Страница:
В свои сорок четыре (хотя публика всегда давала ей года на три меньше) Эйприл Айронз могла делать и делала все что хотела. После всех этих трудных лет, когда нужно было добывать мелкие суммы для издания какой-нибудь книги или постановки пьесы, у нее, наконец, появились надежные счета. И никто из всех этих индустриальных сукиных сынов не помогал ей. Она провела четыре года у Уорнеров, освещая каждый кусок дерьма, прислушиваясь и выискивая что-то или кого-то, кто мог действительно что-либо значить. Она добивалась работы с Рэем Старком и Джоном Хьюстоном и добилась. «Жизнь Ноны» прошла с успехом, позволив ей встать на ноги с малыми затратами, и никто, черт возьми, не помогал ей в этом. Она потратила все свои сбережения – шестьдесят тысяч долларов, оставленные ей дедом, и те деньги, что удалось выручить, заложив дом в Бруклине, штат Массачусетс. Когда, наконец, пришло время распределять доходы, ей пришлось раздать все до копейки. Но критики клюнули, дело пошло, сначала оценили всякие юнцы, затем городская интеллигенция. Следующим шагом был фильм «Просьба» с Анджелой Блейк в эротических сценах. На сей раз доходы были больше, чем расходы, и из восьми миллионов пришлось выложить только четыре.
Это уже было кое-что. Она завела себе студию, на которую работали деньги других людей. Она вывела для себя жизненную формулу: будь миловидной, будь смелой, работай на износ и никогда не давай всякой сволочи говорить тебе «нет».
И вот теперь она разглядывала этого журналистишку, сидящего напротив нее за чашкой кофе. Те, кто приходили к ней раньше, бывали трех сортов: невозможно самоуверенные в себе жополизы, считающие, что все на свете может стать пищей для прессы; в меру самоуверенные жополизы, ищущие сенсации, из которой можно что-то сделать; и, наконец, ожесточившиеся жополизы, которые будут терзать и мучить вас всего лишь за какую-нибудь короткую строку в газете, которая принесет им несколько долларов.
Весь Голливуд называл ее железной девочкой. Но самое смешное, что при этом половина считала ее девственницей, а другая половина – шлюхой. Какое из двух мнений могло быть для нее угрожающим, неизвестно. Во всяком случае, теперь, когда у нее была власть, ни одно из мнений не могло действительно казаться угрожающим.
Репортер, взъерошенный юнец лет под тридцать, нервно поерзывал в своем кресле. Она заставила себя улыбнуться, попросила горничную принести кофе и внимательно посмотрела на него. Они начинали с обычных дурацких вопросов: трудно ли женщине делать бизнес, каким достижением в своей жизни она больше всего гордится, каково общее направление работы. Она отвечала, одновременно думая о своих планах на вторую половину дня. Ей надо было бы освежиться перед ланчем, который она обещала провести с Сэмом Шилдзом. Похоже, «Джек, Джилл и компромисс» пойдут, и она рассчитывала подписать с Сэмом контракт на другой фильм.
Для него у нее была еще одна задумка – она хотела бы, чтоб он стал ее спутником. Ей надоели окружавшие ее восторженные мужчины – один допекал ее вне дел студии, другой надоедал во время работы. Сэм Шилдз нравился ей. Ее привлекала его обособленность, его вечный снобизм, присущий большинству уроженцев западного побережья, который она находила наивным и старомодным. Плюс, он относился к той породе мужчин, которые действительно любят женщин, а вокруг можно было по пальцам пересчитать гетеросексуальных мужчин, любящих женщин.
Может быть, Сэм и не настолько любил их – ну какой мужчина всерьез любит женщин? – но ему нравилось в них именно то, что женщинам нравится в самих себе. Мягкость, нежность, ласковость. Женственность. Эйприл нравились их мимолетные отношения. Конечно, после Крайстал Плинем Сэм явился как… как всякий мужчина в сравнении с Крайстал Плинем. И, как обычно, Крайстал сделала попытку вернуться. Эйприл ожидала этого, она знала, что Крайстал спала со всеми директорами, которые имели дело с Эйприл. Она сделала вид, что не знает ее.
Но теперь ситуация изменилась, и ей очень хотелось любовного увлечения. Крайстал могла еще послужить, улаживая дела с ее мужем и менеджером. А для Сэма было уготовано нечто новенькое. Эйприл решила, что должна что-то взять от жизни. Сэм казался ей правильным выбором, обещал быть пылким любовником, у них может составиться неплохая пара. Возможно, даже и женитьба. Потому что в сорок четыре года пора обзавестись семьей. Эйприл подарила еще три минуты сопляку с карандашиком, нужно было готовиться к ланчу с Сэмом в «Грилле».
– Есть еще вопросы? – спросила она, доставая темно-красную губную помаду, чтобы несколько освежить губы.
– Да, есть. Я где-то читал, что прежде, чем уволить свою последнюю секретаршу, вы целый месяц вместо имени называли ее сукой. Это правда?
Эйприл застыла, ее рука с тюбиком губной помады зависла в воздухе. Неужели нельзя обойтись без таких вопросов?!
Она холодно посмотрела на него своими серыми глазами и сказала:
– Не берите в голову. Я никогда не называла эту суку сукой. А теперь можете идти.
Проклятый журналистишка из «Лос-Анджелес Таймс» отнял у нее много времени, и для того, чтобы как следует подготовиться к встрече с Сэмом, у нее осталось всего каких-нибудь две-три минуты. Приехав в «Грилл», она нашла там Сэма, сидящим в баре с самым мрачным выражением лица. Что ж, Сэм и принадлежал к типу угрюмых мужчин. Именно это ей в нем и нравилось. Ее уже тошнило от калифорнийского солнца и радостных бизнесменов.
– Послевчерашняя грусть? – спросила она Сэма, подойдя к стойке бара. Один из независимых продюсеров, постоянно кормившийся в ее фирме, сидел на длинном стуле у стойки рядом с Сэмом и тотчас пересел, уступая ей место. Эйприл сделала вид, что даже не заметила этого, и приземлилась возле Сэма, ожидая ответа на свой вопрос.
– Да, но постановщики фильмов испытывают это в еще большей степени, после того как фильм выходит на экраны.
Сэм промолчал, и она решила пойти в атаку:
– Если бы я хотела просто выпить, то какого хрена мне нужно было приезжать сюда? – спросила она самым нежным тоном.
Сэм попытался вытряхнуть себя из грустного расположения духа.
– Извини, Эйприл. Чего бы тебе хотелось?
– Выпить.
Сэм посмотрел на нее:
– Понятно. Чего конкретного?
– Так, ладно. Возьми мне «Столи» со льдом. И себе закажи, ради Бога, чего-нибудь покрепче, не пива, и приходи за мой столик.
Эйприл отошла от бара и села за столик, Сэм вскоре последовал за ней, неся напитки, – на сей раз «Столичную» водку.
– Так что, ты возьмешь меня на премьеру? – спросила она, стараясь небрежно произносить слова.
– Если я сам пойду туда, то только с тобой.
– Конечно, ты должен пойти. Это хороший случай для тебя.
– Ты думаешь, детская благотворительность принесет доход? Она рассмеялась.
– Нет, я имею в виду международных акционеров.
– Признавайся, ты всегда говоришь только о бизнесе?
– Разреши уж мне признаться во многих вещах. В одном я уже призналась: постановщики фильмов чувствуют некоторую депрессию, когда фильм окончен. И это вполне естественно. Все чувствуют себя немного подавлено, когда заканчивается гонка. Поэтому участники постановки потом стараются не встречаться какое-то время, чтобы забыться. – Она немного отпила. – Другое признание, мистер Бродвей, состоит в том, что постановщики фильмов всегда спят с занятыми в фильме актерами, а актеры спят с постановщиками, и делается это не из любви и не из уважения друг к другу, а просто, чтобы легче было общаться на съемочной площадке. Это всегда благоприятно действует на картину.
Сэм усмехнулся и покачал головой.
– Ты просто прелесть, Эйприл. Я ценю твои милые признания, но ответь мне, с какой стати ты решила обо мне заботиться? Я достаточно взрослый мальчик и могу сам за себя постоять. Собьют, я тут же снова вскочу на ноги. И ни одна актриса не заманит меня в свои любовные сети. Хороший секс – всего лишь хороший секс, не более того. А когда он кончается – он кончается, и все.
Эйприл сама удивилась, насколько сильно ей нравится этот парень. Это даже было смешно.
– Так откуда же такое мрачное настроение?
Сэм помолчал, отпил из стаканчика и медленно поставил его на столик. Посмотрел ей прямо в глаза.
– Мне нужно кое-что решить. Мне нужно позаботиться о моей следующей работе, оставаться мне здесь или возвращаться в Нью-Йорк… У меня башка кипит от мыслей.
– В таком случае, я добавлю тебе пищи для размышлений. Как ты отнесешься к тому, чтобы снять у меня еще один фильм?
– Но тебе не нравились мои спектакли.
– Я говорю не о спектаклях, а о кино.
– Что за фильм?
– Нет, сначала ты ответь на мой вопрос. Готов ли ты снова работать со мной?
Ухмылка прокатилась через все лицо Сэма.
– Да я битое стекло буду жрать, – ответил он, улыбаясь.
– Не понимаю, как это воспринимать. Если ты любишь жрать битое стекло, это значит – да, если нет, то – нет. Так что же? – она тоже улыбнулась ему.
– Разве ты не знаешь сама, Эйприл? Ты единственная, кто может по-настоящему делать дело. Я никогда не работал с более квалифицированным продюсером. Сеймур был хорош, но получить предложение от тебя – истинное удовольствие. Даже видеть, как ты кого-то приглашаешь к себе, – удовольствие.
– Значит, я принимаю это как «да». А я, между прочим, приняла одно из своих самых важных решений. Я хочу воссоздать «Рождение звезды». Я добилась прав на это воссоздание. И хочу, чтобы ты был постановщиком.
Сэм перестал улыбаться, посмотрел в сторону и покачал головой.
– Я не делаю воссозданий.
– А ты видел оригинал?
– Нет, – ответил он немного по-овечьи.
– Так вот, для тебя это будет не воссоздание. Это будет оригинал. Ну, согласен?
– Есть сценарий?
– Хочешь сам его написать?
– Честно говоря, ненавижу работать по чужим сценариям.
– Так ты согласен. Слушай, это классика! Парень скатывается вниз по жизни, девчонка наоборот – на подъеме. Любовные отношения. Несчастье. Мы сделаем это современно. Свободно. В духе девяностых.
– Кто в главной мужской роли?
– Майкл Маклейн.
– Майкл Маклейн? Господи Иисусе! Эйприл, его уже никто не хочет снимать.
– Именно поэтому. Он вышел в тираж, а актер прекрасный. Плюс, он не затребует много денег, и на него можно положиться. Я слышала, у него большие трудности в последнем фильме у Рикки Данна, так что даже фильм может не выйти. После «Аккбара» у него не остается ничего другого, как выложиться на полную катушку или исчезнуть навсегда из кино.
Сэм задумался. Затем спросил:
– А на женскую роль?
– Подумай сам о ком-нибудь.
– Даже не знаю. Но если ты хочешь взять Маклейна потому, что он летит под откос, то на женскую роль давай возьмем кого-нибудь, кто сейчас действительно на подъеме.
– Например?
– Возможно, Феб Ван Гельдер. Или ту девчонку, что снималась в последней роли у Ретфорда.
– Пожалуй.
– А что ты скажешь о какой-нибудь из трех девчонок, которые снимаются у Ди Геннаро? Они завоевали популярность, по-моему, это сейчас самое горяченькое.
Эйприл смотрела на него, задумчиво кивая. Кажется, одна из них – дочь Терезы О'Доннел? А та как раз снималась в старом «Рождении звезды». Это будет шикарно для рекламы и прессы.
– Даже не знаю, – сказала она. – Все-таки, телевидение – не кино.
– Кино, конечно, есть кино. Но такой выбор был бы правильным. Они новенькие, они свеженькие, и каждая из них будет отлично смотреться рядом со старым развратником Майклом Маклейном.
– Плюс, они очень хороши собой и всем дают направо и налево, да? – рассмеялась Эйприл. – Но играть-то они смогут? Я скорее буду иметь дело с неофиткой в кино, чем с телезвездой.
– Да, но одна из них вполне могла бы завершить переход из телевидения к кино.
– А, тоже самое говорили про Тони Джири.
– Про кого?
– Ну как же! Тот лысеющий парень из «Главной больницы». Люк-люк и Лаура. Пробовал выйти на большой экран.
– Никогда не видел его.
– Никто его не видел. Сэм вздохнул.
– Что ж, у нас будет еще много разговоров впереди о девушках и о фильме. Но все же, попытка – не пытка.
– Конечно, разговоры ничего не значат, особенно пока дело не началось. Главное, что ты согласен, и я могу начинать подготовку. Мы сделаем фильм. Если хочешь, можем и твоих девчонок попробовать.
– Что ж, давай. Мало кто догадается. Ди Геннаро держит их в большом секрете.
– Я раздобуду их.
«Что ж, это может оказаться интересно, – подумала она. – Особенно, если тем самым можно будет утереть нос Марти. Да, конечно, нужно попробовать».
Сэм снова повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза:
– Ты знаешь все и всех? – спросил он.
– Все и всех необязательно знать, – ответила она, медленно облизывая свои ярко-красные губы.
21
22
Это уже было кое-что. Она завела себе студию, на которую работали деньги других людей. Она вывела для себя жизненную формулу: будь миловидной, будь смелой, работай на износ и никогда не давай всякой сволочи говорить тебе «нет».
И вот теперь она разглядывала этого журналистишку, сидящего напротив нее за чашкой кофе. Те, кто приходили к ней раньше, бывали трех сортов: невозможно самоуверенные в себе жополизы, считающие, что все на свете может стать пищей для прессы; в меру самоуверенные жополизы, ищущие сенсации, из которой можно что-то сделать; и, наконец, ожесточившиеся жополизы, которые будут терзать и мучить вас всего лишь за какую-нибудь короткую строку в газете, которая принесет им несколько долларов.
Весь Голливуд называл ее железной девочкой. Но самое смешное, что при этом половина считала ее девственницей, а другая половина – шлюхой. Какое из двух мнений могло быть для нее угрожающим, неизвестно. Во всяком случае, теперь, когда у нее была власть, ни одно из мнений не могло действительно казаться угрожающим.
Репортер, взъерошенный юнец лет под тридцать, нервно поерзывал в своем кресле. Она заставила себя улыбнуться, попросила горничную принести кофе и внимательно посмотрела на него. Они начинали с обычных дурацких вопросов: трудно ли женщине делать бизнес, каким достижением в своей жизни она больше всего гордится, каково общее направление работы. Она отвечала, одновременно думая о своих планах на вторую половину дня. Ей надо было бы освежиться перед ланчем, который она обещала провести с Сэмом Шилдзом. Похоже, «Джек, Джилл и компромисс» пойдут, и она рассчитывала подписать с Сэмом контракт на другой фильм.
Для него у нее была еще одна задумка – она хотела бы, чтоб он стал ее спутником. Ей надоели окружавшие ее восторженные мужчины – один допекал ее вне дел студии, другой надоедал во время работы. Сэм Шилдз нравился ей. Ее привлекала его обособленность, его вечный снобизм, присущий большинству уроженцев западного побережья, который она находила наивным и старомодным. Плюс, он относился к той породе мужчин, которые действительно любят женщин, а вокруг можно было по пальцам пересчитать гетеросексуальных мужчин, любящих женщин.
Может быть, Сэм и не настолько любил их – ну какой мужчина всерьез любит женщин? – но ему нравилось в них именно то, что женщинам нравится в самих себе. Мягкость, нежность, ласковость. Женственность. Эйприл нравились их мимолетные отношения. Конечно, после Крайстал Плинем Сэм явился как… как всякий мужчина в сравнении с Крайстал Плинем. И, как обычно, Крайстал сделала попытку вернуться. Эйприл ожидала этого, она знала, что Крайстал спала со всеми директорами, которые имели дело с Эйприл. Она сделала вид, что не знает ее.
Но теперь ситуация изменилась, и ей очень хотелось любовного увлечения. Крайстал могла еще послужить, улаживая дела с ее мужем и менеджером. А для Сэма было уготовано нечто новенькое. Эйприл решила, что должна что-то взять от жизни. Сэм казался ей правильным выбором, обещал быть пылким любовником, у них может составиться неплохая пара. Возможно, даже и женитьба. Потому что в сорок четыре года пора обзавестись семьей. Эйприл подарила еще три минуты сопляку с карандашиком, нужно было готовиться к ланчу с Сэмом в «Грилле».
– Есть еще вопросы? – спросила она, доставая темно-красную губную помаду, чтобы несколько освежить губы.
– Да, есть. Я где-то читал, что прежде, чем уволить свою последнюю секретаршу, вы целый месяц вместо имени называли ее сукой. Это правда?
Эйприл застыла, ее рука с тюбиком губной помады зависла в воздухе. Неужели нельзя обойтись без таких вопросов?!
Она холодно посмотрела на него своими серыми глазами и сказала:
– Не берите в голову. Я никогда не называла эту суку сукой. А теперь можете идти.
Проклятый журналистишка из «Лос-Анджелес Таймс» отнял у нее много времени, и для того, чтобы как следует подготовиться к встрече с Сэмом, у нее осталось всего каких-нибудь две-три минуты. Приехав в «Грилл», она нашла там Сэма, сидящим в баре с самым мрачным выражением лица. Что ж, Сэм и принадлежал к типу угрюмых мужчин. Именно это ей в нем и нравилось. Ее уже тошнило от калифорнийского солнца и радостных бизнесменов.
– Послевчерашняя грусть? – спросила она Сэма, подойдя к стойке бара. Один из независимых продюсеров, постоянно кормившийся в ее фирме, сидел на длинном стуле у стойки рядом с Сэмом и тотчас пересел, уступая ей место. Эйприл сделала вид, что даже не заметила этого, и приземлилась возле Сэма, ожидая ответа на свой вопрос.
– Да, но постановщики фильмов испытывают это в еще большей степени, после того как фильм выходит на экраны.
Сэм промолчал, и она решила пойти в атаку:
– Если бы я хотела просто выпить, то какого хрена мне нужно было приезжать сюда? – спросила она самым нежным тоном.
Сэм попытался вытряхнуть себя из грустного расположения духа.
– Извини, Эйприл. Чего бы тебе хотелось?
– Выпить.
Сэм посмотрел на нее:
– Понятно. Чего конкретного?
– Так, ладно. Возьми мне «Столи» со льдом. И себе закажи, ради Бога, чего-нибудь покрепче, не пива, и приходи за мой столик.
Эйприл отошла от бара и села за столик, Сэм вскоре последовал за ней, неся напитки, – на сей раз «Столичную» водку.
– Так что, ты возьмешь меня на премьеру? – спросила она, стараясь небрежно произносить слова.
– Если я сам пойду туда, то только с тобой.
– Конечно, ты должен пойти. Это хороший случай для тебя.
– Ты думаешь, детская благотворительность принесет доход? Она рассмеялась.
– Нет, я имею в виду международных акционеров.
– Признавайся, ты всегда говоришь только о бизнесе?
– Разреши уж мне признаться во многих вещах. В одном я уже призналась: постановщики фильмов чувствуют некоторую депрессию, когда фильм окончен. И это вполне естественно. Все чувствуют себя немного подавлено, когда заканчивается гонка. Поэтому участники постановки потом стараются не встречаться какое-то время, чтобы забыться. – Она немного отпила. – Другое признание, мистер Бродвей, состоит в том, что постановщики фильмов всегда спят с занятыми в фильме актерами, а актеры спят с постановщиками, и делается это не из любви и не из уважения друг к другу, а просто, чтобы легче было общаться на съемочной площадке. Это всегда благоприятно действует на картину.
Сэм усмехнулся и покачал головой.
– Ты просто прелесть, Эйприл. Я ценю твои милые признания, но ответь мне, с какой стати ты решила обо мне заботиться? Я достаточно взрослый мальчик и могу сам за себя постоять. Собьют, я тут же снова вскочу на ноги. И ни одна актриса не заманит меня в свои любовные сети. Хороший секс – всего лишь хороший секс, не более того. А когда он кончается – он кончается, и все.
Эйприл сама удивилась, насколько сильно ей нравится этот парень. Это даже было смешно.
– Так откуда же такое мрачное настроение?
Сэм помолчал, отпил из стаканчика и медленно поставил его на столик. Посмотрел ей прямо в глаза.
– Мне нужно кое-что решить. Мне нужно позаботиться о моей следующей работе, оставаться мне здесь или возвращаться в Нью-Йорк… У меня башка кипит от мыслей.
– В таком случае, я добавлю тебе пищи для размышлений. Как ты отнесешься к тому, чтобы снять у меня еще один фильм?
– Но тебе не нравились мои спектакли.
– Я говорю не о спектаклях, а о кино.
– Что за фильм?
– Нет, сначала ты ответь на мой вопрос. Готов ли ты снова работать со мной?
Ухмылка прокатилась через все лицо Сэма.
– Да я битое стекло буду жрать, – ответил он, улыбаясь.
– Не понимаю, как это воспринимать. Если ты любишь жрать битое стекло, это значит – да, если нет, то – нет. Так что же? – она тоже улыбнулась ему.
– Разве ты не знаешь сама, Эйприл? Ты единственная, кто может по-настоящему делать дело. Я никогда не работал с более квалифицированным продюсером. Сеймур был хорош, но получить предложение от тебя – истинное удовольствие. Даже видеть, как ты кого-то приглашаешь к себе, – удовольствие.
– Значит, я принимаю это как «да». А я, между прочим, приняла одно из своих самых важных решений. Я хочу воссоздать «Рождение звезды». Я добилась прав на это воссоздание. И хочу, чтобы ты был постановщиком.
Сэм перестал улыбаться, посмотрел в сторону и покачал головой.
– Я не делаю воссозданий.
– А ты видел оригинал?
– Нет, – ответил он немного по-овечьи.
– Так вот, для тебя это будет не воссоздание. Это будет оригинал. Ну, согласен?
– Есть сценарий?
– Хочешь сам его написать?
– Честно говоря, ненавижу работать по чужим сценариям.
– Так ты согласен. Слушай, это классика! Парень скатывается вниз по жизни, девчонка наоборот – на подъеме. Любовные отношения. Несчастье. Мы сделаем это современно. Свободно. В духе девяностых.
– Кто в главной мужской роли?
– Майкл Маклейн.
– Майкл Маклейн? Господи Иисусе! Эйприл, его уже никто не хочет снимать.
– Именно поэтому. Он вышел в тираж, а актер прекрасный. Плюс, он не затребует много денег, и на него можно положиться. Я слышала, у него большие трудности в последнем фильме у Рикки Данна, так что даже фильм может не выйти. После «Аккбара» у него не остается ничего другого, как выложиться на полную катушку или исчезнуть навсегда из кино.
Сэм задумался. Затем спросил:
– А на женскую роль?
– Подумай сам о ком-нибудь.
– Даже не знаю. Но если ты хочешь взять Маклейна потому, что он летит под откос, то на женскую роль давай возьмем кого-нибудь, кто сейчас действительно на подъеме.
– Например?
– Возможно, Феб Ван Гельдер. Или ту девчонку, что снималась в последней роли у Ретфорда.
– Пожалуй.
– А что ты скажешь о какой-нибудь из трех девчонок, которые снимаются у Ди Геннаро? Они завоевали популярность, по-моему, это сейчас самое горяченькое.
Эйприл смотрела на него, задумчиво кивая. Кажется, одна из них – дочь Терезы О'Доннел? А та как раз снималась в старом «Рождении звезды». Это будет шикарно для рекламы и прессы.
– Даже не знаю, – сказала она. – Все-таки, телевидение – не кино.
– Кино, конечно, есть кино. Но такой выбор был бы правильным. Они новенькие, они свеженькие, и каждая из них будет отлично смотреться рядом со старым развратником Майклом Маклейном.
– Плюс, они очень хороши собой и всем дают направо и налево, да? – рассмеялась Эйприл. – Но играть-то они смогут? Я скорее буду иметь дело с неофиткой в кино, чем с телезвездой.
– Да, но одна из них вполне могла бы завершить переход из телевидения к кино.
– А, тоже самое говорили про Тони Джири.
– Про кого?
– Ну как же! Тот лысеющий парень из «Главной больницы». Люк-люк и Лаура. Пробовал выйти на большой экран.
– Никогда не видел его.
– Никто его не видел. Сэм вздохнул.
– Что ж, у нас будет еще много разговоров впереди о девушках и о фильме. Но все же, попытка – не пытка.
– Конечно, разговоры ничего не значат, особенно пока дело не началось. Главное, что ты согласен, и я могу начинать подготовку. Мы сделаем фильм. Если хочешь, можем и твоих девчонок попробовать.
– Что ж, давай. Мало кто догадается. Ди Геннаро держит их в большом секрете.
– Я раздобуду их.
«Что ж, это может оказаться интересно, – подумала она. – Особенно, если тем самым можно будет утереть нос Марти. Да, конечно, нужно попробовать».
Сэм снова повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза:
– Ты знаешь все и всех? – спросил он.
– Все и всех необязательно знать, – ответила она, медленно облизывая свои ярко-красные губы.
21
С дикой головной болью Лайла вернулась в дом Робби после тяжелого дня. Она залезла в кровать и взмолилась, чтобы сегодня он оставил ее в покое. Она потерла себе подбородок и попыталась уложить подушку так, чтобы она поддерживала голову в почти вертикальном положении. Закат резал глаза и усиливал боль в висках. Но она знала, что наконец-то вскоре уедет отсюда. Ей представился случай сбежать от Робби, от его бесконечных назойливых приставаний. Она арендует дом Нади Негрон – дом звезды немого кино, которая снималась в главной роли в фильме «Рождение звезды». Это было не просто совпадение – ей предназначено было там жить.
Потому что она хотела иметь свое жилье. Марти Ди Геннаро и его «Три четверти» – лишь первая ступенька головокружительной карьеры, о которой она мечтала. Ее выводило из себя полное неведение в отношении того, хорошо или плохо шла постановка. Если окажется, что она провалила свою роль, щенячья хозяйка спляшет от победной радости. Ара выбросит ее на мусорную свалку. Даже Робби будет разочарован в ней.
Но если у нее появится собственное жилье, она будет более независимой, в большей безопасности. И может быть, именно – может быть, позволит Марти Ди Геннаро переспать с ней. Если это то, чего ему хочется. Но сперва она должна удостовериться, что он страстно, безумно желает ее. По-настоящему страстно. Она знала, как добиться этого.
В дверь постучали – тот стук, который использовал Робби в случаях, когда он не собирался приставать к ней.
– Что еще? – сердито спросила Лайла.
Робби вкатился в комнату, держа в руке беспроводный телефон. На лице он пытался изобразить преувеличенное благоговение.
– Это твой постановщик, – прошептал он.
В другой раз Лайла бы улыбнулась, но теперь она лишь шикнула на Робби:
– О Боже! Только не это! Неужели ты не мог ответить, что меня нет?
– Но ведь это Марти Ди Геннаро, величайший постановщик в Голливуде и твой босс. Ради всего святого, сделай усилие над собой!
Она злобно выхватила у него трубку. Интересно, какой предлог он нашел теперь? Отдельная съемка? Срочная доработка? С тех пор, как начались съемки, Лайла почувствовала, что Марти становится все настойчивее и настойчивее в своем желании видеть ее за пределами съемочной площадки. Но она хотела убедиться, что он хочет только ее. Ее, а не просто кого-нибудь из них троих.
– Что случилось? – спросила она в телефонную трубку.
– Что с тобой, Лайла? У тебя больной голос.
– Голова разламывается.
– Извини, я не стал бы тебя беспокоить, если б знал.
– Ничего страшного. Что-нибудь случилось? – повторила она вопрос, чувствуя, как ей становится лучше.
– Я просто хотел узнать, не хочешь ли ты поужинать со мной. Но если ты себя плохо чувствуешь…
– Пригласи Джан или эту тупицу. Не все ли равно, с кем есть!
– Ну, перестань. Тебе что, действительно так плохо? Может, я приеду и привезу тебе чего-нибудь? Хочешь суп из цыпленка?
– Нет, Марти, спасибо. Не надо. Увидимся завтра.
– О'кей. Но, может быть, тебе все же сделается получше?
– Сомневаюсь.
Но едва она повесила трубку и Робби вышел из комнаты, Лайла обнаружила, что головная боль полностью исчезла.
Потому что она хотела иметь свое жилье. Марти Ди Геннаро и его «Три четверти» – лишь первая ступенька головокружительной карьеры, о которой она мечтала. Ее выводило из себя полное неведение в отношении того, хорошо или плохо шла постановка. Если окажется, что она провалила свою роль, щенячья хозяйка спляшет от победной радости. Ара выбросит ее на мусорную свалку. Даже Робби будет разочарован в ней.
Но если у нее появится собственное жилье, она будет более независимой, в большей безопасности. И может быть, именно – может быть, позволит Марти Ди Геннаро переспать с ней. Если это то, чего ему хочется. Но сперва она должна удостовериться, что он страстно, безумно желает ее. По-настоящему страстно. Она знала, как добиться этого.
В дверь постучали – тот стук, который использовал Робби в случаях, когда он не собирался приставать к ней.
– Что еще? – сердито спросила Лайла.
Робби вкатился в комнату, держа в руке беспроводный телефон. На лице он пытался изобразить преувеличенное благоговение.
– Это твой постановщик, – прошептал он.
В другой раз Лайла бы улыбнулась, но теперь она лишь шикнула на Робби:
– О Боже! Только не это! Неужели ты не мог ответить, что меня нет?
– Но ведь это Марти Ди Геннаро, величайший постановщик в Голливуде и твой босс. Ради всего святого, сделай усилие над собой!
Она злобно выхватила у него трубку. Интересно, какой предлог он нашел теперь? Отдельная съемка? Срочная доработка? С тех пор, как начались съемки, Лайла почувствовала, что Марти становится все настойчивее и настойчивее в своем желании видеть ее за пределами съемочной площадки. Но она хотела убедиться, что он хочет только ее. Ее, а не просто кого-нибудь из них троих.
– Что случилось? – спросила она в телефонную трубку.
– Что с тобой, Лайла? У тебя больной голос.
– Голова разламывается.
– Извини, я не стал бы тебя беспокоить, если б знал.
– Ничего страшного. Что-нибудь случилось? – повторила она вопрос, чувствуя, как ей становится лучше.
– Я просто хотел узнать, не хочешь ли ты поужинать со мной. Но если ты себя плохо чувствуешь…
– Пригласи Джан или эту тупицу. Не все ли равно, с кем есть!
– Ну, перестань. Тебе что, действительно так плохо? Может, я приеду и привезу тебе чего-нибудь? Хочешь суп из цыпленка?
– Нет, Марти, спасибо. Не надо. Увидимся завтра.
– О'кей. Но, может быть, тебе все же сделается получше?
– Сомневаюсь.
Но едва она повесила трубку и Робби вышел из комнаты, Лайла обнаружила, что головная боль полностью исчезла.
22
Злые языки в Голливуде с удовольствием называли Майкла Маклейна старым бабником, но если и делали это, то с большой осторожность. Он был слишком могуществен и обладал слишком широкими связями, чтобы его можно было оскорблять в лицо (стареющее, но все еще по-юношески смазливое). Если вам интересно знать мнение Лауры Ричи, – а вам это должно быть интересно, – то я, пожалуй, соглашусь с этим определением. Да, он старый сводник, но при этом имеет успех по крайней мере на двух направлениях. Что ему присуще? Так же как и Сай Ортис, Маклейн решил попробовать держать у себя винный погребок. Как и молодой актер, он оказался способным предвидеть, что карьера кинозвезды – это такая вещь, которая в любой момент может обернуться к тебе самой неожиданной стороной. Он знал, что, если бы ему удалось занять такую позицию, при которой его имя оставалось бы популярным даже в те времена, когда теряли популярность его фильмы, ему гораздо легче было бы противостоять житейским бурям и штормам.
А разве какая-нибудь позиция может быть лучше «лежачей»? Политика Майкла была гениально проста – укладывать в постель одну за другой всех новеньких звезд, восходивших на голливудском небосклоне. Если он добился огромного успеха в качестве кинозвезды, то не меньший успех сопутствовал ему в жарких делах любовных: он ухитрялся спать и попадать в газетные заголовки с самыми ослепительными и желанными женщинами на планете. Неплохая работенка, если вам повезло получить ее, согласитесь… Но зато и нелегкая!.. Майкл развил в себе не только голую технику секса – это было не трудно, – но и целый набор всевозможных приемов ухаживания, обольщения и соблазнения, благодаря которым он считался самым неотразимым и незаменимым мужчиной в среде девчонок, которые по очереди становились «лучшими звездами месяца» в Голливуде.
А когда лучшая звезда месяца уступала свое почетное место и титул другой… Майкл делал ей ручкой. Но разве повернется у кого-нибудь язык упрекать его? Всякий другой поступал точно так же. Это была оборотная сторона той золотой медали, которая называлась «лучшей звездой месяца». В самом деле, кому охота всю жизнь просидеть на диете из пекановой ореховой помадки?! Во всяком случае, для американцев это не подходит. Им подавай вишни «Гарсия», за ними орешки-кешью «Рокки Роуд», вдобавок еще хрустящие «Рэйн Форест» и наконец пралине из французских кофе и мокко. И для них это не просто приятно, но жизненно необходимо! В конце концов Майкл никогда и ничего им не обещал. Нет, правда: Майкл Маклейн был чрезвычайно осторожен – он никогда и ничего им не обещал.
Майкл лежал на раздвижном массажном столе, а рядом суетилась врачиха. Майкл лежал на этом столе еженедельно. Около него поблескивали на солнце прозрачные пластиковые трубки.
– Повернитесь, – сказала ему Марсия.
Каждую неделю она исправно промывала кишечник Майклу, равно как и еще двум десяткам кинозвезд вместе с их супругами. Майкл всегда настаивал на том, чтобы во время сеанса с ним использовались только прозрачные трубки – чтобы быть уверенным в том, что высосано достаточно дерьма из его внутренностей.
– Использование прозрачных трубок полезно для здоровья, – говаривал он.
К Марсии ему посоветовала обратиться его сумасбродная сестра, но, как оказалось, в этих сеансах все-таки имелся определенный смысл. Время, которое он вынужден был проводить, распластавшись на столе, он выгодно употреблял на размышления. Кроме того, несмотря на неприятные ощущения того, как шланг, направляемый Марсией, все глубже лезет в его задницу, он сознавал полезность этих процедур. А глядя на токсины, заполняющие прозрачные трубки, он испытывал большое удовлетворение и успокаивался.
Итак, он размышлял на массажном столе, лежа кверху задницей… В ту конкретную минуту он думал о том, как действовать. С одной стороны, в его голове не было и тени сомнения в том, что он выиграет пари у Сая и захомутает всех трех девах из нового шоу. С другой стороны, он понимал, что добиться этой цели будет трудновато. Все же Майкл был настоящим ветераном побед в разных непростых предприятиях, и для него не существовало слово «невозможно». Наконец, приз был так заманчив!.. Нет, речь не шла о девочках. Уже давно он перестал рассматривать секс, как удовольствие. Для него это было работой. Он имел в виду сделку относительно этого смазливого проказника Рикки Данна. Парнишка был так же горяч, как и сам Майкл двадцатью годами раньше. Все, до чего ни дотрагивался Рикки, превращалось в дикие деньги. Если Майклу удалось бы провернуть дельце с Рикки и также по возможности свежо показаться этой ораве от шестнадцати до двадцати одного года, в этом случае он выиграл бы.
Но для начала ему надо было решить, каким образом завлечь этих трех телекошечек?..
Вдруг Марсия запустила воду, он почувствовал легкий спазм в своих внутренностях.
– Эй, поосторожнее! – крикнул он раздраженно.
– Прошу прощения, Майкл.
Он подогнул под себя колени, но так, чтобы задница по-прежнему продолжала считать в небе звезды. Вода хлынула ему в кишечник, и стало как-то не по себе.
– Ох! – вскрикнул он непроизвольно и покосился на прозрачный пластик: неужели на этот раз из него выкачали больше экскрементов, чем обычно?
– Простите, Майкл. Вы ели кровавый бифштекс?
– Нет, черт возьми!
Он был возмущен ее неосведомленностью, которую можно было смело назвать некомпетентностью. Он не ел – за ради Господа Бога! – кровавый бифштекс с самого 1981 года! Эта Марсия!.. Десятки врачей жизнь бы отдали за счастливую возможность хоть раз провести промывание кишечника у Майкла!
– Я же сказал: потише! – проворчал он и еще глубже подтянул под себя колени.
Он размышлял о девчонках. Ему казалось, что с той блондинкой по имени Шарлин особых проблем не будет. Он не поленился навести о ней кое-какие справки и выяснил, что будто бы она живет с каким-то пареньком. Но это его практически не волновало. В конце концов он ведь и не собирался заводить с ней отношения. При умелом подходе достаточно будет уже пары-тройки свиданий для того, чтобы щелкнуться с ней. Дура, наверняка она захочет сделать это в автомобиле. Ну что ж… По крайней мере будут свидетели для Сая Ортиса. Если они вообще ему понадобятся…
Джан Мур… Брюнетка… Тут, пожалуй, будет немного посложнее. Поговаривают, будто она не в ладах с Лайлой Кайл. Может, стоит дать понять и Джан, и Лайле, что он ухлестывает за ними обоими?.. Пусть они погоняются наперегонки с его ширинкой. Если уж они и так друг дружку не выносят, может, они еще будут ревновать друг к дружке? Кого? Его, Майкла, кого же еще? Пусть-ка они посоревнуются между собой в жизни так же, как соревнуются на экране.
Внутри что-то вдруг сильно и громко засосало, и он недовольно замычал…
А впрочем, этот подход вряд ли сработает. Джан из Нью-Йорка и играет серьезные роли. Может, тут можно что-нибудь придумать? В конце концов ему тоже вначале приходилось в Голливуде делать фильмы, в которых была претензия на высокую художественность. Но разве эта малышка Джан что-нибудь слышала об этих фильмах? Им уже не меньше двадцати пяти лет. Тогда она еще даже не родилась.
И теперь третья… Лайла Кайл. Она беспокоила Майкла больше остальных. Он сомневался, что ее можно будет легко завлечь в сети всем киноблеском, который имеется в его распоряжении. Конечно, с тем, что она имеет пока на своем счету – одно малозаметное телешоу, – она еще не звезда. Но с другой стороны, она с детства знает всю подноготную про те ухаживания, которые хотел применить к ней Майкл. Он был наслышан не только о ее характере и манере поведения, но и о том, что Марти Ди Геннаро уже начал поощрять ее. Если так, то несколькими крупными планами в своем телешоу ему не отделаться. Да, трудная задача. Майкл улыбнулся. Может, Лайле приглянется главная женская роль в картине с Рикки Данном?.. Из всех троих Майкл считал только одну Лайлу достойной того, чтобы заводить с ней отношения. Да. Если бы он сделал фильм, в котором Рикки получает эту девочку… Впрочем, как насчет того, чтобы получить ее в жизни?.. На фотообложках она будет замечательно смотреться! Но важнее всего то, что даже если телешоу накроется медным тазом, все равно Лайла – это новое поколение голливудских королев, и этого у нее не отнять. Картины его с Лайлой помогут ему навсегда остаться молодым. Майкл улыбнулся снова. Ему вспомнились давние времена, уж двадцать лет прошло с тех пор, когда он имел коротенькую любовь с Терезой О'Доннел… Тогда у него был вкус на женщин старше его по возрасту. О, в постели она была настоящей маньячкой! Что мать, что дочка – одно и то же, подумал Майкл.
Внезапно аппарат промывания перестал жужжать.
– Все что ли? – спросил он.
– Чисто, как в музее, – сказала ему Марсия.
Шарлин почудилось, как бейсбольная бита с глухим стуком обрушивается на голову ее отца… Стук! Стук! Она зажмурилась и, отвернувшись в другую сторону, вдруг услышала сирену. Нет, это был телефон. Ей снится, что звонит телефон. Звонки с каждым разом все глубже пронзали окутавшую ее сонную пелену. Наконец она поняла, что проснулась и что телефон звонит по-настоящему. Аппарат стоял прямо на полу возле их кровати. Она повернулась навстречу звуку, и тут ей бросились в глаза фосфоресцирующие часы. На них было без семи минут девять вечера. Она ложилась с Дином в восемь часов почти всегда. В конце концов, ей ведь вставать к пяти. В ногах кровати шевелились под одеялом три крохотных щенка. Она взяла руку Дина, всю испачканную в краске, и мягко переложила ее со своей талии на свободное место, затем перегнулась через край кровати и сняла телефонную трубку, прервав на середине очередной звук звонка.
А разве какая-нибудь позиция может быть лучше «лежачей»? Политика Майкла была гениально проста – укладывать в постель одну за другой всех новеньких звезд, восходивших на голливудском небосклоне. Если он добился огромного успеха в качестве кинозвезды, то не меньший успех сопутствовал ему в жарких делах любовных: он ухитрялся спать и попадать в газетные заголовки с самыми ослепительными и желанными женщинами на планете. Неплохая работенка, если вам повезло получить ее, согласитесь… Но зато и нелегкая!.. Майкл развил в себе не только голую технику секса – это было не трудно, – но и целый набор всевозможных приемов ухаживания, обольщения и соблазнения, благодаря которым он считался самым неотразимым и незаменимым мужчиной в среде девчонок, которые по очереди становились «лучшими звездами месяца» в Голливуде.
А когда лучшая звезда месяца уступала свое почетное место и титул другой… Майкл делал ей ручкой. Но разве повернется у кого-нибудь язык упрекать его? Всякий другой поступал точно так же. Это была оборотная сторона той золотой медали, которая называлась «лучшей звездой месяца». В самом деле, кому охота всю жизнь просидеть на диете из пекановой ореховой помадки?! Во всяком случае, для американцев это не подходит. Им подавай вишни «Гарсия», за ними орешки-кешью «Рокки Роуд», вдобавок еще хрустящие «Рэйн Форест» и наконец пралине из французских кофе и мокко. И для них это не просто приятно, но жизненно необходимо! В конце концов Майкл никогда и ничего им не обещал. Нет, правда: Майкл Маклейн был чрезвычайно осторожен – он никогда и ничего им не обещал.
Майкл лежал на раздвижном массажном столе, а рядом суетилась врачиха. Майкл лежал на этом столе еженедельно. Около него поблескивали на солнце прозрачные пластиковые трубки.
– Повернитесь, – сказала ему Марсия.
Каждую неделю она исправно промывала кишечник Майклу, равно как и еще двум десяткам кинозвезд вместе с их супругами. Майкл всегда настаивал на том, чтобы во время сеанса с ним использовались только прозрачные трубки – чтобы быть уверенным в том, что высосано достаточно дерьма из его внутренностей.
– Использование прозрачных трубок полезно для здоровья, – говаривал он.
К Марсии ему посоветовала обратиться его сумасбродная сестра, но, как оказалось, в этих сеансах все-таки имелся определенный смысл. Время, которое он вынужден был проводить, распластавшись на столе, он выгодно употреблял на размышления. Кроме того, несмотря на неприятные ощущения того, как шланг, направляемый Марсией, все глубже лезет в его задницу, он сознавал полезность этих процедур. А глядя на токсины, заполняющие прозрачные трубки, он испытывал большое удовлетворение и успокаивался.
Итак, он размышлял на массажном столе, лежа кверху задницей… В ту конкретную минуту он думал о том, как действовать. С одной стороны, в его голове не было и тени сомнения в том, что он выиграет пари у Сая и захомутает всех трех девах из нового шоу. С другой стороны, он понимал, что добиться этой цели будет трудновато. Все же Майкл был настоящим ветераном побед в разных непростых предприятиях, и для него не существовало слово «невозможно». Наконец, приз был так заманчив!.. Нет, речь не шла о девочках. Уже давно он перестал рассматривать секс, как удовольствие. Для него это было работой. Он имел в виду сделку относительно этого смазливого проказника Рикки Данна. Парнишка был так же горяч, как и сам Майкл двадцатью годами раньше. Все, до чего ни дотрагивался Рикки, превращалось в дикие деньги. Если Майклу удалось бы провернуть дельце с Рикки и также по возможности свежо показаться этой ораве от шестнадцати до двадцати одного года, в этом случае он выиграл бы.
Но для начала ему надо было решить, каким образом завлечь этих трех телекошечек?..
Вдруг Марсия запустила воду, он почувствовал легкий спазм в своих внутренностях.
– Эй, поосторожнее! – крикнул он раздраженно.
– Прошу прощения, Майкл.
Он подогнул под себя колени, но так, чтобы задница по-прежнему продолжала считать в небе звезды. Вода хлынула ему в кишечник, и стало как-то не по себе.
– Ох! – вскрикнул он непроизвольно и покосился на прозрачный пластик: неужели на этот раз из него выкачали больше экскрементов, чем обычно?
– Простите, Майкл. Вы ели кровавый бифштекс?
– Нет, черт возьми!
Он был возмущен ее неосведомленностью, которую можно было смело назвать некомпетентностью. Он не ел – за ради Господа Бога! – кровавый бифштекс с самого 1981 года! Эта Марсия!.. Десятки врачей жизнь бы отдали за счастливую возможность хоть раз провести промывание кишечника у Майкла!
– Я же сказал: потише! – проворчал он и еще глубже подтянул под себя колени.
Он размышлял о девчонках. Ему казалось, что с той блондинкой по имени Шарлин особых проблем не будет. Он не поленился навести о ней кое-какие справки и выяснил, что будто бы она живет с каким-то пареньком. Но это его практически не волновало. В конце концов он ведь и не собирался заводить с ней отношения. При умелом подходе достаточно будет уже пары-тройки свиданий для того, чтобы щелкнуться с ней. Дура, наверняка она захочет сделать это в автомобиле. Ну что ж… По крайней мере будут свидетели для Сая Ортиса. Если они вообще ему понадобятся…
Джан Мур… Брюнетка… Тут, пожалуй, будет немного посложнее. Поговаривают, будто она не в ладах с Лайлой Кайл. Может, стоит дать понять и Джан, и Лайле, что он ухлестывает за ними обоими?.. Пусть они погоняются наперегонки с его ширинкой. Если уж они и так друг дружку не выносят, может, они еще будут ревновать друг к дружке? Кого? Его, Майкла, кого же еще? Пусть-ка они посоревнуются между собой в жизни так же, как соревнуются на экране.
Внутри что-то вдруг сильно и громко засосало, и он недовольно замычал…
А впрочем, этот подход вряд ли сработает. Джан из Нью-Йорка и играет серьезные роли. Может, тут можно что-нибудь придумать? В конце концов ему тоже вначале приходилось в Голливуде делать фильмы, в которых была претензия на высокую художественность. Но разве эта малышка Джан что-нибудь слышала об этих фильмах? Им уже не меньше двадцати пяти лет. Тогда она еще даже не родилась.
И теперь третья… Лайла Кайл. Она беспокоила Майкла больше остальных. Он сомневался, что ее можно будет легко завлечь в сети всем киноблеском, который имеется в его распоряжении. Конечно, с тем, что она имеет пока на своем счету – одно малозаметное телешоу, – она еще не звезда. Но с другой стороны, она с детства знает всю подноготную про те ухаживания, которые хотел применить к ней Майкл. Он был наслышан не только о ее характере и манере поведения, но и о том, что Марти Ди Геннаро уже начал поощрять ее. Если так, то несколькими крупными планами в своем телешоу ему не отделаться. Да, трудная задача. Майкл улыбнулся. Может, Лайле приглянется главная женская роль в картине с Рикки Данном?.. Из всех троих Майкл считал только одну Лайлу достойной того, чтобы заводить с ней отношения. Да. Если бы он сделал фильм, в котором Рикки получает эту девочку… Впрочем, как насчет того, чтобы получить ее в жизни?.. На фотообложках она будет замечательно смотреться! Но важнее всего то, что даже если телешоу накроется медным тазом, все равно Лайла – это новое поколение голливудских королев, и этого у нее не отнять. Картины его с Лайлой помогут ему навсегда остаться молодым. Майкл улыбнулся снова. Ему вспомнились давние времена, уж двадцать лет прошло с тех пор, когда он имел коротенькую любовь с Терезой О'Доннел… Тогда у него был вкус на женщин старше его по возрасту. О, в постели она была настоящей маньячкой! Что мать, что дочка – одно и то же, подумал Майкл.
Внезапно аппарат промывания перестал жужжать.
– Все что ли? – спросил он.
– Чисто, как в музее, – сказала ему Марсия.
Шарлин почудилось, как бейсбольная бита с глухим стуком обрушивается на голову ее отца… Стук! Стук! Она зажмурилась и, отвернувшись в другую сторону, вдруг услышала сирену. Нет, это был телефон. Ей снится, что звонит телефон. Звонки с каждым разом все глубже пронзали окутавшую ее сонную пелену. Наконец она поняла, что проснулась и что телефон звонит по-настоящему. Аппарат стоял прямо на полу возле их кровати. Она повернулась навстречу звуку, и тут ей бросились в глаза фосфоресцирующие часы. На них было без семи минут девять вечера. Она ложилась с Дином в восемь часов почти всегда. В конце концов, ей ведь вставать к пяти. В ногах кровати шевелились под одеялом три крохотных щенка. Она взяла руку Дина, всю испачканную в краске, и мягко переложила ее со своей талии на свободное место, затем перегнулась через край кровати и сняла телефонную трубку, прервав на середине очередной звук звонка.