Гладилин Анатолий
Большой беговой день
Анатолий Гладилин
БОЛЬШОЙ БЕГОВОЙ ДЕНЬ
с Прологом и Эпилогом (имена рысаков), с частными сценами из жизни Учителя (главного героя), с историческими статьями Учителя, с выписками из "Правил Московского ипподрома", с монологами людей и лошадей, с появлением на трибунах руководителей партии и правительства, с обострением международной обстановки и вмешательством в действие романа посторонних лиц
ВМЕСТО ПРОЛОГА
(Заметки на программке)
1. ИДЕОЛОГ - гн. жер. от Лоу-Гановера и Изменчивой, лучшее время - 2.08.5, последнее - 2.09.6.
Когда-то драл всю эту компанию как хотел. Определенно имеет в запасе несколько секунд. Но ведь наездник Петя (камзол синий с желтыми полосами, шлем и рукава красные) - первый кретин на Центральном Московском ипподроме. Ну, может, не самый первый - голова в голову с Антоном они приедут на приз Первого кретина. Но ведь Идеолог от Лоу-Гановера - американец! На дерби записаны почти все американцы, ничего себе Большой Всесоюзный приз... Одна надежда на мамашу Изменчивая. Будь я проклят, если сыграю хоть рублем лошадь с таким именем. И мамаша - Изменчивая - подозрительна, и достаточно мне идеологов вне стен ипподрома. Что и говорить, нашелся новый Суслов! Итак, клянусь, ни рубля.
2. ЛИАНА - гн. коб. от Апикс-Гановера и Латуни, 2.09.4 и последнее выступление - 2.12.6 на первом месте.
Концевая лошадь. Бешеный бросок. Наездник Коля (камзол черный, шлем и полосы на рукавах белые) берег кобылу, не выбивал секунды, а однажды чуть не выиграл у самого Отелло. Завопросить и посмотреть разминку. Лиана, если придет хоть в одном гиту, потянет рублей пятнадцать в одинаре, а в длинном - и за сотню. "Мечты, мечты, где ваша сладость?" (А. С. Пушкин, но не про Лиану).
3. ЧЕРЕПЕТЬ - гн. коб. от Прогресса и Чудной Мелодии, 2.10.6 и соответственно - 2.10.8 на третьем месте.
Наездник Женя (камзол сиреневый - цвет дамского трико) чуть не выиграл прошлогодние дерби. От него можно ждать любой пакости. Затемнил кобылу? Все равно не буду на него играть.
4. ГУЛЬ-ГУЛЬ - гн. коб. от Урагана и Гамлеты, 2.10.8.
Это что еще за сволочь? Откуда взялась? С Калининского ипподрома... Гастролеры иногда преподносят сюрпризы - на тысячу рублей выдачи. Посмотреть на разминку. Наездник Самсонов (камзол розовый, шлем красный). Да не дадут ему московские жулики, по ногам кобылы проедут.
5. ОТЕЛЛО - рыж. жер. от Лоу-Гановера и Оксаны, 2.09.4.
Последнее и лучшее время. Только первые места.
Наездник Мося (камзол и картуз желтые) ничем никогда раньше не выделялся, но с Отелло работает как надо, по первому классу, без левых номеров. Собственно, дело ясное - ставь все деньги на Отелло в одинаре. По два пятьдесят за каждый билет получишь. Публика-дура будет искать темноту (и ты в том числе). Или Отелло без всяких вариантов, или... не угадаешь. Ах, Отелло, Отелло, ведь я играл его еще год тому назад, когда его никто не знал. Вот приди он тогда - на тридцать рублей одинар бы потянул. А жеребец - красавец, рыжий с белой звездой на лбу. Боец. Бежит - загляденье. Ну дай себе слово, что ставишь только на Отелло! Решено? Ладно, еще поглядим...
6. ГУАШЬ - т.-гн. коб. от Апикс-Гановера и Горсточки, 2.09.9.
Харьковская гастролерка. И время ничего. Ну? Да в гробу я ее видал! И смотреть не буду.
7. КОЛОС 2-й - гн. жер. от Лоу-Гановера и Кожуры, 2.08.7 и 2.11 на четвертом.
Последний раз наездница Гунта (камзол желтый с зелеными полосами, шлем желтый) явно не ехала. И правильно. Она не дура, чтоб лошадь перед дерби выбивать. Гунта - моя любовь, всегда ее играю. И Колос 2-й - жеребец прекрасный. Но против Отелло? А чем черт не шутит? За Гунту всегда хорошо платят, потому что она баба. Нет, Колоса сыграю обязательно. Тут вот какое дело: если Гунта решит, что должна выиграть, - плакали мои денежки, ибо Гунта начнет нервничать, руки задрожат, лошадь подымется - проскачка. Гунта выигрывает, когда ничем не рискует, по принципу "была не была". Тогда она бросается сломя голову, и кто ее удержит? Как ехать против бабы, как правильно строить пейс, когда она сама не знает, что получится? И гонит Гунта, и опускаются у наездников руки... Итак, ставлю на Колоса.
8. ОБРЫВ - вор. жер. от Билл-Гановера и Оперы, 2.08.4 (Пермь).
Наездник Липин (камзол черный, рукава коричневые, шлем синий). Расцветка ужас. Фамилия не вызывает доверия. И время, показанное в Перми, наверное, липовое. Чтоб какой-то Обрыв от Оперы, да еще от пермской Оперы, выиграл дерби? Такого не бывает. Впрочем, на ипподроме все бывает.
9. БЕЛЫЙ ПАРУС - рыж. жер. от Пароля и Биржи, 2.11.
Когда он показал это время? Не припомню. Наездник Ванечка (камзол зеленый с желтыми шашками, шлем белый) - известный жулик. Он темнит, темнит, а потом дернет любую компанию. Что-то есть в Белом Парусе нераскрытое. От кого жеребец? Отец, Пароль, - 2.07.9; дед, Орнамент, - 2.09.4. Мать - Биржа, ничего выдающегося, но она от Жеста. Жест - русский рекордсмен (1.59.6). М-да, загадочно... С одной стороны - никаких шансов. Но раз Ваня записал лошадь на дерби, наверняка на что-то надеется. Этот парень так просто не едет. Зачем ему зря раскрывать лошадь? Каков же запас у Паруса? Три секунды? Пять? Неужели он готов на 2.06? Тогда дерби его.
Подведем итог. Девять лошадей. И кажется, ты собираешься играть четырех из них. А ведь надо угадать еще "край", то есть угадать лошадь в предыдущем заезде.
Если придет Отелло - ты проставишь больше, чем получишь. Если припрется какая-нибудь темная зараза типа Гуль-Гуль - ты в жопе.
Может, играть всех? Верх глупости. Одного Отелло? А Колос? Лиана? Белый Парус?
А вдруг Отелло собьется, Гунта на Колосе испугается, Лиана проворонит, Белый Парус просто не поедет и выиграет элементарно Идеолог, с места до места? В конце концов, по силе он вторая лошадь в призу... Итак, опять нет четкого плана. Впрочем, если ипподром захочет тебя употребить, то употребит как миленького.
Завтра самые большие призы. Под это дело записали восемнадцать заездов и скачек. С часу дня до семи вечера. На разминку надо успеть за полтора часа до начала. Итого, почти восьмичасовой рабочий день.
Как ты ни ловчил, ни экономил, а капиталу у тебя 18 рэ. Не густо. Десятка, пятерка и новенькая трешка (ее припрячу в другой карман - Н. З., неприкосновенный запас). Хорошо еще, что наскреб 80 копеек на вход. Ставить по рублю в заезд? До конца дотянешь, но уж точно ни разу не угадаешь. Держаться до Большого приза? Его разыгрывают в три гита, по шесть рублей на гит. Не выдержишь, окунешься в первый же заезд (дескать, вдруг повезет и округлишь капитал) - вот так и начинается проигрыш.
Отелло, Колос, Лиана, Белый Парус. Идеолог под вопросом. Черепеть? К чертовой матери! На всякий случай посмотри на Гуль-Гуль. Если всех их связать с фаворитом из предыдущего заезда и подстраховаться темненькой!.. А где взять столько денег?
Ладно, храброму рыцарю достаточно и короткой шпаги.
Храбрый рыцарь? Нет, один из десяти тысяч идиотов, которые завтра все припрутся на Центральный Московский ипподром, что в простонародье называют "дураково поле".
часть первая
глава первая
ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ
Я ее только е... собрался, как звонок в дверь. Прийти мог кто угодно: забулдыга-приятель, сосед-алкоголик, с почты телеграмму принесли - но я-то сразу почувствовал, кто явился. И девочка (наверное, хорошая девочка, да не дал Бог) мигом юбку застегнула - и к зеркалу: прическу поправлять.
Снова звонок. Я спрашиваю через дверь и слышу Райкин голос. Прилетела на помеле!
Выхожу на лестничную площадку, дверь плотно прикрываю за собой. Слабая надежда - авось обойдется без скандала. Вежливо, но крайне нелюбезно интересуюсь:
- Что-нибудь случилось?
- Странно вы гостей встречаете.
Райка со мной на "вы". Неделю назад она устроила дикую истерику, сказала, что между нами все кончено: если увидит меня на улице - перейдет на другую сторону; чтоб я больше ей не звонил, не писал, не звал - ей тошно вспоминать все, что нас связывало, жалко потерянных лет; что я мелкий трус, человек без чести и совести, мерзкая, ничтожная личность; если я умру без нее от тоски и горя, то это будет мне справедливым возмездием, более того - она как-нибудь летним вечером приведет на мою могилу любовника, чтоб прямо там, на свежей траве... и вообще никогда, никогда ноги ее в этом доме не будет - хоть вешайся; и отныне мы на "вы", как посторонние, абсолютно незнакомые люди.
Кажется, яснее некуда?! И вот она приперлась, не предупредив даже по телефону, естественно, в полном параде, в боевой раскраске (все, что надо, подведено, подтенено, плюс килограмм польской пудры и пол-литра французских духов) - зыркает глазами, раздувает ноздри.
- Ты, конечно, не один?
Каждый вечер был один. Ждал. Плюнул. Еще сегодня днем честно изучал программу завтрашних бегов. Позвонила девочка. Сама. Я-то давно приметил, что она на меня глаз положила. В конце концов, я свободный человек или? Смотался в магазин - бутылку вина, бутылку коньяка (для заначки - резерв главного командования), рыбную консерву, сыр, пельмени, конфеты, - на автобусной остановке встретил девочку, привел и, ей-богу, ничего не хотел, разве что посидеть спокойно, отдохнуть.
Потом, правда, разошелся, коньяк выставил. Отвык я с новым человеком: ей любую новеллу выкладывай, все интересно, не то что Раиса-крыса, губы кривит, дескать, повторяешься. Словом, вспомнил молодость; сам увлекся, глядь, а девочка готова - глазки блестят, улыбочка, то да се, не теряй зря времени, веди ее на диван. И тут...
- Деловое свидание, - говорю, - но вам, Раиса, лучше не входить. Зачем пожаловали? Если деньги нужны...
Не успел сообразить, как она меня отшвырнула (бронетранспортер, а не женщина), ворвалась в квартиру - и началось:
- Сволочь, блядь притащил, ей у трех вокзалов трешник - красная цена! Вон отсюда!
Я Раису отталкиваю, изображаю из себя двадцать восемь панфиловцев ("нерушимой стеной обороной стальной разгромим, не пропустим врага") и девочке пытаюсь интеллигентно объяснить: мол, эта шумная дама - городская сумасшедшая, из клиники вырвалась, нижайшая просьба не обращать внимания.
У девочки лицо поплыло красными пятнами. Раискина косметика потекла черными ручьями. У меня руки в кровь исцарапаны.
Отдохнул я. Повеселился...
Не знаю, сколько я оборону держал. Потом Раиска заявила, что сейчас выбежит на улицу и бросится под машину. А девочка сказала, что с нее довольно, она уходит. Я кинулся проводить ее до автобуса и в дверях крикнул Раиске, чтоб сматывалась к чертовой матери, а если не уберется по-доброму, то я ее изуродую.
Девочку посадил в автобус, она на меня зверем смотрела - ни за что ни про что, а влипла в историю.
Возвращаюсь домой бешеный от злости. Раиска лежит на диване. Глаза навыкате, губы черные.
Отравилась. Пустая пачка димедрола на полу валяется. Цирк, да и только. Я эти номера уже видел. Однажды она пачку элениума сожрала, ну и проспала целый день...
- Райка, - говорю, - тебе не стыдно? Совесть у тебя есть?
Она разом ожила и заревела. Оказывается, меня облагодетельствовать хотели. Оказывается, она вспомнила, что случилось неделю назад - и как она была жестока ко мне, как несправедлива, и какое у меня было несчастное лицо, - и вот, решила приехать без звонка, приятный сюрприз, нечаянная радость - но увидела эту стерву и... Конечно, сейчас она понимает, что дико неудобно перед девочкой, что девочка ни в чем не виновата и сама Райка вела себя по-хамски и прочее и прочее, но на нее затмение нашло...
Рев.
Я заставляю ее выпить несколько стаканов воды, потом веду ее в ванную, запираю. Слышу, как ее рвет, как она икает, плачет и опять...
Она выходит, пошатываясь, бледная, бросает на меня трагический взгляд. И в этот момент я готов задушить ее голыми руками - за все - за то, что она делает и с собой, и со мной. И мне ее очень жалко.
Не гнать же мне ее на улицу?
Наливаю ей рюмку коньяка. Она выпивает, но ничего не ест.
Фашистским голосом я требую, чтоб она немедленно легла на диван и заснула. А я? Я постелю себе на полу. К ней мне противно прикасаться. Да, вот так, спокойной ночи!
Райка разложила диван, погасила свет, заснула.
Я сижу на кухне, пью рюмку за рюмкой, чтоб как-то забыть сегодняшний кошмар. Три часа ночи. Завтра, нет, уже сегодня Большой беговой день. Хорошая у меня будет голова! Свежая! Черт бы их всех побрал! Кого их? Меня и Раиску. Черт знает, что она с собой делает. Бедная девочка! Да не Раиска, а та, с расстегнутой юбкой. Теперь, конечно, фигу. Обидно, что сорвалось.
Из комнаты тихий шепот. Раиска меня зовет. Не надо к ней подходить. Еще рюмку. А вдруг ей плохо?
Я осторожно, на цыпочках, иду в комнату, сажусь на край постели. Провожу ладонью по мокрому Райкиному лицу. Она берет мою руку. Я торопливо раздеваюсь.
БЕГА
Первый заезд.
Большой Трехлетний приз.
"Ехать два гита. Участие во втором гите не обязательно. Призовые места распределяются по резвейшему, правильно совершенному гиту. Лошадь, съехавшая в первом гите, остановленная наездником без уважительных причин или оставшаяся за флагом, не имеет права на дальнейшее участие в розыгрыше приза. Вопрос об уважительности причин остановки лошади наездником решает Судейская коллегия"
- выписка из правил.
Ах, этот первый заезд! Как много он определяет!
Я чешу от дома до ипподрома с двумя пересадками и мучаюсь: играть мне в первом заезде или нет?
Логичнее всего - пропустить. Ведь в следующем заезде - первый гит Большого Всесоюзного приза, "дербей", как говорят на ипподроме. Там у меня намечено пять лошадей, да еще проклятая Черепеть под вопросом. Их надо было бы посмотреть, а как их посмотришь, когда я опаздываю на разминку? (По теории всемирной подлости, такая ночка выдалась, что еле встал.) Я еще в метро, а тем временем на ипподроме "кони все скачут и скачут, а избы горят и горят". Горят, конечно, не избы, а деньги.
В первом заезде - одиннадцать лошадей. Конечно, тотошка, как чокнутая, будет лупить фаворита, седьмого номера. Примата. В одинаре его разобьют в копейки, в одинаре играть нет смысла. (Есть смысл, если поставить на Примата пятьдесят рублей, а заплатят по рубль пятьдесят - вот уже двадцать пять рублей навару. Но нет у меня пятидесяти рублей.) Ставить десятку, чтобы получить пятерку? А вдруг Примат заскачет или поедет только во втором гиту? И плакала моя десятка, плакала горючими слезами.
Нет, если ставить, так в дубле. (То есть вязать первый заезд со вторым.) Но опять же, от Примата играть к нескольким лошадям - не вернешь своих денег. Во втором гиту придет Отелло или Идеолог и получишь меньше, чем поставишь. Вдарить в лобешник. Пятеркой или трояком! К Отелло или к Идеологу. Может, десятку заработаешь. Но тогда, по извечной подлости, приедет Колос, и будешь ты драть волосы и причитать: "Я же говорил, Колос! И, опять же, Гунта, любимая наездница..."
Однако какой соблазн угадать первый дубль! Сразу "жизнь станет лучше, жизнь станет веселей" (И.В. Сталин).
Решено. Рискнем.
На Белорусской сажусь в троллейбус. В салоне половина пассажиров шелестит программками: изучают, гадают, усе бо-о-ольшие ученые. Опускаю в кассу пятак, отрываю билет. Первые три цифры - 8 3 4, вторые - 3 8 5. Значит, только что взяли счастливый билет! А я опоздал. Нет счастья в жизни...
Значит, решено: первый заезд пропускаю.
На ипподроме - три входа. Один - за двадцать копеек, другой - за сорок, третий - за восемьдесят. Вход за восемьдесят - солидный: ступеньки, колонны. Одна из колонн, наверно вон та, крайняя правая, построена на деньги, которые лично я оставил на "дураковом поле", так сказать, внес в развитие отечественного коневодства. Если подсчитать, сколько я проиграл за десять лет, то, точно, на колонну хватит. Ну, может, недостает еще нескольких кирпичей, плюс штукатурка. Ничего, пусть отечественное коневодство не волнуется, за мной не заржавеет, доложу оставшиеся кирпичики.
На площадке около колонн в два ряда стоят машины. Сегодня их очень много, съехались со всей Москвы частники проклятые, жулье, завмаги, директора овощных баз. Ладно завидовать, у самого когда-то был "Запорожец". Но ведь теперь машины стоят в три-четыре раза дороже, и откуда у людей столько денег? А не ходи на бега, откладывай. Отложишь, фигу с маслом! А жулики ставят в каждый заезд рублей по тридцать, и ничего. Значит, крадут в другом месте. На ипподроме есть свое жулье, своя мафия. Но эти - не на машинах. Стесняются или?.. Как объяснить ОБХСС, на какие доходы куплены "Жигули"? Мне бы их заботы... Нет, не надо, я играю на свои трудовые. Ипподром - единственное в Москве заведение, основанное по принципу "проклятого капитализма": иногда выигрываешь, чаще проигрываешь, но сохраняешь иллюзию, что тут все зависит от тебя самого - простор для частной инициативы. На несколько часов отключаешься от всего на свете, нервничаешь, рискуешь, сражаешься с превосходящими силами ипподромного жулья - и ни единого признака советской власти! За такое удовольствие можно заплатить и десятку.
На ступенях лестницы хромой старик в помятом пиджаке радостно мне подмигивает - он продает программки. В киоске программка стоит десять копеек, но за ними длиннющий хвост народу. У старика без очереди, но за двадцать копеек. У каждого свой бизнес. По двадцать копеек за программку берут и кассирши, что торгуют входными билетами, но я обычно покупаю у старика. Лучше дать заработать ему, чем этим толстым наглым бабам. Но сегодня я прохожу мимо старика, приветственно махнув своей программкой, купленной заранее, в пятницу. Он понимающе разводит руками: Большой беговой день, все хотят "проработать" программку дома, спокойно, без суеты.
Я поднимаюсь по ступенькам и вспоминаю, что чаще всего, когда я беру программку у старика, мне везет. Опять плохая примета? Да черт с ними, с этими приметами! Настроение прекрасное, погода отличная, впереди восемнадцать заездов, большие призы, масса неожиданностей, которые, естественно, мы учтем и используем. Впереди, можно сказать, вся жизнь.
С трудом пробираюсь в свою ложу. Как и обычно в призовые дни, масса случайной публики. Завсегдатаи ипподрома только однажды выбирают свое определенное место и никогда ему не изменяют. Тоже примета. Моя пятнадцатая ложа, крайняя слева, нависает над сорокакопеечной трибуной. Место не очень удобное - когда лошади на последней прямой проходят мимо нас, им еще остается метров тридцать до финишного столба. Если едут голова в голову, то нам нелегко определить, кто же пришел первым. Обычно в ложе просторно, но сегодня... Моя компания притиснута к углу, а ложу оккупировали незнакомые рыла, заплатившие за стулья. (Мы стулья не берем, за них надо заплатить по сорок копеек непозволительная роскошь.) Моя компания - это мои ипподромные друзья. У каждого своя подпольная кличка: толстый одутловатый старик - главный специалист в каком-то тресте - Корифей; высокий молодой инженер-математик - Пижон; молчаливый аспирант с красивым лицом и холодными глазами - Профессионал. Меня здесь зовут УЧИТЕЛЬ.
- Привет, ребятишки.
- Привет, на работу опаздываешь.
- Виноват, ребята, проспал. Какой заезд разминается?
КОРИФЕЙ (снисходительно): - "Я милого узнала по походке..." Видишь, Пион выехал - значит, шестой.
ПРОФЕССИОНАЛ (сквозь зубы): - В первых двух определился дармовой дубль. Ставь десятерик от Примата к Отелло.
ПИЖОН (запальчиво): - Проиграет твой Примат. Патриций заезжал последнюю четверть - только кустики мелькали.
И все отвернулись от меня, смотрят на круг, щелкают секундомерами.
Патриций - это интересно. Давно слежу за ним - лошадь с запасом. Патриций, наверно, будет вне игры. За него даже с "фонарями", то есть с Отелло и с Идеологом, по двадцатке дадут.
Я дергаю Профессионала за рукав:
- Есть шансы у Патриция?
ПРОФЕССИОНАЛ (в прежней своей манере): - Не сори деньгами. Я Патриция в упор не вижу.
Но самую сенсационную новость сообщает Корифей. Оказывается, теперь налог с каждого рубля будет не двадцать пять копеек, как раньше, а тридцать три. Поясняю для непосвященных: с каждого рубля, который ставится в кассу тотализатора, государство берет себе двадцать пять процентов, а с сегодняшнего дня - тридцать три. Соответственно этому уменьшаются выдачи. Вот кто главный жулик - Государство, работает без отмычек. А куда денешься? Частных ипподромов в Союзе нет. Недаром ипподром называют Монетным двором: на его дотации не только конные заводы, но и половина московских театров.
Я хочу спросить, повысили ли хоть зарплату конюхам, но не успеваю. Бьет колокол. На дорожке - участники первого заезда. Они выезжают под звуки старинного гвардейского марша, грустного и красивого. Не знаю, как он назывался до революции, я придумал ему другое название: "Прощай, деньги". Наездники по случаю праздника в новых камзолах (а может, просто выстирали), лошади собраны по-боевому, запряжены коротко.
Публика ринулась к кассам. Корифей - в числе первых.
Мы остаемся смотреть фальстарты.
Фальстарты понятно для чего: наездники резво заезжают прямую или четверть круга, готовя лошадей к борьбе. Кажется, нет ничего проще угадать победителя. Засекаешь по секундомеру время, показанное каждой лошадью на определенном отрезке дистанции, и сравниваешь. У кого лучше, та, по идее, и должна победить. Однако бывает, что лошадь, которая резво принимает и ведет бег, к финишу встает. Тут ее могут объехать все, кому не лень. А во-вторых, наездники прекрасно знают, что публика - не дура, и стараются затемнить лошадь.
Вот заезжает Кочан на Балете. Время так себе, средненькое. Ну и что из этого? Если Кочан считает себя в шансах, то его дружки-приятели зарядили Балета в какой-нибудь кассе, а в остальных кассах Балета никто не тронет (разве какой-нибудь пьяный да шальная баба, поклонница Большого театра, случайно попавшая на ипподром). Кто же из уважающих себя игроков хоть рубль поставит на Балета? Ведь половина лошадей в заезде имеет лучшую резвость. Но если Кочан на фальстарте пошлет Балета адом, то на трибунах это мигом засекут (почти у всех секундомеры) и разобьют Балета в копейки, и тогда, в случае выигрыша, он будет стоить раз в десять меньше. Естественно, Кочану это невыгодно.
Главный враг у наездника - не его соперник, главный враг - это публика, именно ЕЕ наездник и пытается обмануть всяческими способами. А посему Кочан на фальстартах никогда не раскроет лошадь, уж я-то его знаю.
Заезжает Боря на Примате. Боре терять нечего, он битый фаворит, Примат не проигрывал уже полгода. Пожалуй, и сегодня не проиграет.
Пижон ошарашенно смотрит на секундомер: Примат прошел прямую за двадцать одну секунду!
- М-да! Один Примат. Не с кем ехать.
Появляется Корифей, показывает толстенькую пачку билетов.
- Примата разбили, кассы трещат! Его играют с первым, пятым и седьмым.
То есть в дубле его связывают с тремя лошадьми из следующего заезда Идеологом, Отелло и Колосом. Что ж, этого и следовало ожидать. "Лупят фонарей"... По радио объявляют: "До закрытия касс тотализатора остается три минуты". Я посылаю Пижона в кассу занять очередь. Нам надо торопиться. А наездники не торопятся. Самые резвые фальстарты они обычно делают перед самым звонком, когда кассы уже закрываются. Я начинаю нервничать, поглядываю на часы. Профессионал невозмутим, цедит сквозь зубы:
- Любезная не годится, Гемлок - фуфло. Солист собьется, а Лабиринт хорош, очень хорош; по-моему, Паша что-то задумал. Может, страханемся по рублю?
- Нет, - категорически заявляю я, - никогда! Я Пашу принципиально не играю.
Лабиринт и вправду хорош. Так, сверюсь с программкой: Лабиринт - от Билл-Гановера и Лазури. От Лазури был знаменитый Лазутчик. У Лабиринта лучшее время - 2.13. А у Примата - 2.09. Наверно, у Лабиринта есть запас. Но ведь Паша известен всему ипподрому под кличкой "Бандит с большой дороги", именно не жулик, а бандит - грабит среди бела дня. На битом фаворите он нагло проигрывает, и, по-моему, свист публики доставляет ему только удовольствие. Если же лошадь никуда не годится, то он делает такие страшные фальстарты, что поневоле публика бросается его играть. А в заезде он едет на последнее место и посмеивается: дескать, обвел простофиль вокруг пальца. Мы с Профессионалом неоднократно клялись друг другу, что больше на бандитские номера не покупаемся.
Три минуты на исходе, а Патриция все нет. Наконец появляется. Заезжает. Прямая - 19 секунд. У Профессионала останавливаются глаза. Через мгновение он срывается с места, и я несусь с ним в кассовый зал. Слава Богу, Пижон стоит у самого окошка, но к нему еще надо пробиться.
- Эй, молодой человек, как не стыдно толкаться!
Это мне. Я не отвечаю. Но подобное интеллигентное обращение режет слух пожилого тотошника, и я слышу за спиной ехидную реплику: "Ишь, фря какая нашлась! И толкнуть его нельзя. Тут ипподром, не хочешь, чтобы толкали, - иди в аптеку".
Звонок!
Опоздали?.. Но Пижон успевает просунуть руку с деньгами в кассу.
- Кто? - спрашивает он, не оборачиваясь.
- Четвертый номер, Патриций! - кричим мы ему в ухо.
Профессионал диктует ему свои комбинации: 4-1,
4-5, 4-7. По два билета, на шесть рублей. Пижон повторяет ставку Профессионала. У меня полсекунды на размышление. Я сую Пижону трешку:
- Четыре - пять, четыре - семь, семь - пять...
Пижон сгребает желтые картонные билетики, и тут же окошко кассы с треском закрывается. Уф!
Обратно идем не спеша. Пока лошади съедутся, пока выстроятся за стартмашиной, пройдет минут пять.
- Я же сразу сказал вам: Патриций, - тараторит Пижон. - А вы заладили: Примат, Примат... Хорошо, что успели. А Учитель зря выбросил Идеолога. С Патрицием и за Идеолога дадут рублей сорок. Семь - пять играть бессмысленно, максимум трояк. Ну, свои вернет.
Я молчу. Свои вернуть тоже неплохо. Но ведь я зарекся играть Идеолога, а семь - пять поставил потому, что... Когда был суд над Синявским и Даниэлем, Синявскому дали семь лет, а Даниэлю - пять. В первый же беговой день я сыграл семь - пять и угадал. (К вопросу о психологии игрока. Предмет особого исследования.)
БОЛЬШОЙ БЕГОВОЙ ДЕНЬ
с Прологом и Эпилогом (имена рысаков), с частными сценами из жизни Учителя (главного героя), с историческими статьями Учителя, с выписками из "Правил Московского ипподрома", с монологами людей и лошадей, с появлением на трибунах руководителей партии и правительства, с обострением международной обстановки и вмешательством в действие романа посторонних лиц
ВМЕСТО ПРОЛОГА
(Заметки на программке)
1. ИДЕОЛОГ - гн. жер. от Лоу-Гановера и Изменчивой, лучшее время - 2.08.5, последнее - 2.09.6.
Когда-то драл всю эту компанию как хотел. Определенно имеет в запасе несколько секунд. Но ведь наездник Петя (камзол синий с желтыми полосами, шлем и рукава красные) - первый кретин на Центральном Московском ипподроме. Ну, может, не самый первый - голова в голову с Антоном они приедут на приз Первого кретина. Но ведь Идеолог от Лоу-Гановера - американец! На дерби записаны почти все американцы, ничего себе Большой Всесоюзный приз... Одна надежда на мамашу Изменчивая. Будь я проклят, если сыграю хоть рублем лошадь с таким именем. И мамаша - Изменчивая - подозрительна, и достаточно мне идеологов вне стен ипподрома. Что и говорить, нашелся новый Суслов! Итак, клянусь, ни рубля.
2. ЛИАНА - гн. коб. от Апикс-Гановера и Латуни, 2.09.4 и последнее выступление - 2.12.6 на первом месте.
Концевая лошадь. Бешеный бросок. Наездник Коля (камзол черный, шлем и полосы на рукавах белые) берег кобылу, не выбивал секунды, а однажды чуть не выиграл у самого Отелло. Завопросить и посмотреть разминку. Лиана, если придет хоть в одном гиту, потянет рублей пятнадцать в одинаре, а в длинном - и за сотню. "Мечты, мечты, где ваша сладость?" (А. С. Пушкин, но не про Лиану).
3. ЧЕРЕПЕТЬ - гн. коб. от Прогресса и Чудной Мелодии, 2.10.6 и соответственно - 2.10.8 на третьем месте.
Наездник Женя (камзол сиреневый - цвет дамского трико) чуть не выиграл прошлогодние дерби. От него можно ждать любой пакости. Затемнил кобылу? Все равно не буду на него играть.
4. ГУЛЬ-ГУЛЬ - гн. коб. от Урагана и Гамлеты, 2.10.8.
Это что еще за сволочь? Откуда взялась? С Калининского ипподрома... Гастролеры иногда преподносят сюрпризы - на тысячу рублей выдачи. Посмотреть на разминку. Наездник Самсонов (камзол розовый, шлем красный). Да не дадут ему московские жулики, по ногам кобылы проедут.
5. ОТЕЛЛО - рыж. жер. от Лоу-Гановера и Оксаны, 2.09.4.
Последнее и лучшее время. Только первые места.
Наездник Мося (камзол и картуз желтые) ничем никогда раньше не выделялся, но с Отелло работает как надо, по первому классу, без левых номеров. Собственно, дело ясное - ставь все деньги на Отелло в одинаре. По два пятьдесят за каждый билет получишь. Публика-дура будет искать темноту (и ты в том числе). Или Отелло без всяких вариантов, или... не угадаешь. Ах, Отелло, Отелло, ведь я играл его еще год тому назад, когда его никто не знал. Вот приди он тогда - на тридцать рублей одинар бы потянул. А жеребец - красавец, рыжий с белой звездой на лбу. Боец. Бежит - загляденье. Ну дай себе слово, что ставишь только на Отелло! Решено? Ладно, еще поглядим...
6. ГУАШЬ - т.-гн. коб. от Апикс-Гановера и Горсточки, 2.09.9.
Харьковская гастролерка. И время ничего. Ну? Да в гробу я ее видал! И смотреть не буду.
7. КОЛОС 2-й - гн. жер. от Лоу-Гановера и Кожуры, 2.08.7 и 2.11 на четвертом.
Последний раз наездница Гунта (камзол желтый с зелеными полосами, шлем желтый) явно не ехала. И правильно. Она не дура, чтоб лошадь перед дерби выбивать. Гунта - моя любовь, всегда ее играю. И Колос 2-й - жеребец прекрасный. Но против Отелло? А чем черт не шутит? За Гунту всегда хорошо платят, потому что она баба. Нет, Колоса сыграю обязательно. Тут вот какое дело: если Гунта решит, что должна выиграть, - плакали мои денежки, ибо Гунта начнет нервничать, руки задрожат, лошадь подымется - проскачка. Гунта выигрывает, когда ничем не рискует, по принципу "была не была". Тогда она бросается сломя голову, и кто ее удержит? Как ехать против бабы, как правильно строить пейс, когда она сама не знает, что получится? И гонит Гунта, и опускаются у наездников руки... Итак, ставлю на Колоса.
8. ОБРЫВ - вор. жер. от Билл-Гановера и Оперы, 2.08.4 (Пермь).
Наездник Липин (камзол черный, рукава коричневые, шлем синий). Расцветка ужас. Фамилия не вызывает доверия. И время, показанное в Перми, наверное, липовое. Чтоб какой-то Обрыв от Оперы, да еще от пермской Оперы, выиграл дерби? Такого не бывает. Впрочем, на ипподроме все бывает.
9. БЕЛЫЙ ПАРУС - рыж. жер. от Пароля и Биржи, 2.11.
Когда он показал это время? Не припомню. Наездник Ванечка (камзол зеленый с желтыми шашками, шлем белый) - известный жулик. Он темнит, темнит, а потом дернет любую компанию. Что-то есть в Белом Парусе нераскрытое. От кого жеребец? Отец, Пароль, - 2.07.9; дед, Орнамент, - 2.09.4. Мать - Биржа, ничего выдающегося, но она от Жеста. Жест - русский рекордсмен (1.59.6). М-да, загадочно... С одной стороны - никаких шансов. Но раз Ваня записал лошадь на дерби, наверняка на что-то надеется. Этот парень так просто не едет. Зачем ему зря раскрывать лошадь? Каков же запас у Паруса? Три секунды? Пять? Неужели он готов на 2.06? Тогда дерби его.
Подведем итог. Девять лошадей. И кажется, ты собираешься играть четырех из них. А ведь надо угадать еще "край", то есть угадать лошадь в предыдущем заезде.
Если придет Отелло - ты проставишь больше, чем получишь. Если припрется какая-нибудь темная зараза типа Гуль-Гуль - ты в жопе.
Может, играть всех? Верх глупости. Одного Отелло? А Колос? Лиана? Белый Парус?
А вдруг Отелло собьется, Гунта на Колосе испугается, Лиана проворонит, Белый Парус просто не поедет и выиграет элементарно Идеолог, с места до места? В конце концов, по силе он вторая лошадь в призу... Итак, опять нет четкого плана. Впрочем, если ипподром захочет тебя употребить, то употребит как миленького.
Завтра самые большие призы. Под это дело записали восемнадцать заездов и скачек. С часу дня до семи вечера. На разминку надо успеть за полтора часа до начала. Итого, почти восьмичасовой рабочий день.
Как ты ни ловчил, ни экономил, а капиталу у тебя 18 рэ. Не густо. Десятка, пятерка и новенькая трешка (ее припрячу в другой карман - Н. З., неприкосновенный запас). Хорошо еще, что наскреб 80 копеек на вход. Ставить по рублю в заезд? До конца дотянешь, но уж точно ни разу не угадаешь. Держаться до Большого приза? Его разыгрывают в три гита, по шесть рублей на гит. Не выдержишь, окунешься в первый же заезд (дескать, вдруг повезет и округлишь капитал) - вот так и начинается проигрыш.
Отелло, Колос, Лиана, Белый Парус. Идеолог под вопросом. Черепеть? К чертовой матери! На всякий случай посмотри на Гуль-Гуль. Если всех их связать с фаворитом из предыдущего заезда и подстраховаться темненькой!.. А где взять столько денег?
Ладно, храброму рыцарю достаточно и короткой шпаги.
Храбрый рыцарь? Нет, один из десяти тысяч идиотов, которые завтра все припрутся на Центральный Московский ипподром, что в простонародье называют "дураково поле".
часть первая
глава первая
ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ
Я ее только е... собрался, как звонок в дверь. Прийти мог кто угодно: забулдыга-приятель, сосед-алкоголик, с почты телеграмму принесли - но я-то сразу почувствовал, кто явился. И девочка (наверное, хорошая девочка, да не дал Бог) мигом юбку застегнула - и к зеркалу: прическу поправлять.
Снова звонок. Я спрашиваю через дверь и слышу Райкин голос. Прилетела на помеле!
Выхожу на лестничную площадку, дверь плотно прикрываю за собой. Слабая надежда - авось обойдется без скандала. Вежливо, но крайне нелюбезно интересуюсь:
- Что-нибудь случилось?
- Странно вы гостей встречаете.
Райка со мной на "вы". Неделю назад она устроила дикую истерику, сказала, что между нами все кончено: если увидит меня на улице - перейдет на другую сторону; чтоб я больше ей не звонил, не писал, не звал - ей тошно вспоминать все, что нас связывало, жалко потерянных лет; что я мелкий трус, человек без чести и совести, мерзкая, ничтожная личность; если я умру без нее от тоски и горя, то это будет мне справедливым возмездием, более того - она как-нибудь летним вечером приведет на мою могилу любовника, чтоб прямо там, на свежей траве... и вообще никогда, никогда ноги ее в этом доме не будет - хоть вешайся; и отныне мы на "вы", как посторонние, абсолютно незнакомые люди.
Кажется, яснее некуда?! И вот она приперлась, не предупредив даже по телефону, естественно, в полном параде, в боевой раскраске (все, что надо, подведено, подтенено, плюс килограмм польской пудры и пол-литра французских духов) - зыркает глазами, раздувает ноздри.
- Ты, конечно, не один?
Каждый вечер был один. Ждал. Плюнул. Еще сегодня днем честно изучал программу завтрашних бегов. Позвонила девочка. Сама. Я-то давно приметил, что она на меня глаз положила. В конце концов, я свободный человек или? Смотался в магазин - бутылку вина, бутылку коньяка (для заначки - резерв главного командования), рыбную консерву, сыр, пельмени, конфеты, - на автобусной остановке встретил девочку, привел и, ей-богу, ничего не хотел, разве что посидеть спокойно, отдохнуть.
Потом, правда, разошелся, коньяк выставил. Отвык я с новым человеком: ей любую новеллу выкладывай, все интересно, не то что Раиса-крыса, губы кривит, дескать, повторяешься. Словом, вспомнил молодость; сам увлекся, глядь, а девочка готова - глазки блестят, улыбочка, то да се, не теряй зря времени, веди ее на диван. И тут...
- Деловое свидание, - говорю, - но вам, Раиса, лучше не входить. Зачем пожаловали? Если деньги нужны...
Не успел сообразить, как она меня отшвырнула (бронетранспортер, а не женщина), ворвалась в квартиру - и началось:
- Сволочь, блядь притащил, ей у трех вокзалов трешник - красная цена! Вон отсюда!
Я Раису отталкиваю, изображаю из себя двадцать восемь панфиловцев ("нерушимой стеной обороной стальной разгромим, не пропустим врага") и девочке пытаюсь интеллигентно объяснить: мол, эта шумная дама - городская сумасшедшая, из клиники вырвалась, нижайшая просьба не обращать внимания.
У девочки лицо поплыло красными пятнами. Раискина косметика потекла черными ручьями. У меня руки в кровь исцарапаны.
Отдохнул я. Повеселился...
Не знаю, сколько я оборону держал. Потом Раиска заявила, что сейчас выбежит на улицу и бросится под машину. А девочка сказала, что с нее довольно, она уходит. Я кинулся проводить ее до автобуса и в дверях крикнул Раиске, чтоб сматывалась к чертовой матери, а если не уберется по-доброму, то я ее изуродую.
Девочку посадил в автобус, она на меня зверем смотрела - ни за что ни про что, а влипла в историю.
Возвращаюсь домой бешеный от злости. Раиска лежит на диване. Глаза навыкате, губы черные.
Отравилась. Пустая пачка димедрола на полу валяется. Цирк, да и только. Я эти номера уже видел. Однажды она пачку элениума сожрала, ну и проспала целый день...
- Райка, - говорю, - тебе не стыдно? Совесть у тебя есть?
Она разом ожила и заревела. Оказывается, меня облагодетельствовать хотели. Оказывается, она вспомнила, что случилось неделю назад - и как она была жестока ко мне, как несправедлива, и какое у меня было несчастное лицо, - и вот, решила приехать без звонка, приятный сюрприз, нечаянная радость - но увидела эту стерву и... Конечно, сейчас она понимает, что дико неудобно перед девочкой, что девочка ни в чем не виновата и сама Райка вела себя по-хамски и прочее и прочее, но на нее затмение нашло...
Рев.
Я заставляю ее выпить несколько стаканов воды, потом веду ее в ванную, запираю. Слышу, как ее рвет, как она икает, плачет и опять...
Она выходит, пошатываясь, бледная, бросает на меня трагический взгляд. И в этот момент я готов задушить ее голыми руками - за все - за то, что она делает и с собой, и со мной. И мне ее очень жалко.
Не гнать же мне ее на улицу?
Наливаю ей рюмку коньяка. Она выпивает, но ничего не ест.
Фашистским голосом я требую, чтоб она немедленно легла на диван и заснула. А я? Я постелю себе на полу. К ней мне противно прикасаться. Да, вот так, спокойной ночи!
Райка разложила диван, погасила свет, заснула.
Я сижу на кухне, пью рюмку за рюмкой, чтоб как-то забыть сегодняшний кошмар. Три часа ночи. Завтра, нет, уже сегодня Большой беговой день. Хорошая у меня будет голова! Свежая! Черт бы их всех побрал! Кого их? Меня и Раиску. Черт знает, что она с собой делает. Бедная девочка! Да не Раиска, а та, с расстегнутой юбкой. Теперь, конечно, фигу. Обидно, что сорвалось.
Из комнаты тихий шепот. Раиска меня зовет. Не надо к ней подходить. Еще рюмку. А вдруг ей плохо?
Я осторожно, на цыпочках, иду в комнату, сажусь на край постели. Провожу ладонью по мокрому Райкиному лицу. Она берет мою руку. Я торопливо раздеваюсь.
БЕГА
Первый заезд.
Большой Трехлетний приз.
"Ехать два гита. Участие во втором гите не обязательно. Призовые места распределяются по резвейшему, правильно совершенному гиту. Лошадь, съехавшая в первом гите, остановленная наездником без уважительных причин или оставшаяся за флагом, не имеет права на дальнейшее участие в розыгрыше приза. Вопрос об уважительности причин остановки лошади наездником решает Судейская коллегия"
- выписка из правил.
Ах, этот первый заезд! Как много он определяет!
Я чешу от дома до ипподрома с двумя пересадками и мучаюсь: играть мне в первом заезде или нет?
Логичнее всего - пропустить. Ведь в следующем заезде - первый гит Большого Всесоюзного приза, "дербей", как говорят на ипподроме. Там у меня намечено пять лошадей, да еще проклятая Черепеть под вопросом. Их надо было бы посмотреть, а как их посмотришь, когда я опаздываю на разминку? (По теории всемирной подлости, такая ночка выдалась, что еле встал.) Я еще в метро, а тем временем на ипподроме "кони все скачут и скачут, а избы горят и горят". Горят, конечно, не избы, а деньги.
В первом заезде - одиннадцать лошадей. Конечно, тотошка, как чокнутая, будет лупить фаворита, седьмого номера. Примата. В одинаре его разобьют в копейки, в одинаре играть нет смысла. (Есть смысл, если поставить на Примата пятьдесят рублей, а заплатят по рубль пятьдесят - вот уже двадцать пять рублей навару. Но нет у меня пятидесяти рублей.) Ставить десятку, чтобы получить пятерку? А вдруг Примат заскачет или поедет только во втором гиту? И плакала моя десятка, плакала горючими слезами.
Нет, если ставить, так в дубле. (То есть вязать первый заезд со вторым.) Но опять же, от Примата играть к нескольким лошадям - не вернешь своих денег. Во втором гиту придет Отелло или Идеолог и получишь меньше, чем поставишь. Вдарить в лобешник. Пятеркой или трояком! К Отелло или к Идеологу. Может, десятку заработаешь. Но тогда, по извечной подлости, приедет Колос, и будешь ты драть волосы и причитать: "Я же говорил, Колос! И, опять же, Гунта, любимая наездница..."
Однако какой соблазн угадать первый дубль! Сразу "жизнь станет лучше, жизнь станет веселей" (И.В. Сталин).
Решено. Рискнем.
На Белорусской сажусь в троллейбус. В салоне половина пассажиров шелестит программками: изучают, гадают, усе бо-о-ольшие ученые. Опускаю в кассу пятак, отрываю билет. Первые три цифры - 8 3 4, вторые - 3 8 5. Значит, только что взяли счастливый билет! А я опоздал. Нет счастья в жизни...
Значит, решено: первый заезд пропускаю.
На ипподроме - три входа. Один - за двадцать копеек, другой - за сорок, третий - за восемьдесят. Вход за восемьдесят - солидный: ступеньки, колонны. Одна из колонн, наверно вон та, крайняя правая, построена на деньги, которые лично я оставил на "дураковом поле", так сказать, внес в развитие отечественного коневодства. Если подсчитать, сколько я проиграл за десять лет, то, точно, на колонну хватит. Ну, может, недостает еще нескольких кирпичей, плюс штукатурка. Ничего, пусть отечественное коневодство не волнуется, за мной не заржавеет, доложу оставшиеся кирпичики.
На площадке около колонн в два ряда стоят машины. Сегодня их очень много, съехались со всей Москвы частники проклятые, жулье, завмаги, директора овощных баз. Ладно завидовать, у самого когда-то был "Запорожец". Но ведь теперь машины стоят в три-четыре раза дороже, и откуда у людей столько денег? А не ходи на бега, откладывай. Отложишь, фигу с маслом! А жулики ставят в каждый заезд рублей по тридцать, и ничего. Значит, крадут в другом месте. На ипподроме есть свое жулье, своя мафия. Но эти - не на машинах. Стесняются или?.. Как объяснить ОБХСС, на какие доходы куплены "Жигули"? Мне бы их заботы... Нет, не надо, я играю на свои трудовые. Ипподром - единственное в Москве заведение, основанное по принципу "проклятого капитализма": иногда выигрываешь, чаще проигрываешь, но сохраняешь иллюзию, что тут все зависит от тебя самого - простор для частной инициативы. На несколько часов отключаешься от всего на свете, нервничаешь, рискуешь, сражаешься с превосходящими силами ипподромного жулья - и ни единого признака советской власти! За такое удовольствие можно заплатить и десятку.
На ступенях лестницы хромой старик в помятом пиджаке радостно мне подмигивает - он продает программки. В киоске программка стоит десять копеек, но за ними длиннющий хвост народу. У старика без очереди, но за двадцать копеек. У каждого свой бизнес. По двадцать копеек за программку берут и кассирши, что торгуют входными билетами, но я обычно покупаю у старика. Лучше дать заработать ему, чем этим толстым наглым бабам. Но сегодня я прохожу мимо старика, приветственно махнув своей программкой, купленной заранее, в пятницу. Он понимающе разводит руками: Большой беговой день, все хотят "проработать" программку дома, спокойно, без суеты.
Я поднимаюсь по ступенькам и вспоминаю, что чаще всего, когда я беру программку у старика, мне везет. Опять плохая примета? Да черт с ними, с этими приметами! Настроение прекрасное, погода отличная, впереди восемнадцать заездов, большие призы, масса неожиданностей, которые, естественно, мы учтем и используем. Впереди, можно сказать, вся жизнь.
С трудом пробираюсь в свою ложу. Как и обычно в призовые дни, масса случайной публики. Завсегдатаи ипподрома только однажды выбирают свое определенное место и никогда ему не изменяют. Тоже примета. Моя пятнадцатая ложа, крайняя слева, нависает над сорокакопеечной трибуной. Место не очень удобное - когда лошади на последней прямой проходят мимо нас, им еще остается метров тридцать до финишного столба. Если едут голова в голову, то нам нелегко определить, кто же пришел первым. Обычно в ложе просторно, но сегодня... Моя компания притиснута к углу, а ложу оккупировали незнакомые рыла, заплатившие за стулья. (Мы стулья не берем, за них надо заплатить по сорок копеек непозволительная роскошь.) Моя компания - это мои ипподромные друзья. У каждого своя подпольная кличка: толстый одутловатый старик - главный специалист в каком-то тресте - Корифей; высокий молодой инженер-математик - Пижон; молчаливый аспирант с красивым лицом и холодными глазами - Профессионал. Меня здесь зовут УЧИТЕЛЬ.
- Привет, ребятишки.
- Привет, на работу опаздываешь.
- Виноват, ребята, проспал. Какой заезд разминается?
КОРИФЕЙ (снисходительно): - "Я милого узнала по походке..." Видишь, Пион выехал - значит, шестой.
ПРОФЕССИОНАЛ (сквозь зубы): - В первых двух определился дармовой дубль. Ставь десятерик от Примата к Отелло.
ПИЖОН (запальчиво): - Проиграет твой Примат. Патриций заезжал последнюю четверть - только кустики мелькали.
И все отвернулись от меня, смотрят на круг, щелкают секундомерами.
Патриций - это интересно. Давно слежу за ним - лошадь с запасом. Патриций, наверно, будет вне игры. За него даже с "фонарями", то есть с Отелло и с Идеологом, по двадцатке дадут.
Я дергаю Профессионала за рукав:
- Есть шансы у Патриция?
ПРОФЕССИОНАЛ (в прежней своей манере): - Не сори деньгами. Я Патриция в упор не вижу.
Но самую сенсационную новость сообщает Корифей. Оказывается, теперь налог с каждого рубля будет не двадцать пять копеек, как раньше, а тридцать три. Поясняю для непосвященных: с каждого рубля, который ставится в кассу тотализатора, государство берет себе двадцать пять процентов, а с сегодняшнего дня - тридцать три. Соответственно этому уменьшаются выдачи. Вот кто главный жулик - Государство, работает без отмычек. А куда денешься? Частных ипподромов в Союзе нет. Недаром ипподром называют Монетным двором: на его дотации не только конные заводы, но и половина московских театров.
Я хочу спросить, повысили ли хоть зарплату конюхам, но не успеваю. Бьет колокол. На дорожке - участники первого заезда. Они выезжают под звуки старинного гвардейского марша, грустного и красивого. Не знаю, как он назывался до революции, я придумал ему другое название: "Прощай, деньги". Наездники по случаю праздника в новых камзолах (а может, просто выстирали), лошади собраны по-боевому, запряжены коротко.
Публика ринулась к кассам. Корифей - в числе первых.
Мы остаемся смотреть фальстарты.
Фальстарты понятно для чего: наездники резво заезжают прямую или четверть круга, готовя лошадей к борьбе. Кажется, нет ничего проще угадать победителя. Засекаешь по секундомеру время, показанное каждой лошадью на определенном отрезке дистанции, и сравниваешь. У кого лучше, та, по идее, и должна победить. Однако бывает, что лошадь, которая резво принимает и ведет бег, к финишу встает. Тут ее могут объехать все, кому не лень. А во-вторых, наездники прекрасно знают, что публика - не дура, и стараются затемнить лошадь.
Вот заезжает Кочан на Балете. Время так себе, средненькое. Ну и что из этого? Если Кочан считает себя в шансах, то его дружки-приятели зарядили Балета в какой-нибудь кассе, а в остальных кассах Балета никто не тронет (разве какой-нибудь пьяный да шальная баба, поклонница Большого театра, случайно попавшая на ипподром). Кто же из уважающих себя игроков хоть рубль поставит на Балета? Ведь половина лошадей в заезде имеет лучшую резвость. Но если Кочан на фальстарте пошлет Балета адом, то на трибунах это мигом засекут (почти у всех секундомеры) и разобьют Балета в копейки, и тогда, в случае выигрыша, он будет стоить раз в десять меньше. Естественно, Кочану это невыгодно.
Главный враг у наездника - не его соперник, главный враг - это публика, именно ЕЕ наездник и пытается обмануть всяческими способами. А посему Кочан на фальстартах никогда не раскроет лошадь, уж я-то его знаю.
Заезжает Боря на Примате. Боре терять нечего, он битый фаворит, Примат не проигрывал уже полгода. Пожалуй, и сегодня не проиграет.
Пижон ошарашенно смотрит на секундомер: Примат прошел прямую за двадцать одну секунду!
- М-да! Один Примат. Не с кем ехать.
Появляется Корифей, показывает толстенькую пачку билетов.
- Примата разбили, кассы трещат! Его играют с первым, пятым и седьмым.
То есть в дубле его связывают с тремя лошадьми из следующего заезда Идеологом, Отелло и Колосом. Что ж, этого и следовало ожидать. "Лупят фонарей"... По радио объявляют: "До закрытия касс тотализатора остается три минуты". Я посылаю Пижона в кассу занять очередь. Нам надо торопиться. А наездники не торопятся. Самые резвые фальстарты они обычно делают перед самым звонком, когда кассы уже закрываются. Я начинаю нервничать, поглядываю на часы. Профессионал невозмутим, цедит сквозь зубы:
- Любезная не годится, Гемлок - фуфло. Солист собьется, а Лабиринт хорош, очень хорош; по-моему, Паша что-то задумал. Может, страханемся по рублю?
- Нет, - категорически заявляю я, - никогда! Я Пашу принципиально не играю.
Лабиринт и вправду хорош. Так, сверюсь с программкой: Лабиринт - от Билл-Гановера и Лазури. От Лазури был знаменитый Лазутчик. У Лабиринта лучшее время - 2.13. А у Примата - 2.09. Наверно, у Лабиринта есть запас. Но ведь Паша известен всему ипподрому под кличкой "Бандит с большой дороги", именно не жулик, а бандит - грабит среди бела дня. На битом фаворите он нагло проигрывает, и, по-моему, свист публики доставляет ему только удовольствие. Если же лошадь никуда не годится, то он делает такие страшные фальстарты, что поневоле публика бросается его играть. А в заезде он едет на последнее место и посмеивается: дескать, обвел простофиль вокруг пальца. Мы с Профессионалом неоднократно клялись друг другу, что больше на бандитские номера не покупаемся.
Три минуты на исходе, а Патриция все нет. Наконец появляется. Заезжает. Прямая - 19 секунд. У Профессионала останавливаются глаза. Через мгновение он срывается с места, и я несусь с ним в кассовый зал. Слава Богу, Пижон стоит у самого окошка, но к нему еще надо пробиться.
- Эй, молодой человек, как не стыдно толкаться!
Это мне. Я не отвечаю. Но подобное интеллигентное обращение режет слух пожилого тотошника, и я слышу за спиной ехидную реплику: "Ишь, фря какая нашлась! И толкнуть его нельзя. Тут ипподром, не хочешь, чтобы толкали, - иди в аптеку".
Звонок!
Опоздали?.. Но Пижон успевает просунуть руку с деньгами в кассу.
- Кто? - спрашивает он, не оборачиваясь.
- Четвертый номер, Патриций! - кричим мы ему в ухо.
Профессионал диктует ему свои комбинации: 4-1,
4-5, 4-7. По два билета, на шесть рублей. Пижон повторяет ставку Профессионала. У меня полсекунды на размышление. Я сую Пижону трешку:
- Четыре - пять, четыре - семь, семь - пять...
Пижон сгребает желтые картонные билетики, и тут же окошко кассы с треском закрывается. Уф!
Обратно идем не спеша. Пока лошади съедутся, пока выстроятся за стартмашиной, пройдет минут пять.
- Я же сразу сказал вам: Патриций, - тараторит Пижон. - А вы заладили: Примат, Примат... Хорошо, что успели. А Учитель зря выбросил Идеолога. С Патрицием и за Идеолога дадут рублей сорок. Семь - пять играть бессмысленно, максимум трояк. Ну, свои вернет.
Я молчу. Свои вернуть тоже неплохо. Но ведь я зарекся играть Идеолога, а семь - пять поставил потому, что... Когда был суд над Синявским и Даниэлем, Синявскому дали семь лет, а Даниэлю - пять. В первый же беговой день я сыграл семь - пять и угадал. (К вопросу о психологии игрока. Предмет особого исследования.)