– Я знаю, что уже страшно поздно, – начал он, после чего замер, когда на него пахнуло ледяным холодом. – Мне надо было с тобой увидеться. – Голос его треснул. – Между нами не должно быть недоразумений.
Она говорила так тихо, что он едва ее слышал.
– Думаю, что будет лучше, если мы воздержимся от разговора.
Пэтти стояла, заслоняя вход.
– Мне хотя бы можно войти? – спросил он.
– Мы провели прекрасный год, и я желаю запомнить тебя таким, каким ты был.
– Прямо надгробное слово.
– Не хочу резкостей. Между нами их никогда не было.
– Я находился с информатором. Будничная, тяжелая работа.
– Прекрасная работа.
Козел опять подал голос, и Зик раздраженно спросил:
– Нельзя ли заткнуть этого козла? Он перебудит всю округу.
– Полагаю, его комментарий соответствует по духу предмету нашего разговора.
– Пэтти, прошу, поговорим, как два разумных человека, любящих друг друга.
– Любивших. Неправильное употребление времен.
Тут из-за спины Пэтти вылез Д.К., желая лично выяснить, что происходит в столь поздний час. Он сел и зевнул. Опять этот! Ему было так хорошо, пока не возник этот кретин. Он еще раз зевнул. Можно пойти погулять. Можно оставить Пэтти и использовать свободное время по своему усмотрению, пока она не одна. Однако кот не ушел, а стал вычищать из шерсти колючки и с шумом выплевывать их. Окончив эту процедуру, он радостно сел.
Зик продолжал:
– Она передавала мне информацию. Поверь, Пэтти, у меня не было выбора.
– Я не собираюсь обсуждать эту тему. – Не удержалась и добавила: – Нечего было прятаться.
Зик чихнул. Вот чертов кот!
– Я боялся… а, черт!.. Боялся, что ты меня увидишь после того, как я вынужден был отменить свидание, что ты не так подумаешь. Я люблю тебя, Пэтти. Я люблю тебя до боли.
– Не заметила, чтобы ты сопротивлялся, когда она обжималась с тобой.
– Я не мог сопротивляться. Нельзя раздражать информатора, если ждешь от него помощи, хотя я потом отчитал ее. Я попросил ее открытым текстом, чтобы она воздержалась от телячьих нежностей. – Зик тут же пожалел, что употребил это выражение: при сложившихся обстоятельствах этого делать не стоило.
– Значит, ты признаешь, что были «телячьи нежности»?
– Я не думал…
– А я не верю, чтобы женщина позволила себе, как ты деликатно выразился, «телячьи нежности», если у нее нет оснований полагать, что ее ухаживания будут благосклонно приняты. Может быть, так ведут себя в Парампе, но не здесь.
– Говорю тебе, мы встречались по работе.
– Интересная работа.
Д.К. высказался, выплюнув очередную колючку.
Зик опять чихнул.
– Этот кот… нельзя ли…
– У него столько же прав находиться здесь, как и у тебя. Даже, по-моему, больше. Значительно больше.
Козел выразил свое согласие.
– Прошу, – умолял Зик. – Я не могу стоять тут и разговаривать. Эта старая карга уже, наверное, направила антенны.
Направила. Миссис Макдугалл неоднократно уведомляла Уилбера, что разум ее всегда на страже. И ночью, и днем он принимал «импульсы». Он работал интенсивнее, чем тело.
– В этом доме нет ни одной вещи, которая бы износилась от того, что я ею пользуюсь, – любила она хвастаться, как правило впустую, выключенному слуховому аппарату. Уилбер был хитер, так что она никогда не знала, включен аппарат или выключен. Обычно он время от времени хмыкал, что могло сойти и за положительный, и за отрицательный ответ на ее заявления.
В эту ночь мягкий, приглушенный шелест шин сразу же стал для нее «импульсом», и она тут же встала. Зик еще не вышел из машины, а она уже была у окна. Вел он себя странно. Ей было слышно, что он лишь чуть-чуть прикрыл дверцу. И так испугался, услышав «Ме-э!» козла. Рука ее по привычке потянулась к старому, изношенному халату цвета помоев, висевшему наготове на спинке ступа. Как у пожарного, все было под рукой: тапочки, темный платок на голову, фонарик, садовая лопаточка, которую она пустит в ход, если ее застанут, грелка для рук на батарейках.
Крадучись, миссис Макдугалл вышла в ночь, согнувшись в три погибели. Бесшумно пробралась к розовым кустам, как старый индеец-разведчик, и заняла заранее подготовленную позицию. Она натренировалась не двигать ни единым мускулом, когда выходила на дело. Ее захлестнуло счастье. Было отчетливо слышно каждое слово.
Когда она узнала, что Зик погуливает, она испугалась, что кровяное давление у нее подскочит до опасного предела. Доктор предупреждал, что ей нельзя волноваться. Но даже под страхом смерти она не могла покинуть свой пост.
Она, конечно, заранее знала, что мистер Келсо никуда не годится. Такие, как он, ни на что не годны. Сразу видно. Интересно, знает ли мистер Гувер, что его сотрудник бегает за женщинами легкого поведения. Кто-то должен сообщить об этом мистеру Гуверу. А кто информирован лучше, чем она? И она стала составлять в уме текст письма.
В сопровождении полного набора звуковых эффектов Д.К. вынул еще одну колючку. В этот момент из-за спины Зика из кустарника вылез Приблудный Кот. Д.К. прищурил глаза и уставился на пришельца. Если этот пискун-визгун встанет хотя бы одной лапой на ступеньки парадного входа, он готов сшибить его оттуда. Это настроение каким-то образом передалось П.К., который встал на трещине поперек пешеходной дорожки, игравшей роль демаркационной линии, границы столь прочной и нерушимой, как если бы ее установила Организация Объединенных Наций.
Козел, видя благодарную аудиторию, опять подал голос. И Зику стало не по себе. Он почувствовал, что попал в окружение.
Пэтти холодно заявила:
– Прошу меня извинить, но завтра у меня трудный день.
– Ты не знаешь, что ты со мной делаешь, – взмолился Зик. – Ты – вся моя жизнь.
Ингрид застала их врасплох.
– Слушай, сестренка, пускай он войдет. – На ней была отцовская пижама, и двигалась она с трудом.
– Мы в школе проходим курс человеческих взаимоотношений, и там говорится, что первый принцип умения находить общий язык с людьми – это контакт. Следует сесть и внимательно выслушать другую сторону, попытаться встать на место собеседника. Затем…
– Хватит! – вспыхнула Пэтти. – Если хочешь вступить в контакт, контактируй с ним. Что касается меня, то у меня нет ни малейшего желания обсуждать что бы то ни было с мистером Келсо. Спокойной ночи!
Она сгребла ничего не подозревающего Д.К. и надменно двинулась в дом. Ингрид умудрилась прошествовать в пижаме прямо к двери. – Извини, Зик, но завтра мы с нею поговорим, как две подружки, и все будет в порядке. Не беспокойся.
У него горло перехватило, а у нее сердце выпрыгнуло из груди. Она медленно затворила дверь. Какой он милый, подумала она. Как можно быть с ним такой жестокой, не впустить и не выслушать? И ясно как божий день всем, кто не ослеп или не хочет видеть, что он абсолютно не хотел обедать с этой ужасной женщиной.
Если бы была жива мама! Уж она-то знала бы, как справиться с ситуацией.
19
20
Она говорила так тихо, что он едва ее слышал.
– Думаю, что будет лучше, если мы воздержимся от разговора.
Пэтти стояла, заслоняя вход.
– Мне хотя бы можно войти? – спросил он.
– Мы провели прекрасный год, и я желаю запомнить тебя таким, каким ты был.
– Прямо надгробное слово.
– Не хочу резкостей. Между нами их никогда не было.
– Я находился с информатором. Будничная, тяжелая работа.
– Прекрасная работа.
Козел опять подал голос, и Зик раздраженно спросил:
– Нельзя ли заткнуть этого козла? Он перебудит всю округу.
– Полагаю, его комментарий соответствует по духу предмету нашего разговора.
– Пэтти, прошу, поговорим, как два разумных человека, любящих друг друга.
– Любивших. Неправильное употребление времен.
Тут из-за спины Пэтти вылез Д.К., желая лично выяснить, что происходит в столь поздний час. Он сел и зевнул. Опять этот! Ему было так хорошо, пока не возник этот кретин. Он еще раз зевнул. Можно пойти погулять. Можно оставить Пэтти и использовать свободное время по своему усмотрению, пока она не одна. Однако кот не ушел, а стал вычищать из шерсти колючки и с шумом выплевывать их. Окончив эту процедуру, он радостно сел.
Зик продолжал:
– Она передавала мне информацию. Поверь, Пэтти, у меня не было выбора.
– Я не собираюсь обсуждать эту тему. – Не удержалась и добавила: – Нечего было прятаться.
Зик чихнул. Вот чертов кот!
– Я боялся… а, черт!.. Боялся, что ты меня увидишь после того, как я вынужден был отменить свидание, что ты не так подумаешь. Я люблю тебя, Пэтти. Я люблю тебя до боли.
– Не заметила, чтобы ты сопротивлялся, когда она обжималась с тобой.
– Я не мог сопротивляться. Нельзя раздражать информатора, если ждешь от него помощи, хотя я потом отчитал ее. Я попросил ее открытым текстом, чтобы она воздержалась от телячьих нежностей. – Зик тут же пожалел, что употребил это выражение: при сложившихся обстоятельствах этого делать не стоило.
– Значит, ты признаешь, что были «телячьи нежности»?
– Я не думал…
– А я не верю, чтобы женщина позволила себе, как ты деликатно выразился, «телячьи нежности», если у нее нет оснований полагать, что ее ухаживания будут благосклонно приняты. Может быть, так ведут себя в Парампе, но не здесь.
– Говорю тебе, мы встречались по работе.
– Интересная работа.
Д.К. высказался, выплюнув очередную колючку.
Зик опять чихнул.
– Этот кот… нельзя ли…
– У него столько же прав находиться здесь, как и у тебя. Даже, по-моему, больше. Значительно больше.
Козел выразил свое согласие.
– Прошу, – умолял Зик. – Я не могу стоять тут и разговаривать. Эта старая карга уже, наверное, направила антенны.
Направила. Миссис Макдугалл неоднократно уведомляла Уилбера, что разум ее всегда на страже. И ночью, и днем он принимал «импульсы». Он работал интенсивнее, чем тело.
– В этом доме нет ни одной вещи, которая бы износилась от того, что я ею пользуюсь, – любила она хвастаться, как правило впустую, выключенному слуховому аппарату. Уилбер был хитер, так что она никогда не знала, включен аппарат или выключен. Обычно он время от времени хмыкал, что могло сойти и за положительный, и за отрицательный ответ на ее заявления.
В эту ночь мягкий, приглушенный шелест шин сразу же стал для нее «импульсом», и она тут же встала. Зик еще не вышел из машины, а она уже была у окна. Вел он себя странно. Ей было слышно, что он лишь чуть-чуть прикрыл дверцу. И так испугался, услышав «Ме-э!» козла. Рука ее по привычке потянулась к старому, изношенному халату цвета помоев, висевшему наготове на спинке ступа. Как у пожарного, все было под рукой: тапочки, темный платок на голову, фонарик, садовая лопаточка, которую она пустит в ход, если ее застанут, грелка для рук на батарейках.
Крадучись, миссис Макдугалл вышла в ночь, согнувшись в три погибели. Бесшумно пробралась к розовым кустам, как старый индеец-разведчик, и заняла заранее подготовленную позицию. Она натренировалась не двигать ни единым мускулом, когда выходила на дело. Ее захлестнуло счастье. Было отчетливо слышно каждое слово.
Когда она узнала, что Зик погуливает, она испугалась, что кровяное давление у нее подскочит до опасного предела. Доктор предупреждал, что ей нельзя волноваться. Но даже под страхом смерти она не могла покинуть свой пост.
Она, конечно, заранее знала, что мистер Келсо никуда не годится. Такие, как он, ни на что не годны. Сразу видно. Интересно, знает ли мистер Гувер, что его сотрудник бегает за женщинами легкого поведения. Кто-то должен сообщить об этом мистеру Гуверу. А кто информирован лучше, чем она? И она стала составлять в уме текст письма.
В сопровождении полного набора звуковых эффектов Д.К. вынул еще одну колючку. В этот момент из-за спины Зика из кустарника вылез Приблудный Кот. Д.К. прищурил глаза и уставился на пришельца. Если этот пискун-визгун встанет хотя бы одной лапой на ступеньки парадного входа, он готов сшибить его оттуда. Это настроение каким-то образом передалось П.К., который встал на трещине поперек пешеходной дорожки, игравшей роль демаркационной линии, границы столь прочной и нерушимой, как если бы ее установила Организация Объединенных Наций.
Козел, видя благодарную аудиторию, опять подал голос. И Зику стало не по себе. Он почувствовал, что попал в окружение.
Пэтти холодно заявила:
– Прошу меня извинить, но завтра у меня трудный день.
– Ты не знаешь, что ты со мной делаешь, – взмолился Зик. – Ты – вся моя жизнь.
Ингрид застала их врасплох.
– Слушай, сестренка, пускай он войдет. – На ней была отцовская пижама, и двигалась она с трудом.
– Мы в школе проходим курс человеческих взаимоотношений, и там говорится, что первый принцип умения находить общий язык с людьми – это контакт. Следует сесть и внимательно выслушать другую сторону, попытаться встать на место собеседника. Затем…
– Хватит! – вспыхнула Пэтти. – Если хочешь вступить в контакт, контактируй с ним. Что касается меня, то у меня нет ни малейшего желания обсуждать что бы то ни было с мистером Келсо. Спокойной ночи!
Она сгребла ничего не подозревающего Д.К. и надменно двинулась в дом. Ингрид умудрилась прошествовать в пижаме прямо к двери. – Извини, Зик, но завтра мы с нею поговорим, как две подружки, и все будет в порядке. Не беспокойся.
У него горло перехватило, а у нее сердце выпрыгнуло из груди. Она медленно затворила дверь. Какой он милый, подумала она. Как можно быть с ним такой жестокой, не впустить и не выслушать? И ясно как божий день всем, кто не ослеп или не хочет видеть, что он абсолютно не хотел обедать с этой ужасной женщиной.
Если бы была жива мама! Уж она-то знала бы, как справиться с ситуацией.
19
Как только Зик уехал, миссис Макдугалл тихо вернулась в дом. Дышала она тяжело. В кои-то веки выдастся такая ночь! В кои-то веки узнаешь такие новости!
На кухне она налила стакан сока. Сердце все еще отчаянно билось. Не добавить ли капельку в сугубо медицинских целях? Обычно она никогда не притрагивалась к этому и сурово выговаривала Уилберу, когда заставала его за этим. Но одно дело «употреблять» ради удовлетворения животных инстинктов мужчины, а у Уилбера их было с избытком, другое – принять капельку, когда находишься между жизнью и смертью. Когда она взбалтывала бутылку, рука дрогнула, и в сок вылилось гораздо больше виски, чем она рассчитывала. Но неважно. Миссис Макдугалл любила повторять: «Немножко – хорошо, больше – еще лучше».
Она опрокинула полстакана и вдруг услышала странное журчание.
Вначале она подумала, что это из-за высокого давления. Вот до чего дошло! Прислушавшись, она, однако, установила, что источник звука находится прямо под ней. Ее охватил невыразимый ужас. Значит, она перебрала!
Журчание, однако, продолжалось и шло вовсе не оттуда, откуда она думала. Доковыляв до входа в нижний этаж, она чуть-чуть приоткрыла дверь, боясь, очевидно, что вспугнет слона. Журчание стало громче. Она направила фонарик в сторону звука и мигом пришла в себя. Матерь божья, под лучом света разливался целый океан. Волны бились почти что у ее ног, а сверху плавало что-то похожее на змею.
Захлопнув дверь, она прижала ее всем телом и стиснула зубы. Нет, она не напилась допьяна. Ничего подобного!
С той же решимостью, с какой вступала в битву с превратностями судьбы, она распахнула дверь. И опять услышала исходящее из глубин журчание. Смертный такого вынести не может. Она закричала. Но крик ее никого не подвигнул на помощь. Диким рывком, в развевающемся, как парус, халате она ринулась в спальню. Схватив с ночного столика звуковой аппарат Уипбера, она засунула его в правое ухо мужа, повернула звук на полную мощность и заорала. Он выпрыгнул из кровати с такой скоростью, с какой не прыгал ни один мужчина за всю историю человечества. В течение секунды он шатался из стороны в сторону, как пьяный, и тупо смотрел на жену.
– Уилбер! – вопила она. – Уилбер! – сбросила с себя на пол халат и рубашку, чтобы одеться для улицы. – Одевайся! Наводнение! Мы все утонем во сне, спаси нас Господь!
Забыв, что представляет собой массу бесформенной, колышущейся неприкрытой плоти, она подала ему туфли.
Держа штаны в одной руке, а туфли – под мышкой, он засопел.
– Заткнись, – рявкнул он, – и ложись спать. Тебе снятся кошмары. Где ты видишь пожар?
– Наводнение! – проорала она прямо в ухо. – Наводнение.
– Где? Где? – засомневался он.
Тут она поволокла мужа за собой. На кухне распахнула дверь в подвал и сделала драматический жест. Он посмотрел в направлении театрально выброшенной вперед руки, потом зажмурил глаза и снова раскрыл. К этому времени шум воды напоминал гейзер в Йеллоустонском национальном парке.
– Наверное, трубу прорвало, – сказал он. – Делать нечего, надо вызвать водопроводчика. – Он пошел к телефону. – Вот незадача! Целый ящик виски – в канализацию!
– Зато не через твой желудок! – тут же отреагировала она. Он оглянулся и только тогда заметил, в каком она виде.
– Сейчас же оденься! – распорядился он. – Увидишь такое и тут же умрешь от разрыва сердца.
Будильник поднял Грега в пять утра. Он встал рано, чтобы подготовиться к важному заседанию в суде.
В уличное окно врывался глухой шум. Через дорогу стоял грузовик, откачивавший воду из подвала Макдугаллов.
С необычной для него быстротой Грег оделся, перешел улицу и направился к дому Рэндаллов. Бросил беглый взгляд на жующего траву козла. Ничего удивительного. Эти экстравагантные выходки типичны для Рэндаллов. Когда они еще встречались с Пэтти, он предупреждал ее, что если она будет позволять семье вести себя столь нонконформистски, они неизбежно заработают репутацию эксцентрично ведущих себя людей. Он сказал это для ее же блага. Но есть люди, отвергающие добрые советы. Ей нужен муж-руководитель, твердый, как Гибралтарская скала. Такой, как он.
Грег обогнул дом и прошел на задний двор. Перелез через запертую калитку. С такой легкостью, что ему сразу стало хорошо на сердце. Вот результат ежедневных физических упражнений по утрам! Двадцать отжатий на локтях, десять подтягиваний на перекладине и тридцать приседаний. Если человек заботится о своем теле, то тело само позаботится о человеке. Это евангелие здоровья, увы, не слишком популярно в наши дни, когда люди ропщут, что им приходится ставить машину за три квартала от магазина.
Он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. На заборе из бетонных блоков сидел Д.К., полный ненависти и презрения. Грег нагнулся, чтобы поднять камень. Когда-то он был метким стрелком.
Он прицелился за доли секунды, и тут произошло невероятное. На глазах у Грега кот исчез. Двумя прыжками Грег подскочил к забору и заглянул вниз. Кот растворился.
Двигаясь к водоразборному крану, находившемуся под окном спальни Пэтти в темном углу двора, он наткнулся на кота, споткнувшись об него, и шлепнулся во весь рост. Не обращая на него внимания, кот двинулся прочь, угрожающе размахивая хвостом.
Грег стряхнул с брюк мокрую траву. Он подполз на четвереньках и стал закручивать вентиль подачи воды в шланг, когда из окна над головой раздался голос Пэтти:
– Культурно отдыхаете?
Он медленно выпрямился во весь рост. Пэтти, одетая в белое, стояла у окна.
– Вовсе нет. – Звучало глупо, но это была правда. Он знал, что его недостаток – буквальный способ выражения. – Видите ли, я прогуливался, и вдруг…
Но и в толстых томах, где собрана вся ложь, веками выработанная человечеством, трудно было найти подходящее объяснение данной ситуации.
– …я очутился рядом с вашим домом…
– …и вам тут же захотелось пить?
– Да, меня одолела жажда.
– А вода на запертом заднем дворе намного свежее, чем из крана на фасаде.
– Минуточку, Пэтти…
– Не хотите ли чашечку кофе, положенную вам как спортсмену на дистанции?
Он не поверил своим ушам. Его не приглашали в дом с тех пор, как появился этот фэбээровец и оккупировал плацдарм. Она продолжала:
– Я сейчас спущусь на кухню и открою вам дверь.
Пока он ждал, появился Д.К. Грегу страшно захотелось поддать ему ногой. Но он подавил этот импульс. Коль скоро Пэтти согласна забыть прошлое, он подпишет перемирие и с котом.
Через пять минут появилась Пэтти в легком платье, с распущенными до плеч волосами. Она выглядела так, будто целый час работала над внешностью, добиваясь эффекта нежной трогательности.
Ни малейшим намеком Пэтти не обмолвилась о событиях прошлой ночи и сделала это намеренно. Когда прошла первая волна злобной ревности, она стала мыслить более рационально. Скорее всего, Зик ей не подходит. То, что ей казалось мальчишеской застенчивостью, могло быть наделе абсолютной индифферентностью. И когда он временами уносится мыслями куда-то вдаль, то именно там он и пребывает: где-то вдали. Ну и пусть пребывает. Но уже без нее.
И все же ее злило то, что Зик ходил на свидание с другой девушкой. Может быть, она – информатор, а может быть, и нет. Важно другое: свидание было весьма нежным, и Зик хотел скрыть от нее свое присутствие в ресторане. Если же он, как утверждает, был на службе, зачем лезть под стол?
Она пыталась убедить себя, что это к счастью: убедиться в его неверности до регистрации брака. Но ничего не помогало. Она любила этого типа.
Теперь Пэтти деловито отмеряла кофе для кофеварки. На улице солнце размышляло, не пора ли вставать.
– Как насчет бекона с яичницей? – между делом спросила она. Она никак не могла понять, какого черта Грег возился у нее под окном, и боялась углубляться в эту проблему из опасения, что Д.К. унес застреленную Грегом дичь и Грег кинулся ее возвращать.
Грег покачал головой.
– Спасибо.
Он тщательно следил за фигурой. Большинство мужчин пренебрегают этим, неизвестно почему. Они хотят, чтобы их женщины были стройными, но себе отращивают брюшко, как пивной котел, и делают вид, что его нет. Они думают, что достаточно затянуть ремень на лишнюю дырочку и никто не заметит.
Пэтти видела, что Грег жаждет объясниться.
– Не надо ничего придумывать. Приходите сюда в любое время. – Однако она позволила себе подпустить шпильку: – У нас забор не под током.
– Сожалею, что так поступил.
Пэтти вспомнила, что кофе он любит черный.
– Между прочим, – сказала она небрежно, – Зик и я решили, что каждый пойдет своим путем.
От радости Грег отхлебнул кофе больше, чем был в состоянии проглотить. После продолжительного откашливания он произнес:
– Рад, что вы пришли в чувство. Я знал, что он вам не пара, но мне хотелось сохранять хорошую мину при плохой игре. Вы и детектив, о, боже, детектив! Как сказала миссис Макдугалл…
Он умолк. По выражению ее лица он понял, что на роль третейского судьи избрал не того человека.
– Сам по себе он парень неплохой. Я ничего против него не имею. Не поехать ли нам сегодня куда-нибудь? В «Кокосовой роще» сегодня Робер Гулэ. Потанцуем, возместим потерянное время.
– С удовольствием.
– В восемь?
Она кивнула.
– Тогда увидимся, – сказал он, выходя через кухонную дверь. – Как только Майк встанет, поговорите с ним. Не забудете? Как только встанет.
Когда Грег ушел, Д.К. напомнил, что ждал достаточно терпеливо. Он был готов поесть отбивных почек. Мясные смеси ему надоели. Два дня назад он весьма наглядно выразил свое мнение по поводу мясной смеси, демонстративно закапывая ее лапкой под пленку. Эта демонстрация затронула души всех присутствующих. Так он довел свою точку зрения до сведения тех, кого это касается, и в результате теперь Пэтти выуживает из банки отбивные почки. Иногда в отношениях с людьми необходимо проявлять твердость. Они становятся от этого намного умнее, чем прежде.
Пэтти опустилась рядом с ним на пол и, когда он кончил есть, взяла его на колени. Почесала шейку и поговорила с ним, как делала много лет назад. Тогда она шла к нему за утешением после очень печальных событий, чтобы поплакать, теперь она слишком взрослая, чтобы плакать. Тогда он слушал ее и все понимал. И теперь он потрется об нее головкой и даст ей понять, как он ее любит. И по ночам, когда ей плохо, он приходит к ней в кровать и ползет по ногам, в итоге устраиваясь у нее на локте.
Тут она забормотала:
– Люблю его. Страшно люблю.
И по тому, как она это сказала, кот решил, что у нее разбито сердце.
На кухне она налила стакан сока. Сердце все еще отчаянно билось. Не добавить ли капельку в сугубо медицинских целях? Обычно она никогда не притрагивалась к этому и сурово выговаривала Уилберу, когда заставала его за этим. Но одно дело «употреблять» ради удовлетворения животных инстинктов мужчины, а у Уилбера их было с избытком, другое – принять капельку, когда находишься между жизнью и смертью. Когда она взбалтывала бутылку, рука дрогнула, и в сок вылилось гораздо больше виски, чем она рассчитывала. Но неважно. Миссис Макдугалл любила повторять: «Немножко – хорошо, больше – еще лучше».
Она опрокинула полстакана и вдруг услышала странное журчание.
Вначале она подумала, что это из-за высокого давления. Вот до чего дошло! Прислушавшись, она, однако, установила, что источник звука находится прямо под ней. Ее охватил невыразимый ужас. Значит, она перебрала!
Журчание, однако, продолжалось и шло вовсе не оттуда, откуда она думала. Доковыляв до входа в нижний этаж, она чуть-чуть приоткрыла дверь, боясь, очевидно, что вспугнет слона. Журчание стало громче. Она направила фонарик в сторону звука и мигом пришла в себя. Матерь божья, под лучом света разливался целый океан. Волны бились почти что у ее ног, а сверху плавало что-то похожее на змею.
Захлопнув дверь, она прижала ее всем телом и стиснула зубы. Нет, она не напилась допьяна. Ничего подобного!
С той же решимостью, с какой вступала в битву с превратностями судьбы, она распахнула дверь. И опять услышала исходящее из глубин журчание. Смертный такого вынести не может. Она закричала. Но крик ее никого не подвигнул на помощь. Диким рывком, в развевающемся, как парус, халате она ринулась в спальню. Схватив с ночного столика звуковой аппарат Уипбера, она засунула его в правое ухо мужа, повернула звук на полную мощность и заорала. Он выпрыгнул из кровати с такой скоростью, с какой не прыгал ни один мужчина за всю историю человечества. В течение секунды он шатался из стороны в сторону, как пьяный, и тупо смотрел на жену.
– Уилбер! – вопила она. – Уилбер! – сбросила с себя на пол халат и рубашку, чтобы одеться для улицы. – Одевайся! Наводнение! Мы все утонем во сне, спаси нас Господь!
Забыв, что представляет собой массу бесформенной, колышущейся неприкрытой плоти, она подала ему туфли.
Держа штаны в одной руке, а туфли – под мышкой, он засопел.
– Заткнись, – рявкнул он, – и ложись спать. Тебе снятся кошмары. Где ты видишь пожар?
– Наводнение! – проорала она прямо в ухо. – Наводнение.
– Где? Где? – засомневался он.
Тут она поволокла мужа за собой. На кухне распахнула дверь в подвал и сделала драматический жест. Он посмотрел в направлении театрально выброшенной вперед руки, потом зажмурил глаза и снова раскрыл. К этому времени шум воды напоминал гейзер в Йеллоустонском национальном парке.
– Наверное, трубу прорвало, – сказал он. – Делать нечего, надо вызвать водопроводчика. – Он пошел к телефону. – Вот незадача! Целый ящик виски – в канализацию!
– Зато не через твой желудок! – тут же отреагировала она. Он оглянулся и только тогда заметил, в каком она виде.
– Сейчас же оденься! – распорядился он. – Увидишь такое и тут же умрешь от разрыва сердца.
Будильник поднял Грега в пять утра. Он встал рано, чтобы подготовиться к важному заседанию в суде.
В уличное окно врывался глухой шум. Через дорогу стоял грузовик, откачивавший воду из подвала Макдугаллов.
С необычной для него быстротой Грег оделся, перешел улицу и направился к дому Рэндаллов. Бросил беглый взгляд на жующего траву козла. Ничего удивительного. Эти экстравагантные выходки типичны для Рэндаллов. Когда они еще встречались с Пэтти, он предупреждал ее, что если она будет позволять семье вести себя столь нонконформистски, они неизбежно заработают репутацию эксцентрично ведущих себя людей. Он сказал это для ее же блага. Но есть люди, отвергающие добрые советы. Ей нужен муж-руководитель, твердый, как Гибралтарская скала. Такой, как он.
Грег обогнул дом и прошел на задний двор. Перелез через запертую калитку. С такой легкостью, что ему сразу стало хорошо на сердце. Вот результат ежедневных физических упражнений по утрам! Двадцать отжатий на локтях, десять подтягиваний на перекладине и тридцать приседаний. Если человек заботится о своем теле, то тело само позаботится о человеке. Это евангелие здоровья, увы, не слишком популярно в наши дни, когда люди ропщут, что им приходится ставить машину за три квартала от магазина.
Он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. На заборе из бетонных блоков сидел Д.К., полный ненависти и презрения. Грег нагнулся, чтобы поднять камень. Когда-то он был метким стрелком.
Он прицелился за доли секунды, и тут произошло невероятное. На глазах у Грега кот исчез. Двумя прыжками Грег подскочил к забору и заглянул вниз. Кот растворился.
Двигаясь к водоразборному крану, находившемуся под окном спальни Пэтти в темном углу двора, он наткнулся на кота, споткнувшись об него, и шлепнулся во весь рост. Не обращая на него внимания, кот двинулся прочь, угрожающе размахивая хвостом.
Грег стряхнул с брюк мокрую траву. Он подполз на четвереньках и стал закручивать вентиль подачи воды в шланг, когда из окна над головой раздался голос Пэтти:
– Культурно отдыхаете?
Он медленно выпрямился во весь рост. Пэтти, одетая в белое, стояла у окна.
– Вовсе нет. – Звучало глупо, но это была правда. Он знал, что его недостаток – буквальный способ выражения. – Видите ли, я прогуливался, и вдруг…
Но и в толстых томах, где собрана вся ложь, веками выработанная человечеством, трудно было найти подходящее объяснение данной ситуации.
– …я очутился рядом с вашим домом…
– …и вам тут же захотелось пить?
– Да, меня одолела жажда.
– А вода на запертом заднем дворе намного свежее, чем из крана на фасаде.
– Минуточку, Пэтти…
– Не хотите ли чашечку кофе, положенную вам как спортсмену на дистанции?
Он не поверил своим ушам. Его не приглашали в дом с тех пор, как появился этот фэбээровец и оккупировал плацдарм. Она продолжала:
– Я сейчас спущусь на кухню и открою вам дверь.
Пока он ждал, появился Д.К. Грегу страшно захотелось поддать ему ногой. Но он подавил этот импульс. Коль скоро Пэтти согласна забыть прошлое, он подпишет перемирие и с котом.
Через пять минут появилась Пэтти в легком платье, с распущенными до плеч волосами. Она выглядела так, будто целый час работала над внешностью, добиваясь эффекта нежной трогательности.
Ни малейшим намеком Пэтти не обмолвилась о событиях прошлой ночи и сделала это намеренно. Когда прошла первая волна злобной ревности, она стала мыслить более рационально. Скорее всего, Зик ей не подходит. То, что ей казалось мальчишеской застенчивостью, могло быть наделе абсолютной индифферентностью. И когда он временами уносится мыслями куда-то вдаль, то именно там он и пребывает: где-то вдали. Ну и пусть пребывает. Но уже без нее.
И все же ее злило то, что Зик ходил на свидание с другой девушкой. Может быть, она – информатор, а может быть, и нет. Важно другое: свидание было весьма нежным, и Зик хотел скрыть от нее свое присутствие в ресторане. Если же он, как утверждает, был на службе, зачем лезть под стол?
Она пыталась убедить себя, что это к счастью: убедиться в его неверности до регистрации брака. Но ничего не помогало. Она любила этого типа.
Теперь Пэтти деловито отмеряла кофе для кофеварки. На улице солнце размышляло, не пора ли вставать.
– Как насчет бекона с яичницей? – между делом спросила она. Она никак не могла понять, какого черта Грег возился у нее под окном, и боялась углубляться в эту проблему из опасения, что Д.К. унес застреленную Грегом дичь и Грег кинулся ее возвращать.
Грег покачал головой.
– Спасибо.
Он тщательно следил за фигурой. Большинство мужчин пренебрегают этим, неизвестно почему. Они хотят, чтобы их женщины были стройными, но себе отращивают брюшко, как пивной котел, и делают вид, что его нет. Они думают, что достаточно затянуть ремень на лишнюю дырочку и никто не заметит.
Пэтти видела, что Грег жаждет объясниться.
– Не надо ничего придумывать. Приходите сюда в любое время. – Однако она позволила себе подпустить шпильку: – У нас забор не под током.
– Сожалею, что так поступил.
Пэтти вспомнила, что кофе он любит черный.
– Между прочим, – сказала она небрежно, – Зик и я решили, что каждый пойдет своим путем.
От радости Грег отхлебнул кофе больше, чем был в состоянии проглотить. После продолжительного откашливания он произнес:
– Рад, что вы пришли в чувство. Я знал, что он вам не пара, но мне хотелось сохранять хорошую мину при плохой игре. Вы и детектив, о, боже, детектив! Как сказала миссис Макдугалл…
Он умолк. По выражению ее лица он понял, что на роль третейского судьи избрал не того человека.
– Сам по себе он парень неплохой. Я ничего против него не имею. Не поехать ли нам сегодня куда-нибудь? В «Кокосовой роще» сегодня Робер Гулэ. Потанцуем, возместим потерянное время.
– С удовольствием.
– В восемь?
Она кивнула.
– Тогда увидимся, – сказал он, выходя через кухонную дверь. – Как только Майк встанет, поговорите с ним. Не забудете? Как только встанет.
Когда Грег ушел, Д.К. напомнил, что ждал достаточно терпеливо. Он был готов поесть отбивных почек. Мясные смеси ему надоели. Два дня назад он весьма наглядно выразил свое мнение по поводу мясной смеси, демонстративно закапывая ее лапкой под пленку. Эта демонстрация затронула души всех присутствующих. Так он довел свою точку зрения до сведения тех, кого это касается, и в результате теперь Пэтти выуживает из банки отбивные почки. Иногда в отношениях с людьми необходимо проявлять твердость. Они становятся от этого намного умнее, чем прежде.
Пэтти опустилась рядом с ним на пол и, когда он кончил есть, взяла его на колени. Почесала шейку и поговорила с ним, как делала много лет назад. Тогда она шла к нему за утешением после очень печальных событий, чтобы поплакать, теперь она слишком взрослая, чтобы плакать. Тогда он слушал ее и все понимал. И теперь он потрется об нее головкой и даст ей понять, как он ее любит. И по ночам, когда ей плохо, он приходит к ней в кровать и ползет по ногам, в итоге устраиваясь у нее на локте.
Тут она забормотала:
– Люблю его. Страшно люблю.
И по тому, как она это сказала, кот решил, что у нее разбито сердце.
20
После этого Пэтти целый час просидела в гостиной, читая утреннюю газету. Мысли ее скользили по заголовкам и вновь улетали прочь, к Зику и Грегу. То она сожалела, согласившись на свидание с Грегом. То радовалась, что отомстит. Это заставит мистера Келсо поразмыслить над своим поведением. Если он решил, что получил ее в завернутом опечатанном и упакованном виде, то жестоко ошибается.
Приятно было вспомнить, как просветлело лицо Грега, когда она дала согласие на встречу. Это был прежний Грег, такой, каким он был много лет назад, радовавшийся, что поведет ее на вечеринку, в кино или на футбол. Сколько пет он был под рукой в нужную минуту, когда надо было разрешить какую-нибудь проблему, починить машину, проверить налоговую квитанцию или просто когда возникала необходимость в сопровождающем мужчине. Пэтти знала, Грег всегда надеялся, что в итоге она выйдет за него замуж. Того же ждали и соседи. Она давно уже могла стать миссис Болтер, если бы не его вздорный характер. Правда, все чаще и чаще ему удавалось брать себя в руки. Случаев, когда он выходил из себя, вроде отпечатков лап кота на машине, становилось все меньше.
Грег и Зик, такие разные. Грег жил, чтобы ходить на шоу и танцы и носиться с ревом по автострадам. Зик предпочитал тихие беседы, поездки на пляж в Бальбоа, плавание под парусом, пикники, путешествия автостопом, охоту в горах. Грег был всегда наготове, на взводе, как сжатая пружина, а Зик напоминал разношенные туфли, в которых удобно ходить. Грег говорил, что думал, Зик погружался в себя. Грег был открыт, Зик оставался загадкой.
В том-то и дело! Хватит с нее загадок. Она не собирается посвящать жизнь разгадыванию загадок. Как он мог, как он только мог? Стоило ей представить себе эту сцену с чудо-блондинкой, гладящей Зика по щеке, прижимающейся к нему, к вящему его удовольствию, Пэтти краснела с головы до пяток.
Она вернулась к действительности, услышав, как тихо отодвигается защелка задней двери. И припомнила другие тихие, едва различимые звуки, отпечатавшиеся в памяти, пока она витала где-то далеко.
Неслышными шагами она подошла к окну столовой, откуда было хорошо видно заднее крыльцо. И не поверила своим глазам. Там стоял отец, потихоньку вынесший на бумажной тарелочке прямо в кусты еду Приблудному Коту. Он ждал, пока П.К. кончит есть, чтобы забрать тарелочку.
Когда отец вернулся на кухню, его уже поджидала Пэтти.
– Ай да папа, кто бы мог подумать? – шутливо упрекнула она. Отец поглядел на нее так, будто его застали, когда он прикарманивал деньги из церковной копилки.
– Не веди себя так, будто поймала меня с поличным за распространением героина. Кот умирал от голода. Он мог умереть прямо здесь.
Она покачала головой.
– А нам, своим детям, ты запрещал выносить ему даже объедки! Хочешь иметь кошку – корми ее. – Она рассмеялась и погладила его по щеке. – Значит, будем кормить П. К.
Пэтти достала бекон и яйца.
– А откуда ты подглядывала?
– Из гостиной. Мне не спалось.
– Что-то не так?
– Ничего.
– У Ингрид с ее мальчиком?
Пэтти отсчитала восемь ломтиков хлеба и поместила их на решетку тостера.
– Ингрид сама справится. Не дави.
– Не очень-то верится. Думаю, нам надо проявить твердость. Не нравится мне, что она всю ночь будет сидеть на пляже с этим парнем.
– Не переживай. В ее возрасте ей пора научиться самой принимать решения.
Он подал на стол тарелки, потом поставил чашки с блюдцами.
– Тогда в чем дело, Пэтти? Что тебя мучит?
С первых минут сознательной жизни она знала, что отец умеет читать |ее мысли. Он до того точно их узнавал, что становилось страшно. Так было и сейчас.
– Ничего, – еще раз сказала она.
– Что-нибудь с Зиком?
Она кивнула.
– Вчера ночью мы поссорились.
– Навеки?
– Мне не хотелось бы говорить об этом. Не сейчас. Извини и пойми меня.
Он глядел в окно поверх апельсинового дерева.
– Пойду-ка я побреюсь. Мне сегодня надо пораньше быть на работе.
Он направился в ванную. Для отца самое скверное начинается в тот день, когда он снимает с себя функции главы семейства. Когда приходит время отказаться от руководства. Теперь все стоят на своих ногах. И если кто-то из них упадет, тебе их не поднять. Теперь не пойдешь в школу поговорить с учителем. Настало время, когда помочь им уже нельзя, как бы ни хотелось, как бы ни ощущалась их боль.
Пэтти варила новую порцию кофе, когда вплыла Ингрид.
– Застегни мне молнию, сестренка, – попросила она. На ней было легкое голубое летнее платье. – Если у меня когда-нибудь будет свой дом, – продолжала Ингрид, – то там будет десять комнат и в каждой ванна. Папа бреется, а в очереди уже стоит Майк. А где Д.К.?
– Часов в пять он попросился на улицу.
– В пять! Значит, ты не спала. Я знала, что ты не уснешь, и я рада, потому что ты должна обо всем как следует подумать. Если бы такое случилось со мной, я бы сказала себе…
– Мне все равно, что бы ты сказала себе.
– Прости, сестрица. Зик – это чудо. Такого ты никогда больше не встретишь, и нельзя просто так взять и пройти мимо. Если бы он был не таким старым, я бы сама вышла за него замуж.
Она на цыпочках подошла к задней двери. Открыла и свистнула.
– Интересно! Куда же подевался наш кот? Да, забыла тебе сказать, Зик хочет взять его еще раз сегодня вечером. Он просит не выпускать его целый день, дать ему возможность хорошо отдохнуть и успокоить нервы.
Пэтти включила кофеварку в сеть.
– Дело твое. Меня дома не будет. У меня свидание с Грегом.
– С Грегом! – в ужасе отозвалась Ингрид. – Ты идешь на свидание с ним просто назло Зику. В нашем школьном курсе человеческих отношений подробно говорится об этом. Последствия такого поступка бывают ужасными. Дело не в том, что Грег неинтересен, но если заглянуть в будущее, когда вам с Зиком будет уже за тридцать и физическая привлекательность потеряет свое значение… Как я уже сказала, Грег – интересный мужчина, и я бы вышла за него замуж, если бы не Зик, но такого, как Зик, не найдешь, второго такого на свете нет.
Пэтти с раздражением предложила:
– Почему бы тебе не выйти замуж сразу за обоих и тем самым решить за меня все проблемы?
– Сестренка, ты знаешь, что я просто хочу тебе помочь. Ты смотришь на ситуацию лишь со своей колокольни. До тебя не доходит, что сейчас мы решаем вопрос на всю жизнь, кто станет моим шурином.
– И моим, – подал голос Майк, энергично врываясь в комнату. – Доброе утро, – сказал он сестрам. И продолжил: – Свой голос я подаю за ФБР.
– Он подслушивал, – с упреком произнесла Ингрид. – Он стоял в холле и подслушивал.
– Мне придется снять напрокат римский цирк, – горько заметила Пэтти. – Тебя хочет видеть Грег. Прямо сейчас.
– Грег? С какой стати?
– Откуда мне знать? Он тут шнырял в кустах под моим окном в пять часов утра.
– Зачем? – спросила Ингрид.
– Пойду выясню, – сказал Майк.
Пэтти крикнула вдогонку:
– Завтрак через десять минут. Слышишь, через десять минут!
– Сестренка, – нерешительно заговорила Ингрид, потягивая апельсиновый сок.
– Я сказала – нет.
– Но ты даже не выслушала…
– И все равно – нет. Особенно, когда ты разговариваешь в таком тоне.
Но Ингрид настойчиво продолжала:
– Когда ты меня так грубо перебила, я хотела тебе сказать: я знаю, что должна в выходные побыть дома и помочь по хозяйству, но наши одноклассники собираются поехать в больницу в Камарильо побеседовать с группой умственно отсталых девушек и выяснить, нельзя ли заинтересовать их шитьем или рукоделием, чтобы они не замыкались в себе. Ты знаешь, это помогает.
– А Джимми едет?
– Не может. Он участвует в соревнованиях. Гонки за лидером.
Приятно было вспомнить, как просветлело лицо Грега, когда она дала согласие на встречу. Это был прежний Грег, такой, каким он был много лет назад, радовавшийся, что поведет ее на вечеринку, в кино или на футбол. Сколько пет он был под рукой в нужную минуту, когда надо было разрешить какую-нибудь проблему, починить машину, проверить налоговую квитанцию или просто когда возникала необходимость в сопровождающем мужчине. Пэтти знала, Грег всегда надеялся, что в итоге она выйдет за него замуж. Того же ждали и соседи. Она давно уже могла стать миссис Болтер, если бы не его вздорный характер. Правда, все чаще и чаще ему удавалось брать себя в руки. Случаев, когда он выходил из себя, вроде отпечатков лап кота на машине, становилось все меньше.
Грег и Зик, такие разные. Грег жил, чтобы ходить на шоу и танцы и носиться с ревом по автострадам. Зик предпочитал тихие беседы, поездки на пляж в Бальбоа, плавание под парусом, пикники, путешествия автостопом, охоту в горах. Грег был всегда наготове, на взводе, как сжатая пружина, а Зик напоминал разношенные туфли, в которых удобно ходить. Грег говорил, что думал, Зик погружался в себя. Грег был открыт, Зик оставался загадкой.
В том-то и дело! Хватит с нее загадок. Она не собирается посвящать жизнь разгадыванию загадок. Как он мог, как он только мог? Стоило ей представить себе эту сцену с чудо-блондинкой, гладящей Зика по щеке, прижимающейся к нему, к вящему его удовольствию, Пэтти краснела с головы до пяток.
Она вернулась к действительности, услышав, как тихо отодвигается защелка задней двери. И припомнила другие тихие, едва различимые звуки, отпечатавшиеся в памяти, пока она витала где-то далеко.
Неслышными шагами она подошла к окну столовой, откуда было хорошо видно заднее крыльцо. И не поверила своим глазам. Там стоял отец, потихоньку вынесший на бумажной тарелочке прямо в кусты еду Приблудному Коту. Он ждал, пока П.К. кончит есть, чтобы забрать тарелочку.
Когда отец вернулся на кухню, его уже поджидала Пэтти.
– Ай да папа, кто бы мог подумать? – шутливо упрекнула она. Отец поглядел на нее так, будто его застали, когда он прикарманивал деньги из церковной копилки.
– Не веди себя так, будто поймала меня с поличным за распространением героина. Кот умирал от голода. Он мог умереть прямо здесь.
Она покачала головой.
– А нам, своим детям, ты запрещал выносить ему даже объедки! Хочешь иметь кошку – корми ее. – Она рассмеялась и погладила его по щеке. – Значит, будем кормить П. К.
Пэтти достала бекон и яйца.
– А откуда ты подглядывала?
– Из гостиной. Мне не спалось.
– Что-то не так?
– Ничего.
– У Ингрид с ее мальчиком?
Пэтти отсчитала восемь ломтиков хлеба и поместила их на решетку тостера.
– Ингрид сама справится. Не дави.
– Не очень-то верится. Думаю, нам надо проявить твердость. Не нравится мне, что она всю ночь будет сидеть на пляже с этим парнем.
– Не переживай. В ее возрасте ей пора научиться самой принимать решения.
Он подал на стол тарелки, потом поставил чашки с блюдцами.
– Тогда в чем дело, Пэтти? Что тебя мучит?
С первых минут сознательной жизни она знала, что отец умеет читать |ее мысли. Он до того точно их узнавал, что становилось страшно. Так было и сейчас.
– Ничего, – еще раз сказала она.
– Что-нибудь с Зиком?
Она кивнула.
– Вчера ночью мы поссорились.
– Навеки?
– Мне не хотелось бы говорить об этом. Не сейчас. Извини и пойми меня.
Он глядел в окно поверх апельсинового дерева.
– Пойду-ка я побреюсь. Мне сегодня надо пораньше быть на работе.
Он направился в ванную. Для отца самое скверное начинается в тот день, когда он снимает с себя функции главы семейства. Когда приходит время отказаться от руководства. Теперь все стоят на своих ногах. И если кто-то из них упадет, тебе их не поднять. Теперь не пойдешь в школу поговорить с учителем. Настало время, когда помочь им уже нельзя, как бы ни хотелось, как бы ни ощущалась их боль.
Пэтти варила новую порцию кофе, когда вплыла Ингрид.
– Застегни мне молнию, сестренка, – попросила она. На ней было легкое голубое летнее платье. – Если у меня когда-нибудь будет свой дом, – продолжала Ингрид, – то там будет десять комнат и в каждой ванна. Папа бреется, а в очереди уже стоит Майк. А где Д.К.?
– Часов в пять он попросился на улицу.
– В пять! Значит, ты не спала. Я знала, что ты не уснешь, и я рада, потому что ты должна обо всем как следует подумать. Если бы такое случилось со мной, я бы сказала себе…
– Мне все равно, что бы ты сказала себе.
– Прости, сестрица. Зик – это чудо. Такого ты никогда больше не встретишь, и нельзя просто так взять и пройти мимо. Если бы он был не таким старым, я бы сама вышла за него замуж.
Она на цыпочках подошла к задней двери. Открыла и свистнула.
– Интересно! Куда же подевался наш кот? Да, забыла тебе сказать, Зик хочет взять его еще раз сегодня вечером. Он просит не выпускать его целый день, дать ему возможность хорошо отдохнуть и успокоить нервы.
Пэтти включила кофеварку в сеть.
– Дело твое. Меня дома не будет. У меня свидание с Грегом.
– С Грегом! – в ужасе отозвалась Ингрид. – Ты идешь на свидание с ним просто назло Зику. В нашем школьном курсе человеческих отношений подробно говорится об этом. Последствия такого поступка бывают ужасными. Дело не в том, что Грег неинтересен, но если заглянуть в будущее, когда вам с Зиком будет уже за тридцать и физическая привлекательность потеряет свое значение… Как я уже сказала, Грег – интересный мужчина, и я бы вышла за него замуж, если бы не Зик, но такого, как Зик, не найдешь, второго такого на свете нет.
Пэтти с раздражением предложила:
– Почему бы тебе не выйти замуж сразу за обоих и тем самым решить за меня все проблемы?
– Сестренка, ты знаешь, что я просто хочу тебе помочь. Ты смотришь на ситуацию лишь со своей колокольни. До тебя не доходит, что сейчас мы решаем вопрос на всю жизнь, кто станет моим шурином.
– И моим, – подал голос Майк, энергично врываясь в комнату. – Доброе утро, – сказал он сестрам. И продолжил: – Свой голос я подаю за ФБР.
– Он подслушивал, – с упреком произнесла Ингрид. – Он стоял в холле и подслушивал.
– Мне придется снять напрокат римский цирк, – горько заметила Пэтти. – Тебя хочет видеть Грег. Прямо сейчас.
– Грег? С какой стати?
– Откуда мне знать? Он тут шнырял в кустах под моим окном в пять часов утра.
– Зачем? – спросила Ингрид.
– Пойду выясню, – сказал Майк.
Пэтти крикнула вдогонку:
– Завтрак через десять минут. Слышишь, через десять минут!
– Сестренка, – нерешительно заговорила Ингрид, потягивая апельсиновый сок.
– Я сказала – нет.
– Но ты даже не выслушала…
– И все равно – нет. Особенно, когда ты разговариваешь в таком тоне.
Но Ингрид настойчиво продолжала:
– Когда ты меня так грубо перебила, я хотела тебе сказать: я знаю, что должна в выходные побыть дома и помочь по хозяйству, но наши одноклассники собираются поехать в больницу в Камарильо побеседовать с группой умственно отсталых девушек и выяснить, нельзя ли заинтересовать их шитьем или рукоделием, чтобы они не замыкались в себе. Ты знаешь, это помогает.
– А Джимми едет?
– Не может. Он участвует в соревнованиях. Гонки за лидером.