Страница:
– Господин Рамкопф.
Генрих Рамкопф стоял внизу у парадной лестницы. По его взгляду баронесса поняла, что есть важная новость.
Они бросились навстречу друг другу.
Рамкопф вынул из нагрудного кармана лист и протянул баронессе. Она быстро пробежала его глазами. Потом взглянула на Рамкопфа:
– Браво, Генрих! Это ценная улика.
Он поцеловал ей руку. Приблизился к ее губам. И тотчас сверху закричал Феофил:
– Господин Рамкопф, вы друг нашей семьи, вы много делаете для нас. Сделайте еще один шаг!
– Все, что в моих силах! – любезно отозвался Рамкопф. Феофил сбежал вниз по лестнице:
– Вызовите отца на дуэль!
– Ни в коем случае! – побледнел Рамкопф.
– Но почему?
– Во-первых, он меня убьет, – начал объяснять Рамкопф. – Во-вторых…
– И первого достаточно, – перебила его баронесса. – Успокойся, Фео!
– Я не могу успокоиться, мама! – Феофил заметался по дому, сжимая кулаки. – Все мои несчастья из-за него! Мне уже девятнадцать, а я всего лишь корнет, и никакой перспективы… Даже на маневры меня не допустили. Полковник заявил, что он отказывается принимать донесения от барона Мюнхгаузена. – Он остановился перед портретом Мюнхгаузена. – Почему ты держишь в доме эту мазню?
– Чем она тебе мешает? – в свою очередь вспылила баронесса.
– Она меня бесит! – взвизгнул Феофил и схватил шпагу. – Изрубить ее на куски!
– Не смей! – баронесса бросилась к сыну. – Он утверждает, что это работа Рембрандта.
– Чушь собачья! Вранье!
– Конечно, вранье! – согласилась баронесса. – Но аукционеры предлагают за нее двадцать тысяч.
– Так продайте, – посоветовал Рамкопф.
– Продать – значит признать, что это правда. В дверях появился лакей:
– Господин бургомистр.
– Наконец-то! – облегченно вздохнула баронесса. Бургомистр был явно растерян.
– Добрый день, господа! – Он приложился к ручке баронессы. – Вы, как всегда, очаровательны. Рамкопф, вы чудесно выглядите. Как дела, корнет? Вижу, что хорошо.
– Судя по обилию комплиментов, вы вернулись с плохой новостью, – прервала его баронесса.
Бургомистр пожал плечами:
– Судья считает, что, к сожалению, пока нет достаточных оснований для конфискации поместья барона и передачи его под опеку наследника.
– Нет оснований! – возмутился Рамкопф. – Человек разрушил семью, выгнал жену с ребенком.
– Каким ребенком?! – возмутился Феофил. – Я – офицер.
– Выгнал жену с офицером! – продолжал с пафосом Рамкопф.
– Насколько я знаю, они сами ушли, – возразил бургомистр.
– Да! – подтвердила баронесса. – Но кто может жить с таким человеком?
– Видите, фрау Марта – может.
– Но ведь она – любовница! – воскликнул Рамкопф. – Господа, давайте уточним! Имеешь любовницу – на здоровье! Все имеют любовниц. Но нельзя же допускать, чтобы на них женились. Это аморально!
– Господин бургомистр, я прошу вас меня сопровождать! – решительно воскликнула баронесса. – Я немедленно отправляюсь к его величеству герцогу Георгу вместе с моим адвокатом, – она взглянула на Рамкопфа.
Баронесса рванулась к выходу, за ней все остальные.
– Немедленно заложить лошадей!
– Карета готова! – крикнул кучер. Бургомистр догнал ее возле открытого экипажа:
– Умоляю вас, баронесса, я не хотел огорчать вас сразу.
– Что?
– Его величество герцог удовлетворил прошение барона о разводе.
Наступила секундная пауза.
– Не может быть…
Побледневшую баронессу поддержал подоспевший Рамкопф.
– К сожалению, это факт, – вздохнул бургомистр. – Это даже больше, чем факт, – так оно и было на самом деле. Последнее время наш обожаемый герцог находится в некоторой конфронтации с нашей обожаемой герцогиней. Будучи в некотором нервном перевозбуждении, герцог вдруг схватил и подписал несколько прошений о разводе со словами: «На волю! Всех – на волю!» Теперь, если духовная консистория утвердит это решение, барон может жениться во второй раз!
– Так! Доигрались! – взвизгнул Феофил и обнажил шпагу. – Ну нет! Дуэль! Только дуэль!…
– Немедленно к герцогу! – придя в себя, воскликнула баронесса и бросилась в экипаж.
– Успокойтесь, баронесса – последовал за ней бургомистр. – Надо все хорошенько обдумать…
– Я уже все обдумала. – Экипаж покатился к воротам. Рамкопф прыгнул в него на ходу. – Раз он хочет жениться – мы посадим его в сумасшедший дом!
– Дуэль! – закричал Феофил и взмахнул шпагой. – Господин барон, я убью вас! – Он нанес несколько ударов по предметам, которые появились на его пути, и сделал ряд эффектных фехтовальных выпадов. – Кровь! Пусть прольется кровь!…
Замелькала анфилада комнат. Перед стремительно шагающей баронессой засуетился, забегал, задергался юркий, маленький секретарь герцога:
– Это невозможно! Это немыслимо! Это неприемлемо!… – торопливо произносил он, то забегая вперед и расставляя руки, то отставая от проворно шагающих баронессы, бургомистра и Рамкопфа.
– Ни в коем случае! – Секретарь уперся спиной в массивные двери кабинета. – Его величество занят важнейшими государственными делами. Он проводит экстренное совещание. Его вообще нет на месте!!
Умные глаза герцога отражали напряженную работу мысли.
– Ваше величество, – послышался волевой женский голос, – может быть, все дело в нашем левом крыле?
– Да, пожалуй…
Герцог понял свою ошибку и горько усмехнулся. К нему приблизилась Первая фрейлина.
– Может быть, нам стоит урезать верха и укрепить центр? – тихо предложила она.
– Так и сделаем, – задумчиво сощурился герцог. – Опустим правую бретельку и чуть заузим лиф. – С этими словами он склонился над швейной машинкой и быстро прострочил нужную линию. – Два ряда выточек слева, два – справа! – с азартом произнес он, неистово крутя машинку. – Все решение в талии! Как вы думаете, где мы будем делать талию? На уровне груди! – Герцог подскочил к манекену и показал, как это будет выглядеть.
– Гениально! – ахнула фрейлина. – Гениально, как все истинное.
– Именно на уровне груди! – воскликнул герцог, делая необходимые замеры портновским сантиметром. – Я не разрешу опускать талию на бедра. В конце концов, мы – центр Европы, и я не позволю всяким там испанцам диктовать нам условия. Хотите отрезной рукав, пожалуйста! Хотите плиссированную юбку с выточками, принимаю и это! Но опускать линию талии не дам!
– Я с вами абсолютно согласна, – поклонилась фрейлина. Открылась дверь кабинета и заглянул бледный от волнения секретарь:
– Ваше величество, баронесса Якобина фон Мюнхгаузен умоляет принять ее по срочному делу!
– Я занят! – недовольно крикнул герцог.
– Я сказал, – оправдывался секретарь. – Я даже сказал, что вас нет, но она умоляет…
– Черт подери, – недовольно пробурчал герцог, – просто совершенно не дают сосредоточиться!… Ладно, проси!
Обернувшись к фрейлине, он с сожалением развел руками. Фрейлина быстро двинулась во внутренние комнаты, захватив с собой манекен. Герцог ловким и привычным движением опрокинул швейную машинку. Он ушла в глубь образовавшейся плоскости большого письменного стола, на котором была закреплена стратегическая карта Европы. Герцог взял в руки красный карандаш и принял позу озабоченного полководца.
– Ваше величество! – Баронесса, бургомистр и Рамкопф быстро вошли и склонились в почтительном поклоне. – Бога ради, извините, что отвлекаю вас от государственных проблем! – Баронесса приблизилась к герцогу. – Но случилось невероятное. Вы подписали прошение барона Мюнхгаузена о разводе…
– Я подписал? – удивился герцог и посмотрел на секретаря. Тот молча кивнул. – Да! Подписал! – строго сказал герцог.
– Значит, он может жениться на Марте? – негодуя произнесла баронесса.
– Почему жениться? – удивился герцог и посмотрел на секретаря. Тот молча кивнул. – Да, он может жениться! – строго сказал герцог.
– Но он не имеет права жениться! – поспешно объяснила баронесса. – Сумасшедшим нельзя жениться! Это противозаконно! И я надеюсь, что ваше величество отменит свое решение.
– Почему?
– Потому что барон Мюнхгаузен сумасшедший.
– Баронесса, я понимаю ваш гнев, – улыбнулся герцог, украдкой измеряя сантиметром длину ее рукава. – Но что я могу сделать? Объявить человека сумасшедшим довольно трудно. Надо иметь веские доводы.
– Хорошо! – воскликнула баронесса. – Сейчас я познакомлю вас с одним документом, и вам станет ясно, составлен ли он человеком в здравом рассудке или нет. Эта бумажка случайно попала мне в руки. Прочтите, господин Рамкопф.
– «Распорядок дня барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена на 30 мая 1776 года», – прочел Рамкопф.
– Любопытно, – оживился герцог.
– Весьма, – согласился Рамкопф. – «Подъем – шесть часов утра».
Все переглянулись. Герцог задумался:
– Ненаказуемо.
– Нет, – подтвердил бургомистр и добавил: – То есть я согласен, вставать в такую рань для людей нашего круга противоестественно.
– Читайте дальше, Генрих! – перебила баронесса.
– «Семь часов утра – разгон тумана, установление хорошей погоды…»
Герцог молча отправился к окну и посмотрел на небо:
– Как назло, сегодня чистое небо.
– Да, – быстро согласился подошедший бургомистр. – С утра действительно был туман, но потом он улетучился.
– Вы хотите, сказать, господин бургомистр, что это его заслуга? – воскликнула баронесса.
– Я ничего не хочу сказать, баронесса, – пожал плечами бургомистр. – Я просто отмечаю, что сегодня – великолепный день, хотя с утра был туман. У нас нет никаких оснований утверждать, что он его разогнал, но и говорить, что он не разгонял тумана, значит, противоречить тому, что видишь.
– Вы смеетесь надо мной? – взвизгнула баронесса. – Читайте дальше, Генрих.
– «С восьми утра до десяти – подвиг», – зачитал Рамкопф.
– Как это понимать? – удивился герцог.
– Это значит, – произнесла баронесса, пылая от возмущения, – что с восьми до десяти утра у него запланирован подвиг… Что вы скажете, господин бургомистр, о человеке, который ежедневно отправляется на подвиг, точно на службу?
Бургомистр показался озадаченным:
– Я сам служу, сударыня. Каждый день к девяти мне надо идти в магистрат. Не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть…
– Господа, мы дошли до интересного пункта… – объявил Рамкопф. – «В шестнадцать ноль-ноль – война с Англией».
Наступила пауза.
Бургомистр растерянно произнес:
– Господи, чем ему Англия-то не угодила?
Герцог вытянул шею й, многозначительно подняв брови, двинулся к столу.
– Один человек объявляет войну целому государству! – взнервляя обстановку, выкрикнула баронесса. – И это нормально?!
– Нет, – строго оглядел присутствующих герцог. – Это уже нечто.
– Да, это можно рассматривать как нарушение общественного порядка, – сказал бургомистр.
– Где она? – строго сказал герцог, пристально вглядываясь в карту. – Где, я вас спрашиваю?
– Кто?
– Англия!
– Секунду, ваше величество… – секретарь пробежал глазами карту. – Вот!
– А где мы? – спросил герцог.
– А мы – вот!
Герцог выхватил сантиметр, измерил расстояние:
– Это же рядом! Возмутительно! Нет, это не шуточки! Война есть война! – закричал он, обращаясь к советнику. – Передайте приказ: срочно разыскать и задержать барона Мюнхгаузена. В случае сопротивления – применять силу! Командующего ко мне!
– Слушаюсь! – рявкнул тот.
В дверях звякнул шпорами командующий.
– Приказ по армии: всеобщая мобилизация! Отозвать всех уволенных в запас! Отменить отпуска! Гвардию построить на центральной площади. Форма одежды – летняя, парадная: синие мундиры с золотой оторочкой, рукав вшивной, лацканы широкие, талия на десять сантиметров выше, чем в мирное время!
– Будет исполнено! – командующий отдал честь и бросился вон из кабинета.
Баронесса подлетела к Рамкопфу:
– Генрих, как адвокат скажите, что его ждет?
– Честно говоря, даже не знаю… – растерянно пробормотал Рамкопф. – В кодексе не предусмотрен такой случай.
– Двадцать лет тюрьмы! – закричала баронесса. – Ваше величество, я требую двадцать лет! Столько, сколько я была за ним замужем!
– Война есть война! – все более воодушевляясь, прокричал герцог. – Господин бургомистр! Закрыть все входы и выходы из города! Перекрыть все городские ворота и мосты!
– Слушаюсь!
Бургомистр вместе с баронессой и Рамкопфом бросились к выходу. Герцог, впав в ажиотацию, продолжал кричать им вслед:
– Война есть война! Где мой военный мундир?!
– Сейчас, ваше величество, сейчас! – Секретарь вынес на вешалке сверкающий пуговицами мундир полководца. – Прошу вас!
– Что?! – побагровел герцог. – Мне… в этом? В однобортном? Да вы что?! Не знаете, что сейчас в однобортном никто уже не воюет? Безобразие!… Война у порога, а мы не готовы! – Он резким движением перевернул стол, уселся за швейную машинку и начал лихорадочно перешивать мундир.
Горнист издал пронзительно-тревожный сигнал. Солдаты на ходу разбирали ружья. Грянул духовой оркестр. Командующий поднял коня на дыбы и обнажил шпагу. Конная гвардия, поднимая пыль, поскакала по улицам города.
Взрыв хохота потряс трактир.
– Но это не все! – объявил Мюнхгаузен, подняв указательный палец. – Дальше самое трудное, господа! Темно, холодно, и ни одной спички, чтоб разжечь костер. Что делать? Замерзнуть? Никогда!… Голова-то всегда под рукой, не так ли? Со всей силой я ударил себя кулаком в лоб, из глаз тут же посыпались искры. Несколько из них упало в костер, и костер разгорелся!…
За окном трактира послышался звук боевой трубы.
С соседнего столика к Мюнхгаузену наклонился Томас:
– Господин барон, по-моему, это по вашу душу.
В дверях трактира появилась группа гвардейцев. Послышалась грозная команда:
– Всем оставаться на местах! Мюнхгаузен открыл крышку карманных часов:
– Половина четвертого. Срок моего ультиматума истекает через тридцать минут.
– Я могу чем-нибудь помочь? – поинтересовался Томас.
– Барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен! – громко произнес приблизившийся офицер. – Приказано вас арестовать! В случае сопротивления приказано применить силу.
– Кому? – вежливо спросил Мюнхгаузен.
– Что «кому»? – не понял офицер.
– Кому применить силу в случае сопротивления, вам или мне?
Офицер задумался. По его лицу было видно, что это занятие для него не из легких.
– Не знаю, – наконец честно признался он.
– Может, послать вестового и переспросить? – посоветовал барон.
– Нет! – принял решение офицер и обнажил шпагу.
– Отлично! – Мюнхгаузен ответил тем же. – Будем оба выполнять приказ. Логично? – После чего он ловким движением, как и положено в подобных случаях, опрокинул стол. – Музыка не повредит?
– Что?! – изумился офицер.
– Несколько аккордов… Для бодрости! – Мюнхгаузен сделал знак музыкантам.
Музыканты дружно заиграли проникновенную мелодию. Мюнхгаузен совершил бросок, последовал молниеносный обмен ударами, и противники замерли в напряженных позах.
– Нет, господа, не то, – обернулся Мюнхгаузен к музыкантам. – Здесь пианиссимо… Вы согласны? – спросил он офицера.
– В каком смысле? – опять не понял тот.
– Это место играется тоньше и задушевнее. Подержите, пожалуйста. – Он протянул шпагу офицеру. – Я сейчас покажу. – Передав оружие офицеру, он принял скрипку у музыканта и заиграл. – Мое любимое место! – Он кивнул головой посетителям трактира, и хор поддержал слова второго куплета.
Чистая, щемящая душу мелодия понеслась из открытых окон трактира. Второй вооруженный отряд гвардейцев обнаружил у трактира плотную толпу слушателей.
Мюнхгаузен был в ударе. Многие плакали. Играл мастер.
На центральной площади у ратуши герцог Георг в военном мундире сидел на белом коне в окружении советников.
– Сколько можно ждать? – нервничал герцог, поглядывая на часы. – Неужели так трудно арестовать одного-единственного человека?!
– Ваше величество, – попросту объяснил один из военных советников, – с ним ведь все не так просто. С ним всегда морока. Небось опять задурил всем головы…
– Он что же, по-вашему, начал им что-то рассказывать?
– Наверное, – кивнул главный военный советник, – что-нибудь насчет охоты…
– На кого? – заинтересовались другие советники.
– На мамонта, кажется… Он стрелял ему в лоб, а у того выросло на голове вишневое дерево.
– У кого выросло? – спросил младший офицер.
– У медведя.
– А стрелял в мамонта?
– Вы только не путайте! – В споре приняли участие почти все присутствующие. – Он выстрелил в медведя косточкой от черешни. Это всем известно.
– Нет, нет… Стрелял он, во-первых, не черешней, а смородиной.
– Правильно, когда тот пролетал над его домом.
– Медведь?
– Ну не мамонт же… Их там была целая стая.
– Прекратить! – закричал герцог. – Через двадцать минут начнется война с Англией!
– Англия тоже, ваше величество, хороша, – заметил кто-то из ближайшего окружения. – Привыкли все – Англия, Англия…
В дальнем конце площади появился Мюнхгаузен.
– Почему он с оркестром? Где моя гвардия? – заинтересовался герцог.
– Ваше величество, – начал неуверенно главнокомандующий, – ситуация сложная… Сначала намечались торжества… Потом аресты… Потом решили совместить…
– А где гвардия?
– Очевидно, обходит с тыла…
– Кого?!!
– Всех, – подумав, завершил отчет, главнокомандующий. Мюнхгаузен приблизился к герцогу. Тотчас подтянулись
любопытные граждане.
– Добрый день, господа! Я от души приветствую вас, ваше величество! Здравствуй, Якобина! Господин бургомистр, мое почтение!
Герцог, не удержавшись от любопытства, слез с лошади и подошел к Мюнхгаузену. Наступила пауза. Мюнхгаузен улыбнулся:
– Вы позвали меня помолчать?
– Видите ли, дорогой мой, мне тут сообщили довольно странное известие… – как-то несмело начал герцог. – И вот господин бургомистр это подтвердит…
– Действительно, – согласился бургомистр.
– Даже не знаю, как и сказать… – замялся герцог. – Ну… будто бы вы… объявили войну… Англии.
– Пока еще нет, – быстро ответил Мюнхгаузен и достал часы. – Война начнется в четыре часа, если Англия не выполнит условий ультиматума.
– Ультиматума? – вздрогнул герцог.
– Да. Я потребовал от британского короля и парламента прекратить бессмысленную войну с североамериканскими колонистами и признать их независимость. Срок ультиматума истекает сегодня в шестнадцать ноль-ноль. Если мои условия не будут приняты, я начну войну.
– Интересно, как это будет выглядеть? – удивился бургомистр. – Вы станете палить по ним отсюда из ружья или пойдете врукопашную?
– Методы ведения кампании – военная тайна! – учтиво заметил Мюнхгаузен. – Я не могу ее разглашать, тем более в присутствии штатских.
– Так! – строго произнес герцог. – Господин барон, я думаю, нет смысла продолжать этот бессмысленный разговор. Послав ультиматум королю, вы тем самым перешли все границы! – И неожиданно заорал: – Война – это не покер! Ее нельзя объявлять, когда вздумается! Сдайте шпагу, господин барон!
– Ваше величество, – спокойно сказал Мюнхгаузен, – не идите против своей совести. Я ведь знаю, вы – благородный человек и в душе тоже против Англии!
– Да, против! – крикнул герцог. – Да, они мне не нравятся! Ну и что? Я сижу и помалкиваю! Одним словом, вы арестованы, барон! Сдайте шпагу!!
В следующее мгновение Феофил обнажил свою шпагу и бросился вперед:
– Господин барон, я вызываю вас на дуэль!
– Уберите мальчика! – попросил герцог.
Феофила мгновенно и небрежно оттащили под руки двое офицеров.
– Я жду, – сказал герцог.
Мюнхгаузен взялся за шпагу и медленно стал вытягивать ее из ножен, внимательно глядя на герцога.
Послышался топот бегущего человека. Расталкивая всех, тяжело дыша, появился Томас:
– Господин барон, вы просили вечернюю газету! Вот! Экстренное сообщение. Англия признала независимость Америки.
Удивленная свита спешилась и, оживленно переговариваясь, столпилась над раскрытой газетой. Мюнхгаузен взглянул на часы:
– Без четверти четыре! Успели!… Их счастье!… – шпага послушно легла в ножны. – Честь имею! – Улыбнувшись, Мюнхгаузен повернулся и пошел прочь под звуки знакомой и любимой им мелодии.
Маленький оркестр вдохновенно играл посередине большой площади.
– Немыслимо! – прошептал Рамкопф, глядя на безмолвно застывшего герцога.
– Он его отпустил! – простонала баронесса.
– Что он мог сделать? – вздохнул бургомистр.
– Это не герцог, это тряпка, – прошептала баронесса. Бургомистр поднял брови:
– Сударыня, ну что вы от него хотите? Англия сдалась По противоположной стороне площади на высокой скорости с оглушительным топотом промчался кавалерийский отряд и завернул в переулок. Раздались выстрелы.
– Почему еще продолжается война? – упавшим голосом спросил герцог. – Они что у вас, газет не читают?!
Музыканты заиграли торжественный свадебный марш. Открылась дверь спальной комнаты, и вошла Марта в белом подвенечном платье. Медленно и величественно. К ее ногам полетели красные гвоздики.
– Браво! – произнес Мюнхгаузен откуда-то сверху, разбрасывая цветы. – Тебе очень идет подвенечный наряд.
– Он идет каждой женщине, – ответила Марта.
– Тебе особенно!
– Я мечтала о нем целый год, – сказала Марта. – Жаль, его надевают всего раз в жизни.
– Ты будешь ходить в нем каждый день! – сказал барон. – И мы будем каждый день венчаться! Хорошая идея?
– Отличная! – сказала Марта. – Но сначала надо развестись. Ты не забыл, дорогой, что через полчаса начнется бракоразводный процесс?
– Он начался давно, – улыбнулся барон. – С тех пор, как я увидел тебя!… Ах, любимая, какой подарок я тебе приготовил!
Он неожиданно замер. Жестом прервал музыкантов и попятился назад, в свой кабинет. Резко обернулся и оглядел длинные столбцы цифр и замысловатых геометрических построений.
– Да, – прошептал Мюнхгаузен. – Сегодня или никогда! Он услышал голос Марты:
– Карл, я хочу знать, что ты придумал!
– Тсс! – Мюнхгаузен поднял палец к губам. – Не торопись… Пусть это будет для тебя сюрпризом.
Она подошла сзади и обняла его. Тихо возникла тема их шутливого танца.
– Карл, это не повредит нам? Может, обойдемся без сюрприза? В такой день…
– Именно в такой день!… Посмотри на их лица, – Мюнхгаузен указал на ряд портретов. Из золоченых рамок на Мюнхгаузена и Марту смотрели ученые мужи и блестящие мыслители древности.
– По-моему, они улыбаются нам, – прошептал Мюнхгаузен. – От тебя я держу свое открытие в тайне, но им я уже рассказал…
Некоторые лица, изображенные на портретах этой домашней галереи, слегка посветлели…
Галерея живых современников Мюнхгаузена, восседающих в первых рядах зала для судебных заседаний, выглядела гораздо торжественнее и монументальнее.
Судья говорил с пафосом:
– Господа, процесс, на котором мы присутствуем, можно смело назвать необычным, ибо в каждом городе Германии люди женятся, но не в каждом им разрешают развестись. Именно поэтому первое слово благодарности мы приносим его величеству герцогу, чья всемилостивейшая подпись позволила нам стать свидетелями этого праздника свободы и демократии!
Он ударил молоточком в медный гонг, раздались аплодисменты.
К зданию ганноверского суда подкатила карета, из которой проворно выбрался Мюнхгаузен, завершая на ходу длительный диалог с Мартой.
– Нет, нет, на ходу этого все равно не объяснишь… – поспешно говорил Мюнхгаузен. – Если я тебе скажу, что в году триста шестьдесят пять дней, ты не станешь спорить, верно?
– Пойми, дорогой, если это касается нас.;.
– Это касается всех. Земля вращается вокруг солнца по эллиптической орбите, с этим ты не станешь спорить?
– Нет!
– Все остальное так же просто… – он бросился к центральному входу. Марта осталась в карете.
На трибуне стояла баронесса.
– Трудно говорить, когда на тебя смотрят столько сочувствующих глаз. По традиции мужчину после развода объявляют свободным, а женщину брошенной… Не жалейте меня, господа! Подумайте о себе! Много лет я держала этого человека в семейных узах и тем самым спасала от него общество. Теперь вы сами рубите это сдерживающее средство. Что ж… – она усмехнулась и закончила с пафосом: – Мне жалко вас! Не страшно, что я брошена, страшно, что он СВОБОДЕН!
Толстые разодетые горожане из первых рядов отдувались и вытирали слезы кружевными платочками.
Мюнхгаузен с трудом протиснулся в переполненный зал и остановился в дверях.
– О чем это она? – спросил он у стоящего рядом горожанина.
– Как – о чем? – горожанин даже не повернул головы. – Барона кроет.
– Что ж она говорит? – поинтересовался барон.
– Ясно что: подлец, мол, говорит. Псих ненормальный!
– И чего хочет? – вновь полюбопытствовал барон.
– Ясно чего: чтоб не бросал.
– Логично, – заметил Мюнхгаузен и стал пробираться через переполненный зал.
– Почему так поздно, Карл? – спросил встревоженный бургомистр, усаживая его рядом с собой.
Генрих Рамкопф стоял внизу у парадной лестницы. По его взгляду баронесса поняла, что есть важная новость.
Они бросились навстречу друг другу.
Рамкопф вынул из нагрудного кармана лист и протянул баронессе. Она быстро пробежала его глазами. Потом взглянула на Рамкопфа:
– Браво, Генрих! Это ценная улика.
Он поцеловал ей руку. Приблизился к ее губам. И тотчас сверху закричал Феофил:
– Господин Рамкопф, вы друг нашей семьи, вы много делаете для нас. Сделайте еще один шаг!
– Все, что в моих силах! – любезно отозвался Рамкопф. Феофил сбежал вниз по лестнице:
– Вызовите отца на дуэль!
– Ни в коем случае! – побледнел Рамкопф.
– Но почему?
– Во-первых, он меня убьет, – начал объяснять Рамкопф. – Во-вторых…
– И первого достаточно, – перебила его баронесса. – Успокойся, Фео!
– Я не могу успокоиться, мама! – Феофил заметался по дому, сжимая кулаки. – Все мои несчастья из-за него! Мне уже девятнадцать, а я всего лишь корнет, и никакой перспективы… Даже на маневры меня не допустили. Полковник заявил, что он отказывается принимать донесения от барона Мюнхгаузена. – Он остановился перед портретом Мюнхгаузена. – Почему ты держишь в доме эту мазню?
– Чем она тебе мешает? – в свою очередь вспылила баронесса.
– Она меня бесит! – взвизгнул Феофил и схватил шпагу. – Изрубить ее на куски!
– Не смей! – баронесса бросилась к сыну. – Он утверждает, что это работа Рембрандта.
– Чушь собачья! Вранье!
– Конечно, вранье! – согласилась баронесса. – Но аукционеры предлагают за нее двадцать тысяч.
– Так продайте, – посоветовал Рамкопф.
– Продать – значит признать, что это правда. В дверях появился лакей:
– Господин бургомистр.
– Наконец-то! – облегченно вздохнула баронесса. Бургомистр был явно растерян.
– Добрый день, господа! – Он приложился к ручке баронессы. – Вы, как всегда, очаровательны. Рамкопф, вы чудесно выглядите. Как дела, корнет? Вижу, что хорошо.
– Судя по обилию комплиментов, вы вернулись с плохой новостью, – прервала его баронесса.
Бургомистр пожал плечами:
– Судья считает, что, к сожалению, пока нет достаточных оснований для конфискации поместья барона и передачи его под опеку наследника.
– Нет оснований! – возмутился Рамкопф. – Человек разрушил семью, выгнал жену с ребенком.
– Каким ребенком?! – возмутился Феофил. – Я – офицер.
– Выгнал жену с офицером! – продолжал с пафосом Рамкопф.
– Насколько я знаю, они сами ушли, – возразил бургомистр.
– Да! – подтвердила баронесса. – Но кто может жить с таким человеком?
– Видите, фрау Марта – может.
– Но ведь она – любовница! – воскликнул Рамкопф. – Господа, давайте уточним! Имеешь любовницу – на здоровье! Все имеют любовниц. Но нельзя же допускать, чтобы на них женились. Это аморально!
– Господин бургомистр, я прошу вас меня сопровождать! – решительно воскликнула баронесса. – Я немедленно отправляюсь к его величеству герцогу Георгу вместе с моим адвокатом, – она взглянула на Рамкопфа.
Баронесса рванулась к выходу, за ней все остальные.
– Немедленно заложить лошадей!
– Карета готова! – крикнул кучер. Бургомистр догнал ее возле открытого экипажа:
– Умоляю вас, баронесса, я не хотел огорчать вас сразу.
– Что?
– Его величество герцог удовлетворил прошение барона о разводе.
Наступила секундная пауза.
– Не может быть…
Побледневшую баронессу поддержал подоспевший Рамкопф.
– К сожалению, это факт, – вздохнул бургомистр. – Это даже больше, чем факт, – так оно и было на самом деле. Последнее время наш обожаемый герцог находится в некоторой конфронтации с нашей обожаемой герцогиней. Будучи в некотором нервном перевозбуждении, герцог вдруг схватил и подписал несколько прошений о разводе со словами: «На волю! Всех – на волю!» Теперь, если духовная консистория утвердит это решение, барон может жениться во второй раз!
– Так! Доигрались! – взвизгнул Феофил и обнажил шпагу. – Ну нет! Дуэль! Только дуэль!…
– Немедленно к герцогу! – придя в себя, воскликнула баронесса и бросилась в экипаж.
– Успокойтесь, баронесса – последовал за ней бургомистр. – Надо все хорошенько обдумать…
– Я уже все обдумала. – Экипаж покатился к воротам. Рамкопф прыгнул в него на ходу. – Раз он хочет жениться – мы посадим его в сумасшедший дом!
– Дуэль! – закричал Феофил и взмахнул шпагой. – Господин барон, я убью вас! – Он нанес несколько ударов по предметам, которые появились на его пути, и сделал ряд эффектных фехтовальных выпадов. – Кровь! Пусть прольется кровь!…
Замелькала анфилада комнат. Перед стремительно шагающей баронессой засуетился, забегал, задергался юркий, маленький секретарь герцога:
– Это невозможно! Это немыслимо! Это неприемлемо!… – торопливо произносил он, то забегая вперед и расставляя руки, то отставая от проворно шагающих баронессы, бургомистра и Рамкопфа.
– Ни в коем случае! – Секретарь уперся спиной в массивные двери кабинета. – Его величество занят важнейшими государственными делами. Он проводит экстренное совещание. Его вообще нет на месте!!
Умные глаза герцога отражали напряженную работу мысли.
– Ваше величество, – послышался волевой женский голос, – может быть, все дело в нашем левом крыле?
– Да, пожалуй…
Герцог понял свою ошибку и горько усмехнулся. К нему приблизилась Первая фрейлина.
– Может быть, нам стоит урезать верха и укрепить центр? – тихо предложила она.
– Так и сделаем, – задумчиво сощурился герцог. – Опустим правую бретельку и чуть заузим лиф. – С этими словами он склонился над швейной машинкой и быстро прострочил нужную линию. – Два ряда выточек слева, два – справа! – с азартом произнес он, неистово крутя машинку. – Все решение в талии! Как вы думаете, где мы будем делать талию? На уровне груди! – Герцог подскочил к манекену и показал, как это будет выглядеть.
– Гениально! – ахнула фрейлина. – Гениально, как все истинное.
– Именно на уровне груди! – воскликнул герцог, делая необходимые замеры портновским сантиметром. – Я не разрешу опускать талию на бедра. В конце концов, мы – центр Европы, и я не позволю всяким там испанцам диктовать нам условия. Хотите отрезной рукав, пожалуйста! Хотите плиссированную юбку с выточками, принимаю и это! Но опускать линию талии не дам!
– Я с вами абсолютно согласна, – поклонилась фрейлина. Открылась дверь кабинета и заглянул бледный от волнения секретарь:
– Ваше величество, баронесса Якобина фон Мюнхгаузен умоляет принять ее по срочному делу!
– Я занят! – недовольно крикнул герцог.
– Я сказал, – оправдывался секретарь. – Я даже сказал, что вас нет, но она умоляет…
– Черт подери, – недовольно пробурчал герцог, – просто совершенно не дают сосредоточиться!… Ладно, проси!
Обернувшись к фрейлине, он с сожалением развел руками. Фрейлина быстро двинулась во внутренние комнаты, захватив с собой манекен. Герцог ловким и привычным движением опрокинул швейную машинку. Он ушла в глубь образовавшейся плоскости большого письменного стола, на котором была закреплена стратегическая карта Европы. Герцог взял в руки красный карандаш и принял позу озабоченного полководца.
– Ваше величество! – Баронесса, бургомистр и Рамкопф быстро вошли и склонились в почтительном поклоне. – Бога ради, извините, что отвлекаю вас от государственных проблем! – Баронесса приблизилась к герцогу. – Но случилось невероятное. Вы подписали прошение барона Мюнхгаузена о разводе…
– Я подписал? – удивился герцог и посмотрел на секретаря. Тот молча кивнул. – Да! Подписал! – строго сказал герцог.
– Значит, он может жениться на Марте? – негодуя произнесла баронесса.
– Почему жениться? – удивился герцог и посмотрел на секретаря. Тот молча кивнул. – Да, он может жениться! – строго сказал герцог.
– Но он не имеет права жениться! – поспешно объяснила баронесса. – Сумасшедшим нельзя жениться! Это противозаконно! И я надеюсь, что ваше величество отменит свое решение.
– Почему?
– Потому что барон Мюнхгаузен сумасшедший.
– Баронесса, я понимаю ваш гнев, – улыбнулся герцог, украдкой измеряя сантиметром длину ее рукава. – Но что я могу сделать? Объявить человека сумасшедшим довольно трудно. Надо иметь веские доводы.
– Хорошо! – воскликнула баронесса. – Сейчас я познакомлю вас с одним документом, и вам станет ясно, составлен ли он человеком в здравом рассудке или нет. Эта бумажка случайно попала мне в руки. Прочтите, господин Рамкопф.
– «Распорядок дня барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена на 30 мая 1776 года», – прочел Рамкопф.
– Любопытно, – оживился герцог.
– Весьма, – согласился Рамкопф. – «Подъем – шесть часов утра».
Все переглянулись. Герцог задумался:
– Ненаказуемо.
– Нет, – подтвердил бургомистр и добавил: – То есть я согласен, вставать в такую рань для людей нашего круга противоестественно.
– Читайте дальше, Генрих! – перебила баронесса.
– «Семь часов утра – разгон тумана, установление хорошей погоды…»
Герцог молча отправился к окну и посмотрел на небо:
– Как назло, сегодня чистое небо.
– Да, – быстро согласился подошедший бургомистр. – С утра действительно был туман, но потом он улетучился.
– Вы хотите, сказать, господин бургомистр, что это его заслуга? – воскликнула баронесса.
– Я ничего не хочу сказать, баронесса, – пожал плечами бургомистр. – Я просто отмечаю, что сегодня – великолепный день, хотя с утра был туман. У нас нет никаких оснований утверждать, что он его разогнал, но и говорить, что он не разгонял тумана, значит, противоречить тому, что видишь.
– Вы смеетесь надо мной? – взвизгнула баронесса. – Читайте дальше, Генрих.
– «С восьми утра до десяти – подвиг», – зачитал Рамкопф.
– Как это понимать? – удивился герцог.
– Это значит, – произнесла баронесса, пылая от возмущения, – что с восьми до десяти утра у него запланирован подвиг… Что вы скажете, господин бургомистр, о человеке, который ежедневно отправляется на подвиг, точно на службу?
Бургомистр показался озадаченным:
– Я сам служу, сударыня. Каждый день к девяти мне надо идти в магистрат. Не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть…
– Господа, мы дошли до интересного пункта… – объявил Рамкопф. – «В шестнадцать ноль-ноль – война с Англией».
Наступила пауза.
Бургомистр растерянно произнес:
– Господи, чем ему Англия-то не угодила?
Герцог вытянул шею й, многозначительно подняв брови, двинулся к столу.
– Один человек объявляет войну целому государству! – взнервляя обстановку, выкрикнула баронесса. – И это нормально?!
– Нет, – строго оглядел присутствующих герцог. – Это уже нечто.
– Да, это можно рассматривать как нарушение общественного порядка, – сказал бургомистр.
– Где она? – строго сказал герцог, пристально вглядываясь в карту. – Где, я вас спрашиваю?
– Кто?
– Англия!
– Секунду, ваше величество… – секретарь пробежал глазами карту. – Вот!
– А где мы? – спросил герцог.
– А мы – вот!
Герцог выхватил сантиметр, измерил расстояние:
– Это же рядом! Возмутительно! Нет, это не шуточки! Война есть война! – закричал он, обращаясь к советнику. – Передайте приказ: срочно разыскать и задержать барона Мюнхгаузена. В случае сопротивления – применять силу! Командующего ко мне!
– Слушаюсь! – рявкнул тот.
В дверях звякнул шпорами командующий.
– Приказ по армии: всеобщая мобилизация! Отозвать всех уволенных в запас! Отменить отпуска! Гвардию построить на центральной площади. Форма одежды – летняя, парадная: синие мундиры с золотой оторочкой, рукав вшивной, лацканы широкие, талия на десять сантиметров выше, чем в мирное время!
– Будет исполнено! – командующий отдал честь и бросился вон из кабинета.
Баронесса подлетела к Рамкопфу:
– Генрих, как адвокат скажите, что его ждет?
– Честно говоря, даже не знаю… – растерянно пробормотал Рамкопф. – В кодексе не предусмотрен такой случай.
– Двадцать лет тюрьмы! – закричала баронесса. – Ваше величество, я требую двадцать лет! Столько, сколько я была за ним замужем!
– Война есть война! – все более воодушевляясь, прокричал герцог. – Господин бургомистр! Закрыть все входы и выходы из города! Перекрыть все городские ворота и мосты!
– Слушаюсь!
Бургомистр вместе с баронессой и Рамкопфом бросились к выходу. Герцог, впав в ажиотацию, продолжал кричать им вслед:
– Война есть война! Где мой военный мундир?!
– Сейчас, ваше величество, сейчас! – Секретарь вынес на вешалке сверкающий пуговицами мундир полководца. – Прошу вас!
– Что?! – побагровел герцог. – Мне… в этом? В однобортном? Да вы что?! Не знаете, что сейчас в однобортном никто уже не воюет? Безобразие!… Война у порога, а мы не готовы! – Он резким движением перевернул стол, уселся за швейную машинку и начал лихорадочно перешивать мундир.
Горнист издал пронзительно-тревожный сигнал. Солдаты на ходу разбирали ружья. Грянул духовой оркестр. Командующий поднял коня на дыбы и обнажил шпагу. Конная гвардия, поднимая пыль, поскакала по улицам города.
Взрыв хохота потряс трактир.
– Но это не все! – объявил Мюнхгаузен, подняв указательный палец. – Дальше самое трудное, господа! Темно, холодно, и ни одной спички, чтоб разжечь костер. Что делать? Замерзнуть? Никогда!… Голова-то всегда под рукой, не так ли? Со всей силой я ударил себя кулаком в лоб, из глаз тут же посыпались искры. Несколько из них упало в костер, и костер разгорелся!…
За окном трактира послышался звук боевой трубы.
С соседнего столика к Мюнхгаузену наклонился Томас:
– Господин барон, по-моему, это по вашу душу.
В дверях трактира появилась группа гвардейцев. Послышалась грозная команда:
– Всем оставаться на местах! Мюнхгаузен открыл крышку карманных часов:
– Половина четвертого. Срок моего ультиматума истекает через тридцать минут.
– Я могу чем-нибудь помочь? – поинтересовался Томас.
– Барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен! – громко произнес приблизившийся офицер. – Приказано вас арестовать! В случае сопротивления приказано применить силу.
– Кому? – вежливо спросил Мюнхгаузен.
– Что «кому»? – не понял офицер.
– Кому применить силу в случае сопротивления, вам или мне?
Офицер задумался. По его лицу было видно, что это занятие для него не из легких.
– Не знаю, – наконец честно признался он.
– Может, послать вестового и переспросить? – посоветовал барон.
– Нет! – принял решение офицер и обнажил шпагу.
– Отлично! – Мюнхгаузен ответил тем же. – Будем оба выполнять приказ. Логично? – После чего он ловким движением, как и положено в подобных случаях, опрокинул стол. – Музыка не повредит?
– Что?! – изумился офицер.
– Несколько аккордов… Для бодрости! – Мюнхгаузен сделал знак музыкантам.
Музыканты дружно заиграли проникновенную мелодию. Мюнхгаузен совершил бросок, последовал молниеносный обмен ударами, и противники замерли в напряженных позах.
– Нет, господа, не то, – обернулся Мюнхгаузен к музыкантам. – Здесь пианиссимо… Вы согласны? – спросил он офицера.
– В каком смысле? – опять не понял тот.
– Это место играется тоньше и задушевнее. Подержите, пожалуйста. – Он протянул шпагу офицеру. – Я сейчас покажу. – Передав оружие офицеру, он принял скрипку у музыканта и заиграл. – Мое любимое место! – Он кивнул головой посетителям трактира, и хор поддержал слова второго куплета.
Чистая, щемящая душу мелодия понеслась из открытых окон трактира. Второй вооруженный отряд гвардейцев обнаружил у трактира плотную толпу слушателей.
Мюнхгаузен был в ударе. Многие плакали. Играл мастер.
На центральной площади у ратуши герцог Георг в военном мундире сидел на белом коне в окружении советников.
– Сколько можно ждать? – нервничал герцог, поглядывая на часы. – Неужели так трудно арестовать одного-единственного человека?!
– Ваше величество, – попросту объяснил один из военных советников, – с ним ведь все не так просто. С ним всегда морока. Небось опять задурил всем головы…
– Он что же, по-вашему, начал им что-то рассказывать?
– Наверное, – кивнул главный военный советник, – что-нибудь насчет охоты…
– На кого? – заинтересовались другие советники.
– На мамонта, кажется… Он стрелял ему в лоб, а у того выросло на голове вишневое дерево.
– У кого выросло? – спросил младший офицер.
– У медведя.
– А стрелял в мамонта?
– Вы только не путайте! – В споре приняли участие почти все присутствующие. – Он выстрелил в медведя косточкой от черешни. Это всем известно.
– Нет, нет… Стрелял он, во-первых, не черешней, а смородиной.
– Правильно, когда тот пролетал над его домом.
– Медведь?
– Ну не мамонт же… Их там была целая стая.
– Прекратить! – закричал герцог. – Через двадцать минут начнется война с Англией!
– Англия тоже, ваше величество, хороша, – заметил кто-то из ближайшего окружения. – Привыкли все – Англия, Англия…
В дальнем конце площади появился Мюнхгаузен.
– Почему он с оркестром? Где моя гвардия? – заинтересовался герцог.
– Ваше величество, – начал неуверенно главнокомандующий, – ситуация сложная… Сначала намечались торжества… Потом аресты… Потом решили совместить…
– А где гвардия?
– Очевидно, обходит с тыла…
– Кого?!!
– Всех, – подумав, завершил отчет, главнокомандующий. Мюнхгаузен приблизился к герцогу. Тотчас подтянулись
любопытные граждане.
– Добрый день, господа! Я от души приветствую вас, ваше величество! Здравствуй, Якобина! Господин бургомистр, мое почтение!
Герцог, не удержавшись от любопытства, слез с лошади и подошел к Мюнхгаузену. Наступила пауза. Мюнхгаузен улыбнулся:
– Вы позвали меня помолчать?
– Видите ли, дорогой мой, мне тут сообщили довольно странное известие… – как-то несмело начал герцог. – И вот господин бургомистр это подтвердит…
– Действительно, – согласился бургомистр.
– Даже не знаю, как и сказать… – замялся герцог. – Ну… будто бы вы… объявили войну… Англии.
– Пока еще нет, – быстро ответил Мюнхгаузен и достал часы. – Война начнется в четыре часа, если Англия не выполнит условий ультиматума.
– Ультиматума? – вздрогнул герцог.
– Да. Я потребовал от британского короля и парламента прекратить бессмысленную войну с североамериканскими колонистами и признать их независимость. Срок ультиматума истекает сегодня в шестнадцать ноль-ноль. Если мои условия не будут приняты, я начну войну.
– Интересно, как это будет выглядеть? – удивился бургомистр. – Вы станете палить по ним отсюда из ружья или пойдете врукопашную?
– Методы ведения кампании – военная тайна! – учтиво заметил Мюнхгаузен. – Я не могу ее разглашать, тем более в присутствии штатских.
– Так! – строго произнес герцог. – Господин барон, я думаю, нет смысла продолжать этот бессмысленный разговор. Послав ультиматум королю, вы тем самым перешли все границы! – И неожиданно заорал: – Война – это не покер! Ее нельзя объявлять, когда вздумается! Сдайте шпагу, господин барон!
– Ваше величество, – спокойно сказал Мюнхгаузен, – не идите против своей совести. Я ведь знаю, вы – благородный человек и в душе тоже против Англии!
– Да, против! – крикнул герцог. – Да, они мне не нравятся! Ну и что? Я сижу и помалкиваю! Одним словом, вы арестованы, барон! Сдайте шпагу!!
В следующее мгновение Феофил обнажил свою шпагу и бросился вперед:
– Господин барон, я вызываю вас на дуэль!
– Уберите мальчика! – попросил герцог.
Феофила мгновенно и небрежно оттащили под руки двое офицеров.
– Я жду, – сказал герцог.
Мюнхгаузен взялся за шпагу и медленно стал вытягивать ее из ножен, внимательно глядя на герцога.
Послышался топот бегущего человека. Расталкивая всех, тяжело дыша, появился Томас:
– Господин барон, вы просили вечернюю газету! Вот! Экстренное сообщение. Англия признала независимость Америки.
Удивленная свита спешилась и, оживленно переговариваясь, столпилась над раскрытой газетой. Мюнхгаузен взглянул на часы:
– Без четверти четыре! Успели!… Их счастье!… – шпага послушно легла в ножны. – Честь имею! – Улыбнувшись, Мюнхгаузен повернулся и пошел прочь под звуки знакомой и любимой им мелодии.
Маленький оркестр вдохновенно играл посередине большой площади.
– Немыслимо! – прошептал Рамкопф, глядя на безмолвно застывшего герцога.
– Он его отпустил! – простонала баронесса.
– Что он мог сделать? – вздохнул бургомистр.
– Это не герцог, это тряпка, – прошептала баронесса. Бургомистр поднял брови:
– Сударыня, ну что вы от него хотите? Англия сдалась По противоположной стороне площади на высокой скорости с оглушительным топотом промчался кавалерийский отряд и завернул в переулок. Раздались выстрелы.
– Почему еще продолжается война? – упавшим голосом спросил герцог. – Они что у вас, газет не читают?!
Музыканты заиграли торжественный свадебный марш. Открылась дверь спальной комнаты, и вошла Марта в белом подвенечном платье. Медленно и величественно. К ее ногам полетели красные гвоздики.
– Браво! – произнес Мюнхгаузен откуда-то сверху, разбрасывая цветы. – Тебе очень идет подвенечный наряд.
– Он идет каждой женщине, – ответила Марта.
– Тебе особенно!
– Я мечтала о нем целый год, – сказала Марта. – Жаль, его надевают всего раз в жизни.
– Ты будешь ходить в нем каждый день! – сказал барон. – И мы будем каждый день венчаться! Хорошая идея?
– Отличная! – сказала Марта. – Но сначала надо развестись. Ты не забыл, дорогой, что через полчаса начнется бракоразводный процесс?
– Он начался давно, – улыбнулся барон. – С тех пор, как я увидел тебя!… Ах, любимая, какой подарок я тебе приготовил!
Он неожиданно замер. Жестом прервал музыкантов и попятился назад, в свой кабинет. Резко обернулся и оглядел длинные столбцы цифр и замысловатых геометрических построений.
– Да, – прошептал Мюнхгаузен. – Сегодня или никогда! Он услышал голос Марты:
– Карл, я хочу знать, что ты придумал!
– Тсс! – Мюнхгаузен поднял палец к губам. – Не торопись… Пусть это будет для тебя сюрпризом.
Она подошла сзади и обняла его. Тихо возникла тема их шутливого танца.
– Карл, это не повредит нам? Может, обойдемся без сюрприза? В такой день…
– Именно в такой день!… Посмотри на их лица, – Мюнхгаузен указал на ряд портретов. Из золоченых рамок на Мюнхгаузена и Марту смотрели ученые мужи и блестящие мыслители древности.
– По-моему, они улыбаются нам, – прошептал Мюнхгаузен. – От тебя я держу свое открытие в тайне, но им я уже рассказал…
Некоторые лица, изображенные на портретах этой домашней галереи, слегка посветлели…
Галерея живых современников Мюнхгаузена, восседающих в первых рядах зала для судебных заседаний, выглядела гораздо торжественнее и монументальнее.
Судья говорил с пафосом:
– Господа, процесс, на котором мы присутствуем, можно смело назвать необычным, ибо в каждом городе Германии люди женятся, но не в каждом им разрешают развестись. Именно поэтому первое слово благодарности мы приносим его величеству герцогу, чья всемилостивейшая подпись позволила нам стать свидетелями этого праздника свободы и демократии!
Он ударил молоточком в медный гонг, раздались аплодисменты.
К зданию ганноверского суда подкатила карета, из которой проворно выбрался Мюнхгаузен, завершая на ходу длительный диалог с Мартой.
– Нет, нет, на ходу этого все равно не объяснишь… – поспешно говорил Мюнхгаузен. – Если я тебе скажу, что в году триста шестьдесят пять дней, ты не станешь спорить, верно?
– Пойми, дорогой, если это касается нас.;.
– Это касается всех. Земля вращается вокруг солнца по эллиптической орбите, с этим ты не станешь спорить?
– Нет!
– Все остальное так же просто… – он бросился к центральному входу. Марта осталась в карете.
На трибуне стояла баронесса.
– Трудно говорить, когда на тебя смотрят столько сочувствующих глаз. По традиции мужчину после развода объявляют свободным, а женщину брошенной… Не жалейте меня, господа! Подумайте о себе! Много лет я держала этого человека в семейных узах и тем самым спасала от него общество. Теперь вы сами рубите это сдерживающее средство. Что ж… – она усмехнулась и закончила с пафосом: – Мне жалко вас! Не страшно, что я брошена, страшно, что он СВОБОДЕН!
Толстые разодетые горожане из первых рядов отдувались и вытирали слезы кружевными платочками.
Мюнхгаузен с трудом протиснулся в переполненный зал и остановился в дверях.
– О чем это она? – спросил он у стоящего рядом горожанина.
– Как – о чем? – горожанин даже не повернул головы. – Барона кроет.
– Что ж она говорит? – поинтересовался барон.
– Ясно что: подлец, мол, говорит. Псих ненормальный!
– И чего хочет? – вновь полюбопытствовал барон.
– Ясно чего: чтоб не бросал.
– Логично, – заметил Мюнхгаузен и стал пробираться через переполненный зал.
– Почему так поздно, Карл? – спросил встревоженный бургомистр, усаживая его рядом с собой.