Миша вспомнил о вчерашних злоключениях. Когда вспомнил о Даше, он ощутил у себя эрекцию. Потом вспомнил дезертира, почему-то член встал трубой. Миша, посмотрев на Ленина, погладил его лысую голову, еще больше возбудился, потом начал расстегивать его пиджак, развязывать ему галстук. Он не на шутку сосредоточился. Сейчас Миша уже вспомнил своего покойного деда Ефрема, вспомнил то, как этот Ленин отнял у его деда все его состояние. Миша вытащил Владимира Ильича из саркофага как большую куклу, потом (он вспомнил, как когда-то Дашу так нес на руках у речки), уложив его рядом, начал снимать с него брюки.
...Он дико насиловал и глумился над Ильичем. Мумия уже раскалывалась под ним, а он не унимался. Он трахал и трахал, дергал его за лысину и со словами ''революция совершилась', наконец, кончил. Он потом даже сказал, что мумия улыбалась ему, или ему это показалось. Через пару часов он повторил свой поступок некрофила. Теперь он уже кончил на его лысину. Мумия была вся в сперме. ''Что ты мне можешь сказать, а, что? Молчишь? Нечего тебе сказать! Понял, нечего! Это тебе за деда, и за Дашу, и за все, тварь поганая!', схватив Ленина за горло, орал на него. Потом поцеловал его в шею, и начал одеваться. Глядя на Ленина, прошептал: ''спи мой вождь в законе, спи спокойно. Ты меня сегодня удовлетворил. Вот это уже настоящий Новый год. Я уже успокоился, остыл. Отомстил тебе за все. ЗА ВСЕ!!! Спи''.
Потом он вышел на улицу подышать морозным воздухом, посмотреть на звезды. Откуда-то издали донеслась музыка Чайковского к опере "Лебединое озеро''. Пейзаж зимней русской зимы предстал пред взором Михаила в полной своей красе. Все деревья и дороги в снегу, тишина, рядом тайга, ночь, на небе звезды, и плюс классика Чайковского. Он замер, прислушался к снежинкам, которые кружили вальсом и ложились вокруг. Его охватил покой и восторг.
'' Да, это классика. И все - таки, все в жизни наказуемо, все. Ленин был великий. Он не какой-то там Платон или Сократ. Те были засранцы, говнюки. Они просто говорили и писали умные вещи. И никакого толку, все бессмысленно. А Ленин действовал. Он создал новое государство, движение, обосновал идею, изменил эру, политику. А это наказуемо, это не может нравиться всевышнему. Я тут не виноват, я всего лишь выполняю роль. Это его сценарий, это оттуда, с неба, это зов и просьба предков наших', Миша посмотрел на небо. ''А еще говорят, что гениям прощается все''.
Об этом поступке Михаила никто не узнал. Он никому и не рассказывал про это, но по всей видимости он влюбился в мумию Ленина, так как спустя месяц весь персонал охранников саркофага сменили новыми людьми. А 29-го марта 1945-го года комендант Кремля генерал Спиридонов отдал приказ о возвращении мумии Ленина в Москву. А 20-го марта 1959-го года, Михаил Чернов, находясь на Красной площади в Москве, посетил Мавзолей. Проходя в живой колонне, он ударом молотка разбил саркофаг Ленина и бросился всем телом на мумию. Этот случай привел в недоумение всю страну. Он тут же был схвачен кремлевской охраной и помещен в психушку. Кто знает, может Михаил хотел обратиться к Ленину за советом.
ЭПИЛОГ
Даше в 60 году было уже около 40 лет. Она очень грустно и тихо плелась по грязным улочкам Москвы, смотрела себе под ноги, изредка реагируя на звуки автомобилей и пешеходов. Москву она знала плохо, очень плохо. Сибирской бабе Москва не нужна, Москву надобно понять, ощутить, почувствовать. Но ей сейчас было не до Москвы. Она возвращалась с психушки, где навещала Мишу Чернова. Она в него почему-то влюбилась. А Михаил Чернов, которому суждено будет через 10 лет умереть в этом дурдоме, увидев ее при встрече, расплакался.
- Не плачь, Миша. Ты личность, ты уже знаменитость во какая. О тебе легенды ходят в Тюмени. В деревне все только могут философствовать, а на деле все чурбаны, их даже в соседнем колхозе не знают. А ты уже известен на весь Союз. Так что, ты просто молодчина, крассава. Ты мне нужен, Мишка, слыхал, ну-жен.
И вот, раздумывая и пережевывая все сказанное Мише Чернову, Даша плелась по парку Измайлова, где столкнулась с одной пожилой, но очень приятной на внешность женщиной. Та остановила ее, попросила послушать стихи, которые сочинила сама. Они присели на скамеечке, где поэтесса начала читать свои произведения. Читала долго, даже нудно, иногда мучила Дашу, и все же закончила наконец читать свои сочинения, среди которых Даше запомнилось только вот это:
"Привольем пахнет дикий мед
Пыль - солнечным лучом,
Фиалкою - девичий рот
А золото - ничем.
Водою пахнет резеда
И яблоком - любовь.
Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь''.
- Вам понравилось? - спросила поэтесса Дашу.
- Нет, равнодушно ответила она.
- Почему?
- Просто! Не понравилось и все!
- А как вас зовут?
- Какая разница?
- Вот меня звать Анной Ахматовой. А тебя?
- Даша, Дашей меня звать.
- И вы Даша не любите стихи (недоуменно)?
- Нет.
- И почему же?
- Хороший поэт- мертвый поэт! Вот почему!
После этих слов поэтесса внимательно оглядела Дашу, видом смахивающую на доярку.
Анна Ахматова еще долго смотрела вслед Дарье Дорош, которая через несколько лет переедет жить в Ульяновск, к своей сестре Светлане.
ГЛАВА 6
1943-й. О Жукове
Нижеследующие заметки были найдены в большом запечатанном конверте в бандероли на имя Рустамова Т. Б. ("Дойч Вермахт Зигонер"). Родных и близких у Рустамова практически нет, и мне предложили ознакомиться с ними, а если сочту нужным, опубликовать. Я не считаю это вымыслом и предаю ее гласности почти без добавлений. Ну, почти.
Бывают в истории моменты, когда отдельный человек, индивидуум, попав в тяжелейшую ситуацию, конкретно на войну, пытается прохлять, проскочить, отлежаться в окопах, выиграть время. Т.е. выжить, уцелеть, не умереть. На войне это сделать сложно, тем более, если ты не генерал. Там всех ждет один и тот же приказ, "вперед, на передовую!''. Избежать это не мыслимо, не реально, особенно во второй Мировой войне.
И вот жизненной задачей одного военного врача становится это мнимо невозможное, невероятное, превратить в возможное, попытаться небывалое сделать бывалым.
Толик Горохов стоял перед умывальником и массировал половой член своего хозяина. Хозяин закинул руку на плечо Горохова, и тихо стонал, изредка посматривая на дверь. А Анатолий Горохов ему мастурбировал, онанировал его. Хозяин был военный, большим начальником, но все же это мерзкое занятие не нравилось Толе. Но что же делать, надо угодить своему шефу, надо угадать его мысли и при этом уцелеть. Тем более, что шла война. Через секунду генерал (а это был сам генерал) кончил, он с глухим стоном схватив за шею Толика спустил струю спермы на его руку, и тот пренебрежительно начал смывать ее с руки своей. Кто же был этот военный начальник?
Этот эпизод не был сопровожден ничем особенным и не произвел никакого шума. Мол, все как обычно, так и должно быть. Хотя впоследствии эти сцены стали предметом слухов, кривотолков, всяких разговоров.
17-го марта 1943-го года Георгия Жукова назначили командовать Воронежским фронтом.
На тот момент он прекрасно справился с задачей в Сталинграде, где по сути первый раз фашисты капитулировали. Жуков оправдывал надежды Сталина, и по совету Ворошилова, Георгия Константиновича направили возглавить одну из самых горячих точек на фронте. Это был Воронежский фронт. На тот момент немцы уже захватили Харьков и Белгород. В сущности, на Воронежском фронте было противостояние двух львов, двух военно-тактических направлений, двух характеров: со стороны Советских войск это был Жуков, со стороны фашистов, фельдмаршал Манштейн, любимчик самого фюрера. Манштейн готовил очередной серьезный удар Жукову по Курскому направлению.
Георгий Жуков сидел у себя в кабинете, расположенном в двухэтажном домике, в здании бывшей школы. Хотя, конечно же Жуков не имел постоянного месторасположения. Эта была горячая каша на фронте, поэтому генерал Жуков был всегда в пути, в перемещениях, он контролировал состояние солдат и командиров, бронетехники, общего положения. Жуков сидел за столом и пил водку, закусывая ее черной икрой. Он наливал водку и молча пил, будто человек от жажды пьет холодную газировку. Жуков намазывал для закусона на кусок черного хлеба зернистую, аппетитно пахнущую икру. Обычно так кушают сметану или баклажановую икру. Но он был весь на нервах, ему было не до условностей, а экономность не входила в его планы. Дармовой, и уксус сладкий. Какая там черная икра! Фашисты наступают по Курскому направлению, а он не может дозвониться Сталину, не может ему доложить об обстановке. А ведь Сталин приказал ежечасно докладывать о делах на фронте. Была получена информация о том, что немцы перерезали шнур, кабель, поэтому сейчас наши восстанавливали связь. Рядом с Жуковым сидел его врач, Анатолий Горохов. Он был психологом, занимался парапсихологией, внушал спокойствие и уверенность Жукову, который, конечно же в этом нуждался. Почти неизменно он находился рядом с Жуковым, и Жуков, в свою очередь тоже в нем нуждался. Они уже привыкли друг к другу. Жуков пропустил еще сто граммов русской водочки, сделал кислое лицо, и опять закусил ее икрой.
- Товарищ генерал, не нужно, вы че это. Вам Сталину звонить надо, а вы уже пол литра пропустили.
- Знаю Толян, знаю. Нервы ведь, они брат не железные. Рождаемся на свет один раз, а первый блин - комом.
Жуков после этих слов выпил еще одну чарку водки.
- Не нужно, от Вас ж разит за километр. Солдаты кругом, не хорошо.
- Да пошли на хрен эти солдаты. Кто они, а, Толян, кто? Правильно, они мясо. Мясо они, которых правильно надо использовать.
- Товарищ Жуков, нельзя быть таким злым, они ведь тоже люди, у них есть родители...
- Слушай, заткнись! Родители понимаешь... Какие на хрен родители!? Если я буду вспоминать их родителей и каждого буду жалеть, мне некого будет посылать на смерть. А по другому мне Манштейна не выиграть. Он берет головой, своей тактикой, а я мясом. Человеческим мясом! Ты любишь мясо, Толян?
- Но не человеческое. Говядина, там курятина. Я вообще мясо не люблю, тем более на войне.
Жуков еще раз выпил стакан водки, закусил уже его большим ломтиком сала, добавив затем два толика чеснока. Он привстал, начал прохаживаться по комнате, подошел к окну. Окно смотрело на глухую стену, ничего кроме кирпичной стены. Да, не весело. Здание располагалось впритык с другим зданием, поэтому обозрение было не из лучших. Вид из окна всегда не на ту сторону. "Вид из окна - и тот мы проглядели', подумал он. Жуков, повернувшись к Горохову, спросил:
- Послушай, нашли мне этого солдата? Ну, которого я просил вчера найти и привести его сюда, ко мне.
- А, этого азербайджанца?
- Ну да.
- Да, он ждет вашего приказа в землянке, недалеко отсюда.
- А че он так, оборзел что ли, перед всеми на меня рыпаться начал. А?
- Вообще то, Георгий Константинович, я Вам скажу одну вещь. Эти азербайджанцы немного с приветом. У некоторых из них не все дома, так сказать...
- А откуда тебе это известно?
- А я работал до войны в Баку. В морском порту, врачом.
- Да я бы его не тронул. Просто он ответил мне, когда я обозвал весь взвод щенками.
- А что он вам ответил?
- Сказал (понизил голос), сам такой. Но ничего, я его щас проучу. Посмотрим, кто из нас щенок. Я, Жуков, а он, обычный солдафон. А ты знаешь Толян, почему он мне нужен?
- Никак нет, товарищ генерал.
- Ну, пошевели, пошевели мозгами то своими. Ты же психолог в конце-то концов.
- Право, Георгий Константинович, я даже не знаю, зачем он Вам мог бы...
- Вот видишь, никто меня не понимает, и ты тоже, Горохов.
- Ну а все-таки, скажите, товарищ генерал, зачем он Вам, а?
- Я то скажу, но ты подумай, ну, угадай наконец.
- Нет, не знаю даже...
- Эх, бал-бес ты Горохов, вот ты кто. Ну скажи, часто ли ты видел таких храбрецов на фронте, которые на командующего фронтом рыпались, а?
- Никогда не видел.
- Ну так вот,...вот и я хочу прочитать его мозги, его извилины, мол, чем он руководствовался, когда он борзанул на меня, на Жукова. Мне теперь Горохов, со смелостью разобраться надо. Зачем одни смелые, а другие нет. С чем это связано? С воспитанием, с кровью в жилах, или с чем-то еще, не знаю.
-?...
- А (махнул рукой), ... а ну, позови мне его суда.
Горохов вышел исполнять приказ генерала, а Жуков еще раз налил себе граммов 100, и принял на грудь. Он готовился к беседе с этим азербайджанским солдатом. Его вчера взбесило то, что при одном его виде, в его присутствии, полковники дрожат как зайцы, а он, какой-то черножопый, какая - то тусклая шелупонь послал его на три буквы. Нет, безусловно он труп, это само собой (Жуков усмехнулся). Будет еще кто-то здесь на него выпендриваться. Просто он хочет узнать степень его смелости, поближе познакомиться с его храбростью, а может даже с сумасшествием. Завтра он его уже не увидит, он исчерпал себя, сгорел. Храбрость сжигает время. Но время еще есть, поэтому надо как можно скорее из него выжать этот эликсир отваги. ''Сегодня же я его пошлю в разведку, или в дозор. Оттуда живыми не возвращаются. Какая наглость! На меня попер, еб твою мать!', злился про себя Жуков. Он позвонил в дежурку: ''как там с кабелью, готово, или нет? Быстрее, мать вашу, мне с товарищем Сталиным говорить надо!'' Бросив трубку, он опять потянулся к водке. Налил себе в стакан, и с размаха выпил. А в этот момент Курбанов в сопровождении Горохова шел по шумному коридору этого домика, или временного штаба. Курбанов услышал, как за его спиной сказали: ''Это он!'' Горохов вошел в кабинет Жукова доложить о нем.
- Товарищ Жуков, рядовой Курбанов по вашему приказу доставлен.
- А ну, давай его сюда. И оставь нас наедине.
В кабинет Жукова вошел худощавый черненький паренек, лет 20-ти, не больше. Он был немного кучерявый, с ярким взглядом. Вот все, что запомнил Жуков. В комнате они были вдвоем, и генерал начал на него наезжать:
- Как фамилия, солдат?
- Курбанов.
- И что?
- А что?
- Да ты как со мной разговариваешь, падла?!
- Сам ты падла, старый козел.
- Что!!!
Жуков встал, подошел к нему и ударил, т.е. нанес ему удар, но Курбанов отвернулся от удара, и нанес ему ответный удар головой прямо под глаз. Удар пришелся в нос. Жуков рухнул на грязный пол как мешок цемента, обхватив руками разбитый нос. В глазах стало темно. Из под пальцев, которыми он поддерживал нос, текла кровь. Жуков приподнявшись, хотел нанести Курбанову еще один удар, но тот, схватив его за воротник, приблизил свое лицо к его ушам и грозно зашипел: ''я же тебя зарежу сейчас, как барана, понял?'' После этих слов Курбанов сильно оттолкнул Жукова в сторону, и тот опять потеряв равновесие, упал. Он был просто пьян, к тому же он действительно испугался. Человек вообще воюет с себе подобными, но неподобных он избегает, боясь неизвестную силу. В комнату на шум вошел Горохов. Перед его глазами предстала дикая картина: на полу, весь в крови и грязи, полностью пьяный, сидел на своей заднице генерал Армии Жуков. Напротив, в боевом положении, стоял рядовой Курбанов. Горохов опомнившись, начал вопить:
- Что здесь происходит! Что вы тут себе позволяете, рядовой Курбанов?
Жуков, чуть очухавшись, поднял голову в сторону Горохова, и замычал:
- Да это не он, мать твою! Это я сам, упал бля! Разве нет?
Повернувшись к Курбанову, он хотел, чтобы тот подтвердил его слова, а тот отрицательно покачал головой. Жуков крикнул:
- Горохов, оставь нас! Оставь!
Обалдевший Горохов вышел из кабинета. Жуков привстал, вытряхнул кое-как липкую грязь, прилипшую к его кителю, и заново сел за стол:
- Ты че, не нормальный или впрямь такой храбрец? Я же первым прикажу, чтобы тебя послали на передовую. Теперь я уже вынужден это сделать. Чего ты добиваешься, а?
- Я не боюсь смерти. Для меня не важно, сколько прожить, главное как прожить.
- Ну хорошо, это ясно. Здесь уже никто не боится смерти. А зачем ты старшего то по званию не уважаешь? А? Ты где воспитывался?
- Когда нечем крыть, я крою матом.
- Слышь, Курбанов, а че это ты мне тыкаешь? Я же старше тебя во на сколько лет.
- Обращение вы надо заслужить генерал. Пока ты этого не заслужил.
- Ну а ты, я вижу, жить не заслужил. Ты скоро умрешь, солдат.
- Кто скоро, кто не скоро. Все мы умрем. Аллах милостив, генерал.
- Н-да...Выпьешь со мной, Курбанов?
- Нет, я не пью.
- Как? Ха-ха (смеется). Ты отказываешься пить с Жуковым?
- Да мне плевать ты кто. Я вообще не пью. Я никогда не пил.
- А зачем? Что, болеешь чем-то?
- Я из семейства пророков, по нашему это называется сеид. Нам нельзя, понимаешь?
- Эх,...понимаю, понимаю...А откуда ты родом, а, Курбанов?
- Из Баку.
- А, Баку, нефть, Каспий. Эх, плохой ты солдат, Курбанов. Не хочешь ты стать генералом. Надо стремиться наверх, к лучшему. А ты, тьфу (плюнул на пол), так и умрешь, грязным солдатом.
- Мне не нужна власть. Власть хотят и любят рабы. Только раб хочет власти, чтобы иметь рядом своих рабов. А я не раб, поэтому и не хочу власти.
- Выходит так, что я раб? Ха-ха! Курбанов, это же смешно!
- Ты раб, самый настоящий раб, который имеет хозяина, и который тоже имеет своих рабов. Сознание у вас у всех одинаковое, т.е. рабское. Когда выдают черное за белое, то гуляет серость. И чем больше этой серости, тем она коричневая. Тебе дали власть, вот ты и властвуешь, имея рядом с собой и рабов и хозяев. Все вы рабы.
- Умный ты, я вижу.
Жуков еще раз выпил граммов 100 водки, и уже ничем не закусил. Да и нечем было закусить, он все слопал. На тот момент, а еще вечер не наступил, он уже выпил целых два литра водки. Поэтому он тарабарил, говорил криво и косо, вечно икал, и один раз чуть не вырвал. Еле сдержал себя. Курбанов с презрением посмотрел на него, и отвернулся. "Горохов!', кликнул своего врача Жуков. Горохов тут же появился.
- В разведроту его! Ясно? Выполнять.
- Есть товарищ генерал.
В тот же день, поздно ночью, небольшой отряд разведчиков, в числе которых был и Курбанов, пошел на задание, и ...не вернулся. Вернулся всего один воин, сержант Бобров. Курбанов, вместе с другими солдатами, попали в засаду, и были как рябчики перестреляны врагом. Это известие успокоило Жукова. Он сидел у себя в комнате такой, довольный, весь красный и пьяный. Рядом сидел Горохов, и докладывал о том, что Курбанов убит пулей врага.
- Правильно, поделом ему, чурке этому.
- Сам он нарвался, товарищ генерал, сам виноват.
Жуков внимательно посмотрел на Горохова с ног до головы.
- Горохов, а ведь этот Курбанов, он мужик, понимаешь, мужик настоящий. Просто такие меня здесь не устраивают. Не повезло ему со временем. Такие как он, должны были родиться и жить давным-давно, в средние века, но не сейчас.
- А, понятно.
- Да ничего тебе не понятно. Знаешь Толян, что я сейчас хочу.
- Что, товарищ генерал?
- Бабу хочу я сейчас, бабу. Понимаешь?
- А... А где же найти то щас бабу, Георгий Константинович?
- А ну ка, сделай мне массаж, че то спина у меня болит. И дверь закрой, чтоб не мешали нам.
Жуков снял китель, лег на живот. Горохов, засучив рукава, приблизился к дивану, и начал своими мясистыми руками массажировать спину генералу Жукову. Он это делал не первый раз. Жуков любил массаж, это была одна из форм его отдыха. Но сегодня глаза у Жукова были какие-то сумасшедшие, какие-то не живые. Рассуждая таким образом, Горохов мощно тер спину генералу, а тот стонал и охал под ним.
- Послушай Горохов, давай желудок мне помассируй, а?
- Желудок? А зачем это?
- У меня он болит.
И с этими словами Жуков перевернулся на спину, лег удобно, и немного спустил вниз брюки. Горохова начали пугать данные движения хозяина, но Жуков гневно приказал ему:
- Давай, массаж делай, мать твою!
- Да, да,...товарищ генерал (испуганно).
И Горохов начал осторожно и очень мягко щипать своими пальцами кожу на волосатой пузе Жукова. И вот тут произошло то, чего больше всего боялся Горохов. Жуков, закинув одну руку за голову, другой рукой вытащил из под брюк своих возбужденный уже половой член.
- И его помассируй, Горохов. А то он соскучился по бабам, обижаться начал на меня.
Горохову ничего не оставалось делать, как выполнить приказ командующего Воронежским фронтом. Он взяв в руки теплый и толстый член Жукова, начал гладить его пальцами вверх и вниз. От этого член начал крепнуть. Сам Горохов тоже начал возбуждаться, и он уже более уверенно игрался с его членом. И вдруг, о боже, он ощутил на своей голове крепкую руку генерала, который вел, склонял его голову к своему члену. И наконец послышался шепот Жукова:
- Лизни его не много, Толян. Я кончить хочу, кумекаешь, кончить.
- Это,...товарищ...
- Соси бля, это приказ!
Жестким и мрачным тоном заявил Жуков. Горохов присев на колени, потихоньку внедрил его толстый и горячий член себе в рот. Жуков помогал ему, обхватив его голову руками, он натягивал свой член еще глубже ему в горло. ''Вот, а говорил мясо не любишь', выдавил от себя Жуков. Горохов, продолжая делать минет, взглянул на него. Главное он делал это по - мастерски, как профессионал. С членом во рту, не поговоришь. Зато как думается!
И в этот момент бесперебойно затрезвонил телефон. Жуков, не отрывая этот процесс, взял трубку, и чуть расслабленным, уставшим тоном произнес:
- Жуков у телефона.
- Товарищ Жуков, отвечайте, Москва, на линии товарищ Сталин.
Но он уже ничего не соображал. Услышав имя Сталина, он почему-то возбудился еще больше, и вдобавок Горохов был в ударе, он "это" делал не хуже бабы. Короче говоря, Георгий Константинович кончил Горохову в рот. Он испустил такой звук, будто из камеры, из шины, выпускают воздух. Даже не много протрезвел. Чуть очухавшись, уже стоя на ногах со спущенными вниз галифе, он слушал на линии Сталина:
- Товарищ Жуков, почиму вы не докладываете абстановку (с грузинским акцентом)?
- Товарищ Сталин, понимаете, тут кабель был поврежден, только сейчас починили.
- Мозги у тебя повреждены, товарищ Жуков.
В общем, через пару дней Жукову пришло подкрепление для предотвращения удара войскам Манштейна по курскому направлению.
Прошла неделя. Вновь Жуков сидел с Гороховым у себя в кабинете. Три дня продолжались сильные бои. Сегодня чуть тихо, небольшая передышка, все сидели уставшие. Жуков расчувствовался перед Гороховым, выпив водки, он как-то сказал:
- Толян, хочешь я тебе открою одну тайну?
Толян хотел этого. И Жуков рассказал ему, что отец его, Константин Жуков, является подкидышем, не законнорожденным. Об этом его руководство знало, и этот факт мешал ему в его военной карьере. Он почему-то сейчас вспомнил про это, и начал рассказывать про горькую судьбу своего отца.
- Как, товарищ Жуков, значит Ваш отец подкидыш?
- Ну?
- Да нет, ничего. Ну, просто тогда возникает вопрос, а может его не Константином звали, а Николаем, например. Разве нет? Откуда вы могли знать, как его звали на самом деле?
- Что значит, откуда знали? Знали и все!
- Но откуда?
- Ты мне здесь не умничай, понял? Вот скажи, зачем ты живешь, а, Толян? Семья твоя попала под бомбежку в Минске, дети погибли. Родственников нет. Остался один ты во всей своей родне. Ну зачем ты живешь, а, Толик? Что ты вообще думаешь, мне просто интересно.
- Во-первых, жить в любом случае надо, товарищ Жуков. А во-вторых, мне не надо думать, вы за меня думаете, и мне этого достаточно.
- А зачем ты сам не думаешь?
- Нет надобности в этом, Георгий Константинович, а может Георгий Павлович, или Петрович. Уже не знаю.
- Ты что, издеваешься, что ли (полушутя)? Нет, и все же ответь, зачем ты живешь?
- Я живу под Вашей тенью, рядом с Вами, и мне не о чем беспокоиться, даже на войне. А война, товарищ Жуков, рано или поздно закончиться. Война всегда временна, она долго не продолжается, ибо Бог всегда и за тех, и за других. Война нужна демонам, дьяволам, они питаются кровью, им нужна горячая кровь. И вообще, земле, такой черной земле, серым камням, деревьям, тоже нужна кровь, теплая человеческая кровь. Это их подпитка, их еда. Она им нужна так же, как человеку воздух, а рыбам корм. Сатана должен быть жесток. Евангелисты дали ему слишком мало времени.
- Э, Толян (махнув рукой), че эт ты такое здесь говоришь, а?
- Так что, товарищ Жуков, главное быть верным своему хозяину, и он тебя приведет к более лучшему и хорошему, что есть сейчас. Чтобы сделать будущее, надо уничтожить прошлое.
- А зачем жить то тебе, Толь? Ты опустившаяся личность, хрен мой сосешь, а возможно, и не только мой.
- Хм... Я выполняю всего лишь ваш приказ.
- Да? Ха-ха. Это еще не известно, кто из нас подонок, я, который отдаю такой приказ, или ты, который выполняет его.
- Ну что Вы, товарищ Жуков. Вы совсем уже...
- Ха-ха-ха! А разнополых я бы попросил (смеется)!
Жуков, широко раскрыв рот, разразился диким смехом. Так он минуту смеялся.
- Да, смеется тот, кто смеется как лошадь. Товарищ Жуков, видимо страх сделает из человека все что захочет. Да и вообще, в жизни многое зависит от первого шага, от первой реакции. Нет в жизни человека с крепкой волей. Бог не родил еще на свет такого. Достаточно создать мини условие, и все, уже любой человек, даже волевое сверх существо, не выдержит, оно сломиться. Человек ко всему привыкает, но не от всего отвыкнет. Люди - это грязный поток. И надо быть океаном, чтобы принять его в себя, и остаться чистым. Любой профессор, даже академик, даже вы, товарищ Жуков, если попробуете наркотики, вы завязнете в этой страшной пучине, каким бы интеллектуалом или порядочным бы вы не были. Синдром наркотика надолго засядет у вас в организме, и будет ждать своего часа. Опиум умеет ждать. Любому нормальному человеку с идеальной секс ориентацией достаточно свернуть с пути, сделать не верный, не правильный шаг, вкусить что то новое, другое, как тут же он будет опускаться, теряться, меняться, ломаться. Он уже после этого должен бить тревогу. Главное этот шаг, а не характер. Спаси вас Господь от этого первого шага, Боже упаси.
...Он дико насиловал и глумился над Ильичем. Мумия уже раскалывалась под ним, а он не унимался. Он трахал и трахал, дергал его за лысину и со словами ''революция совершилась', наконец, кончил. Он потом даже сказал, что мумия улыбалась ему, или ему это показалось. Через пару часов он повторил свой поступок некрофила. Теперь он уже кончил на его лысину. Мумия была вся в сперме. ''Что ты мне можешь сказать, а, что? Молчишь? Нечего тебе сказать! Понял, нечего! Это тебе за деда, и за Дашу, и за все, тварь поганая!', схватив Ленина за горло, орал на него. Потом поцеловал его в шею, и начал одеваться. Глядя на Ленина, прошептал: ''спи мой вождь в законе, спи спокойно. Ты меня сегодня удовлетворил. Вот это уже настоящий Новый год. Я уже успокоился, остыл. Отомстил тебе за все. ЗА ВСЕ!!! Спи''.
Потом он вышел на улицу подышать морозным воздухом, посмотреть на звезды. Откуда-то издали донеслась музыка Чайковского к опере "Лебединое озеро''. Пейзаж зимней русской зимы предстал пред взором Михаила в полной своей красе. Все деревья и дороги в снегу, тишина, рядом тайга, ночь, на небе звезды, и плюс классика Чайковского. Он замер, прислушался к снежинкам, которые кружили вальсом и ложились вокруг. Его охватил покой и восторг.
'' Да, это классика. И все - таки, все в жизни наказуемо, все. Ленин был великий. Он не какой-то там Платон или Сократ. Те были засранцы, говнюки. Они просто говорили и писали умные вещи. И никакого толку, все бессмысленно. А Ленин действовал. Он создал новое государство, движение, обосновал идею, изменил эру, политику. А это наказуемо, это не может нравиться всевышнему. Я тут не виноват, я всего лишь выполняю роль. Это его сценарий, это оттуда, с неба, это зов и просьба предков наших', Миша посмотрел на небо. ''А еще говорят, что гениям прощается все''.
Об этом поступке Михаила никто не узнал. Он никому и не рассказывал про это, но по всей видимости он влюбился в мумию Ленина, так как спустя месяц весь персонал охранников саркофага сменили новыми людьми. А 29-го марта 1945-го года комендант Кремля генерал Спиридонов отдал приказ о возвращении мумии Ленина в Москву. А 20-го марта 1959-го года, Михаил Чернов, находясь на Красной площади в Москве, посетил Мавзолей. Проходя в живой колонне, он ударом молотка разбил саркофаг Ленина и бросился всем телом на мумию. Этот случай привел в недоумение всю страну. Он тут же был схвачен кремлевской охраной и помещен в психушку. Кто знает, может Михаил хотел обратиться к Ленину за советом.
ЭПИЛОГ
Даше в 60 году было уже около 40 лет. Она очень грустно и тихо плелась по грязным улочкам Москвы, смотрела себе под ноги, изредка реагируя на звуки автомобилей и пешеходов. Москву она знала плохо, очень плохо. Сибирской бабе Москва не нужна, Москву надобно понять, ощутить, почувствовать. Но ей сейчас было не до Москвы. Она возвращалась с психушки, где навещала Мишу Чернова. Она в него почему-то влюбилась. А Михаил Чернов, которому суждено будет через 10 лет умереть в этом дурдоме, увидев ее при встрече, расплакался.
- Не плачь, Миша. Ты личность, ты уже знаменитость во какая. О тебе легенды ходят в Тюмени. В деревне все только могут философствовать, а на деле все чурбаны, их даже в соседнем колхозе не знают. А ты уже известен на весь Союз. Так что, ты просто молодчина, крассава. Ты мне нужен, Мишка, слыхал, ну-жен.
И вот, раздумывая и пережевывая все сказанное Мише Чернову, Даша плелась по парку Измайлова, где столкнулась с одной пожилой, но очень приятной на внешность женщиной. Та остановила ее, попросила послушать стихи, которые сочинила сама. Они присели на скамеечке, где поэтесса начала читать свои произведения. Читала долго, даже нудно, иногда мучила Дашу, и все же закончила наконец читать свои сочинения, среди которых Даше запомнилось только вот это:
"Привольем пахнет дикий мед
Пыль - солнечным лучом,
Фиалкою - девичий рот
А золото - ничем.
Водою пахнет резеда
И яблоком - любовь.
Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь''.
- Вам понравилось? - спросила поэтесса Дашу.
- Нет, равнодушно ответила она.
- Почему?
- Просто! Не понравилось и все!
- А как вас зовут?
- Какая разница?
- Вот меня звать Анной Ахматовой. А тебя?
- Даша, Дашей меня звать.
- И вы Даша не любите стихи (недоуменно)?
- Нет.
- И почему же?
- Хороший поэт- мертвый поэт! Вот почему!
После этих слов поэтесса внимательно оглядела Дашу, видом смахивающую на доярку.
Анна Ахматова еще долго смотрела вслед Дарье Дорош, которая через несколько лет переедет жить в Ульяновск, к своей сестре Светлане.
ГЛАВА 6
1943-й. О Жукове
Нижеследующие заметки были найдены в большом запечатанном конверте в бандероли на имя Рустамова Т. Б. ("Дойч Вермахт Зигонер"). Родных и близких у Рустамова практически нет, и мне предложили ознакомиться с ними, а если сочту нужным, опубликовать. Я не считаю это вымыслом и предаю ее гласности почти без добавлений. Ну, почти.
Бывают в истории моменты, когда отдельный человек, индивидуум, попав в тяжелейшую ситуацию, конкретно на войну, пытается прохлять, проскочить, отлежаться в окопах, выиграть время. Т.е. выжить, уцелеть, не умереть. На войне это сделать сложно, тем более, если ты не генерал. Там всех ждет один и тот же приказ, "вперед, на передовую!''. Избежать это не мыслимо, не реально, особенно во второй Мировой войне.
И вот жизненной задачей одного военного врача становится это мнимо невозможное, невероятное, превратить в возможное, попытаться небывалое сделать бывалым.
Толик Горохов стоял перед умывальником и массировал половой член своего хозяина. Хозяин закинул руку на плечо Горохова, и тихо стонал, изредка посматривая на дверь. А Анатолий Горохов ему мастурбировал, онанировал его. Хозяин был военный, большим начальником, но все же это мерзкое занятие не нравилось Толе. Но что же делать, надо угодить своему шефу, надо угадать его мысли и при этом уцелеть. Тем более, что шла война. Через секунду генерал (а это был сам генерал) кончил, он с глухим стоном схватив за шею Толика спустил струю спермы на его руку, и тот пренебрежительно начал смывать ее с руки своей. Кто же был этот военный начальник?
Этот эпизод не был сопровожден ничем особенным и не произвел никакого шума. Мол, все как обычно, так и должно быть. Хотя впоследствии эти сцены стали предметом слухов, кривотолков, всяких разговоров.
17-го марта 1943-го года Георгия Жукова назначили командовать Воронежским фронтом.
На тот момент он прекрасно справился с задачей в Сталинграде, где по сути первый раз фашисты капитулировали. Жуков оправдывал надежды Сталина, и по совету Ворошилова, Георгия Константиновича направили возглавить одну из самых горячих точек на фронте. Это был Воронежский фронт. На тот момент немцы уже захватили Харьков и Белгород. В сущности, на Воронежском фронте было противостояние двух львов, двух военно-тактических направлений, двух характеров: со стороны Советских войск это был Жуков, со стороны фашистов, фельдмаршал Манштейн, любимчик самого фюрера. Манштейн готовил очередной серьезный удар Жукову по Курскому направлению.
Георгий Жуков сидел у себя в кабинете, расположенном в двухэтажном домике, в здании бывшей школы. Хотя, конечно же Жуков не имел постоянного месторасположения. Эта была горячая каша на фронте, поэтому генерал Жуков был всегда в пути, в перемещениях, он контролировал состояние солдат и командиров, бронетехники, общего положения. Жуков сидел за столом и пил водку, закусывая ее черной икрой. Он наливал водку и молча пил, будто человек от жажды пьет холодную газировку. Жуков намазывал для закусона на кусок черного хлеба зернистую, аппетитно пахнущую икру. Обычно так кушают сметану или баклажановую икру. Но он был весь на нервах, ему было не до условностей, а экономность не входила в его планы. Дармовой, и уксус сладкий. Какая там черная икра! Фашисты наступают по Курскому направлению, а он не может дозвониться Сталину, не может ему доложить об обстановке. А ведь Сталин приказал ежечасно докладывать о делах на фронте. Была получена информация о том, что немцы перерезали шнур, кабель, поэтому сейчас наши восстанавливали связь. Рядом с Жуковым сидел его врач, Анатолий Горохов. Он был психологом, занимался парапсихологией, внушал спокойствие и уверенность Жукову, который, конечно же в этом нуждался. Почти неизменно он находился рядом с Жуковым, и Жуков, в свою очередь тоже в нем нуждался. Они уже привыкли друг к другу. Жуков пропустил еще сто граммов русской водочки, сделал кислое лицо, и опять закусил ее икрой.
- Товарищ генерал, не нужно, вы че это. Вам Сталину звонить надо, а вы уже пол литра пропустили.
- Знаю Толян, знаю. Нервы ведь, они брат не железные. Рождаемся на свет один раз, а первый блин - комом.
Жуков после этих слов выпил еще одну чарку водки.
- Не нужно, от Вас ж разит за километр. Солдаты кругом, не хорошо.
- Да пошли на хрен эти солдаты. Кто они, а, Толян, кто? Правильно, они мясо. Мясо они, которых правильно надо использовать.
- Товарищ Жуков, нельзя быть таким злым, они ведь тоже люди, у них есть родители...
- Слушай, заткнись! Родители понимаешь... Какие на хрен родители!? Если я буду вспоминать их родителей и каждого буду жалеть, мне некого будет посылать на смерть. А по другому мне Манштейна не выиграть. Он берет головой, своей тактикой, а я мясом. Человеческим мясом! Ты любишь мясо, Толян?
- Но не человеческое. Говядина, там курятина. Я вообще мясо не люблю, тем более на войне.
Жуков еще раз выпил стакан водки, закусил уже его большим ломтиком сала, добавив затем два толика чеснока. Он привстал, начал прохаживаться по комнате, подошел к окну. Окно смотрело на глухую стену, ничего кроме кирпичной стены. Да, не весело. Здание располагалось впритык с другим зданием, поэтому обозрение было не из лучших. Вид из окна всегда не на ту сторону. "Вид из окна - и тот мы проглядели', подумал он. Жуков, повернувшись к Горохову, спросил:
- Послушай, нашли мне этого солдата? Ну, которого я просил вчера найти и привести его сюда, ко мне.
- А, этого азербайджанца?
- Ну да.
- Да, он ждет вашего приказа в землянке, недалеко отсюда.
- А че он так, оборзел что ли, перед всеми на меня рыпаться начал. А?
- Вообще то, Георгий Константинович, я Вам скажу одну вещь. Эти азербайджанцы немного с приветом. У некоторых из них не все дома, так сказать...
- А откуда тебе это известно?
- А я работал до войны в Баку. В морском порту, врачом.
- Да я бы его не тронул. Просто он ответил мне, когда я обозвал весь взвод щенками.
- А что он вам ответил?
- Сказал (понизил голос), сам такой. Но ничего, я его щас проучу. Посмотрим, кто из нас щенок. Я, Жуков, а он, обычный солдафон. А ты знаешь Толян, почему он мне нужен?
- Никак нет, товарищ генерал.
- Ну, пошевели, пошевели мозгами то своими. Ты же психолог в конце-то концов.
- Право, Георгий Константинович, я даже не знаю, зачем он Вам мог бы...
- Вот видишь, никто меня не понимает, и ты тоже, Горохов.
- Ну а все-таки, скажите, товарищ генерал, зачем он Вам, а?
- Я то скажу, но ты подумай, ну, угадай наконец.
- Нет, не знаю даже...
- Эх, бал-бес ты Горохов, вот ты кто. Ну скажи, часто ли ты видел таких храбрецов на фронте, которые на командующего фронтом рыпались, а?
- Никогда не видел.
- Ну так вот,...вот и я хочу прочитать его мозги, его извилины, мол, чем он руководствовался, когда он борзанул на меня, на Жукова. Мне теперь Горохов, со смелостью разобраться надо. Зачем одни смелые, а другие нет. С чем это связано? С воспитанием, с кровью в жилах, или с чем-то еще, не знаю.
-?...
- А (махнул рукой), ... а ну, позови мне его суда.
Горохов вышел исполнять приказ генерала, а Жуков еще раз налил себе граммов 100, и принял на грудь. Он готовился к беседе с этим азербайджанским солдатом. Его вчера взбесило то, что при одном его виде, в его присутствии, полковники дрожат как зайцы, а он, какой-то черножопый, какая - то тусклая шелупонь послал его на три буквы. Нет, безусловно он труп, это само собой (Жуков усмехнулся). Будет еще кто-то здесь на него выпендриваться. Просто он хочет узнать степень его смелости, поближе познакомиться с его храбростью, а может даже с сумасшествием. Завтра он его уже не увидит, он исчерпал себя, сгорел. Храбрость сжигает время. Но время еще есть, поэтому надо как можно скорее из него выжать этот эликсир отваги. ''Сегодня же я его пошлю в разведку, или в дозор. Оттуда живыми не возвращаются. Какая наглость! На меня попер, еб твою мать!', злился про себя Жуков. Он позвонил в дежурку: ''как там с кабелью, готово, или нет? Быстрее, мать вашу, мне с товарищем Сталиным говорить надо!'' Бросив трубку, он опять потянулся к водке. Налил себе в стакан, и с размаха выпил. А в этот момент Курбанов в сопровождении Горохова шел по шумному коридору этого домика, или временного штаба. Курбанов услышал, как за его спиной сказали: ''Это он!'' Горохов вошел в кабинет Жукова доложить о нем.
- Товарищ Жуков, рядовой Курбанов по вашему приказу доставлен.
- А ну, давай его сюда. И оставь нас наедине.
В кабинет Жукова вошел худощавый черненький паренек, лет 20-ти, не больше. Он был немного кучерявый, с ярким взглядом. Вот все, что запомнил Жуков. В комнате они были вдвоем, и генерал начал на него наезжать:
- Как фамилия, солдат?
- Курбанов.
- И что?
- А что?
- Да ты как со мной разговариваешь, падла?!
- Сам ты падла, старый козел.
- Что!!!
Жуков встал, подошел к нему и ударил, т.е. нанес ему удар, но Курбанов отвернулся от удара, и нанес ему ответный удар головой прямо под глаз. Удар пришелся в нос. Жуков рухнул на грязный пол как мешок цемента, обхватив руками разбитый нос. В глазах стало темно. Из под пальцев, которыми он поддерживал нос, текла кровь. Жуков приподнявшись, хотел нанести Курбанову еще один удар, но тот, схватив его за воротник, приблизил свое лицо к его ушам и грозно зашипел: ''я же тебя зарежу сейчас, как барана, понял?'' После этих слов Курбанов сильно оттолкнул Жукова в сторону, и тот опять потеряв равновесие, упал. Он был просто пьян, к тому же он действительно испугался. Человек вообще воюет с себе подобными, но неподобных он избегает, боясь неизвестную силу. В комнату на шум вошел Горохов. Перед его глазами предстала дикая картина: на полу, весь в крови и грязи, полностью пьяный, сидел на своей заднице генерал Армии Жуков. Напротив, в боевом положении, стоял рядовой Курбанов. Горохов опомнившись, начал вопить:
- Что здесь происходит! Что вы тут себе позволяете, рядовой Курбанов?
Жуков, чуть очухавшись, поднял голову в сторону Горохова, и замычал:
- Да это не он, мать твою! Это я сам, упал бля! Разве нет?
Повернувшись к Курбанову, он хотел, чтобы тот подтвердил его слова, а тот отрицательно покачал головой. Жуков крикнул:
- Горохов, оставь нас! Оставь!
Обалдевший Горохов вышел из кабинета. Жуков привстал, вытряхнул кое-как липкую грязь, прилипшую к его кителю, и заново сел за стол:
- Ты че, не нормальный или впрямь такой храбрец? Я же первым прикажу, чтобы тебя послали на передовую. Теперь я уже вынужден это сделать. Чего ты добиваешься, а?
- Я не боюсь смерти. Для меня не важно, сколько прожить, главное как прожить.
- Ну хорошо, это ясно. Здесь уже никто не боится смерти. А зачем ты старшего то по званию не уважаешь? А? Ты где воспитывался?
- Когда нечем крыть, я крою матом.
- Слышь, Курбанов, а че это ты мне тыкаешь? Я же старше тебя во на сколько лет.
- Обращение вы надо заслужить генерал. Пока ты этого не заслужил.
- Ну а ты, я вижу, жить не заслужил. Ты скоро умрешь, солдат.
- Кто скоро, кто не скоро. Все мы умрем. Аллах милостив, генерал.
- Н-да...Выпьешь со мной, Курбанов?
- Нет, я не пью.
- Как? Ха-ха (смеется). Ты отказываешься пить с Жуковым?
- Да мне плевать ты кто. Я вообще не пью. Я никогда не пил.
- А зачем? Что, болеешь чем-то?
- Я из семейства пророков, по нашему это называется сеид. Нам нельзя, понимаешь?
- Эх,...понимаю, понимаю...А откуда ты родом, а, Курбанов?
- Из Баку.
- А, Баку, нефть, Каспий. Эх, плохой ты солдат, Курбанов. Не хочешь ты стать генералом. Надо стремиться наверх, к лучшему. А ты, тьфу (плюнул на пол), так и умрешь, грязным солдатом.
- Мне не нужна власть. Власть хотят и любят рабы. Только раб хочет власти, чтобы иметь рядом своих рабов. А я не раб, поэтому и не хочу власти.
- Выходит так, что я раб? Ха-ха! Курбанов, это же смешно!
- Ты раб, самый настоящий раб, который имеет хозяина, и который тоже имеет своих рабов. Сознание у вас у всех одинаковое, т.е. рабское. Когда выдают черное за белое, то гуляет серость. И чем больше этой серости, тем она коричневая. Тебе дали власть, вот ты и властвуешь, имея рядом с собой и рабов и хозяев. Все вы рабы.
- Умный ты, я вижу.
Жуков еще раз выпил граммов 100 водки, и уже ничем не закусил. Да и нечем было закусить, он все слопал. На тот момент, а еще вечер не наступил, он уже выпил целых два литра водки. Поэтому он тарабарил, говорил криво и косо, вечно икал, и один раз чуть не вырвал. Еле сдержал себя. Курбанов с презрением посмотрел на него, и отвернулся. "Горохов!', кликнул своего врача Жуков. Горохов тут же появился.
- В разведроту его! Ясно? Выполнять.
- Есть товарищ генерал.
В тот же день, поздно ночью, небольшой отряд разведчиков, в числе которых был и Курбанов, пошел на задание, и ...не вернулся. Вернулся всего один воин, сержант Бобров. Курбанов, вместе с другими солдатами, попали в засаду, и были как рябчики перестреляны врагом. Это известие успокоило Жукова. Он сидел у себя в комнате такой, довольный, весь красный и пьяный. Рядом сидел Горохов, и докладывал о том, что Курбанов убит пулей врага.
- Правильно, поделом ему, чурке этому.
- Сам он нарвался, товарищ генерал, сам виноват.
Жуков внимательно посмотрел на Горохова с ног до головы.
- Горохов, а ведь этот Курбанов, он мужик, понимаешь, мужик настоящий. Просто такие меня здесь не устраивают. Не повезло ему со временем. Такие как он, должны были родиться и жить давным-давно, в средние века, но не сейчас.
- А, понятно.
- Да ничего тебе не понятно. Знаешь Толян, что я сейчас хочу.
- Что, товарищ генерал?
- Бабу хочу я сейчас, бабу. Понимаешь?
- А... А где же найти то щас бабу, Георгий Константинович?
- А ну ка, сделай мне массаж, че то спина у меня болит. И дверь закрой, чтоб не мешали нам.
Жуков снял китель, лег на живот. Горохов, засучив рукава, приблизился к дивану, и начал своими мясистыми руками массажировать спину генералу Жукову. Он это делал не первый раз. Жуков любил массаж, это была одна из форм его отдыха. Но сегодня глаза у Жукова были какие-то сумасшедшие, какие-то не живые. Рассуждая таким образом, Горохов мощно тер спину генералу, а тот стонал и охал под ним.
- Послушай Горохов, давай желудок мне помассируй, а?
- Желудок? А зачем это?
- У меня он болит.
И с этими словами Жуков перевернулся на спину, лег удобно, и немного спустил вниз брюки. Горохова начали пугать данные движения хозяина, но Жуков гневно приказал ему:
- Давай, массаж делай, мать твою!
- Да, да,...товарищ генерал (испуганно).
И Горохов начал осторожно и очень мягко щипать своими пальцами кожу на волосатой пузе Жукова. И вот тут произошло то, чего больше всего боялся Горохов. Жуков, закинув одну руку за голову, другой рукой вытащил из под брюк своих возбужденный уже половой член.
- И его помассируй, Горохов. А то он соскучился по бабам, обижаться начал на меня.
Горохову ничего не оставалось делать, как выполнить приказ командующего Воронежским фронтом. Он взяв в руки теплый и толстый член Жукова, начал гладить его пальцами вверх и вниз. От этого член начал крепнуть. Сам Горохов тоже начал возбуждаться, и он уже более уверенно игрался с его членом. И вдруг, о боже, он ощутил на своей голове крепкую руку генерала, который вел, склонял его голову к своему члену. И наконец послышался шепот Жукова:
- Лизни его не много, Толян. Я кончить хочу, кумекаешь, кончить.
- Это,...товарищ...
- Соси бля, это приказ!
Жестким и мрачным тоном заявил Жуков. Горохов присев на колени, потихоньку внедрил его толстый и горячий член себе в рот. Жуков помогал ему, обхватив его голову руками, он натягивал свой член еще глубже ему в горло. ''Вот, а говорил мясо не любишь', выдавил от себя Жуков. Горохов, продолжая делать минет, взглянул на него. Главное он делал это по - мастерски, как профессионал. С членом во рту, не поговоришь. Зато как думается!
И в этот момент бесперебойно затрезвонил телефон. Жуков, не отрывая этот процесс, взял трубку, и чуть расслабленным, уставшим тоном произнес:
- Жуков у телефона.
- Товарищ Жуков, отвечайте, Москва, на линии товарищ Сталин.
Но он уже ничего не соображал. Услышав имя Сталина, он почему-то возбудился еще больше, и вдобавок Горохов был в ударе, он "это" делал не хуже бабы. Короче говоря, Георгий Константинович кончил Горохову в рот. Он испустил такой звук, будто из камеры, из шины, выпускают воздух. Даже не много протрезвел. Чуть очухавшись, уже стоя на ногах со спущенными вниз галифе, он слушал на линии Сталина:
- Товарищ Жуков, почиму вы не докладываете абстановку (с грузинским акцентом)?
- Товарищ Сталин, понимаете, тут кабель был поврежден, только сейчас починили.
- Мозги у тебя повреждены, товарищ Жуков.
В общем, через пару дней Жукову пришло подкрепление для предотвращения удара войскам Манштейна по курскому направлению.
Прошла неделя. Вновь Жуков сидел с Гороховым у себя в кабинете. Три дня продолжались сильные бои. Сегодня чуть тихо, небольшая передышка, все сидели уставшие. Жуков расчувствовался перед Гороховым, выпив водки, он как-то сказал:
- Толян, хочешь я тебе открою одну тайну?
Толян хотел этого. И Жуков рассказал ему, что отец его, Константин Жуков, является подкидышем, не законнорожденным. Об этом его руководство знало, и этот факт мешал ему в его военной карьере. Он почему-то сейчас вспомнил про это, и начал рассказывать про горькую судьбу своего отца.
- Как, товарищ Жуков, значит Ваш отец подкидыш?
- Ну?
- Да нет, ничего. Ну, просто тогда возникает вопрос, а может его не Константином звали, а Николаем, например. Разве нет? Откуда вы могли знать, как его звали на самом деле?
- Что значит, откуда знали? Знали и все!
- Но откуда?
- Ты мне здесь не умничай, понял? Вот скажи, зачем ты живешь, а, Толян? Семья твоя попала под бомбежку в Минске, дети погибли. Родственников нет. Остался один ты во всей своей родне. Ну зачем ты живешь, а, Толик? Что ты вообще думаешь, мне просто интересно.
- Во-первых, жить в любом случае надо, товарищ Жуков. А во-вторых, мне не надо думать, вы за меня думаете, и мне этого достаточно.
- А зачем ты сам не думаешь?
- Нет надобности в этом, Георгий Константинович, а может Георгий Павлович, или Петрович. Уже не знаю.
- Ты что, издеваешься, что ли (полушутя)? Нет, и все же ответь, зачем ты живешь?
- Я живу под Вашей тенью, рядом с Вами, и мне не о чем беспокоиться, даже на войне. А война, товарищ Жуков, рано или поздно закончиться. Война всегда временна, она долго не продолжается, ибо Бог всегда и за тех, и за других. Война нужна демонам, дьяволам, они питаются кровью, им нужна горячая кровь. И вообще, земле, такой черной земле, серым камням, деревьям, тоже нужна кровь, теплая человеческая кровь. Это их подпитка, их еда. Она им нужна так же, как человеку воздух, а рыбам корм. Сатана должен быть жесток. Евангелисты дали ему слишком мало времени.
- Э, Толян (махнув рукой), че эт ты такое здесь говоришь, а?
- Так что, товарищ Жуков, главное быть верным своему хозяину, и он тебя приведет к более лучшему и хорошему, что есть сейчас. Чтобы сделать будущее, надо уничтожить прошлое.
- А зачем жить то тебе, Толь? Ты опустившаяся личность, хрен мой сосешь, а возможно, и не только мой.
- Хм... Я выполняю всего лишь ваш приказ.
- Да? Ха-ха. Это еще не известно, кто из нас подонок, я, который отдаю такой приказ, или ты, который выполняет его.
- Ну что Вы, товарищ Жуков. Вы совсем уже...
- Ха-ха-ха! А разнополых я бы попросил (смеется)!
Жуков, широко раскрыв рот, разразился диким смехом. Так он минуту смеялся.
- Да, смеется тот, кто смеется как лошадь. Товарищ Жуков, видимо страх сделает из человека все что захочет. Да и вообще, в жизни многое зависит от первого шага, от первой реакции. Нет в жизни человека с крепкой волей. Бог не родил еще на свет такого. Достаточно создать мини условие, и все, уже любой человек, даже волевое сверх существо, не выдержит, оно сломиться. Человек ко всему привыкает, но не от всего отвыкнет. Люди - это грязный поток. И надо быть океаном, чтобы принять его в себя, и остаться чистым. Любой профессор, даже академик, даже вы, товарищ Жуков, если попробуете наркотики, вы завязнете в этой страшной пучине, каким бы интеллектуалом или порядочным бы вы не были. Синдром наркотика надолго засядет у вас в организме, и будет ждать своего часа. Опиум умеет ждать. Любому нормальному человеку с идеальной секс ориентацией достаточно свернуть с пути, сделать не верный, не правильный шаг, вкусить что то новое, другое, как тут же он будет опускаться, теряться, меняться, ломаться. Он уже после этого должен бить тревогу. Главное этот шаг, а не характер. Спаси вас Господь от этого первого шага, Боже упаси.