Страница:
– Каннибал в самом сердце Лондона! Наверняка, какой-нибудь псих, сбежавший из сумасшедшего дома.
– Вовсе нет, Ватсон. Его имя Генри Кардвелл. Это уважаемый банкир, который живет в роскошной квартире в самом центре города.
– Но как же тогда это чудовище объяснило свой поступок?
– Он удивленно посмотрел на пожарных и промолвил: «Скажите же мне, наконец, что здесь происходит?» – будто только очнулся ото сна.
– Что могло толкнуть его на такое чудовищное преступление? Может, он убил из ревности?
– Сомневаюсь. Соседи утверждают, что супруги жили в мире и согласии. Никогда не ругались. Да и проблем у них, кажется, никаких не было. Они жили счастливо, были окружены любовью близких и не знали недостатка в деньгах.
Холмс повернулся к камину.
– Вы говорили о двух убийствах, Холмс. Какое второе?
Сыщик заколебался, опять остановленный на полпути к коробке со шприцами.
– Оно так же ужасно, как и первое. Пожилой мужчина пришел к своим соседям, супружеской паре шестидесяти лет, Эмме и Джеймсу Варне, с которыми в тот день собирался играть в бридж. Он долго стучал в дверь, без всякого результата. Заволновавшись, он сообщил в полицию, которая обнаружила старого Джеймса Барнса распростертым в углу комнаты. Его рот был широко раскрыт, будто он собирался закричать. С ног до головы он был покрыт засохшей кровью. В кровати лежала его жена, или то, что от нее осталось. Стены комнаты были сплошь перепачканы кровью, так что было невозможно определить их первоначальный цвет. Тело несчастной оказалось искромсанным самым чудовищным образом. Орудие преступления, длинный кухонный нож, плавал в луже наполовину свернувшейся крови, рядом с кроватью. В углу комнаты нашли руку, судорожно сжимающую книгу. Это указывает на то, что несчастную женщину застали врасплох за чтением книги.
– Вы думаете, что и это убийство – дело рук беглеца из Миллбэнк?
– Не имею ни малейшего представления, Ватсон. Я собираюсь провести собственное расследование, но в данный момент у меня есть дела поважнее.
Холмс взял коробку со шприцами и открыл ее. Я уже готов был протестовать, когда он протянул мне лист бумаги, сложенный в четыре раза, который он, должно быть, извлек из своей любимой коробочки. Тогда я понял, что он и не собирался принимать наркотики. Я развернул листок и прочел:
«Мистер Холмс, мне сказали, что вы единственный, кто может раскрыть эту тайну. Исчез еще один сирота. Он уже пятый. Это проделки дьявола или колдуна. Даже несчастный Маллиган повесился вчера, хотя был в полном здравии. Приходите сегодня в восемь вечера в церковь Сен-Джорджа. Я объясню вам, что происходит, расскажу все, что мне известно. Оденьтесь так, чтобы я могла легко вас узнать. Мое зрение сильно ухудшилось за последнее время. Прошу вас запастись терпением и подождать, пока я выйду вас встретить. У меня болят колени. Если я не найду вас, то буду ждать в самом темном углу, самом дальнем от входа в ризницу.
Умоляю вас помочь нам.
Прихожанка».
– Откуда эта мольба о помощи, Холмс?
– Мне принесли это сегодня утром на рассвете, незадолго перед тем, как я ушел. Я положил ее сюда, чтобы не потерять. Мой рабочий стол так завален…
С этим я был полностью согласен. Остальное казалось более мрачным. У меня не было времени его спрашивать. Он вырвал листок из моих рук и положил его в карман.
– Так идемте же! Уже половина восьмого. Мы не можем пропустить эту встречу.
Наш экипаж едва тащился. Густой, непроницаемый туман перекрывал нам путь. В надежде получить хоть какое-нибудь объяснение, я спросил:
– Я так понимаю, мы едем в церковь Сен-Джордж, Холмс?
– Точно, Ватсон. Там мы встретимся с верующей в возрасте семидесяти лет, одетой в черное, с лицом, наполовину скрытым под черной вуалью, коленопреклоненной в молитве, со сложенными руками и губами, неслышно читающими молитвы. Ее руки дрожат, и она будто охвачена страхом перед аббатом. Уже долгое время она с ним близко общается. Вне сомнения, она очень любит свою работу. Она позволит нам совсем недолго побыть с нею, а затем, прихрамывая, исчезнет.
– Холмс! Это невероятно! Как вы смогли узнать так много из этого короткого письма?
– И вы бы смогли, Ватсон, если бы потрудились прочесть письмо более внимательно. Почерк указывает на человека пожилого, посмотрите, как написаны буквы «т» и «с». Этот вывод подтверждается и тем, что она пишет: «моё зрение уже не такое, как прежде». А то, что автор письма женщина, очевидно еще и потому, что она подписалась: «прихожанка».
– Как вы узнали, что она испытывает страх?
– Зачем же ей предпринимать все эти меры предосторожности, если бы она не боялась? Кроме того, она упоминает дьявола или колдуна, а они для нее – олицетворение крайнего ужаса.
– Разумеется… Но почему она боится аббата?
– Она будет ждать нас в месте, наиболее удаленном от ризницы. Значит, она боится, как бы аббат не увидел ее вместе с нами. Значит, она его боится.
– А кто же этот «несчастный Маллиган»?
– Откуда же мне знать, Ватсон! Какое-то доверенное лицо для второстепенных дел. Может, речь идет о слабоумном, поэтому его и называют «несчастный».
– Почему он повесился?
– Уж точно не от отчаяния, раз в письме говорится, что он был в прекрасной форме. Причина его самоубийства скорее всего страх.
– Но как вы узнали, что эта старушка находится на службе у аббата?
– Обычное предположение, вытекающее из контекста. Понятно, что она достаточно регулярно с ним общается, если знает его настолько, чтобы бояться. По ее манере выражаться видно, что она принадлежит к низкому социальному слою. Она не может быть никем иным, как помощником на службе у аббата.
– А кто эти сироты, о которых говорится в письме?
– Я нашел ответ в моем архиве, Ватсон. Речь идет о пяти ребятах, которые исчезли из учреждения, управляемого аббатом Полом Мередитом. Об этих исчезновениях сообщили в полицию и написали в разделе «Происшествия» в «Дейли ньюс». Вчера исчез последний из сирот.
9
10
11
– Вовсе нет, Ватсон. Его имя Генри Кардвелл. Это уважаемый банкир, который живет в роскошной квартире в самом центре города.
– Но как же тогда это чудовище объяснило свой поступок?
– Он удивленно посмотрел на пожарных и промолвил: «Скажите же мне, наконец, что здесь происходит?» – будто только очнулся ото сна.
– Что могло толкнуть его на такое чудовищное преступление? Может, он убил из ревности?
– Сомневаюсь. Соседи утверждают, что супруги жили в мире и согласии. Никогда не ругались. Да и проблем у них, кажется, никаких не было. Они жили счастливо, были окружены любовью близких и не знали недостатка в деньгах.
Холмс повернулся к камину.
– Вы говорили о двух убийствах, Холмс. Какое второе?
Сыщик заколебался, опять остановленный на полпути к коробке со шприцами.
– Оно так же ужасно, как и первое. Пожилой мужчина пришел к своим соседям, супружеской паре шестидесяти лет, Эмме и Джеймсу Варне, с которыми в тот день собирался играть в бридж. Он долго стучал в дверь, без всякого результата. Заволновавшись, он сообщил в полицию, которая обнаружила старого Джеймса Барнса распростертым в углу комнаты. Его рот был широко раскрыт, будто он собирался закричать. С ног до головы он был покрыт засохшей кровью. В кровати лежала его жена, или то, что от нее осталось. Стены комнаты были сплошь перепачканы кровью, так что было невозможно определить их первоначальный цвет. Тело несчастной оказалось искромсанным самым чудовищным образом. Орудие преступления, длинный кухонный нож, плавал в луже наполовину свернувшейся крови, рядом с кроватью. В углу комнаты нашли руку, судорожно сжимающую книгу. Это указывает на то, что несчастную женщину застали врасплох за чтением книги.
– Вы думаете, что и это убийство – дело рук беглеца из Миллбэнк?
– Не имею ни малейшего представления, Ватсон. Я собираюсь провести собственное расследование, но в данный момент у меня есть дела поважнее.
Холмс взял коробку со шприцами и открыл ее. Я уже готов был протестовать, когда он протянул мне лист бумаги, сложенный в четыре раза, который он, должно быть, извлек из своей любимой коробочки. Тогда я понял, что он и не собирался принимать наркотики. Я развернул листок и прочел:
«Мистер Холмс, мне сказали, что вы единственный, кто может раскрыть эту тайну. Исчез еще один сирота. Он уже пятый. Это проделки дьявола или колдуна. Даже несчастный Маллиган повесился вчера, хотя был в полном здравии. Приходите сегодня в восемь вечера в церковь Сен-Джорджа. Я объясню вам, что происходит, расскажу все, что мне известно. Оденьтесь так, чтобы я могла легко вас узнать. Мое зрение сильно ухудшилось за последнее время. Прошу вас запастись терпением и подождать, пока я выйду вас встретить. У меня болят колени. Если я не найду вас, то буду ждать в самом темном углу, самом дальнем от входа в ризницу.
Умоляю вас помочь нам.
Прихожанка».
– Откуда эта мольба о помощи, Холмс?
– Мне принесли это сегодня утром на рассвете, незадолго перед тем, как я ушел. Я положил ее сюда, чтобы не потерять. Мой рабочий стол так завален…
С этим я был полностью согласен. Остальное казалось более мрачным. У меня не было времени его спрашивать. Он вырвал листок из моих рук и положил его в карман.
– Так идемте же! Уже половина восьмого. Мы не можем пропустить эту встречу.
Наш экипаж едва тащился. Густой, непроницаемый туман перекрывал нам путь. В надежде получить хоть какое-нибудь объяснение, я спросил:
– Я так понимаю, мы едем в церковь Сен-Джордж, Холмс?
– Точно, Ватсон. Там мы встретимся с верующей в возрасте семидесяти лет, одетой в черное, с лицом, наполовину скрытым под черной вуалью, коленопреклоненной в молитве, со сложенными руками и губами, неслышно читающими молитвы. Ее руки дрожат, и она будто охвачена страхом перед аббатом. Уже долгое время она с ним близко общается. Вне сомнения, она очень любит свою работу. Она позволит нам совсем недолго побыть с нею, а затем, прихрамывая, исчезнет.
– Холмс! Это невероятно! Как вы смогли узнать так много из этого короткого письма?
– И вы бы смогли, Ватсон, если бы потрудились прочесть письмо более внимательно. Почерк указывает на человека пожилого, посмотрите, как написаны буквы «т» и «с». Этот вывод подтверждается и тем, что она пишет: «моё зрение уже не такое, как прежде». А то, что автор письма женщина, очевидно еще и потому, что она подписалась: «прихожанка».
– Как вы узнали, что она испытывает страх?
– Зачем же ей предпринимать все эти меры предосторожности, если бы она не боялась? Кроме того, она упоминает дьявола или колдуна, а они для нее – олицетворение крайнего ужаса.
– Разумеется… Но почему она боится аббата?
– Она будет ждать нас в месте, наиболее удаленном от ризницы. Значит, она боится, как бы аббат не увидел ее вместе с нами. Значит, она его боится.
– А кто же этот «несчастный Маллиган»?
– Откуда же мне знать, Ватсон! Какое-то доверенное лицо для второстепенных дел. Может, речь идет о слабоумном, поэтому его и называют «несчастный».
– Почему он повесился?
– Уж точно не от отчаяния, раз в письме говорится, что он был в прекрасной форме. Причина его самоубийства скорее всего страх.
– Но как вы узнали, что эта старушка находится на службе у аббата?
– Обычное предположение, вытекающее из контекста. Понятно, что она достаточно регулярно с ним общается, если знает его настолько, чтобы бояться. По ее манере выражаться видно, что она принадлежит к низкому социальному слою. Она не может быть никем иным, как помощником на службе у аббата.
– А кто эти сироты, о которых говорится в письме?
– Я нашел ответ в моем архиве, Ватсон. Речь идет о пяти ребятах, которые исчезли из учреждения, управляемого аббатом Полом Мередитом. Об этих исчезновениях сообщили в полицию и написали в разделе «Происшествия» в «Дейли ньюс». Вчера исчез последний из сирот.
9
Экипаж остановился у церкви Сен-Джордж. Мы расплатились с кучером и отпустили его. Шпиц колокольни терялся в тумане. Несколько сточных желобов нависли над нами, будто наблюдая за каждым нашим шагом. Действительно, нужно иметь вескую причину, чтобы прийти в подобное место. Одолеваемые внезапным любопытством, мы толкнули тяжелую дверь, которая издала зловещий скрип. Затхлый запах свечей и ладана наполнял ледяную атмосферу храма. Здесь было холоднее, чем снаружи. Наше дыхание, казалось, застывало, едва сорвавшись с губ. Мы бесшумно шли по главному проходу. Холмс заметил вход в ризницу и пошел в противоположную от него сторону.
Спустя мгновение мы увидели маленькую старушонку, внешность которой полностью соответствовала описанию, данному моим другом. Несмотря на то, что было очень темно, она заметила нас и обернулась. Ее лицо скрывала черная вуаль, как будто она носила траур.
– Хвала Господу, вы пришли! – прошептала она едва слышно.
Мы присели рядом с ней на скамеечку для молитвы, полностью обратившись в слух.
– Кто из вас мистер Шерлок Холмс? – спросила она, вздохнув.
Мы представились. Она успокоилась и стала говорить низким голосом, уткнув нос в молитвенник.
– Из приюта исчезли пятеро сирот. А с тех пор, как повесился Маллиган…
– Кто такой Маллиган? – спросил Холмс. Могильщик. Юродивый, он копал могилы по просьбе прихода. Также он был подручным господина аббата. Он любил господина аббата. Он был готов сделать для него все.
– Почему вы боитесь аббата Пола Мередита?
Старушка вздрогнула.
– Тише вы, несчастные, нас могут услышать. Но… как вы узнали?
– Просто сделал такой вывод. Вы подозреваете аббата в чем-то, не так ли?
Святоша несколько раз перекрестилась.
– Господин аббат бывает иногда слишком строг.
– Какая связь между исчезнувшими детьми и аббатом?
– Он… их очень любил.
Ее слова едва можно было различить, будто она хотела поскорее забыть то, что только что произнесла.
– Что вы имеете в виду? – продолжал Холмс. Старушка поднялась и несколько раз торопливо перекрестилась.
– Я больше ничего не знаю, мистер Холмс. Да поможет вам Бог победить сатану.
И она ушла, прихрамывая – в точности так, как предсказывал Холмс. Ее торопливые шаги затихли сразу после того, как раздался жалобный скрип входной двери.
– Ну и чего мы этим добились? – спросил я у Холмса. – Она страшно боится. А ведь наверняка могла бы рассказать нам намного больше.
– Я считаю, что мы узнали очень много, Ватсон. Вы видели, с какой скоростью она покинула нас, как только мы стали расспрашивать ее об аббате? Из ее поведения мы узнаем намного больше, чем из самых продолжительных дискуссий. Необходимо навестить этого Пола Мередита.
Ночь вступила в свои права. Густой ледяной туман завладел городом. Случайный прохожий объяснил, как пройти к дому аббата: направо до перекрестка, первый поворот направо, а потом второй налево. Заблудиться невозможно. Идти всего пять минут.
Проплутав три четверти часа в густом тумане, мы наконец нашли дом аббата. Холмс несколько раз постучал молоточком.
Церковные часы пробили девять, когда аббат открыл нам дверь. Он был высокого роста, сухого телосложения, немного сутулый. Его глаза, как две жемчужины, сверкали на напряженном лице. Тонкие бледные губы делали его шероховатое лицо на редкость выразительным. Мужчина был явно настороже.
– Кто вы? Что вам надо?
– Меня зовут Шерлок Холмс, а это мой товарищ доктор Ватсон. Мы исследуем дело об исчезновении пяти сирот из ордена вашего высочества.
Холмс мог говорить с большим апломбом, когда это было необходимо. Дверь широко распахнулась. Выражение лица аббата сменилось на прямо противоположное. Голос зазвучал чрезвычайно приветливо.
– Простите мне мою подозрительность, господа, но ввиду всего, что сейчас происходит… Добро пожаловать. Я от всей души надеюсь, что вы как можно скорее разгадаете эту загадку и развеете страхи моих прихожан.
Пол Мередит проводил нас в гостиную, обставленную ветхой и скудной мебелью. В центре комнаты возвышался аналой, на котором лежала библия. Никаких украшений, никакой показухи. Распятие на белой стене.
– Вам известно, что толкнуло несчастного Маллигана на самоубийство? – не мешкая, спросил Холмс.
– Нет, не известно, Казалось, будто он чего-то страшно боится. Я не мог даже подойти к нему. Это шок для меня. Но почему вы спрашиваете меня об этом?
Холмс сделал таинственный жест.
– Мы ведем расследование этого дела. Какие отношения связывали вас с мальчиком?
– Я взял его под свою опеку. Я помогал ему всем, чем мог. Он отвечал мне взаимностью. Его отношение ко мне было искренним и лишенным всякого расчета.
– Когда вы в последний раз видели мальчика, который исчез вчера?
– Он служил во время мессы по случаю кончины одного из наших прихожан. Он пел в хоре и исчез в конце церемонии. Я это не сразу заметил.
Пол Мередит указал на два стула.
– Присядьте, господа, так нам будет удобнее беседовать.
Холмс не принял его приглашения.
– Это вовсе не обязательно. Я всего лишь задам вам несколько вопросов. Что обычно происходит после религиозной церемонии?
Аббат, казалось, был сбит с толку.
– Гроб заколачивают и опускают в землю.
– Кто этим занимается?
– Маллиган.
– Где заколачивают гроб?
– В ризнице, разумеется.
– Мальчик мог уйти из церкви никем не замеченным?
– Нет. Здесь всего два выхода: ризница и главный вход. При входе раздается звон колокольчика. Его бы обязательно увидели, тем более в его платье.
– Значит, мальчик мог уйти только из ризницы. Вы спрашивали Маллигана?
– Я его не видел. Он исчез сразу после того, как заколотил гроб. Некоторое время спустя после церемонии мы обнаружили его в его комнате. Он повесился.
Холмс направился к двери.
– Одевайтесь, мы выходим!
– У вас есть сомнения?
– Нет, теперь мне все ясно.
Он обернулся к аббату:
– Вы можете проводить нас на кладбище?
Вооружившись лампами, мы через несколько минут пришли на кладбище. Мои нервы были натянуты, как струны. Внезапный вопль прорвал тишину и заставил меня остолбенеть от ужаса. Инстинктивно я схватил руку моего друга. Он изумленно посмотрел на меня.
– Возьмите себя в руки, старина! Вы что, испугались этой несчастной совы? То, что вы вскоре увидите, будет гораздо страшнее.
Туман придавал кладбищу призрачный и устрашающий вид. Из тумана то там, то здесь выплывали кресты. Такие места известны своей ужасной неподвижностью, тишиной, которая внушает ужас и непостижимость. Мое тело охватила сильная дрожь, которую я не в силах был унять. И не только холод был тому причиной. Все мое существо сжалось от дурного предчувствия и отказывалось смотреть на то, что предстояло увидеть.
Холмс повернулся к аббату.
– Вы знаете, где Маллиган хранил инструменты?
Пол Мередит иссохшей рукой указал перед собой.
Мой друг исчез в тумане. Через несколько мгновений он вернулся с двумя заступами и протянул один из них мне.
– Держите, Ватсон! Немного физической работы поможет вам согреться. Вы весь дрожите.
Он повернулся к аббату, лицо которого при свете лампы было бледнее воска.
– Где самая свежая могила?
– Что… что вы собираетесь делать, мистер Холмс? – пробормотал аббат.
– Заставлю говорить мертвых.
Аббат перекрестился и проводил нас к холмику из свежей земли, на котором возвышался простой крест, еще не покрытый мхом. Холмс уперся и повалил крест.
Лицо Пола Мередита исказилось.
– У вас нет на это права. Это противоречит всем религиозным принципам.
– Возможно, но это отвечает нуждам моего расследования.
Аббат внезапно взмахнул распятием в сторону Холмса:
– Vade retro, satanas! Осквернитель! Это надругательство! Вы… вы…
Его голос стих, когда раздался первый удар заступа о грязную землю.
Спустя полчаса изнурительной работы нам удалось извлечь гроб из его топкого и грязного обиталища. Аббат, мертвенно-бледный, дрожа, стоял на коленях на голой земле и неслышно возносил к небу молитвы, истово покрывая себя крестными знамениями. Его руки дрожали, лицо искажала гримаса ужаса.
Холмс смахнул землю с крышки гроба. Мы увидели перевернутый крест. Мои ноги подкосились. Холмс откинул крышку гроба, работая заступом, как рычагом. Я отвел глаза, боясь увидеть зрелище, которое не в силах буду перенести. Холмс поднес к гробу лампу.
– Ватсон! Идите сюда! Это ужасно. Еще хуже, чем вы себе представляли.
Я собрал все свое мужество, чтобы посмотреть на жуткое содержимое гроба. Мои ноги вдруг перестали чувствовать землю, а рассудок что-либо воспринимать.
Я лежал на земле. Холмс склонился надо мной. Заметив, что я очнулся, он убрал руку.
– Простите меня за эти несколько пощечин, Ватсон. Я был вынужден прибегнуть к ним, ведь вы потеряли сознание. Вы увидели это, – добавил он, указав на раскрытый гроб.
Я по-прежнему был в шоке и не мог говорить. О да, я видел это! Ребенок, одетый в платье мальчика из церковного хора, с кляпом во рту, со связанными руками и ногами, был привязан к старцу с зеленоватой, разложившейся кожей. Было непросто стереть из памяти эту отвратительную картину.
Наконец я смог подняться. Аббат склонился над гробом, как птица, принесшая зловещее предзнаменование. Он неслышно бормотал молитвы, будто потеряв разум.
Холмс извлек ребенка из гроба и внимательно осмотрел его.
– На теле нет ни единого повреждения. Он даже не был отравлен, это было бы видно по выражению лица. Рот заткнули кляпом, чтобы он не кричал. Руки и ноги связали, и он не мог пошевелиться. Ужас и сейчас можно прочесть в его глазах.
Холмс выдержал небольшую паузу.
– Этот несчастный ребенок был погребен заживо.
Спустя мгновение мы увидели маленькую старушонку, внешность которой полностью соответствовала описанию, данному моим другом. Несмотря на то, что было очень темно, она заметила нас и обернулась. Ее лицо скрывала черная вуаль, как будто она носила траур.
– Хвала Господу, вы пришли! – прошептала она едва слышно.
Мы присели рядом с ней на скамеечку для молитвы, полностью обратившись в слух.
– Кто из вас мистер Шерлок Холмс? – спросила она, вздохнув.
Мы представились. Она успокоилась и стала говорить низким голосом, уткнув нос в молитвенник.
– Из приюта исчезли пятеро сирот. А с тех пор, как повесился Маллиган…
– Кто такой Маллиган? – спросил Холмс. Могильщик. Юродивый, он копал могилы по просьбе прихода. Также он был подручным господина аббата. Он любил господина аббата. Он был готов сделать для него все.
– Почему вы боитесь аббата Пола Мередита?
Старушка вздрогнула.
– Тише вы, несчастные, нас могут услышать. Но… как вы узнали?
– Просто сделал такой вывод. Вы подозреваете аббата в чем-то, не так ли?
Святоша несколько раз перекрестилась.
– Господин аббат бывает иногда слишком строг.
– Какая связь между исчезнувшими детьми и аббатом?
– Он… их очень любил.
Ее слова едва можно было различить, будто она хотела поскорее забыть то, что только что произнесла.
– Что вы имеете в виду? – продолжал Холмс. Старушка поднялась и несколько раз торопливо перекрестилась.
– Я больше ничего не знаю, мистер Холмс. Да поможет вам Бог победить сатану.
И она ушла, прихрамывая – в точности так, как предсказывал Холмс. Ее торопливые шаги затихли сразу после того, как раздался жалобный скрип входной двери.
– Ну и чего мы этим добились? – спросил я у Холмса. – Она страшно боится. А ведь наверняка могла бы рассказать нам намного больше.
– Я считаю, что мы узнали очень много, Ватсон. Вы видели, с какой скоростью она покинула нас, как только мы стали расспрашивать ее об аббате? Из ее поведения мы узнаем намного больше, чем из самых продолжительных дискуссий. Необходимо навестить этого Пола Мередита.
Ночь вступила в свои права. Густой ледяной туман завладел городом. Случайный прохожий объяснил, как пройти к дому аббата: направо до перекрестка, первый поворот направо, а потом второй налево. Заблудиться невозможно. Идти всего пять минут.
Проплутав три четверти часа в густом тумане, мы наконец нашли дом аббата. Холмс несколько раз постучал молоточком.
Церковные часы пробили девять, когда аббат открыл нам дверь. Он был высокого роста, сухого телосложения, немного сутулый. Его глаза, как две жемчужины, сверкали на напряженном лице. Тонкие бледные губы делали его шероховатое лицо на редкость выразительным. Мужчина был явно настороже.
– Кто вы? Что вам надо?
– Меня зовут Шерлок Холмс, а это мой товарищ доктор Ватсон. Мы исследуем дело об исчезновении пяти сирот из ордена вашего высочества.
Холмс мог говорить с большим апломбом, когда это было необходимо. Дверь широко распахнулась. Выражение лица аббата сменилось на прямо противоположное. Голос зазвучал чрезвычайно приветливо.
– Простите мне мою подозрительность, господа, но ввиду всего, что сейчас происходит… Добро пожаловать. Я от всей души надеюсь, что вы как можно скорее разгадаете эту загадку и развеете страхи моих прихожан.
Пол Мередит проводил нас в гостиную, обставленную ветхой и скудной мебелью. В центре комнаты возвышался аналой, на котором лежала библия. Никаких украшений, никакой показухи. Распятие на белой стене.
– Вам известно, что толкнуло несчастного Маллигана на самоубийство? – не мешкая, спросил Холмс.
– Нет, не известно, Казалось, будто он чего-то страшно боится. Я не мог даже подойти к нему. Это шок для меня. Но почему вы спрашиваете меня об этом?
Холмс сделал таинственный жест.
– Мы ведем расследование этого дела. Какие отношения связывали вас с мальчиком?
– Я взял его под свою опеку. Я помогал ему всем, чем мог. Он отвечал мне взаимностью. Его отношение ко мне было искренним и лишенным всякого расчета.
– Когда вы в последний раз видели мальчика, который исчез вчера?
– Он служил во время мессы по случаю кончины одного из наших прихожан. Он пел в хоре и исчез в конце церемонии. Я это не сразу заметил.
Пол Мередит указал на два стула.
– Присядьте, господа, так нам будет удобнее беседовать.
Холмс не принял его приглашения.
– Это вовсе не обязательно. Я всего лишь задам вам несколько вопросов. Что обычно происходит после религиозной церемонии?
Аббат, казалось, был сбит с толку.
– Гроб заколачивают и опускают в землю.
– Кто этим занимается?
– Маллиган.
– Где заколачивают гроб?
– В ризнице, разумеется.
– Мальчик мог уйти из церкви никем не замеченным?
– Нет. Здесь всего два выхода: ризница и главный вход. При входе раздается звон колокольчика. Его бы обязательно увидели, тем более в его платье.
– Значит, мальчик мог уйти только из ризницы. Вы спрашивали Маллигана?
– Я его не видел. Он исчез сразу после того, как заколотил гроб. Некоторое время спустя после церемонии мы обнаружили его в его комнате. Он повесился.
Холмс направился к двери.
– Одевайтесь, мы выходим!
– У вас есть сомнения?
– Нет, теперь мне все ясно.
Он обернулся к аббату:
– Вы можете проводить нас на кладбище?
Вооружившись лампами, мы через несколько минут пришли на кладбище. Мои нервы были натянуты, как струны. Внезапный вопль прорвал тишину и заставил меня остолбенеть от ужаса. Инстинктивно я схватил руку моего друга. Он изумленно посмотрел на меня.
– Возьмите себя в руки, старина! Вы что, испугались этой несчастной совы? То, что вы вскоре увидите, будет гораздо страшнее.
Туман придавал кладбищу призрачный и устрашающий вид. Из тумана то там, то здесь выплывали кресты. Такие места известны своей ужасной неподвижностью, тишиной, которая внушает ужас и непостижимость. Мое тело охватила сильная дрожь, которую я не в силах был унять. И не только холод был тому причиной. Все мое существо сжалось от дурного предчувствия и отказывалось смотреть на то, что предстояло увидеть.
Холмс повернулся к аббату.
– Вы знаете, где Маллиган хранил инструменты?
Пол Мередит иссохшей рукой указал перед собой.
Мой друг исчез в тумане. Через несколько мгновений он вернулся с двумя заступами и протянул один из них мне.
– Держите, Ватсон! Немного физической работы поможет вам согреться. Вы весь дрожите.
Он повернулся к аббату, лицо которого при свете лампы было бледнее воска.
– Где самая свежая могила?
– Что… что вы собираетесь делать, мистер Холмс? – пробормотал аббат.
– Заставлю говорить мертвых.
Аббат перекрестился и проводил нас к холмику из свежей земли, на котором возвышался простой крест, еще не покрытый мхом. Холмс уперся и повалил крест.
Лицо Пола Мередита исказилось.
– У вас нет на это права. Это противоречит всем религиозным принципам.
– Возможно, но это отвечает нуждам моего расследования.
Аббат внезапно взмахнул распятием в сторону Холмса:
– Vade retro, satanas! Осквернитель! Это надругательство! Вы… вы…
Его голос стих, когда раздался первый удар заступа о грязную землю.
Спустя полчаса изнурительной работы нам удалось извлечь гроб из его топкого и грязного обиталища. Аббат, мертвенно-бледный, дрожа, стоял на коленях на голой земле и неслышно возносил к небу молитвы, истово покрывая себя крестными знамениями. Его руки дрожали, лицо искажала гримаса ужаса.
Холмс смахнул землю с крышки гроба. Мы увидели перевернутый крест. Мои ноги подкосились. Холмс откинул крышку гроба, работая заступом, как рычагом. Я отвел глаза, боясь увидеть зрелище, которое не в силах буду перенести. Холмс поднес к гробу лампу.
– Ватсон! Идите сюда! Это ужасно. Еще хуже, чем вы себе представляли.
Я собрал все свое мужество, чтобы посмотреть на жуткое содержимое гроба. Мои ноги вдруг перестали чувствовать землю, а рассудок что-либо воспринимать.
Я лежал на земле. Холмс склонился надо мной. Заметив, что я очнулся, он убрал руку.
– Простите меня за эти несколько пощечин, Ватсон. Я был вынужден прибегнуть к ним, ведь вы потеряли сознание. Вы увидели это, – добавил он, указав на раскрытый гроб.
Я по-прежнему был в шоке и не мог говорить. О да, я видел это! Ребенок, одетый в платье мальчика из церковного хора, с кляпом во рту, со связанными руками и ногами, был привязан к старцу с зеленоватой, разложившейся кожей. Было непросто стереть из памяти эту отвратительную картину.
Наконец я смог подняться. Аббат склонился над гробом, как птица, принесшая зловещее предзнаменование. Он неслышно бормотал молитвы, будто потеряв разум.
Холмс извлек ребенка из гроба и внимательно осмотрел его.
– На теле нет ни единого повреждения. Он даже не был отравлен, это было бы видно по выражению лица. Рот заткнули кляпом, чтобы он не кричал. Руки и ноги связали, и он не мог пошевелиться. Ужас и сейчас можно прочесть в его глазах.
Холмс выдержал небольшую паузу.
– Этот несчастный ребенок был погребен заживо.
10
В ночь, последовавшую за этой ужасной находкой, я был разбужен звуком приглушенных шагов в гостиной. Квартира была погружена во тьму. Я поднялся, стараясь изо всех сил, чтобы доски пола не скрипели, прихватил трость и приоткрыл дверь гостиной.
Незнакомец при свете луны рассматривал кабинет Холмса. Несколько мгновений я наблюдал за его странными действиями. Казалось, он ищет что-то определенное.
Я резко распахнул дверь. Незнакомец развернулся на пятках и застыл в растерянности.
– Черт возьми, Ватсон, ну и напугали же вы меня!
– Холмс, это вы?
– Кто же еще, по-вашему?
– Но что вы тут делаете в темноте?
– Я собираюсь уходить и не хотел вас будить.
– В столь поздний час?
Было, должно быть, два или три часа ночи.
– Это время как нельзя лучше подходит для того, что я собираюсь сделать.
– Но что вы ищете?
– Инструмент для чистки трубки. Ах, вот он. Не хотите составить мне компанию? Обещаю, прогулка будет весьма поучительная.
– Нет, спасибо. Я предпочитаю немного отдохнуть. После всего, что нам недавно пришлось пережить…
Холмс вышел. Я вернулся в постель и почти тотчас заснул.
Мой друг вернулся на Бейкер-стрит поздним утром. Он казался уставшим, но очень довольным. На мгновение он уселся в кресло, но затем сразу поднялся и принялся мерить гостиную огромными шагами, будто его рассудок приказал ему выполнить это упражнение.
– Я был у Кардвелла, – сказал он.
– Кардвелл?
– Банкир-каннибал, вы ведь слышали о нем.
– Ах да. Добропорядочный господин, который зажарил в камине собственную жену.
– Так, по крайней мере, считает полиция. Мне удалось проникнуть в квартиру Кардвелла. Это было не так-то просто. Пришлось подождать, пока сторож заснет. Но мой инструмент для чистки трубки при правильном обращении может творить чудеса. Так что я просто взломал замок. В квартире еще не убирали. Над камином я увидел перевернутый крест, нарисованный кровью.
– Стало быть, это своеобразная подпись убийцы. Это дело наверняка связано с другими.
Холмс продолжал свой рассказ, не обратив ни малейшего внимания на мое замечание.
– После этого я вернулся в морг. Это местечко и днем-то не слишком веселое, а уж ночью…
Он вздохнул и вытаращил глаза, будто еще не оправившись от ночного визита.
– Вы пользовались вашим… инструментом для чистки трубки?
– Почти не пришлось. Войти было очень легко. Я там уже почти завсегдатай. Я сразу же нашел труп Эммы Варне.
– Пожилой женщины, изрубленной в собственной постели?
– Совершенно верно. Вы помните статью в «Дэйли Ньюс»? Там упоминалось, что женщину ударили в лицо. Полиция определила, что удар был нанесен после смерти. Мне захотелось поближе взглянуть на этот след.
– Опять перевернутый крест?
– Да. Его нанесли на лоб с помощью заостренного ножа или чего-то похожего.
– Полиция этого не заметила?
Холмс внезапно прекратил вышагивать и сел в кресло напротив меня.
– Конечно, заметила. Я должен был догадаться. Уверенный в этих последних уликах, я нанес визит нашему другу Лестрейду. Я рассказал ему о своих находках, не открывая, однако, способа, которым я их раздобыл.
– Какова была его реакция?
– Синдром Булбала.
– Простите, что вы сказали?
– Вы никогда не слышали о деле Булбала?
– Ну…
– Аттила Булбала был преступником, который действовал в начале века в самых бедных кварталах Лондона. Старый кузнец погрузился в пьянство и разбой. Он подкарауливал своих жертв в закоулках пустынных улиц и оглушал их ударом молотка, а затем снимал с них кожу.
– Не слишком деликатно.
– Такая уж у него была особенность.
– Какая связь с нашим делом?
– Дайте мне закончить рассказ. В то время эта история наделала много шума. Уже потеряли счет несчастным, которых находили по утрам с разбитым черепом и мозгами, стекающими в сточный канал. Эти убийства затмили все остальные и почти стали модой. Во всяком преступлении обвиняли Булбала. Идеальный козел отпущения. Но однажды его задержали и осудили. И что вы думаете – его признали виновным лишь в пяти преступлениях из нескольких десятков, которые ему приписывали. Полиции наконец пришлось признать очевидное: у Булбала были конкуренты. Люди решали свои разногласия ударом молотка и обвиняли во всем Булбала. Будто случайно, как только Булбала был повешен, убийства с молотком прекратились.
– Но я все еще не понимаю…
– Лестрейд полагает, что последние убийства укладываются в ту же схему. Беглецу из Миллбэнк, тому самому Дьюэну, пришла в голову прекрасная мысль пометить свою жертву перевернутым крестом. Пресса не преминула разнести эту весть по всему городу. И вот убийцы всех мастей следуют его примеру. Лестрейд не видит в этих убийствах ничего общего, кроме того, что убийцы хотят, чтобы подозрение пало на Дьюэна.
– Вы верите в это?
– Нет. Эти убийства роднит жестокость, с которой они совершены. Я уверен, что это дело рук одного и того же человека. Находящегося, возможно, под действием…
Лицо Холмса стало очень серьезным.
– Но кому помешали мальчуган, сироты, беззащитная пожилая женщина и супруга добропорядочного банкира?
Незнакомец при свете луны рассматривал кабинет Холмса. Несколько мгновений я наблюдал за его странными действиями. Казалось, он ищет что-то определенное.
Я резко распахнул дверь. Незнакомец развернулся на пятках и застыл в растерянности.
– Черт возьми, Ватсон, ну и напугали же вы меня!
– Холмс, это вы?
– Кто же еще, по-вашему?
– Но что вы тут делаете в темноте?
– Я собираюсь уходить и не хотел вас будить.
– В столь поздний час?
Было, должно быть, два или три часа ночи.
– Это время как нельзя лучше подходит для того, что я собираюсь сделать.
– Но что вы ищете?
– Инструмент для чистки трубки. Ах, вот он. Не хотите составить мне компанию? Обещаю, прогулка будет весьма поучительная.
– Нет, спасибо. Я предпочитаю немного отдохнуть. После всего, что нам недавно пришлось пережить…
Холмс вышел. Я вернулся в постель и почти тотчас заснул.
Мой друг вернулся на Бейкер-стрит поздним утром. Он казался уставшим, но очень довольным. На мгновение он уселся в кресло, но затем сразу поднялся и принялся мерить гостиную огромными шагами, будто его рассудок приказал ему выполнить это упражнение.
– Я был у Кардвелла, – сказал он.
– Кардвелл?
– Банкир-каннибал, вы ведь слышали о нем.
– Ах да. Добропорядочный господин, который зажарил в камине собственную жену.
– Так, по крайней мере, считает полиция. Мне удалось проникнуть в квартиру Кардвелла. Это было не так-то просто. Пришлось подождать, пока сторож заснет. Но мой инструмент для чистки трубки при правильном обращении может творить чудеса. Так что я просто взломал замок. В квартире еще не убирали. Над камином я увидел перевернутый крест, нарисованный кровью.
– Стало быть, это своеобразная подпись убийцы. Это дело наверняка связано с другими.
Холмс продолжал свой рассказ, не обратив ни малейшего внимания на мое замечание.
– После этого я вернулся в морг. Это местечко и днем-то не слишком веселое, а уж ночью…
Он вздохнул и вытаращил глаза, будто еще не оправившись от ночного визита.
– Вы пользовались вашим… инструментом для чистки трубки?
– Почти не пришлось. Войти было очень легко. Я там уже почти завсегдатай. Я сразу же нашел труп Эммы Варне.
– Пожилой женщины, изрубленной в собственной постели?
– Совершенно верно. Вы помните статью в «Дэйли Ньюс»? Там упоминалось, что женщину ударили в лицо. Полиция определила, что удар был нанесен после смерти. Мне захотелось поближе взглянуть на этот след.
– Опять перевернутый крест?
– Да. Его нанесли на лоб с помощью заостренного ножа или чего-то похожего.
– Полиция этого не заметила?
Холмс внезапно прекратил вышагивать и сел в кресло напротив меня.
– Конечно, заметила. Я должен был догадаться. Уверенный в этих последних уликах, я нанес визит нашему другу Лестрейду. Я рассказал ему о своих находках, не открывая, однако, способа, которым я их раздобыл.
– Какова была его реакция?
– Синдром Булбала.
– Простите, что вы сказали?
– Вы никогда не слышали о деле Булбала?
– Ну…
– Аттила Булбала был преступником, который действовал в начале века в самых бедных кварталах Лондона. Старый кузнец погрузился в пьянство и разбой. Он подкарауливал своих жертв в закоулках пустынных улиц и оглушал их ударом молотка, а затем снимал с них кожу.
– Не слишком деликатно.
– Такая уж у него была особенность.
– Какая связь с нашим делом?
– Дайте мне закончить рассказ. В то время эта история наделала много шума. Уже потеряли счет несчастным, которых находили по утрам с разбитым черепом и мозгами, стекающими в сточный канал. Эти убийства затмили все остальные и почти стали модой. Во всяком преступлении обвиняли Булбала. Идеальный козел отпущения. Но однажды его задержали и осудили. И что вы думаете – его признали виновным лишь в пяти преступлениях из нескольких десятков, которые ему приписывали. Полиции наконец пришлось признать очевидное: у Булбала были конкуренты. Люди решали свои разногласия ударом молотка и обвиняли во всем Булбала. Будто случайно, как только Булбала был повешен, убийства с молотком прекратились.
– Но я все еще не понимаю…
– Лестрейд полагает, что последние убийства укладываются в ту же схему. Беглецу из Миллбэнк, тому самому Дьюэну, пришла в голову прекрасная мысль пометить свою жертву перевернутым крестом. Пресса не преминула разнести эту весть по всему городу. И вот убийцы всех мастей следуют его примеру. Лестрейд не видит в этих убийствах ничего общего, кроме того, что убийцы хотят, чтобы подозрение пало на Дьюэна.
– Вы верите в это?
– Нет. Эти убийства роднит жестокость, с которой они совершены. Я уверен, что это дело рук одного и того же человека. Находящегося, возможно, под действием…
Лицо Холмса стало очень серьезным.
– Но кому помешали мальчуган, сироты, беззащитная пожилая женщина и супруга добропорядочного банкира?
11
– Миссис Хадсон! – взревел мой товарищ, будто ошпаренный.
Та, к кому он обращался, вздрогнула и выронила стопку бумаг, которую держала в руках. Холмс был крайне раздражен.
– Что это вы делаете? – продолжил он тоном инквизитора, обращающегося к еретику.
Бедная женщина, боясь проронить слово, стояла среди груды бумаг, газет и искромсанных журналов.
– Я… я делаю уборку, мистер Холмс. Я собиралась бросить эти старые бумаги в огонь…
– В огонь? Несчастная, и не думайте об этом! Вы в момент уничтожите недели кропотливой работы.
Она растерянно посмотрела вокруг.
– Но здесь столько бумаг…
– Разве не видно, что это – тематическая классификация?
– Что?
Нет, она этого не видела. Будто извиняясь, она дрожащей рукой протянула моему другу большой конверт, на котором было написано: «Шерлоку Холмсу, срочно».
– Я не собиралась сжигать все. Я хотела положить это вам на стол.
– Где вы это нашли?
– В… тематической куче. Я сразу узнал конверт.
– Это письмо, которое мэтр Олборн оставил для вас. Помните, он очень настаивал на том, чтобы вы прочли его.
Холмс протянул конверт мне.
– В таком случае я сделаю вам подарок, Ватсон. Но я вас уже предупреждал: не надейтесь найти в конверте дело века.
Холмс отпустил миссис Хадсон, поворчал немного и принялся разбирать бумаги, завалив почти весь пол.
Я открыл конверт. В нем лежало вводное письмо мэтра Олборна и экземпляр журнала «Фантастика»… Так вот оно что. Холмс оказался прав.
Журнал «Фантастика» уже много лет пытался конкурировать с журналом «Стрэнд», но безуспешно. В то время как «Стрэнд» имел колоссальный успех благодаря публикации приключений Шерлока Холмса, «Фантастика» пичкала своих немногочисленных читателей вымышленными историями с нездоровой интригой и сомнительной моралью. Я всегда задавался вопросом, кто может читать такую чушь.
Мне стало любопытно. Я пробежал глазами текст, отмеченный мэтром Олборном.
С первых же строк мой интерес возрос. Этот рассказ, хотя и чересчур сентиментальный, имел непосредственное отношение к бегству из Миллбэнк. Может ли идти речь о простом совпадении?
– Холмс, послушайте вот это!
– Эта миссис Хадсон сведет меня с ума. Как я теперь здесь разберусь?
– Журналист опубликовал в форме фельетона повесть, в которой утверждает, что обнаружил новую криминальную сеть.
– Она едва не бросила в огонь бесценные архивы…
– Этот журналист – Реджинальд Фостер! Мой друг прекратил разбирать бумаги.
– Фостер? Где вы о нем прочитали?
– В этом журнале.
Холмс вскочил и вырвал заметку у меня из рук.
– «Фантастика»? Это чья-то глупая шутка.
– Как же объяснить то, что эта шутка была напечатана за месяц до преступлений?
Скорчив гримасу отвращения, он пролистал журнал от начала до конца, затем от конца до начала. Он начал сомневаться.
– Не перескажете ли вы мне вкратце эту статью, Ватсон… прошу вас.
Холмс сел передо мной и сложил свои «бесценные архивы» в центре комнаты. Я начал:
– Фостер вел расследования в течение почти целого года в нижних социальных слоях Лондона. Он утверждает, что работал в непосредственном контакте с секретными службами.
Холмс почесал висок кончиком указательного пальца.
– М-м-м. Это объясняет многое. Продолжайте, Ватсон!
– Фостер упоминает серию чудовищных убийств, которые не раскрыты и по сей день. Журналист считает, что большинство этих преступлений совершены под действием высшей силы. Он считает, что ему удалось раскрыть секрет тайной организации, в которой какая-то женщина играет решающую роль.
Холмс, задумавшись, соединил кончики пальцев.
– Женщина? Фостер сообщил точную информацию, имена, места?
– Нет. Он только описал эту женщину: среднего роста, одета в черное, как вдова, с взглядом пифии. Он, напротив, предупреждает читателей, что изменил имена и названия мест, чтобы не вредить своему расследованию. Ему казалось, что вскоре он сделает очень важные открытия. И вот еще что. Ближайшее убийство должно совершиться в…
Та, к кому он обращался, вздрогнула и выронила стопку бумаг, которую держала в руках. Холмс был крайне раздражен.
– Что это вы делаете? – продолжил он тоном инквизитора, обращающегося к еретику.
Бедная женщина, боясь проронить слово, стояла среди груды бумаг, газет и искромсанных журналов.
– Я… я делаю уборку, мистер Холмс. Я собиралась бросить эти старые бумаги в огонь…
– В огонь? Несчастная, и не думайте об этом! Вы в момент уничтожите недели кропотливой работы.
Она растерянно посмотрела вокруг.
– Но здесь столько бумаг…
– Разве не видно, что это – тематическая классификация?
– Что?
Нет, она этого не видела. Будто извиняясь, она дрожащей рукой протянула моему другу большой конверт, на котором было написано: «Шерлоку Холмсу, срочно».
– Я не собиралась сжигать все. Я хотела положить это вам на стол.
– Где вы это нашли?
– В… тематической куче. Я сразу узнал конверт.
– Это письмо, которое мэтр Олборн оставил для вас. Помните, он очень настаивал на том, чтобы вы прочли его.
Холмс протянул конверт мне.
– В таком случае я сделаю вам подарок, Ватсон. Но я вас уже предупреждал: не надейтесь найти в конверте дело века.
Холмс отпустил миссис Хадсон, поворчал немного и принялся разбирать бумаги, завалив почти весь пол.
Я открыл конверт. В нем лежало вводное письмо мэтра Олборна и экземпляр журнала «Фантастика»… Так вот оно что. Холмс оказался прав.
Журнал «Фантастика» уже много лет пытался конкурировать с журналом «Стрэнд», но безуспешно. В то время как «Стрэнд» имел колоссальный успех благодаря публикации приключений Шерлока Холмса, «Фантастика» пичкала своих немногочисленных читателей вымышленными историями с нездоровой интригой и сомнительной моралью. Я всегда задавался вопросом, кто может читать такую чушь.
Мне стало любопытно. Я пробежал глазами текст, отмеченный мэтром Олборном.
С первых же строк мой интерес возрос. Этот рассказ, хотя и чересчур сентиментальный, имел непосредственное отношение к бегству из Миллбэнк. Может ли идти речь о простом совпадении?
– Холмс, послушайте вот это!
– Эта миссис Хадсон сведет меня с ума. Как я теперь здесь разберусь?
– Журналист опубликовал в форме фельетона повесть, в которой утверждает, что обнаружил новую криминальную сеть.
– Она едва не бросила в огонь бесценные архивы…
– Этот журналист – Реджинальд Фостер! Мой друг прекратил разбирать бумаги.
– Фостер? Где вы о нем прочитали?
– В этом журнале.
Холмс вскочил и вырвал заметку у меня из рук.
– «Фантастика»? Это чья-то глупая шутка.
– Как же объяснить то, что эта шутка была напечатана за месяц до преступлений?
Скорчив гримасу отвращения, он пролистал журнал от начала до конца, затем от конца до начала. Он начал сомневаться.
– Не перескажете ли вы мне вкратце эту статью, Ватсон… прошу вас.
Холмс сел передо мной и сложил свои «бесценные архивы» в центре комнаты. Я начал:
– Фостер вел расследования в течение почти целого года в нижних социальных слоях Лондона. Он утверждает, что работал в непосредственном контакте с секретными службами.
Холмс почесал висок кончиком указательного пальца.
– М-м-м. Это объясняет многое. Продолжайте, Ватсон!
– Фостер упоминает серию чудовищных убийств, которые не раскрыты и по сей день. Журналист считает, что большинство этих преступлений совершены под действием высшей силы. Он считает, что ему удалось раскрыть секрет тайной организации, в которой какая-то женщина играет решающую роль.
Холмс, задумавшись, соединил кончики пальцев.
– Женщина? Фостер сообщил точную информацию, имена, места?
– Нет. Он только описал эту женщину: среднего роста, одета в черное, как вдова, с взглядом пифии. Он, напротив, предупреждает читателей, что изменил имена и названия мест, чтобы не вредить своему расследованию. Ему казалось, что вскоре он сделает очень важные открытия. И вот еще что. Ближайшее убийство должно совершиться в…