Три первых заезда прошли без тотализатора. И что любопытно - побеждали фавориты прессы. Причем побеждали легко, с отрывом.
- Не везет нам, - злился Женя. - Сегодня была бы простая фаворитная игра сымай штаны, ставь все!
По радио объявляют: в зале на первом этаже открылись некоторые кассы. Ипподром заворковал, а кто-то из публики бросил радостный клич:
- Безработные, к окошкам!
Мы быстро сообразили - бросить сотню на фонаря! Побежали в зал и Эдуарда Ивановича с собой прихватили. А в зале - жуть! У тех касс, что открылись, Бородинская битва! Втроем мы повели атаку по всем правилам Московского ипподрома. Вклинились в центр, продвигаемся. Пуговицы летят, кости трещат, французы выпадают, как подстреленные. У окошка касс рубятся смешанные ряды арабов и негров. Как писал поэт: "Вам не видать таких сражений!" Эдуард Иванович пищит, но мы ему сурово: "Хватит, Эдик, на трибуне груши околачивать настал и твой черед работать в поте лица!" Эх, где русские не пропадали! Пробились, всунули деньги и билеты, да зазвенел звонок, и касса остановилась. Ее здесь отключают автоматически. Кассир руками разводит - рад бы помочь, да не может.
Ругаясь, поднялись на трибуны. Смотрим на дорожку. А там - метаморфоза: фавориты в хвосте плетутся, темнота вперед рвется. Короче - первым приперся какой-то гад, ни в одной газете не указанный, а наш фаворит приехал пятым колесом на седьмое место. Словом, сэкономили мы нашу сотню!
И дальше все заезды так и пошли наперекосяк. Где-то двумя билетиками мы умудрились сыграть - для отчета. Но больше не совались. Поняли: когда местное жулье пытается наверстать упущенное - нам лучше держаться в стороне.
В течение полутора месяцев я поймал всего только пару на тридцать франков. Мои финансы дружно пели романсы. Женя играл крупнее и соответственно просаживал больше. Нам не помогали ни секундомеры, ни наука, ни Бог!
Не пойти ли на поклон к товарищу дьяволу?
* * *
В Париже не соскучишься. Каждый день где-нибудь в городе открывается новая выставка: японских камней, арабской керамики, английской графики, бельгийских ружей, африканских масок, советской живописи. Обегать все это - тут сам черт ногу сломит. Видимо, чтобы уберечь свои конечности, черти посовещались и устроили выставку под неброским названием "Демоническое искусство от рождения до наших дней". Скромненько и со вкусом! И если кто-либо, прослушав арию из оперы "Фауст" - "Сатана там правит бал", - теперь заинтересуется, где именно это происходит, даю адрес: Париж, площадь Пале Ройяль, Лувр антикваров, второй этаж.
При входе продавать душу дьяволу совсем не обязательно. Достаточно заплатить шесть франков очаровательной молодой "ведьме". Впрочем, те, у кого душа болит, могут воспользоваться инструкцией, висящей на стене одного из залов. Вообще-то это не инструкция, а письмо, образец для подражания, написанное в тринадцатом веке юной особой: "Я, колдунья Дидим, отдаю тебе мое тело и душу на вечные времена. Я отказываюсь от Бога и от всех ангелов и святых апостолов на вечные времена. Я буду тебе послушна и верна, пока я живу на земле. Подпись скрепляю кровью".
Правда, сколько стоила душа в XIII веке, не указано. Цены с тех пор выросли - инфляция, - так что желающим есть смысл поторговаться.
Сатана правит бал в полутемном помещении, где посетители ходят по кругу (одному из кругов ада!) и рассматривают подсвеченные атрибуты черной магии: карты для гадания, заколдованные статуэтки, ножи с черепом и костью на рукоятке, демонические куклы, секретные фолианты "Красный Дракон" и "Черная Курица" с каббалистическими знаками. А вот под стеклом окаменевшее сердце барана, проколотое сотнями булавок. Однако мне кажется, что не эти диковинки притягивают любознательную публику, а антикварные предметы, связанные с культом Сатаны: резные трости, круглые столы с инкрустацией, живопись, скульптура. Недаром выставка называется "Демоническое искусство". И бюст Мефистофеля сделан известным мастером на высоком уровне. Убежден, что заказчик был доволен. Мефистофель вылеплен как личность трагическая, значительная, с лукавой усмешкой на губах и добротой во взгляде. Так и хочется цитировать Гете: "Часть той силы, что без числа творит добро, всему желая зла".
Увы, история была не очень благодарна этому творцу добра и его приверженцам. Картины и рисунки на стенах - тому доказательство: вот Сатану изгоняют, он кубарем летит с небесных высот, вот качаются на виселице три пухленькие ведьмочки. Любопытствующие могут пощупать орудия пыток святой инквизиции. Бррр...
Тем не менее интерес к потусторонним силам не утихал. Оккультные науки процветали и в прошлом веке, и в начале нынешнего. Например, в центре экспозиции стоит экстравагантное кресло на козлиных ножках, подлокотники - из рогов буйвола, а спинку увенчивает коварная рожица. "Тьфу, - плюнет добропорядочный посетитель, - и для какого мракобеса это сделано?!" Не торопитесь с выводами. Кресло принадлежало уважаемому писателю Анатолю Франсу, которого в Советской Энциклопедии называют "прогрессивным деятелем культуры". Любил Франс в свободную от прогресса минуту пошалить с нечистой силой!..
И все-таки, по моему мнению, вся эта колдовская наука далеко отстала от современной жизни. Разве может тягаться черная магия с научным прогрессом?! Детский лепет! Демонический смех, который приглушенно звучит из динамиков в зале выставки, кажется шепотом влюбленных по сравнению с ревом японских мотоциклов на улицах Парижа. И по этим улицам фланируют такие ослепительные ведьмочки, каждой из которых сам Мефистофель, наверное, готов отдать себя на заклание...
А рядом с "Демоническим искусством" - сотни обыкновенных торговых лавочек, но в них столько антикварной чертовщины и по таким дьявольским ценам, что невольно задумаешься - не перестали ли люди бояться Бога?
* * *
На Венсеннском ипподроме должны были начаться розыгрыши терсе. В терсе играет вся Франция, делая ставки в кафе. Принцип терсе простой - угадать первых лошадей в заезде. Каждый билетик терсе стоит пять франков. Но если вам удастся угадать лошадей "в порядке", то есть занявших соответственно первое, второе и третье место, то вы получите, по выражению спортивных комментаторов, весьма "кокетливую сумму", иногда достигающую тридцати - сорока тысяч франков (в первом случае платят за билет как минимум сто франков).
Пока терсе разыгрывалось на других ипподромах, где скакали чистокровные лошади, нас оно не интересовало, ибо ни в скачках, ни в стипль-чезе мы ничего не понимали. Однако теперь, когда дело будет касаться рысаков, которых мы в какой-то степени изучили, терсе представлялось мне очень заманчивым.
Женя категорически заявил, что терсе - это глупость. Лошадей надо видеть перед заездом. Лошадь может утром захромать, а ты, ничего не зная, уже утопился на ней в обед в кафе.
Борис Борисыч, напротив, отнесся к терсе с энтузиазмом. Видимо, его впечатлила возможная сумма выигрыша. Он мне посоветовал изучить прошлогоднюю подшивку газеты "Франс суар терсе". Работы мне сразу прибавилось, так что не оставалось времени для прогулок по Парижу и посещения выставок. Но эта работа мне нравилась - я как бы мысленно переживал перипетии розыгрыша каждого приза. Накануне терсе "Франс суар" подробно разбирала шансы всех участников заезда и давала прогнозы пяти своих журналистов, десяти наездников, а также мнения тридцати других газет, радио и телевидения. В следующем номере "Франс суар терсе" я находил результаты этого заезда, суммы выигрышей, описание хода борьбы.
Насколько же прогнозы оправдывались?
Вот мои выводы (предварительно):
1. Никому из журналистов или наездников нельзя было слепо верить. Каждый из них угадывал примерно два терсе в год (повторяю, речь шла только о Венсеннском ипподроме).
2. Если же сам наездник считал свою лошадь в шансах, то это надо было учитывать.
3. Чем крупнее приз, тем точнее прогнозы прессы.
4. Если пресса в своей массе угадывала результат - платили копейки.
5. Незначительный приз, к тому же разыгранный в дождь, снег или сильный ветер, часто приводил к "завалу" на ипподроме и соответственно - к крупной выдаче.
6. Когда журналисты писали, что у лошади логические шансы, ее в большинстве случаев можно было смело выбросить из игры.
7. Рекордная скорость лошадей, показанная в предыдущих заездах, мало что значила.
8. Итоговый список лошадей, составленный газетой на основе журналистских прогнозов, иногда (крайне редко) себя оправдывал.
9. Комбинация из четырех лошадей, рекомендуемая газетой как самая надежная, не выигрывала никогда.
* * *
Скупой рыцарь у Пушкина, спускаясь к своим сокровищам, алчно перебирал золотые дукаты, экю, цепочки, кольца. Мы же, запершись вечером в комнате, извлекали из кармана мелкую французскую монету и печально ее пересчитывали. Бумажные деньги мы оставляли на игру, карманную мелочь - на жизнь.
Мы уже знали, что в "Призюник" (большом магазине) самые дешевые кофе, чай, макароны, сахар. На рынке мы покупали картошку, помидоры и салат. Курицу и обрезки свинины - на поджарку - по дешевке у нашего знакомого мясника. Водку и сигареты - через Эдуарда Ивановича в "палатке" по талонам. Словом, мы химичили как могли, но почему-то даже карманная мелочь сама не плодилась и не размножалась.
К пятифранковым монетам мы относились с большим уважением.
И еще мы часто вспоминали, как в первый ипподромный день после выигрыша кутили в ресторане, а потом в стриптизе, и кляли себя почем зря за то, что сразу напились тогда, не распробовали толком ресторанных блюд, не рассмотрели как следует девочек - а все про четвертого номера талдычили: как он пришел, как он мог не прийти... Нет, мечтали мы, в следующий раз, когда крупно выиграем, деньги себе возьмем, а на игру "капусту" пусть нам Москва присылает. В следующий раз мы сначала в "Галери Лафайетт" отоваримся - купим дубленки, джинсы, блейзеры, брюки, фирменные рубашки, галстуки, носки, ботинки, часы "Сейко", радиоприемник "Сони", магнитофон "Филипс", девкам в Москву - кофточки и свитера, запакуем все в чемоданы (кожаные, фирменные!), отвезем их к себе в общежитие торгпредства, - и уж затем - в ресторан, гулять! Закажем бутылку бургундского, бутылку "Божоле" - вином не перепьешься, - откушаем бланкет, шашлык, эскарго, устрицы, ну, а потом - к ночным красоткам на Сан-Дени. Заждались нас французские мамзели, да и нас в Москве общественность не простит, если девочек французских не попробуем. С крупного выигрыша, считали мы, нам на все должно хватить, и по-дурацки разбрасывать деньги налево и направо не будем! Хватит, поняли почем фунт лиха.
Очень мы стали умными за последнее время.
Правда, однажды нам пофартило (в смысле жратвы) - это когда Борис Борисович нас привел на прием французских промышленников, направлявшихся в Москву с торговой делегацией. Столы ломились от икры и лососины, блюда с крабами нежно прижимались к ледяной "Столичной", но французские капиталисты суки бланкетные! проститутки устричные! мудилы эскаргошные! - на закуску косились индифферентно, хлеб мазали жидким слоем икорки, водку принимали наперстками и все больше про развитие международных отношений, льготные кредиты и взаимовыгодную торговлю рассуждали.
Мы бы их, гадов, научили, как водку пить и с крабами расправляться, мы бы им показали, где раки зимуют, да Эдуард Иванович вцепился в нас мертвой хваткой, шипел на ухо: "Не увлекайтесь, ребята, лососиной! пропустите этот тост! хватит, завязали с икрой! не роняйте достоинства советского человека: в Москву поедете - нажретесь!"
А где в Москве сейчас икру достать?! Нет, если выиграем - фигу пригласим Эдика в кабак! Пусть облизывается, хрен ему в рыло!
Потом откуда-то спланировал Борис Борисович и потащил нас знакомиться с одним французским господином, скромным таким коннозаводчиком - всего у него две конюшни в Венсенне. Сначала поговорили за мир и дружбу, и Эдуард Иванович хотел было за лацканы пиджаков нас оттаскивать, но разговор повернулся на воскресные бега, стали обсуждать шансы фаворитов, у Бориса Борисовича - ушки на макушке, и Эдик сразу завял.
Слово за слово, хером по столу, Женя и француз-миллионер в раж вошли, спорят, за грудки друг друга хватают. Мы стоим, уши развесили, вроде все слова знакомые, а о чем речь - не понимаем.
- Скользящий шаг у жеребца, шея крутая, - твердит француз.
- Задние ноги у него сырые, брюхо волочит, голову задирает, - отвечает Женя.
Так они базарили полчаса (причем Женя пропускал все артикли у существительных, и его собеседник это терпел), а потом француз чуть ли не со слезой в голосе провозгласил:
- Сколько я ни видел ваших работников из Министерства сельского хозяйства, но первый раз встречаю человека, который по-настоящему разбирается в лошадях! Выпьем, господа, за здоровье господина Ломоносова! Истинный профессионал!
Ну, раз француз-капиталист выпить приглашает - кто ж нам запретит? Борис Борисович от похвал в адрес Жени разрумянился, а Эдуард Иванович, хамелеон проклятый, сам бутерброды нам мастерит, журчит в ухо: "Давай, давай, ребята, налегай, водка, она закусон любит!"
Мы, конечно, навалились.
* * *
Жеребца, сыгравшего решающую роль в нашей парижской эпохе, звали Алеша. На самом деле у него было другое имя, из двух слов, плюс в середине артикль "ле", но Эдуард Иванович прочел его неправильно. Получилось - Алеша. Мы посмеялись, однако новое имя нам понравилось, так мы и стали называть жеребца Алешей.
Алешу мы еще в Москве приметили, штудируя в "спортлагере" французские газеты. Алеша был чемпионом своего поколения и в прошлом году, впервые допущенный к призу Америки (неофициальному чемпионату мира), неожиданно занял второе место.
Об Алеше и сейчас много писали в прессе. Весной он не знал поражений. Летом тренировался в Нормандии по определенному плану. В призовых заездах не участвовал. В воскресенье он должен был выступать в Венсенне в Большом призу, первый раз после перерыва. Прогнозисты прессы предсказали ему победу. Приблизительные шансы в тотализаторе у Алеши были два к одному.
Всю неделю Женя ломал голову над проблемой Алеши. Ночью сквозь сон я слышал, как он вставал и уходил на кухню. Утром я обнаруживал полную пепельницу окурков. Я понимал, почему Женя так нервничает. После приема в Посольстве Борис Борисович намекнул - дескать, кое-что пришло из Москвы, и если будет верная лошадь...
Что же касается меня, то я от крупной игры устранился. Я ломал голову над проблемой терсе. Терсе прошло в Венсенне уже несколько раз, но радости мне не принесло. Максимум я угадывал двух лошадей на билет. Я заметил, кстати, что поддаюсь гипнозу газетных прогнозов. Очень уж убедительно доказывали специалисты шансы своих избранников.
В пятницу мы попросили свидания у Бориса Борисовича. Женя был настроен по-боевому. Он сказал:
1. Ипподром разобьет Алешу в копейки.
2. Алеша на первое место не поедет, ибо наездник его готовит к призу Америки.
3. Даже если бы наездник захотел, Алеше первое место не взять - приз крупный, конкуренты сильные.
4. После длительного перерыва в выступлениях любая лошадь не в состоянии выиграть крупный забег - такого в природе не бывает.
5. Наша задача - сыграть против Алеши. Любая лошадь (кроме Алеши) принесет крупную выдачу.
Я нашел план Жени гениальным. Эдуард Иванович сказал, что лучше не придумаешь. Борис Борисович тяжело вздохнул и вытащил из сейфа пять тысяч франков.
В субботу вечером я колдовал над своим терсе. Я решил сыграть на все оставшиеся у меня деньги. Терсе шло за Большим призом, в котором выступал Алеша. В Большом призу Женя сделает свои миллионы - а в Женю я верил, - так что я мог резвиться в своем терсе. Я перевязал лошадей - фаворитов прессы. Я перевязал темноту, которая в прессе не упоминалась. На последнем билетике я отметил три номера: 19-18-11. Девятнадцатый был битый фаворит, восемнадцатого и одиннадцатого пресса в глаза не видела - гастролеры с провинциальных ипподромов. Венсенн им не по зубам. Но там, в провинции, они занимали первые места, а мне запало в голову высказывание Жени, - мол, лошади должны участвовать в бегах и иметь привычку побеждать.
Утром, наверное, мы первыми появились на трибунах Венсенна. Мы засекли Алешу на предварительной разминке. Он ехал шагом. "Хорош, - процедил Женя, - в принципе хорош!" Другого вороного жеребца наездник в зеленом камзоле работал долго и упорно, посылая адом на противоположной от трибуны прямой. "Вот этот выиграет бег, - сказал Женя. - Запомни жеребца".
Когда участники Большого приза выехали на круг, мы узнали вороного красавца. Это был Арчибальд, под четвертым номером.
- Четвертый номер - счастливый для нас! - сказал Женя и скомандовал: - К кассам, старики!
В кассе лупили Алешу - девятого номера. Женя поставил двести билетов на Арчибальда-победителя, а мы с Эдуардом Ивановичем - по сто пятьдесят.
Арчибальд с ходу взял бровку и повел бег. Он делал все правильно, он не тормозил, он не рвал на подъеме, чтоб не задохнуться, - он не пропускал никого по бровке и оттеснял преследователей в поле, заставляя их делать лишние метры дистанции. И резвость была потрясающей. Арчибальд шел легко и ровно, как машина.
- Класс! - бормотал Женя. - Вот как надо выигрывать!
Арчибальд проворно выворачивал на финишную прямую с последнего поворота, но тут на ипподроме стал нарастать гул. С поворота, чуть ли не десятым колесом, сделав немыслимый крюк (лишних пятьдесят метров), вылетела упряжка и буквально в несколько секунд оторвалась от основной группы лидеров метров на двадцать. Это была не лошадь - это была ракета! По ликующему реву ипподрома я понял, кто победил, - конечно, Алеша!
Казалось, последние метры дистанции Алеша проходил шагом. Разумеется, так только казалось. После ошеломляющего посыла на повороте казалось, все вообще остановилось, и наездник бросил вожжи.
И действительно, чего ему было бояться? Соперники ехали на лошадях, он на ракете!!
Ничего подобного я никогда в жизни не видел.
По-моему, Арчибальд проиграл даже второе место, но нас это уже не интересовало.
- Какой заезд! - восторженно повторял Женя. - Увидеть и умереть!
- Все, отмучились? - спросил Эдуард Иванович.
- Заткнись, Эдик! - цыкнул Женя. - Ты ничего не понимаешь в искусстве!
И как ни странно, Эдик заткнулся.
Я упросил ребят не уходить, остаться еще на заезд, посмотреть терсе. И мы продолжали говорить про Алешу и не обращали внимания на разминку, а когда прошел заезд, мы продолжали говорить про Алешу - мол, такой лошади в природе не существовало, плевали мы на проигрыш, едем в Москву, увидеть Алешу и умереть... Говорили мы с Женей, а Эдуард Иванович молча, заткнувшись, сжимал в ладонях кучу проигранных билетов. Потом, когда публика стала орать, я глянул на финишную прямую и тоже заткнулся.
Продолжал говорить Женя:
- Такой заезд! Увидеть и умереть! Алеша - это бог, плевать на все, едем в Москву...
- В Москву мы не едем, - сказал я и указал на табло.
На табло высветили номера: 19-18-11.
- Я угадал терсе. В порядке.
Теперь заткнулся Женя, а Эдуард Иванович всхлипнул:
- Ребята, вы непотопляемы!
* * *
Естественно, в понедельник на летучке у Бориса Борисовича мы заявили, что все три с половиной тысячи выигранных мною франков у нас пойдут на игру, будем биться до последнего сантима.
- А на месте Министерства финансов я бы всю валюту советского государства поставил на Алешу в призу Америки. Алеша проиграть не может!
Мне показалось, что к моему терсе Борис Борисович отнесся достаточно равнодушно, а вот слова Жени на него явно произвели впечатление.
глава шестая
Я когда-нибудь расскажу про парижскую зеленую зиму. Листья в Венсеннском лесу давно осыпались, но деревья были зеленые от какого-то мелкого мха, который покрывал стволы. Снег в Париже я видел один раз, и то в основном на крышах домов. Это случилось под Новый год, когда температура вдруг резко упала с +11 до -5°. Паника в городе была страшная. По телевидению и радио дикторы каждый божий час повторяли сводку погоды в столице и по стране, твердили: "Берегитесь гололеда! Пользуйтесь общественным транспортом!" И действительно, машинами почти никто не пользовался, улицы были пустынными, мы катались по городу на "Жигулях" Эдуарда Ивановича и умирали от смеха. Слабаки французы, испугались легкого холодка!
Московское радио передавало, что в Москве сейчас днем -25°, ночью -32°! Это означало, что Центральный Московский ипподром работал. Бега в Москве отменяли, когда температура днем опускалась ниже -29°.
В сильный мороз хорошо играть на бегах, только надо очень тепло одеться и ноги - перед тем как влезть в носки - обмотать газетной бумагой. Если наездник намеревается выиграть, он должен разогреть лошадь, тщательно ее проработать. Такая разминка сразу засекается на трибунах, поэтому особенно крупных выдач в мороз не бывает. Тотошку не обманешь.
Иногда мне снилось, что я стою в нашей ложе на ЦМИ, а вокруг меня знакомые лица: Профессионал, Корифей, Пижон, Илюша-Овощник, Бакинец, Юрочка-Заправщик, Сал Салыч, Жир Жирович, Пузан Пузаныч - родные лица московского жулья. И мы с Профессионалом придумали прекрасную комбинацию, бежим к кассам, толчемся в очереди и... не успеваем поставить. На этом самом месте я просыпался.
На Венсеннском ипподроме мы всегда успевали ставить, но наши прекрасные комбинации не осуществлялись. Правда, мы играли рискованно, под большие выдачи. Большие выдачи бывали в Венсенне, но получали их не мы.
И ни разу в Париже мне Венсеннский ипподром не приснился.
Как-то Женя просидел со мной вечер, наблюдая, как я готовлюсь к терсе, по какому принципу отбираю и связываю лошадей. А потом сказал:
- Ерунда все это, ты не в терсе играешь, а в "Спортлото". Для тебя цифровые комбинации важнее класса лошадей.
Между прочим, он правильно заметил. Например, я любил номера 5, 7, 15, 18, а вот связать 13 с 12 и 14 - у меня рука не поворачивалась, какой бы логичной эта комбинация ни казалась с точки зрения прогнозов прессы.
Мы вели прежний образ жизни, экономя на спичках и оставляя примерно по двести франков на бегах. Плюс каждое терсе мне стоило пятьдесят франков. Наши игровые деньги таяли стремительно, однако нас это мало волновало. Мы знали, что отыграемся в призе Америки, что Алеша привезет нам в три раза больше, чем мы на него поставим, а вот сколько поставим - это не наша забота, это - головная боль Бориса Борисовича, он за то и зарплату получает.
И вот тогда, после воскресенья, мы и дадим шороху в "Галери Лафайетт", закрутим там танец с "Сейками", "Сонями", джинсами!..
У Бориса Борисовича были сложные переговоры с Москвой. Раз в неделю он вызывал нас на летучку и просил нас "обосновать", "подбросить фактов", "подкрепить аргументы"...
- А чего обосновывать и подкреплять?! - возмущался Женя. - Пусть привозят из Москвы вагон валюты! Обратно отправим три вагона!
Дальше разговор шел по привычному кругу:
- А если Алеша проиграет?
- Алеша проиграть не может!
- Вы сами говорили - любая лошадь может сбиться, споткнуться, сделать проскачку...
- Любая лошадь, но не Алеша. Алеша - это космическая ракета.
- Но если все на ипподроме будут играть только Алешу? Дадут франк на франк - никакого выигрыша.
- Никогда на ипподроме не играют одну лошадь. Публика - дура, ищет темноту. К тому же на приз Америки привезут лучших рысаков из Германии, Италии, Швеции, Бельгии, США. Обязательно их будут играть. Мы подняли подшивку газет за десять последних лет. Посмотрели результаты. Ни разу победитель на приз Америки не стоил меньше трех франков за франк! Конечно, большинство будет ставить на Алешу, но лишь на призовое место. Это копейки. А Алеша возьмет первое место - в этом наш выигрыш.
- Вы даете полную гарантию?
- Полную гарантию дает лишь сберегательная касса. Кладите валюту во французские сберкассы, тогда получите пять процентов годовых.
- Поймите, ребята, Министерство финансов СССР никогда не отважится рискнуть крупной суммой в твердой валюте. Никакой ответственный чиновник такую сумму не подпишет.
- Тогда за каким хреном нас посылали в Париж?! Зачем мы тут мучаемся, ночей не спим и давимся вареной курицей! Мы предлагаем выгоднейшую комбинацию: триста процентов дохода от вложенной суммы.
- Вот если бы вы предлагали рискнуть тысячей и выиграть миллион!.. Есть же теория вероятности. Классический пример, помните, как поспорили, что нельзя встретить на улице разом сто мужчин и ни одной женщины, но прошел военный полк...
- Хватит, надоело, - вопил Женя, - лично я улетаю в Москву!
- Евгений Николаевич, - возражал Борис Борисович, - уезжать вы не имеете права! Приз Америки на носу. Вдруг Алеша на разминке захромает? Кто же это заметит, кроме вас?
- Тогда привозите из Москвы мешок валюты!
...Круг замыкался.
Кончалось тем, что Борис Борисович выставлял нам по рюмке коньяку, а сам принимался сочинять очередное послание в Москву.
* * *
В субботу мы видели Алешу по телевизору, его показывали в "Новостях" по первой программе. Мы выслушали прогноз бегов по всем радиостанциям Франции. Мы скупили все французские газеты, включая "Юманите", и внимательно изучили страницы, посвященные призу Америки. Все комментаторы сходились на том, что Алеша в прекрасной форме. В соперники ему прочили американскую кобылу Глорию, шведского жеребца Свенсена, французских лошадей Арчибальда и Алису, а также ветерана бегов - Заразу (причем двух последних не в победители, а на одно из призовых мест). Глория показала в этом году лучшую резвость в мире, а Свенсен в последних семи выступлениях не знал поражений, занимал только первые места.
- Не везет нам, - злился Женя. - Сегодня была бы простая фаворитная игра сымай штаны, ставь все!
По радио объявляют: в зале на первом этаже открылись некоторые кассы. Ипподром заворковал, а кто-то из публики бросил радостный клич:
- Безработные, к окошкам!
Мы быстро сообразили - бросить сотню на фонаря! Побежали в зал и Эдуарда Ивановича с собой прихватили. А в зале - жуть! У тех касс, что открылись, Бородинская битва! Втроем мы повели атаку по всем правилам Московского ипподрома. Вклинились в центр, продвигаемся. Пуговицы летят, кости трещат, французы выпадают, как подстреленные. У окошка касс рубятся смешанные ряды арабов и негров. Как писал поэт: "Вам не видать таких сражений!" Эдуард Иванович пищит, но мы ему сурово: "Хватит, Эдик, на трибуне груши околачивать настал и твой черед работать в поте лица!" Эх, где русские не пропадали! Пробились, всунули деньги и билеты, да зазвенел звонок, и касса остановилась. Ее здесь отключают автоматически. Кассир руками разводит - рад бы помочь, да не может.
Ругаясь, поднялись на трибуны. Смотрим на дорожку. А там - метаморфоза: фавориты в хвосте плетутся, темнота вперед рвется. Короче - первым приперся какой-то гад, ни в одной газете не указанный, а наш фаворит приехал пятым колесом на седьмое место. Словом, сэкономили мы нашу сотню!
И дальше все заезды так и пошли наперекосяк. Где-то двумя билетиками мы умудрились сыграть - для отчета. Но больше не совались. Поняли: когда местное жулье пытается наверстать упущенное - нам лучше держаться в стороне.
В течение полутора месяцев я поймал всего только пару на тридцать франков. Мои финансы дружно пели романсы. Женя играл крупнее и соответственно просаживал больше. Нам не помогали ни секундомеры, ни наука, ни Бог!
Не пойти ли на поклон к товарищу дьяволу?
* * *
В Париже не соскучишься. Каждый день где-нибудь в городе открывается новая выставка: японских камней, арабской керамики, английской графики, бельгийских ружей, африканских масок, советской живописи. Обегать все это - тут сам черт ногу сломит. Видимо, чтобы уберечь свои конечности, черти посовещались и устроили выставку под неброским названием "Демоническое искусство от рождения до наших дней". Скромненько и со вкусом! И если кто-либо, прослушав арию из оперы "Фауст" - "Сатана там правит бал", - теперь заинтересуется, где именно это происходит, даю адрес: Париж, площадь Пале Ройяль, Лувр антикваров, второй этаж.
При входе продавать душу дьяволу совсем не обязательно. Достаточно заплатить шесть франков очаровательной молодой "ведьме". Впрочем, те, у кого душа болит, могут воспользоваться инструкцией, висящей на стене одного из залов. Вообще-то это не инструкция, а письмо, образец для подражания, написанное в тринадцатом веке юной особой: "Я, колдунья Дидим, отдаю тебе мое тело и душу на вечные времена. Я отказываюсь от Бога и от всех ангелов и святых апостолов на вечные времена. Я буду тебе послушна и верна, пока я живу на земле. Подпись скрепляю кровью".
Правда, сколько стоила душа в XIII веке, не указано. Цены с тех пор выросли - инфляция, - так что желающим есть смысл поторговаться.
Сатана правит бал в полутемном помещении, где посетители ходят по кругу (одному из кругов ада!) и рассматривают подсвеченные атрибуты черной магии: карты для гадания, заколдованные статуэтки, ножи с черепом и костью на рукоятке, демонические куклы, секретные фолианты "Красный Дракон" и "Черная Курица" с каббалистическими знаками. А вот под стеклом окаменевшее сердце барана, проколотое сотнями булавок. Однако мне кажется, что не эти диковинки притягивают любознательную публику, а антикварные предметы, связанные с культом Сатаны: резные трости, круглые столы с инкрустацией, живопись, скульптура. Недаром выставка называется "Демоническое искусство". И бюст Мефистофеля сделан известным мастером на высоком уровне. Убежден, что заказчик был доволен. Мефистофель вылеплен как личность трагическая, значительная, с лукавой усмешкой на губах и добротой во взгляде. Так и хочется цитировать Гете: "Часть той силы, что без числа творит добро, всему желая зла".
Увы, история была не очень благодарна этому творцу добра и его приверженцам. Картины и рисунки на стенах - тому доказательство: вот Сатану изгоняют, он кубарем летит с небесных высот, вот качаются на виселице три пухленькие ведьмочки. Любопытствующие могут пощупать орудия пыток святой инквизиции. Бррр...
Тем не менее интерес к потусторонним силам не утихал. Оккультные науки процветали и в прошлом веке, и в начале нынешнего. Например, в центре экспозиции стоит экстравагантное кресло на козлиных ножках, подлокотники - из рогов буйвола, а спинку увенчивает коварная рожица. "Тьфу, - плюнет добропорядочный посетитель, - и для какого мракобеса это сделано?!" Не торопитесь с выводами. Кресло принадлежало уважаемому писателю Анатолю Франсу, которого в Советской Энциклопедии называют "прогрессивным деятелем культуры". Любил Франс в свободную от прогресса минуту пошалить с нечистой силой!..
И все-таки, по моему мнению, вся эта колдовская наука далеко отстала от современной жизни. Разве может тягаться черная магия с научным прогрессом?! Детский лепет! Демонический смех, который приглушенно звучит из динамиков в зале выставки, кажется шепотом влюбленных по сравнению с ревом японских мотоциклов на улицах Парижа. И по этим улицам фланируют такие ослепительные ведьмочки, каждой из которых сам Мефистофель, наверное, готов отдать себя на заклание...
А рядом с "Демоническим искусством" - сотни обыкновенных торговых лавочек, но в них столько антикварной чертовщины и по таким дьявольским ценам, что невольно задумаешься - не перестали ли люди бояться Бога?
* * *
На Венсеннском ипподроме должны были начаться розыгрыши терсе. В терсе играет вся Франция, делая ставки в кафе. Принцип терсе простой - угадать первых лошадей в заезде. Каждый билетик терсе стоит пять франков. Но если вам удастся угадать лошадей "в порядке", то есть занявших соответственно первое, второе и третье место, то вы получите, по выражению спортивных комментаторов, весьма "кокетливую сумму", иногда достигающую тридцати - сорока тысяч франков (в первом случае платят за билет как минимум сто франков).
Пока терсе разыгрывалось на других ипподромах, где скакали чистокровные лошади, нас оно не интересовало, ибо ни в скачках, ни в стипль-чезе мы ничего не понимали. Однако теперь, когда дело будет касаться рысаков, которых мы в какой-то степени изучили, терсе представлялось мне очень заманчивым.
Женя категорически заявил, что терсе - это глупость. Лошадей надо видеть перед заездом. Лошадь может утром захромать, а ты, ничего не зная, уже утопился на ней в обед в кафе.
Борис Борисыч, напротив, отнесся к терсе с энтузиазмом. Видимо, его впечатлила возможная сумма выигрыша. Он мне посоветовал изучить прошлогоднюю подшивку газеты "Франс суар терсе". Работы мне сразу прибавилось, так что не оставалось времени для прогулок по Парижу и посещения выставок. Но эта работа мне нравилась - я как бы мысленно переживал перипетии розыгрыша каждого приза. Накануне терсе "Франс суар" подробно разбирала шансы всех участников заезда и давала прогнозы пяти своих журналистов, десяти наездников, а также мнения тридцати других газет, радио и телевидения. В следующем номере "Франс суар терсе" я находил результаты этого заезда, суммы выигрышей, описание хода борьбы.
Насколько же прогнозы оправдывались?
Вот мои выводы (предварительно):
1. Никому из журналистов или наездников нельзя было слепо верить. Каждый из них угадывал примерно два терсе в год (повторяю, речь шла только о Венсеннском ипподроме).
2. Если же сам наездник считал свою лошадь в шансах, то это надо было учитывать.
3. Чем крупнее приз, тем точнее прогнозы прессы.
4. Если пресса в своей массе угадывала результат - платили копейки.
5. Незначительный приз, к тому же разыгранный в дождь, снег или сильный ветер, часто приводил к "завалу" на ипподроме и соответственно - к крупной выдаче.
6. Когда журналисты писали, что у лошади логические шансы, ее в большинстве случаев можно было смело выбросить из игры.
7. Рекордная скорость лошадей, показанная в предыдущих заездах, мало что значила.
8. Итоговый список лошадей, составленный газетой на основе журналистских прогнозов, иногда (крайне редко) себя оправдывал.
9. Комбинация из четырех лошадей, рекомендуемая газетой как самая надежная, не выигрывала никогда.
* * *
Скупой рыцарь у Пушкина, спускаясь к своим сокровищам, алчно перебирал золотые дукаты, экю, цепочки, кольца. Мы же, запершись вечером в комнате, извлекали из кармана мелкую французскую монету и печально ее пересчитывали. Бумажные деньги мы оставляли на игру, карманную мелочь - на жизнь.
Мы уже знали, что в "Призюник" (большом магазине) самые дешевые кофе, чай, макароны, сахар. На рынке мы покупали картошку, помидоры и салат. Курицу и обрезки свинины - на поджарку - по дешевке у нашего знакомого мясника. Водку и сигареты - через Эдуарда Ивановича в "палатке" по талонам. Словом, мы химичили как могли, но почему-то даже карманная мелочь сама не плодилась и не размножалась.
К пятифранковым монетам мы относились с большим уважением.
И еще мы часто вспоминали, как в первый ипподромный день после выигрыша кутили в ресторане, а потом в стриптизе, и кляли себя почем зря за то, что сразу напились тогда, не распробовали толком ресторанных блюд, не рассмотрели как следует девочек - а все про четвертого номера талдычили: как он пришел, как он мог не прийти... Нет, мечтали мы, в следующий раз, когда крупно выиграем, деньги себе возьмем, а на игру "капусту" пусть нам Москва присылает. В следующий раз мы сначала в "Галери Лафайетт" отоваримся - купим дубленки, джинсы, блейзеры, брюки, фирменные рубашки, галстуки, носки, ботинки, часы "Сейко", радиоприемник "Сони", магнитофон "Филипс", девкам в Москву - кофточки и свитера, запакуем все в чемоданы (кожаные, фирменные!), отвезем их к себе в общежитие торгпредства, - и уж затем - в ресторан, гулять! Закажем бутылку бургундского, бутылку "Божоле" - вином не перепьешься, - откушаем бланкет, шашлык, эскарго, устрицы, ну, а потом - к ночным красоткам на Сан-Дени. Заждались нас французские мамзели, да и нас в Москве общественность не простит, если девочек французских не попробуем. С крупного выигрыша, считали мы, нам на все должно хватить, и по-дурацки разбрасывать деньги налево и направо не будем! Хватит, поняли почем фунт лиха.
Очень мы стали умными за последнее время.
Правда, однажды нам пофартило (в смысле жратвы) - это когда Борис Борисович нас привел на прием французских промышленников, направлявшихся в Москву с торговой делегацией. Столы ломились от икры и лососины, блюда с крабами нежно прижимались к ледяной "Столичной", но французские капиталисты суки бланкетные! проститутки устричные! мудилы эскаргошные! - на закуску косились индифферентно, хлеб мазали жидким слоем икорки, водку принимали наперстками и все больше про развитие международных отношений, льготные кредиты и взаимовыгодную торговлю рассуждали.
Мы бы их, гадов, научили, как водку пить и с крабами расправляться, мы бы им показали, где раки зимуют, да Эдуард Иванович вцепился в нас мертвой хваткой, шипел на ухо: "Не увлекайтесь, ребята, лососиной! пропустите этот тост! хватит, завязали с икрой! не роняйте достоинства советского человека: в Москву поедете - нажретесь!"
А где в Москве сейчас икру достать?! Нет, если выиграем - фигу пригласим Эдика в кабак! Пусть облизывается, хрен ему в рыло!
Потом откуда-то спланировал Борис Борисович и потащил нас знакомиться с одним французским господином, скромным таким коннозаводчиком - всего у него две конюшни в Венсенне. Сначала поговорили за мир и дружбу, и Эдуард Иванович хотел было за лацканы пиджаков нас оттаскивать, но разговор повернулся на воскресные бега, стали обсуждать шансы фаворитов, у Бориса Борисовича - ушки на макушке, и Эдик сразу завял.
Слово за слово, хером по столу, Женя и француз-миллионер в раж вошли, спорят, за грудки друг друга хватают. Мы стоим, уши развесили, вроде все слова знакомые, а о чем речь - не понимаем.
- Скользящий шаг у жеребца, шея крутая, - твердит француз.
- Задние ноги у него сырые, брюхо волочит, голову задирает, - отвечает Женя.
Так они базарили полчаса (причем Женя пропускал все артикли у существительных, и его собеседник это терпел), а потом француз чуть ли не со слезой в голосе провозгласил:
- Сколько я ни видел ваших работников из Министерства сельского хозяйства, но первый раз встречаю человека, который по-настоящему разбирается в лошадях! Выпьем, господа, за здоровье господина Ломоносова! Истинный профессионал!
Ну, раз француз-капиталист выпить приглашает - кто ж нам запретит? Борис Борисович от похвал в адрес Жени разрумянился, а Эдуард Иванович, хамелеон проклятый, сам бутерброды нам мастерит, журчит в ухо: "Давай, давай, ребята, налегай, водка, она закусон любит!"
Мы, конечно, навалились.
* * *
Жеребца, сыгравшего решающую роль в нашей парижской эпохе, звали Алеша. На самом деле у него было другое имя, из двух слов, плюс в середине артикль "ле", но Эдуард Иванович прочел его неправильно. Получилось - Алеша. Мы посмеялись, однако новое имя нам понравилось, так мы и стали называть жеребца Алешей.
Алешу мы еще в Москве приметили, штудируя в "спортлагере" французские газеты. Алеша был чемпионом своего поколения и в прошлом году, впервые допущенный к призу Америки (неофициальному чемпионату мира), неожиданно занял второе место.
Об Алеше и сейчас много писали в прессе. Весной он не знал поражений. Летом тренировался в Нормандии по определенному плану. В призовых заездах не участвовал. В воскресенье он должен был выступать в Венсенне в Большом призу, первый раз после перерыва. Прогнозисты прессы предсказали ему победу. Приблизительные шансы в тотализаторе у Алеши были два к одному.
Всю неделю Женя ломал голову над проблемой Алеши. Ночью сквозь сон я слышал, как он вставал и уходил на кухню. Утром я обнаруживал полную пепельницу окурков. Я понимал, почему Женя так нервничает. После приема в Посольстве Борис Борисович намекнул - дескать, кое-что пришло из Москвы, и если будет верная лошадь...
Что же касается меня, то я от крупной игры устранился. Я ломал голову над проблемой терсе. Терсе прошло в Венсенне уже несколько раз, но радости мне не принесло. Максимум я угадывал двух лошадей на билет. Я заметил, кстати, что поддаюсь гипнозу газетных прогнозов. Очень уж убедительно доказывали специалисты шансы своих избранников.
В пятницу мы попросили свидания у Бориса Борисовича. Женя был настроен по-боевому. Он сказал:
1. Ипподром разобьет Алешу в копейки.
2. Алеша на первое место не поедет, ибо наездник его готовит к призу Америки.
3. Даже если бы наездник захотел, Алеше первое место не взять - приз крупный, конкуренты сильные.
4. После длительного перерыва в выступлениях любая лошадь не в состоянии выиграть крупный забег - такого в природе не бывает.
5. Наша задача - сыграть против Алеши. Любая лошадь (кроме Алеши) принесет крупную выдачу.
Я нашел план Жени гениальным. Эдуард Иванович сказал, что лучше не придумаешь. Борис Борисович тяжело вздохнул и вытащил из сейфа пять тысяч франков.
В субботу вечером я колдовал над своим терсе. Я решил сыграть на все оставшиеся у меня деньги. Терсе шло за Большим призом, в котором выступал Алеша. В Большом призу Женя сделает свои миллионы - а в Женю я верил, - так что я мог резвиться в своем терсе. Я перевязал лошадей - фаворитов прессы. Я перевязал темноту, которая в прессе не упоминалась. На последнем билетике я отметил три номера: 19-18-11. Девятнадцатый был битый фаворит, восемнадцатого и одиннадцатого пресса в глаза не видела - гастролеры с провинциальных ипподромов. Венсенн им не по зубам. Но там, в провинции, они занимали первые места, а мне запало в голову высказывание Жени, - мол, лошади должны участвовать в бегах и иметь привычку побеждать.
Утром, наверное, мы первыми появились на трибунах Венсенна. Мы засекли Алешу на предварительной разминке. Он ехал шагом. "Хорош, - процедил Женя, - в принципе хорош!" Другого вороного жеребца наездник в зеленом камзоле работал долго и упорно, посылая адом на противоположной от трибуны прямой. "Вот этот выиграет бег, - сказал Женя. - Запомни жеребца".
Когда участники Большого приза выехали на круг, мы узнали вороного красавца. Это был Арчибальд, под четвертым номером.
- Четвертый номер - счастливый для нас! - сказал Женя и скомандовал: - К кассам, старики!
В кассе лупили Алешу - девятого номера. Женя поставил двести билетов на Арчибальда-победителя, а мы с Эдуардом Ивановичем - по сто пятьдесят.
Арчибальд с ходу взял бровку и повел бег. Он делал все правильно, он не тормозил, он не рвал на подъеме, чтоб не задохнуться, - он не пропускал никого по бровке и оттеснял преследователей в поле, заставляя их делать лишние метры дистанции. И резвость была потрясающей. Арчибальд шел легко и ровно, как машина.
- Класс! - бормотал Женя. - Вот как надо выигрывать!
Арчибальд проворно выворачивал на финишную прямую с последнего поворота, но тут на ипподроме стал нарастать гул. С поворота, чуть ли не десятым колесом, сделав немыслимый крюк (лишних пятьдесят метров), вылетела упряжка и буквально в несколько секунд оторвалась от основной группы лидеров метров на двадцать. Это была не лошадь - это была ракета! По ликующему реву ипподрома я понял, кто победил, - конечно, Алеша!
Казалось, последние метры дистанции Алеша проходил шагом. Разумеется, так только казалось. После ошеломляющего посыла на повороте казалось, все вообще остановилось, и наездник бросил вожжи.
И действительно, чего ему было бояться? Соперники ехали на лошадях, он на ракете!!
Ничего подобного я никогда в жизни не видел.
По-моему, Арчибальд проиграл даже второе место, но нас это уже не интересовало.
- Какой заезд! - восторженно повторял Женя. - Увидеть и умереть!
- Все, отмучились? - спросил Эдуард Иванович.
- Заткнись, Эдик! - цыкнул Женя. - Ты ничего не понимаешь в искусстве!
И как ни странно, Эдик заткнулся.
Я упросил ребят не уходить, остаться еще на заезд, посмотреть терсе. И мы продолжали говорить про Алешу и не обращали внимания на разминку, а когда прошел заезд, мы продолжали говорить про Алешу - мол, такой лошади в природе не существовало, плевали мы на проигрыш, едем в Москву, увидеть Алешу и умереть... Говорили мы с Женей, а Эдуард Иванович молча, заткнувшись, сжимал в ладонях кучу проигранных билетов. Потом, когда публика стала орать, я глянул на финишную прямую и тоже заткнулся.
Продолжал говорить Женя:
- Такой заезд! Увидеть и умереть! Алеша - это бог, плевать на все, едем в Москву...
- В Москву мы не едем, - сказал я и указал на табло.
На табло высветили номера: 19-18-11.
- Я угадал терсе. В порядке.
Теперь заткнулся Женя, а Эдуард Иванович всхлипнул:
- Ребята, вы непотопляемы!
* * *
Естественно, в понедельник на летучке у Бориса Борисовича мы заявили, что все три с половиной тысячи выигранных мною франков у нас пойдут на игру, будем биться до последнего сантима.
- А на месте Министерства финансов я бы всю валюту советского государства поставил на Алешу в призу Америки. Алеша проиграть не может!
Мне показалось, что к моему терсе Борис Борисович отнесся достаточно равнодушно, а вот слова Жени на него явно произвели впечатление.
глава шестая
Я когда-нибудь расскажу про парижскую зеленую зиму. Листья в Венсеннском лесу давно осыпались, но деревья были зеленые от какого-то мелкого мха, который покрывал стволы. Снег в Париже я видел один раз, и то в основном на крышах домов. Это случилось под Новый год, когда температура вдруг резко упала с +11 до -5°. Паника в городе была страшная. По телевидению и радио дикторы каждый божий час повторяли сводку погоды в столице и по стране, твердили: "Берегитесь гололеда! Пользуйтесь общественным транспортом!" И действительно, машинами почти никто не пользовался, улицы были пустынными, мы катались по городу на "Жигулях" Эдуарда Ивановича и умирали от смеха. Слабаки французы, испугались легкого холодка!
Московское радио передавало, что в Москве сейчас днем -25°, ночью -32°! Это означало, что Центральный Московский ипподром работал. Бега в Москве отменяли, когда температура днем опускалась ниже -29°.
В сильный мороз хорошо играть на бегах, только надо очень тепло одеться и ноги - перед тем как влезть в носки - обмотать газетной бумагой. Если наездник намеревается выиграть, он должен разогреть лошадь, тщательно ее проработать. Такая разминка сразу засекается на трибунах, поэтому особенно крупных выдач в мороз не бывает. Тотошку не обманешь.
Иногда мне снилось, что я стою в нашей ложе на ЦМИ, а вокруг меня знакомые лица: Профессионал, Корифей, Пижон, Илюша-Овощник, Бакинец, Юрочка-Заправщик, Сал Салыч, Жир Жирович, Пузан Пузаныч - родные лица московского жулья. И мы с Профессионалом придумали прекрасную комбинацию, бежим к кассам, толчемся в очереди и... не успеваем поставить. На этом самом месте я просыпался.
На Венсеннском ипподроме мы всегда успевали ставить, но наши прекрасные комбинации не осуществлялись. Правда, мы играли рискованно, под большие выдачи. Большие выдачи бывали в Венсенне, но получали их не мы.
И ни разу в Париже мне Венсеннский ипподром не приснился.
Как-то Женя просидел со мной вечер, наблюдая, как я готовлюсь к терсе, по какому принципу отбираю и связываю лошадей. А потом сказал:
- Ерунда все это, ты не в терсе играешь, а в "Спортлото". Для тебя цифровые комбинации важнее класса лошадей.
Между прочим, он правильно заметил. Например, я любил номера 5, 7, 15, 18, а вот связать 13 с 12 и 14 - у меня рука не поворачивалась, какой бы логичной эта комбинация ни казалась с точки зрения прогнозов прессы.
Мы вели прежний образ жизни, экономя на спичках и оставляя примерно по двести франков на бегах. Плюс каждое терсе мне стоило пятьдесят франков. Наши игровые деньги таяли стремительно, однако нас это мало волновало. Мы знали, что отыграемся в призе Америки, что Алеша привезет нам в три раза больше, чем мы на него поставим, а вот сколько поставим - это не наша забота, это - головная боль Бориса Борисовича, он за то и зарплату получает.
И вот тогда, после воскресенья, мы и дадим шороху в "Галери Лафайетт", закрутим там танец с "Сейками", "Сонями", джинсами!..
У Бориса Борисовича были сложные переговоры с Москвой. Раз в неделю он вызывал нас на летучку и просил нас "обосновать", "подбросить фактов", "подкрепить аргументы"...
- А чего обосновывать и подкреплять?! - возмущался Женя. - Пусть привозят из Москвы вагон валюты! Обратно отправим три вагона!
Дальше разговор шел по привычному кругу:
- А если Алеша проиграет?
- Алеша проиграть не может!
- Вы сами говорили - любая лошадь может сбиться, споткнуться, сделать проскачку...
- Любая лошадь, но не Алеша. Алеша - это космическая ракета.
- Но если все на ипподроме будут играть только Алешу? Дадут франк на франк - никакого выигрыша.
- Никогда на ипподроме не играют одну лошадь. Публика - дура, ищет темноту. К тому же на приз Америки привезут лучших рысаков из Германии, Италии, Швеции, Бельгии, США. Обязательно их будут играть. Мы подняли подшивку газет за десять последних лет. Посмотрели результаты. Ни разу победитель на приз Америки не стоил меньше трех франков за франк! Конечно, большинство будет ставить на Алешу, но лишь на призовое место. Это копейки. А Алеша возьмет первое место - в этом наш выигрыш.
- Вы даете полную гарантию?
- Полную гарантию дает лишь сберегательная касса. Кладите валюту во французские сберкассы, тогда получите пять процентов годовых.
- Поймите, ребята, Министерство финансов СССР никогда не отважится рискнуть крупной суммой в твердой валюте. Никакой ответственный чиновник такую сумму не подпишет.
- Тогда за каким хреном нас посылали в Париж?! Зачем мы тут мучаемся, ночей не спим и давимся вареной курицей! Мы предлагаем выгоднейшую комбинацию: триста процентов дохода от вложенной суммы.
- Вот если бы вы предлагали рискнуть тысячей и выиграть миллион!.. Есть же теория вероятности. Классический пример, помните, как поспорили, что нельзя встретить на улице разом сто мужчин и ни одной женщины, но прошел военный полк...
- Хватит, надоело, - вопил Женя, - лично я улетаю в Москву!
- Евгений Николаевич, - возражал Борис Борисович, - уезжать вы не имеете права! Приз Америки на носу. Вдруг Алеша на разминке захромает? Кто же это заметит, кроме вас?
- Тогда привозите из Москвы мешок валюты!
...Круг замыкался.
Кончалось тем, что Борис Борисович выставлял нам по рюмке коньяку, а сам принимался сочинять очередное послание в Москву.
* * *
В субботу мы видели Алешу по телевизору, его показывали в "Новостях" по первой программе. Мы выслушали прогноз бегов по всем радиостанциям Франции. Мы скупили все французские газеты, включая "Юманите", и внимательно изучили страницы, посвященные призу Америки. Все комментаторы сходились на том, что Алеша в прекрасной форме. В соперники ему прочили американскую кобылу Глорию, шведского жеребца Свенсена, французских лошадей Арчибальда и Алису, а также ветерана бегов - Заразу (причем двух последних не в победители, а на одно из призовых мест). Глория показала в этом году лучшую резвость в мире, а Свенсен в последних семи выступлениях не знал поражений, занимал только первые места.