Эта женщина что-то знала, Трой была в этом уверена. Они должны это выяснить, и сегодня же. Время капитана Пикарда истекало.
   Ворф, скрестив руки на груди, стоял у дверей и, не мигая, глядел на Таланни. Он разглядывал её, как будто она была какой-то новой формой жизни, изучению которой он посвятил свою жизнь. Маска была бесполезна перед его взглядом. Таланни бессильна была что-либо от него скрыть. От Ворфа веяло непоколебимой уверенностью.
   Трой уже приходилось видеть, как он это проделывает. Это действовало главным образом потому, что Ворф был уверен в успехе. Причём уверенность эта была непритворной. Неудача не была возможной, пока не случалась. Ворф подготовился к этому допросу, как подготовился бы к битве. В битве нет места сомнениям. Сомнение может убить гораздо быстрее, чем оружие врага. Трой по-своему также подготовилась к битве.
   – Вам известно, почему Вы здесь? – громовым голосом спросил Ворф. Даже когда клингон говорил спокойно, в его голосе слышались нотки нарастающего гнева.
   – Я знаю, что вы выразили желание допросить меня, – сказала в ответ Таланни. – Я оказала вам большую честь, не взяв с собой на эту встречу телохранителей. Я оказываю вам большое доверие. – Голос её звучал уверенно.
   Но за этой уверенностью прятался страх. Она не взяла с собой телохранителей потому, что не хотела, чтобы они что-то узнали. Трой ощущала сознание Таланни, ей было легко ощущать его – слишком легко.
   Трой удерживалась на опасной грани между блокированием случайных эмоций Таланни и улавливанием того, что она действительно чувствует. Трой установила в своём сознании щит, но в центре этого щита был тоннель, а в конце тоннеля – дверь, которую Трой в случае необходимости готова была мгновенно захлопнуть. Но щит был с изъяном – он должен был быть с изъяном. Пока всё было в порядке.
   – Мы понимаем, какую честь Вы оказываете нам, придя сюда одна, полковник Таланни, – сказал Ворф с ударением на слове "честь".
   Таланни задвигалась на своём стуле, будто он вдруг сделался неудобным. Трой ощутила волну страха. Страха и стыда.
   – Честь тут ни при чём, Ворф, – сказала Трой. Оба, Ворф и Таланни, враз обернулись к ней. – Полковник не хочет, чтобы кто-нибудь узнал её тайну. Вот почему она пришла одна. – Трой вложила в эти слова всю свою уверенность.
   – Почему Вы не хотите, чтобы Ваши телохранители слышли это? – пошёл в атаку Ворф. – Почему нам можно это слышать? Или Вы собираетесь убить нас, как убили Марит?
   Таланни выпрямилась.
   – Я не убивала её. – Голос её чуть заметно дрогнул, и Трой уловила печаль.
   – Вы приказали пытать её. Она умерла от пытки. Это Вы её убили, – сказал Ворф.
   – Нет!
   – Вы сами знаете, что это правда.
   Таланни опустила голову, прижала затянутые в перчатки ладони к закрытому маской лицу.
   – Да, да, это правда. – Внезапно она подняла голову. – Но как вы не понимате, каждый, кого подозревают в преступлении, должен быть подвергнут пытке. – Она переводила взгляд с Ворфа на Трой, закрытое маской лицо не выдавало никаких чувств. – Я должна быда это сделать, как вы не понимаете.
   – Кого Вы пытаетесь убедить, Таланни? Нас или себя? – Трой признесла это мягко, без упрёка, но при этом опустила её титул. Трой чувствовала, как переживает случившееся Таланни. Женщина искренне горевала. Почему? Она не знала Марит. Или же знала? Трой решила рискнуть.
   – Когда Вы впервые встретились с Марит?
   Ворф взглянул на Трой, стараясь не выдать удивления. Таланни уставилась на неё, как будто у неё за спиной выросли крылья.
   – Я не понимаю, о чём Вы говорите.
   Страх, охвативший Таланни, хлынул через тоннель в сознание Трой. От чужого страха учащённо забилось сердце. Нет, только не снова. Трой захлопнула дверь, и щит стал непроницаемым. Она словно отсекла себя от Таланни. Контакт оборвался, и осталось ощущение потери. Потери частицы себя. Трой почти стала частью Таланни, и это было так легко.
   Трой ощутила холодок страха. Выдержит ли щит? Но голос её был спокоен и холоден, как её страх.
   – Когда Вы впервые встретились с Марит?
   – На банкете, разумеется, – ответила Таланни чуть дрожащим голосом.
   – Вы лжёте, – мягко сказала Трой. Это был блеф, потому что, восстановив свой щит, она не могла чувствовать ложь. Но она ощутила её раньше. Правда не может измениться так быстро.
   – Скажите правду, полковник Таланни. – Ворф опустил руки, сделал два шага вперёд. Дыхание его участилось.
   Таланни взглянула на него, затем перевела глаза на Трой.
   – Я сожалею о смерти этой женщины сильнее, чем вы думаете. Я отдала приказ больше никого не пытать. Да и не я приказала пытать зелёных. – Она вновь взглянула на Ворфа. – Генерал Баша распорядился от моего имени.
   Трой заметила, что на этот раз она не назвала его мужем.
   – Почему генерал сделал это? – спросил Ворф.
   – Заключённые в моём ведении. Это часть моих обязанностей, как помощника главнокомандующего. Но мы с Башей полностью понимаем друг друга. Он зачастую отдаёт от моего имени приказы о проведении допросов. Хотя он никогда не приказывает привести в исполнение смертные приговоры. Такой приказ могу отдать только я.
   – Очень удобно, – сказала Трой.
   – Я вовсе не рада отдавать приказы о казни своих людей. В отличие от Баши, я считаю их всех своими. – Встав, она шагнула к Трой. – Даже зелёных.
   Говорила ли она искренне? Трой не могла этого сказать.
   – Вы встретились с зелёными без ведома Баши. – Трой произнесла эти слова утвердительно, хотя отнюдь не была в этом уверена. Сейчас было не время для осторожности.
   Ворф сумел сохранить спокойствие. Да и почему бы ему не оставаться спокойным? Он думал, что Трой улавливает это, а не предполагает.
   – Я не предавала своего мужа, – сказала Таланни.
   – Я не говорю, что Вы предали его, Таланни. Я говорю, что Вы встретились с зелёными без его ведома. Я целительница ума, Таланни. Вы знаете, что это означает. В ваших легендах говорится о людях, подобных мне. Вы не можете обмануть целительницу ума. – Это не было правдой в строгом смысле этого слова, но большинство орианцев, похоже, этому верило.
   – Нет! Я не предавала своего мужа. Я не предала бы своих. Я не нарушала законов. – Она обернулась к Ворфу, протянув руки, словно в мольбе. – Я сама помогала установить эти законы. Зачем же мне нарушать их?
   – Потому что зелёных Вы тоже считаете своими, – сказал Ворф.
   Она отшатнулась, как от удара.
   – Вы обращаете против меня мои собственные слова.
   – Вы нарушили свои законы, предали свой народ. У Вас нет чести, – сказал Ворф.
   – А теперь Вы помогли убить одну из тех, с кем тайно встречались, – сказала Трой. – Вы предали всех, Таланни. Сначала своих, а теперь зелёных.
   Таланни сорвала маску и отшвырнула её. Ударившись об стену, маска шлёпнулась на пол. Из больших блестящих глаз орианки текли слёзы.
   – Ради чего Вы предали всех, Таланни, ради чего? – спросила Трой.
   – Джерик, Джерик! – дважды выкрикнула Таланни имя сына и разрыдалась.
   Трой и Ворф переглянулись. Ошеломлённое выражение лица Ворфа соответствовало чувствам Трой.
   – Что это значит, Таланни? При чём тут Ваш сын? – спросила Трой.
   – Я думала, Вы всё знаете, – с горечью отвечала та. – Я потеряла троих детей, они были настолько деформированы, что не могли выжить. Трое мёртвых детей. – Она смотрела на Трой большими, золотистыми, блестящими от слёз глазами. – Вы понимаете, что это такое, целительница? Трое детей, которых я выносила. Трижды я чувствовала внутри себя жизнь. И трижды я рожала на свет уродов, которые не могли жить вне моего тела.
   По телу Таланни пробежала заметная дрожь. Трой была рада, что не может этого чувствовать.
   – Вся их жизнь прошла во мне. – Она смотрела на Трой, по лицу её катились слёзы. – Я была их матерью, пока они были во мне. – Она обхватила живот. – Но когда они рождались на свет, я больше не могла быть их матерью. Я не могла их спасти. Я могла лишь смотреть, как они умирают.
   Теперь она говорила тихо, почти шёпотом. Трой пришлось подойти на шаг, чтобы слышать её.
   – Я не могла вынести этого снова. Не могла.
   – И Вы обратились к зелёным за помощью, – сказала Трой.
   – Да, – прошептала она.
   – Расскажите нам, – сказал Ворф. В глубоком, звучном голосе больше не слышалось угрозы. Ворф даже протянул ей руку, словно желая её утешить. Боль, появившаяся на миг в его глазах, яснее ясного показала Трой, что он ощущает боль Таланни. Ворф понимал, что такое утрата. Даже если смерть надлежало праздновать, бывали утраты, причиняющие боль.
   – Расскажите нам, – мягко повторил Ворф.
   Таланни моргнула, глядя на Ворфа, словно осознавая, что он чувствует её боль. Впервые за время разговора Трой подумала, не была ли она права в своих опасениях. Возможно ли, чтобы Таланни внушала свои эмоции Ворфу?
   Трой посмотрела на Ворфа. Ей придётся убрать барьеры, а на это она решиться не могла. Таланни была в состоянии эмоциональной бури.
   – Большинство наших женщин даже не могут забеременеть, – сказала Таланни дрожащим от слёз голосом. – Вы знаете, что бывает с детьми, которым удаётся появиться на свет, – продолжала она, не глядя на них. – Неживые дети. Большинство со временем удаётся спасти, но это уже не дети. Ничто не могло спасти моих детей.
   Она резко повернулась, плотнее закутываясь в плащ.
   – У зелёных женщины беременеют легче, и дети их рождаются здоровыми. – Она покачала головой. – Их и ненавидят главным образом потому, что у них здоровые дети. Слишком горькое напоминание для нас.
   – Но почему бы вам не перенять их знания? – спросила Трой. – Несомненно, они используют какую-то форму биотехнологии, чтобы помочь своим детям.
   – Признать это значило бы признать, что зелёные были правы с самого начала. И что мы сами убиваем своих детей. Признавать это не хотелось никому. Все предпочитали по-прежнему ненавидеть друг друга, а потом возненавидели и зелёных. Мы привыкли ненавидеть. Это легче, чем что-то менять.
   – И Вы обратились к ним, чтобы они помогли Вам родить здорового ребёнка, – сказала Трой.
   – Да. И теперь у меня есть Джерик. И я ничуть не жалею о том, что сделала.
   – Вам помогла Марит?
   Таланни кивнула.
   – А теперь я позволила убить её.
   Что могла ответить на это Трой? По-своему это было правдой.
   – А Баша об этом знает?
   – Нет, он ненавидит зелёных.
   – Аудун – единственный из зелёных, с кем мы общались. Вы можете отвести нас к ним? – спросила Трой.
   – Зачем? – На лице её выразилось нескрываемое подозрение.
   – До казни капитана Пикарда остался только день, – сказал Ворф.
   – Конечно же, – кивнула Таланни, – вы надеетесь, что зелёные смогут вам что-нибудь рассказать о биологически изменённом растении.
   – Да, – сказал Ворф.
   Она перевела взгляд с Ворфа на Трой, словно пытаясь навеки запечатлеть в памяти их лица.
   – Я предала женщину, подарившую мне моего сына. Я не предам зелёных ещё раз. Если вы попытаетесь обмануть меня или их, я убью вас обоих, хоть вы и послы Федерации, – глядя им в глаза, твёрдо произнеслп она.
   – Понятно, – кивнул Ворф.
   – Хорошо, – сказала она. – Хорошо, что вы меня понимаете. Хотела бы я себя понимать. – Она слабо улыбнулась, подняла с пола и надела маску, набросила на голову капюшон. – Я отведу вас в стан зелёных. Возможно, вы найдёте там ответы на свои вопросы, как я нашла на свои.
   – Благодарим Вас, полковник Таланни, – сказала Трой.
   – Не спешите меня благодарить, целительница. Вашему капитану по-прежному угрожает смерть, если вы не найдёте доказательств его невиновности. Вы видели, как я смогла помочь Марит. Я ничем не смогу помочь вам, если вы не найдёте доказательств.
   – Мы найдём доказательства, – сказал Ворф.
   – Как вы можете быть так в этом уверены?
   – Потому что капитан Пикард невиновен.
   – Я знала, что клингоны отличаются буйным нравом и зациклены на каком-то странном кодексе чести, но не знала, что они политически наивны, – с едва уловимой усмешкой в голосе сказала Таланни.
 

Глава 18

 
   Джорди разглядывал гладкие блестящие панели. Они были красивы. Серебристая стена устремлялась вверх, плавно смыкаясь с потолком. Это больше походило на прекрасную скульптуру, нежели на контрольную панель. Джорди восхищался её красотой, но чем дольше он её разглядывал, тем меньше понимал. Он чувствовала, что чем дольше смотрит, тем глупее становится.
   Он хотел открыть панель и заглянуть внутрь. Услышав это, Велек пришёл в ужас. Можно было подумать, что Джорди предложил вскрыть самого главного инженера. "Варварство" было самое вежливое слово из всех, которые употребил Велек.
   До сих пор Джорди не сознавал, в какой степени его работа зиждется на хорошей диагностической компьютерной программе или на технике ручной разборки-сборки. Здешние компьютери напрямую связаны с двигателями и говорить с ним не станут. Он чувствовал себя бесполезным.
   Доктор Крашер стояла в нескольких метрах слева от него. Она исследовала контрольную панель с помощью медицинских тестов, словно это и вправду был пациент. У неё дела шли лучше, чем у Джорди. Поскольку её пациентам не нравилось, чтобы им разрезали кожу для того, чтобы посмотреть, что у них там внутри, у неё были инструменты, позволяющие заглянуть внутрь, не повреждая при этом наружную оболочку. Выключив медицинский трикодер, она взглянула на Джорди. Вокруг её зелёных глаз обозначились линии.
   – Похоже, я обнаружила травму.
   – Что? – Джорди торопливо приблизился к ней. Возможно, это тот самый перелом к лучшему, который им так необходим.
   – Будь это пациент, я бы сказала, что тут проблема с имунной системой. Точно не знаю, в чём тут дело, но как будто что-то проникло в организм и пожирает белые кровяные клетки. С уничтожением имунной системы внутренние органы перестают функционировать. Организм начнёт блокировать поражённые участки, чтобы выжить. Не могу только понять, почему отказ имунной системы приведёт к уничтожению двигателей. Будь это пациент, я бы могла поддерживать жизнь, в стазе при необходимости.
   – Я думаю, что понимаю, – сказал Джорди. Этот двигатель невозможно отключить. Основные системы взаимосвязаны – при необратимом повреждении одной из них всё рухнет, как карточный думик. Именно поэтому Велек и не позволил мне вскрыть ни одну из систем. Повредите хоть одну деталь – и весь двигтель будет повреждён.
   – Значит, если разрушена одно система – разрушено всё? – спросила Крашер.
   – Да.
   Думаю, я могу замедлить разрушение имунной системы, но проблема в том, чтобы восстановить то, что уже повреждено.
   Джорди провёл рукой по светящейся панели. Панель никак не прореагировала – как не реагировала на него всё это время.
   – Прежде, чем разрушение двигателей не станет необратимым.
   – И тогда они взорвутся, – докончила за него доктор Крашер.
   – Вы можете что-нибудь сделать с имунной системой? – спросил Джорди.
   – Я установила диагноз, Джорди, но не знаю, как к этому подступиться.
   – Что Вы имеете в виду?
   – Будь это пациент, я стала бы оперировать. Некоторые из жизненно важных органов двигателя перестают функционировать. Необходим ремонт или замена. Вы не могли бы открыть двигатели? Чтобы я могла до них добраться?
   – Двигатели меня игнорируют, – покачал головой Джорди. Меня для них нет. Когда Велек касается панелей, они оживают, но на меня они не реагируют.
   – Что мы можем предпринять, Джорди?
   Велек, должно быть, услышал своё имя, потому что вышел своей неторопливой походкой из-за переплетения металлических конструкций.
   – Я говорил вам, что вы ничем не можете нам помочь, – сказал он. Даже его медленный голос звучал устало.
   – Не могли бы Вы открыть двигатели, чтобы доктор смогла осмотреть их?
   – Наши двигатели не поймут ни ваших инструментов, ни ваших инструкций. Вы только расстроите их.
   Велек всё время говорил о двигателях так, словно они были самостоятельными живыми существами. Джорди больше не удивлялся этому.
   – Но Вы могли бы говорить с двигателями, объяснять им действия доктора.
   – Это не поможет, – сказал Велек.
   Джорди подумал, есть ли в языке милгиан слово, обозначающее "пессимист", но он не был уверен, что до Велека дойдёт смысл оскорбления. Кроме того, Джорди был офицером Федерации. Ему не подобало оскорблять офицеров других рас. Каждый из команды «Энтерпрайза» был в той или иной степени дипломатом. Он глубоко вздохнул.
   – Велек, у нас осталось мало времени. Не могли бы Вы подыграть мне и сказать двигателям сделать то, о чём мы просим?
   – Подыграть Вам? Не понимаю, при чём тут игры.
   Чувство бессилия сменилось злостью. Джорди уже открыл было рот, чтобы заорать на упрямца, но взял себя в руки. Он проглотил уже готовые сорваться слова и вместо этого негромко рассмеялся.
   – Я не понимаю причины Вашего веселья, – сказал Велек.
   – Думаю, мы все устали, – сказала Крашер.
   – Верно, мы все устали,- кивнул Джорди. Он поглядел на высокую яркую фигуру милгианина с глазами, выражения которых не мог понять. – Иногда, когда земляне подавлены, они смеются. Это снимает напряжение.
   Несколько секунд Велек размышлял над услышанным.
   – Кажется, я понял. Мы делаем бортак, чтобы снять напряжение.
   – Бортак? – переспросил Джорди, переглядываясь с Крашер.
   Он вдруг увидел, как тело Велека засветилось. Жар пульсировал, переходя от одной части тела к другой. Тело пошло рябью, как полурасплавленный… песок. Потом жар прекратился, тело Велека задрожало и, если то, что мог видеть Джорди, было правдой, вновь затвердело.
   – Доктор, Вы видели?
   – Да, – кивнула Крашер.
   – Теперь я чувствую себя лучше, – сказал Велек. – Напряжение уменьшилось.
   – Рад это слышать, Велек, – медленно сказал Джорди.
   Тут в помещение вошёл ещё один милгианин, поменьше Велека, бледно-голубого цвета.
   – Главный инженер, капитан хочет поговорить с Вами.
   – Благодарю Вас, инженер Бебит. Оставайтесь с нашими гостями до моего возвращения.
   – Да, главный инженер. – В сравнении со всеми голосами милгиан, которые Джорди до сих пор слышал, Бебит почти выпалил свой ответ. В его голосе прозвучал почти энтузиазм.
   Дождавшись, когда Велек вышел, Бебит обратился к ним.
   – Чем я могу Вам помочь?
   Что им было терять? Джорди объяснил, что обнаружила доктор, и что они хотят сделать с двигателями.
   – Велек прав. Двигатели не поймут вас. Ни он, ни я не сможем говорить с двигателями за вас.
   Джорди тяжело вздохнул. Чувство тяжести в затылке усилилось. Неужели они ничего не могут сделать? Неужели первый контакт с милгианами будет связан с гибелью одного из их кораблей и десятками жертв?
   – Но вы можете попытаться говорить с двигателями напрямую, – сказал Бебит.
   – Вы хотите сказать, что я могу говорить с двигателями сам? – быстро спросил Джорди.
   – Я не вижу, почему нет, – ответил Бебит. – Правда, до сих пор никто, кроме милгиан, не пытался говорить с ними, но сам принцип не может иметь подобных ограничений.
   – Что я должен для этого сделать?
   – Минутку, Джорди, – вмешалась доктор Крашер. Она шагнула к Бебиту. – Не может ли это быть опасным для лейтенанта Ла Форжа?
   – Опасным? – переспросил Бебит. – Не думаю.
   – Джорди, эти двигатели живые. Это ведь будет не то, что нажать кнопку.
   – Что бы это ни было, доктор, я хочу попытаться. – Джорди обернулся к невысокому милгианину. Впрочем, невысоким Бебит был лишь относительно. По сравнению с двумя землянами он выглядел великаном.
   – Объясните мне, как я могу говорить с двигателями, Бебит.
   Бебит направился в угол, если только плавные закругления этой комнаты можно было назвать углом. Он провёл вдоль стены ладонью, и в стене возникла небольшая ярко-красная панель.
   – Вы должны позволить двигателю попробовать Вас. Тогда он станет Вас узнавать, и Вы сможете с ним говорить.
   – Попробовать меня? – переспросил Джорди. – Я не понимаю, Бебит.
   – Положите… руку вот сюда, и двигатель… попробует Вас. Тогда он сможет узнавать Ваши… – казалось, он подбирал подходящие слова – … клетки.
   – Доктор?
   – Двигатель содержит частицы тканей милгиан. Мне даже удалось обнаружить ДНК Велека.
   – А Ваши клетки тоже содержатся в двигателе, Бебит? – спросил Джорди.
   В лице Бебита произошло какое-то движение, от него пошёл жар. Джорди не сразу сообразил, что милгианин, должно быть, улыбается.
   – Да, совершенно верно. Двигатель содержит частицы всех инженеров. – Он был горд, точно отец, чей сын-тугодум наконец-то усвоил какое-то элементарное понятие.
   Джорди не беспокоило, что милгиане считают его тугодумом. Лишь бы у него получилось.
   – Покажите мне, как дать двигателям попробовать меня.
   – Джорди…
   – Нет, доктор, у нас не остаётся времени.
   – Ладно, – неохотно кивнула она, – но я буду наблюдать за Вами.
   – Рад этому. – Джорди улыбнулся, показывая, что ничуть не сомневается, но, по правде говоря, мысль о том, чтобы позволить чему-то столь чужеродному, как эти двигатели, "попробовать" его, была пугающей и в то же время заманчивой.
   – Просто приложите Вашу ладонь к панели, вот так. – Бебит приложил к панели свою голубоватую ладонь. На миг панель вспыхнула так, что Джорди стало больно на неё смотреть.
   – Джорди, мои приборы показывают, что рука Бебита на миг стала частью панели. Они слились воедино. – Крашер взглянула на него. – Слияние Ваших клеток с этой панелью не будет безболезненным.
   Джорди тряхнул плечами, пытаясь избавиться от чувства тяжести.
   – Я всё же попытаюсь, доктор.
   Крашер чуть склонила голову на бок, скривила губы, как всегда, когда её что-нибудь огорчало.
   – Хорошо, Вы должны попытаться, но я буду сканировать Вас. Если эта штука начнёт причинять Вам вред, я прерву контакт.
   – На то Вы врач.
   – Было бы неплохо, если бы Вы чаще вспоминали об этом.
   Джорди улыбнулся и снова обернулся к панели.
   – Просто приложить ладонь?
   – Да, – сказал Бебит.
   Глубоко вздохнув, Джорди приложил ладонь к панели. Она была такой же гладкой, как сами стены, и поначалу такой же прохладной. Когда он коснулся её, она стала теплее, но поначалу это не было неприятным. Она не стала яркой, как при прикосновении Бебита. Тепло нарастало как-то неуверенно, точно не зная, что делать незнакомым вкусом.
   Прижимая ладонь к тёплой панели, Джорди терпеливо ждал. Поверхность медленно нагревалась, пульсируя всё ярче и ярче. Жар всё усиливался, пока Джорди не стало казаться, что его ладонь поджаривают. Это становилось невыносимым. Стиснув зубы, он сильнее прижал ладонь к панели. Если это единственный способ установить контакт с двигателями, он вытерпит. Должен вытерпеть.
   – Джорди, Ваша рука начинает гореть.
   – Знаю, – сказал он. От боли голос звучал чуть выше обычного. Ощущение было такое, словно машина сдирала ему кожу с ладони и заливала в вены расплавленный металл. В горле нарастал крик.
   Панель становилась всё ярче и ярче, пока не сделалась ослепительно-красной. К горлу подступила тошнота. Он почувствовал, что если сейчас не закричит, то потеряет сознание. Он закричал. Что-то впилось ему в ладонь, как крошечный рот. Что-то прижалось к обожжённому мясу.
   Прижимая руку к груди, Джорди упал на колени. Он с трудом дышал и был весь в поту.
   – Джорди. – Доктор Крашер опустилась на колени рядом с ним; осторожно, но твёрдо взяла его руку в свои. – Дайте мне взглянуть.
   На ладони и пальцах вздулись огромные пузыри. Боль уменьшилась, но не прошла. Словно из его ладони выкачали всю кровь и залили вместо неё расплавленный металл. И теперь этот металл поднимался по руке к плечу.
   – Вы получили ожоги второй степени, и ещё легко отделались. – В голосе её звучал упрёк.
   – Ну что, Бебит, получилось? – спросил Джорди, почувствовав, что может говорить нормально. – Я могу говорить с двигателями?
   – Я спрошу их, – сказал Бебит. Подойдя к одной из контрольных панелей, он провёл над ней рукой. На панели тотчас появились разноцветные блики и побежали за его рукой, словно чувствуя её движение.
   Внезапная резкая боль заставила Джорди охнуть, и на миг он позабыл обо всём, кроме своей руки. Доктор Крашер что-то делала с его рукой, и это что-то причиняло обожённой ладони нестерпимую боль.
   – Я знаю, что это больно, Джорди, но если я дам Вам сейчас обезболевающее, Вас начнёт клонить в сон. – Её большие зелёные глаза серьёзно смотрели на него. – Если станет слишком больно, скажите мне.
   Ему пришлось прикусить губу, чтобы не закричать. Он глотнул, удерживая подступающую к горлу тошноту. Джорди никогда раньше так не обжигался. Для травмы, не угрожающей жизни, боль была невероятной. Он услыхал собственный дрожащий голос:
   – Со мной всё в порядке.
   По лицу доктора Крашер ясно читалось, что она ему не верит. Джорди сейчас было не до этого. Лучшее, что он мог сейчас сделать – солгать, что с ним всё нормально. Он – инженер. Чтобы спасти этот корабль, нужны они оба, если только его можно спасти.