– Никто не нападёт на нас здесь. Это место, где любые военные действия запрещены.
   Ворф кивнул, но продолжал держать руку на фазере.
   Трой дотронулась до прохладного металла стены. Жидкость текла по двум трубкам, множество проводов входило в прямоугольную ячейку. Шёпот в её мозгу стал громче. Он не походил на монотонное бесперебойное журчание воды или шелест листьев, но… То был разум, сознание. Не ветер и не вода. В этих стенах были чьи-то мысли. Мысли, похожие на обрывки снов.
   Она приложила к ячейке ладонь. Она сконцентрировалась, и мысли стали сильнее, но всё равно были непонятны.
   – Я не понимаю. Что они говорят?
   – Кто, леди? – спросил один из охранников.
   – Не знаю. Я… – Внезапно Трой поняла, что находится в этих ячейках. Их были сотни, как ящиков на складе. Жидкость текла по входящим и выходящим трубкам. Провода гудели, и воздухе стоял слабый запах озона. Трой попятилась от стены, прижав к животу руки.
   – О Боже, – прошептала она.
   – Что такое, советница? – спросил Пикард.
   -Дети, – она снова обернулась к ячейкам. – Маленькие дети.
   – Это неживые дети, – сказал Брек. – Я говорил вам.
   – Но они не мёртвые, – сказала Трой. Она подошла вплотную к солдату, глянудя ему в лицо. – Они живы там, внутри.
   – Они неживые, – покачал головой он.
   – Нет, я чувствую, как они думают, видят сны. Я знаю, они живы.
   – Вы ошибаетесь, леди, – сказал солдат.
   Трой покачала головой, попятилась от солдата.
   – Капитан.
   – Я здесь, Трой, – шагнул к ней Пикард.
   – Они живые.
   – Я верю Вам, советница, но к чему солдатам лгать?
   – Не знаю. – Она смотрела на ячейки. Это было невозможно. Они поддерживали в них жизнь. По трубкам и проводам поступало питание – почему же они говорят, что дети мертвы? В этом не было смысла.
   – Это то, что разбудило Вас, советница?
   – Нет. – Она двинулась через всю комнату к маленькой двери в дальнем конце. – Это там. – Трой знала, что именно там находится женщина, чей ужас она почувствовала. Женщина теперь спала, но то, что вызвало её ужас и причинило горе, всё ещё оставалось там. Они могли усыпить её, но когда она проснётся, эмоции вернутся, угрожая поглотить её. Может, они опять поглотят и Трой? Советница не знала. Она не помнила, чтобы чужая боль так повлияла на неё.
   Дверь в дальнем конце комнаты отворилась, и они увидели орианку. Она была без маски, с типичными изящными чертами лица и большими лучистыми глазами. На ней было оранжевое хирургическое платье. Может, это была врач?
   В первый момент женщина их не заметила. Опустив глаза, она глядела на то, что несла в руках. Свёрток оранжевого цвета, такого же, как её платье, был таким маленьким, что свободно поместился бы в ладонях Трой. Затем орианка медленно взглянула на них. Её большие бледно-карие глаза были полны невыразимой печалью.
   Трой отвела взгляд от этого измученного лица, но печаль не оставила её. Дело тут было не в зрительном контакте, а в потребности этой женщины. Отчаяние её накрыло Трой, как серое, плотное, душное одеяло. Трой оттолкнула его прочь. Она не могла принять её боли. Во всяком случае, это была не та женщина, чьё горе разбудило её.
   – Солдаты, кто эти люди и как посмели вы привести их сюда? – В этих словах должен был прозвучать гнев, но никакого гнева не осталось. Словно отчаяние поглотило всё остальное.
   Один из солдат опустился перед женщиной на колено.
   – Доктор Зир, это посол Федерации и его люди. – Вот она, – он указал на Трой, – какая-то целительница. Они говорят, что могут помочь.
   – Вы знаете, что никому не позволено входить сюда в ночь рождения.
   Второй солдат, Брек, опустился на колено рядом с первым.
   – Доктор Зир, полковник Таланни приказала предоставить послу полный доступ.
   – Я уверена, она не имела в виду, чтобы вы приводили чужих в наши святые места.
   – Доктор Зир. – шагнул вперёд Пикард, – мы не хотели ничего плохого. Моя советница была разбужена болью одной из Ваших пациенток. Мы хотим только помочь.
   – Помочь? – Доктор Зир горько рассмеялась. – Вы не можете нам помочь. Никто не может помочь нам, посол Федерации. Наши грехи слишком велики. – Она прижала к груди маленький оранжевый свёрток. Он издал короткий протестующий звук, почти крик.
   – Мы здесь для того, чтобы остановить войну, доктор. Без сомнения, это может помочь.
   – Остановите войну, если сможете, но для нас уже слишком поздно.
   – Я не понимаю, доктор, – сказал Пикард.
   – Что Вы за целительница?
   – Меня можно назвать целительницей ума, – сказала Трой.
   – Тогда Вы знаете, что это за комната, – медленно кивнула доктор Зир. – Вы знаете, что наша алчность и ненависть сделали с нашими детьми.
   Трой покачала головой.
   – Солдаты сказали, что дети в ячейках мертвы. – Она посмотрела на Пикарда. – Мы не понимаем.
   – Я думаю, уже слишком поздно, посол. Я думаю, даже если мир настанет завтра, наша раса обречена, но Вы ведь не верите этому, не так ли?
   – Нет, доктор, не верю. Вы увидите, что большинство из нас никогда не оставляет надежды.
   Зир чуть выпрямилась. Лицо её приняло спокойное выражение. Она пришла к какому-то решению, и это помогло ей на краткий миг обрести мир.
   – Что ж, посол, позвольте мне показать Вам, почему я оставила всякую надежду. Смотрите на грехи Орианы.
   – Доктор, это запрещено, – сказал один из солдат.
   – Я врач, мне позволено, а они чужие. Наши законы не распространяются на них.
   – Вы уверены, доктор?
   – Полковник Таланни велела показать им всё. И клянуть увядшим листом, так я и сделаю.
   Оба солдата, всё ещё коленопреклонённые, опустили головы и закрыли затянутыми в перчатки ладонями лица. Зир обошла их и стала вплотную к Пикарду. Ворф хотел было встать между ними, но Пикард удержал его движением руки.
   – Всё в порядке, лейтенант, я верю ей.
   Какой-то миг доктор Зир смотрела на него с ошеломлённым выражением на лице.
   – Вы либо глупец, либо очень мудрый человек, если можете судить, кому стоит верить.
   – Мы пришли, чтобы достичь мира, доктор. Доверие должно с чего-то начинаться.
   – Да, – кивнула она и обратилась к Трой. – Охранник сказал, что Вы целительница. Это правда?
   – Да, я целительница ума.
   Зир рассмеялась всё тем же резким и почти отвратительным смехом.
   – О, нам очень нужны такие целители. Есть столько всего, что я не могу вылечить. Может, Вы сумеете изменить их ум настолько, чтобы им стало всё равно, вылечили их или нет.
   – Я буду рада помочь, чем смогу.
   – Не обещайте ничего, пока не увидите, какая задача предстоит Вам, целительница, – сказала Зир. – Подойдите ближе, Вы и посол Федерации, подойдите и посмотрите, что у меня в руках.
   Трой шагнула вперёд, став плечом к плечу с капитаном. Она чувствовала страх Зир, её отвращение, напряжённое ожидание.
   Доктор Зир положила оранжевый свёрток на локтевой сгиб правой руки. Левой рукой она начала разворачивать ткань. Крошечный кулачок выскочил наружу. Крошечные ножки заболтались в воздухе. Трой наклонилась, дотронулась до гладкой красноватой кожи. Кожа была нежная, почти пушистая, как у всех новорожденных.
   Показалось лицо. Крошечный рот окрылся в высоком, пронзительном крике. Больше ничего на лице не было, только гладкая кожа, словно чистый лист, на который ещё предстоит нанести рисунок. Ни глаз, ни носа – только тонкая красная линия рта.
   Пикард со свистом втянул воздух. Он тут же взял себя в руки, но Трой чувствовала, чего ему это стоило.
   – Это типично?
   – Типично? – переспросила доктор. – И да, и нет. Деформации бывают самые различные. Наш воздух, наша вода, наша земля отравлены. Наша еда, весь наш мир – отрава для нас. И вот что он с нами делает. – Она стала пеленать плачущего младенца.
   Трой погладила крошечный кулачок. В ответ он обхватил её палец.
   – Что с ним будет?
   – Мы поместим его в контейнер, – сказала доктор, – и воссоздадим глаза и лицо. Он будет нормальным.
   – И со многими детьми вам приходится это делать? – спросил Пикард.
   – Вы имеете в виду, воссоздавать недостающие органы?
   – Да.
   – Большинство детей, родившихся за последние десять, лет было невозможно спасти. Деформации были слишком серьёзны. Немногим женщинам вообще удаётся доносить ребёнка до положенного срока. Их тела слишком насыщены ядом.
   – Но мы видели сына полковника Таланни, Джерика. – сказала Трой.
   – Да, Джерик, – доктор покачала головой. – Я не объясняю чудес. Я могу только быть благодарной за них. Это, – она сильнее прижала к себе младенца. – то, что мы получаем в лучшем случае.
   – Охранники назвали это местом неживых детей, – сказала Трой, – но они же не мертвы.
   – Мы можем поддерживать в них жизнь, но не можем сделать так, чтобы они могли жить, – сказала доктор Зир.
   – Не понимаю. – нахмурилась Трой.
   – Наша технология даёт возможность поддерживать в них жизнь, но мы не можем их вылечить. Мы не можем помочь им стать нормальными детьми. Детьми, которые ходят и бегают, смеются и думают. Они живы, но они не живут. Понимаете?
   Трой обвела взглядом комнату с сотнями ячеек.
   – Вы не можете вылечить их? – спросила она.
   – Нет, мы не можем вылечить из, но можем кое-что исправить, – сказала доктор.
   Пикард смотрел на контейнеры, на коленопреклонённых охранников. Размеры комнаты, журчание жидкости по трубкам, чуть слышное гудение проводов наводили на него ужас. Трой чувствовала его симпатию к задёрганной и недоверчивой женщине-доктору, его инстиктивное отвращение к содержимому комнаты.
   – Как только появится возможность, я попрошу у Вас разрешение направить сюда врача с нашего корабля, чтобы она могла осмотреть ваших… детей. Возможно, есть медицинские технологии, способные помочь.
   – Если вы действительно сможете помочь, это будет веский аргумент на мирных переговорах.
   – Понимаю, – кивнул Пикард.
   – Я доктор в мире непрекращающейся войны, смерти и уродств. Докторов здесь немного, большинство из нас занимается совсем другим. – Она стала баюкать плачущего младенца, пока он не умолк. – Понимаете, боль.
   – Я чувствовала Вашу боль; во всяком случае, это была часть того, что я почувствовала, – сказала Трой.
   – Вы почувствовали мою боль? – спросила Зир. – И это разбудило Вас и привело сюда?
   – Вашу и той женщины, что родила этой ночью, – сказала Трой.
   Зир слабо улыбнулась.
   – Вы дали мне надежду, и я проклинаю вас за это. Я думала, что давно оставила эти бесполезные мысли, но вот она, надежда – последнее прибежище безумцев и мечтателей.
   – Вы хотите, чтобы я встретилась с матерью сегодня? – спросила Трой.
   – Она спит. Чем дольше она будет спать, тем лучше. Пройдёт много времени, прежде чем её сын выйдет из этой комнаты. Брек, – она указала на одного из коленопреклонённых солдат, – тоже побывал здесь, и не слишком отличался от этого. Хотя у него результат лучше, чем обычно. Почти все, кто моложе двадцати, пробыли здесь какое-то время. – Она покачала головой. – Идите, идите, я должна уложить его спать.
   – Вы разрешаете мне прислать сюда нашего врача, как только это будет возможно? – спросил Пикард.
   – Врачу всегда найдётся работа на Ориане, посол Федерации, – кивнула доктор Зир. – Теперь уходите, прошу вас. – Она обратилась к коленопреклонённым охранникам. – Встаньте, грех сокрыт.
   Солдаты отняли ладони от лиц и встали, моргая от света.
   – Проводите посла и его людей.
   – Да, доктор Зир. Мы не хотели вторгаться, – сказал первый солдат.
   – Надежда никогда не бывает вторжением, но часто оказывается ложью. – Она улыбнулась и тихонько заговорила с запелёнутым ребёнком. Трой не слышала слов.
   Охранники стали теснить Пикарда и остальных к выходу.
   – Вы слышали, что сказала доктор, мы должны уйти. – Уважение в их голосах мешалось со страхом.
   Что-то говоря ребёнку, доктор Зир нажала кнопку, и из стены видвинулся серебристый ящик.
   Охранники почти толкали их к дверям. Только грозный взгляд Ворфа удержал их.
   Доктор Зир стала тихонько напевать. Трой не слышала слов. Шепчущие отголоски детей, сотен детей, их мысли, обрывки снов отозвались на её песню. Трой чувствовала волну довольства, шёпот их счастья. Доктор Зир пела неживым детям, и они слушали её. Её голос, её… любовь к ним.
   Коридор показался им шире, просторнее. Все они были рады выбраться из той комнаты. Трой не была исключением, но она всё ещё чувствовала, как поёт доктор Зир. Не слова, но чувства – печаль, ужас, боль и за всем этим нечто новое… надежда. Последнее прибежище безумцев и мечтателей.
 

Глава 4

 
   Пикард, Трой и Ворф были у дверей своей комнаты, когда завидели почти бегом приближающегося охранника. Орианцы тут же взяли его на прицел. Он – или она – поднял руки, показывая, что у него нет оружия.
   – Пожалуйста, – голос был мужской, – я Брек, полковник Таланни послала меня найти целительницу из Федерации. Целительницу ума.
   – Что случилось? – спросил Пикард.
   – Сын генерала, Джерик, он… нездоров, – отвечал солдат.
   – Что с ним? – спросила Трой.
   – Я не знаю. Полковник Таланни приказала мне привести целительницу ума с корабля Федерации. Она только сказала, что её сын болен, и ему нужна помощь.
   – Советница? – спросил Пикард.
   – Он говорит правду, капитан. Он беспокоится за мальчика. – Трой, стоявшая между всё ещё настороженными охранниками, шагнула вперёд. – Я… целительница ума. Я пойду с Вами.
   – Нет, – сказал Ворф. – Это может быть ловушка.
   – Он верит тому, что говорит, – сказала Трой.
   – Его тоже могли обмануть.
   – Нет, – сказала Трой.
   – Капитан, это может быть уловка, чтобы разделить нас. Возможно, они хотят использовать советницу, как заложницу.
   – Если я правильно понял это слово, – вмешался Брек, – мы не берём заложников. Прятаться за спиной не воина – трусость.
   – Вы используете покушения и яд, – сказал Ворф.
   – Да, но не заложников. – отвечал Брек. Он явно не усматривал ничего странного в таком кодексе чести. Яд, но не заложники. Интересно.
   – Лейтенант, мы должны верить тем, кто нас сюда позвал, – сказал Пикард.
   По лицу Ворфа ясно читалось, насколько он им верит. Пикард предпочёл не заметить этого.
   – Советница, Вы считаете, что пойти помочь ребёнку не будет опасно?
   – Да, капитан.
   – Если Вы сможете помочь сыну генерала, – кивнул он, – это может помочь переговорам.
   – Понятно, капитан.
   – И всё же не следует посылать Вас одну. Лейтенант Ворф, Вы можете сопровождать советницу Трой.
   – Я согласен, что кто-то должен сопровождать её, капитан, но если я пойду с ней, как же Ваша безопасность?
   – Как-то же я умудрялся оставаться в живых прежде, чем встретил Вас или коммандера Райкера. Думаю, что некоторое время я смогу продержаться. Кроме того, орианские часовые вполне способны отразить все нападения, пока Вы не вернётесь.
   – Ваша безопасность – не тема для шуток, капитан, – нахмурился Ворф.
   – Я не шучу, лейтенант Ворф.
   Часовой, посланный за Трой. переминался с ноги на ногу.
   – Пожалуйста, полковник Таланни очень просила. Вы пойдёте?
   – Да, – сказала Трой, – я иду. Она последовала за часовым по коридору в противоположном направлении от детской. Ворф следовал за ней по пятам, как тень.
 
   Комната мальчика была почти такой же, как та, в которой проснулась Трой – неужели это было всего час назад? – только гобелены были другие. Изображения играющих детей почти в натуральную величину. Красивых орианских детей. Таких, акк Джерик, а не те, что в детской. Здесь не было ни увечий, ни деформаций. Резвящиеся, смеющиеся дети, столь же совершенные, как цветы, которые они рвали.
   Неужели когда-то Ориана была такой? Стройные густые деревья, яркие цветы, покрывающие пологие холмы. Золотокожие дети с яркими лучистыми глазами. Смех, игры, жизнь.
   Трой смотрела на двух охранников, никогда не расстающихся с масками и оружием. Что случилось с этой планетой, с этими людьми, что заставило их уничтожить всё? Ради чего это всеобщее уничтожение?
   Таланни сидела на краю матраса с сыном на руках. Джерик тихонько плакал, вцепившись в её свободную рубашку. Она гладила его шелковистые волосы, шепча: "Всё будет хорошо, Джерик. Вот пришла целительница. Она тебе поможет". – Произнося последние слова, Таланни встретилась взглядом с Трой. Она хотела, чтобы её слова оказались правдой, но боялась, что они были ложью.
   В этот миг Трой захотелось помочь мальчику не только ради него самого, и не ради мирных переговоров, но чтобы из глаз Таланни исчезло это обречённое выражение. Глаз, столько раз видевших, как яркое и прекрасное вянуло и умирало. Трой опустилась на колени рядом с матерью и ребёнком и тихонько заговорила.
   – Джерик, ты можешь посмотреть на меня?
   Малыш взглянул на неё из-под рук матери. Его огромные глаза блестели от слёз. Трой улыбнулась ему.
   – Тебе снился плохой сон?
   Он кивнул.
   – Ты можешь рассказать мне его?
   Он лишь заморгал в ответ.
   – Не бойся, Джерик, – тихонько сказала Таланни. – Расскажи целительнице, что тебе снилось.
   Страх мальчика отступал, сменялся недоумением. Он не понимал, о чём его спрашивают.
   – Джерик, – сказала Трой, – ты видел в голове страшные картинки?
   Он кивнул.
   – Ты можешь рассказать мне, что это за картинки?
   Он снова кивнул. Таланни крепко прижимала его к себе, будто её руки могли укрыть его от страха.
   – Я видел Бори.
   Трой вопросительно взглянула на Таланни. Та пояснила:
   – Это его телохранитель… был его телохранитель.
   Трой кивнула.
   – Что Бори делал?
   – Разговаривал с человеком.
   – Ты слышал, что они говорили? – спросила Трой.
   Джерик покачал головой.
   – Они просто стояли и разговаривали?
   Джерик кивнул.
   – И больше ничего?
   Джерик покачал головой, глаза его казались огромными на мокром от слёз лице. Он говорил правду – настолько, насколько знал её. Но это была не вся правда, а лишь та её часть, которую воспринимало его сознание. Глубже, в подсознании, была другая правда. Там, откуда всплыл этот кошмар, Джерик знал, почему видеть, как разговаривают эти двое, было так страшно. Трой подумала, что Джерик, скорее всего, видел, как его телохранитель погиб, спасая его жизнь. Это было слишком тяжёлое бремя для такого маленького ребёнка.
   Трой погладила мальчика по волосам. Он молча смотрел на неё своими огромными голубыми глазами. На лице его всё ещё отражался испуг, но он не мог вспомнить, почему видеть, как разговаривают между собой два человека, было так страшно.
   – Могу я поговорить с Вами наедине, полковник Таланни? – спросила Трой.
   – Конечно. – Тревога Таланни давила наТрой. Таланни могла быть безукоризненным солдатом, как большинство орианцев, но сейчас она испытывала самый настоящий страх, нормальный страх матери за ребёнка. Если орианцы любили своих детей, мир был возможен.
   Таланни уложила Джерика, провела рукой по его волосам и дала ему игрушечного зверька. Зверёк слегка напоминал лошадку, но был ярко-красного цвета и весь покрыт узорами. Узоры состояли из листьев, цветов и деревьев. Эта игрушка, как и гобелены, говорила об искусстве, красоте, о вещах иных, нежели война. Джерик ухватился за игрушку обеими руками.
   – Спи, сынок. Мне надо поговорить с целительницей. Я сейчас вернусь, – сказала Таланни.
   Мальчик не пытался удержать её. Прижимая к себе игрушку, он спросил:
   – Ты быстро вернёшься, мам?
   – Обещаю, – улыбнулась Таланни. Она нежно поцеловала его в лоб и встала.
   Женщины отошли в дальний конец комнаты. Стоявший вместе с телохранителями у дверей Ворф быстро глянул на Трой и тут же перевёл взгляд на мальчика. Трой не могла прочесть его мысли, но нисколько не сомневалась, что сейчас он думает о своём сыне. Александр более, чем что-либо другое, смягчал природную жёсткость клингона, делал его способным сочувствовать матери, чей ребёнок плакал среди ночи.
   Когда они отошли так, чтобы мальчик не мог их услышать, Трой спросила:
   – Джерик был очень привязан к своему телохранителю?
   – Да. Бори был его личным телохранителем с самого рождения Джерика, – сказала Таланни.
   Трой была удивлена. Перемена в телохранителе оказалась такой внезапной.
   – Это обычно – иметь личного телохранителя?
   – У каждого командира и у каждого из членов его семьи есть по крайней мере один телохранитель. Кто-то, для кого лояльность по отношению к этому человеку превыше какой-либо другой лояльности.
   – Именно поэтому Брек почти всегда с нами? – догадалась Трой. – Всегда с капитаном Пикардом?
   – Да, – улыбнулась Таланни.
   Надо будет сказать капитану, что у них есть свой орианский телохранитель, лояльный прежде всего по отношению к ним, сказала себе Трой.
   – Если телохранитель лоялен по отношению к одному определённому человеку, не значит ли это, что он или она ставит безопасность этого человека превыше блага остальных?
   – Именно так, – кивнула Таланни.
   Трой подумала, не делает ли это дисциплину серьёзной проблемой, но сейчас её больше заботил ребёнок.
   – Значит, Бори должен был быть прежде всего лоялен по отношению к Джерику?
   – Да.
   – Вы узнали, что произошло? Почему он вывел Джерика наружу?
   – Пока нет, – покачала головой Таланни. Затем она вздохнула. – И по правде говоря, целительница, мы, возможно, никогда этого не узнаем, разве что Джерик сам вспомнит. Оба солдата, которые могли бы рассказать об этом, мертвы.
   – Вы считаете, что телохранитель предал Вашего сына?
   – Я не могу представить, зачем ещё было выводить его наружу. Там всё опасно: вохдух, вода, сама земля так загрязнены, что то немногое, что пригодно в пищу, ядовито. Но мы всё равно вынуждены это есть. – Её лицо внезапно постарело, у рта обозначились скорбные морщины. – Мы едим и пьём отраву, убивающую наших детей. Я потеряла троих детей, прежде чем родила Джерика. Ни один даже ни разу не вздохнул. Последний был хуже всех, так искалечен, что врачи не могли спасти его. Я молилась, чтобы он умер.
   Она смотрела на Трой, словно надеялась найти в её глазах ответ.
   – У Вас есть дети?
   – У меня был сын, – сказала Трой.
   – Он умер?
   – Трой кивнула. Боль утраты давала себя знать.
   – Если Вы сами потеряли ребёнка, Вы меня понимаете, – сказала Таланни.
   – Да, – кивнула Трой, – я понимаю.
   Таланни порывисто схватила её руку.
   – Что с моим сыном?
   – Полагаю, он стал свидетелем того, как погиб его телохранитель. Судя по тому, что Вы мне сказали, всё так и произошло. Бори действительно намаревался предать Джерика, но я думаю, что в последний момент он не смог этого сделать. Скорее всего, он погиб, спасая его жизнь. Я уверена, Джерик видел это. Сейчас он этого не помнит, но воспоминание сохранилось в его подсознании. – Она взяла руку Таланни в свои руки. – Боюсь, что кошмары усилятся. Но он должен вспомнить. Это поможет залечить рану. Но не торопите его, пусть он вспомнит, когда придёт время.
   – Мы сказали ему, что Бори умер. Не надо было?
   – Это ничего, но старайтесь говорить при нём об этом как можно меньше. Этот сон – первый шаг к тому, чтобы вспомнить самостоятельно.
   – Как Вы думаете, Джерик сможет рассказать, зачем они выходили? – спросила Таланни.
   – Откровенно говоря, не знаю.
   Таланни кивнула. Чуть сжав руку Трой, она отпустила её.
   – Вы можете чем-нибудь помочь ему?
   – По сути нет. Я хотела бы поговорить с ним завтра. Возможно, я могла бы помочь ему вспомнить с помощью терапии, но сознание – нежная вещь, полковник Таланни. Оно лучше всего исцеляется само по себе.
   – Но он выздоровеет. Он не будет всегда просыпаться вот так, с криком? – Женщина смотрела на Трой, её страстное желание услышать утвердительный ответ Трой ощущала, как вибрирующую струну. И как зачастую бывало в её работе, Трой не могла дать определённого ответа.
   – Полагаю, он выздоровеет. Он ещё ребёнок. Дети часто выздоравливают быстрее взрослых.
   – Но обещать Вы не можете?
   Трой хотелось сказать да, могу, унять страх, заполнить пустоту в душе Таланни. Крошечную оболочку страха и защиты, окружавшую Джерика в сознании его матери. Но лгать Трой не могла.
   – Нет, обещать не могу.
   Таланни кивнула и, закрыв руками лицо, прерывисто вздохнула.
   – Эта проклятая война забирает всё, всё. – Когда она отняла руки, лицо её всё ещё было искажено горем. Держалась она прямо, расправив плечи, но лицо выдавало её смятение.
   Трой смотрела, ожидая, что Таланни попытается взять себя в руки и совладать со своим лицом так же, как контролировала голос, но ничего подобного не случилось. Таланни была совершенно уверена, что никто не может видеть её боль, хотя она ясно отражалась на её лице. И Трой поняла, что ориане никогда не снимали масок. Они не понимали, что чувства отражаются на лицах. Значит, если они не будут закрывать лиц, их эмоции с лёгкостью прочтёт посол Федерации.
   Полковник Таланни была уверена, что лицо её представляет собой маску безразличия. Страх прятался за стеной лжи – лжи, которая не могла обмануть даже её саму.
   – Благодарю Вас, что Вы сразу же пришли, целительница. – Её голос был совершенно спокоен, но прекрасные глаза были полны печали.
   – Я была рада прийти. Если я снова понадоблюсь Вам, я буду здесь.
   – Ещё раз спасибо. – Её лицо было искажено от усилий сдержать слёзы, но голос не выдал её. – Я уложу его спать. Вы увидитесь с моим мужем завтра утром. Я тоже буду присутствовать. Спокойной ночи, целительница.