Гольман Иосиф. Не стреляйте в рекламиста

   «Бах!» — пуля с визгом процарапала крышу. Береславский машинально пригнул голову. «Пригнись — и пуля пролетит…» — сама собой возникла строчка. «Самое время для написания стихов!» — непонятно на кого разозлился автор.
   «Бах, бах!» — следующие две пули ушли «в молоко». Ефим вцепился в руль: «Ауди» летела уже под двести. Вот теперь мотоциклисту стало не до стрельбы.
   Береславский вырвался вперед, резко затормозив, свернул на «красный» (встречных не было) налево, в узкий тоннель под железнодорожным мостом. Проехал городской квартал, невольно сбавив скорость. «Хонда» из-за плохого дорожного покрытия не смогла догнать «Ауди», но изрядно сократила образовавшийся на шоссе разрыв.
   Ефим вновь выскочил на шоссе и, преодолев последнюю узость, «даванул» на 250! Так он еще ни разу в жизни не ездил. Максимально разгонял машину до 220, и то на сухой трассе за Харьковом. Сейчас на дороге было пусто, но уж больно она была узкой! У Ефима сердце уходило в пятки от вида бешено несущихся на него деревьев.
   Утешало только то, что мотоциклисту вряд ли было легче.
   Береславский кинул взгляд в зеркальце заднего обзора. Что за черт! «Хонда» вновь приближалась. Мотоциклист в черном шлеме был похож на Терминатора из фантастического фильма.
   — Сейчас ты сдохнешь, — сказал Ефим. Приближался озорной поворот, за которым притаились «лежачие полицейские». Ефим вдавил педаль до упора, положив-таки стрелку спидометра на отметку «300»! Мотоциклист начал отставать, но не сильно. Ефим чуть сбавил, чтоб тот не терял надежды. Убедившись, что «Хонда» буквально на хвосте, а поворот — рядом, Береславский отключил кнопкой автомат АБС*, жестко отработал экстренное торможение и вход в вираж. Прямо перед ним было препятствие.
   — Мама родная! — проорал Ефим, и «Ауди» взвилась в воздух. Страшный удар об землю, и еще один взлет — на втором, очень близко установленном «лежаке». И еще одно падение. Береславский затормозил, прижался к обочине и развернулся назад.
   Мотоциклист, как циркач, буквально перепрыгнул внезапно возникшее перед ним первое препятствие. И приземлился передним колесом прямо перед вторым «надолбом». Если бы не остатки тумана, может, ему бы и удалось преодолеть и эту преграду.
   Наездник вылетел из седла, а за ним, кувыркаясь как мячик, поскакал тяжелый мотоцикл. Удары были слышны даже через поднятые стекла.
   Береславский продвинул машину еще на несколько метров, но это была уже рефлексия. Мотоциклист был мертв. Он лежал в неудобной позе, без шлема, а то, что было под шлемом, уже нельзя было назвать головой. Мотоцикл пролетел дальше и валялся с задранным передним колесом, которое еще вращалось.
   На улице начался дождик. На дороге не было никого. Ефим заставил себя вылезти из машины и подойти к трупу. Он осмотрел человека. Лицо — вернее, то, что от него осталось, — было обезображено и залито кровью.
   Береславский так и не смог понять, видел ли где-нибудь этого человека раньше. Черная куртка разорвалась на груди. Видна была наплечная кобура и торчащая из нее рукоятка.
   Ефим нагнулся и двумя пальцами вытащил пистолет. Он был большим, но на удивление легким — грамм 600-700. Из бокового кармана убитого достал вторую обойму с патронами. Может быть, на нем было еще оружие, но Береславский уже не в силах был находиться рядом с трупом. Он сунул пистолет к себе под куртку и пошел к машине.
   Не успел отъехать, как со встречного направления подкатили «Жигули» дорожно-патрульной службы. Высунув из открытого окна жезл, менты остановили Ефима. Тот решил не рисковать: вторая погоня была уже не под силу.
   Из машины вылез молодой лейтенант, а толстый, чем-то неуловимо знакомый Береславскому капитан неторопливо пошел к трупу.
   Молодой подозрительно осмотрел Ефима:
   — Ваши документы!
   Ефим отдал права, техталон, временное разрешение.
   — Машина зарегистрирована на вас?
   — Да, лейтенант. — Береславский, конечно, не был абсолютно спокоен — пистолет буквально жег ему грудь, — но после того что произошло, это была бы не самая страшная неприятность.
   — Вы видели аварию?
   — Слышал, — честно сказал Ефим. — Удар был сильный, даже сквозь стекла слышно.
   — Раньше вы его видели?
   — Пару раз, в зеркальце.
   — Он вас преследовал?
   — Нет, что вы, — улыбнулся Береславский. — Меня преследовать некому. Не тот уровень. — Он протянул милиционеру свое профессорское удостоверение. Молодой смягчился, но, как показалось Ефиму, до конца в случайность происшедшего так и не поверил.
   Ситуацию разрядил капитан. Он подошел и хлопнул Ефима по плечу:
   — Узнаешь?
   Теперь и Береславский узнал.
   — Младший лейтенант Кравцов! — озвучил он услужливо выплывшее из подсознания.
   — Капитан, — гордо поправил офицер. Они вместе с Ефимом провели не одно дежурство на патрульной машине пятого спецдивизиона ГАИ. Правда, было это лет двенадцать назад. — Как сам?
   — Тоже ничего, — косвенно польстил капитану Ефим. — Профессор, студентов учу. — Он намеренно не стал говорить про бизнес. — Но с такими мотоциклистами можно и инфаркт получить. Хорошо, что я подальше стоял, а то б он на меня свалился!
   Они еще поболтали о том, о сем, и Береславский, провожаемый подозрительным взглядом молодого, уехал. Он бы с удовольствием постоял еще, а лучше — посидел бы, выпив валерьяночки, но через некоторое время менты обнаружат на трупе пустую кобуру. Возникнут ненужные осложнения.
   Да и дождь разошелся всерьез. Впрочем, это даже к лучшему. Ефим ведь не подходил к трупу. И теперь уже никто никогда не докажет обратное.

ГЛАВА 21

   Совещание вновь проходило в кабинете генерала. И почти в том же составе. Правда, вместо третьего, молодого офицера, за приставным столиком сидел Ивлиев.
   — Мы установили прослушивание телефонов и помещений Береславского, — докладывал Коровин. — Ничего подозрительного, но круг знакомых обширный. От криминальных «авторитетов» до маститых журналистов. Плюс — высшие офицеры МВД.
   — Все как в жизни, — улыбнулся генерал.
   — Криминальный «авторитет» — в единственном числе. Это Флер, его сосед по двору, — уточнил Ивлиев. — Ефим мне про их детские отношения рассказывал.
   — Друзья детства?
   — Нет, не друзья. Просто старый знакомый. Береславский не мог знать, кто кем станет через двадцать лет.
   — Вы словно защищаете своего нынешнего начальника, Василий Федорович, — заметил генерал. — А между тем на него никто не нападает. У нас одна задача: разобраться со всеми этими шарадами и заполучить то, что хотели отнять у разноглазого. Косвенным результатом станет безопасность вашего подопечного. И мы хотим понять мотив действий всех участников игры.
   — Это не Береславский играет. Они с Орловым попали под пресс случайно. И отбиваются, как умеют. Если б они не отбивались, семья бухгалтера была бы уже в раю. А его самого убили бы в тюрьме.
   — Вы уверены, что Береславский тот, за кого себя выдает?
   — Сто процентов. Очень умный, очень неосторожный. Слегка с приветом. С творческим. Я знаю почти всю его жизнь. Можно откровенно, товарищ генерал?
   — Сколько я вас знаю, — улыбнулся тот, — вы всегда высказывались откровенно.
   — За то и на пенсию вылетел, — согласился Ивлиев. Присутствующие улыбнулись.
   — Мы слушаем вас.
   — Ефим мне не начальник и не подопечный. Он — сын моего покойного друга, и я не могу относиться к нему отстраненно. Но я знаю его насквозь и готов поручиться за него. Если мое поручительство сегодня чего-то стоит.
   — Ваше поручительство дорогого стоит, — мягко заметил генерал. — Вы для многих из нас — пример честной службы. Но мы хотели бы исключить вероятность и вашей добросовестной ошибки. Уж не обижайтесь, но на моем месте вы вели бы себя так же.
   — Наверное, да, — вздохнул подполковник.
   — К тому же «прослушка» и… — он повернулся к Коровину, — с сегодняшнего дня — круглосуточное наблюдение, — тот кивнул и сделал пометку в блокноте, — помогут сохранить ему жизнь, если его включат в круг отстреливаемых.
   — Вы думаете, волна дойдет и до него? — встревожился Ивлиев. — После того, как поднялся такой вой в СМИ? Никому уже нет смысла цеплять их к делу.
   — Здесь не все ясно, Василий Федорович. Вон товарищ майор обнаружил, что наша «прослушка» в кабинете Береславского — вторая. И радиомаяк на его машине стоял до нас. Тот, что повесили вы, — второй. Первый мы не снимали, рассчитывая выйти на интересующихся. Так что все очень не просто.
   «Они обсудили до моего прихода, — подумал Ивлиев. — Ну, да чего обижаться? Я — пенсионер. Помогаю на общественных началах. И то из-за Ефима».
   — Так что не обижайтесь, товарищ подполковник, — улыбнулся генерал.
   — Запаса… — поправил Ивлиев.
   — У нас в запас не уходят.
   «Тоже верно», — подумал старик и приготовился слушать дальше.
   Коровин продолжил:
   — Господин Береславский оказался очень шустрым. Мы отследили уже восемь публикаций, из них две — по центральным каналам.
   — Его позиция ясна, — спокойно заметил генерал. — Чем больше шума про ошибку, тем меньше вероятность того, что кто-то продолжит работу по отвлекающей версии. Все делается правильно.
   — Еще у него была беседа с адвокатом Климашиным. Тот согласился вести дело бухгалтера.
   — Сам Климашин?
   — Они тоже дружат.
   — Клуб друзей… — ухмыльнулся генерал. — Генерал милиции Иванов тоже с ним приятельствует?
   («Опять другой источник», — отметил Коровин.)
   Тут вступил Ивлиев:
   — Он из того же двора, товарищ генерал.
   — Удобно, — откровенно засмеялся шеф. — «Красная» и «черная» «крыши» в одном флаконе. Кто у него еще был в соседях?
   — Остальные — приобретения на жизненном пути. И, насколько я знаю, в качестве прикрытия он ни Флера, ни Иванова не использовал.
   — Достаточно подполковника Ивлиева? — уже не улыбаясь, спросил генерал.
   — Вполне, — тоже серьезно ответил Ивлиев. — При масштабах «Беора» — более чем.
   — Иванов звонил предупредить о задержании киллера. У задержанного нашли фото детей и жены бухгалтера.
   — Товарищ генерал милиции совершил должностной проступок, — произнес генерал.
   — Это мелочи, — теперь уже улыбнулся Коровин. — Главное, что генерал не делится информацией с другом детства Флеровым. У него вообще неплохая репутация. По крайней мере, ничего грязного. Задержал киллера сыщик с «земли» Митрошкин. В этот же день он погиб. Есть предположение, что наткнулся на руководителя задержанного. С задержанным работает милиция, но результатов пока нет.
   — Василий Федорович, вы мне говорили, что у вас по этой проблеме что-то есть? — спросил генерал.
   Ивлиев, как фокусник, извлек листок бумаги, заботливо наклеенный на картон:
   — Портрет предполагаемого убийцы опера. Сдается мне, что я где-то его видел.
   Собравшиеся затаили дыхание. На них смотрел человек, хорошо знакомый, по крайней мере, двоим.
   — Беланов, сволочь! — вырвалось у генерала.
   Все может быть в жизни. Подполковник Ивлиев «забивает стрелки» вымогателям. Опера с «земли» столуются в опекаемых ресторанах и бесплатно ремонтируют свои машины. Бывает и хуже, когда кто-то за взятки создает или разваливает дела. Но нет у честных ментов страшнее греха, чем покрывать убийц. А уж самому убить, да еще — своего! МВД, ФСБ — в данном случае значения не имеет. Бывший офицер организует убийства детей и убивает офицера. Сволочь Беланов!
   — Вот, значит, куда он скатился, — уже спокойнее сказал генерал. — У кого еще есть это? — Он показал пальцем на листок с портретом.
   — У всей милиции Москвы. А скоро будет у всей милиции России. Это не шутка — убить опера.
   — Мы должны найти его раньше. Вызовите ко мне полковника Нефедова! — нажав кнопку селектора, приказал он помощнику. И, обращаясь к Коровину, продолжил: Выясните, на кого работал Беланов.
   — Это не тайна, — сказал Коровин. — На Благовидова.
   — Опять Благовидов… А откуда информация?
   — Беланов, когда уходил, говорил. Потом звонил, звал меня. Рассказывал об условиях.
   — Хорошие условия?
   — Мне предлагалось полторы тысячи «зеленых».
   — А характер работы?
   — Оперативный сбор информации. Частным образом.
   — Чего ж не согласился?
   — Интуиция, наверное, товарищ генерал. Зря таких денег не платят.
   — Вот именно, зря не платят таких денег. Платили бы, Беланов не подался бы в бандиты.
   — Не все, кому не платят, подаются в бандиты, — буркнул Ивлиев. Он Беланова лично не знал, и его дальнейшая судьба не сильно волновала подполковника.
   В кабинет вошел пожилой полковник — вызванный генералом Нефедов:
   — Разрешите?
   — Да, Евгений Миронович, заходите. Этого товарища знаете? — Генерал протянул ему портрет.
   — Виноват, товарищ генерал! — Нефедов на секунду отвлекся, радостно приветствуя Ивлиева: они вместе прослужили не один десяток лет.
   Он взял из рук генерала листок с изображением Беланова, внимательно в него вгляделся. — Наш, что ли? Лицо знакомое. Как будто видел в коридорах.
   — Видели, наверное. Беланов Андрей. Уже не наш. Даже наоборот. Убил милицейского опера. Его надо найти как можно быстрее. Желательно — до милиции.
   — Есть, товарищ генерал. Сейчас подниму досье, и растрясем всех. — Нефедов вышел.
   Но дверь даже не успела закрыться. На пороге появился Волков, молодой молчаливый офицер, участвовавший в прошлом совещании:
   — Разрешите, товарищ генерал? Новая информация по делу бухгалтера.
   — Давайте.
   — В ОВД полковника милиции Кунгуренко местный опер задержал человека, покушавшегося на семью бухгалтера. («Третий источник», — машинально подумал Коровин. Сила его ведомства — в многочисленности информационных ручейков, истекающих изо всех областей жизни и подпитывающих могучую реку фактов. Главное, чтобы эти факты грамотно анализировались. Тогда для тайн практически не остается пространства.)
   — И у вас есть рисованный портрет убийцы этого опера? — предположил генерал.
   Молодой офицер от удивления смешно вскинул брови. Старшие, не выдержав, заулыбались.
   Он извлек из портфеля листок-близнец ивлиевского. Разве что на картон не подклеенный. С портрета угрюмо и зло смотрел Беланов.
   — Еще новости есть? — спросил генерал.
   — Не знаю, — чистосердечно признался вошедший, снова вызвав улыбки. — Вы в курсе, что Кунгуренко утром стрелял в убийцу?
   Генерал решил не обращать внимания на неподобающий стиль беседы:
   — Давайте подробнее.
   Волков ободрился. Значит, не все его результаты заранее известны.
   — Сегодня утром Кунгуренко вычислил укрытие этого, — он показал на портрет, — и при попытке задержания ранил подозреваемого.
   — Тот что — ушел? — спросил генерал.
   — Да. Но следы крови остались. Ранение точно есть и, видимо, серьезное.
   — Может, это и к лучшему, что ушел, — задумчиво сказал генерал. — Его должны взять мы. Наша грязь, мы и смоем. Еще что-то есть?
   — Нет пока. Жду сообщений.
   — Хорошо. Коровин, продолжайте.
   — Теперь самое главное. Мы нашли следы разноглазого. Он примерно через час после боя в квартире бухгалтера покупал билет до Феодосии на Курском вокзале. И тут же уехал. Его опознали и кассирша из железнодорожных касс, и проводница поезда.
   — Один?
   — Нет, с сожительницей. Она тоже проходила по его прошлым делам.
   — Где вышли?
   — Брали билет до Феодосии, в Феодосии и сошли. Явно неопытные ребята. И что интересно: и кассирша, и проводница, узнавшая разноглазого, — обе сказали, что мы не единственные, кто про него расспрашивал. Есть еще как минимум две команды.
   — Значит, начались гонки в командном зачете, — подытожил генерал.
   В этот момент зазвонил сотовый телефон Коровина.
   — Разрешите ответить, товарищ генерал? Я просил срочно сообщать все, относящееся к этому делу.
   — Отвечайте.
   Минуту стояла тишина, прерываемая лишь односложными репликами, по которым никак нельзя было понять суть дела. Но и так было ясно, что если майор прерывает совещание у генерала, значит, информация не только важна, но и прямо относится к обсуждаемой проблеме.
   — Не выпускайте Береславского из поля зрения. Ни на миг, — закончил он и нажал отбой. — Докладываю. Постоянного наблюдения за Береславским вчера вечером мы, к сожалению, не вели. Убедились только, что маяк работает. Сегодня собирались его от работы «подхватить».
   — Ближе к делу, пожалуйста.
   — В районе города Железнодорожный разбился насмерть мотоциклист, некто Свистунов. Фамилия вымышленная. Ему катнули «пальцы» — он в федеральном розыске. Бывший спецназовец, высокооплачиваемый киллер. Исчез два года назад. Напрочь исчез, хотя искали и правоохранительные органы, и друзья жертв. А около трупа, когда подъехала ДПС, находился Ефим Береславский со своей «Ауди».
   — Живой? — Ивлиев вздрогнул.
   — Абсолютно, Василий Федорович. Ни царапины. Он в аварии не участвовал.
   — Везде поспевает рекламист, — философски заметил генерал. — Может, это он киллера грохнул? У них с бухгалтером что-то типа хобби вырисовывается: киллеров мочить.
   — Нет. Похоже, тот в тумане на большой скорости влетел на «лежачий полицейский». Гаишники подтверждают высокую вероятность этой версии. Кстати, напарник нашего информатора Береславского знает лично.
   — Черт те что, — не выдержал генерал. — Может, он и наш приятель?
   — Это еще не все, товарищ генерал. У киллера обнаружили наплечную кобуру из-под какого-то большого пистолета. Потому и «пальцы» сняли. Так вот, она была пустая. А на крыше машины Береславского, — его уже нашли: он сейчас обедает в ресторанчике по дороге в Обнинск, — обнаружена глубокая борозда. Краска до металла продрана. Как пуля прошла.
   — Думаю, это и есть пуля, — сказал генерал. — Киллера послали его убить, а вышло по-другому. Может, он своей машиной ему и помог.
   — На машине Береславского повреждений нет.
   — Не знаю. Но с этой сладкой парочкой я уже ничему не удивлюсь. Один налетчиков шилом мочит. Второй киллера-спецназовца убивает «лежачим полицейским». Уверен, что пистолет у него.
   — Может, задержать? — предложил Коровин. — Будет, чем надавить.
   — Не надо. Не трогайте его. Следить за каждым шагом. Глаз не спускать. Думаю, он выведет нас на цель гораздо быстрее, чем мы предполагаем. Если от него не отступились, значит, не так он прост. Боюсь, что вы, Василий Федорович, чего-то в своем воспитаннике не разглядели.
   Ивлиев сердито засопел:
   — Мой воспитанник, как вы говорите, если и грохнул кого — то убийцу, которого мы достать не сумели. Бухгалтер убил бешеных псов Благовидова, которого тоже мы не можем достать. Я открыто говорю: если работа будет направлена против Береславского — работайте без меня. Я на пенсии.
   — Лишних эмоций не нужно, Василий Федорович, — нахмурился генерал. — Если бы мы в вас не нуждались, мы бы вас не позвали. Но не надо глаза жмурить. Почему от вашего Ефима не отстают? — По интонации Ивлиев вдруг понял, что генерал вовсе не питает к его питомцу недобрых чувств. — Либо Береславский что-то опасное про них знает, либо может узнать.
   — Либо они просто не успели отменить старые планы, — вставил Коровин.
   — Может, и так, — подумав, сказал генерал. — Но сейчас речь не о стратегии, а о тактике. Вы, Василий Федорович, сядете «на хвост» Ефиму, — благо вы теперь просто обязаны это сделать, раз его оберегаете, — и постараетесь засечь всех фигурантов. Я думаю, вам не составит труда на недельку стать его тенью. А еще я думаю, ваш Ефим за это время сам выкинет что-нибудь интересное. Теперь он понимает, что медийное отвлечение не сработало. Значит, попытается выяснить причину проблем и устранить ее. Это опять-таки в наших общих интересах.
   — Не можем справиться сами, просим помочь случайных прохожих?
   — Согласитесь, Василий Федорович, этих людей уже нельзя назвать случайными прохожими. Жизнь поставила их в сложное положение, и они приняли вызов.
   — Если я соглашусь, можно будет не замечать некоторых поступков Береславского?
   — Если он не откроет стрельбу на Красной площади, то, наверное, можно. По крайней мере, за ношение огнестрельного оружия и самозащиту ему ничего не будет. Обещаю.
 
   Генерал потянулся, размял усталые косточки. Конечно, большую часть сказанного он уже знал. Но хотел, чтобы уровень информированности подравнялся, а главное — хотел как следует запрячь старика. Похоже, через рекламиста можно будет подобраться туда, куда раньше генерала категорически не пускали.
   Распечатка всех разговоров Береславского была у каждого офицера. Но только генерал обратил внимание на беседу директора «Беора» с неким Рейзманом. Странная была предложена сделка. Неожиданная и очень выгодная. Странно, что Ефим отказался. Даже как отказался — и то было необычным. Что-то остановило его буквально в последнюю секунду. Что-то, чего микрофон не показал.
   Генерал навел справки о компании, приславшей Рейзмана. Мелкая, ничем не примечательная. Кроме разве что слабо скрываемой связи с ФПГ «Процветание России». Финансово-промышленная группа со столь красивым названием выросла за последние два года как на дрожжах. Прибыльна она была чрезвычайно. Но деньги, сшибаемые на «блатных» заказах, не пересылались на западные счета, как можно было бы предположить. А аккумулировались здесь, в России, направляясь на вполне патриотические проекты возрождения отечественной промышленности. Собственно, для чего она и была создана. Второе ее назначение было менее заметным для наблюдателей, но, видимо, не менее важным для создателей. Она подпитывала политиков, явно или скрыто представлявших интересы власти, и пытавшихся вырвать дубинку «патриотизма» из рук узурпировавших ее «оголтелых».
   В принципе, генерал, как гражданин, с интересом и симпатией наблюдал за новым политическим течением. Они явно вели к возрождению мощи государства. Но его слегка смущали две вещи: стоявшая за процессом фигура «серого кардинала» Дурашева и неразборчивость в применяемых для достижения цели средствах.
   Опять же, генерал ничего не имел против лично Дурашева. Кроме неприятной фамилии, этот человек обладал жесткой волей и, в общем-то, верным видением ситуации на политическом поле. Если бы не он, многие внутри— и внешнеполитические проблемы могли бы решаться хуже, чем решались. Говоря прямо, это был чиновник, практически не занимавшийся личным обогащением, а радеющий за интересы страны.
   И вот тут начинались расхождения. Генерал, всю сознательную жизнь прослуживший в спецслужбе, то есть в органе подавления, считал неправильным и неверным для России вступать в следующее тысячелетие с такими же бесправными и ничего не решающими гражданами, как и сто, и, наверное, тысячу лет назад. Он, в частности, отнюдь не признавал гения Сталина, который тоже, как известно, не прятал денег в Швейцарии и радел за державу. Да и зачем ему было прятать кусочки страны, если он украл ее целиком? В безраздельное и бесконтрольное обладание.
   А результат такого державного взращивания не мог радовать. Авторитарная система слишком опасна и не способствует длительной жизни державы. Угадал Иосиф Виссарионович с танками — повезло стране. Не угадал с ядерной энергией — ну, не мог недоучившийся студент семинарии знать все — и страна могла быть попросту уничтоженной: сначала Гитлером (который, кстати, тоже не угадал с ядерной энергией и не дал опережавшей всех в ядерной гонке Германии сделать бомбу), потом Западом.
   Короче, генерал, математик по образованию, прекрасно понимал роль флуктуаций в развитии общества. А также науки, искусства, военного дела, техники и т. д. Когда же за дело берутся тираны, то первое, что они делают, — развязывают борьбу с флуктуациями. Уничтожают пассионариев, как их называл Гумилев-младший. То есть те пять процентов населения планеты, которые способны на самостоятельные решения (точнее, они не способны жить по чужим решениям). А уничтожение демократии и правового поля — следующий шаг любой тирании — автоматически уничтожает и обратные связи, которые не дают обществу загнить в застое либо революционно «зарулить» не туда.
   Математическое образование генерала и его непоказная любовь к несчастной стране, где ему выпало счастье родиться, не давали возможности считать диктатуру хорошим выбором.
   Понятно, что генерал не путал демократию и то, что сейчас наблюдал за окном. Но это был уже менее глобальный вопрос.
   Дурашев же, родившийся в либеральной интеллигентной семье, искренне считал просто необходимым для России лекарством твердое и жесткое управление. Демократия, на его взгляд, себя далеко не всегда оправдывала. В конце концов, Гитлер пришел к власти абсолютно демократическим путем. А современные выборные технологии вообще позволяют привести к штурвалу почти кого угодно. В крайнем случае, если нельзя «поднять» своего, можно «утопить» чужого. Кстати, второй вариант, приводящий к тому же результату, резко дешевле первого.
   Дурашев не верил в разумное начало демоса, и мировая история приводила в доказательство тому множество примеров.
   Кстати, Благовидов, которого столь не любил генерал, возможно, вовсе не казался Дурашеву подарком. Он его просто использовал. В конце концов, все вкусное, что ублажает наш желудок, изначально удобрялось дерьмом. А иначе — не взрастет.
   Генерал встряхнул головой. Да, Дурашев ему симпатичен. На фоне разгулявшихся казнокрадов он выглядит почти благородно. Но против жалкого «Беора» сработал тоже Дурашев. Не лично, конечно. Может, он даже и не слышал никогда о «Беоре». Но благовидовские убийцы в конечном счете работали на него. И это не смущало спасителя Отечества. Однако очень смущало генерала. Ему тоже, безусловно, хотелось расцвета России. Но не меньше ему хотелось, чтобы внучка, когда вырастет, не смотрела со страхом на стены, опасаясь обнаружить микрофоны. И не смотрела со страхом на своего парня, опасаясь обнаружить доносчика.