Страница:
– И вы должны мне в этом помочь, сестра. Вспомните хоть какую-нибудь деталь, что угодно, лишь бы мне напасть на след матери Жюда.
Но монахиня покачала низко склоненной головой:
– Я больше ничего не знаю.
– Ну подумайте! Как я могу найти эту женщину? Куда она уехала из Сарзака? Где жила раньше? Дайте мне любую зацепку, чтобы я мог продолжать поиски!
Сестра Андре всхлипнула.
– Я... Мне кажется, она приезжала сюда вместе с ним.
– С кем – с ним?
– С ребенком.
– И вы его видели?
– Нет. Она оставляла его в городе, в парке аттракционов, рядом с вокзалом. Парк существует до сих пор, но я там не бывала, я всегда боялась этих... циркачей. Может, кто-нибудь из них вспомнит мальчика... Это все, что я знаю.
– Спасибо вам, сестра!
Карим опрометью выбежал из церкви. Его кованые ботинки звонко простучали по каменным плитам паперти. Задохнувшись ледяным воздухом, он остановился на ступенях – прямой, высокий, тонкий, как громоотвод – и поднял глаза к небу. Его губы, искривленные гримасой горького недоумения, чуть слышно шептали:
– Твою мать, во что же это я влип? Во что?
32
33
34
Но монахиня покачала низко склоненной головой:
– Я больше ничего не знаю.
– Ну подумайте! Как я могу найти эту женщину? Куда она уехала из Сарзака? Где жила раньше? Дайте мне любую зацепку, чтобы я мог продолжать поиски!
Сестра Андре всхлипнула.
– Я... Мне кажется, она приезжала сюда вместе с ним.
– С кем – с ним?
– С ребенком.
– И вы его видели?
– Нет. Она оставляла его в городе, в парке аттракционов, рядом с вокзалом. Парк существует до сих пор, но я там не бывала, я всегда боялась этих... циркачей. Может, кто-нибудь из них вспомнит мальчика... Это все, что я знаю.
– Спасибо вам, сестра!
Карим опрометью выбежал из церкви. Его кованые ботинки звонко простучали по каменным плитам паперти. Задохнувшись ледяным воздухом, он остановился на ступенях – прямой, высокий, тонкий, как громоотвод – и поднял глаза к небу. Его губы, искривленные гримасой горького недоумения, чуть слышно шептали:
– Твою мать, во что же это я влип? Во что?
32
Парк аттракционов тянулся вдоль железной дороги, на окраине городка. Уже смеркалось, и павильоны тщетно сверкали яркими огнями, гремели музыкой – ни одному зеваке, ни одной семье и в голову бы не пришло наведаться сюда в понедельник вечером. Вдали шумело море, мерно разевая белозубую пасть с каждым ударом темной волны.
Карим подъехал ближе. Колесо обозрения медленно вращалось в темноте, посверкивая разноцветными лампочками, половина которых нервно мигала, словно от скачков напряжения. Многие аттракционы – лотерея, тир и прочие убогие забавы – уже не работали и были прикрыты брезентом, громко хлопавшим на ветру. Абдуф и сам не знал, что наводило на него большую тоску – церковь или эта унылая ярмарка развлечений.
Он начал опрашивать хозяев аттракционов, сам не веря в удачу. При имени Жюд Итэро и дате – июль 1982 года – на лицах людей ничего не отражалось. Одни просто бурчали: «Нет», другие насмешливо бросали: «Четырнадцать лет назад? Ишь чего захотел!» Карима охватило глубокое отчаяние. Действительно, кто может помнить такое? И сколько раз Жюд приходил сюда – если вообще приходил? Три, четыре, ну, от силы пять!
Молодой араб из чистого упрямства решил все же обойти парк до конца, убеждая себя, что малыш мог увлечься каким-нибудь одним аттракционом или подружиться с кем-нибудь из здешнего люда.
Однако экспедиция окончилась неудачей. Сыщик уже собрался сесть в машину, как вдруг заметил на самом краю пустыря маленький цирк-шапито. В сотый раз сказав себе, что в интересах следствия нельзя упускать никаких мелочей, он устало побрел к брезентовому шатру. Это был, конечно, не настоящий цирк, а временное сооружение, где показывали, верно, пару-тройку простеньких номеров. Над входом висело полотнище, на котором затейливыми буквами было выведено: «Братья Бразеро». Ишь ты, целое семейство! Карим приподнял портьеру, заменявшую дверь, вошел и замер на месте.
Внутри его ждало неожиданное ослепительное зрелище. Длинные языки пламени. Глухой треск огня. Запах бензина и гари. На короткий миг лейтенанту почудилось, будто перед ним какая-то фантастическая машина, сплетенная из огня и мускулов, факелов и людских торсов, блестящих от пота и бензина. Потом он осознал, что видит нечто вроде танца извергателей огня. Обнаженные до пояса мужчины, встав в круг, поочередно или вместе выдыхали огонь, воспламенявший их факелы. Они менялись местами, вскакивали друг другу на спины, извергали все новые и новые языки пламени, и это напоминало какое-то зловещее колдовское действо. Полицейский невольно вспомнил о демонах, якобы преследовавших мать Жюда: похоже, что все обстоятельства этого долгого кошмара создавали атмосферу гнетущего потустороннего ужаса. «Каждое преступление – атомное ядро», – так говорил тот ненормальный сыщик с короткой стрижкой.
Карим присел на деревянную трибуну и загляделся на «учеников чародея». Внутренний голос подсказывал ему, что нужно остаться и расспросить этих людей. Наконец один из Бразеро обратил на него внимание. Прервав работу, но не выпуская из рук тлеющего факела, он направился к незваному гостю. Ему не было, вероятно, и тридцати лет, но из-за глубоких морщин, избороздивших его лицо, он казался вдвое старше. Темные волосы, темная кожа, темные глаза – казалось, весь он опален огнем, с которым постоянно имел дело. Он смотрел настороженно и двигался со звериной грацией человека, в любую минуту готового отразить нападение.
– Ты из наших? – спросил он.
– Из каких «ваших»?
– Ну, из цирковых. Ищешь работенку?
– Нет, я полицейский.
– Сыщик?
Циркач подошел ближе и поставил ногу на ступеньку прямо под Каримом.
– Ну, парень, видок у тебя, прямо скажем, не сыщицкий.
Молодой араб ощутил жар, идущий от разгоряченного тела мужчины. Он ответил:
– Смотря как понимать нашу работенку.
– И чего тебе тут надо? Ты ведь не из местной конторы.
Карим промолчал. Он окинул взглядом залатанный купол, акробатов на арене, и вдруг ему пришло в голову, что в 1982 году этому типу было лет пятнадцать. Мог ли он встречаться с Жюдом? Наверняка нет. Но что-то побудило его спросить:
– Ты бывал здесь четырнадцать лет назад?
– А почему бы и нет? Этот цирк принадлежал еще моим старикам.
И тогда Карим выпалил единым духом:
– Я разыскиваю следы мальчика, который приходил сюда в те времена. Точнее, в июле восемьдесят второго года, несколько воскресений подряд. Ищу людей, которые помнят его.
Извергатель огня впился взглядом в Карима.
– Да ты шутишь, парень!
– Похож я на шутника?
– Как звали твоего мальца?
– Жюд. Жюд Итэро.
– И ты воображаешь, что кто-нибудь вспомнит мальчишку, который, может быть, заходил в наш цирк полтора десятка лет назад?!
Карим встал.
– Ты прав. Извини.
Но циркач внезапно схватил его за отвороты куртки.
– Ладно, слушай. Жюд приходил сюда. Несколько раз. Когда мы репетировали. Стоял столбом и глядел, как зачарованный... Прямо как под гипнозом – замрет на месте и смотрит, смотрит...
– Что?!
Человек поднялся на одну ступеньку и сел рядом с Каримом. Он снова заговорил, и на сыщика пахнуло запахом бензина, шедшего у него изо рта:
– Жара в то лето стояла убийственная, рельсы и те, наверное, плавились, ей-богу! Жюд заявлялся к нам четыре воскресенья подряд. Мы с ним были почти ровесники. Играли вместе. Я учил его выдыхать огонь. Ну, в общем, знаешь, как оно бывает в этом возрасте: ребятня сходится быстро – не успеешь оглянуться.
Карим сверлил Бразеро взглядом.
– И ты так хорошо все помнишь спустя четырнадцать лет?
– Но ты ведь на это и рассчитывал, верно?
Сыщик повысил голос.
– Я тебя спрашиваю, почему ты так хорошо запомнил все это.
Циркач спрыгнул вниз, сдвинул каблуки и, поднеся факел ко рту, дунул. Над факелом взвился столб огненных искр.
– А помню я, парень, оттого, что было в этом мальце кое-что особенное.
Карим вздрогнул.
– Где? На лице?
– Нет, не на лице.
– Тогда что же?
Циркач выдохнул несколько языков пламени и рассмеялся:
– А вот что, парень: Жюд-то был девчонкой.
Карим подъехал ближе. Колесо обозрения медленно вращалось в темноте, посверкивая разноцветными лампочками, половина которых нервно мигала, словно от скачков напряжения. Многие аттракционы – лотерея, тир и прочие убогие забавы – уже не работали и были прикрыты брезентом, громко хлопавшим на ветру. Абдуф и сам не знал, что наводило на него большую тоску – церковь или эта унылая ярмарка развлечений.
Он начал опрашивать хозяев аттракционов, сам не веря в удачу. При имени Жюд Итэро и дате – июль 1982 года – на лицах людей ничего не отражалось. Одни просто бурчали: «Нет», другие насмешливо бросали: «Четырнадцать лет назад? Ишь чего захотел!» Карима охватило глубокое отчаяние. Действительно, кто может помнить такое? И сколько раз Жюд приходил сюда – если вообще приходил? Три, четыре, ну, от силы пять!
Молодой араб из чистого упрямства решил все же обойти парк до конца, убеждая себя, что малыш мог увлечься каким-нибудь одним аттракционом или подружиться с кем-нибудь из здешнего люда.
Однако экспедиция окончилась неудачей. Сыщик уже собрался сесть в машину, как вдруг заметил на самом краю пустыря маленький цирк-шапито. В сотый раз сказав себе, что в интересах следствия нельзя упускать никаких мелочей, он устало побрел к брезентовому шатру. Это был, конечно, не настоящий цирк, а временное сооружение, где показывали, верно, пару-тройку простеньких номеров. Над входом висело полотнище, на котором затейливыми буквами было выведено: «Братья Бразеро». Ишь ты, целое семейство! Карим приподнял портьеру, заменявшую дверь, вошел и замер на месте.
Внутри его ждало неожиданное ослепительное зрелище. Длинные языки пламени. Глухой треск огня. Запах бензина и гари. На короткий миг лейтенанту почудилось, будто перед ним какая-то фантастическая машина, сплетенная из огня и мускулов, факелов и людских торсов, блестящих от пота и бензина. Потом он осознал, что видит нечто вроде танца извергателей огня. Обнаженные до пояса мужчины, встав в круг, поочередно или вместе выдыхали огонь, воспламенявший их факелы. Они менялись местами, вскакивали друг другу на спины, извергали все новые и новые языки пламени, и это напоминало какое-то зловещее колдовское действо. Полицейский невольно вспомнил о демонах, якобы преследовавших мать Жюда: похоже, что все обстоятельства этого долгого кошмара создавали атмосферу гнетущего потустороннего ужаса. «Каждое преступление – атомное ядро», – так говорил тот ненормальный сыщик с короткой стрижкой.
Карим присел на деревянную трибуну и загляделся на «учеников чародея». Внутренний голос подсказывал ему, что нужно остаться и расспросить этих людей. Наконец один из Бразеро обратил на него внимание. Прервав работу, но не выпуская из рук тлеющего факела, он направился к незваному гостю. Ему не было, вероятно, и тридцати лет, но из-за глубоких морщин, избороздивших его лицо, он казался вдвое старше. Темные волосы, темная кожа, темные глаза – казалось, весь он опален огнем, с которым постоянно имел дело. Он смотрел настороженно и двигался со звериной грацией человека, в любую минуту готового отразить нападение.
– Ты из наших? – спросил он.
– Из каких «ваших»?
– Ну, из цирковых. Ищешь работенку?
– Нет, я полицейский.
– Сыщик?
Циркач подошел ближе и поставил ногу на ступеньку прямо под Каримом.
– Ну, парень, видок у тебя, прямо скажем, не сыщицкий.
Молодой араб ощутил жар, идущий от разгоряченного тела мужчины. Он ответил:
– Смотря как понимать нашу работенку.
– И чего тебе тут надо? Ты ведь не из местной конторы.
Карим промолчал. Он окинул взглядом залатанный купол, акробатов на арене, и вдруг ему пришло в голову, что в 1982 году этому типу было лет пятнадцать. Мог ли он встречаться с Жюдом? Наверняка нет. Но что-то побудило его спросить:
– Ты бывал здесь четырнадцать лет назад?
– А почему бы и нет? Этот цирк принадлежал еще моим старикам.
И тогда Карим выпалил единым духом:
– Я разыскиваю следы мальчика, который приходил сюда в те времена. Точнее, в июле восемьдесят второго года, несколько воскресений подряд. Ищу людей, которые помнят его.
Извергатель огня впился взглядом в Карима.
– Да ты шутишь, парень!
– Похож я на шутника?
– Как звали твоего мальца?
– Жюд. Жюд Итэро.
– И ты воображаешь, что кто-нибудь вспомнит мальчишку, который, может быть, заходил в наш цирк полтора десятка лет назад?!
Карим встал.
– Ты прав. Извини.
Но циркач внезапно схватил его за отвороты куртки.
– Ладно, слушай. Жюд приходил сюда. Несколько раз. Когда мы репетировали. Стоял столбом и глядел, как зачарованный... Прямо как под гипнозом – замрет на месте и смотрит, смотрит...
– Что?!
Человек поднялся на одну ступеньку и сел рядом с Каримом. Он снова заговорил, и на сыщика пахнуло запахом бензина, шедшего у него изо рта:
– Жара в то лето стояла убийственная, рельсы и те, наверное, плавились, ей-богу! Жюд заявлялся к нам четыре воскресенья подряд. Мы с ним были почти ровесники. Играли вместе. Я учил его выдыхать огонь. Ну, в общем, знаешь, как оно бывает в этом возрасте: ребятня сходится быстро – не успеешь оглянуться.
Карим сверлил Бразеро взглядом.
– И ты так хорошо все помнишь спустя четырнадцать лет?
– Но ты ведь на это и рассчитывал, верно?
Сыщик повысил голос.
– Я тебя спрашиваю, почему ты так хорошо запомнил все это.
Циркач спрыгнул вниз, сдвинул каблуки и, поднеся факел ко рту, дунул. Над факелом взвился столб огненных искр.
– А помню я, парень, оттого, что было в этом мальце кое-что особенное.
Карим вздрогнул.
– Где? На лице?
– Нет, не на лице.
– Тогда что же?
Циркач выдохнул несколько языков пламени и рассмеялся:
– А вот что, парень: Жюд-то был девчонкой.
33
Медленно, шаг за шагом, Карим начинал открывать истину. По словам извергателя огня, ребенок, четырежды приходивший в цирк Бразеро, был девочкой, тщательно преображенной в мальчика. Короткая стрижка, мальчишеская одежда, мальчишеские ухватки. Рассказ циркача не оставлял и тени сомнения: «Она ни разу не призналась мне в этом... Это была ее тайна, понял? Просто я сам заметил, что дело неладно. Во-первых, очень уж она была хорошенькая, прямо куколка, ей-богу! Да и голосок у нее был тоненький, девчачий. А главное – фигурка... Ей было лет десять – двенадцать, но кое-что уже начинало проклевываться. Засек я еще и другое. Она носила в глазах такие штучки, которые меняют цвет зрачков. Они у нее были сплошь черные, как чернила, таких в природе не бывает. Уж на что я был несмышленыш, а и то заметил. Она все жаловалась на резь в глазах, говорила, что боль пронизывает голову насквозь...»
Карим пытался сложить части этой головоломки. Мать ребенка смертельно боялась демонов, охотившихся за ним. По этой причине она и покинула прежнее место жительства и переселилась в Сарзак. Там она взяла себе новую фамилию – Карим клял себя за то, что не догадался проверить это раньше, – сменила имя ребенка и, более того, его пол, стараясь как можно надежнее укрыть от опасности. Таким образом, его совершенно невозможно было найти и опознать. Однако два года спустя демоны появились и в этом городке, в Сарзаке. Они по-прежнему искали ребенка и могли вот-вот обнаружить его. Обнаружить ЕЕ.
И мать впала в безумную панику. Она уничтожила все документы, журналы, записи, где упоминалось имя ее дочери – пусть даже вымышленное. И главное – фотографии, ибо одно было совершенно ясно: преследователи могли не знать нового имени ребенка, но они знали его в лицо. Именно лицо они и разыскивали: оно служило доказательством, уликой. По этой-то причине они и должны были начать со школьных снимков в поисках своей жертвы. Но кто же были эти демоны? И откуда они явились?
Карим спросил Бразеро:
– Эта девочка никогда не говорила с тобой о демонах?
Молодой человек продолжал свои манипуляции с факелом.
– О демонах? Нет. Демоны... – Он с усмешкой оглянулся на своих товарищей, – ...это, скорее, мы сами. А Жюд вообще была не болтлива. Мы больше играли. Я только и успел, что научить ее плеваться огнем.
– Это ее интересовало?
– Говорю тебе: она глаз не спускала с огня. И попросила научить ее... чтобы защищаться. И защитить мать. Так она мне сказала. Странная она была, эта малышка.
– О матери она что-нибудь рассказывала?
– Нет, мать я никогда и не видел... Жюд сидела здесь часок-другой, потом смотришь – а ее уже и след простыл... Прямо как Золушка. Каждый раз она исчезала таким манером, а потом и вовсе перестала приходить.
– Больше ничего не вспомнишь? Еще какие-нибудь мелочи, странности, которые могли бы мне помочь?
– Нет.
– Например, ее имя... Она никогда не говорила, как ее зовут на самом деле?
– Нет. Но вот что интересно: она крепко держалась одного...
– Чего?
– Я было стал называть ее Джуд, на английский манер, как в одной песенке у битлов. Но она жутко злилась и все требовала, чтобы я произносил «Жюд», как французы. Так и вижу, как она складывает губки бантиком и твердит мне: «Жюд! Жюд!»
И циркач задумчиво улыбнулся своим воспоминаниям; глаза его отрешенно смотрели куда-то вдаль. Карим заподозрил, что «огнедышащий дракон» был по уши влюблен в девочку. Бразеро, в свою очередь, задал вопрос:
– Ты, значит, ведешь расследование? Почему? С ней что-нибудь стряслось? Теперь ей должно быть...
Карим не слушал. Он размышлял о маленькой Жюд, два года проучившейся в классе под вымышленным именем. Каким образом матери удалось подделать документы при поступлении в новую школу? Как она ухитрилась выдавать дочь за мальчика, обманывая окружающих, а главное – учительницу, ежедневно видевшую ребенка?
Внезапно ему пришла в голову одна мысль. Он спросил у человека-факела:
– Здесь есть телефон?
– Обижаешь, парень! Мы не какая-нибудь деревенщина. Пошли!
Циркач проводил Карима к пестрой будочке за ареной.
Внутри стоял телефон. Сыщик набрал номер школы Жана Жореса. Брезент над его головой яростно хлопал от ветра. Акробаты на арене продолжали извергать пламя. После трех гудков ответил мужской голос.
– Я хотел бы поговорить с директором школы, – произнес Карим, еле сдерживая нетерпение.
– Кто ее спрашивает?
– Лейтенант Карим Абдуф.
Прошло несколько секунд, и в трубке раздался запыхавшийся женский голос. Полицейский начал без всяких предисловий:
– Помните, вы рассказывали об учительнице, которая уехала из Сарзака в конце восемьдесят второго учебного года?
– Конечно, помню.
– И вы сказали, что она вела один и тот же класс два года подряд.
– Совершенно верно.
– Значит, Жюд учился у нее эти два года?
– Да. Я вам уже говорила: часто бывает, что одна учительница...
– Как ее звали?
– Подождите, сейчас взгляну.
Директриса пошуршала бумагами и наконец объявила:
– Фабьенн Паско.
Это имя ничего не говорило Кариму: в нем не было никаких созвучий с псевдонимом ребенка. Снова препятствие... на каждом шагу препятствия!
– А как ее девичья фамилия?
– Но это и есть ее девичья фамилия!
– Она была не замужем?
– Вдова. Во всяком случае, так записано в ее деле. Странно! Почему же она не оставила фамилию мужа?
– А как звали мужа?
– Минутку... Ах, вот: Эро. Э оборотное, Р, О. Новый тупик. Значит, это ложный след.
– Хорошо, благодарю вас. Я...
И вдруг, в мгновенном озарении, он понял. Если он прав, если эта женщина была матерью Жюд, то фамилия девочки должна была быть Эро. А имя...
Кариму вспомнились слова циркача о том, как малышка требовала выговаривать ее имя точно по-французски. Почему? Не потому ли, что оно напоминало ей настоящее имя, имя девочки?
Карим шепнул в трубку:
– Погодите, я сейчас...
Встав на колени, он торопливо вывел на песке крупными буквами два имени, одно под другим:
ФАБЬЕНН ЭРО
ЖЮД ИТЭРО
Два последних слога звучали одинаково. Подумав немного, он стер написанное и вывел по слогам:
ЖЮ-ДИ-ТЭ-РО
И, наконец:
ЖЮДИТ ЭРО
Он с трудом сдержал торжествующий вопль. Итак, мальчик Жюд Итэро оказался девочкой Жюдит Эро! Мать ребенка была его учительницей. Она вернула себе девичью фамилию, чтобы вернее запутать демонов, и изменила имя ребенка – не полностью, а лишь слегка подправив его, чтобы девочка легче его запомнила.
Карим сжал кулаки. Он был абсолютно уверен, что события разворачивались именно так. Женщина без труда подделала бумаги – ведь как учительница она имела к ним доступ. Эта гипотеза вполне убедительно объясняла ту легкость, с которой она обманула весь Сарзак и добралась до официальных документов. Дрожащим голосом Карим спросил директрису:
– Вы не могли бы раздобыть мне более подробные сведения об этой учительнице?
– Прямо сейчас, вечером?
– Да, сегодня.
– Ну что ж... У меня тут есть знакомые... Да, это возможно. Что именно вас интересует?
– Первое: куда Фабьенн Паско-Эро переехала ПОСЛЕ Сарзака? Второе: где она преподавала ДО приезда в ваш город? И третье: найдите людей, которые были с ней знакомы. У вас есть мобильный телефон?
Женщина назвала ему свой номер. Судя по голосу, она была обескуражена. Карим спросил:
– Сколько времени вам понадобится, чтобы навести справки в отделе образования?
– Часа два.
– Возьмите с собой телефон. Я позвоню через два часа.
Карим выскочил из будки и на бегу прощально махнул рукой братьям Бразеро, которые снова извивались в безумной огненной пляске.
Карим пытался сложить части этой головоломки. Мать ребенка смертельно боялась демонов, охотившихся за ним. По этой причине она и покинула прежнее место жительства и переселилась в Сарзак. Там она взяла себе новую фамилию – Карим клял себя за то, что не догадался проверить это раньше, – сменила имя ребенка и, более того, его пол, стараясь как можно надежнее укрыть от опасности. Таким образом, его совершенно невозможно было найти и опознать. Однако два года спустя демоны появились и в этом городке, в Сарзаке. Они по-прежнему искали ребенка и могли вот-вот обнаружить его. Обнаружить ЕЕ.
И мать впала в безумную панику. Она уничтожила все документы, журналы, записи, где упоминалось имя ее дочери – пусть даже вымышленное. И главное – фотографии, ибо одно было совершенно ясно: преследователи могли не знать нового имени ребенка, но они знали его в лицо. Именно лицо они и разыскивали: оно служило доказательством, уликой. По этой-то причине они и должны были начать со школьных снимков в поисках своей жертвы. Но кто же были эти демоны? И откуда они явились?
Карим спросил Бразеро:
– Эта девочка никогда не говорила с тобой о демонах?
Молодой человек продолжал свои манипуляции с факелом.
– О демонах? Нет. Демоны... – Он с усмешкой оглянулся на своих товарищей, – ...это, скорее, мы сами. А Жюд вообще была не болтлива. Мы больше играли. Я только и успел, что научить ее плеваться огнем.
– Это ее интересовало?
– Говорю тебе: она глаз не спускала с огня. И попросила научить ее... чтобы защищаться. И защитить мать. Так она мне сказала. Странная она была, эта малышка.
– О матери она что-нибудь рассказывала?
– Нет, мать я никогда и не видел... Жюд сидела здесь часок-другой, потом смотришь – а ее уже и след простыл... Прямо как Золушка. Каждый раз она исчезала таким манером, а потом и вовсе перестала приходить.
– Больше ничего не вспомнишь? Еще какие-нибудь мелочи, странности, которые могли бы мне помочь?
– Нет.
– Например, ее имя... Она никогда не говорила, как ее зовут на самом деле?
– Нет. Но вот что интересно: она крепко держалась одного...
– Чего?
– Я было стал называть ее Джуд, на английский манер, как в одной песенке у битлов. Но она жутко злилась и все требовала, чтобы я произносил «Жюд», как французы. Так и вижу, как она складывает губки бантиком и твердит мне: «Жюд! Жюд!»
И циркач задумчиво улыбнулся своим воспоминаниям; глаза его отрешенно смотрели куда-то вдаль. Карим заподозрил, что «огнедышащий дракон» был по уши влюблен в девочку. Бразеро, в свою очередь, задал вопрос:
– Ты, значит, ведешь расследование? Почему? С ней что-нибудь стряслось? Теперь ей должно быть...
Карим не слушал. Он размышлял о маленькой Жюд, два года проучившейся в классе под вымышленным именем. Каким образом матери удалось подделать документы при поступлении в новую школу? Как она ухитрилась выдавать дочь за мальчика, обманывая окружающих, а главное – учительницу, ежедневно видевшую ребенка?
Внезапно ему пришла в голову одна мысль. Он спросил у человека-факела:
– Здесь есть телефон?
– Обижаешь, парень! Мы не какая-нибудь деревенщина. Пошли!
Циркач проводил Карима к пестрой будочке за ареной.
Внутри стоял телефон. Сыщик набрал номер школы Жана Жореса. Брезент над его головой яростно хлопал от ветра. Акробаты на арене продолжали извергать пламя. После трех гудков ответил мужской голос.
– Я хотел бы поговорить с директором школы, – произнес Карим, еле сдерживая нетерпение.
– Кто ее спрашивает?
– Лейтенант Карим Абдуф.
Прошло несколько секунд, и в трубке раздался запыхавшийся женский голос. Полицейский начал без всяких предисловий:
– Помните, вы рассказывали об учительнице, которая уехала из Сарзака в конце восемьдесят второго учебного года?
– Конечно, помню.
– И вы сказали, что она вела один и тот же класс два года подряд.
– Совершенно верно.
– Значит, Жюд учился у нее эти два года?
– Да. Я вам уже говорила: часто бывает, что одна учительница...
– Как ее звали?
– Подождите, сейчас взгляну.
Директриса пошуршала бумагами и наконец объявила:
– Фабьенн Паско.
Это имя ничего не говорило Кариму: в нем не было никаких созвучий с псевдонимом ребенка. Снова препятствие... на каждом шагу препятствия!
– А как ее девичья фамилия?
– Но это и есть ее девичья фамилия!
– Она была не замужем?
– Вдова. Во всяком случае, так записано в ее деле. Странно! Почему же она не оставила фамилию мужа?
– А как звали мужа?
– Минутку... Ах, вот: Эро. Э оборотное, Р, О. Новый тупик. Значит, это ложный след.
– Хорошо, благодарю вас. Я...
И вдруг, в мгновенном озарении, он понял. Если он прав, если эта женщина была матерью Жюд, то фамилия девочки должна была быть Эро. А имя...
Кариму вспомнились слова циркача о том, как малышка требовала выговаривать ее имя точно по-французски. Почему? Не потому ли, что оно напоминало ей настоящее имя, имя девочки?
Карим шепнул в трубку:
– Погодите, я сейчас...
Встав на колени, он торопливо вывел на песке крупными буквами два имени, одно под другим:
ФАБЬЕНН ЭРО
ЖЮД ИТЭРО
Два последних слога звучали одинаково. Подумав немного, он стер написанное и вывел по слогам:
ЖЮ-ДИ-ТЭ-РО
И, наконец:
ЖЮДИТ ЭРО
Он с трудом сдержал торжествующий вопль. Итак, мальчик Жюд Итэро оказался девочкой Жюдит Эро! Мать ребенка была его учительницей. Она вернула себе девичью фамилию, чтобы вернее запутать демонов, и изменила имя ребенка – не полностью, а лишь слегка подправив его, чтобы девочка легче его запомнила.
Карим сжал кулаки. Он был абсолютно уверен, что события разворачивались именно так. Женщина без труда подделала бумаги – ведь как учительница она имела к ним доступ. Эта гипотеза вполне убедительно объясняла ту легкость, с которой она обманула весь Сарзак и добралась до официальных документов. Дрожащим голосом Карим спросил директрису:
– Вы не могли бы раздобыть мне более подробные сведения об этой учительнице?
– Прямо сейчас, вечером?
– Да, сегодня.
– Ну что ж... У меня тут есть знакомые... Да, это возможно. Что именно вас интересует?
– Первое: куда Фабьенн Паско-Эро переехала ПОСЛЕ Сарзака? Второе: где она преподавала ДО приезда в ваш город? И третье: найдите людей, которые были с ней знакомы. У вас есть мобильный телефон?
Женщина назвала ему свой номер. Судя по голосу, она была обескуражена. Карим спросил:
– Сколько времени вам понадобится, чтобы навести справки в отделе образования?
– Часа два.
– Возьмите с собой телефон. Я позвоню через два часа.
Карим выскочил из будки и на бегу прощально махнул рукой братьям Бразеро, которые снова извивались в безумной огненной пляске.
34
Как же убить эти два часа?
Натянув шапку на уши, Карим побрел к машине. Ветер, насыщенный морскими миазмами, вовсю разбушевался во мраке; казалось, он вот-вот расколет и асфальт, и землю под ним. Так как же убить эти два часа? И сыщик сказал себе, что может быть, он еще не все выжал из этого района.
Он попытался представить себе Фабьенн и Жюдит Эро – двух отверженных, одиноких беглянок, приезжавших сюда летом каждое воскресенье. Ему хотелось восстановить всю картину их пребывания здесь, каждый шаг, каждую деталь, все, что могло бы подсказать ему направление дальнейших розысков. Вот они идут – мать и дочь – под утренним солнцем, через этот городок, где их никто не знает. Женщина, терзаемая страхом за лицо своего ребенка. И девочка в мальчишеском обличье, замкнувшаяся в своем страхе. Карим явственно видел эту странную, гонимую тревогой пару. Он представил, как они шагают в испуганном молчании, держась за руки... Как они приезжали сюда? Поездом? Или на машине?
Лейтенант решил обследовать все окрестные вокзалы, автостанции и жандармерии в поисках новых следов – полицейского протокола, воспоминаний, да мало ли...
Больше ему все равно нечем было заняться.
Отыскав телефонную будку, он первым делом позвонил в комиссариат Родеза, чтобы узнать, не регистрировался ли в департаменте Ло в 1982 году автомобиль на имя Фабьенн Паско или Фабьенн Эро. Нет, карточки с таким именем там не оказалось. Тогда он начал объезжать все окрестные вокзалы, решив все-таки позже выяснить, была ли у Фабьенн Паско машина.
На четырех железнодорожных станциях Карим не нашел ровно ничего. Он ездил концентрическими кругами, постепенно, километр за километром, удаляясь от монастыря и парка аттракционов и видя в свете фар только высокие силуэты деревьев, утесов, башен... Ему было хорошо. Адреналин приятно грел кровь, возбуждение помогало сконцентрироваться. Наконец-то молодой араб вновь наслаждался острыми ночными ощущениями, которые испытывал когда-то на стоянках, засовывая отмычку в дверцу чужого автомобиля. Карим не боялся темноты, она была его домом, его укрытием, в ней он чувствовал себя уверенно, как рыба в воде, как хищник в джунглях, как пуля в стволе.
Пятая станция оказалась товарной, загроможденной старыми вагонами и платформами с голубоватыми турбинами. Полицейский развернулся, но тотчас затормозил. Его машина стояла на мосту, над автострадой, ведущей из Сета на запад. И с высоты моста, метрах в трехстах от себя, он заприметил небольшой ПДП. Инстинкт сыщика вынудил его проверить и этот пункт.
Не упускать ни единой зацепки, никогда!
В здании было темно, но во дворе, среди гаражей, лейтенант увидел человека, возившегося около большого автофургона.
Ветер задул с удвоенной силой. Казалось, он готов сокрушить все вокруг своим яростным соленым дыханием. Карим пробрался между сваленными в кучу дорожными указателями, лопатами, пластиковыми заградительными щитами и стукнул кулаком в борт фургона. Тот откликнулся резким металлическим звуком.
Человек вздрогнул от неожиданности. На нем был шерстяной шлем-маска, скрывавший все лицо, кроме глаз. Седые брови недоуменно нахмурились.
– Что такое? Кто вы?
– Демон.
– Кто?
Карим с ухмылкой прислонился к кабине.
– Шучу, папаша. Я из полиции. Мне нужны кое-какие сведения.
– Сведения? До завтрашнего утра здесь никого не будет.
– А я слышал, что ПДП должны работать круглые сутки.
– Сборщик сидит у шлагбаума, а я здесь сторожу.
– Вот и хорошо. Давай-ка пройдемся с тобой в контору, ты хлебнешь кофейку, а я тем временем загляну в компьютер.
– В компьютер? А что вы там забыли?
– Это я тебе объясню внутри, в тепле. Внутри станция выглядела так же бедно и уныло, как снаружи. Свет не горел, и все казалось мертвым, кроме синеватого экрана компьютера, мигающего в темноте. В нем была собрана информация обо всем, что происходило на дорогах департамента. Каждое происшествие, каждая авария, каждый вызов дорожной полиции заносились в его память.
Старик настоял на том, чтобы самому сесть за компьютер. Карим нагнулся к нему и сказал:
– Ладно, давай. Меня интересует июль восемьдесят второго года. Абсолютно все – несчастные случаи, поломки, число пострадавших, любые мелкие происшествия.
Старик снял шлем и перчатки, подул на озябшие руки. Несколько секунд он набирал запрос; наконец на экране монитора появились данные за июль 1982 года. Ничего интересного для Карима в них не было.
– А ты можешь сделать запрос на определенное имя? – спросил сыщик, глядя через плечо сторожа.
– Назови по буквам.
– Жюд Итэро, Жюдит Эро, Фабьенн Паско, Фабьенн Эро.
– Это ж сколько их там? – проворчал старик, набирая имена. Через несколько секунд на экране возник ответ. Карим рванулся вперед.
– Что это?
– На одно из имен что-то значится. Но не в июле восемьдесят второго.
– Ищи дальше!
Старик набрал еще несколько команд. На темном экране высветились цифры – дата. Увидев ее, сыщик окаменел от ужаса. 14 августа 1982 года. Дата, выбитая на могиле Жюда. И здесь, над цифрами, значилось то же имя – Жюд Итэро.
– Имя-то я запамятовал, – прошептал сторож, – а вот сам случай помню. Жуткое дело, автокатастрофа возле Эрон-Сандре. Машина вылетела за разделительный барьер на встречную полосу и разбилась о противошумную стенку на другой стороне шоссе. Там были мать и сын, их так зажало, что еле вытащили. Но погиб только малыш. Он сидел спереди. Мать отделалась легкими ушибами. Все шоссе было залито кровью, шесть полос, по три с каждой стороны, представляешь?
Карим никак не мог унять бившую его дрожь. Значит, вот как закончились странствия Фабьенн и Жюдит Эро. Врезались в стенку на скорости сто тридцать километров в час. Какой абсурд! И как все просто! Сыщик едва не кричал от ярости. Он не мог смириться с мыслью, что вся эта долгая интрига, все предосторожности несчастной женщины привели к такому страшному концу.
А ведь он знал – знал с самого начала, что Жюдит умерла в августе 1982 года; об этом свидетельствовала надгробная надпись. Теперь он всего лишь узнавал подробности этой смерти. Слезы жгли ему веки, как будто он только что услышал о гибели любимого существа. Да, он любил этого ребенка – пускай всего несколько часов, но любил, неистово и самозабвенно. Через слова и годы. Через пространство и время.
– Продолжай! – сказал он. – Как выглядел погибший?
– Он... Да его вбило в радиатор так, что... В общем, сплошное месиво из мяса и железа. Черт подери, никогда этого не забуду! Им понадобилось больше шести часов, чтобы... собрать части. А лицо... Не осталось там никакого лица, ни головы, ничего.
– А мать?
– Мать? Я не уверен, что это была мать. По крайней мере, имя у нее было другое.
– Я знаю. Она тоже была ранена?
– Нет. Она-то легко отделалась. Ну, конечно, с синяками, царапинами, не без того... Потому что машину развернуло, понял? И в стенку она ударилась со стороны пассажира, да со всего маху. Когда такое случается, тут уж...
– Опиши мне эту женщину.
– Женщину-то? Ну, ее не скоро забудешь. Настоящая великанша. Лицо широкое, волосы темные. И большие очки. Вся в черном, вроде в вязаном. И вела себя как-то чудно. Не плакала, держалась так, будто ей все равно. Может, это у нее шок был, не знаю...
– А лицо ее помнишь?
– На лицо-то она была красивая.
– То есть?
– Ну, как бы это сказать... щеки такие крепкие и кожа белая, гладкая.
Карим сменил тему:
– Вы ведь тут храните досье на каждую аварию, верно? Полицейский отчет, заключение о смерти и все прочее?
Старик испытующе взглянул на Карима.
– Чего это ты так глубоко копаешь, а, парень?
– Покажи мне досье.
Сторож вытер руки о куртку и открыл шкаф с раздвижными дверцами. Карим слышал, как он шепотом, по слогам, читает имена пострадавших.
– Жюд Итэро. Вот оно. Но только смотри, парень...
Карим взял у него из рук папку и перелистал документы. Показания свидетелей, протокол, страховые квитанции. Описание самого происшествия. Фабьенн Паско вела машину, арендованную в Сарзаке. Ее адрес был тот же, что дал Кариму доктор Масэ, – одинокая лачуга на каменистой равнине. С этой стороны ничего нового. Самое странное заключалось в другом: мать позволила зарегистрировать гибель своего ребенка под именем Жюда Итэро, мальчика.
– Ничего не понимаю, – сказал полицейский. – Погибший ребенок был мальчиком?
– Ну да... – Сторож заглядывал в досье через плечо Карима. – По крайней мере, она так сказала...
– А ты не помнишь, по этой части были проблемы?
– Какие еще такие проблемы? Что ты имеешь в виду?
Сыщик постарался говорить как можно спокойнее:
– Послушай, я только спрашиваю, можно ли было определить пол ребенка.
– Ну откуда мне знать, я же не врач. Но, честно говоря, не думаю. Там было сплошное месиво. – И он провел рукой по лицу. – Что тебе объяснять, парень... Я тут кручусь уже двадцать пять лет, всякого навидался. И каждый раз сплошной ужас... Будто дьявол какой сидит там, под нами, и изничтожает род людской, одного за другим, одного за другим!..
Карим понял, что состояние тела позволило матери скрыть правду и похоронить ее вместе с ребенком. Но зачем? Неужели она чего-то опасалась и после смерти дочери?
Лейтенант снова порылся в папке и обнаружил фотографии, сделанные на месте катастрофы. Кровь. Искореженное железо. Фрагменты тела среди обломков кузова. Он быстро вернул их на место, у него не было сил смотреть на это. Дальше ему попались свидетельство о смерти и описание трупа, сделанное медиками: в нем не содержалось никаких конкретных деталей.
Карим прислонился к стене, борясь с головокружением. Потом взглянул на часы. Что ж, ему удалось убить эти два часа.
Но и они, в свою очередь, убили его.
Собравшись с силами, он бросил последний взгляд на страницы досье. На специальной карточке были сделаны синей краской отпечатки пальцев. Он несколько секунд смотрел на них, потом спросил:
– Это его отпечатки?
– Что ты имеешь в виду?
– Это отпечатки ребенка?
– Странный вопрос. Ну конечно его. Я сам держал краску. Останки лежали в чехле. Врач достал оттуда руку, маленькую детскую ручку, всю в крови, и приложил пальцы к бумаге. Черт подери! Они так торопились скорее покончить с этим. Слушай, мне до сих пор снятся все эти ужасы, ей-богу!
Карим сунул папку за пазуху.
– О'кей. Я ее забираю.
Натянув шапку на уши, Карим побрел к машине. Ветер, насыщенный морскими миазмами, вовсю разбушевался во мраке; казалось, он вот-вот расколет и асфальт, и землю под ним. Так как же убить эти два часа? И сыщик сказал себе, что может быть, он еще не все выжал из этого района.
Он попытался представить себе Фабьенн и Жюдит Эро – двух отверженных, одиноких беглянок, приезжавших сюда летом каждое воскресенье. Ему хотелось восстановить всю картину их пребывания здесь, каждый шаг, каждую деталь, все, что могло бы подсказать ему направление дальнейших розысков. Вот они идут – мать и дочь – под утренним солнцем, через этот городок, где их никто не знает. Женщина, терзаемая страхом за лицо своего ребенка. И девочка в мальчишеском обличье, замкнувшаяся в своем страхе. Карим явственно видел эту странную, гонимую тревогой пару. Он представил, как они шагают в испуганном молчании, держась за руки... Как они приезжали сюда? Поездом? Или на машине?
Лейтенант решил обследовать все окрестные вокзалы, автостанции и жандармерии в поисках новых следов – полицейского протокола, воспоминаний, да мало ли...
Больше ему все равно нечем было заняться.
Отыскав телефонную будку, он первым делом позвонил в комиссариат Родеза, чтобы узнать, не регистрировался ли в департаменте Ло в 1982 году автомобиль на имя Фабьенн Паско или Фабьенн Эро. Нет, карточки с таким именем там не оказалось. Тогда он начал объезжать все окрестные вокзалы, решив все-таки позже выяснить, была ли у Фабьенн Паско машина.
На четырех железнодорожных станциях Карим не нашел ровно ничего. Он ездил концентрическими кругами, постепенно, километр за километром, удаляясь от монастыря и парка аттракционов и видя в свете фар только высокие силуэты деревьев, утесов, башен... Ему было хорошо. Адреналин приятно грел кровь, возбуждение помогало сконцентрироваться. Наконец-то молодой араб вновь наслаждался острыми ночными ощущениями, которые испытывал когда-то на стоянках, засовывая отмычку в дверцу чужого автомобиля. Карим не боялся темноты, она была его домом, его укрытием, в ней он чувствовал себя уверенно, как рыба в воде, как хищник в джунглях, как пуля в стволе.
Пятая станция оказалась товарной, загроможденной старыми вагонами и платформами с голубоватыми турбинами. Полицейский развернулся, но тотчас затормозил. Его машина стояла на мосту, над автострадой, ведущей из Сета на запад. И с высоты моста, метрах в трехстах от себя, он заприметил небольшой ПДП. Инстинкт сыщика вынудил его проверить и этот пункт.
Не упускать ни единой зацепки, никогда!
В здании было темно, но во дворе, среди гаражей, лейтенант увидел человека, возившегося около большого автофургона.
Ветер задул с удвоенной силой. Казалось, он готов сокрушить все вокруг своим яростным соленым дыханием. Карим пробрался между сваленными в кучу дорожными указателями, лопатами, пластиковыми заградительными щитами и стукнул кулаком в борт фургона. Тот откликнулся резким металлическим звуком.
Человек вздрогнул от неожиданности. На нем был шерстяной шлем-маска, скрывавший все лицо, кроме глаз. Седые брови недоуменно нахмурились.
– Что такое? Кто вы?
– Демон.
– Кто?
Карим с ухмылкой прислонился к кабине.
– Шучу, папаша. Я из полиции. Мне нужны кое-какие сведения.
– Сведения? До завтрашнего утра здесь никого не будет.
– А я слышал, что ПДП должны работать круглые сутки.
– Сборщик сидит у шлагбаума, а я здесь сторожу.
– Вот и хорошо. Давай-ка пройдемся с тобой в контору, ты хлебнешь кофейку, а я тем временем загляну в компьютер.
– В компьютер? А что вы там забыли?
– Это я тебе объясню внутри, в тепле. Внутри станция выглядела так же бедно и уныло, как снаружи. Свет не горел, и все казалось мертвым, кроме синеватого экрана компьютера, мигающего в темноте. В нем была собрана информация обо всем, что происходило на дорогах департамента. Каждое происшествие, каждая авария, каждый вызов дорожной полиции заносились в его память.
Старик настоял на том, чтобы самому сесть за компьютер. Карим нагнулся к нему и сказал:
– Ладно, давай. Меня интересует июль восемьдесят второго года. Абсолютно все – несчастные случаи, поломки, число пострадавших, любые мелкие происшествия.
Старик снял шлем и перчатки, подул на озябшие руки. Несколько секунд он набирал запрос; наконец на экране монитора появились данные за июль 1982 года. Ничего интересного для Карима в них не было.
– А ты можешь сделать запрос на определенное имя? – спросил сыщик, глядя через плечо сторожа.
– Назови по буквам.
– Жюд Итэро, Жюдит Эро, Фабьенн Паско, Фабьенн Эро.
– Это ж сколько их там? – проворчал старик, набирая имена. Через несколько секунд на экране возник ответ. Карим рванулся вперед.
– Что это?
– На одно из имен что-то значится. Но не в июле восемьдесят второго.
– Ищи дальше!
Старик набрал еще несколько команд. На темном экране высветились цифры – дата. Увидев ее, сыщик окаменел от ужаса. 14 августа 1982 года. Дата, выбитая на могиле Жюда. И здесь, над цифрами, значилось то же имя – Жюд Итэро.
– Имя-то я запамятовал, – прошептал сторож, – а вот сам случай помню. Жуткое дело, автокатастрофа возле Эрон-Сандре. Машина вылетела за разделительный барьер на встречную полосу и разбилась о противошумную стенку на другой стороне шоссе. Там были мать и сын, их так зажало, что еле вытащили. Но погиб только малыш. Он сидел спереди. Мать отделалась легкими ушибами. Все шоссе было залито кровью, шесть полос, по три с каждой стороны, представляешь?
Карим никак не мог унять бившую его дрожь. Значит, вот как закончились странствия Фабьенн и Жюдит Эро. Врезались в стенку на скорости сто тридцать километров в час. Какой абсурд! И как все просто! Сыщик едва не кричал от ярости. Он не мог смириться с мыслью, что вся эта долгая интрига, все предосторожности несчастной женщины привели к такому страшному концу.
А ведь он знал – знал с самого начала, что Жюдит умерла в августе 1982 года; об этом свидетельствовала надгробная надпись. Теперь он всего лишь узнавал подробности этой смерти. Слезы жгли ему веки, как будто он только что услышал о гибели любимого существа. Да, он любил этого ребенка – пускай всего несколько часов, но любил, неистово и самозабвенно. Через слова и годы. Через пространство и время.
– Продолжай! – сказал он. – Как выглядел погибший?
– Он... Да его вбило в радиатор так, что... В общем, сплошное месиво из мяса и железа. Черт подери, никогда этого не забуду! Им понадобилось больше шести часов, чтобы... собрать части. А лицо... Не осталось там никакого лица, ни головы, ничего.
– А мать?
– Мать? Я не уверен, что это была мать. По крайней мере, имя у нее было другое.
– Я знаю. Она тоже была ранена?
– Нет. Она-то легко отделалась. Ну, конечно, с синяками, царапинами, не без того... Потому что машину развернуло, понял? И в стенку она ударилась со стороны пассажира, да со всего маху. Когда такое случается, тут уж...
– Опиши мне эту женщину.
– Женщину-то? Ну, ее не скоро забудешь. Настоящая великанша. Лицо широкое, волосы темные. И большие очки. Вся в черном, вроде в вязаном. И вела себя как-то чудно. Не плакала, держалась так, будто ей все равно. Может, это у нее шок был, не знаю...
– А лицо ее помнишь?
– На лицо-то она была красивая.
– То есть?
– Ну, как бы это сказать... щеки такие крепкие и кожа белая, гладкая.
Карим сменил тему:
– Вы ведь тут храните досье на каждую аварию, верно? Полицейский отчет, заключение о смерти и все прочее?
Старик испытующе взглянул на Карима.
– Чего это ты так глубоко копаешь, а, парень?
– Покажи мне досье.
Сторож вытер руки о куртку и открыл шкаф с раздвижными дверцами. Карим слышал, как он шепотом, по слогам, читает имена пострадавших.
– Жюд Итэро. Вот оно. Но только смотри, парень...
Карим взял у него из рук папку и перелистал документы. Показания свидетелей, протокол, страховые квитанции. Описание самого происшествия. Фабьенн Паско вела машину, арендованную в Сарзаке. Ее адрес был тот же, что дал Кариму доктор Масэ, – одинокая лачуга на каменистой равнине. С этой стороны ничего нового. Самое странное заключалось в другом: мать позволила зарегистрировать гибель своего ребенка под именем Жюда Итэро, мальчика.
– Ничего не понимаю, – сказал полицейский. – Погибший ребенок был мальчиком?
– Ну да... – Сторож заглядывал в досье через плечо Карима. – По крайней мере, она так сказала...
– А ты не помнишь, по этой части были проблемы?
– Какие еще такие проблемы? Что ты имеешь в виду?
Сыщик постарался говорить как можно спокойнее:
– Послушай, я только спрашиваю, можно ли было определить пол ребенка.
– Ну откуда мне знать, я же не врач. Но, честно говоря, не думаю. Там было сплошное месиво. – И он провел рукой по лицу. – Что тебе объяснять, парень... Я тут кручусь уже двадцать пять лет, всякого навидался. И каждый раз сплошной ужас... Будто дьявол какой сидит там, под нами, и изничтожает род людской, одного за другим, одного за другим!..
Карим понял, что состояние тела позволило матери скрыть правду и похоронить ее вместе с ребенком. Но зачем? Неужели она чего-то опасалась и после смерти дочери?
Лейтенант снова порылся в папке и обнаружил фотографии, сделанные на месте катастрофы. Кровь. Искореженное железо. Фрагменты тела среди обломков кузова. Он быстро вернул их на место, у него не было сил смотреть на это. Дальше ему попались свидетельство о смерти и описание трупа, сделанное медиками: в нем не содержалось никаких конкретных деталей.
Карим прислонился к стене, борясь с головокружением. Потом взглянул на часы. Что ж, ему удалось убить эти два часа.
Но и они, в свою очередь, убили его.
Собравшись с силами, он бросил последний взгляд на страницы досье. На специальной карточке были сделаны синей краской отпечатки пальцев. Он несколько секунд смотрел на них, потом спросил:
– Это его отпечатки?
– Что ты имеешь в виду?
– Это отпечатки ребенка?
– Странный вопрос. Ну конечно его. Я сам держал краску. Останки лежали в чехле. Врач достал оттуда руку, маленькую детскую ручку, всю в крови, и приложил пальцы к бумаге. Черт подери! Они так торопились скорее покончить с этим. Слушай, мне до сих пор снятся все эти ужасы, ей-богу!
Карим сунул папку за пазуху.
– О'кей. Я ее забираю.