Никто не предлагал разрабатывать военную стратегию с учетом достижения политических целей. Рузвельт вообще стремился не примешивать политику к военным действиям коалиции, дабы не препятствовать ведению войны.
Вслед за переговорами с Иденом 31 марта Хэлл, подытожив все сказанное, сообщил результаты переговоров Литвинову. Таким образом, подчеркнул он, Идеи разделяет стремление американцев взаимодействовать после войны с Россией и поддерживает мнение, что американцы, русские и британцы должны сообща обуздать нарушителей спокойствия не только в собственных, но и в других странах. Хэлл всячески старался объяснить британскую стратегию «зависимых народов», основанную на надежде, что общемировое развитие коснется этих народов и пробудит их. В этот же день Государственный департамент отправил отчет о переговорах Идена послу Стэндли для вручения Молотову. Следует отметить, что не предпринималось никаких попыток сформулировать достигнутые договоренности и решения. Молотов не сказал, действительно ли он верит этому отчету или нет. Замечу, что до конца войны Рузвельт и Хэлл были крайне обеспокоены тем, чтобы русские не подумали, что они проводят какие-то секретные операции с британцами.
Следует сделать короткое послесловие к отчету Идена о прошедших переговорах. Когда спустя несколько недель Черчилль опять прибыл в Вашингтон, то внес некоторые добавления к тому, что сказал Идеи по обсуждаемым вопросам. Черчилль убежденно говорил о возможности совместного использования Соединенными Штатами и Британией баз, расположенных на территориях обеих стран; пока еще не было полной ясности с проектом «опорных пунктов». По мнению Черчилля, важным моментом являлось усиление Франции, «…чтобы в будущем между Англией и Россией располагалась сильное государство, не обладающее притягательной силой слабой страны».
Но Черчилль не оставил и мысли о разделе Германии; по крайней мере, он надеялся на отделение Пруссии от остальной части Германии.
Как бы то ни было, но все эти комментарии, касающиеся политических вопросов, имели всего лишь второстепенное значение. Приезд Черчилля в Вашингтон был связан с первоочередной задачей: обсудить вызывающие беспокойство вопросы военной стратегии в Европе и на Дальнем Востоке.
К этому времени Черчилль, как вытекает из его записей, пришел к окончательному выводу по двум вопросам. Во-первых, что следующим объектом, после захвата Сицилии, должна стать Италия, а во-вторых, что, в связи с относительной боеспособностью немецкой армии в Западной Европе, проведение операции вторжения через Канал в 1943 году не представляется возможным.
12 мая, в первый день конференции, известной под названием «Трайдент», пришли известия от Эйзенхауэра: в Тунисе полностью подавлено всякое сопротивление, в плен захвачено 160 000 человек, близлежащие воздушное и водное пространство полностью контролируются. Это была крупнейшая победа за весь период средиземноморской кампании. В своем выступлении Черчилль максимально использовал вновь открывшиеся возможности. Согласно его тезисам, британцы и американцы должны немедленно напасть на Италию и вывести ее из войны. По мнению Черчилля, в этом случае они могли бы ожидать грандиозных результатов.
1. Сокращалась совокупная мощь и уменьшалась обороноспособность стран Оси.
2. Итальянская армия должна была покинуть Балканы, и немцам пришлось бы либо отдать контроль над этим регионом, либо значительно увеличить находящиеся там силы.
3. Капитуляция итальянского флота открывала британским военно-морским силам путь в Тихий океан и в Бенгальский залив, что давало возможность активизации действий против Японии, в Бирме и в Ост-Индии.
4. Сардиния и Додеканесские острова могли бы использоваться в качестве баз.
5. Эти события могли заставить турецкое правительство согласиться вступить в войну.
Черчилль считал, что прекрасная возможность, позволяющая добиться этих результатов, является более чем объективной причиной для обсуждения вопроса. Он подчеркнул, что это лучшее, если не единственное решение, благодаря которому огромные силы сухопутной армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил Британии и Соединенных Штатов сосредоточатся в Средиземноморье и после захвата Сицилии могут быть использованы в оставшийся период 1943 года. В противном случае большая часть этой военной силы будет бездействовать, поскольку нехватка судов ограничивает возможности перемещения их в Британию для проведения любых операций вторжения через Канал в 1943 году, и, кроме того, возникнут серьезные проблемы с дислоцированием, переформированием и перевооружением армии. Кроме того, Черчилль утверждал, что наступление на Италию западных союзников наилучшим образом будет способствовать ослаблению напряжения на русском фронте. По его расчетам выходило, что немцы будут вынуждены перекинуть в Италию и на Балканы такое количество дивизий, значительно ослабив наступление на Восточном фронте, что это окажется гораздо эффективнее, чем вторжение через Канал союзнической армии в 1943 году.
Позже было принято решение о прекращении действий в Средиземноморье после захвата Сицилии. Рузвельт согласился, что мощь двадцати дивизий, собранных в Средиземноморье, не следует оставлять не у дел до начала операции вторжения через Ла-Манш, но план наступления на Италию, после Сицилии и Сардинии, вызывал у него определенные сомнения. Он опасался, что союзники могут надолго застрять на Апеннинском полуострове, что потребует все большего и большего количества людей и судов. Поскольку Рузвельт не хотел допустить такой возможности, он рассудил, что будет гораздо лучше занять все избыточные ресурсы в подготовке к проведению весной 1944 года крупномасштабной операции через Канал.
Черчилль не отрицал, что немцы могут оказать серьезное сопротивление в боях за Италию, но представлялось, что его это не волнует. Настроенный весьма оптимистично, премьер-министр был уверен, что итальянская кампания не потребует военных ресурсов, необходимых в будущем году для проведения операции через Канал. Он пытался убедить американцев в необоснованности их опасений, поскольку, по его мнению, кампанию можно было провести таким образом, чтобы, независимо от действий немцев, союзники были в состоянии принять решение о размерах средств, которые следует отвести под операции в Италии.
После переговоров, проходивших с 12 по 25 мая, американцам и британцам вновь удалось найти место всем своим намерениям и опасениям во взаимоприемлемой программе.
В отчете начальников Объединенного штаба, одобренном Рузвельтом и Черчиллем, содержалось три стратегических направления.
1. Действия в Средиземноморье против Италии. Эйзенхауэр должен быть готов начать наступление на Италию сразу же после захвата Сицилии и добиваться краха Италии, действуя таким образом, чтобы способствовать воздушным атакам на Западную и Южную Германию, изматывая немецкую истребительную авиацию и создавая серьезную угрозу власти Германии на Балканах.
Однако боевые действия, направленные против Италии, не должны были поставить под угрозу проведение операции по вторжению через Ла-Манш в 1944 году. Особо оговаривалось, что после 1 ноября семь из общего числа находящихся в Средиземноморье дивизий должны быть приведены в готовность для отправки в Англию, чтобы в составе основной армии вторгнуться на территорию Северо-Западной Европы. Черчилль был против этого условия; впоследствии именно принятие этого решения помешало активизации действий в Средиземноморье.
2. Операция через Канал. Было решено, что «войска и оборудование» должны размещаться в Соединенном Королевстве «с целью начала операции 1 мая 1944 года, гарантируя высадку на континенте в том месте, откуда следует начинать наступательные действия».
Кроме того, был решен вопрос о численности армии на различных этапах подготовки к нападению. С целью уменьшения немецкого сопротивления и ослабления военно-воздушных сил Германии следовало значительно увеличить размеры и количество воздушных атак.
Британцы рассматривали установленную дату нападения как ориентировочную. Они считали, что это требование будет выполнимо только в том случае, если к этому моменту удастся справиться с военно-воздушным флотом Германии, и численность немецкой армии, подразделений, находящихся на территории Франции, не будет превышать установленного максимума. Американцы, в особенности Маршалл и Кинг, не соглашались ни на какие ориентировочные даты. Они требовали точных сроков. Они отказывались продолжать концентрацию значительной части американских военных ресурсов в Британии в течение следующего года в том случае, если вторжение откладывалось на неопределенный срок.
Американцы надеялись, что смогут настоять на своем. Действительно, отчет не содержал никаких условий или ограничений, касающихся подготовки этой операции. Но британцы по-прежнему считали, что не только план подготовки, одобренный Рузвельтом и Черчиллем, но и установленная дата и окончательное решение о вторжении продолжают находиться в стадии обсуждения. Настаивая на проведении операций в других местах, они не задумывались о том, что это может задержать подготовку и выполнение операции через Канал. Проблема вновь возникла, как только приступила к работе британско-американская группа планирования («Коссак»), которая по заданию конференции «Трайдент» создавала реальный план действий.
3. Наступление на Японию. Была увеличена скорость прохождения с юго-западной стороны и предусмотрено быстрое пересечение центральной части Тихого океана (Маршалловы и Каролинские острова). Американские власти были вправе решать, какие военные ресурсы должны отводиться для проведения этих действий, но подчинялись условию: «перед тем как предпринять какое-либо действие… оно должно быть рассмотрено Объединенным штабом».
Кроме того, было принято решение обеспечить большие резервы летчиков и самолетов для организации воздушной трассы через Гималаи из Индии в Китай, для проведения воздушных операций в Китае и для оказания помощи сухопутным войскам, в особенности тем частям, которые заняты на подготовке маршрута через Бирму в Китай. Эти скромные требования не выдерживали конкуренции со стороны неотложных требований других центров борьбы.
Принятое конференцией «Трайдент» соглашение не определяло, каким образом Италия будет выведена из войны. В нем только говорилось: «…союзнический главнокомандующий в Северной Африке будет безотлагательно проинструктирован, как наилучшим образом вывести Италию из войны. Решение этого вопроса остается за Объединенным штабом».
Следовало ли проявить осторожность во время захвата Сардинии? Это, безусловно, удовлетворило бы американцев. Или следовало первым делом запланировать усиление позиции на Апеннинском полуострове? Ничто не мешало Британии воспользоваться большими возможностями. Черчилль, торопясь принять решение, которое позволит обеспечить непрерывное давление на итальянцев, предложил Рузвельту немедленно направить вместе с ним Маршалла для поездки в Алжир с целью проведения переговоров с Эйзенхауэром и другими командующими. Позже Черчилль, возвращаясь к этой поездке, с сожалением заметил Стимсону, что он, «…кажется, был просто одним местом багажа».
Черчилль с Маршаллом вместе вылетели из Вашингтона и 29 мая прибыли в штаб Эйзенхауэра. Там они встретились с генералом Бруком, начальником имперского генерального штаба, с британскими командующими в Средиземноморье – генералами Александером и Монтгомери, маршалом военно-воздушных сил Теддером и адмиралом Гуннингхэмом. По единодушному мнению британских представителей, нападение на Сардинию потребует неразумного растрачивания сил, необходимых для проведения операций в Средиземноморье. С их мнением приходилось считаться, поскольку к этому моменту Британия имела почти в три раза большую численность сухопутной армии, в четыре раза больше военных кораблей и почти столько же, сколько у американцев, самолетов. Краткое выступление Черчилля относительно наступления на Италию в целом повторяло его выступление в Вашингтоне и заканчивалось следующим утверждением: «Никакое другое действие первостепенной важности не откроет нам в этом году Европу».
Черчилль проявлял осторожность, чтобы не создалось впечатления, будто он в это время имел в виду какую-то кампанию на Балканах или даже в Северной Франции.
Во вступительной речи на конференции «Трайдент» премьер-министр проявил заметный интерес к проведению возможных операций не только в Италии, но и в других районах Средиземноморья. Неясно, имел ли он в виду организацию больших экспедиций или просто небольшие диверсионные отряды, действующие совместно с местными партизанами. Записи Черчилля, сделанные им впоследствии, также не дают ответа на этот вопрос. У присутствовавшего там адмирала Ли создалось впечатление. что Черчилль настойчиво предлагал вторгнуться на Балканы. Но если Черчилль только бросал взгляды в том направлении, то Комитет начальников штабов Соединенных Штатов будто бы воочию видел отправленные туда десять дивизий. Американцы с подозрением воспринимали изощренный подход Черчилля к выбору средиземноморской стратегии, напоминающий «кошачьи прыжки». Вот объяснение Черчилля: «Наилучший метод приобретения гибкости состоит в том, чтобы иметь детально отработанные три или четыре плана действий на все случаи жизни. Тогда намного проще переключаться с одного на другой, как бы делая кошачьи прыжки».
На конференции в Алжире некоторые американские военные были, вероятно, убеждены, что премьер-министр, несмотря на его осторожные высказывания, склоняется к проведению основной операции на Балканах.
Следует отметить, что в мае 1943 года Британия отправила первую миссию для работы с Тито. На совещании с начальниками штабов Черчилль подчеркнул исключительную важность в оказании всесторонней помощи антигитлеровскому движению в Югославии.
Эйзенхауэр, хотя какое-то время и был сторонником продолжения наступления в Южной Италии, был оставлен в резерве. Маршалл молчал. Он не оспаривал выступление Черчилля, но был против плана любой кампании в Италии, которая бы оттягивала большие силы для нападения или удержания оборонительных рубежей и задерживала подготовку вторжения через Канал. Прежде чем принять окончательное решение, Маршалл собирался переждать, чтобы посмотреть, чем закончится нападение на Сицилию, как отреагируют на него немцы, как будут идти дела на Восточном фронте. Черчилль не мог заставлять, он мог только убеждать, поскольку последнее слово оставалось за Эйзенхауэром. Однако Черчилль был твердо уверен, что добился больших успехов в этом вопросе, поскольку обнаружил, «что все хотели идти в Италию».
Переговоры в Алжире закончились 3 июня. Черчилль с Иденом улетели в Англию, а Маршалл отправился в Вашингтон.
Перед началом переговоров президент принял решение о замене нашего посла в Москве. На этом месте ему хотелось видеть ревностного сторонника сотрудничества между государствами. Неизвестно, собирался ли президент возводить Джозефа Э. Дэвиса в ранг посла, но он приказал, чтобы Дэвис специальным рейсом немедленно отправлялся в Москву. В тридцатых годах Дэвис уже был послом в России, и с тех пор он считал, что население страны на редкость дружелюбное, а советские руководители – искренние и доброжелательные люди.
Дэвис вез с собой письмо Рузвельта, датированное 5 мая, Сталину. В письме объяснялось, что Дэвис направлен в Москву с одной-единственной целью – договориться о личной встрече Рузвельта и Сталина; президент стремился избежать проблем, связанных с организацией больших штабных совещаний и дипломатических переговоров. Он предлагал «неформальную и совершенно простую встречу между нами в течение нескольких дней» и считал, что у них должна состояться так называемая «встреча умов». Рузвельт рассчитывал встретиться летом, поскольку имелась вероятность, что советское наступление может уже следующей зимой привести к краху Германии, к которому следовало заранее подготовиться. Что же касалось места встречи, то рассматривалось множество вариантов. Исландия, например, была признана непригодной по двум причинам: во-первых, довольно-таки длительный перелет и для Сталина. и для Рузвельта, а во-вторых, отсутствие там Черчилля могло бы вызвать недоумение. Президент предложил встретиться либо на американской, либо на русской стороне Берингова пролива. Это должна была быть личная встреча; Рузвельт собирался прибыть в сопровождении Гопкинса, исполняющего роль переводчика и стенографиста одновременно. Их разговоры если кто и мог подслушать, так только тюлени и чайки.
Расчет Рузвельта провести переговоры со Сталиным в отсутствие Черчилля строился на нескольких соображениях. Они, безусловно. лежат в области догадок, но полагаю, находятся в пределах досягаемости. В августе прошлого года Черчилль один встречался со Сталиным в Москве, что позволило ему ближе познакомиться с маршалом; вероятно, Рузвельт понимал, что ему не хватает знаний об этом человеке. А может, таинственность, окружавшая Сталина. и его обособленность не давали президенту покоя. Страстное желание прорвать зону отчуждения совпало с политическими мотивами. В Соединенных Штатах бытовало мнение, что Черчилль оказывает слишком большое влияние на Рузвельта и в трехсторонних переговорах все решения принимает Черчилль. Личная встреча со Сталиным могла изменить это мнение и оказаться полезной для Соединенных Штатов с политической точки зрения. К тому же в этот момент президент был уверен, что он лучше договорится со Сталиным, чем Черчилль; Сталин не будет относиться к нему с такой подозрительностью, и без премьер-министра будет проще установить дружеское взаимопонимание. Президент считал, что двусторонняя встреча не должна вызвать беспокойства или тревоги со стороны Черчилля; Рузвельт уже доказал свою беззаветную преданность Британии. К тому же некоторые вопросы, которые должны были быть улажены с советским правительством, имели непосредственное отношение скорее к Соединенным Штатам, чем к Британии, и поэтому должны были быть рассмотрены двумя заинтересованными сторонами; точно так же, как Великобритания и Советский Союз рассматривали свой союзный договор.
Хэлл разделял мнение Рузвельта. Кстати, он показал это во время пребывания Черчилля в мае в Вашингтоне, когда во время одного из приступов пессимизма заявил, что, с его точки зрения. крайне важно, чтобы «два наших государства продолжали тщательный отбор лиц для переговоров со Сталиным, вытаскивая его, если можно так выразиться, из раковины, преодолевая отчужденность, скрытность и подозрительность. И так до тех пор, пока не расширится кругозор Сталина, что позволит ему увидеть реальность будущего международного сотрудничества, и наконец-то станут ясными намерения России в отношении Востока и Запада».
Если бы государственный секретарь осознал, что Сталин является хозяином и приверженцем системы, сочетающей иное видение социальной справедливости с ненавистью, он бы понял всю тщетность своих усилий.
Неудачи преследовали миссию Дэвиса с первой и до последней минуты. Посол Стэндли, поняв нежелательность своего присутствия на переговорах Дэвиса со Сталиным и Молотовым, почувствовал себя оскорбленным. Дэвис подверг американских корреспондентов, аккредитованных в Москве, суровой критике за нападки в адрес советского правительства, граничащие с предательством, и раздувание целого события из любой незначительной оплошности, что вызвало бурю негодования. По мнению сотрудников нашего посольства, обед, устроенный Сталиным 23 мая в честь приезда Дэвиса, оказался одновременно унылым и смешным. Русские старались казаться приветливыми, но явно скучали. Дэвис произнес длинную речь о величии советской армии, руководителей страны, советских людях и предложил оставить Сталинград в руинах, как памятник немецким злодеяниям, а в пяти или десяти милях вверх по реке построить новый город. После обеда Дэвис показал документальный фильм «Дипломатическая миссия в Москве», повествующий о его деятельности в качестве посла. Присутствовавшие при этом американцы отметили, что хозяева смотрели фильм с «мрачным любопытством».
Но, несмотря на это, приезд Дэвиса должен был, по мнению президента, сыграть свою роль. 22 мая советское правительство объявило о роспуске Коминтерна. Вероятно, это было решено несколько раньше, но поскольку было объявлено в период пребывания Дэвиса в Москве, то подорвало к нему доверие.
В ответе, сообщенном Сталиным Дэвису (26 или 27 мая) для передачи Рузвельту, говорилось о том, что Сталин разделяет желание Рузвельта организовать встречу, но не может с уверенностью сказать, когда она состоится. Сталин объяснил, что этим летом ожидает новое немецкое наступление на Восточном фронте; советские армии готовятся к нему, но испытывают нехватку самолетов и авиационного топлива. Сталин сообщил, что нельзя предвидеть, какие меры придется предпринимать России, но частично это будет зависеть от того, насколько быстрыми и активными окажутся англо-американские действия в Европе. Хотя Сталин согласился с президентом, что их встреча должна состояться в скором времени, точного ответа все-таки не последовало. Принимая во внимание надвигающуюся опасность, Сталин не мог в июне покинуть Москву и считал, что встреча может состояться в июле или в августе. Он одобрительно отнесся к предложению президента о личной встрече в присутствии всего лишь нескольких советников.
Сразу же по возвращении в Вашингтон Дэвис доложил обо всем Рузвельту. В послании от 5 июня Рузвельт поблагодарил Сталина за сердечный прием, оказанный Дэвису, и выразил удовлетворение, обнаружив совпадение взглядов по всем вопросам.
Но этот обмен любезностями вскоре подвергся суровому испытанию, когда в тот же день или днем позже Сталин получил совместное послание Рузвельта и Черчилля, из которого узнал о военных планах, принятых на прошедшей в Вашингтоне конференции.
Президенту и премьер-министру стоило большого труда составить это послание. Одной из возможных причин была та, что основная стратегия, в соответствии с принятым согласно плану «Трайдент» решениям, состояла из нескольких разделов. Другая, возможно, заключалась в следующем: они заранее предвидели, что Сталин не придет в восторг от этого послания, и пытались найти такую форму изложения, которая покажет все преимущество выбранной стратегии. Кроме того, вполне возможно, что у Черчилля с Рузвельтом были небольшие расхождения относительно выполнения достигнутого соглашения и каждый в послании к Сталину пытался склонить его на свою сторону.
Черчилль рассказал, как в Вашингтоне они с Рузвельтом до тех пор вносили поправки в текст послания, пока их каракули уже стало невозможно разобрать.
После окончания конференции глубокой ночью они все еще были не довольны текстом письма. Тогда Черчилль предложил, что он попробует на следующий день составить текст во время полета в Алжир и отправит результаты своих усилий президенту. Черчилль посчитал, что президент с облегчением воспримет его идею. Как было условлено, генерал Маршалл прибыл вместе с Черчиллем в штаб Эйзенхауэра. Президент поинтересовался, почему бы Маршаллу не полететь вместе с премьер-министром, чтобы во время полета продолжить обсуждение послания Сталину. Пролетая над Атлантикой, они в конце концов закончили письмо. Черчилль оказал доверие Маршаллу, назвав его «собранием проектов». Получив одобрение британского штаба, послание было отправлено президенту. Рузвельт внес только одно незначительное изменение, после чего со специальным курьером отправил письмо Сталину. В нем был правдиво изложен принятый план военных действий.
Ответ от Сталина пришел 11 июня. Он выразил серьезное недовольство решением о быстром выводе Италии из войны, тогда как операция через Канал отодвигалась уже на 1944 год. С его субъективной точки зрения, решение, принятое Соединенными Штатами и Великобританией, было крайне неудачным. Сталин пытался воздействовать на них различными методами, в том числе и методом убеждения, но ничто не могло поколебать упорное желание союзников дождаться необходимого момента, чтобы предпринять попытку вторжения через Канал. В довольно жесткой форме Сталин приводил серьезные аргументы в защиту вторжения в 1943 году. Это было первое послание из июньской переписки Сталина и Черчилля, в котором каждый, убежденный в собственной правоте, настаивал на своей точке зрения.
Вслед за переговорами с Иденом 31 марта Хэлл, подытожив все сказанное, сообщил результаты переговоров Литвинову. Таким образом, подчеркнул он, Идеи разделяет стремление американцев взаимодействовать после войны с Россией и поддерживает мнение, что американцы, русские и британцы должны сообща обуздать нарушителей спокойствия не только в собственных, но и в других странах. Хэлл всячески старался объяснить британскую стратегию «зависимых народов», основанную на надежде, что общемировое развитие коснется этих народов и пробудит их. В этот же день Государственный департамент отправил отчет о переговорах Идена послу Стэндли для вручения Молотову. Следует отметить, что не предпринималось никаких попыток сформулировать достигнутые договоренности и решения. Молотов не сказал, действительно ли он верит этому отчету или нет. Замечу, что до конца войны Рузвельт и Хэлл были крайне обеспокоены тем, чтобы русские не подумали, что они проводят какие-то секретные операции с британцами.
Следует сделать короткое послесловие к отчету Идена о прошедших переговорах. Когда спустя несколько недель Черчилль опять прибыл в Вашингтон, то внес некоторые добавления к тому, что сказал Идеи по обсуждаемым вопросам. Черчилль убежденно говорил о возможности совместного использования Соединенными Штатами и Британией баз, расположенных на территориях обеих стран; пока еще не было полной ясности с проектом «опорных пунктов». По мнению Черчилля, важным моментом являлось усиление Франции, «…чтобы в будущем между Англией и Россией располагалась сильное государство, не обладающее притягательной силой слабой страны».
Но Черчилль не оставил и мысли о разделе Германии; по крайней мере, он надеялся на отделение Пруссии от остальной части Германии.
Как бы то ни было, но все эти комментарии, касающиеся политических вопросов, имели всего лишь второстепенное значение. Приезд Черчилля в Вашингтон был связан с первоочередной задачей: обсудить вызывающие беспокойство вопросы военной стратегии в Европе и на Дальнем Востоке.
Весна 1943 года: решения конференции «Трайдент»
29 апреля Черчилль вышел к президенту с предложением об организации в Вашингтоне очередной встречи в присутствии британских начальников штабов. Рузвельт одобрительно отнесся к этой идее. В послании Сталину от 8 мая Черчилль объяснил, что цель этой миссии – «…договориться о будущих действиях в Европе после Сицилии, а также предотвратить чрезмерный уклон в сторону Тихого океана и затем обсудить проблему Индийского океана и организацию там наступления против Японии».К этому времени Черчилль, как вытекает из его записей, пришел к окончательному выводу по двум вопросам. Во-первых, что следующим объектом, после захвата Сицилии, должна стать Италия, а во-вторых, что, в связи с относительной боеспособностью немецкой армии в Западной Европе, проведение операции вторжения через Канал в 1943 году не представляется возможным.
12 мая, в первый день конференции, известной под названием «Трайдент», пришли известия от Эйзенхауэра: в Тунисе полностью подавлено всякое сопротивление, в плен захвачено 160 000 человек, близлежащие воздушное и водное пространство полностью контролируются. Это была крупнейшая победа за весь период средиземноморской кампании. В своем выступлении Черчилль максимально использовал вновь открывшиеся возможности. Согласно его тезисам, британцы и американцы должны немедленно напасть на Италию и вывести ее из войны. По мнению Черчилля, в этом случае они могли бы ожидать грандиозных результатов.
1. Сокращалась совокупная мощь и уменьшалась обороноспособность стран Оси.
2. Итальянская армия должна была покинуть Балканы, и немцам пришлось бы либо отдать контроль над этим регионом, либо значительно увеличить находящиеся там силы.
3. Капитуляция итальянского флота открывала британским военно-морским силам путь в Тихий океан и в Бенгальский залив, что давало возможность активизации действий против Японии, в Бирме и в Ост-Индии.
4. Сардиния и Додеканесские острова могли бы использоваться в качестве баз.
5. Эти события могли заставить турецкое правительство согласиться вступить в войну.
Черчилль считал, что прекрасная возможность, позволяющая добиться этих результатов, является более чем объективной причиной для обсуждения вопроса. Он подчеркнул, что это лучшее, если не единственное решение, благодаря которому огромные силы сухопутной армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил Британии и Соединенных Штатов сосредоточатся в Средиземноморье и после захвата Сицилии могут быть использованы в оставшийся период 1943 года. В противном случае большая часть этой военной силы будет бездействовать, поскольку нехватка судов ограничивает возможности перемещения их в Британию для проведения любых операций вторжения через Канал в 1943 году, и, кроме того, возникнут серьезные проблемы с дислоцированием, переформированием и перевооружением армии. Кроме того, Черчилль утверждал, что наступление на Италию западных союзников наилучшим образом будет способствовать ослаблению напряжения на русском фронте. По его расчетам выходило, что немцы будут вынуждены перекинуть в Италию и на Балканы такое количество дивизий, значительно ослабив наступление на Восточном фронте, что это окажется гораздо эффективнее, чем вторжение через Канал союзнической армии в 1943 году.
Позже было принято решение о прекращении действий в Средиземноморье после захвата Сицилии. Рузвельт согласился, что мощь двадцати дивизий, собранных в Средиземноморье, не следует оставлять не у дел до начала операции вторжения через Ла-Манш, но план наступления на Италию, после Сицилии и Сардинии, вызывал у него определенные сомнения. Он опасался, что союзники могут надолго застрять на Апеннинском полуострове, что потребует все большего и большего количества людей и судов. Поскольку Рузвельт не хотел допустить такой возможности, он рассудил, что будет гораздо лучше занять все избыточные ресурсы в подготовке к проведению весной 1944 года крупномасштабной операции через Канал.
Черчилль не отрицал, что немцы могут оказать серьезное сопротивление в боях за Италию, но представлялось, что его это не волнует. Настроенный весьма оптимистично, премьер-министр был уверен, что итальянская кампания не потребует военных ресурсов, необходимых в будущем году для проведения операции через Канал. Он пытался убедить американцев в необоснованности их опасений, поскольку, по его мнению, кампанию можно было провести таким образом, чтобы, независимо от действий немцев, союзники были в состоянии принять решение о размерах средств, которые следует отвести под операции в Италии.
После переговоров, проходивших с 12 по 25 мая, американцам и британцам вновь удалось найти место всем своим намерениям и опасениям во взаимоприемлемой программе.
В отчете начальников Объединенного штаба, одобренном Рузвельтом и Черчиллем, содержалось три стратегических направления.
1. Действия в Средиземноморье против Италии. Эйзенхауэр должен быть готов начать наступление на Италию сразу же после захвата Сицилии и добиваться краха Италии, действуя таким образом, чтобы способствовать воздушным атакам на Западную и Южную Германию, изматывая немецкую истребительную авиацию и создавая серьезную угрозу власти Германии на Балканах.
Однако боевые действия, направленные против Италии, не должны были поставить под угрозу проведение операции по вторжению через Ла-Манш в 1944 году. Особо оговаривалось, что после 1 ноября семь из общего числа находящихся в Средиземноморье дивизий должны быть приведены в готовность для отправки в Англию, чтобы в составе основной армии вторгнуться на территорию Северо-Западной Европы. Черчилль был против этого условия; впоследствии именно принятие этого решения помешало активизации действий в Средиземноморье.
2. Операция через Канал. Было решено, что «войска и оборудование» должны размещаться в Соединенном Королевстве «с целью начала операции 1 мая 1944 года, гарантируя высадку на континенте в том месте, откуда следует начинать наступательные действия».
Кроме того, был решен вопрос о численности армии на различных этапах подготовки к нападению. С целью уменьшения немецкого сопротивления и ослабления военно-воздушных сил Германии следовало значительно увеличить размеры и количество воздушных атак.
Британцы рассматривали установленную дату нападения как ориентировочную. Они считали, что это требование будет выполнимо только в том случае, если к этому моменту удастся справиться с военно-воздушным флотом Германии, и численность немецкой армии, подразделений, находящихся на территории Франции, не будет превышать установленного максимума. Американцы, в особенности Маршалл и Кинг, не соглашались ни на какие ориентировочные даты. Они требовали точных сроков. Они отказывались продолжать концентрацию значительной части американских военных ресурсов в Британии в течение следующего года в том случае, если вторжение откладывалось на неопределенный срок.
Американцы надеялись, что смогут настоять на своем. Действительно, отчет не содержал никаких условий или ограничений, касающихся подготовки этой операции. Но британцы по-прежнему считали, что не только план подготовки, одобренный Рузвельтом и Черчиллем, но и установленная дата и окончательное решение о вторжении продолжают находиться в стадии обсуждения. Настаивая на проведении операций в других местах, они не задумывались о том, что это может задержать подготовку и выполнение операции через Канал. Проблема вновь возникла, как только приступила к работе британско-американская группа планирования («Коссак»), которая по заданию конференции «Трайдент» создавала реальный план действий.
3. Наступление на Японию. Была увеличена скорость прохождения с юго-западной стороны и предусмотрено быстрое пересечение центральной части Тихого океана (Маршалловы и Каролинские острова). Американские власти были вправе решать, какие военные ресурсы должны отводиться для проведения этих действий, но подчинялись условию: «перед тем как предпринять какое-либо действие… оно должно быть рассмотрено Объединенным штабом».
Кроме того, было принято решение обеспечить большие резервы летчиков и самолетов для организации воздушной трассы через Гималаи из Индии в Китай, для проведения воздушных операций в Китае и для оказания помощи сухопутным войскам, в особенности тем частям, которые заняты на подготовке маршрута через Бирму в Китай. Эти скромные требования не выдерживали конкуренции со стороны неотложных требований других центров борьбы.
Принятое конференцией «Трайдент» соглашение не определяло, каким образом Италия будет выведена из войны. В нем только говорилось: «…союзнический главнокомандующий в Северной Африке будет безотлагательно проинструктирован, как наилучшим образом вывести Италию из войны. Решение этого вопроса остается за Объединенным штабом».
Следовало ли проявить осторожность во время захвата Сардинии? Это, безусловно, удовлетворило бы американцев. Или следовало первым делом запланировать усиление позиции на Апеннинском полуострове? Ничто не мешало Британии воспользоваться большими возможностями. Черчилль, торопясь принять решение, которое позволит обеспечить непрерывное давление на итальянцев, предложил Рузвельту немедленно направить вместе с ним Маршалла для поездки в Алжир с целью проведения переговоров с Эйзенхауэром и другими командующими. Позже Черчилль, возвращаясь к этой поездке, с сожалением заметил Стимсону, что он, «…кажется, был просто одним местом багажа».
Черчилль с Маршаллом вместе вылетели из Вашингтона и 29 мая прибыли в штаб Эйзенхауэра. Там они встретились с генералом Бруком, начальником имперского генерального штаба, с британскими командующими в Средиземноморье – генералами Александером и Монтгомери, маршалом военно-воздушных сил Теддером и адмиралом Гуннингхэмом. По единодушному мнению британских представителей, нападение на Сардинию потребует неразумного растрачивания сил, необходимых для проведения операций в Средиземноморье. С их мнением приходилось считаться, поскольку к этому моменту Британия имела почти в три раза большую численность сухопутной армии, в четыре раза больше военных кораблей и почти столько же, сколько у американцев, самолетов. Краткое выступление Черчилля относительно наступления на Италию в целом повторяло его выступление в Вашингтоне и заканчивалось следующим утверждением: «Никакое другое действие первостепенной важности не откроет нам в этом году Европу».
Черчилль проявлял осторожность, чтобы не создалось впечатления, будто он в это время имел в виду какую-то кампанию на Балканах или даже в Северной Франции.
Во вступительной речи на конференции «Трайдент» премьер-министр проявил заметный интерес к проведению возможных операций не только в Италии, но и в других районах Средиземноморья. Неясно, имел ли он в виду организацию больших экспедиций или просто небольшие диверсионные отряды, действующие совместно с местными партизанами. Записи Черчилля, сделанные им впоследствии, также не дают ответа на этот вопрос. У присутствовавшего там адмирала Ли создалось впечатление. что Черчилль настойчиво предлагал вторгнуться на Балканы. Но если Черчилль только бросал взгляды в том направлении, то Комитет начальников штабов Соединенных Штатов будто бы воочию видел отправленные туда десять дивизий. Американцы с подозрением воспринимали изощренный подход Черчилля к выбору средиземноморской стратегии, напоминающий «кошачьи прыжки». Вот объяснение Черчилля: «Наилучший метод приобретения гибкости состоит в том, чтобы иметь детально отработанные три или четыре плана действий на все случаи жизни. Тогда намного проще переключаться с одного на другой, как бы делая кошачьи прыжки».
На конференции в Алжире некоторые американские военные были, вероятно, убеждены, что премьер-министр, несмотря на его осторожные высказывания, склоняется к проведению основной операции на Балканах.
Следует отметить, что в мае 1943 года Британия отправила первую миссию для работы с Тито. На совещании с начальниками штабов Черчилль подчеркнул исключительную важность в оказании всесторонней помощи антигитлеровскому движению в Югославии.
Эйзенхауэр, хотя какое-то время и был сторонником продолжения наступления в Южной Италии, был оставлен в резерве. Маршалл молчал. Он не оспаривал выступление Черчилля, но был против плана любой кампании в Италии, которая бы оттягивала большие силы для нападения или удержания оборонительных рубежей и задерживала подготовку вторжения через Канал. Прежде чем принять окончательное решение, Маршалл собирался переждать, чтобы посмотреть, чем закончится нападение на Сицилию, как отреагируют на него немцы, как будут идти дела на Восточном фронте. Черчилль не мог заставлять, он мог только убеждать, поскольку последнее слово оставалось за Эйзенхауэром. Однако Черчилль был твердо уверен, что добился больших успехов в этом вопросе, поскольку обнаружил, «что все хотели идти в Италию».
Переговоры в Алжире закончились 3 июня. Черчилль с Иденом улетели в Англию, а Маршалл отправился в Вашингтон.
После «Трайдента»: период напряженности и взаимных обвинений
Отношения с русскими, главным образом благодаря решению, принятому на конференции «Трайдент» относительно задержки с открытием второго фронта, опять резко испортились. Отмеченное весной добродушие к началу лета обернулось негодованием. Чтобы понять причины, вызвавшие эти изменения, следует вспомнить последствия нескольких событий, происшедших в июне и июле.Перед началом переговоров президент принял решение о замене нашего посла в Москве. На этом месте ему хотелось видеть ревностного сторонника сотрудничества между государствами. Неизвестно, собирался ли президент возводить Джозефа Э. Дэвиса в ранг посла, но он приказал, чтобы Дэвис специальным рейсом немедленно отправлялся в Москву. В тридцатых годах Дэвис уже был послом в России, и с тех пор он считал, что население страны на редкость дружелюбное, а советские руководители – искренние и доброжелательные люди.
Дэвис вез с собой письмо Рузвельта, датированное 5 мая, Сталину. В письме объяснялось, что Дэвис направлен в Москву с одной-единственной целью – договориться о личной встрече Рузвельта и Сталина; президент стремился избежать проблем, связанных с организацией больших штабных совещаний и дипломатических переговоров. Он предлагал «неформальную и совершенно простую встречу между нами в течение нескольких дней» и считал, что у них должна состояться так называемая «встреча умов». Рузвельт рассчитывал встретиться летом, поскольку имелась вероятность, что советское наступление может уже следующей зимой привести к краху Германии, к которому следовало заранее подготовиться. Что же касалось места встречи, то рассматривалось множество вариантов. Исландия, например, была признана непригодной по двум причинам: во-первых, довольно-таки длительный перелет и для Сталина. и для Рузвельта, а во-вторых, отсутствие там Черчилля могло бы вызвать недоумение. Президент предложил встретиться либо на американской, либо на русской стороне Берингова пролива. Это должна была быть личная встреча; Рузвельт собирался прибыть в сопровождении Гопкинса, исполняющего роль переводчика и стенографиста одновременно. Их разговоры если кто и мог подслушать, так только тюлени и чайки.
Расчет Рузвельта провести переговоры со Сталиным в отсутствие Черчилля строился на нескольких соображениях. Они, безусловно. лежат в области догадок, но полагаю, находятся в пределах досягаемости. В августе прошлого года Черчилль один встречался со Сталиным в Москве, что позволило ему ближе познакомиться с маршалом; вероятно, Рузвельт понимал, что ему не хватает знаний об этом человеке. А может, таинственность, окружавшая Сталина. и его обособленность не давали президенту покоя. Страстное желание прорвать зону отчуждения совпало с политическими мотивами. В Соединенных Штатах бытовало мнение, что Черчилль оказывает слишком большое влияние на Рузвельта и в трехсторонних переговорах все решения принимает Черчилль. Личная встреча со Сталиным могла изменить это мнение и оказаться полезной для Соединенных Штатов с политической точки зрения. К тому же в этот момент президент был уверен, что он лучше договорится со Сталиным, чем Черчилль; Сталин не будет относиться к нему с такой подозрительностью, и без премьер-министра будет проще установить дружеское взаимопонимание. Президент считал, что двусторонняя встреча не должна вызвать беспокойства или тревоги со стороны Черчилля; Рузвельт уже доказал свою беззаветную преданность Британии. К тому же некоторые вопросы, которые должны были быть улажены с советским правительством, имели непосредственное отношение скорее к Соединенным Штатам, чем к Британии, и поэтому должны были быть рассмотрены двумя заинтересованными сторонами; точно так же, как Великобритания и Советский Союз рассматривали свой союзный договор.
Хэлл разделял мнение Рузвельта. Кстати, он показал это во время пребывания Черчилля в мае в Вашингтоне, когда во время одного из приступов пессимизма заявил, что, с его точки зрения. крайне важно, чтобы «два наших государства продолжали тщательный отбор лиц для переговоров со Сталиным, вытаскивая его, если можно так выразиться, из раковины, преодолевая отчужденность, скрытность и подозрительность. И так до тех пор, пока не расширится кругозор Сталина, что позволит ему увидеть реальность будущего международного сотрудничества, и наконец-то станут ясными намерения России в отношении Востока и Запада».
Если бы государственный секретарь осознал, что Сталин является хозяином и приверженцем системы, сочетающей иное видение социальной справедливости с ненавистью, он бы понял всю тщетность своих усилий.
Неудачи преследовали миссию Дэвиса с первой и до последней минуты. Посол Стэндли, поняв нежелательность своего присутствия на переговорах Дэвиса со Сталиным и Молотовым, почувствовал себя оскорбленным. Дэвис подверг американских корреспондентов, аккредитованных в Москве, суровой критике за нападки в адрес советского правительства, граничащие с предательством, и раздувание целого события из любой незначительной оплошности, что вызвало бурю негодования. По мнению сотрудников нашего посольства, обед, устроенный Сталиным 23 мая в честь приезда Дэвиса, оказался одновременно унылым и смешным. Русские старались казаться приветливыми, но явно скучали. Дэвис произнес длинную речь о величии советской армии, руководителей страны, советских людях и предложил оставить Сталинград в руинах, как памятник немецким злодеяниям, а в пяти или десяти милях вверх по реке построить новый город. После обеда Дэвис показал документальный фильм «Дипломатическая миссия в Москве», повествующий о его деятельности в качестве посла. Присутствовавшие при этом американцы отметили, что хозяева смотрели фильм с «мрачным любопытством».
Но, несмотря на это, приезд Дэвиса должен был, по мнению президента, сыграть свою роль. 22 мая советское правительство объявило о роспуске Коминтерна. Вероятно, это было решено несколько раньше, но поскольку было объявлено в период пребывания Дэвиса в Москве, то подорвало к нему доверие.
В ответе, сообщенном Сталиным Дэвису (26 или 27 мая) для передачи Рузвельту, говорилось о том, что Сталин разделяет желание Рузвельта организовать встречу, но не может с уверенностью сказать, когда она состоится. Сталин объяснил, что этим летом ожидает новое немецкое наступление на Восточном фронте; советские армии готовятся к нему, но испытывают нехватку самолетов и авиационного топлива. Сталин сообщил, что нельзя предвидеть, какие меры придется предпринимать России, но частично это будет зависеть от того, насколько быстрыми и активными окажутся англо-американские действия в Европе. Хотя Сталин согласился с президентом, что их встреча должна состояться в скором времени, точного ответа все-таки не последовало. Принимая во внимание надвигающуюся опасность, Сталин не мог в июне покинуть Москву и считал, что встреча может состояться в июле или в августе. Он одобрительно отнесся к предложению президента о личной встрече в присутствии всего лишь нескольких советников.
Сразу же по возвращении в Вашингтон Дэвис доложил обо всем Рузвельту. В послании от 5 июня Рузвельт поблагодарил Сталина за сердечный прием, оказанный Дэвису, и выразил удовлетворение, обнаружив совпадение взглядов по всем вопросам.
Но этот обмен любезностями вскоре подвергся суровому испытанию, когда в тот же день или днем позже Сталин получил совместное послание Рузвельта и Черчилля, из которого узнал о военных планах, принятых на прошедшей в Вашингтоне конференции.
Президенту и премьер-министру стоило большого труда составить это послание. Одной из возможных причин была та, что основная стратегия, в соответствии с принятым согласно плану «Трайдент» решениям, состояла из нескольких разделов. Другая, возможно, заключалась в следующем: они заранее предвидели, что Сталин не придет в восторг от этого послания, и пытались найти такую форму изложения, которая покажет все преимущество выбранной стратегии. Кроме того, вполне возможно, что у Черчилля с Рузвельтом были небольшие расхождения относительно выполнения достигнутого соглашения и каждый в послании к Сталину пытался склонить его на свою сторону.
Черчилль рассказал, как в Вашингтоне они с Рузвельтом до тех пор вносили поправки в текст послания, пока их каракули уже стало невозможно разобрать.
После окончания конференции глубокой ночью они все еще были не довольны текстом письма. Тогда Черчилль предложил, что он попробует на следующий день составить текст во время полета в Алжир и отправит результаты своих усилий президенту. Черчилль посчитал, что президент с облегчением воспримет его идею. Как было условлено, генерал Маршалл прибыл вместе с Черчиллем в штаб Эйзенхауэра. Президент поинтересовался, почему бы Маршаллу не полететь вместе с премьер-министром, чтобы во время полета продолжить обсуждение послания Сталину. Пролетая над Атлантикой, они в конце концов закончили письмо. Черчилль оказал доверие Маршаллу, назвав его «собранием проектов». Получив одобрение британского штаба, послание было отправлено президенту. Рузвельт внес только одно незначительное изменение, после чего со специальным курьером отправил письмо Сталину. В нем был правдиво изложен принятый план военных действий.
Ответ от Сталина пришел 11 июня. Он выразил серьезное недовольство решением о быстром выводе Италии из войны, тогда как операция через Канал отодвигалась уже на 1944 год. С его субъективной точки зрения, решение, принятое Соединенными Штатами и Великобританией, было крайне неудачным. Сталин пытался воздействовать на них различными методами, в том числе и методом убеждения, но ничто не могло поколебать упорное желание союзников дождаться необходимого момента, чтобы предпринять попытку вторжения через Канал. В довольно жесткой форме Сталин приводил серьезные аргументы в защиту вторжения в 1943 году. Это было первое послание из июньской переписки Сталина и Черчилля, в котором каждый, убежденный в собственной правоте, настаивал на своей точке зрения.