— Продолжайте, господин обвинитель, — сказал он.
   — У обвинения все, — сказал Лукас, опускаясь на место.
   — Вызовите миссис Бетси Холман на место для свидетелей, — попросил Мейсон.
   Молодая женщина в возрасте тридцати лет, с усталыми глазами, прошла на возвышение, подняла правую руку и произнесла присягу.
   — Вызывали ли вас на дознание, — начал Мейсон, — которое происходило по поводу убийства Греггори Мокси, или Греггори Лортона, случившегося шестнадцатого июня этого года?
   — Да, — ответила свидетельница.
   — Вы видели его тело?
   — Да.
   — Вы узнали этого человека?
   — Да.
   — Кто это был?
   — Человек, за которого я вышла замуж двадцатого января тысяча девятьсот двадцать пятого года.
   Весь зал дружно ахнул.
   Лукас приподнялся с кресла, снова опустился, но тут же снова встал. После минутного колебания он сказал:
   — Ваша честь, это заявление явилось для меня полной неожиданностью. Однако, должен заметить, что высокому суду должно быть безразлично, сколько раз, до женитьбы на Роде, этот человек вступал в брак. Возможно, у него был целый десяток жен. Рода могла бы подать в суд на аннулирование ее брака. Поскольку она этого не сделала, ее брак остается в силе.
   — Закон нашего штата гласит, — улыбнулся Мейсон, — что новый брак, в который вступило лицо при жизни его бывшего супруга или супруги, считается незаконным с самого начала. Совершенно очевидно, что Греггори Лортон не мог вступить в законный брак с Родой, поскольку его прежняя жена была жива. Следовательно, первый брак обвиняемой, являющийся фикцией, не препятствовал ей вступить в законный брак с Карлом Монтейном.
   — Возражение обвинения отводится, — объявил судья Монро.
   — Развелись ли вы с человеком, которого называют то Греггори Лортоном, то Греггори Мокси?
   — Да, я развелась с ним.
   Мейсон развернул свидетельство о расторжении брака и с поклоном передал его Лукасу.
   — Обращаю внимание обвинения, что развод был оформлен уже после того, как обвиняемая вступила в брак с Греггори Лортоном. Прошу приобщить копию брачного свидетельства к делу.
   — Предложение принято, — объявил судья.
   — Приступайте к допросу, — предложил Мейсон обвинителю.
   Лукас подошел к свидетельнице, внимательно посмотрел на нее и грозно спросил:
   — Вы уверены, что в морге видели своего бывшего мужа?
   — Да.
   — Тогда у меня все, — сказал Лукас, пожимая плечами.
   Судья попросил секретаря принести ему шестнадцатый том Калифорнийского свода законов, где рассматривалось положение о браке. Пока он искал соответствующую статью в толстенном справочнике, в зале царило оживление. Наконец, судья поднял голову.
   — Ходатайство о расторжении брака Карла Монтейна и Роды Монтейн отклоняется. Их брак остается в силе. Заседание откладывается.
   Повернувшись, Мейсон посмотрел на Филиппа Монтейна. Лицо старика оставалось бесстрастным, глаза смотрели холодно и враждебно.
   У Лукаса был вид человека, свалившегося с высокого постамента. Карл был растерян. Только Филипп Монтейн сохранял высокомерное спокойствие. Трудно было утверждать, что его удивил исход дела.
   Зал заседания гудел. Корреспонденты названивали по телефонам. Любители подобных развлечений собирались кучками, оживленно обменивались мнениями, отчаянно жестикулируя.
   Мейсон обратился к бейлифу, все время находившемуся возле Роды:
   — Прошу вас проводить миссис Монтейн в комнату для присяжных. Мне необходимо поговорить с ней. Если хотите, можете оставаться возле двери.
   Он отвел Роду в отдельную комнату, придвинул ей удобное кресло, сам сел напротив и ободряюще улыбнулся.
   — Что все это значит? — спросила она.
   — Судья Монро признал ваш брак с Карлом действительным.
   — И что же теперь?
   — Теперь, — Мейсон вынул из кармана отпечатанное заявление о разводе, — вы потребуете развести вас на том основании, что он проявил исключительную жестокость, несправедливо обвинив вас в убийстве, не говоря уже о том, что неоднократно обращался с вами бесчеловечно. В вашем заявлении я перечислил эти случаи. Вам осталось только подписать его.
   Слезы навернулись на глаза Роды.
   — Но я вовсе не хочу с ним разводиться! Как вы не понимаете! Я учитываю его характер… И люблю его таким, какой он есть.
   — Рода, вы уже дали свои показания, — склонился он к ней. — Они записаны у окружного прокурора и подписаны вами. Теперь отказаться от них невозможно, и вам придется придерживаться уже сказанного на предварительном допросе. Окружному прокурору пока еще не известно, кто стоял у подъезда и нажимал на кнопку звонка в квартиру Мокси. Но я отыскал этого человека. И даже не одного, а двоих. Один из них может лгать, хотя, возможно, оба говорят правду. Так или иначе, но заявление любого из них будет означать для вас смертный приговор.
   Рода смотрела на него круглыми от ужаса глазами.
   — Один из них, — продолжал Мейсон, — Оскар Пейндэр, человек из Сентервилла, пытавшийся вернуть деньги своей сестры. В свое время Мокси проделал с ней тот же трюк, что и с вами, оставив ее без сбережений.
   — Мне о нем ничего не известно, — сказала молодая женщина. — А кто второй?
   — Доктор Клод Миллсэйп, — ответил Мейсон. — Ему не спалось. Он знал о вашем свидании. Он оделся и поехал к дому Мокси. Вы были уже там. Света в окнах не было. Он позвонил. Ваша машина стояла за углом в переулке.
   У Роды побелели губы.
   — Клод Миллсэйп! — воскликнула она.
   — Вы завязли в этой истории, потому что не послушались меня. Теперь извольте следовать моим инструкциям. Вы выиграли дело об аннулировании брака, ваш муж не может свидетельствовать против вас. Однако окружной прокурор сообщил газетам его показания. Он являлся основным свидетелем. Как таковой, он содержался в таком месте, где я не мог до него добраться. Мне не разрешили с ним поговорить, а корреспондент самой замшелой газетенки в городе имел право зайти к нему в любое время! Так вот, нам нужно опровергнуть сложившееся мнение. Для этого вам нужно получить развод, поводом для которого является то, что ваш муж с бесчеловечной жестокостью оболгал вас и обвинил в убийстве, в котором вы неповинны.
   — И что тогда?
   — Тогда я, во-первых, передам копию вашего заявления в газеты. Во-вторых, и это главное, я вручу повестку Карлу Монтейну и заставлю его выступить в качестве свидетеля защиты! В-третьих, если Карл будет упорствовать в своем обвинении, вы получите значительное пособие. Ну, а если он откажется от своих показаний, я не знаю, как будет выглядеть окружной прокурор!
   — Но я не хочу развода! — горячо заявила Рода Монтейн. — Я знаю, что во всем виновато его слабоволие. Я люблю его несмотря ни на что. Я хочу сделать из него человека. Он слишком долго смотрел на жизнь чужими глазами, привык во всем полагаться на своего отца и знаменитых предков. За неделю невозможно переделать человека. Это было бы равносильно тому, если бы я выбила из-под его ног подпорки и ждала, что он тут же зашагает на собственных ногах. Нельзя…
   — Послушайте, — перебил ее Мейсон, — меня не интересуют ваши чувства к этому человеку. В данный момент вас обвиняют в убийстве. Окружной прокурор постарается добиться для вас смертного приговора. А за спиной окружного прокурора стоит человек, обладающий умом, огромной силой воли и абсолютно не знакомый с чувством жалости. Он готов потратить любые деньги, лишь бы вас осудили и отправили на электрический стул.
   — Кого вы имеете в виду?
   — Филиппа Монтейна.
   — Боже мой!.. Нет, нет… Он не одобрял выбора сына, но он не стал бы…
   Бейлиф возле двери осторожно кашлянул и сказал:
   — Время истекло.
   Мейсон положил перед Родой заявление на развод и протянул ей авторучку.
   — Подпишите вот здесь.
   — Но он же отец Карла, он не стал бы… — жалобно пробормотала Рода.
   — Подписывайте! — властно повторил Мейсон.
   Бейлиф шагнул в комнату. Рода нерешительно взяла ручку, расписалась и повернула к бейлифу заплаканное лицо.
   — Я готова, — сказала она.

17

   Мейсон сидел за столом и смотрел на Пола Дрейка, развалившего в кресле для посетителей — спиной детектив облокотился на один подлокотник, а ноги свесил через другой. Пальцы адвоката нервно выстукивали какой-то марш.
   — Итак, твои люди догнали их на вокзале? — спросил наконец Мейсон.
   — Да, — кивнул Дрейк. — За пять минут до отхода поезда. Один из парней сел в их вагон и дал мне телеграмму с одной из пригородных станций. Я сел за телефон и распорядился, чтобы на каждой промежуточной станции в вагон садился другой человек и не спускал с них глаз.
   — Надо добиться, чтобы они не возвращались.
   — Мне Делла так и передала, — сказал детектив. — Только я не уверен, что понял ход твоих мыслей.
   — Я хочу, чтобы они все время боялись преследования, — пояснил Мейсон. — Пусть твои люди иногда даже расшифровывают себя. Одновременно я хочу, чтобы мне был известен каждый их шаг, их имена, под которыми они фигурируют в гостиницах. Мало того, мне нужны фотокопии регистрационных журналов.
   — То есть ты добиваешься, чтобы они знали, что кто-то идет по их следу? — уточнил Дрейк.
   — Да, но делать это нужно умно. Пусть они считают, что преследователи плутают впотьмах, где-то поблизости. То есть они должны все время испытывать опасение, что в любой момент их могут накрыть…
   — Ничего не понимаю, — пожал плечами сыщик.
   — Что же тут непонятного? — удивился Мейсон.
   — Разумеется, это не мое дело, но мне кажется, что этот Пейндэр в момент убийства был или в квартире Мокси, или где-то рядом. Он же звонил сестре и сказал, что трезвонил у дверей Мокси около двух часов ночи. У него был мотив для убийства Греггори. Ведь мы знаем, что он угрожал Мокси по телефону. Вместо того, чтобы позволить ему смыться, я бы способствовал его задержанию и натравил бы на него свору газетчиков. Уж они бы живо распотрошили его, что способствовало бы созданию благоприятного мнения в отношении Роды.
   — И что дальше? — спросил Мейсон.
   — А дальше его бы вызвали в суд в качестве свидетеля.
   — И что же?
   — Ты вывернешь его наизнанку! Доказываешь присяжным, что он явился к Мокси требовать денег, угрожал ему и так далее.
   — Все верно, — усмехнулся Мейсон. — А потом Пейндэр покажет под присягой, что Мокси действительно велел ему придти за деньгами, которые он должен был получить от Роды Монтейн, ну а когда он явился, то безрезультатно стоял в подъезде и пробовал дозвониться до Мокси, но ему никто не открыл дверь. Это совпадает с показаниями соседей. Прокурору остается только требовать у присяжных смертной казни для Роды за преднамеренное убийство без смягчающих обстоятельств.
   — Пусть так, но какой смысл в том, что ты способствуешь их бегству?
   — Рано или поздно, но окружной прокурор поймет всю серьезность того, что происходило в ту ночь в квартире Мокси. Ведь ясно, что в момент убийства Греггори кто-то отчаянно звонил у подъезда. Звонил так настойчиво, что разбудил людей в соседнем доме. И вполне естественно, что этот человек не может быть убийцей, так как невозможно одновременно махать топором и звонить у входной двери. С другой стороны, у этого человека нет ни малейшего желания признаваться в том, что он находился рядом с местом преступления в момент убийства. И все же, как только окружной прокурор его основательно прижмет, он выложит все. Рода первой заявила, что она не смогла попасть в квартиру Мокси. К сожалению, все дело испортили ключи, найденные в квартире убитого. И все же присяжные могут ей поверить. Но если окружному прокурору удастся разыскать еще одного человека, который будет утверждать, что именно он звонил в подъезде в два часа ночи и докажет это фактами, то плохи наши дела. Поэтому-то я и не хочу, чтобы Пейндэр был арестован. Сейчас я могу настаивать, что настоящим убийцей является он. В конечном счете, если даже предположить, что он предстанет перед судом, то уж после того, как он столько времени находится в бегах, проживая в десятке гостиниц под вымышленными именами, мне легче будет уличить его во лжи. Теперь тебе ясен мой план?
   — В конце концов окружной прокурор все равно выйдет на этого Пейндэра и…
   — При условии, что это будет выгодно мне.
   — А тебе не кажется, Перри, что Пейндэром интересуется еще кто-то, кроме тебя?
   — Из чего ты заключил?
   — Мы же установили наблюдение за ними. Так вот, вчера вечером отель «Гринвуд» наводнила куча детективов. Они готовы были перевернуть все вверх ногами для установления местонахождения Пейндэров.
   — Полицейские детективы? — заинтересовался Мейсон.
   — Нет, из частного агентства. По каким-то соображениям, они не хотели привлекать внимание полиции.
   — Их действительно было много?
   — Вот именно, — кивнул Дрейк. — Я бы сказал, что кто-то не жалеет денег и не считается с затратами.
   — Филипп Монтейн — серьезный противник, — сказал Мейсон, прищурив глаза. — Мне кажется, он в какой-то мере догадывается о моих намерениях. Только вот каким образом он вышел на Пейндэра? Конечно, это не так уж и сложно…
   — Ты считаешь, что старик Монтейн предпринимает определенные шаги тайком от окружной прокуратуры?
   — Я в этом просто уверен.
   — Зачем это ему?
   — Он не хочет, чтобы Рода была оправдана.
   — Почему он так добивается ее осуждения?
   — Если ее оправдают, то она останется законной женой его сына, а у Филиппа Монтейна, как я подозреваю, совсем другие планы в отношении невестки.
   — Но это недостаточно веское основание, чтобы добиваться смертной казни для женщины!
   — Эх, Пол, я тоже так думал, когда Филипп Монтейн явился ко мне с предложением уплатить приличную сумму, если я соглашусь на действия, которые основательно ослабили бы позиции Роды.
   — Перри, как ты думаешь, где действительно находился этот Пейндэр в момент убийства Мокси?
   — Понимаешь, у меня нет полной уверенности, что он на самом деле не стоял у подъезда дома. Поэтому я должен встретить его во всеоружии, если придется вести перекрестный допрос.
   — Я смотрю, ты не слишком-то веришь в невиновность своей клиентки.
   Мейсон лишь усмехнулся в ответ.
   В кабинет вошла Делла Стрит.
   — Шеф, пришла Мэй Стрикленд, медсестра доктора Миллсэйпа, — сообщила секретарша. — Она плачет и уверяет, что у нее срочное дело.
   — Плачет? — удивился Мейсон.
   — Да. Плачет так сильно, что даже плохо видит.
   Мейсон шагнул к двери.
   — Увидимся позже, Перри, — сказал Дрейк, вставая с кресла.
   — Пригласи ее, Делла, — кивнул Мейсон, когда за детективом закрылась дверь.
   — Мисс Стрикленд, проходите, пожалуйста, — позвала Делла Стрит, открыв дверь в приемную.
   Она помогла плачущей женщине дойти до кресла, усадила ее и встала рядом.
   — Ну, в чем дело? — спросил адвокат.
   Медсестра хотела заговорить, но ее душили слезы. Она то и дело прижимала платок к глазам. Мейсон бросил взгляд на Деллу, и та неслышно вышла из кабинета.
   — Так что же случилось? — с сочувствием в голосе переспросил адвокат. — Можете говорить совершенно откровенно. Мы одни.
   — Вы… вы погубили доктора Миллсэйпа! — сквозь слезы сказала она.
   — Да что произошло?
   — Его похитили…
   — Похитили?
   — Да.
   — Расскажите все по порядку, — потребовал Мейсон.
   — Вчера вечером мы допоздна работали в кабинете. Чуть ли не до полуночи. Он обещал отвезти меня домой на машине. Мы поехали. Вдруг другая машина прижала нас к тротуару. В ней сидело двое мужчин. Ни одного из них я раньше не видела. У обоих было оружие. Направив пистолеты на доктора, они велели ему пересесть в их машину. И уехали.
   — Что это была за машина?
   — «Бьюик», седан.
   — Вы запомнили ее номер?
   — Нет.
   — Какого она была цвета?
   — Темного.
   — Вам что-нибудь сказали?
   — Нет.
   — Что-нибудь потребовали?
   — Нет, ничего.
   — Вы сообщили полиции?
   — Да.
   — И что было дальше?
   — Приехали полицейские, поговорили со мной, побывали на месте, где была остановлена наша машина. Осмотрели все кругом, но никаких следов не обнаружили. Доложили в Управление. Как я поняла, окружной прокурор решил, что это сделали вы.
   — Что именно?
   — Спрятали доктора Миллсэйпа, чтобы он не мог давать показания против Роды.
   — А он намеревался показывать против?
   — Этого я не знаю, — ответила посетительница. — Передаю вам то, что думает окружной прокурор.
   — Откуда вам это известно?
   — Из характера тех вопросов, которые мне задавали.
   — Вы испугались?
   — Конечно.
   — Что за оружие у них было?
   — Пистолеты. Большие черные пистолеты.
   Мейсон подошел к двери, убедился, что она плотно закрыта, и принялся расхаживать по кабинету.
   — Послушайте, — медленно начал он, — доктор намерен был давать показания?
   — Нет.
   — Вы точно знаете?
   — Но ведь это не имеет никакого отношения к его похищению!
   — Не уверен. Я рекомендовал ему отправиться в морское путешествие для укрепления здоровья…
   — Он не мог. Окружной прокурор прислал ему какие-то бумаги.
   Мейсон кивнул, продолжая расхаживать по кабинету, не спуская глаз с дрожащих плеч женщины. Неожиданно он шагнул к ней и буквально вырвал из рук платок. Женщина вскочила с кресла и схватила за руку адвоката, но тот уже успел почувствовать исходивший от платка запах. Рассмеявшись, он протянул платок женщине. По щекам у него тоже побежали слезы.
   — Так вот что это такое! До того, как появиться у меня, вы смочили платок какой-то слезоточивой дрянью?
   Она промолчала.
   — А когда вы разговаривали с полицейскими, тоже использовали этот трюк?
   — Тогда мне не нужно было к этому прибегать, — сказала она, едва удерживаясь от всхлипываний. — Они меня так напугали, что со мной приключилась истерика.
   — Полиция поверила вашим сказкам?
   — По-моему, да. Они решили, что эти двое из тех детективов, что работают на вас.
   — Черт бы побрал вас и ваше снадобье! — рассмеялся адвокат. — Оно и меня заставляет лить слезы. Кстати, была ли на самом деле какая-то машина?
   — Что вы имеете в виду?
   — История с похитителями была на самом деле?
   — Нет, — честно ответила медсестра. — Просто доктор Миллсэйп уехал на некоторое время. Он не хотел выступать свидетелем на процессе и просил сказать вам об этом.
   — Если случится что-нибудь серьезное, вы сумеете сообщить ему?
   — В этом случае вы должны будете позвонить мне по телефону, но говорите отчетливо, чтобы я узнала вас по голосу, в противном случае я не поверю, что это вы.
   Мейсон нажал кнопку звонка на столе. В дверях появилась Делла Стрит.
   — Делла, проводи Мэй Стрикленд до остановки такси.
   — Господи, шеф! — воскликнула Делла. — Ты плачешь?
   — Не всем слезам стоит верить, Делла, — с некоторым трудом улыбнулся адвокат.

18

   Судья Маркхэм, участник многих ожесточенных поединков в зале суда, прошел на свое место, сел и оглядел собравшихся.
   — Слушается дело «Народ против Роды Монтейн»! — объявил он.
   — Обвинение готово! — заявил Джон Лукас.
   — Защита готова, — сказал Мейсон.
   Рода Монтейн сидела рядом с адвокатом, одетая в привычный костюм кофейного цвета со светлой отделкой на вороте и обшлагах. Она нервничала, что было заметно по тем взглядам, которые она бросала в зал. И в то же время в ее облике было что-то такое, что заставляло предполагать о сохранении ею самообладания даже в том случае, если суд признает ее виновной в совершении убийства первой степени.
   Джон Лукас поднялся, коротко изложил суть дела и вопросительно посмотрел на судью Маркхэма.
   После этого был утвержден состав Скамьи Присяжных. Каждый из присяжных по очереди заявил, что будет судить честно и объективно.
   — Защита может задавать присяжным вопросы, — сказал судья Маркхэм.
   — Ваша честь, я считаю, что лучшего состава суда мы не могли и желать.
   Джон Лукас вскочил на ноги и недоверчиво спросил:
   — Вы что же, не будете лично расспрашивать каждого присяжного?
   Судья Маркхэм ударил по стелу молотком:
   — Защитник совершенно четко изложил свои намерения!
   Но даже бывалого судью поразила необычайная покладистость адвоката. Он достаточно повидал выступлений Мейсона на процессах и понял, что тот готовит какой-то ход.
   — Очень хорошо, — вздохнув, проворчал заместитель окружного прокурора. — Очень…
   — Теперь вы можете приступить к проверке присяжных, — сказал судья, кивая Лукасу.
   Обвинитель провел процедуру с особой тщательностью. Очевидно, он считал, что Мейсону удалось протащить в состав присяжных своих людей. Он не понимал, что у присутствующей публики росло предубеждение против него, придирающегося без видимых оснований к составу присяжных и пытающегося уличить их во лжи и пристрастности.
   Постепенно лицо судьи Маркхэма приняло благодушное выражение. Блестящими глазами он посматривал на Мейсона, разгадав его маневр. Он давно уяснил, что если Мейсон выглядит особенно наивным и бесстрастным, значит, нужно ждать жарких боев и неожиданных выпадов.
   Наконец заседание началось.
   Джон Лукас выглядел возбужденным и напряженным. Мейсон казался изысканно вежливым и уверенным, что невиновность его клиентки будет доказана без особого труда.
   Первым вызвали для дачи показаний офицера Гарри Экстера. Этот свидетель выступал с присущей полицейскому подозрительностью к адвокату защиты, опасаясь какого-нибудь подвоха с его стороны. Со скрупулезной дотошностью он рассказал, как прибыл в Колмонт-апартментс, как нашел там мужчину в бессознательном состоянии и какие меры им были приняты после этого.
   Лукас предъявил для обозрения кольцо с ключами от гаража и машин.
   — Вы хотели бы их осмотреть, господин адвокат? — спросил он.
   Мейсон с безразличным видом покачал головой.
   Экстер подтвердил, что это именно те ключи, которые были найдены в квартире убитого. После этого ключи были приобщены к делу в качестве вещественного доказательства со стороны обвинения. Далее, свидетель опознал фотографию комнаты, в которой был обнаружен труп, и сообщил некоторые подробности относительно положения тела и мебели. После этого к допросу приступил Мейсон. Он не повышал голоса и даже не поднял головы, продолжая сидеть в свободной позе человека, непринужденно говорившего на интересную тему.
   — Был ли в комнате, где обнаружен убитый, будильник? — спросил Мейсон.
   — Да, сэр.
   — Какова его судьба?
   — Он был изъят из квартиры в качестве вещественного доказательства.
   — Вы бы узнали этот будильник, если бы вам его предъявили?
   — Да.
   Мейсон повернулся к Джону Лукасу:
   — Будильник у вас?
   — Да, — ответил тот, ничего не понимая.
   — Будьте добры предъявить его суду.
   — Как только его доставят сюда, — ответил заместитель окружного прокурора.
   — Чем привлек ваше внимание этот будильник? — спросил Мейсон у свидетеля.
   — Он был поставлен на два часа ночи. Может быть, на два часа без нескольких минут.
   — Часы шли?
   — Да.
   — Посмотрите на фотографию. Скажите, на ней изображен тот самый будильник?
   — Да.
   — Будьте добры, покажите фотографию членам суда.
   Свидетель обошел присяжных, поочередно показывая каждому будильник на фотографии.
   — Могу ли я попросить представить суду будильник в качестве вещественного доказательства? — вкрадчивым голосом спросил Мейсон.
   — Его представят суду, как только доставят сюда, — заверил Лукас.
   — Я бы хотел задать несколько вопросов свидетелю по поводу этого будильника, — обратился Мейсон к судье Маркхэму, — имея его перед глазами как вещественное доказательство.
   — Будильник не был представлен на процесс представителями обвинения, — объяснил судья Маркхэм. — Мне думается, не следует прерывать нашей работы. Как только будильник будет доставлен, я дам вам возможность допросить данного свидетеля.
   — Хорошо, ваша честь, — согласился Мейсон. — Пока у меня вопросов нет.
   Мейсон сел на свое место.
   После этого в качестве свидетелей вызывались работники Отдела по раскрытию убийств и бригады скорой машины. Врач описал ранение, нанесенное пострадавшему топором, которое впоследствии стало причиной его смерти. Наконец, обвинение предъявило суду сам топор, на котором все еще видны были пятна крови и волосы, приставшие к лезвию.
   Мейсон сидел совершенно неподвижно, словно происходившее его не касалось. Он не задал ни одного вопроса свидетелям, выступавшим один за другим.
   После короткого перерыва в свидетельскую ложу был приглашен Фрэнк Лейн — веселый и энергичный молодой человек, работающий на бензозаправочной станции механиком, который обслуживал машину Роды в ночь на шестнадцатое июня.
   — Когда она приехала к вам на станцию? — спросил Лукас.
   — В час сорок пять, — ответил Лейн.
   — Что она делала?
   — Сидела за рулем машины «шевроле».
   — Какая неисправность была у автомобиля?
   — Спустила правая задняя покрышка.
   — Что предприняла обвиняемая?
   — Завела машину на территорию станции и попросила меня сменить покрышку.
   — Как вы поступили?
   — Заменил колесо на запасное. И только потом заметил, что и у этого колеса камера спущена. До меня донесся тихий свист — из камеры выходил воздух.
   — Что вы предприняли?
   — Она попросила поставить ей новое колесо, что я и сделал.