- Да ну их.
Он с сигаретой во рту подошел к окну, посмотрел через окно и вздрогнул.
- Фаик, Фаик, сюда, быстрей!
Фаик подбежал.
- Кто это стоит там? Ты узнаешь его?
- Да. Нн-ет, как это... Это же Али...
На улице, почти под их окном, стоял Али. Он иногда поглядывал на окно Шаргии. Была заметна печаль в его взгляде.
- Ну... Тогда с кем она там шпилится?
- Не знаю? Точно, что не со мной.
- Слушай, хорош шутить, дело серьезное. Нам же сообщили, что Али с цветами вошел в блок.
- А мы же его не видели! Это соседний блок, откуда нам знать, зашел он в квартиру, или нет.
- Ладно, все, давай выяснять кто там.
Они тут же сообщили вниз, "своим", что личность объекта неизвестна. Пошла выясняловка. Секс еще продолжался минут десять, после чего все утихло, заиграла иранская мелодия, пела знаменитая Гугуш. Потом приглушенная беседа.
- С кем же она там, с кем?
Через час они прощались. Шаргия плакала, причем громко, просила не забывать ее. Чекисты засуетились. Выбежали из квартиры на улицу, подбежали к их блоку, стали ждать. И вот он, этот парень, выходит из парадной и направляется в сторону вокзала. Это был явно иранец, ее земляк, лет 20 не больше. Симпатичный, темненький, высокий паренек.
- Ну, вдова, а, соблазняет детей. За такое в СССР четвертуют.
- Да подожди, Фаик. Кто же он?
Парень сел в желтое такси и уехал.
Гуляев и Гусейнов еще минуты две постояли на холоде. Они ждали устную сводку сотрудников наружного наблюдения. Стоял безветренный нью-йоркский вечер. Снег молча падал на них, они переминались с ноги на ногу.
- Как в фильме Рязанова, надо меньше пить, надо меньше пить.
- Да, колотун.
К ним подбежал сотрудник "наружки" Амосов, тот самый элегантный молодой человек, следивший за Шаргией. На кепке и пальто лежали хлопья снега. Он был страшно удивлен, даже озадачен. После небольшой одышки изрек:
- Я не понял, ребята. Вы хоть знаете, кто это был?
- Нет. Ну и кто же он?
- Это ее сын. Наследник престола. Реза Пехлеви - младший. Как вам это?
Лица у чекистов вытянулись, у обоих были потерянные физиономии. Пауза.
- ...Это тот, который только что уехал?
- Да. И которого вы подслушали.
- Саш, это точно, ошибки нема?
- Век воли не видать. Это - сын. Я уже год топаю за ним, мне ли его не знать.
Гуляев и Гусейнов переглянулись.
- Ни хрена себе. Ты что нибудь понял?
-?...
Прошло минут 15. Они все еще вдвоем стояли на заснеженной улице Нью-Йорка. Говорить было не о чем. Даже снег был какой-то скучный, бесцветный, без искры. Снег был как - будто враждебно настроен против них. Они молча курили.
- Слушай, Фаик, у меня идея. Давай пойдем в русский ресторан на Манхеттене. Че - то мне пить захотелось. Да какого - нибудь русского блюда поесть хочу, пельмени или борща. Соскучился я по России. Не воспринимаю я хреновую заграницу. Вся гниль, мерзость и пошлость только здесь, за рубежом. Ничего святого. Лучше нашего советского дома нет нигде. Даже этот снег шепчет нам, мол, люди, езжайте ка к себе домой.
Гуляев разозлился, и сказав, '' ну что ж, сейчас всем будет не приятно', повернулся в сторону одного из небоскреб, где было полным полно народу и заорал во всю глотку, что есть мочи:
- Идите вы все на хуй, пидоразы, гандоны!!! Ебал я ваши законы и права!!! Пошли все на хуй!!!
На него с удивлением взглянули несколько местных прохожих, уступая дорогу, но они не поняли классическую русскую брань. Да и торопились они, не до этого им.
Гуляев и Гусейнов молча направились в русский ресторан пить водку, топая по глубокому снегу.
Таким образом, операция по выявлению 50 миллиардов иранских долларов с треском провалилась.
ГЛАВА 14
1982-й год. Поминки Брежнева
Этот материал основан на сообщении доверенного лица (не будем называть кого именно), присутствовавшего на поминках Леонида Ильича Брежнева, который был дан огласке много лет позже.
На поминках Брежнева сидел весь бомонд, весь цвет партийных работников СССР. Они сидели и молча скорбили, лица у них были такие печальные. Это очень грустная история. К Андропову нагнулся его соратник по КГБ небезызвестный Федорчук.
- Юрий Владимирович, может не надо а? Все - таки такой день, поминки все - таки.
- Мне лучше знать, что надо, а что нет. Этого Чурбанова надо наказать, пришло время платить за все. Это время всегда приходит.
- К - да...
- Ты что, не слушаешься что ли?
- Нет, нет!!! Будет исполнено.
- Выполнять.
Юрий Андропов замышлял тонкую и в то же время мерзкую (ну, как обычно), чекистскую операцию. Он думал про себя, ''нет, так мы целей гнусных не достигнем''.
А Федорчук в свою очередь боялся, это факт.
10 ноября 1982-го года скончался Леонид Ильич Брежнев. А уже через два дня, 12 ноября, в квартире Леонида Ильича в поселке Усово, что на Рублевском шоссе, сидели высокие гости, весь партаппарат СССР. Они ели и пили за упокой души Брежнева, которого похоронили сегодня днем. Во главе стола сидел Андропов, слева от него был Черненко, рядом с ним Громыко. Справа от Андропова сидел Щелоков, рядом его заместитель, Чурбанов, зять покойного. Недалеко от Чурбанова разместилась Валентина Терешкова, первая женщина-космонавт. Далее сидели Щербицкий, Куликов, Кунаев, короче говоря, вся политическая элита того поколения.
Все молча пьют. По правде говоря, многие делают вид что пьют, по настоящему пил только Юрий Чурбанов. Андропов зорко следил, кто как себя ведет. Глава МВД СССР Щелоков категорически не пил, ссылаясь на больной желудок. А Андропов в это время размышлял: '' Этот Щелоков думает, что он здесь ведя себя трезво зарабатывает передо мной очки. Думает, что отказавшись от водки он зарекомендует себя трезвым и серьезным человеком. Наверное умный стал. Дудки! Нет уж, поздно уже! Во-первых, я знаю что он старый алкаш, а во-вторых, его время уже подошло. Пора его снимать. Все надо делать своевременно''.
Юрий Чурбанов вошел в комнату разбитый и подавленный. Еще бы! Теперь, после смерти его тестя, положение становится шатким. Кому он теперь нужен? Бездарный, тупой, к тому же успел себе нажить много врагов. Что же делать? Ему становилось страшно. Все краски жизни вдруг резко стали для него черного цвета. Но выпив поллитра посольской водки (причем, за два захода), и закусив его черной икрой и жареной осетриной, он вдруг посмотрел на гостей, на первых секретарей союзных республик. Они все сидели такие смешные, прикидывались, делали вид, что переживают эту утрату, а на самом деле теперь они боятся за свою дальнейшую судьбу, за свою шкуру. Чурбанову стало хорошо. После водки крепнет ум, яснеет мысль. Вот это уже другое дело.
Нелепо оплакивать, что через 100 лет тебя не будет в живых, точно так же как то, что ты не жил за 100 лет перед этим. Это глупо. На похоронах оплакивают не умершего, а себя. На реке Гипанис обитают крошечные насекомые, живущие не дольше одного дня. Есть среди них умирающие в 8 утра, а есть и старые, которые умирают в 5 вечера. Брежневу повезло, он успел состариться. А может это все - таки 8 утра?
Чурбанову стало хорошо. Желудок приятно обжигала водка, туман в голове рассеялся, перед глазами все расплывалось, кружилось, его закрутило. Он даже испортил воздух, причем со звуком, похожим на автоматную очередь, при этом не заметив рядом Терешкову, которая на это просто мило улыбнулась. Чурбанов заявил во всеуслышанье: ''нет, кажется жизнь налаживается!'' На него посмотрели. И он посмотрел на всех. "Блин, здесь сидят одни светилы, даже электроэнергия не нужна, можно осветить всю Москву', решил он про себя.
Перед Куликовым стоял грязный хрустальный стакан, на дне которого было немного водки. А по краям он был весь запачкан, зализан слюной, сигаретным пеплом. Куликов долго смотрел на этот стакан. ''Да, вот и жизнь моя грязная и мерзкая как этот стакан. Вся моя жизнь так же в слизи и выпивке. Прислуга, обновляя на столе посуду, поменяла и его стакан. Вместо грязного, поставили перед ним новый, блестящий сверкающий фужер. Куликов снова взглянул на него. ''Нет, и все таки жизнь хороша. На душе стало как-то чисто и спокойно. Даже водку пить из него удобнее и лучше. Хорошая водка пьется и ценится в хорошем хрустале как сверкающий бриллиант на черном бархате. Какая фигня!!!''
Громыко сидел весь такой напыженный и напряженный, как будто проглотил указку. Черненко взглянул на него:
- Ты че, Андрюша, расслабься. Белый медведь и так белый, не надобно его перекрашивать в белый цвет. Цвет уже заранее известен.
- Да, рано вещун я послушав тебя завязал. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Прошел час. Напряжение как-то исчезло, появилась вольность. Были уже слышны приглушенные слова гостей, тихие разговоры, звон посуды. Потихоньку выяснялось, что кроме Чурбанова пили также Федорчук и Щербицкий. Последние двое уже начинали куражиться, чокаться, стучать бокалами, улыбались. Минут через 20, Куликов круто обернулся и услышал разговор между ними:
- Давай в съезд поиграем.
- Давай.
- Кто за ветер, прошу голосовать.
- Я. Ха-ха-ха.
- Тсс, тише. Все таки поминки.
- Хорошо. А кто за этот трамвай, прошу выразить мнение.
- Я! Гмм.
- Хорош, хорош.
- А кто вот за этого старого пидора, прошу поднять руки. Ха-ха...
- Да тише ты, алкаш.
Терешкова, услышав это, подавила улыбку, а Куликов строго покачал головой, посмотрев в сторону Андропова. Тот зорко следил за поведением каждого присутствующего. Его взгляд был открытый, напоминающий хлопающую дверь.
Щербицкий вышел в туалет пописать. Зайдя в темную уборную, он не знал где включить свет. ''А, хрен с ним, поссу так. Как нибудь попаду в унитаз''. Мощная, обильная струя как из шланга, пошла в сторону, где примерно должен был быть унитаз. Шррр. И вдруг он услышал в темноте перед собой: ''О,...ты что,...ты на кого ссышь, сука...'' Щербицкий обомлел. Это был голос Тихонова, заместитель Председателя Совета Министров. Оказывается он, Тихонов, тоже изрядно напился и тоже захотел отлить, но, зайдя в сортир, он поскользнулся, упал, и так и заснул. Минут пять он храпел, но его разбудила украинская моча Щербицкого. Тихонов приняв "душ", с мокрыми от мочи волосами и брезгливо растопырив руки, отправился мыться в ванную. Щербицкий даже протрезвел, с хмурым лицом обратно вошел в зал, к гостям.
А теперь я приступаю описывать главную сцену этого застолья, так сказать, острейший гвоздь любого шоу, где произошла неординарная история и многим подобная наглость показалась чересчур отвратительной. Под вечер, когда царила атмосфера скорее деловитости, нежели уныния, и уже откровенно слышался звон искрящихся бокалов, в зале играл свет больших свечей, Андропов подозвал к себе Федорчука. Тот, наклонившись, услышал всего два слова: ''уже пора''.
- Прям щас, Юрий Владимирович?
- А когда же? Конечно, щас! Я уже тебе сказал. Выполняй.
- Но...
- Без каких либо но! Выполнять я сказал (резко отвернулся от него).
Получив своеобразную лаконичную установку, Федорчук подошел к совершенно пьяному и даже веселому Чурбанову.
- Юра, есть разговор. Выйдем, покурим.
Они вышли в большой светлый коридор, а оттуда на широкую веранду. Стоял холодный вечер, было темно. Кругом окна жилых домов светились желтым цветом. Невольно вспомнилась песня Шуры "Московские окна''. Чурбанов смотрел на Федорчука мутным взглядом. Тот приготовился, как актер на сцене, набрал побольше воздуха, задержал дыхание, будто готовился нырнуть в набегающую волну и начал:
- Юра, какое горе, какая беда. Бедный Леонид Ильич, бедный...
- Да уж...
- Да жаль, жаль. Прекрасный был человек, просто прелесть. Многое мог бы еще сделать для людей, многое.
- Да уж, да...
- И должен остался он некоторым людям...Так сказать, унес с собой кое что.
- Чего? Что ты мелешь?
- Я серьезно говорю, Юр! Должок за ним остался.
- Кому должок?
- Мне, мне он остался должен.
- Тебе? Ты что офанарел, что ли? Кто ты, а кто он?
- Да уж Юра, именно мне. Бриллиантовый комплект я ему лично давал, месяц назад. Это дорогой подарок, на сумму минимум 100 тысяч рублей. Это был аванс для моего назначения. Он собирался отправить меня послом в Англию. Так что, сам подумай в каком я положении?
- Ну а что ты от меня то хочешь?
- Как что, как что, Юр? Изделие я свое хочу обратно получить. Больше мне ничего не надо.
- Ты что, совсем долбанулся? Ты кому давал его, мне? Нет! А если нет, то какого хрена от меня хочешь?
- Слушай, ты здесь не дерзи. Нехорошо, все-таки поминки тестя. А комплект надо бы вернуть. Время пришло, старичок, отвечать за базар.
- Послушай Федорчук, я и так тебя всю жизнь ненавидел, а теперь оказывается, мы тебе еще должны.
- Ты свои чувства попридержи при себе, Чурбанов. Все баранку свою гнешь. А на счет ненависти я тебе вот что скажу. Ненависть, друг мой, тоже надо заслужить. Ненависть тоже чувство, это лучше, чем равнодушие. Люди, не имеющие врагов, ничего не стоят. Кто говорит, что он со всеми в прекрасных отношениях, значит он ненужный материал.
- Слышь, Федорчук, ты здесь философию не разводи. В общем, вот так. Ни про какие бриллианты я не знаю, да и не верю.
- Тэкс, товарищ Чурбанов, значит так, да? Значит вы отказываетесь вернуть долг?
- Да что ты пристал? Вот пиявка, а! Какой долг? Какой на хрен долг?
- Бриллиантовый комплект говорю, понял!! А если не вернешь, то я доложу об этом Юрию Владимировичу. Тогда уже пеняй на себя, чурбан деревянный.
- ...Ты че? Ты это че?
- А че, я ничо.
- ...Допустим ты говоришь правду. Ну? И откуда ж я тебе этот хренов комплект достану?
- Это не моя забота, родная ты моя милиция.
Нервы у обоих были на пределе. Но после упоминании имени Андропова Чурбанов явно скис. По спине пробежал мороз. Он понял, что Федорчук не будет пользоваться его именем, не получив добро на это. Это явно происходит по указке того. Федорчук заметил в глазах Чурбанова нерешительность. Было бы странно, если бы он это не заметил. Иначе, какой он чекист.
- Ну че, Чурбанов? Где мой товар?
- ...Ладно...Давай завтра.
- Что завтра?
- Увидимся завтра, вот что!
- Лады.
Довольный Федорчук, подпрыгивая, вошел в зал и с радостью пропустил еще граммов 200 водки. После того как принял на грудь, он сделал мучительное лицо и жадно закусил. Рядом сидел Тихонов и на его вопрос ''за что пьем', Федорчук одобрительно кивнул головой (рот был набит едой), сдавленным голосом ответил: ''за приказы начальства, которые всегда приятно выполнять''. При этом он не успел донести черную икру ко рту, и уронил часть ее на пиджак Тихонова, от которого почему-то пахло мочой. И главное, Тихонов не удивился, а лишь улыбнулся, потом тихо, почти шепотом, сказал:
- Вот сейчас мы заживем, а, Федорчук. Вот хорошо будет.
При этих словах у него было совсем другое выражение лица. Он с таким оптимизмом смотрел вперед и радовался будущему, будто у него договор с Богом, и он проживет на свете еще как минимум 30 лет. Федорчук среагировал на его слова следующим образом:
- Хорош болтать, товарищ Тихонов, и подмигнул Терешковой, которая ответно моргнула Федорчуку. Последний подсел вплотную к советской космонавтке.
- Кстати, Валя, мы с тобой знакомы давно, но еще не переспали. Непорядок!!!
- Сами виноваты, товарищ генерал. Все шпионов ловите.
- Говорят, ты в постели знойная. Хочу убедиться, товарищ космонавт.
- Факнешься со мной сегодня, товарищ чекист?
Увы, у нас мало времени обрисовывать это застолье, где Федорчук уже начал щупать Терешкову, но история приглашает автора вместе с читателем посмотреть концовку, главную сцену этого рассказа.
На следующий день, около трех часов дня, на берегу Москвы-реки встретились Федорчук и Чурбанов. Последний, передав большой сверток, уехал. Федорчук при Андропове раскрыл содержимое, где оказалось пол миллиона рублей. Андропов из под очков взглянул на стоящего справа от него Федорчука:
- Ну что, генерал, заслужил ты должность председателя КГБ СССР. Заслужил. Отдыхай.
Федорчук военным шагом вышел из его кабинета. Андропов про себя размышлял.
'' Если не было бы микроскопа, то не было бы и микробов. Ловко Федорчук его наколол. Какие к черту бриллианты? И все же содрать с их семьи надо бы еще. Что придумать, чтобы шума не было, а? А может, все-таки хватит. Ведь баранов надо стричь, а не кожу сдирать''.
Юрий Андропов подошел к окну, чуть отодвинул занавес. На улице было холодно. Он протер очки, оседлал ими свой нос, взглянул на улицу. Стишок неизвестного автора постучал, словно молоточком, в голове Андропова:
"Пустеет воздух,
Птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь
Когда дряхлеющие силы
Нам начинают изменять,
И мы должны как старожилы
Пришельцам новым место дать''.
ЭПИЛОГ
На конспиративной квартире в Москве, в мало освещенной комнате, сидело трое мужчин. Это были Виталий Федорчук, Виктор Чебриков и еще один незнакомец. Последний так и остался ни кем не узнанным, не заметным ни для кого. Между ними проходила беседа.
- Слышь, Виталий, однако ж это опасная игра, братан!
- А че делать то, Витя, че делать! Летать так летать, стрелять так стрелять.
- Андропов ничего не понял? Точно?
- Да нет, слушай. Он же не профессионал, он дипломат. Его место в посольстве, а не в разведке. А то он бы тут же заметил, что эти деньги фальшивые. Я что, дурак что ли, передать ему чистый нал. У самого три сейфа завалены фальшивками, куда - то надо было их пихнуть. А лучше этого момента, как с Андроповым не получилось бы никогда.
- Рисковый ты, Федорчук. Но, по - моему, ты прав. Он не догадается, а если и так, то никто никому ничего не докажет. Разве нет? Не пойман не вор! Да и вообще он скоро умрет, я так думаю.
- И я так думаю, и даже надеюсь.
ГЛАВА 15
1989-й год. Крах Николае Чаушеску.
Мы любим читать биографии известных людей. Это уже принято. Но есть в этих биографиях неуказанные, скрытые моменты, которые берут за душу, за мясо. Вот так и сейчас, в данном случае.
По просьбе одного человека, я, при весьма интересных обстоятельствах встретился с одной румынской женщиной, религиозной миссионеркой. Мы сидели с ней в аккуратном, стриженом садике Ильича. Она завороженно рассказывала, а я слушал. В ней чувствовался ток жизни, очень энергичная женщина.
- Вы писатель?
- Ну, я стараюсь.
- Вы сможете написать кое - что?
На одной из центральной улиц Бухареста, к телефонному автомату подошел высокий кучерявый мужчина. Ну, типичный Будулай из фильма "Цыган".
- Алло, это я.
- Мариус?
- Да.
- Ты сейчас где?
- В центре, у дома правительства.
- Стой там, я уже еду.
Классическим, редчайшим примером той фантастической загадки, какая исходит от исторической проблемы и которая имеет философскую мотивацию, должна по праву считаться жизненная трагедия Николае Чаушеску, бывшего и покойного Президента Румынии. Историки его изображали то деспотом, то интриганом, то мучеником, то святым, то убийцей. По крайней мере, Румыния именно во времена правления Чаушеску расплатилась со всеми внешними государственными долгами. Это так, для справки.
Сын Николае Чаушеску Нику занюхал в нос кокаин, глаза расплылись, он заулыбался. Ему стало хорошо. Рядом в постели лежала красивая румынская девушка Ирина. Это была писаная красавица, будто дама с модной картинки. Она была голая, без лифчика, вся мощная грудь напоказ. У него появилось желание и он набросился на нее как голодный тигр. Не знал тогда Нику, что эта его случайная связь с Ириной сыграет роковую, даже страшную роль в жизни всей их семьи, семьи Чаушеску. Да и кто мог тогда это знать?
В тот самый день с самого раннего утра Мариус долго шел, точнее, крался как вор, по ночным улочкам Бухареста. Он боялся, что не справится, не выдержит, сорвется. Напряжение было ужасным. Было невыносимо трудно. Хотя он был битый, тертый нелегал ЦРУ. Его лично инструктировал Джордж Буш, когда он был главой разведки США. Буш о нем хорошо отзывался. Мариус был колдуном, причем необычным. Он учил многих колдовскому искусству, черной магии: как наводить порчу, сглазить, обрушить несчастье. Это у него получалось отменно. Сколько на его счету было поломанных судеб.
Чернобыльская трагедия, убийство семьи Ганди и многое другое было его рук дело. В кулуарах ЦРУ о нем много говорили. Беседы о Мариусе, это была тема №1.
В 1974-м году Николае Чаушеску был избран Президентом Румынии и объявил себя пожизненным главой государства. Этим самым он окончательно развеял демократические иллюзии румынского народа. Многим известна знаменитая брезгливость Чаушеску, когда рядом с ним ходил его камердинер с флаконом спирта, которым диктатор вечно протирал свои руки. Всех своих родственников он привел к власти. Достаточно сказать, что его супруга Елена руководила румынской спецслужбой "Секуритате", а также занимала пост первого заместителя премьер - министра Румынии. В доме у них унитаз был из мрамора, а посуда из драгоценного металла. Но 1989-й год стал роковым для Чаушеску. И все началось с мелочи, с какого-то цыгана.
В июле 1989 года, в июле месяце, Чаушеску отдыхал у себя на даче. Она находилась за городом, близ виноградных полей. Под вечер, когда наступили голубые сумерки, Чаушеску попросил охрану не следовать за ним. Он хотел остаться один, у него заколотилось сердце, что-то его беспокоило. Выйдя на пустынную проселочную дорогу, закинув руки за спину, начал спокойно прохаживаться. Чаушеску смотрел на небо, улыбался появившимся звездам, приветствовал луну. Вдали играла скрипка, звучала народная музыка. И вдруг перед ним возник цыган, он как будто с неба свалился. Чаушеску его заметил уже совсем близко, в шагах 5 от себя. Тут же охрана окружила этого цыгана, но Чаушеску рукой подал знак оставить их двоих. Он был спокоен, тут не пахло террором. Террор имеет свой запах, свою прелюдию. Здесь было другое. Ему понравились глаза этого цыгана, они были какие-то древние, старинные. Было такое ощущение, будто этому цыгану около 300 лет. Цыган его не узнал, откуда ему его знать. Глаза цыгана привыкли видеть поля и луга.
- Как тебя зовут, цыган?
- Стефан, мой господин.
- А сколько тебе лет? Откуда ты родом?
- Я из Плоешти, добрый человек. А возраст я свой забыл, не помню уже.
Какие у него были глаза... Они были то ли мертвые, то ли пустые, то ли старые, а быть может никакие. Чаушеску с вытянутым лицом уставился на него. Цыган заметил на руке Чаушеску красивый браслет.
- Мой господин, я вижу у вас браслет хороший. Подарите мне его. Для вас этот браслет ничего не стоит, вы богатый, вы не пожалеете. Меня зовут святым Стефаном. Раз повстречав меня и не обидев, люди становятся счастливыми. Не обижайте меня, для вас этот браслет мелочь, а для меня он все.
Чаушеску недовольно посмотрел на этого цыгана, потом на свой браслет, покачал головой. Этого было достаточно. Его охранка взяв под руки цыгана Стефана, исчезла вместе с ним. Чаушеску вернулся домой грустным. Он думал про Стефана. Этот Стефан каким то образом въелся в мозг Николае Чаушеску. На следующий день диктатор начал наводить справки о цыгане, но никто о нем не знал. Через неделю он велел разыскать его в винограднике, где видел в тот день. Но опять все безрезультатно. Ночами он перестал спать, часто ругался с женой Еленой.
- Ну и сдался тебе этот цыган. Совсем уже с ума выходишь.
- Нет, надо было ему отдать этот браслет. Не нужен он мне.
- Ну и отдал бы. Зачем он тебе?
- Не знаю, почему-то я не решился отдать ему браслет. Не решился и все.
Именно после этой встречи с цыганом у Чаушеску дела пошли насмарку. Он начал часто
болеть, ссориться с родственниками. А его сын Нику начал принимать наркотики, нюхал героин, перепробовал, испортил почти всех красивых женщин Румынии, исковеркал их судьбы. Достаточно вспомнить хотя бы олимпийскую чемпионку по гимнастике Надю Команечи, которая убежала, буквально удрала из Румынии в США, дабы спрятаться от Нику. Но и там он ее нашел. Но речь не об этом. Он в последнее время часто употреблял наркотики. И вот однажды Нику, находясь под кайфом, влюбился в замужнюю девушку по имени Ирина. Ей было чуть больше 20 лет, она была замужем уже три года, но детей у нее не было. И естественно она от этого страдала, мучилась, по ночам плакала. В тот знойный июльский вечер Ирина вместе с подругами отдыхала у моря. Мужа не отпускали в отпуск, не сидеть же ей одной в Бухаресте в такую жару. Нику вместе с друзьями вальяжным видом начали обход пляжа с целью розыска хороших девиц. Нику был страшным бабником. Интересная вещь, эти женщины. Мужчина рождается от них, т.е. выходит из влагалища, а потом, всю жизнь хочет войти обратно туда, во влагалище. Интересно. И вот он увидел полногрудую беленькую девицу, сидевшую на песке. У нее были длинные-длинные волосы, до самой попы. Рядом с ней были ее подруги, но не такие привлекательные. Их взгляды сцепились. Он Ирине тоже приглянулся. Такой уверенный, смелый, стройный. Только глаза какие-то вечно красные и тупые. В общем, они познакомились. Ирина понравилась Нику, и он начал сыпать, поливать на нее деньги, как поливают водой деревья. Нику изумлял ее своей платежеспособностью, закрывая на ночь дорогие рестораны у моря. Откуда ей было знать, что за ней приударил сын самого Николае Чаушеску. Друзья Нику хотели было отговорить его от такой ненужной затеи, мол, девок тут полно, зачем так транжириться. Но она ему понравилась. Особенно понравились ее пышные груди. "Ребята, это фантастика. Ей всего 20 лет, а какая у нее грудь. Оф!!! Просто смерть! Я щас кончу! Даже у топ моделей нет таких буферов''. А груди у Ирины действительно были что надо, где то 5-й, или 6-й размер, настоящее вымя. И это при ее возрасте. Подруги Ирины почтительно отходили, не мешая их курортному роману, хотя в душе понимали, что это все временно. Ведь только вчера, какой-то цыган, гадая ей по руке, предсказал Ирине счастливую встречу. А ведь он был прав. И вот однажды, сидя вечером у моря, Ирина призналась Нику, что она глубоко несчастная девушка. С мужем ей скучно, неинтересно, да и детей - то у них нет. Хоть бы дети были. ''Я замужем, но это поправимо''. Нику узнал только, что мужа ее зовут Флорин, он военный. Все, больше к теме мужа они не возвращались. Всего два дня пришлось Нику ухаживать за Ириной. Потом они переспали. О, какая это была ночь! Она, конечно, была не такая опытная, тем более что Нику этим не удивишь. Он во время полового акта кусал и мял ее мощные груди, как мнут тесто, не взирая на ее крики. Какой чудесный день!"Твой муж слепец, он что, не видит такой алмаз!', говорил он ей в постели. К утру вся грудь Ирины была в черных синяках. Она рассматривала их, сидя перед трюмо, и через зеркало глядела на спящего Нику. ''Боже, что я натворила. Бедный Флорин.'' В общем, через день Нику уехал в Бухарест, а месяца через полтора, уже к сентябрю, Ирина забеременела, и естественно от Нику. Муж с ней был в постели уже не так часто. Надоело ему поливать дерево, которое не дает плодов. Браки заключаются на небесах, а исполняются по месту жительства. А еще через месяц одна из подруг Ирины, Мария, сообщила ей потрясающую новость. Оказывается, Мариус-это сын самого Чаушеску, его недавно показывали по телевизору. От этой новости у Ирины чуть не произошел выкидыш. ''Что!? Это фантастика. Переспать с принцем и не знать это. Вот это роман!''
Он с сигаретой во рту подошел к окну, посмотрел через окно и вздрогнул.
- Фаик, Фаик, сюда, быстрей!
Фаик подбежал.
- Кто это стоит там? Ты узнаешь его?
- Да. Нн-ет, как это... Это же Али...
На улице, почти под их окном, стоял Али. Он иногда поглядывал на окно Шаргии. Была заметна печаль в его взгляде.
- Ну... Тогда с кем она там шпилится?
- Не знаю? Точно, что не со мной.
- Слушай, хорош шутить, дело серьезное. Нам же сообщили, что Али с цветами вошел в блок.
- А мы же его не видели! Это соседний блок, откуда нам знать, зашел он в квартиру, или нет.
- Ладно, все, давай выяснять кто там.
Они тут же сообщили вниз, "своим", что личность объекта неизвестна. Пошла выясняловка. Секс еще продолжался минут десять, после чего все утихло, заиграла иранская мелодия, пела знаменитая Гугуш. Потом приглушенная беседа.
- С кем же она там, с кем?
Через час они прощались. Шаргия плакала, причем громко, просила не забывать ее. Чекисты засуетились. Выбежали из квартиры на улицу, подбежали к их блоку, стали ждать. И вот он, этот парень, выходит из парадной и направляется в сторону вокзала. Это был явно иранец, ее земляк, лет 20 не больше. Симпатичный, темненький, высокий паренек.
- Ну, вдова, а, соблазняет детей. За такое в СССР четвертуют.
- Да подожди, Фаик. Кто же он?
Парень сел в желтое такси и уехал.
Гуляев и Гусейнов еще минуты две постояли на холоде. Они ждали устную сводку сотрудников наружного наблюдения. Стоял безветренный нью-йоркский вечер. Снег молча падал на них, они переминались с ноги на ногу.
- Как в фильме Рязанова, надо меньше пить, надо меньше пить.
- Да, колотун.
К ним подбежал сотрудник "наружки" Амосов, тот самый элегантный молодой человек, следивший за Шаргией. На кепке и пальто лежали хлопья снега. Он был страшно удивлен, даже озадачен. После небольшой одышки изрек:
- Я не понял, ребята. Вы хоть знаете, кто это был?
- Нет. Ну и кто же он?
- Это ее сын. Наследник престола. Реза Пехлеви - младший. Как вам это?
Лица у чекистов вытянулись, у обоих были потерянные физиономии. Пауза.
- ...Это тот, который только что уехал?
- Да. И которого вы подслушали.
- Саш, это точно, ошибки нема?
- Век воли не видать. Это - сын. Я уже год топаю за ним, мне ли его не знать.
Гуляев и Гусейнов переглянулись.
- Ни хрена себе. Ты что нибудь понял?
-?...
Прошло минут 15. Они все еще вдвоем стояли на заснеженной улице Нью-Йорка. Говорить было не о чем. Даже снег был какой-то скучный, бесцветный, без искры. Снег был как - будто враждебно настроен против них. Они молча курили.
- Слушай, Фаик, у меня идея. Давай пойдем в русский ресторан на Манхеттене. Че - то мне пить захотелось. Да какого - нибудь русского блюда поесть хочу, пельмени или борща. Соскучился я по России. Не воспринимаю я хреновую заграницу. Вся гниль, мерзость и пошлость только здесь, за рубежом. Ничего святого. Лучше нашего советского дома нет нигде. Даже этот снег шепчет нам, мол, люди, езжайте ка к себе домой.
Гуляев разозлился, и сказав, '' ну что ж, сейчас всем будет не приятно', повернулся в сторону одного из небоскреб, где было полным полно народу и заорал во всю глотку, что есть мочи:
- Идите вы все на хуй, пидоразы, гандоны!!! Ебал я ваши законы и права!!! Пошли все на хуй!!!
На него с удивлением взглянули несколько местных прохожих, уступая дорогу, но они не поняли классическую русскую брань. Да и торопились они, не до этого им.
Гуляев и Гусейнов молча направились в русский ресторан пить водку, топая по глубокому снегу.
Таким образом, операция по выявлению 50 миллиардов иранских долларов с треском провалилась.
ГЛАВА 14
1982-й год. Поминки Брежнева
Этот материал основан на сообщении доверенного лица (не будем называть кого именно), присутствовавшего на поминках Леонида Ильича Брежнева, который был дан огласке много лет позже.
На поминках Брежнева сидел весь бомонд, весь цвет партийных работников СССР. Они сидели и молча скорбили, лица у них были такие печальные. Это очень грустная история. К Андропову нагнулся его соратник по КГБ небезызвестный Федорчук.
- Юрий Владимирович, может не надо а? Все - таки такой день, поминки все - таки.
- Мне лучше знать, что надо, а что нет. Этого Чурбанова надо наказать, пришло время платить за все. Это время всегда приходит.
- К - да...
- Ты что, не слушаешься что ли?
- Нет, нет!!! Будет исполнено.
- Выполнять.
Юрий Андропов замышлял тонкую и в то же время мерзкую (ну, как обычно), чекистскую операцию. Он думал про себя, ''нет, так мы целей гнусных не достигнем''.
А Федорчук в свою очередь боялся, это факт.
10 ноября 1982-го года скончался Леонид Ильич Брежнев. А уже через два дня, 12 ноября, в квартире Леонида Ильича в поселке Усово, что на Рублевском шоссе, сидели высокие гости, весь партаппарат СССР. Они ели и пили за упокой души Брежнева, которого похоронили сегодня днем. Во главе стола сидел Андропов, слева от него был Черненко, рядом с ним Громыко. Справа от Андропова сидел Щелоков, рядом его заместитель, Чурбанов, зять покойного. Недалеко от Чурбанова разместилась Валентина Терешкова, первая женщина-космонавт. Далее сидели Щербицкий, Куликов, Кунаев, короче говоря, вся политическая элита того поколения.
Все молча пьют. По правде говоря, многие делают вид что пьют, по настоящему пил только Юрий Чурбанов. Андропов зорко следил, кто как себя ведет. Глава МВД СССР Щелоков категорически не пил, ссылаясь на больной желудок. А Андропов в это время размышлял: '' Этот Щелоков думает, что он здесь ведя себя трезво зарабатывает передо мной очки. Думает, что отказавшись от водки он зарекомендует себя трезвым и серьезным человеком. Наверное умный стал. Дудки! Нет уж, поздно уже! Во-первых, я знаю что он старый алкаш, а во-вторых, его время уже подошло. Пора его снимать. Все надо делать своевременно''.
Юрий Чурбанов вошел в комнату разбитый и подавленный. Еще бы! Теперь, после смерти его тестя, положение становится шатким. Кому он теперь нужен? Бездарный, тупой, к тому же успел себе нажить много врагов. Что же делать? Ему становилось страшно. Все краски жизни вдруг резко стали для него черного цвета. Но выпив поллитра посольской водки (причем, за два захода), и закусив его черной икрой и жареной осетриной, он вдруг посмотрел на гостей, на первых секретарей союзных республик. Они все сидели такие смешные, прикидывались, делали вид, что переживают эту утрату, а на самом деле теперь они боятся за свою дальнейшую судьбу, за свою шкуру. Чурбанову стало хорошо. После водки крепнет ум, яснеет мысль. Вот это уже другое дело.
Нелепо оплакивать, что через 100 лет тебя не будет в живых, точно так же как то, что ты не жил за 100 лет перед этим. Это глупо. На похоронах оплакивают не умершего, а себя. На реке Гипанис обитают крошечные насекомые, живущие не дольше одного дня. Есть среди них умирающие в 8 утра, а есть и старые, которые умирают в 5 вечера. Брежневу повезло, он успел состариться. А может это все - таки 8 утра?
Чурбанову стало хорошо. Желудок приятно обжигала водка, туман в голове рассеялся, перед глазами все расплывалось, кружилось, его закрутило. Он даже испортил воздух, причем со звуком, похожим на автоматную очередь, при этом не заметив рядом Терешкову, которая на это просто мило улыбнулась. Чурбанов заявил во всеуслышанье: ''нет, кажется жизнь налаживается!'' На него посмотрели. И он посмотрел на всех. "Блин, здесь сидят одни светилы, даже электроэнергия не нужна, можно осветить всю Москву', решил он про себя.
Перед Куликовым стоял грязный хрустальный стакан, на дне которого было немного водки. А по краям он был весь запачкан, зализан слюной, сигаретным пеплом. Куликов долго смотрел на этот стакан. ''Да, вот и жизнь моя грязная и мерзкая как этот стакан. Вся моя жизнь так же в слизи и выпивке. Прислуга, обновляя на столе посуду, поменяла и его стакан. Вместо грязного, поставили перед ним новый, блестящий сверкающий фужер. Куликов снова взглянул на него. ''Нет, и все таки жизнь хороша. На душе стало как-то чисто и спокойно. Даже водку пить из него удобнее и лучше. Хорошая водка пьется и ценится в хорошем хрустале как сверкающий бриллиант на черном бархате. Какая фигня!!!''
Громыко сидел весь такой напыженный и напряженный, как будто проглотил указку. Черненко взглянул на него:
- Ты че, Андрюша, расслабься. Белый медведь и так белый, не надобно его перекрашивать в белый цвет. Цвет уже заранее известен.
- Да, рано вещун я послушав тебя завязал. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Прошел час. Напряжение как-то исчезло, появилась вольность. Были уже слышны приглушенные слова гостей, тихие разговоры, звон посуды. Потихоньку выяснялось, что кроме Чурбанова пили также Федорчук и Щербицкий. Последние двое уже начинали куражиться, чокаться, стучать бокалами, улыбались. Минут через 20, Куликов круто обернулся и услышал разговор между ними:
- Давай в съезд поиграем.
- Давай.
- Кто за ветер, прошу голосовать.
- Я. Ха-ха-ха.
- Тсс, тише. Все таки поминки.
- Хорошо. А кто за этот трамвай, прошу выразить мнение.
- Я! Гмм.
- Хорош, хорош.
- А кто вот за этого старого пидора, прошу поднять руки. Ха-ха...
- Да тише ты, алкаш.
Терешкова, услышав это, подавила улыбку, а Куликов строго покачал головой, посмотрев в сторону Андропова. Тот зорко следил за поведением каждого присутствующего. Его взгляд был открытый, напоминающий хлопающую дверь.
Щербицкий вышел в туалет пописать. Зайдя в темную уборную, он не знал где включить свет. ''А, хрен с ним, поссу так. Как нибудь попаду в унитаз''. Мощная, обильная струя как из шланга, пошла в сторону, где примерно должен был быть унитаз. Шррр. И вдруг он услышал в темноте перед собой: ''О,...ты что,...ты на кого ссышь, сука...'' Щербицкий обомлел. Это был голос Тихонова, заместитель Председателя Совета Министров. Оказывается он, Тихонов, тоже изрядно напился и тоже захотел отлить, но, зайдя в сортир, он поскользнулся, упал, и так и заснул. Минут пять он храпел, но его разбудила украинская моча Щербицкого. Тихонов приняв "душ", с мокрыми от мочи волосами и брезгливо растопырив руки, отправился мыться в ванную. Щербицкий даже протрезвел, с хмурым лицом обратно вошел в зал, к гостям.
А теперь я приступаю описывать главную сцену этого застолья, так сказать, острейший гвоздь любого шоу, где произошла неординарная история и многим подобная наглость показалась чересчур отвратительной. Под вечер, когда царила атмосфера скорее деловитости, нежели уныния, и уже откровенно слышался звон искрящихся бокалов, в зале играл свет больших свечей, Андропов подозвал к себе Федорчука. Тот, наклонившись, услышал всего два слова: ''уже пора''.
- Прям щас, Юрий Владимирович?
- А когда же? Конечно, щас! Я уже тебе сказал. Выполняй.
- Но...
- Без каких либо но! Выполнять я сказал (резко отвернулся от него).
Получив своеобразную лаконичную установку, Федорчук подошел к совершенно пьяному и даже веселому Чурбанову.
- Юра, есть разговор. Выйдем, покурим.
Они вышли в большой светлый коридор, а оттуда на широкую веранду. Стоял холодный вечер, было темно. Кругом окна жилых домов светились желтым цветом. Невольно вспомнилась песня Шуры "Московские окна''. Чурбанов смотрел на Федорчука мутным взглядом. Тот приготовился, как актер на сцене, набрал побольше воздуха, задержал дыхание, будто готовился нырнуть в набегающую волну и начал:
- Юра, какое горе, какая беда. Бедный Леонид Ильич, бедный...
- Да уж...
- Да жаль, жаль. Прекрасный был человек, просто прелесть. Многое мог бы еще сделать для людей, многое.
- Да уж, да...
- И должен остался он некоторым людям...Так сказать, унес с собой кое что.
- Чего? Что ты мелешь?
- Я серьезно говорю, Юр! Должок за ним остался.
- Кому должок?
- Мне, мне он остался должен.
- Тебе? Ты что офанарел, что ли? Кто ты, а кто он?
- Да уж Юра, именно мне. Бриллиантовый комплект я ему лично давал, месяц назад. Это дорогой подарок, на сумму минимум 100 тысяч рублей. Это был аванс для моего назначения. Он собирался отправить меня послом в Англию. Так что, сам подумай в каком я положении?
- Ну а что ты от меня то хочешь?
- Как что, как что, Юр? Изделие я свое хочу обратно получить. Больше мне ничего не надо.
- Ты что, совсем долбанулся? Ты кому давал его, мне? Нет! А если нет, то какого хрена от меня хочешь?
- Слушай, ты здесь не дерзи. Нехорошо, все-таки поминки тестя. А комплект надо бы вернуть. Время пришло, старичок, отвечать за базар.
- Послушай Федорчук, я и так тебя всю жизнь ненавидел, а теперь оказывается, мы тебе еще должны.
- Ты свои чувства попридержи при себе, Чурбанов. Все баранку свою гнешь. А на счет ненависти я тебе вот что скажу. Ненависть, друг мой, тоже надо заслужить. Ненависть тоже чувство, это лучше, чем равнодушие. Люди, не имеющие врагов, ничего не стоят. Кто говорит, что он со всеми в прекрасных отношениях, значит он ненужный материал.
- Слышь, Федорчук, ты здесь философию не разводи. В общем, вот так. Ни про какие бриллианты я не знаю, да и не верю.
- Тэкс, товарищ Чурбанов, значит так, да? Значит вы отказываетесь вернуть долг?
- Да что ты пристал? Вот пиявка, а! Какой долг? Какой на хрен долг?
- Бриллиантовый комплект говорю, понял!! А если не вернешь, то я доложу об этом Юрию Владимировичу. Тогда уже пеняй на себя, чурбан деревянный.
- ...Ты че? Ты это че?
- А че, я ничо.
- ...Допустим ты говоришь правду. Ну? И откуда ж я тебе этот хренов комплект достану?
- Это не моя забота, родная ты моя милиция.
Нервы у обоих были на пределе. Но после упоминании имени Андропова Чурбанов явно скис. По спине пробежал мороз. Он понял, что Федорчук не будет пользоваться его именем, не получив добро на это. Это явно происходит по указке того. Федорчук заметил в глазах Чурбанова нерешительность. Было бы странно, если бы он это не заметил. Иначе, какой он чекист.
- Ну че, Чурбанов? Где мой товар?
- ...Ладно...Давай завтра.
- Что завтра?
- Увидимся завтра, вот что!
- Лады.
Довольный Федорчук, подпрыгивая, вошел в зал и с радостью пропустил еще граммов 200 водки. После того как принял на грудь, он сделал мучительное лицо и жадно закусил. Рядом сидел Тихонов и на его вопрос ''за что пьем', Федорчук одобрительно кивнул головой (рот был набит едой), сдавленным голосом ответил: ''за приказы начальства, которые всегда приятно выполнять''. При этом он не успел донести черную икру ко рту, и уронил часть ее на пиджак Тихонова, от которого почему-то пахло мочой. И главное, Тихонов не удивился, а лишь улыбнулся, потом тихо, почти шепотом, сказал:
- Вот сейчас мы заживем, а, Федорчук. Вот хорошо будет.
При этих словах у него было совсем другое выражение лица. Он с таким оптимизмом смотрел вперед и радовался будущему, будто у него договор с Богом, и он проживет на свете еще как минимум 30 лет. Федорчук среагировал на его слова следующим образом:
- Хорош болтать, товарищ Тихонов, и подмигнул Терешковой, которая ответно моргнула Федорчуку. Последний подсел вплотную к советской космонавтке.
- Кстати, Валя, мы с тобой знакомы давно, но еще не переспали. Непорядок!!!
- Сами виноваты, товарищ генерал. Все шпионов ловите.
- Говорят, ты в постели знойная. Хочу убедиться, товарищ космонавт.
- Факнешься со мной сегодня, товарищ чекист?
Увы, у нас мало времени обрисовывать это застолье, где Федорчук уже начал щупать Терешкову, но история приглашает автора вместе с читателем посмотреть концовку, главную сцену этого рассказа.
На следующий день, около трех часов дня, на берегу Москвы-реки встретились Федорчук и Чурбанов. Последний, передав большой сверток, уехал. Федорчук при Андропове раскрыл содержимое, где оказалось пол миллиона рублей. Андропов из под очков взглянул на стоящего справа от него Федорчука:
- Ну что, генерал, заслужил ты должность председателя КГБ СССР. Заслужил. Отдыхай.
Федорчук военным шагом вышел из его кабинета. Андропов про себя размышлял.
'' Если не было бы микроскопа, то не было бы и микробов. Ловко Федорчук его наколол. Какие к черту бриллианты? И все же содрать с их семьи надо бы еще. Что придумать, чтобы шума не было, а? А может, все-таки хватит. Ведь баранов надо стричь, а не кожу сдирать''.
Юрий Андропов подошел к окну, чуть отодвинул занавес. На улице было холодно. Он протер очки, оседлал ими свой нос, взглянул на улицу. Стишок неизвестного автора постучал, словно молоточком, в голове Андропова:
"Пустеет воздух,
Птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь
Когда дряхлеющие силы
Нам начинают изменять,
И мы должны как старожилы
Пришельцам новым место дать''.
ЭПИЛОГ
На конспиративной квартире в Москве, в мало освещенной комнате, сидело трое мужчин. Это были Виталий Федорчук, Виктор Чебриков и еще один незнакомец. Последний так и остался ни кем не узнанным, не заметным ни для кого. Между ними проходила беседа.
- Слышь, Виталий, однако ж это опасная игра, братан!
- А че делать то, Витя, че делать! Летать так летать, стрелять так стрелять.
- Андропов ничего не понял? Точно?
- Да нет, слушай. Он же не профессионал, он дипломат. Его место в посольстве, а не в разведке. А то он бы тут же заметил, что эти деньги фальшивые. Я что, дурак что ли, передать ему чистый нал. У самого три сейфа завалены фальшивками, куда - то надо было их пихнуть. А лучше этого момента, как с Андроповым не получилось бы никогда.
- Рисковый ты, Федорчук. Но, по - моему, ты прав. Он не догадается, а если и так, то никто никому ничего не докажет. Разве нет? Не пойман не вор! Да и вообще он скоро умрет, я так думаю.
- И я так думаю, и даже надеюсь.
ГЛАВА 15
1989-й год. Крах Николае Чаушеску.
Мы любим читать биографии известных людей. Это уже принято. Но есть в этих биографиях неуказанные, скрытые моменты, которые берут за душу, за мясо. Вот так и сейчас, в данном случае.
По просьбе одного человека, я, при весьма интересных обстоятельствах встретился с одной румынской женщиной, религиозной миссионеркой. Мы сидели с ней в аккуратном, стриженом садике Ильича. Она завороженно рассказывала, а я слушал. В ней чувствовался ток жизни, очень энергичная женщина.
- Вы писатель?
- Ну, я стараюсь.
- Вы сможете написать кое - что?
На одной из центральной улиц Бухареста, к телефонному автомату подошел высокий кучерявый мужчина. Ну, типичный Будулай из фильма "Цыган".
- Алло, это я.
- Мариус?
- Да.
- Ты сейчас где?
- В центре, у дома правительства.
- Стой там, я уже еду.
Классическим, редчайшим примером той фантастической загадки, какая исходит от исторической проблемы и которая имеет философскую мотивацию, должна по праву считаться жизненная трагедия Николае Чаушеску, бывшего и покойного Президента Румынии. Историки его изображали то деспотом, то интриганом, то мучеником, то святым, то убийцей. По крайней мере, Румыния именно во времена правления Чаушеску расплатилась со всеми внешними государственными долгами. Это так, для справки.
Сын Николае Чаушеску Нику занюхал в нос кокаин, глаза расплылись, он заулыбался. Ему стало хорошо. Рядом в постели лежала красивая румынская девушка Ирина. Это была писаная красавица, будто дама с модной картинки. Она была голая, без лифчика, вся мощная грудь напоказ. У него появилось желание и он набросился на нее как голодный тигр. Не знал тогда Нику, что эта его случайная связь с Ириной сыграет роковую, даже страшную роль в жизни всей их семьи, семьи Чаушеску. Да и кто мог тогда это знать?
В тот самый день с самого раннего утра Мариус долго шел, точнее, крался как вор, по ночным улочкам Бухареста. Он боялся, что не справится, не выдержит, сорвется. Напряжение было ужасным. Было невыносимо трудно. Хотя он был битый, тертый нелегал ЦРУ. Его лично инструктировал Джордж Буш, когда он был главой разведки США. Буш о нем хорошо отзывался. Мариус был колдуном, причем необычным. Он учил многих колдовскому искусству, черной магии: как наводить порчу, сглазить, обрушить несчастье. Это у него получалось отменно. Сколько на его счету было поломанных судеб.
Чернобыльская трагедия, убийство семьи Ганди и многое другое было его рук дело. В кулуарах ЦРУ о нем много говорили. Беседы о Мариусе, это была тема №1.
В 1974-м году Николае Чаушеску был избран Президентом Румынии и объявил себя пожизненным главой государства. Этим самым он окончательно развеял демократические иллюзии румынского народа. Многим известна знаменитая брезгливость Чаушеску, когда рядом с ним ходил его камердинер с флаконом спирта, которым диктатор вечно протирал свои руки. Всех своих родственников он привел к власти. Достаточно сказать, что его супруга Елена руководила румынской спецслужбой "Секуритате", а также занимала пост первого заместителя премьер - министра Румынии. В доме у них унитаз был из мрамора, а посуда из драгоценного металла. Но 1989-й год стал роковым для Чаушеску. И все началось с мелочи, с какого-то цыгана.
В июле 1989 года, в июле месяце, Чаушеску отдыхал у себя на даче. Она находилась за городом, близ виноградных полей. Под вечер, когда наступили голубые сумерки, Чаушеску попросил охрану не следовать за ним. Он хотел остаться один, у него заколотилось сердце, что-то его беспокоило. Выйдя на пустынную проселочную дорогу, закинув руки за спину, начал спокойно прохаживаться. Чаушеску смотрел на небо, улыбался появившимся звездам, приветствовал луну. Вдали играла скрипка, звучала народная музыка. И вдруг перед ним возник цыган, он как будто с неба свалился. Чаушеску его заметил уже совсем близко, в шагах 5 от себя. Тут же охрана окружила этого цыгана, но Чаушеску рукой подал знак оставить их двоих. Он был спокоен, тут не пахло террором. Террор имеет свой запах, свою прелюдию. Здесь было другое. Ему понравились глаза этого цыгана, они были какие-то древние, старинные. Было такое ощущение, будто этому цыгану около 300 лет. Цыган его не узнал, откуда ему его знать. Глаза цыгана привыкли видеть поля и луга.
- Как тебя зовут, цыган?
- Стефан, мой господин.
- А сколько тебе лет? Откуда ты родом?
- Я из Плоешти, добрый человек. А возраст я свой забыл, не помню уже.
Какие у него были глаза... Они были то ли мертвые, то ли пустые, то ли старые, а быть может никакие. Чаушеску с вытянутым лицом уставился на него. Цыган заметил на руке Чаушеску красивый браслет.
- Мой господин, я вижу у вас браслет хороший. Подарите мне его. Для вас этот браслет ничего не стоит, вы богатый, вы не пожалеете. Меня зовут святым Стефаном. Раз повстречав меня и не обидев, люди становятся счастливыми. Не обижайте меня, для вас этот браслет мелочь, а для меня он все.
Чаушеску недовольно посмотрел на этого цыгана, потом на свой браслет, покачал головой. Этого было достаточно. Его охранка взяв под руки цыгана Стефана, исчезла вместе с ним. Чаушеску вернулся домой грустным. Он думал про Стефана. Этот Стефан каким то образом въелся в мозг Николае Чаушеску. На следующий день диктатор начал наводить справки о цыгане, но никто о нем не знал. Через неделю он велел разыскать его в винограднике, где видел в тот день. Но опять все безрезультатно. Ночами он перестал спать, часто ругался с женой Еленой.
- Ну и сдался тебе этот цыган. Совсем уже с ума выходишь.
- Нет, надо было ему отдать этот браслет. Не нужен он мне.
- Ну и отдал бы. Зачем он тебе?
- Не знаю, почему-то я не решился отдать ему браслет. Не решился и все.
Именно после этой встречи с цыганом у Чаушеску дела пошли насмарку. Он начал часто
болеть, ссориться с родственниками. А его сын Нику начал принимать наркотики, нюхал героин, перепробовал, испортил почти всех красивых женщин Румынии, исковеркал их судьбы. Достаточно вспомнить хотя бы олимпийскую чемпионку по гимнастике Надю Команечи, которая убежала, буквально удрала из Румынии в США, дабы спрятаться от Нику. Но и там он ее нашел. Но речь не об этом. Он в последнее время часто употреблял наркотики. И вот однажды Нику, находясь под кайфом, влюбился в замужнюю девушку по имени Ирина. Ей было чуть больше 20 лет, она была замужем уже три года, но детей у нее не было. И естественно она от этого страдала, мучилась, по ночам плакала. В тот знойный июльский вечер Ирина вместе с подругами отдыхала у моря. Мужа не отпускали в отпуск, не сидеть же ей одной в Бухаресте в такую жару. Нику вместе с друзьями вальяжным видом начали обход пляжа с целью розыска хороших девиц. Нику был страшным бабником. Интересная вещь, эти женщины. Мужчина рождается от них, т.е. выходит из влагалища, а потом, всю жизнь хочет войти обратно туда, во влагалище. Интересно. И вот он увидел полногрудую беленькую девицу, сидевшую на песке. У нее были длинные-длинные волосы, до самой попы. Рядом с ней были ее подруги, но не такие привлекательные. Их взгляды сцепились. Он Ирине тоже приглянулся. Такой уверенный, смелый, стройный. Только глаза какие-то вечно красные и тупые. В общем, они познакомились. Ирина понравилась Нику, и он начал сыпать, поливать на нее деньги, как поливают водой деревья. Нику изумлял ее своей платежеспособностью, закрывая на ночь дорогие рестораны у моря. Откуда ей было знать, что за ней приударил сын самого Николае Чаушеску. Друзья Нику хотели было отговорить его от такой ненужной затеи, мол, девок тут полно, зачем так транжириться. Но она ему понравилась. Особенно понравились ее пышные груди. "Ребята, это фантастика. Ей всего 20 лет, а какая у нее грудь. Оф!!! Просто смерть! Я щас кончу! Даже у топ моделей нет таких буферов''. А груди у Ирины действительно были что надо, где то 5-й, или 6-й размер, настоящее вымя. И это при ее возрасте. Подруги Ирины почтительно отходили, не мешая их курортному роману, хотя в душе понимали, что это все временно. Ведь только вчера, какой-то цыган, гадая ей по руке, предсказал Ирине счастливую встречу. А ведь он был прав. И вот однажды, сидя вечером у моря, Ирина призналась Нику, что она глубоко несчастная девушка. С мужем ей скучно, неинтересно, да и детей - то у них нет. Хоть бы дети были. ''Я замужем, но это поправимо''. Нику узнал только, что мужа ее зовут Флорин, он военный. Все, больше к теме мужа они не возвращались. Всего два дня пришлось Нику ухаживать за Ириной. Потом они переспали. О, какая это была ночь! Она, конечно, была не такая опытная, тем более что Нику этим не удивишь. Он во время полового акта кусал и мял ее мощные груди, как мнут тесто, не взирая на ее крики. Какой чудесный день!"Твой муж слепец, он что, не видит такой алмаз!', говорил он ей в постели. К утру вся грудь Ирины была в черных синяках. Она рассматривала их, сидя перед трюмо, и через зеркало глядела на спящего Нику. ''Боже, что я натворила. Бедный Флорин.'' В общем, через день Нику уехал в Бухарест, а месяца через полтора, уже к сентябрю, Ирина забеременела, и естественно от Нику. Муж с ней был в постели уже не так часто. Надоело ему поливать дерево, которое не дает плодов. Браки заключаются на небесах, а исполняются по месту жительства. А еще через месяц одна из подруг Ирины, Мария, сообщила ей потрясающую новость. Оказывается, Мариус-это сын самого Чаушеску, его недавно показывали по телевизору. От этой новости у Ирины чуть не произошел выкидыш. ''Что!? Это фантастика. Переспать с принцем и не знать это. Вот это роман!''