «выдавали замуж» за умершего, о чем свидетельствует посыпанный углями пол катакомбной камеры. Впрочем, не всегда женщины в парных погребениях моложе мужчин. С. А. Плетнева в Дмитриевском могильнике зафиксировала такой случай: взрослая женщина погребена с юношей, причем брак был «посмертный»[406]. Что это значит – выясним чуть позже.
О глубоком социальном расслоении русского общества свидетельствуют обряд погребения и состав инвентаря. Г. Е. Афанасьев на материале Верхнесалтовского и Дмитриевского могильников выделяет такие социальные группы: предводители («высший командный состав»), старшие и младшие дружинники, простые солдаты[407]. С. А. Плетнева выделяет также пожилых семейных воинов, участвовавших в походах лишь в крайних случаях[408]. Социальная структура русского общества, определяемая по могильникам, была неодинакова на разных поселениях.
Другой исследователь социальной лестницы салтовцев, В. К. Михеев выделяет три большие страты: бедняки, земледельцы-ремесленники (то есть простые общинники, при необходимости участвовавшие в военных действиях), профессиональные воины-аристократы – «дружина»[410]. Примерно ту же стратификацию показывает и Г. Е. Афанасьев.
В Дмитриевском могильнике третья, безынвентарная группа отсутствует, что говорит о меньшем социальном расслоении. Если в Дмитриевском комплексе к высшей страте относилось около 20 процентов из раскопанных погребений, то в Верхнесалтовском – около 6 процентов, однако инвентарь этих катакомб значительно богаче, чем дмитриевских. Столь заметная дифференциация в Верхнем Салтове естественна: ведь этот город был центром Салтовской земли, столицей Русского раннего государства. И как в любой столице, и положительные, и отрицательные черты общественного прогресса проявлялись там ярче и отчетливей.
Источники фиксируют у русов матрилинейность, то есть передачу наследства по женской линии. По сообщениям арабских географов, меч – это единственное, что доставалось сыновьям русов из отцовского богатства.
То есть имущество руса переходило его дочерям. Очевидно, женщина в русском обществе была наделена немалыми правами (если, конечно, она была «из рода русского» и свободной, а не рабыней). Эта черта позднего матриархата также подтверждается археологически. Нередки захоронения девушек 18 – 25 лет с полным набором оружия, иногда с конем – а такой чести удостаивались только знатные воины[411]. В более чем 30 процентах женских захоронений VIII – начала IX в. присутствуют боевые топорики. Сам погребальный катакомбный обряд, как и инвентарь знатных воинов, полностью соответствует описанию похорон «знатного руса» у ученых школы Джайхани и в «Худуд аль-алам», что подмечено еще Д. Т. Березовцом[412].
Палеографические материалы рунических надписей на степной территории салтовской культуры «в узком смысле» свидетельствуют о существовании там особого диалекта средневекового осетинского языка – «смеси дигорского с иронским» при насыщенности системы письма буквами сиро-несторианского хабита, то есть использовавшимися одним из на – правлений восточного христианства, а именно несторианства.
В I тысячелетии н. э. в христианстве существовало больше течений, чем мы представляем обычно. И вовсе не римское и византийское христианство были самыми популярными. Например, большинство варварских народов Европы (готы, руги и др.) исповедовали осужденное на Вселенском соборе в Никее в 325 г. арианство, согласно которому Иисус Христос не равен Богу-Отцу, а лишь подобен Ему. Дело в том, что за теологическими спорами и различиями в обрядах скрывались социальные, политические, этнические противоречия и особен – ности. Во II в. н. э. выделилась Сирийская церковь, а в V в., после ожесточенных споров о сущности Христа, она окончательно отделилась от Константинопольского патриархата. На IV Вселенском соборе в Халкидоне в 451 г. был принят православный догмат о неслиянности и нераздельности божественной и человеческой природ Христа, о сохранении их особенностей при совмещении в едином лице. Восточная Сирийская церковь считала, что эти природы раздельны, а Иисус не Бог и не Богочеловек, а лишь человек, ставший обителью божества. Одним из влиятельнейших сторонников этого учения был константинопольский патриарх Несторий (ум. в 451 г.), осужденный как еретик на III Вселенском соборе в Эфесе в 431 г. По его имени учение получило название несторианства. Еще со II в. проповедь Сирийской церкви стала быстро распространяться – сначала в стремившихся к отделению восточных провинциях Римской империи, потом – проникнув в Сасанидский Иран, владевший частью традиционно сирийских земель, и далее в Среднюю Азию. А Северное Приаралье в это время населяли родственные русам племена асов, на рубеже нашей эры создавшие государство Яньцай (в транскрипции китайских хроник). Асский этнос сформировался в результате ассимиляции аланами Приаралья кочевавших там сарматских племен[399]. И когда в Туран пришли гунны, часть асов, исповедовавших сирийское христианство, была увлечена в поход с кочевниками.
Кухонные гончарные и лепные горшки и котел с внутренними ручками
Г. Ф. Турчанинов резонно связывает сиро-несторианские письмена на аланском языке с приаральскими асами, пришедшими вместе с гуннскими ордами. По всей вероятности, они принесли в Восточную Европу, как в степь, так и на Северный Кавказ, самоназвание ас[400]. Их краниологические серии характеризуются как брахикранностью, так и долихокранностью, погребальный обряд – захоронением в грунтовых ямах, керамический материал – котлами с внутренними ручками и юртообразными жилищами[401]. Интересно, что все перечисленные особенности считаются праболгарскими. Конечно, это неверно. Асы и праболгары – разные народы, один из которых говорил на тюркском языке, другой – на иранском. Но к тому времени, когда асы и праболгары встретились с русами, их общение между собой уже было весьма долгим.Кухонная керамика: горшки и котлы с внутренними ручками
Судя по истокам степного варианта лощеной салтово-маяцкой керамики и его повсеместному распространению в Подонье и Приазовье уже к началу VIII в., первые контакты асов с праболгарами относятся ко временам Великой Болгарии в Предкавказье и Приазовье. Уже тогда начался процесс взаимной ассимиляции степных сармато-алан и протоболгар, ибо когда они появились в Подонье после распада Великой Болгарии в середине VII в., различия между двумя этносами уже были незначительными, даже обряд погребения стал сходным. Разница фиксируется на уровне антропологии. Четко различаются краниологические серии Зливкинского могильника и Правобережного Цимлянского городища. В Зливках монголоидная примесь растворена в европеидной расе и отражает более раннее смешение, произошедшее за пределами Восточной Европы. У защитников Правобережной крепости монголоидная примесь более поздняя, близкая ко времени гибели городища. Европеидный тип с развалин Правобережного городища очень близок поздним сарматам Подонья и Волгоградского Поволжья, из чего можно сделать вывод о местных корнях воинов крепости. Исследователь цимлянских черепов В. В. Гинзбург также отмечает наличие у них экваториальной примеси, что говорит о среднеазиатском происхождении[402]. То же наблюдается и в Нетайловском могильнике около Верхнесалтовского городища на Северском Донце. Поэтому самый крупный в салтовской культуре ямный могильник тоже принадлежал не болгарам, а асам. Эти факты согласуются с лингвистическими данными, полученными Г. Ф. Турчаниновым.К тому же если обратиться к памятникам Северного Кавказа IV – V вв., то можно найти там ряд ямных погребений с такой характерной сарматской чертой, как деформация черепа. Интересно, что ямные погребения встречаются и в катакомбных рухских могильниках близ Кисловодска[403]. Причем сарматы принимали очень активное участие в передвижениях праболгар, в том числе и в Европу. Балкано-дунайская культура Дунайской Болгарии, которую ученые связывают с болгарами-тюрками, сложилась во многом на сарматской основе. Сходные с ними краниологические серии происходят из болгарского комплекса Плиски на Дунае. То есть асы составляли значительную часть населения Великой Болгарии и после ее распада расселялись вместе с болгарами. С VII в. часть асов поселилась в Нижнем Поднепровье – в Надпорожье. Там зафиксированы типичные погребения в грунтовых ямах (антропологические данные не опубликованы), керамические серии из которых наиболее сходны с канцерскими[404].
На границе степи и лесостепи Подонья кочевники, изрядно потрепанные во внутренних распрях после смерти хана Курбата и борьбы с хазарами, обнаружили генетически родственный их части уже оседлый племенной союз со своеобразной сложившейся культурой, с весьма развитой экономикой и торговыми связями (существование торгового пути от Северного Кавказа до верховьев Донца в VI – VIII вв. отчетливо фиксируется предметами восточного импорта).
Возможно, асские генеалогические предания сохранили память о «светлых», «царственных» аланах. Как бы то ни было, встреченное ими население, несмотря на занятия оседлым земледелием и скотоводством, было крайне военизированным. Приобретенные за долгие века военное искусство и торговые связи оставались на первом месте. Такими видели русов и арабо-персидские географы школы Джайхани. Они писали о «Соломоновых мечах» русов, об обычае отдавать имущество дочери, чтобы сын добыл себе достояние мечом.
Круглые юртообразные жилища и их вероятная конструкция
Исследование могильников лесостепной зоны салтовской культуры подтверждает эти сообщения: в среднем около 25 – 30 процентов в ранней части захоронений составляют богатые парные погребения молодых воинов и их наложниц, распространены кенотафы в память о воинах, погибших вдали от родных мест; без оружия хоронили лишь глубоких стариков[405]. Причем был распространен «посмертный брак», описанный у восточных авторов:«…В могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и она умирает в заключении…»
В качестве посмертной жены выбирали, как правило, юную женщину, почти девочку (сам покойный мог быть уже в летах). Вероятно, это была не главная жена, а последняя, взятая в дом. Если это была не супруга, а просто рабыня, ее «выдавали замуж» за умершего, о чем свидетельствует посыпанный углями пол катакомбной камеры. Впрочем, не всегда женщины в парных погребениях моложе мужчин. С. А. Плетнева в Дмитриевском могильнике зафиксировала такой случай: взрослая женщина погребена с юношей, причем брак был «посмертный»[406]. Что это значит – выясним чуть позже.
О глубоком социальном расслоении русского общества свидетельствуют обряд погребения и состав инвентаря. Г. Е. Афанасьев на материале Верхнесалтовского и Дмитриевского могильников выделяет такие социальные группы: предводители («высший командный состав»), старшие и младшие дружинники, простые солдаты[407]. С. А. Плетнева выделяет также пожилых семейных воинов, участвовавших в походах лишь в крайних случаях[408]. Социальная структура русского общества, определяемая по могильникам, была неодинакова на разных поселениях.
Парные захоронения Дмитриевского могильника
Погребение-кенотаф с конем и женщиной
Наибольшая дифференциация отмечена в крупнейшем катакомбном могильнике – Верхнесалтовском. Мужские погребения различны по инвентарю: если в одних основной компонент – элементы конской сбруи и упряжи, а также сабли, для других характерны топоры и элементы поясного набора, а в третьих – либо наконечники стрел, либо полное отсутствие инвентаря[409]. Кроме того, катакомбы представителей верхушки общества были несравненно больше по размерам.Другой исследователь социальной лестницы салтовцев, В. К. Михеев выделяет три большие страты: бедняки, земледельцы-ремесленники (то есть простые общинники, при необходимости участвовавшие в военных действиях), профессиональные воины-аристократы – «дружина»[410]. Примерно ту же стратификацию показывает и Г. Е. Афанасьев.
В Дмитриевском могильнике третья, безынвентарная группа отсутствует, что говорит о меньшем социальном расслоении. Если в Дмитриевском комплексе к высшей страте относилось около 20 процентов из раскопанных погребений, то в Верхнесалтовском – около 6 процентов, однако инвентарь этих катакомб значительно богаче, чем дмитриевских. Столь заметная дифференциация в Верхнем Салтове естественна: ведь этот город был центром Салтовской земли, столицей Русского раннего государства. И как в любой столице, и положительные, и отрицательные черты общественного прогресса проявлялись там ярче и отчетливей.
Всадник, похороненный в катакомбе №106 из Дмитриевского могильника. Рисунок художника О. Федорова
Части конской сбруи
В целом подобная структура общества характерна для «варварских государств», когда большинство свободных членов общества уже отстранено от фактического управления, четко выделяется верхний слой, но насилия и легализованного принуждения еще нет (за исключением полукастовых структур).Источники фиксируют у русов матрилинейность, то есть передачу наследства по женской линии. По сообщениям арабских географов, меч – это единственное, что доставалось сыновьям русов из отцовского богатства.
То есть имущество руса переходило его дочерям. Очевидно, женщина в русском обществе была наделена немалыми правами (если, конечно, она была «из рода русского» и свободной, а не рабыней). Эта черта позднего матриархата также подтверждается археологически. Нередки захоронения девушек 18 – 25 лет с полным набором оружия, иногда с конем – а такой чести удостаивались только знатные воины[411]. В более чем 30 процентах женских захоронений VIII – начала IX в. присутствуют боевые топорики. Сам погребальный катакомбный обряд, как и инвентарь знатных воинов, полностью соответствует описанию похорон «знатного руса» у ученых школы Джайхани и в «Худуд аль-алам», что подмечено еще Д. Т. Березовцом[412].