Как говорится, лучше дышать с трудом, нежели не дышать вообще. Что бы там ни подмешала Астрид в мой стакан, это не было цианистым калием. Слава Тебе, Господи.
Однако, помимо Беннетта в игру вступил кто-то еще. И этот кто-то чего-то от меня хотел. Операция оборачивалась нежданной стороной... Прекрасно, хоть начнем понемногу разбираться, как обстоят дела на самом деле.
Спустя полчаса автомобиль резко затормозил, едва не заставив меня выблевать. Хлопнули дверцы, раздались шаги. Двое людей; возможно, трое. Сказать наверняка было затруднительно.
Скрежетнул ключ, крышка багажника поднялась, морозный воздух окатил меня живительным потоком. Переворачиваться и приветствовать похитителей радостными кликами я не собирался, а посему продолжал невозмутимо лежать, уткнувшись носом в жесткую резиновую покрышку. Валяться в багажнике было, разумеется, неудобно, да только вряд ли положение улучшится, когда меня извлекут и распрямят, уж в этом сомневаться ) не стоило.
- Kanske han kvavats.
Молодой мужской голос, напрочь незнакомый мне. Обладатель голоса предположил, что я отправился в лучший мир. Парень отнюдь не ликовал по этому поводу, но и сожаления особого в его тоне не слышалось.
- Nej, han ar for elak att do.
А этот голосок я где-то уже слыхал. Человек ответил, что я чересчур злобное существо, чтобы взять и скончаться за здорово живешь...
Кузен Олаф.
Следовало ждать... С бароном Олафом Стьернхьельмом, конечно, предстояло побеседовать, но я, по чести говоря, не рассчитывал встретиться с милым родственничком в подобной обстановке. Любезный кузен велел какой-то Грете глядеть в оба и дать знак, если появится непрошеная машина. Легкие шаги удалились по асфальту.
- Довольно притворяться, Хелм, - произнес Олаф по-английски. - Сейчас Карл освободит тебя от веревок, перережет их ножом. Попробуешь сопротивляться - погибнешь. У меня в руке твой собственный револьвер с глушителем, барабан пополнен, стреляю я отлично. Шансов нет. Поэтому веди себя разумно.
По сути, револьвер не был моим; я отобрал его у Джима - о, бедный Джимми! Веревки дернулись, раскрутились: лезвие у Карла было отточено добросовестно.
Храня полную неподвижность, я осведомился:
- Подняться можно?
- Что? Ах, да... Поднимайся. Только неторопливо. Карл, отступи! Да не суйся между ним и мною, олух! Две последних фразы прозвучали по-шведски. Выбравшись из багажника, я с трудом расправил затекшие конечности, огляделся. Вокруг стояла глухая ночь, мы обретались посреди освещенного двора, своеобразного четырехугольного колодца, стенами которому служили высокие кирпичные дома в несколько этажей высотою. В Америке подобные сооружения справедливо именуют "квартирными блоками", не удостаивая благородным названием "дом"...
Сощурившись, я полюбопытствовал:
- Неужели приятно распоряжаться бандой сопляков? Неужели интересно?
- Распоряжаются они сами, - ответил Олаф. - А я работаю исключительно советником.
- Конечно. Центральная Америка кишмя кишит субъектами вроде тебя. Они числятся простыми советниками, но ходят на подгибающихся ногах. Знаешь, отчего?
- Нет.
- Оружие, на спину взваленное и по карманам растыканное, к земле пригнетает.
Олаф невозмутимо покачал головой.
- Недооцениваешь этих ребятишек. Им недостает опыта и сноровки, но рвения не занимать, поверь. Они ведь не просто готовы умереть за дело, которое считают правым, они стремятся убивать ради этой цели! Приятно видеть подобное отношение к вопросу в нынешние вегетарианские времена, когда юношество сотрясается от омерзения ко всему, снабженному курком и гашеткой.
Сумасшедший. Впрочем, я ненамного отстал от Олафа...
- И какова же их цель? - спросил я.
- Мир и всеобщее разоружение, что же еще? Пойдем. Все, что можно было выжать из мимолетного приступа болтливости, накатившего на Олафа, я выжал, и злоупотреблять выгодой не стоило. Не жадничай, дружище. Название милейшей молодежной организации, где числится боевиком или неведомо кем еще, Карина Сегерби, выудим после. Коль скоро сумеем... Я осклабился:
- Но ежели ребятки добьются своего, ты безработным останешься!
- Равно как и ты, - хладнокровно парировал Олаф. - Сюда, мистер Хелм. И безо всяких глупостей...
Идти, как обнаружилось, я мог, однако хорошо, что двор был надежно закрыт со всех четырех сторон. Малейшим порывом ветра меня попросту бы свалило и покатило по земле. Сзади заурчал мотор: Карл отгонял прочь машину - мерседес, виденный мною в Торсэтере.
Лестница имела широкий пролет, вмещавший затянутую мелкой сеткой шахту подъемника - в Европе его кличут лифтом. Виднелись покрытые мазутом стальные тросы, массивный противовес. Устройство казалось древним и чрезвычайно ненадежным.
- Будь любезен войти, - сказал Олаф. - Теперь надави кнопку номер четыре.
Крошечная кабинка со скрежетом и подрагиванием поползла кверху. Даже двоим было тесновато. В столь ограниченном пространстве теоретически можно схватиться даже с вооруженным конвоиром, но я по-прежнему оставался беспомощен и слаб, точно котенок новорожденный - попробуйте получить лошадиную дозу боевого наркотика, а потом покататься сложенным чуть ли не пополам и связанным! Олаф же был бодр и полон сил.
Кроме того, если бы эти субъекты намеревались убить меня, то влили бы в стакан яду, а не снотворного. Требовалось выяснить кое-какие вещи, а легче и проще всего это сделать, очутившись в неприятельской гуще и держа ухо востро.
Лифт содрогнулся и замер. Олаф, естественно, вывалился наружу первым.
- Пожалуйте, - пригласил он почти весело. На лестничной площадке наличествовало две потемневших, плохо и давно крашенных двери. Я постучался в указанную кузеном. Отворила невысокая, светловолосая, очень хорошенькая женщина.
- Здравствуйте, - сказала она. - Карина Сегерби, к вашим услугам. Не позабыли?
Что ж, честь похитителям и хвала: по крайности, хорошенько прибрали на Торсэтерской вилле, следы замели. Олаф, по счастью, числился профессионалом, в отличие от межеумков, которыми командовал.
- Вы на славу экипировались, кузен, - заметил упомянутый субъект весьма ядовито. - С эдаким арсеналом революцию затеять можно.
Я пожал плечами:
- Военная добыча. И не так уж легко таскать при себе груду металла, поверьте. Да вы и сами, сдается, не с пустыми руками разгуливаете...
Я кивнул на зажатый в руке Олафа револьвер.
- А ты - с пустыми, поганый американский убийца! - взревел собеседник.
Умудрившись чуток отклониться в сторону, я ослабил полученный удар. Тем не менее, в глазах затанцевали багровые пятна и круги. Предусмотрительно отлетев к стене, я неизящно сполз по ней и очутился на полу. Олаф наклонился надо мною, шипя от ярости:
- Убить женщину из-за капли паршивого снотворного! Сволочь! Кровожадный стервец!
Доброе старое ругательство... Долгие-долгие годы никто не звал меня стервецом. Приятно было вновь услыхать изысканное словечко.
Новый удар. Мушка револьвера оставила на щеке глубокую ссадину. Отлично. Крови в моих жилах, как и у прочих двуногих прямостоящих, не менее четырех литров, немножко можно и потерять.
А чем несчастней, забитей и окровавленней буду казаться я изначально, тем легче придется мне впоследствии.
Простейший психологический закон, если предвидится допрос в условиях, для допроса не слишком удобных.
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Однако, помимо Беннетта в игру вступил кто-то еще. И этот кто-то чего-то от меня хотел. Операция оборачивалась нежданной стороной... Прекрасно, хоть начнем понемногу разбираться, как обстоят дела на самом деле.
Спустя полчаса автомобиль резко затормозил, едва не заставив меня выблевать. Хлопнули дверцы, раздались шаги. Двое людей; возможно, трое. Сказать наверняка было затруднительно.
Скрежетнул ключ, крышка багажника поднялась, морозный воздух окатил меня живительным потоком. Переворачиваться и приветствовать похитителей радостными кликами я не собирался, а посему продолжал невозмутимо лежать, уткнувшись носом в жесткую резиновую покрышку. Валяться в багажнике было, разумеется, неудобно, да только вряд ли положение улучшится, когда меня извлекут и распрямят, уж в этом сомневаться ) не стоило.
- Kanske han kvavats.
Молодой мужской голос, напрочь незнакомый мне. Обладатель голоса предположил, что я отправился в лучший мир. Парень отнюдь не ликовал по этому поводу, но и сожаления особого в его тоне не слышалось.
- Nej, han ar for elak att do.
А этот голосок я где-то уже слыхал. Человек ответил, что я чересчур злобное существо, чтобы взять и скончаться за здорово живешь...
Кузен Олаф.
Следовало ждать... С бароном Олафом Стьернхьельмом, конечно, предстояло побеседовать, но я, по чести говоря, не рассчитывал встретиться с милым родственничком в подобной обстановке. Любезный кузен велел какой-то Грете глядеть в оба и дать знак, если появится непрошеная машина. Легкие шаги удалились по асфальту.
- Довольно притворяться, Хелм, - произнес Олаф по-английски. - Сейчас Карл освободит тебя от веревок, перережет их ножом. Попробуешь сопротивляться - погибнешь. У меня в руке твой собственный револьвер с глушителем, барабан пополнен, стреляю я отлично. Шансов нет. Поэтому веди себя разумно.
По сути, револьвер не был моим; я отобрал его у Джима - о, бедный Джимми! Веревки дернулись, раскрутились: лезвие у Карла было отточено добросовестно.
Храня полную неподвижность, я осведомился:
- Подняться можно?
- Что? Ах, да... Поднимайся. Только неторопливо. Карл, отступи! Да не суйся между ним и мною, олух! Две последних фразы прозвучали по-шведски. Выбравшись из багажника, я с трудом расправил затекшие конечности, огляделся. Вокруг стояла глухая ночь, мы обретались посреди освещенного двора, своеобразного четырехугольного колодца, стенами которому служили высокие кирпичные дома в несколько этажей высотою. В Америке подобные сооружения справедливо именуют "квартирными блоками", не удостаивая благородным названием "дом"...
Сощурившись, я полюбопытствовал:
- Неужели приятно распоряжаться бандой сопляков? Неужели интересно?
- Распоряжаются они сами, - ответил Олаф. - А я работаю исключительно советником.
- Конечно. Центральная Америка кишмя кишит субъектами вроде тебя. Они числятся простыми советниками, но ходят на подгибающихся ногах. Знаешь, отчего?
- Нет.
- Оружие, на спину взваленное и по карманам растыканное, к земле пригнетает.
Олаф невозмутимо покачал головой.
- Недооцениваешь этих ребятишек. Им недостает опыта и сноровки, но рвения не занимать, поверь. Они ведь не просто готовы умереть за дело, которое считают правым, они стремятся убивать ради этой цели! Приятно видеть подобное отношение к вопросу в нынешние вегетарианские времена, когда юношество сотрясается от омерзения ко всему, снабженному курком и гашеткой.
Сумасшедший. Впрочем, я ненамного отстал от Олафа...
- И какова же их цель? - спросил я.
- Мир и всеобщее разоружение, что же еще? Пойдем. Все, что можно было выжать из мимолетного приступа болтливости, накатившего на Олафа, я выжал, и злоупотреблять выгодой не стоило. Не жадничай, дружище. Название милейшей молодежной организации, где числится боевиком или неведомо кем еще, Карина Сегерби, выудим после. Коль скоро сумеем... Я осклабился:
- Но ежели ребятки добьются своего, ты безработным останешься!
- Равно как и ты, - хладнокровно парировал Олаф. - Сюда, мистер Хелм. И безо всяких глупостей...
Идти, как обнаружилось, я мог, однако хорошо, что двор был надежно закрыт со всех четырех сторон. Малейшим порывом ветра меня попросту бы свалило и покатило по земле. Сзади заурчал мотор: Карл отгонял прочь машину - мерседес, виденный мною в Торсэтере.
Лестница имела широкий пролет, вмещавший затянутую мелкой сеткой шахту подъемника - в Европе его кличут лифтом. Виднелись покрытые мазутом стальные тросы, массивный противовес. Устройство казалось древним и чрезвычайно ненадежным.
- Будь любезен войти, - сказал Олаф. - Теперь надави кнопку номер четыре.
Крошечная кабинка со скрежетом и подрагиванием поползла кверху. Даже двоим было тесновато. В столь ограниченном пространстве теоретически можно схватиться даже с вооруженным конвоиром, но я по-прежнему оставался беспомощен и слаб, точно котенок новорожденный - попробуйте получить лошадиную дозу боевого наркотика, а потом покататься сложенным чуть ли не пополам и связанным! Олаф же был бодр и полон сил.
Кроме того, если бы эти субъекты намеревались убить меня, то влили бы в стакан яду, а не снотворного. Требовалось выяснить кое-какие вещи, а легче и проще всего это сделать, очутившись в неприятельской гуще и держа ухо востро.
Лифт содрогнулся и замер. Олаф, естественно, вывалился наружу первым.
- Пожалуйте, - пригласил он почти весело. На лестничной площадке наличествовало две потемневших, плохо и давно крашенных двери. Я постучался в указанную кузеном. Отворила невысокая, светловолосая, очень хорошенькая женщина.
- Здравствуйте, - сказала она. - Карина Сегерби, к вашим услугам. Не позабыли?
* * *
Ожидая дальнейших распоряжений, я осторожно озирался. В небольшой прихожей красовались два знакомых, недорогих, распахнутых саквояжа. На столике была разложена коллекция огнестрельного оружия: дерринджер, трофейный револьвер, отнятый у покойного Джимми, и курносый смит-и-вессон, столь неосмотрительно врученный мною Астрид. Ствол ныне здравствующего (так я надеялся) Маршалла оставался у двоюродного братца моего...Что ж, честь похитителям и хвала: по крайности, хорошенько прибрали на Торсэтерской вилле, следы замели. Олаф, по счастью, числился профессионалом, в отличие от межеумков, которыми командовал.
- Вы на славу экипировались, кузен, - заметил упомянутый субъект весьма ядовито. - С эдаким арсеналом революцию затеять можно.
Я пожал плечами:
- Военная добыча. И не так уж легко таскать при себе груду металла, поверьте. Да вы и сами, сдается, не с пустыми руками разгуливаете...
Я кивнул на зажатый в руке Олафа револьвер.
- А ты - с пустыми, поганый американский убийца! - взревел собеседник.
Умудрившись чуток отклониться в сторону, я ослабил полученный удар. Тем не менее, в глазах затанцевали багровые пятна и круги. Предусмотрительно отлетев к стене, я неизящно сполз по ней и очутился на полу. Олаф наклонился надо мною, шипя от ярости:
- Убить женщину из-за капли паршивого снотворного! Сволочь! Кровожадный стервец!
Доброе старое ругательство... Долгие-долгие годы никто не звал меня стервецом. Приятно было вновь услыхать изысканное словечко.
Новый удар. Мушка револьвера оставила на щеке глубокую ссадину. Отлично. Крови в моих жилах, как и у прочих двуногих прямостоящих, не менее четырех литров, немножко можно и потерять.
А чем несчастней, забитей и окровавленней буду казаться я изначально, тем легче придется мне впоследствии.
Простейший психологический закон, если предвидится допрос в условиях, для допроса не слишком удобных.
Глава 15
Кухня была старомодной, однако чистой и весьма опрятной, подобно вилле в Торсэтере. Допотопная газовая плита; холодильник, относившийся к эпохе даже не археологической, а, скорее, палеонтологической. Деревянный стол подле стены, три деревянных стула.
- Вот сюда, - объявил Олаф, указывая на один из предметов, упомянутых последними. - В это креслице, сударь. Присаживайтесь.
Я исправно присел. Подошла Карина; при помощи клейкой ленты, благодаря которой веревки, наручники и прочая подобная прелесть скоро сделаются лишь воспоминанием, притянула меня к стулу и на совесть укрепила в относительно безопасной для себя и Олафа неподвижности.
Когда Карл и Грета загонят мерседес в гараж, подумалось мне, появится подкрепление, неприятельские силы возрастут вдвое... Тем лучше. Противник почувствует себя совершенно спокойно. Чрезмерно спокойно.
С минуту Олаф разглядывал меня в упор, подбоченясь и прищурившись. Потом развернулся, приблизился к газовой плите, неторопливо зажег самую внушительную горелку. Положил на нее снятый с полки металлический прут.
Кузен отнюдь не торопился, весьма справедливо считая, что подобная демонстрация произведет на пленника нужное впечатление. Он оказался прав. Я люблю прикосновение раскаленного железа не больше, чем любой иной человек. И вовсе не жажду подвергаться пыткам, если можно договориться по-доброму.
Но по-доброму Олаф, очевидно, договариваться не хотел. Он подошел ко мне сызнова.
- Что ты позабыл в Лизаниэми?
Фу ты, ну ты!
- Не вижу, в какой степени Лизаниэми касается тебя или семейства Стьернхьельмов. Ни к тебе, ни к Акселю, ни, тем паче, к несравненной Карине деревушка эта отношения не имеет. Интересует она лишь американское правительство - точней, одну из небольших, сплоченных правительственных организаций... Недурное разделение труда: Астрид оглушает наркотиком, Карина связывает, Олаф допрашивает... Слаженная работа.
Я пожал плечами.
- Право слово, понятия не имею, что вам требуется в Лизаниэми. А ежели быть честным до конца, понятия не имею, что в ней требуется и мне самому.
- Поселок, - задумчиво произнес Олаф, - расположен близ Кируны, где находятся военные объекты. И рядом с Боденом - там размещены радиолокационные и релейные установки. А неподалеку - Лаксфорс, армейский центр связи... Э-э-э1 Да ты в Лаксфорс метишь!
- Любопытно было бы узнать о Лаксфорсе побольше. Ибо слышу впервые.
Смерив меня взглядом, весьма далеким от приязни, Олаф изрек:
- Наг du faktiskt aldrig hort от Morkrummet?- Изображать непонимание было бы наивно. Я сказал:
- Markозначает "потемки", rummet - "комната"... "Притемненная комната". В переводе на английский - "фотолаборатория". Ты спрашиваешь, слыхал ли я что-либо о фотолаборатории? Вообще, да - много лет работал газетным репортером. Но тебя ведь интересует какая-то хитрая, отдельно взятая лаборатория, верно?
Олаф пожал плечами:
- Это постройка в Лаксфорсе, начисто лишенная окон, снабженная хитрой системой вентиляции. Какой-то газетчик удачно окрестил ее Morkrummet,название прижилось... Постройку соорудили после многочисленных проникновении советских субмарин в шведские территориальные воды. Существует подозрение, что на самом деле она скрывает вовсе не радары и сонары, способные засекать подводную лодку на расстоянии. Предполагают, будто при зловещем содействии Америки в Лаксфорсе соорудили нечто несусветное. Правительство отрицает подобные слухи, но чего иного ждать?
- Передающий и приемный центр, - заметил я, - должен обладать антеннами.
- Конечно. Этого добра полным-полно. Только загвоздка возникает. Швеция - небольшая страна. Военные части квартируют на малой площади, которую отлично могут обслужить обычнейшие армейские рации. Зачем строить систему, пригодную для управления спутниками, а? Да еще в непосредственной близости от советской границы?
- Почем я знаю? От Лаксфорса до Лизаниэми далеко?
- Восемьдесят пять километров; примерно пятьдесят пять ваших английских миль.
- Если бы командир хотел заглянуть в загадочный Лаксфорс, он дал бы мне ориентир поближе, будь покоен. И приказ бы изложил гораздо яснее.
Олаф раздраженно махнул рукой.
- Опять играем в непонимание! О Лаксфорсе не слышал, о Morkrummetпонятия не имеет... И начисто не знает, чего ради стремится в Лизаниэми...
- Ежели, - ядовито заметил я, - мое присутствие и мнимое вмешательство так тревожит вас, какого лешего просили Астрид выманить меня в Швецию? Ведь я преспокойно мог остаться в Штатах и никому не мешать.
- Довольно! - рявкнул Олаф. - Рассказывай о Лизаниэми!
- Да говорю же тебе, осел...
Взор моего кузена метнулся на газовую плиту.
- Не хотелось бы прибегать к подобным способам, да выхода, кажется, не оставляешь...
Испокон веку все пытошники объявляют: мы слишком честны, чисты и праведны, чтобы употреблять каленое железо, дыбу, испанские сапоги, русский кнут и так далее. Но употребляют не колеблясь, по простейшему соображению: перечисленные средства очень действенны.
Ответствуя Олафу, я вложил в голос предельное отчаяние. Особых усилий при этом не понадобилось. Челюсть и сама по себе дрожала на славу:
- Господи, помилуй, да способен ли ты уразуметь? Я - понятия - не - имею - что - скрывается - в - Лизаниэми!!!
- Тем хуже, - хладнокровно промолвил Олаф, приближаясь ко мне с окаянной железякой, отливавшей багровым блеском. - Но возымеешь полное понятие, обещаю.
- Олух ты, Стьернхьельм, - тоскливо сказал я, освобождаемый от пиджака, рубахи и майки посредством хорошо отточенного ножа. - Я профессионал, а не гребучий легендарный герой. Только любители строят из себя несгибаемых идиотов. И безуспешно, между прочим, ибо под пытками раскалываются все, кроме психопатов с оглушенными нервными окончаниями... Чего тебе надобно, рожа палаческая? Организация моя исходит из резонного предположения: несгибаемых попросту не существует. Ежели человека прижать на славу, он заорет во всю глотку, а потом выложит все, что имеется в кишечнике и в мозгу! Я к душевнобольным, способным вынести допрос первой степени, себя не причисляю! Чего ты хочешь? Списки агентуры? Получишь! Секретные пароли? На здоровье! Подлинное имя нашего командира? Хоть сию минуту! Рабочий шифр? С дорогим удовольствием, хотя придется поломать голову, припоминая цифры... Только попроси - получишь все, что требуется, и незамедлительно. Да если бы я обладал по-настоящему секретными сведениями, получил бы ампулу цианистого калия и поспешно разгрыз, а не стрелял в мерзавку Ватроуз! Повторяю: понятия не имею, чем знаменит поселок Лизаниэми. Сам хотел бы выяснить.
- Прости, не верю.
Дурацкое пожелание. Прощать Олафа, коль скоро он и впрямь начнет обрабатывать меня раскаленным металлом, я не собирался ни при каких обстоятельствах. Но заявлять об этом поганому садисту, принимающемуся тебя пытать, по меньшей мере, безрассудно. Только в кинофильмах бравые герои подробно излагают палачу, что именно сотворят с ним впоследствии. На деле же вы просто убедите мерзавца: субъект очень мстителен, лучше прикончить его, покуда возможно.
Воздев кочергу - железина, по ближайшем рассмотрении, оказалась кочергой, - любезный братец взялся орудовать ею.
Тут выручает одно-единственное. Хвастать и грозить не надо, а вот воображать, как обойдешься с ублюдком, рекомендуется. Я сосредоточился на кровавых мысленных сценах, которые учиню, когда настанет мой час. Выстрелю из пистолета четырежды, раздроблю коленные чашечки и локтевые суставы. Отшибу разрывной пулей причиндалы. Потом извлеку на свет Божий кинжал - нож для эдаких целей служит лучше пистолета. Ох, и достанется же выродку!..
Озарение снизошло внезапно.
В конце концов, я проработал вместе с Маком долгие годы. И прекрасно представлял, как устроены мозги моего командира, как он обычно рассуждает. Следовало сразу же понять: Лизаниэми не значит ничего определенного, поскольку не значит вообще ничего! Это простая наживка, несъедобная блесна, брошенная хищной рыбе, дабы та клюнула и дала себя подсечь...
Но возникал иной вопрос: а Олаф ли выступает в роли рыбы?..
- Прекрати! - послышался громкий женский голос. Кухонная дверь открылась настежь. И вошла Астрид Ватроуз. Дом буквально кишел знакомыми женщинами - живыми и мертвыми. По крайности, Олаф уверял, будто Астрид обретается в обществе далеких и близких предков.
Адская боль отступила. До некоторой степени.
- Прекрати! Ведь говорила тебе: он действительно ничего не знает! Не убедился еще? Не убедился?
- Вот сюда, - объявил Олаф, указывая на один из предметов, упомянутых последними. - В это креслице, сударь. Присаживайтесь.
Я исправно присел. Подошла Карина; при помощи клейкой ленты, благодаря которой веревки, наручники и прочая подобная прелесть скоро сделаются лишь воспоминанием, притянула меня к стулу и на совесть укрепила в относительно безопасной для себя и Олафа неподвижности.
Когда Карл и Грета загонят мерседес в гараж, подумалось мне, появится подкрепление, неприятельские силы возрастут вдвое... Тем лучше. Противник почувствует себя совершенно спокойно. Чрезмерно спокойно.
С минуту Олаф разглядывал меня в упор, подбоченясь и прищурившись. Потом развернулся, приблизился к газовой плите, неторопливо зажег самую внушительную горелку. Положил на нее снятый с полки металлический прут.
Кузен отнюдь не торопился, весьма справедливо считая, что подобная демонстрация произведет на пленника нужное впечатление. Он оказался прав. Я люблю прикосновение раскаленного железа не больше, чем любой иной человек. И вовсе не жажду подвергаться пыткам, если можно договориться по-доброму.
Но по-доброму Олаф, очевидно, договариваться не хотел. Он подошел ко мне сызнова.
- Что ты позабыл в Лизаниэми?
Фу ты, ну ты!
- Не вижу, в какой степени Лизаниэми касается тебя или семейства Стьернхьельмов. Ни к тебе, ни к Акселю, ни, тем паче, к несравненной Карине деревушка эта отношения не имеет. Интересует она лишь американское правительство - точней, одну из небольших, сплоченных правительственных организаций... Недурное разделение труда: Астрид оглушает наркотиком, Карина связывает, Олаф допрашивает... Слаженная работа.
Я пожал плечами.
- Право слово, понятия не имею, что вам требуется в Лизаниэми. А ежели быть честным до конца, понятия не имею, что в ней требуется и мне самому.
- Поселок, - задумчиво произнес Олаф, - расположен близ Кируны, где находятся военные объекты. И рядом с Боденом - там размещены радиолокационные и релейные установки. А неподалеку - Лаксфорс, армейский центр связи... Э-э-э1 Да ты в Лаксфорс метишь!
- Любопытно было бы узнать о Лаксфорсе побольше. Ибо слышу впервые.
Смерив меня взглядом, весьма далеким от приязни, Олаф изрек:
- Наг du faktiskt aldrig hort от Morkrummet?- Изображать непонимание было бы наивно. Я сказал:
- Markозначает "потемки", rummet - "комната"... "Притемненная комната". В переводе на английский - "фотолаборатория". Ты спрашиваешь, слыхал ли я что-либо о фотолаборатории? Вообще, да - много лет работал газетным репортером. Но тебя ведь интересует какая-то хитрая, отдельно взятая лаборатория, верно?
Олаф пожал плечами:
- Это постройка в Лаксфорсе, начисто лишенная окон, снабженная хитрой системой вентиляции. Какой-то газетчик удачно окрестил ее Morkrummet,название прижилось... Постройку соорудили после многочисленных проникновении советских субмарин в шведские территориальные воды. Существует подозрение, что на самом деле она скрывает вовсе не радары и сонары, способные засекать подводную лодку на расстоянии. Предполагают, будто при зловещем содействии Америки в Лаксфорсе соорудили нечто несусветное. Правительство отрицает подобные слухи, но чего иного ждать?
- Передающий и приемный центр, - заметил я, - должен обладать антеннами.
- Конечно. Этого добра полным-полно. Только загвоздка возникает. Швеция - небольшая страна. Военные части квартируют на малой площади, которую отлично могут обслужить обычнейшие армейские рации. Зачем строить систему, пригодную для управления спутниками, а? Да еще в непосредственной близости от советской границы?
- Почем я знаю? От Лаксфорса до Лизаниэми далеко?
- Восемьдесят пять километров; примерно пятьдесят пять ваших английских миль.
- Если бы командир хотел заглянуть в загадочный Лаксфорс, он дал бы мне ориентир поближе, будь покоен. И приказ бы изложил гораздо яснее.
Олаф раздраженно махнул рукой.
- Опять играем в непонимание! О Лаксфорсе не слышал, о Morkrummetпонятия не имеет... И начисто не знает, чего ради стремится в Лизаниэми...
- Ежели, - ядовито заметил я, - мое присутствие и мнимое вмешательство так тревожит вас, какого лешего просили Астрид выманить меня в Швецию? Ведь я преспокойно мог остаться в Штатах и никому не мешать.
- Довольно! - рявкнул Олаф. - Рассказывай о Лизаниэми!
- Да говорю же тебе, осел...
Взор моего кузена метнулся на газовую плиту.
- Не хотелось бы прибегать к подобным способам, да выхода, кажется, не оставляешь...
Испокон веку все пытошники объявляют: мы слишком честны, чисты и праведны, чтобы употреблять каленое железо, дыбу, испанские сапоги, русский кнут и так далее. Но употребляют не колеблясь, по простейшему соображению: перечисленные средства очень действенны.
Ответствуя Олафу, я вложил в голос предельное отчаяние. Особых усилий при этом не понадобилось. Челюсть и сама по себе дрожала на славу:
- Господи, помилуй, да способен ли ты уразуметь? Я - понятия - не - имею - что - скрывается - в - Лизаниэми!!!
- Тем хуже, - хладнокровно промолвил Олаф, приближаясь ко мне с окаянной железякой, отливавшей багровым блеском. - Но возымеешь полное понятие, обещаю.
- Олух ты, Стьернхьельм, - тоскливо сказал я, освобождаемый от пиджака, рубахи и майки посредством хорошо отточенного ножа. - Я профессионал, а не гребучий легендарный герой. Только любители строят из себя несгибаемых идиотов. И безуспешно, между прочим, ибо под пытками раскалываются все, кроме психопатов с оглушенными нервными окончаниями... Чего тебе надобно, рожа палаческая? Организация моя исходит из резонного предположения: несгибаемых попросту не существует. Ежели человека прижать на славу, он заорет во всю глотку, а потом выложит все, что имеется в кишечнике и в мозгу! Я к душевнобольным, способным вынести допрос первой степени, себя не причисляю! Чего ты хочешь? Списки агентуры? Получишь! Секретные пароли? На здоровье! Подлинное имя нашего командира? Хоть сию минуту! Рабочий шифр? С дорогим удовольствием, хотя придется поломать голову, припоминая цифры... Только попроси - получишь все, что требуется, и незамедлительно. Да если бы я обладал по-настоящему секретными сведениями, получил бы ампулу цианистого калия и поспешно разгрыз, а не стрелял в мерзавку Ватроуз! Повторяю: понятия не имею, чем знаменит поселок Лизаниэми. Сам хотел бы выяснить.
- Прости, не верю.
Дурацкое пожелание. Прощать Олафа, коль скоро он и впрямь начнет обрабатывать меня раскаленным металлом, я не собирался ни при каких обстоятельствах. Но заявлять об этом поганому садисту, принимающемуся тебя пытать, по меньшей мере, безрассудно. Только в кинофильмах бравые герои подробно излагают палачу, что именно сотворят с ним впоследствии. На деле же вы просто убедите мерзавца: субъект очень мстителен, лучше прикончить его, покуда возможно.
Воздев кочергу - железина, по ближайшем рассмотрении, оказалась кочергой, - любезный братец взялся орудовать ею.
Тут выручает одно-единственное. Хвастать и грозить не надо, а вот воображать, как обойдешься с ублюдком, рекомендуется. Я сосредоточился на кровавых мысленных сценах, которые учиню, когда настанет мой час. Выстрелю из пистолета четырежды, раздроблю коленные чашечки и локтевые суставы. Отшибу разрывной пулей причиндалы. Потом извлеку на свет Божий кинжал - нож для эдаких целей служит лучше пистолета. Ох, и достанется же выродку!..
Озарение снизошло внезапно.
В конце концов, я проработал вместе с Маком долгие годы. И прекрасно представлял, как устроены мозги моего командира, как он обычно рассуждает. Следовало сразу же понять: Лизаниэми не значит ничего определенного, поскольку не значит вообще ничего! Это простая наживка, несъедобная блесна, брошенная хищной рыбе, дабы та клюнула и дала себя подсечь...
Но возникал иной вопрос: а Олаф ли выступает в роли рыбы?..
- Прекрати! - послышался громкий женский голос. Кухонная дверь открылась настежь. И вошла Астрид Ватроуз. Дом буквально кишел знакомыми женщинами - живыми и мертвыми. По крайности, Олаф уверял, будто Астрид обретается в обществе далеких и близких предков.
Адская боль отступила. До некоторой степени.
- Прекрати! Ведь говорила тебе: он действительно ничего не знает! Не убедился еще? Не убедился?
Глава 16
Две моих пули, выпущенных на вилле, угодили в цель, но весьма неточно. Одна поцарапала Астрид левое ухо, вторая пробила руку повыше локтя, но кости не зацепила, ибо спутница бывшая отнюдь не выглядела особой, способной преспокойно разгуливать с перебитой конечностью.
Третьим выстрелом я, вероятно, испортил Стьернхьельмам какой-либо антикварный предмет меблировки.
Руку Астрид заботливо держала на перевязи.
Несколько мгновений мы рассматривали друг друга, не произнося ни слова. Женщина, впрочем, явственно видела мою разбитую голову и обожженную грудь.
Переведя глаза на Олафа, следившего за безмолвным свиданием не без живого любопытства, я заметил:
- По предыдущим сообщениям, дама считалась погибшей. Лгун ты беспардонный! А еще меня стервецом обозвал.
- Ты стервец и есть, любезнейший. Хотел ведь убить человека? Просто промахнулся ненароком, вот и все... А допрашиваемый делается гораздо податливей, когда полагает, будто совершил убийство, и следователь пылает неутолимой жаждой мести. Сам знаешь... Вообще-то пытки - не в моем вкусе. Но ты здесь не единственный профессионал, Хелм, заруби на носу.
- Изрядный спектакль закатили, - согласился я. - Но в итоге лишь повторяю то, с чего начинал, и то, что сейчас подтвердила Астрид: Лизаниэми остается непроницаемой загадкой. А мне следовало решить ее.
- Опять завел шарманку! - вздохнул Олаф. - Да, в чем дело, Карл?
Объявился молодой блондин, укативший ранее за рулем роскошного мерседеса. Я не слышал, как он проник в квартиру; но теперь Карл стоял в дверном проеме, не без ленивого интереса глядя на явившуюся взору картину. За спиною парня виднелась худая темноволосая девица в джинсах, обладательница высоких скул и огромного рта. Наверное, Грета.
Глаза девицыны пылали неукротимым пламенем праведной страсти. Новая фанатичка на мою несчастную голову. Ни помадой, ни пудрой, ни краской для ресниц поборница мира и справедливости, разумеется, не пользовалась.
Пулеметно быструю шведскую речь Карла я разбирал с огромным трудом и лишь урывками. Юноша толковал о lakare,что значит "доктор", "врач", "лекарь".
- Хирург, которого я просила приехать, - сообщила мне Астрид, - позвонил по телефону и сказал, что задерживается по непредвиденному и неотложному поводу. Предложил явиться прямо к нему в кабинет. Наверно, так и сделаем... Приемная, по счастью, недалеко. Ты бы хоть раскаялся, дорогой: мне очень больно.
- Вступайте в клуб, сударыня, - выдавил я. - Больше никому, помимо вас, доктор не причитается?
- Тебе причитается немного свиного смальца на ожог и много таблеток аспирина, - со знанием дела заметил Олаф. - Это будет наилучшим лечением. Хочешь - перевяжу, но лучше оставить воздуху свободный доступ.
Он обернулся к Астрид.
- Грета отвезет тебя в фольксвагене Хелма, на котором ты прибыла... Следи за пленником. Карл, покуда я распоряжусь кое о чем... Господин Хелм - очень изобретательный субъект, хотя прикидывается невинным ягненком.
- Прослежу, - отозвался Карл по-английски. Я удостоверился, что и он разумеет мой родной язык.
- Да? - нетерпеливо молвил Олаф.
- Новый звонок, - сказала девушка. - Незнакомый мужской голос. Тебя требует.
Скормив мне очередную таблетку аспирина, драгоценный кузен посулил возвратиться через минуту и выскользнул вон.
Отсутствовал Олаф значительно дольше минуты, а вернулся мрачнее тучи. Добродушный, заботливый палач, обрабатывавший причиненные им же самим увечья, испарился. Передо мною возник субъект разгневанный и обозленный донельзя.
Вдобавок, вооруженный пистолетом.
С полминуты он буравил меня лютым взором, потом велел:
- Карл, освободи негодяя... И подыщи ему хоть какую-нибудь новую одежду.
- Отправляемся в приличное общество? - невинно полюбопытствовал я.
- Следовало догадаться сразу, - процедил Олаф. - Если появился один американский убийца, поблизости наверняка сшивается другой!
Давно пора было. Я уж боялся, что Джоэль полностью сбился с нашего следа. А если не сбился, то чего дожидается, черт возьми?..
- Неужели вы считали, дорогой кузен, будто я отправлюсь в семейные пенаты не заручившись вооруженным резервом? Я, опытный профессионал? Ведь знаешь, какая сообразительная у нас порода! И что велел передать мой коллега?
- Он захватил женщин. Вполне естественно.
- Заложниками, значит, заручился, - ответил я. - Разумный малый.
Облизнув губы, Олаф процедил:
- Разумный малый пытал Грету, вынуждая Астрид заговорить.
- Грету? - взвился молодой Карл. - Грета пострадала?!
- Да, я попросил передать трубку Астрид... Подтверждение получено.
- Расскажи!
- Они остаются в кабинете доктора Хассельмана. Телефонный звонок был чистой уловкой. Доктор уже готовился войти в наш дом, однако напарник Хелма караулил снаружи, заметил врачебный чемоданчик, решил, что врач явился к Астрид... Правильно решил. Заставил врача возвратиться, связал, вынудил вызвать нас по телефону. Когда Грета с Астрид прибыли, они тоже оказались в лапах у этого гастролера. Астрид не пожелала отвечать на вопросы, тогда парень попросту взял ближайший ланцет и... Грета выживет, ничего опасного не случилось, но шрам, по словам Астрид, останется.
Карл едва не взорвался от бешенства. Повернулся, наотмашь ударил меня по физиономии.
- Сферье! - завопил он, разом утрачивая чистоту английского произношения. Видать, разволновался не на шутку. - Из-за такьих, как фы, нушно переделыфать мир, чтоп не сфери, а людьи сапрафляли ф нем!
Я чуть не прыснул, но сдержался. Вдобавок, субъект не казался особенно смешным. Повторяю: фанатики - единственная разновидность двуногих, от которой я всячески стремлюсь быть подальше. Человек преспокойно созерцал сеанс пыток раскаленным железом - и негодовал, узнав, как его сообщницу приголубили скальпелем. С другими такие ребята вытворяют все, что угодно - и чувствуют себя праведниками, поборниками великой идеи, бескорыстными рыцарями, готовыми на грязное дело ради блистательно чистой цели. Но попробуйте пальцем тронуть их самих!
Подобная логика, между прочим, никакому зверю и присниться не может. Ибо логика сия - не зверская, а дьявольская.
- Довольно, Карл! - распорядился Олаф. - Разрежь липучку, быстрее.
Встав и распрямившись, я изрек:
- Пожалуйте назад мои револьверы и чемоданы. В порядке награды за понесенный ущерб, забираю также Карину Сегерби.
- Что? - не поверил ушам любезный кузен.
- Оглох? - дружелюбно спросил я. - Или отупел? Ежели первое - на пальцах поясню, а если второе - изложу в подробностях. Вопрос отныне сводится к следующему: значат ли для тебя Астрид и Грета больше, чем я для приятеля моего, Джоэля. Он, изволь видеть, во главу угла работу ставит. И хладнокровен. И весьма решителен. Пойдет операция вкривь и вкось - тем хуже для меня. Оставит Хелма на растерзание, пристрелит обеих девок и врача - все трое помнят его лицо и способны опознать, - а потом ищи ветра в поле... Хелмом больше, Хелмом меньше - неважно: задание - прежде всего.
Я перевел дух.
- Желаешь такого поворота событий - милости прошу, нажимай на курок. Хочешь иного - будь благоразумен. Джоэль обучен тому же самому, что и я. Блефовать нас не учили никогда. Обещал прикончить - прикончит, не сомневайся.
- Предложи выход.
- Уже предложил. Меняйте двоих на двоих. За меня и Карину получите Астрид и Грету. А в придачу, - сказал я, - еще и доктора. Но это уже дело побочное... Карина, естественно, не пострадает: меня ведь затем из Соединенных Штатов и выписали, помнишь?
- Что ты с нею намерен делать?
Я только плечами пожал.
- Уволоку подальше от скверной компании, спасу фамильную честь - вот и все...
Глядя на Олафа, я внезапно заподозрил нежданную истину, чуток поразмыслил и пришел к заключению: так и есть! Закаленный, обученный профессионал всерьез обдумывал обмен заложниками... Готовился уступить опасного, с его точки зрения, пленника. А профессионалов учат не признавать понятия "заложник"...
Впрочем, нет! "Если заложник неотъемлемо важен для благополучного течения операции, надлежит всемерно спасать и оберегать его"... А дражайший кузен отнюдь не казался человеком, способным плюнуть на задание ради прекрасных глазок Астрид, к которой, несомненно вожделел. И уж никак не ради Греты. А все же плюнул.
- Хорошо, - согласился он. - Будь по-твоему. Оружие и пожитки возвратим, когда выручим женщин.
- А Карина?
- Потолкую с ней. Захочет - присоединится к тебе, но лишь по собственной доброй воле. Понуждать не буду.
- Справедливо, - признал я. - В путь, разлюбезный братец!
Третьим выстрелом я, вероятно, испортил Стьернхьельмам какой-либо антикварный предмет меблировки.
Руку Астрид заботливо держала на перевязи.
Несколько мгновений мы рассматривали друг друга, не произнося ни слова. Женщина, впрочем, явственно видела мою разбитую голову и обожженную грудь.
Переведя глаза на Олафа, следившего за безмолвным свиданием не без живого любопытства, я заметил:
- По предыдущим сообщениям, дама считалась погибшей. Лгун ты беспардонный! А еще меня стервецом обозвал.
- Ты стервец и есть, любезнейший. Хотел ведь убить человека? Просто промахнулся ненароком, вот и все... А допрашиваемый делается гораздо податливей, когда полагает, будто совершил убийство, и следователь пылает неутолимой жаждой мести. Сам знаешь... Вообще-то пытки - не в моем вкусе. Но ты здесь не единственный профессионал, Хелм, заруби на носу.
- Изрядный спектакль закатили, - согласился я. - Но в итоге лишь повторяю то, с чего начинал, и то, что сейчас подтвердила Астрид: Лизаниэми остается непроницаемой загадкой. А мне следовало решить ее.
- Опять завел шарманку! - вздохнул Олаф. - Да, в чем дело, Карл?
Объявился молодой блондин, укативший ранее за рулем роскошного мерседеса. Я не слышал, как он проник в квартиру; но теперь Карл стоял в дверном проеме, не без ленивого интереса глядя на явившуюся взору картину. За спиною парня виднелась худая темноволосая девица в джинсах, обладательница высоких скул и огромного рта. Наверное, Грета.
Глаза девицыны пылали неукротимым пламенем праведной страсти. Новая фанатичка на мою несчастную голову. Ни помадой, ни пудрой, ни краской для ресниц поборница мира и справедливости, разумеется, не пользовалась.
Пулеметно быструю шведскую речь Карла я разбирал с огромным трудом и лишь урывками. Юноша толковал о lakare,что значит "доктор", "врач", "лекарь".
- Хирург, которого я просила приехать, - сообщила мне Астрид, - позвонил по телефону и сказал, что задерживается по непредвиденному и неотложному поводу. Предложил явиться прямо к нему в кабинет. Наверно, так и сделаем... Приемная, по счастью, недалеко. Ты бы хоть раскаялся, дорогой: мне очень больно.
- Вступайте в клуб, сударыня, - выдавил я. - Больше никому, помимо вас, доктор не причитается?
- Тебе причитается немного свиного смальца на ожог и много таблеток аспирина, - со знанием дела заметил Олаф. - Это будет наилучшим лечением. Хочешь - перевяжу, но лучше оставить воздуху свободный доступ.
Он обернулся к Астрид.
- Грета отвезет тебя в фольксвагене Хелма, на котором ты прибыла... Следи за пленником. Карл, покуда я распоряжусь кое о чем... Господин Хелм - очень изобретательный субъект, хотя прикидывается невинным ягненком.
- Прослежу, - отозвался Карл по-английски. Я удостоверился, что и он разумеет мой родной язык.
* * *
Получасом позже вошла Карина.- Да? - нетерпеливо молвил Олаф.
- Новый звонок, - сказала девушка. - Незнакомый мужской голос. Тебя требует.
Скормив мне очередную таблетку аспирина, драгоценный кузен посулил возвратиться через минуту и выскользнул вон.
Отсутствовал Олаф значительно дольше минуты, а вернулся мрачнее тучи. Добродушный, заботливый палач, обрабатывавший причиненные им же самим увечья, испарился. Передо мною возник субъект разгневанный и обозленный донельзя.
Вдобавок, вооруженный пистолетом.
С полминуты он буравил меня лютым взором, потом велел:
- Карл, освободи негодяя... И подыщи ему хоть какую-нибудь новую одежду.
- Отправляемся в приличное общество? - невинно полюбопытствовал я.
- Следовало догадаться сразу, - процедил Олаф. - Если появился один американский убийца, поблизости наверняка сшивается другой!
Давно пора было. Я уж боялся, что Джоэль полностью сбился с нашего следа. А если не сбился, то чего дожидается, черт возьми?..
- Неужели вы считали, дорогой кузен, будто я отправлюсь в семейные пенаты не заручившись вооруженным резервом? Я, опытный профессионал? Ведь знаешь, какая сообразительная у нас порода! И что велел передать мой коллега?
- Он захватил женщин. Вполне естественно.
- Заложниками, значит, заручился, - ответил я. - Разумный малый.
Облизнув губы, Олаф процедил:
- Разумный малый пытал Грету, вынуждая Астрид заговорить.
- Грету? - взвился молодой Карл. - Грета пострадала?!
- Да, я попросил передать трубку Астрид... Подтверждение получено.
- Расскажи!
- Они остаются в кабинете доктора Хассельмана. Телефонный звонок был чистой уловкой. Доктор уже готовился войти в наш дом, однако напарник Хелма караулил снаружи, заметил врачебный чемоданчик, решил, что врач явился к Астрид... Правильно решил. Заставил врача возвратиться, связал, вынудил вызвать нас по телефону. Когда Грета с Астрид прибыли, они тоже оказались в лапах у этого гастролера. Астрид не пожелала отвечать на вопросы, тогда парень попросту взял ближайший ланцет и... Грета выживет, ничего опасного не случилось, но шрам, по словам Астрид, останется.
Карл едва не взорвался от бешенства. Повернулся, наотмашь ударил меня по физиономии.
- Сферье! - завопил он, разом утрачивая чистоту английского произношения. Видать, разволновался не на шутку. - Из-за такьих, как фы, нушно переделыфать мир, чтоп не сфери, а людьи сапрафляли ф нем!
Я чуть не прыснул, но сдержался. Вдобавок, субъект не казался особенно смешным. Повторяю: фанатики - единственная разновидность двуногих, от которой я всячески стремлюсь быть подальше. Человек преспокойно созерцал сеанс пыток раскаленным железом - и негодовал, узнав, как его сообщницу приголубили скальпелем. С другими такие ребята вытворяют все, что угодно - и чувствуют себя праведниками, поборниками великой идеи, бескорыстными рыцарями, готовыми на грязное дело ради блистательно чистой цели. Но попробуйте пальцем тронуть их самих!
Подобная логика, между прочим, никакому зверю и присниться не может. Ибо логика сия - не зверская, а дьявольская.
- Довольно, Карл! - распорядился Олаф. - Разрежь липучку, быстрее.
Встав и распрямившись, я изрек:
- Пожалуйте назад мои револьверы и чемоданы. В порядке награды за понесенный ущерб, забираю также Карину Сегерби.
- Что? - не поверил ушам любезный кузен.
- Оглох? - дружелюбно спросил я. - Или отупел? Ежели первое - на пальцах поясню, а если второе - изложу в подробностях. Вопрос отныне сводится к следующему: значат ли для тебя Астрид и Грета больше, чем я для приятеля моего, Джоэля. Он, изволь видеть, во главу угла работу ставит. И хладнокровен. И весьма решителен. Пойдет операция вкривь и вкось - тем хуже для меня. Оставит Хелма на растерзание, пристрелит обеих девок и врача - все трое помнят его лицо и способны опознать, - а потом ищи ветра в поле... Хелмом больше, Хелмом меньше - неважно: задание - прежде всего.
Я перевел дух.
- Желаешь такого поворота событий - милости прошу, нажимай на курок. Хочешь иного - будь благоразумен. Джоэль обучен тому же самому, что и я. Блефовать нас не учили никогда. Обещал прикончить - прикончит, не сомневайся.
- Предложи выход.
- Уже предложил. Меняйте двоих на двоих. За меня и Карину получите Астрид и Грету. А в придачу, - сказал я, - еще и доктора. Но это уже дело побочное... Карина, естественно, не пострадает: меня ведь затем из Соединенных Штатов и выписали, помнишь?
- Что ты с нею намерен делать?
Я только плечами пожал.
- Уволоку подальше от скверной компании, спасу фамильную честь - вот и все...
Глядя на Олафа, я внезапно заподозрил нежданную истину, чуток поразмыслил и пришел к заключению: так и есть! Закаленный, обученный профессионал всерьез обдумывал обмен заложниками... Готовился уступить опасного, с его точки зрения, пленника. А профессионалов учат не признавать понятия "заложник"...
Впрочем, нет! "Если заложник неотъемлемо важен для благополучного течения операции, надлежит всемерно спасать и оберегать его"... А дражайший кузен отнюдь не казался человеком, способным плюнуть на задание ради прекрасных глазок Астрид, к которой, несомненно вожделел. И уж никак не ради Греты. А все же плюнул.
- Хорошо, - согласился он. - Будь по-твоему. Оружие и пожитки возвратим, когда выручим женщин.
- А Карина?
- Потолкую с ней. Захочет - присоединится к тебе, но лишь по собственной доброй воле. Понуждать не буду.
- Справедливо, - признал я. - В путь, разлюбезный братец!
Глава 17
Я чуток ошибся. Доктор Хассельман не частной практикой занимался, а работал в клинике "Ваза".[4]
Красный фольксваген затормозил у входа, мы выбрались из машины. Возглавил процессию, разумеется, я, за мной неторопливо шествовал барон Олаф Стьернхьельм, дальше вышагивала Карина Сегерби, замыкал вереницу Карл, обремененный моими чемоданами.
Красный фольксваген затормозил у входа, мы выбрались из машины. Возглавил процессию, разумеется, я, за мной неторопливо шествовал барон Олаф Стьернхьельм, дальше вышагивала Карина Сегерби, замыкал вереницу Карл, обремененный моими чемоданами.