Страница:
И наконец нашел.
В квартире сильно пахло клеем. Клеем для обоев, высохшим совсем недавно. Карим пошел вдоль стен, пристально разглядывая их. Может, супруги Кайлуа просто-напросто сменили обои как раз перед трагическим событием? Может, это обыкновенная случайность? Но Карим с ходу отверг эту мысль: в таком деле случайностей не бывает, любая отдельная мелочь имеет отношение к общему кошмару.
Повинуясь внезапному импульсу, он сдвинул мебель и оторвал от стены бумажное полотнище. Ничего. Карим остановился: он превысил свои полномочия, проникнув в частное жилище, у него нет санкции на обыск, а он занимается тем, что разоряет квартиру женщины, которая, вполне вероятно, станет главной подозреваемой. Поколебавшись с минуту, он решительно взялся за следующую полосу. Ничего, Щелкнув пальцами, Карим перешел к другой стене, подцепил третий кусок обоев и, приподняв его, увидел на стене красновато-коричневые буквы.
Это была часть какой-то надписи. Единственное полное слово, которое он смог разобрать, было «ИСТОКАМ». Карим торопливо сорвал соседний кусок обоев. Теперь он видел под разводами клея всю надпись целиком:
Я ПОДНИМУСЬ К ИСТОКАМ ПУРПУРНЫХ РЕК
ЖЮДИТ
Почерк был детский, буквы – багровые, как засохшая кровь. Их сперва процарапали по штукатурке чем-то острым, вроде ножа. Убийство Ре-ми Кайлуа. «Пурпурные реки». Жюдит. Нет, он нашел не нить, не зацепку, не отголосок. Отныне оба преступления составляли единое целое.
Внезапно сзади раздался шорох. Карим резко обернулся, выставив вперед свой «глок». Он едва успел заметить тень, мелькнувшую в дверном проеме. Яростно взревев, он бросился вдогонку.
Силуэт уже исчез за поворотом. Топот бегущих шагов мгновенно посеял панику в длинном коридоре; казалось, здешние обитатели только и ждали сигнала тревоги, чтобы подать признаки жизни. Двери приоткрывались, из щелей смотрели испуганные глаза.
Сыщик на бешеной скорости свернул за угол и пустился бежать по новому отрезку коридора. Вдали под ногами призрака уже громыхали ступени лестницы.
Миг спустя Карим тоже несся вниз гигантскими прыжками, хватаясь на бегу за вибрирующие металлические стойки. Он уже почти нагнал незнакомца, их разделял всего один марш. Между железными стойками впереди внизу мелькала спина человека в черном блестящем дождевике.
Просунув руку сквозь прутья, Карим попытался схватить беглеца за плечо, но пальцы только царапнули по мокрой клеенке, а рука застряла между перекладинами. Силуэт скрылся из виду. Карим высвободил руку и помчался дальше. Он потерял несколько драгоценных секунд.
Когда он спустился в вестибюль, тот был пуст. Ни души. Ни звука. Карим увидел за окном часового, по-прежнему торчавшего на своем посту. Он рванулся к задней двери, через которую проник в здание. Тоже никого. Плотная стена дождя мешала рассмотреть, что творится снаружи.
Карим выругался, пролез в дверную раму с выбитым стеклом и вгляделся в кампус, еле заметный сквозь мокрую пелену ливня. Ни людей, ни машин, ровно ничего. Только яростные хлопки пленки на козырьке подъезда. Карим опустил пистолет и повернул назад, отчаянно надеясь, что призрак еще не успел покинуть здание.
Внезапно мощный удар отшвырнул сыщика к двери, и на него обрушился ледяной водопад. Карим упал и, растерявшись на миг, выронил пистолет. С трудом встав на четвереньки, он поднял голову и увидел, что его сшибло с ног пластиковое покрытие козырька, не выдержавшее тяжести воды.
Он счел это случайностью.
Но из-за рухнувшего полотнища, край которого остался висеть на козырьке, появилась все та же зловещая тень. Черный блестящий дождевик, плотные облегающие брюки, вязаный альпинистский шлем-маска, а поверх него – шлем мотоциклиста, глянцевито-черный, как головка шмеля. Тень держала в руках «глок» Карима и целилась прямо ему в лицо.
Сыщик открыл рот, но голос отказал ему.
Внезапно призрак нажал на курок; загремели выстрелы, с оглушительным звоном посыпались стекла. Карим скорчился на асфальте, прикрыв голову руками. Его хриплые крики смешивались с грохотом выстрелов, звоном падающих стекол и барабанной дробью дождя.
Машинально он отсчитал количество выпущенных зарядов – шестнадцать – и осторожно приподнял голову; последние осколки еще падали вокруг него наземь. Он едва успел разглядеть руку без перчатки, бросившую оружие и растаявшую во тьме. Это была крепкая белая рука с короткими ногтями, покрытая царапинами и кое-где заклеенная пластырем.
Рука женщины.
Несколько мгновений сыщик пристально разглядывал еще дымившийся ствол пистолета, его рифленую рукоятку. В ушах у него стоял грохот пальбы. Ноздри впитывали едкий запах пороха. Прошло несколько секунд, и тут наконец прибежал, с револьвером на изготовку, полицейский, топтавшийся у главного входа.
Но Карим уже не слышал ни его грозных окликов, ни испуганного оханья. Оглушенный всем случившимся, он тем не менее ясно сознавал, что располагает теперь двумя поразительными фактами.
Первый: женщина-убийца пощадила его.
И второй: она оставила на оружии отпечатки пальцев.
43
44
45
В квартире сильно пахло клеем. Клеем для обоев, высохшим совсем недавно. Карим пошел вдоль стен, пристально разглядывая их. Может, супруги Кайлуа просто-напросто сменили обои как раз перед трагическим событием? Может, это обыкновенная случайность? Но Карим с ходу отверг эту мысль: в таком деле случайностей не бывает, любая отдельная мелочь имеет отношение к общему кошмару.
Повинуясь внезапному импульсу, он сдвинул мебель и оторвал от стены бумажное полотнище. Ничего. Карим остановился: он превысил свои полномочия, проникнув в частное жилище, у него нет санкции на обыск, а он занимается тем, что разоряет квартиру женщины, которая, вполне вероятно, станет главной подозреваемой. Поколебавшись с минуту, он решительно взялся за следующую полосу. Ничего, Щелкнув пальцами, Карим перешел к другой стене, подцепил третий кусок обоев и, приподняв его, увидел на стене красновато-коричневые буквы.
Это была часть какой-то надписи. Единственное полное слово, которое он смог разобрать, было «ИСТОКАМ». Карим торопливо сорвал соседний кусок обоев. Теперь он видел под разводами клея всю надпись целиком:
Я ПОДНИМУСЬ К ИСТОКАМ ПУРПУРНЫХ РЕК
ЖЮДИТ
Почерк был детский, буквы – багровые, как засохшая кровь. Их сперва процарапали по штукатурке чем-то острым, вроде ножа. Убийство Ре-ми Кайлуа. «Пурпурные реки». Жюдит. Нет, он нашел не нить, не зацепку, не отголосок. Отныне оба преступления составляли единое целое.
Внезапно сзади раздался шорох. Карим резко обернулся, выставив вперед свой «глок». Он едва успел заметить тень, мелькнувшую в дверном проеме. Яростно взревев, он бросился вдогонку.
Силуэт уже исчез за поворотом. Топот бегущих шагов мгновенно посеял панику в длинном коридоре; казалось, здешние обитатели только и ждали сигнала тревоги, чтобы подать признаки жизни. Двери приоткрывались, из щелей смотрели испуганные глаза.
Сыщик на бешеной скорости свернул за угол и пустился бежать по новому отрезку коридора. Вдали под ногами призрака уже громыхали ступени лестницы.
Миг спустя Карим тоже несся вниз гигантскими прыжками, хватаясь на бегу за вибрирующие металлические стойки. Он уже почти нагнал незнакомца, их разделял всего один марш. Между железными стойками впереди внизу мелькала спина человека в черном блестящем дождевике.
Просунув руку сквозь прутья, Карим попытался схватить беглеца за плечо, но пальцы только царапнули по мокрой клеенке, а рука застряла между перекладинами. Силуэт скрылся из виду. Карим высвободил руку и помчался дальше. Он потерял несколько драгоценных секунд.
Когда он спустился в вестибюль, тот был пуст. Ни души. Ни звука. Карим увидел за окном часового, по-прежнему торчавшего на своем посту. Он рванулся к задней двери, через которую проник в здание. Тоже никого. Плотная стена дождя мешала рассмотреть, что творится снаружи.
Карим выругался, пролез в дверную раму с выбитым стеклом и вгляделся в кампус, еле заметный сквозь мокрую пелену ливня. Ни людей, ни машин, ровно ничего. Только яростные хлопки пленки на козырьке подъезда. Карим опустил пистолет и повернул назад, отчаянно надеясь, что призрак еще не успел покинуть здание.
Внезапно мощный удар отшвырнул сыщика к двери, и на него обрушился ледяной водопад. Карим упал и, растерявшись на миг, выронил пистолет. С трудом встав на четвереньки, он поднял голову и увидел, что его сшибло с ног пластиковое покрытие козырька, не выдержавшее тяжести воды.
Он счел это случайностью.
Но из-за рухнувшего полотнища, край которого остался висеть на козырьке, появилась все та же зловещая тень. Черный блестящий дождевик, плотные облегающие брюки, вязаный альпинистский шлем-маска, а поверх него – шлем мотоциклиста, глянцевито-черный, как головка шмеля. Тень держала в руках «глок» Карима и целилась прямо ему в лицо.
Сыщик открыл рот, но голос отказал ему.
Внезапно призрак нажал на курок; загремели выстрелы, с оглушительным звоном посыпались стекла. Карим скорчился на асфальте, прикрыв голову руками. Его хриплые крики смешивались с грохотом выстрелов, звоном падающих стекол и барабанной дробью дождя.
Машинально он отсчитал количество выпущенных зарядов – шестнадцать – и осторожно приподнял голову; последние осколки еще падали вокруг него наземь. Он едва успел разглядеть руку без перчатки, бросившую оружие и растаявшую во тьме. Это была крепкая белая рука с короткими ногтями, покрытая царапинами и кое-где заклеенная пластырем.
Рука женщины.
Несколько мгновений сыщик пристально разглядывал еще дымившийся ствол пистолета, его рифленую рукоятку. В ушах у него стоял грохот пальбы. Ноздри впитывали едкий запах пороха. Прошло несколько секунд, и тут наконец прибежал, с револьвером на изготовку, полицейский, топтавшийся у главного входа.
Но Карим уже не слышал ни его грозных окликов, ни испуганного оханья. Оглушенный всем случившимся, он тем не менее ясно сознавал, что располагает теперь двумя поразительными фактами.
Первый: женщина-убийца пощадила его.
И второй: она оставила на оружии отпечатки пальцев.
43
– Что вы делали в квартире у Софи Кайлуа? Вы действовали, не имея ордера, вы нарушили самые элементарные законы, мы могли бы вас...
Карим смотрел на лысую макушку и багровое лицо разъяренного капитана Вермона и покорно кивал, пытаясь изобразить на лице раскаяние. Наконец он улучил момент и произнес:
– Я уже все объяснил капитану Барну. Убийства в Герноне имеют отношение к делу, которое я расследую в своем городе, Сарзаке, департамент Ло.
– Подумаешь, какая новость! Это никак не оправдывает ваше незаконное вторжение в жилище важнейшего свидетеля по нашему делу.
– Но я договорился с комиссаром Ньеманом...
– Забудьте о комиссаре Ньемане! Его отстранили от расследования. Теперь этим займутся парни из уголовки Гренобля.
– В самом деле?
– Комиссар Ньеман сам находится под следствием. Сутки назад он изувечил в Парк-де-Пренс, после футбольного матча, английского болельщика-хулигана, и это вызвало грандиозный скандал. Его вызывают в Париж.
Кариму стало ясно, почему Ньеман очутился в этом городе. Видимо, «железный» сыщик решил залечь на дно после того, как проучил хулигана в своем излюбленном стиле. Но лейтенанту не верилось, что Ньеман вернется этой ночью в Париж. Нет, не мог комиссар взять и бросить расследование, чтобы ехать оправдываться перед инспекцией полицейской службы или в Министерстве иностранных дел. Сперва Пьер Ньеман изловит убийцу и раскроет мотивы его злодеяний. И он, Карим, будет рядом с ним. Однако из осторожности он сделал вид, будто поверил жандарму.
– А сыщики из Гренобля уже начали работать?
– Нет еще, – ответил Вермон. – Мы должны ввести их в курс дела.
– Что ж, похоже, Ньеман вам больше не нужен?
– Ошибаетесь! Он, конечно, псих, но по крайней мере прекрасно знает уголовный мир. Как свои пять пальцев. А с ребятами из Гренобля все придется начинать сначала. И к чему это приведет, я вас спрашиваю?
Карим оперся обеими руками на стол и наклонился к капитану.
– Позвоните в полицию Сарзака, комиссару Анри Крозье. Проверьте мою информацию. Законно я действовал или нет, но мое расследование напрямую связано с преступлениями в Герноне. Один из ваших убитых, Филипп Серти, осквернил могилу на кладбище в моем городе прошлой ночью, как раз перед самой своей гибелью.
Вермон скептически поморщился.
– Составьте рапорт. Господи, что же это творится? Жертвы убийства оскверняют кладбища! Неизвестные сыщики лезут из всех дыр! Как будто у нас и без того мало проблем...
– Я...
– Убийца нанес еще один удар!
Карим резко обернулся: в дверях стоял Ньеман. Смертельно бледный, с опустошенным лицом. Молодому арабу вспомнились скорбные мраморные фигуры на мавзолеях, которые он во множестве видел за последние несколько часов.
– Эдмон Шернесе, – продолжал Ньеман. – Офтальмолог из Аннеси. – Он подошел к столу и взглянул на Карима, а затем на Вермона. – Задушен проводом. Вырваны глаза. Отрублены руки. Этой серии нет конца.
Вермон отъехал на своем стуле к стене. Спустя несколько секунд он плаксиво пробормотал:
– Вам же говорили... Вам же все говорили...
– Что? Что мне говорили? – взревел Ньеман.
– Что это серийный убийца. Преступник-безумец. Как в Америке! Вот и надо действовать американскими методами. Вызвать специалистов. Составить психологический портрет... Ну, в общем, я не знаю... Даже мне, провинциальному жандарму, и то ясно...
Ньеман прервал его криком:
– Да, это серия, но это не серийный убийца! И он не безумен. Он мстит. И у него есть логичный, рациональный мотив, объясняющий, почему именно эти люди стали его жертвами. Между этими тремя существует какая-то связь, ставшая причиной их устранения! Вот что нужно выяснить в первую очередь, будь оно все проклято!
Вермон безнадежно развел руками. Карим воспользовался наступившим молчанием.
– Комиссар, позвольте мне...
– Сейчас не время.
Ньеман выпрямился и нервным движением разгладил смятые полы своего плаща. Такое внимание к своей внешности никак не вязалось с суровым замкнутым лицом сыщика. Карим упрямо продолжал:
– Софи Кайлуа сбежала.
Глаза за маленькими очками изумленно вперились в него.
– Как? Но ведь мы поставили там человека...
– Он ничего не видел. И, насколько я понимаю, она уже далеко.
Ньеман все еще смотрел на Карима. Смотрел как на редкого, диковинного зверя.
– Это еще что за хреновина? – прошептал он. – Зачем ей-то бежать?
– Потому что вы были правы с самого начала. – Карим обращался к Ньеману, но глядел при этом на Вермона. – Все три жертвы связаны какой-то тайной. И эта тайна – ключ к убийствам. Софи Кайлуа сбежала, потому что ей все известно. И еще потому, что она боится стать следующей жертвой.
– Мать твою!..
Ньеман поправил очки. Несколько секунд он помолчал, размышляя, затем решительно, по-боксерски, вскинул подбородок и жестом приказал Кариму говорить дальше.
– У меня есть новость, комиссар. Я обнаружил в квартире Кайлуа надпись, процарапанную на стене. В ней говорится о «пурпурных реках», и подписана она именем Жюдит. Вы искали связь между жертвами. Так вот, я могу назвать вам то, что связывало по крайней мере двоих из них – Кайлуа и Серти. Их связывала Жюдит. Маленькая девочка с уничтоженным лицом. Серти осквернил ее могилу. А Кайлуа получил послание за ее подписью.
Комиссар направился к двери, бросив на ходу:
– Пошли!
Разгневанный Вермон вскочил на ноги.
– Вот-вот, убирайтесь отсюда оба! Идите шепчитесь в другом месте!
Ньеман вытолкнул Карима в коридор. Из кабинета им вслед несся визгливый голос капитана:
– Ньеман, вы больше не имеете права заниматься расследованием! Вы отстранены, ясно вам? Вы больше ровно ничего не значите. Ни-че-го! Вы теперь ноль, пустое место! Идите, идите, слушайте бред этого авантюриста, этого жулика, этого проходимца... Прекрасная компания, нечего сказать!..
Ньеман ворвался в чей-то пустой кабинет, втащил туда же Карима, включил свет и захлопнул дверь, чтобы не слышать яростных воплей жандарма. Схватив стул, он знаком велел Кариму садиться и коротко сказал:
– Слушаю.
Карим смотрел на лысую макушку и багровое лицо разъяренного капитана Вермона и покорно кивал, пытаясь изобразить на лице раскаяние. Наконец он улучил момент и произнес:
– Я уже все объяснил капитану Барну. Убийства в Герноне имеют отношение к делу, которое я расследую в своем городе, Сарзаке, департамент Ло.
– Подумаешь, какая новость! Это никак не оправдывает ваше незаконное вторжение в жилище важнейшего свидетеля по нашему делу.
– Но я договорился с комиссаром Ньеманом...
– Забудьте о комиссаре Ньемане! Его отстранили от расследования. Теперь этим займутся парни из уголовки Гренобля.
– В самом деле?
– Комиссар Ньеман сам находится под следствием. Сутки назад он изувечил в Парк-де-Пренс, после футбольного матча, английского болельщика-хулигана, и это вызвало грандиозный скандал. Его вызывают в Париж.
Кариму стало ясно, почему Ньеман очутился в этом городе. Видимо, «железный» сыщик решил залечь на дно после того, как проучил хулигана в своем излюбленном стиле. Но лейтенанту не верилось, что Ньеман вернется этой ночью в Париж. Нет, не мог комиссар взять и бросить расследование, чтобы ехать оправдываться перед инспекцией полицейской службы или в Министерстве иностранных дел. Сперва Пьер Ньеман изловит убийцу и раскроет мотивы его злодеяний. И он, Карим, будет рядом с ним. Однако из осторожности он сделал вид, будто поверил жандарму.
– А сыщики из Гренобля уже начали работать?
– Нет еще, – ответил Вермон. – Мы должны ввести их в курс дела.
– Что ж, похоже, Ньеман вам больше не нужен?
– Ошибаетесь! Он, конечно, псих, но по крайней мере прекрасно знает уголовный мир. Как свои пять пальцев. А с ребятами из Гренобля все придется начинать сначала. И к чему это приведет, я вас спрашиваю?
Карим оперся обеими руками на стол и наклонился к капитану.
– Позвоните в полицию Сарзака, комиссару Анри Крозье. Проверьте мою информацию. Законно я действовал или нет, но мое расследование напрямую связано с преступлениями в Герноне. Один из ваших убитых, Филипп Серти, осквернил могилу на кладбище в моем городе прошлой ночью, как раз перед самой своей гибелью.
Вермон скептически поморщился.
– Составьте рапорт. Господи, что же это творится? Жертвы убийства оскверняют кладбища! Неизвестные сыщики лезут из всех дыр! Как будто у нас и без того мало проблем...
– Я...
– Убийца нанес еще один удар!
Карим резко обернулся: в дверях стоял Ньеман. Смертельно бледный, с опустошенным лицом. Молодому арабу вспомнились скорбные мраморные фигуры на мавзолеях, которые он во множестве видел за последние несколько часов.
– Эдмон Шернесе, – продолжал Ньеман. – Офтальмолог из Аннеси. – Он подошел к столу и взглянул на Карима, а затем на Вермона. – Задушен проводом. Вырваны глаза. Отрублены руки. Этой серии нет конца.
Вермон отъехал на своем стуле к стене. Спустя несколько секунд он плаксиво пробормотал:
– Вам же говорили... Вам же все говорили...
– Что? Что мне говорили? – взревел Ньеман.
– Что это серийный убийца. Преступник-безумец. Как в Америке! Вот и надо действовать американскими методами. Вызвать специалистов. Составить психологический портрет... Ну, в общем, я не знаю... Даже мне, провинциальному жандарму, и то ясно...
Ньеман прервал его криком:
– Да, это серия, но это не серийный убийца! И он не безумен. Он мстит. И у него есть логичный, рациональный мотив, объясняющий, почему именно эти люди стали его жертвами. Между этими тремя существует какая-то связь, ставшая причиной их устранения! Вот что нужно выяснить в первую очередь, будь оно все проклято!
Вермон безнадежно развел руками. Карим воспользовался наступившим молчанием.
– Комиссар, позвольте мне...
– Сейчас не время.
Ньеман выпрямился и нервным движением разгладил смятые полы своего плаща. Такое внимание к своей внешности никак не вязалось с суровым замкнутым лицом сыщика. Карим упрямо продолжал:
– Софи Кайлуа сбежала.
Глаза за маленькими очками изумленно вперились в него.
– Как? Но ведь мы поставили там человека...
– Он ничего не видел. И, насколько я понимаю, она уже далеко.
Ньеман все еще смотрел на Карима. Смотрел как на редкого, диковинного зверя.
– Это еще что за хреновина? – прошептал он. – Зачем ей-то бежать?
– Потому что вы были правы с самого начала. – Карим обращался к Ньеману, но глядел при этом на Вермона. – Все три жертвы связаны какой-то тайной. И эта тайна – ключ к убийствам. Софи Кайлуа сбежала, потому что ей все известно. И еще потому, что она боится стать следующей жертвой.
– Мать твою!..
Ньеман поправил очки. Несколько секунд он помолчал, размышляя, затем решительно, по-боксерски, вскинул подбородок и жестом приказал Кариму говорить дальше.
– У меня есть новость, комиссар. Я обнаружил в квартире Кайлуа надпись, процарапанную на стене. В ней говорится о «пурпурных реках», и подписана она именем Жюдит. Вы искали связь между жертвами. Так вот, я могу назвать вам то, что связывало по крайней мере двоих из них – Кайлуа и Серти. Их связывала Жюдит. Маленькая девочка с уничтоженным лицом. Серти осквернил ее могилу. А Кайлуа получил послание за ее подписью.
Комиссар направился к двери, бросив на ходу:
– Пошли!
Разгневанный Вермон вскочил на ноги.
– Вот-вот, убирайтесь отсюда оба! Идите шепчитесь в другом месте!
Ньеман вытолкнул Карима в коридор. Из кабинета им вслед несся визгливый голос капитана:
– Ньеман, вы больше не имеете права заниматься расследованием! Вы отстранены, ясно вам? Вы больше ровно ничего не значите. Ни-че-го! Вы теперь ноль, пустое место! Идите, идите, слушайте бред этого авантюриста, этого жулика, этого проходимца... Прекрасная компания, нечего сказать!..
Ньеман ворвался в чей-то пустой кабинет, втащил туда же Карима, включил свет и захлопнул дверь, чтобы не слышать яростных воплей жандарма. Схватив стул, он знаком велел Кариму садиться и коротко сказал:
– Слушаю.
44
Карим отказался сесть и возбужденно заговорил:
– Надпись на стене гласила: «Я поднимусь к истокам пурпурных рек». Буквы процарапаны острым лезвием и обведены кровью. Не дай бог увидеть такое – потом будет сниться в страшных снах до самой смерти. Особенно если принять во внимание подпись – «Жюдит». Наверняка это Жюдит Эро. Имя мертвой девочки, комиссар. Погибшей в восемьдесят втором году!
– Ничего не понимаю.
– Я тоже, – вздохнул Карим. – Но я, кажется, могу представить себе, как развивались события за истекшие выходные. Вот как это было. Сначала убийца прикончил Реми Кайлуа, скорее всего в течение субботнего дня. Изувечив тело, он затаскивает его на скалу. Для чего устроен весь этот цирк, я пока не знаю. Но уже на следующий день он бродит по кампусу и следит за тем, куда ходит и что делает Софи Кайлуа. Сперва та просто сидит дома. Затем выходит, где-то в первой половине дня. Может быть, она идет в горы, на розыски Кайлуа, или еще куда-нибудь. За это время убийца проникает в ее квартиру и оставляет на стене свидетельство своего преступления: «Я поднимусь к истокам пурпурных рек».
– Дальше?
– Позже Софи Кайлуа возвращается домой и обнаруживает надпись. Она тотчас осознает значение этих слов. Ей становится ясно, что прошлое вернулось и что ее муж, скорее всего, убит. В панике, забыв о сохранении тайны, она звонит Филиппу Серти, сообщнику своего мужа.
– Откуда ты все это взял?
Карим глухо ответил:
– Я убежден, что Кайлуа, его жена и Серти были друзьями детства и что они, все трое, совершили когда-то преступление. Преступление, связанное со словами «пурпурные реки» и с семьей Жюдит.
– Карим, я уже говорил тебе: в начале восьмидесятых Кайлуа и Серти были двенадцатилетними мальчишками. Так что умерь свою буйную фантазию.
– Дайте мне закончить. Филипп Серти приезжает к Кайлуа и видит сделанную надпись. «Пурпурные реки» наводят на него ужас, он тоже впадает в панику. Но медлить нельзя: прежде всего нужно скрыть надпись, которая намекает на какую-то тайну; ее никто не должен увидеть. Я абсолютно уверен в одном: несмотря на смерть Кайлуа, несмотря на страх перед убийцей, подписавшимся именем Жюдит, Серти и Софи Кайлуа думают в этот момент лишь об одном – как им замести следы их собственного злодеяния. Санитар привозит рулоны обоев и заклеивает ими процарапанные буквы. Вот почему вся квартира насквозь провоняла клеем.
Глаза Ньемана блеснули. Карим понял, что старый сыщик тоже подметил эту деталь во время своего разговора с женщиной. Лейтенант продолжал:
– В течение всего воскресенья они ждут. Или же предпринимают новые попытки розысков, этого я не знаю. Наконец, к вечеру Софи Кайлуа решается заявить жандармам об исчезновении мужа. И в то же самое время в скалах находят его труп.
– Ну, а дальше?
– Той же ночью Серти мчится в Сарзак.
– Зачем?
– Затем, что под убийством Реми Кайлуа стоит подпись Жюдит, а она погибла и похоронена четырнадцать лет назад в Сарзаке. И Серти это известно.
– Ну, это все вилами по воде писано!
– Может быть. Однако прошлой ночью Серти был в нашем городе с сообщником – не исключено, что с Шернесе. Они копались в школьных архивах. Они поехали на кладбище и пробрались в склеп Жюдит... Куда идут первым делом, когда ищут мертвеца? Конечно, на его могилу.
– Продолжай.
– Я не знаю, что именно Серти и тот, второй, нашли в Сарзаке. Не знаю, открывали ли они гроб. Мне не удалось как следует обыскать склеп. Но могу предположить, что эти розыски их не успокоили. Тогда они возвращаются в Гернон, хотя смертельно боятся этого. Вы только представьте себе: по городу рыщет призрак, готовый уничтожить всех, кто причинил ему зло!..
– И чем ты можешь доказать все это?
Карим пропустил вопрос мимо ушей.
– И вот наступает утро понедельника. По возвращении в город Серти попадает в руки призрака. И происходит второе убийство. На сей раз без пыток, без мучений. Ибо призрак уже знает все, что ему нужно. И теперь наступило время мщения. Он включает фуникулер, поднимает тело в горы. Все уже предопределено: ведь он оставил свое «послание» на теле первой жертвы. Теперь нужно оставить следующее на втором трупе. Его уже ничто не остановит. Вы были правы, Ньеман, утверждая, что это месть: и вот бомба взорвалась.
Комиссар сел; ноги не держали его, по лицу струился пот.
– Месть – за что? И кто убийца?
– Жюдит Эро. Или, вернее, кто-то, вообразивший себя ею.
Комиссар молчал, опустив голову. Карим придвинулся к нему:
– Ньеман, я нашел место погребения Сильвена Эро. В крематории на кладбище Гернона. О его смерти ничего особенного сказать не могу.
Эро погиб под колесами грузовика. Может, если покопаться хорошенько, мы и обнаружим что-то подозрительное, но вряд ли. Зато на самом кладбище я нашел нечто крайне интересное. В нише с урной лежал свеженький букет цветов. Я навел справки, и знаете, кто носит туда цветы – долгие годы, каждую неделю? Софи Кайлуа!
Ньеман замотал головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.
– Ну и что ты напридумывал по этому поводу?
– А то, что ее приводят туда угрызения совести.
Комиссар только пожал плечами. Абдуф выпрямился и заорал:
– Да ведь все сходится, черт подери! Я вовсе не считаю, что Софи Кайлуа действительно в чем-то виновна. Но она была посвящена в тайну своего мужа и держала рот на замке из любви к нему, или из страха, или еще из каких-нибудь соображений. Вот почему она многие годы тайком носит цветы к урне Сильвена Эро, стараясь искупить зло, которое ее дражайший супруг причинил этой семье.
И Карим снова нагнулся к комиссару.
– Ну подумайте, Ньеман! – крикнул он. – Софи узнаёт о том, что обнаружен труп ее мужа. И это убийство за подписью Жюдит свидетельствует о том, что мстит кто-то связанный с умершей девочкой. Но, несмотря на это, жена убитого еще сегодня возлагает цветы на могилу ее отца. Оба эти убийства не вызывают ненависти в сердце Софи Кайлуа. Они пробуждают ее воспоминания. И угрызения совести. Будь я проклят, Ньеман, если я не прав, но факт налицо: перед тем как испариться, дамочка не забыла воздать последние почести семейству Эро!
Старый сыщик хранил молчание. Его черты заострились, морщины напоминали глубокие трещины. Прошло несколько долгих минут. Наконец Карим встал и хрипло произнес:
– Ньеман, я внимательно прочел ваши материалы. Там есть кое-какие детали, тоже связанные с Жюдит Эро.
Комиссар вздохнул.
– Ну, говори. Уж не знаю, зачем я тебя слушаю, но... выкладывай.
Молодой араб заходил по комнате взад-вперед, как зверь в клетке.
– Судя по вашему досье, убийца должен быть высококлассным альпинистом. Так вот: кем был Сильвен Эро? Хрустальщиком. Он лазил по вершинам, разыскивая горный хрусталь. Он был альпинистом от Бога. Всю свою жизнь он провел среди скал и ледников. Именно там, где обнаружены два первых трупа.
– И там, где проходят сотни других опытных альпинистов. Это все?
– Нет. Есть еще огонь.
– Огонь?
– В первом отчете о вскрытии я обнаружил одну странную подробность, которая не дает мне покоя. На теле Реми Кайлуа были найдены следы ожогов. Кост предположил, что убийца брызгал на раны своей жертвы каким-то горючим составом. Там говорится об аэрозоле типа «Karcher».
– И что же?
– У меня есть другая версия. Убийца мог быть извергателем огня – знаете, из тех, что выдувают бензин изо рта.
– Не понял.
– Конечно, не поняли – ведь вы не знаете одной вещи: Жюдит Эро умела выдувать огонь изо рта. Невероятно, но факт. Я разыскал циркача, который научил девочку этому фокусу за несколько недель до ее смерти. Тогда этот трюк буквально заворожил ее. Она говорила, что хочет научиться ему, чтобы «защитить свою маму».
Ньеман начал массировать себе затылок.
– Господи боже, но ведь Жюдит мертва!
– Есть еще одна зацепка, комиссар. Может, и ненадежная, но она вполне укладывается в общую картину. В том же первом отчете о вскрытии врач написал по поводу удушения: «Совершено с помощью металлического провода, предположительно тормозного тросика или рояльной струны». Серти был задушен таким же образом?
Комиссар кивнул. Карим тотчас продолжил:
– Может, это ничего и не значит, но Фабьенн Эро была пианисткой. Виртуозной пианисткой. Представьте себе на минуту, что все три жертвы были задушены рояльной струной. Нет ли в этом какой-то символической связи? Струна, с годами натянувшаяся до предела...
Пьер Ньеман вскочил на ноги и закричал:
– Чего ты добиваешься, Карим? Кого мы должны искать? Привидение?
Понурившись, как нашаливший мальчишка, Карим запахнул свою кожаную куртку.
– Не знаю.
Ньеман, в свою очередь, прошелся по комнате. Потом спросил:
– Ты думал, это мать?
– Да, конечно, – ответил Карим. – Но это не она. – И он понизил голос. – Я еще не все сказал, комиссар. Самое интересное я приберег на закуску. Когда я был в квартире Кайлуа, туда явился мой призрак. Он застал меня врасплох, я погнался за ним, но он ускользнул.
– ЧТО?!
Карим смущенно ухмыльнулся:
– Позор на мою голову!
– На что он был похож? – торопливо спросил Ньеман.
– На что ОНА была похожа – ибо это была женщина. Я видел ее руки. Я слышал ее дыхание. Никаких сомнений быть не может. Ее рост примерно метр семьдесят. Она показалась мне довольно плотной, но это не мать Жюдит. Та настоящая великанша, метр восемьдесят ростом и сложена как гренадер. Это показали сразу несколько человек.
– Тогда кто же?
– Не знаю. На ней был черный дождевик, маска на лице и мотоциклетный шлем. Вот и все, что я могу сказать.
Ньеман встал.
– Нужно разослать повсюду ориентировки.
Карим схватил его за руку.
– Какие ориентировки? На мотоциклиста в шлеме? – Карим усмехнулся. – Не спешите, комиссар, у меня есть кое-что получше.
И он вынул из кармана целлофановый пакет, где лежал его «глок».
– На нем ее отпечатки.
– Она держала в руках твою пушку?
– Более того, она выпустила всю обойму поверх моей головы. Оригинальный убийца, не правда ли, комиссар? Мстит, как безумная, своим врагам, но не причиняет зла никому другому.
Ньеман пинком распахнул дверь кабинета.
– Поднимись на второй этаж. Парни из уголовки привезли с собой электронный идентификатор отпечатков – самую последнюю модель, напрямую подключенную к МОРФО. Но они не умеют с ним работать. Им там помогает один тип из аналитического отдела, Патрик Астье. С ним должен быть и патологоанатом, Марк Кост, – они оба со мной. Отзови их в сторонку, объясни ситуацию, и они поищут твои отпечатки в базе данных МОРФО.
– А если эти отпечатки там не значатся?
– Тогда ищи мать. Она наш главный свидетель.
– Ньеман, я разыскиваю эту даму уже больше двадцати часов. Она скрывается. И скрывается очень умело.
– Проверь еще раз все сначала. Может, ты что-то упустил?
Карим оскорбленно вскинулся:
– Ничего я не упустил!
– Упустил, друг мой. Ты сам мне это сказал. За могилой девочки в этой твоей глухомани кто-то старательно ухаживает. Кто-то регулярно навещает ее. Кто же? Уж конечно, не Софи Кайлуа. Так вот, сможешь ответить на этот вопрос – найдешь след матери.
– Я уже расспрашивал сторожа. Он никогда никого не видел.
– Значит, она не сама приходит. Может, договорилась с похоронным бюро или еще с кем-нибудь. В общем, ты должен разыскать этого посетителя, Карим. В любом случае тебе нужно вернуться в Сарзак, чтобы вскрыть гроб.
Молодой араб вздрогнул.
– Вскрыть гроб?..
– Мы должны знать, что искали осквернители. Или – что они нашли. А заодно увидишь там, внутри, адрес гробовщика. – И Ньеман зловеще подмигнул Кариму. – Гроб – он ведь как одежка, все лейблы – с внутренней стороны.
У Карима пересохло в горле при мысли о возвращении на кладбище Сарзака. Опять лезть в склеп, да еще ночью... Его затрясло от страха. Но Ньеман повторил непререкаемым тоном:
– Сперва отпечатки. Затем кладбище. У нас есть время до рассвета, чтобы уладить эти два дела. Будем работать вдвоем. Карим. Ты и я, больше никого. А потом вернемся в нашу конюшню и отрапортуем о сделанном.
Лейтенант поднял воротник куртки.
– А вы?
– Я? Мне надо будет «подняться к истокам пурпурных рек», по следам малыша Жуано. К сожалению, ему удалось довольно близко подобраться к истине.
– К сожалению?
Ньеман горестно поморщился.
– Его убил доктор Шернесе, как раз перед тем, как с ним самим разделался – или разделалась – убийца. Я нашел тело Эрика в яме с кислотой, в винном погребе лекаря. Шернесе, Кайлуа и Серти были распоследними вонючими гадами, Карим. Теперь я в этом абсолютно уверен. Скорее всего, Жуано пошел по верному следу, и это стоило ему жизни. Итак, выясни личность убийцы, Карим, а я буду выяснять его мотивы. Выясни, кто скрывается за призраком Жюдит. А я выясню смысл этих слов – «пурпурные реки».
И оба сыщика торопливо зашагали по коридору. Встречные полицейские провожали их взглядами.
– Надпись на стене гласила: «Я поднимусь к истокам пурпурных рек». Буквы процарапаны острым лезвием и обведены кровью. Не дай бог увидеть такое – потом будет сниться в страшных снах до самой смерти. Особенно если принять во внимание подпись – «Жюдит». Наверняка это Жюдит Эро. Имя мертвой девочки, комиссар. Погибшей в восемьдесят втором году!
– Ничего не понимаю.
– Я тоже, – вздохнул Карим. – Но я, кажется, могу представить себе, как развивались события за истекшие выходные. Вот как это было. Сначала убийца прикончил Реми Кайлуа, скорее всего в течение субботнего дня. Изувечив тело, он затаскивает его на скалу. Для чего устроен весь этот цирк, я пока не знаю. Но уже на следующий день он бродит по кампусу и следит за тем, куда ходит и что делает Софи Кайлуа. Сперва та просто сидит дома. Затем выходит, где-то в первой половине дня. Может быть, она идет в горы, на розыски Кайлуа, или еще куда-нибудь. За это время убийца проникает в ее квартиру и оставляет на стене свидетельство своего преступления: «Я поднимусь к истокам пурпурных рек».
– Дальше?
– Позже Софи Кайлуа возвращается домой и обнаруживает надпись. Она тотчас осознает значение этих слов. Ей становится ясно, что прошлое вернулось и что ее муж, скорее всего, убит. В панике, забыв о сохранении тайны, она звонит Филиппу Серти, сообщнику своего мужа.
– Откуда ты все это взял?
Карим глухо ответил:
– Я убежден, что Кайлуа, его жена и Серти были друзьями детства и что они, все трое, совершили когда-то преступление. Преступление, связанное со словами «пурпурные реки» и с семьей Жюдит.
– Карим, я уже говорил тебе: в начале восьмидесятых Кайлуа и Серти были двенадцатилетними мальчишками. Так что умерь свою буйную фантазию.
– Дайте мне закончить. Филипп Серти приезжает к Кайлуа и видит сделанную надпись. «Пурпурные реки» наводят на него ужас, он тоже впадает в панику. Но медлить нельзя: прежде всего нужно скрыть надпись, которая намекает на какую-то тайну; ее никто не должен увидеть. Я абсолютно уверен в одном: несмотря на смерть Кайлуа, несмотря на страх перед убийцей, подписавшимся именем Жюдит, Серти и Софи Кайлуа думают в этот момент лишь об одном – как им замести следы их собственного злодеяния. Санитар привозит рулоны обоев и заклеивает ими процарапанные буквы. Вот почему вся квартира насквозь провоняла клеем.
Глаза Ньемана блеснули. Карим понял, что старый сыщик тоже подметил эту деталь во время своего разговора с женщиной. Лейтенант продолжал:
– В течение всего воскресенья они ждут. Или же предпринимают новые попытки розысков, этого я не знаю. Наконец, к вечеру Софи Кайлуа решается заявить жандармам об исчезновении мужа. И в то же самое время в скалах находят его труп.
– Ну, а дальше?
– Той же ночью Серти мчится в Сарзак.
– Зачем?
– Затем, что под убийством Реми Кайлуа стоит подпись Жюдит, а она погибла и похоронена четырнадцать лет назад в Сарзаке. И Серти это известно.
– Ну, это все вилами по воде писано!
– Может быть. Однако прошлой ночью Серти был в нашем городе с сообщником – не исключено, что с Шернесе. Они копались в школьных архивах. Они поехали на кладбище и пробрались в склеп Жюдит... Куда идут первым делом, когда ищут мертвеца? Конечно, на его могилу.
– Продолжай.
– Я не знаю, что именно Серти и тот, второй, нашли в Сарзаке. Не знаю, открывали ли они гроб. Мне не удалось как следует обыскать склеп. Но могу предположить, что эти розыски их не успокоили. Тогда они возвращаются в Гернон, хотя смертельно боятся этого. Вы только представьте себе: по городу рыщет призрак, готовый уничтожить всех, кто причинил ему зло!..
– И чем ты можешь доказать все это?
Карим пропустил вопрос мимо ушей.
– И вот наступает утро понедельника. По возвращении в город Серти попадает в руки призрака. И происходит второе убийство. На сей раз без пыток, без мучений. Ибо призрак уже знает все, что ему нужно. И теперь наступило время мщения. Он включает фуникулер, поднимает тело в горы. Все уже предопределено: ведь он оставил свое «послание» на теле первой жертвы. Теперь нужно оставить следующее на втором трупе. Его уже ничто не остановит. Вы были правы, Ньеман, утверждая, что это месть: и вот бомба взорвалась.
Комиссар сел; ноги не держали его, по лицу струился пот.
– Месть – за что? И кто убийца?
– Жюдит Эро. Или, вернее, кто-то, вообразивший себя ею.
Комиссар молчал, опустив голову. Карим придвинулся к нему:
– Ньеман, я нашел место погребения Сильвена Эро. В крематории на кладбище Гернона. О его смерти ничего особенного сказать не могу.
Эро погиб под колесами грузовика. Может, если покопаться хорошенько, мы и обнаружим что-то подозрительное, но вряд ли. Зато на самом кладбище я нашел нечто крайне интересное. В нише с урной лежал свеженький букет цветов. Я навел справки, и знаете, кто носит туда цветы – долгие годы, каждую неделю? Софи Кайлуа!
Ньеман замотал головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.
– Ну и что ты напридумывал по этому поводу?
– А то, что ее приводят туда угрызения совести.
Комиссар только пожал плечами. Абдуф выпрямился и заорал:
– Да ведь все сходится, черт подери! Я вовсе не считаю, что Софи Кайлуа действительно в чем-то виновна. Но она была посвящена в тайну своего мужа и держала рот на замке из любви к нему, или из страха, или еще из каких-нибудь соображений. Вот почему она многие годы тайком носит цветы к урне Сильвена Эро, стараясь искупить зло, которое ее дражайший супруг причинил этой семье.
И Карим снова нагнулся к комиссару.
– Ну подумайте, Ньеман! – крикнул он. – Софи узнаёт о том, что обнаружен труп ее мужа. И это убийство за подписью Жюдит свидетельствует о том, что мстит кто-то связанный с умершей девочкой. Но, несмотря на это, жена убитого еще сегодня возлагает цветы на могилу ее отца. Оба эти убийства не вызывают ненависти в сердце Софи Кайлуа. Они пробуждают ее воспоминания. И угрызения совести. Будь я проклят, Ньеман, если я не прав, но факт налицо: перед тем как испариться, дамочка не забыла воздать последние почести семейству Эро!
Старый сыщик хранил молчание. Его черты заострились, морщины напоминали глубокие трещины. Прошло несколько долгих минут. Наконец Карим встал и хрипло произнес:
– Ньеман, я внимательно прочел ваши материалы. Там есть кое-какие детали, тоже связанные с Жюдит Эро.
Комиссар вздохнул.
– Ну, говори. Уж не знаю, зачем я тебя слушаю, но... выкладывай.
Молодой араб заходил по комнате взад-вперед, как зверь в клетке.
– Судя по вашему досье, убийца должен быть высококлассным альпинистом. Так вот: кем был Сильвен Эро? Хрустальщиком. Он лазил по вершинам, разыскивая горный хрусталь. Он был альпинистом от Бога. Всю свою жизнь он провел среди скал и ледников. Именно там, где обнаружены два первых трупа.
– И там, где проходят сотни других опытных альпинистов. Это все?
– Нет. Есть еще огонь.
– Огонь?
– В первом отчете о вскрытии я обнаружил одну странную подробность, которая не дает мне покоя. На теле Реми Кайлуа были найдены следы ожогов. Кост предположил, что убийца брызгал на раны своей жертвы каким-то горючим составом. Там говорится об аэрозоле типа «Karcher».
– И что же?
– У меня есть другая версия. Убийца мог быть извергателем огня – знаете, из тех, что выдувают бензин изо рта.
– Не понял.
– Конечно, не поняли – ведь вы не знаете одной вещи: Жюдит Эро умела выдувать огонь изо рта. Невероятно, но факт. Я разыскал циркача, который научил девочку этому фокусу за несколько недель до ее смерти. Тогда этот трюк буквально заворожил ее. Она говорила, что хочет научиться ему, чтобы «защитить свою маму».
Ньеман начал массировать себе затылок.
– Господи боже, но ведь Жюдит мертва!
– Есть еще одна зацепка, комиссар. Может, и ненадежная, но она вполне укладывается в общую картину. В том же первом отчете о вскрытии врач написал по поводу удушения: «Совершено с помощью металлического провода, предположительно тормозного тросика или рояльной струны». Серти был задушен таким же образом?
Комиссар кивнул. Карим тотчас продолжил:
– Может, это ничего и не значит, но Фабьенн Эро была пианисткой. Виртуозной пианисткой. Представьте себе на минуту, что все три жертвы были задушены рояльной струной. Нет ли в этом какой-то символической связи? Струна, с годами натянувшаяся до предела...
Пьер Ньеман вскочил на ноги и закричал:
– Чего ты добиваешься, Карим? Кого мы должны искать? Привидение?
Понурившись, как нашаливший мальчишка, Карим запахнул свою кожаную куртку.
– Не знаю.
Ньеман, в свою очередь, прошелся по комнате. Потом спросил:
– Ты думал, это мать?
– Да, конечно, – ответил Карим. – Но это не она. – И он понизил голос. – Я еще не все сказал, комиссар. Самое интересное я приберег на закуску. Когда я был в квартире Кайлуа, туда явился мой призрак. Он застал меня врасплох, я погнался за ним, но он ускользнул.
– ЧТО?!
Карим смущенно ухмыльнулся:
– Позор на мою голову!
– На что он был похож? – торопливо спросил Ньеман.
– На что ОНА была похожа – ибо это была женщина. Я видел ее руки. Я слышал ее дыхание. Никаких сомнений быть не может. Ее рост примерно метр семьдесят. Она показалась мне довольно плотной, но это не мать Жюдит. Та настоящая великанша, метр восемьдесят ростом и сложена как гренадер. Это показали сразу несколько человек.
– Тогда кто же?
– Не знаю. На ней был черный дождевик, маска на лице и мотоциклетный шлем. Вот и все, что я могу сказать.
Ньеман встал.
– Нужно разослать повсюду ориентировки.
Карим схватил его за руку.
– Какие ориентировки? На мотоциклиста в шлеме? – Карим усмехнулся. – Не спешите, комиссар, у меня есть кое-что получше.
И он вынул из кармана целлофановый пакет, где лежал его «глок».
– На нем ее отпечатки.
– Она держала в руках твою пушку?
– Более того, она выпустила всю обойму поверх моей головы. Оригинальный убийца, не правда ли, комиссар? Мстит, как безумная, своим врагам, но не причиняет зла никому другому.
Ньеман пинком распахнул дверь кабинета.
– Поднимись на второй этаж. Парни из уголовки привезли с собой электронный идентификатор отпечатков – самую последнюю модель, напрямую подключенную к МОРФО. Но они не умеют с ним работать. Им там помогает один тип из аналитического отдела, Патрик Астье. С ним должен быть и патологоанатом, Марк Кост, – они оба со мной. Отзови их в сторонку, объясни ситуацию, и они поищут твои отпечатки в базе данных МОРФО.
– А если эти отпечатки там не значатся?
– Тогда ищи мать. Она наш главный свидетель.
– Ньеман, я разыскиваю эту даму уже больше двадцати часов. Она скрывается. И скрывается очень умело.
– Проверь еще раз все сначала. Может, ты что-то упустил?
Карим оскорбленно вскинулся:
– Ничего я не упустил!
– Упустил, друг мой. Ты сам мне это сказал. За могилой девочки в этой твоей глухомани кто-то старательно ухаживает. Кто-то регулярно навещает ее. Кто же? Уж конечно, не Софи Кайлуа. Так вот, сможешь ответить на этот вопрос – найдешь след матери.
– Я уже расспрашивал сторожа. Он никогда никого не видел.
– Значит, она не сама приходит. Может, договорилась с похоронным бюро или еще с кем-нибудь. В общем, ты должен разыскать этого посетителя, Карим. В любом случае тебе нужно вернуться в Сарзак, чтобы вскрыть гроб.
Молодой араб вздрогнул.
– Вскрыть гроб?..
– Мы должны знать, что искали осквернители. Или – что они нашли. А заодно увидишь там, внутри, адрес гробовщика. – И Ньеман зловеще подмигнул Кариму. – Гроб – он ведь как одежка, все лейблы – с внутренней стороны.
У Карима пересохло в горле при мысли о возвращении на кладбище Сарзака. Опять лезть в склеп, да еще ночью... Его затрясло от страха. Но Ньеман повторил непререкаемым тоном:
– Сперва отпечатки. Затем кладбище. У нас есть время до рассвета, чтобы уладить эти два дела. Будем работать вдвоем. Карим. Ты и я, больше никого. А потом вернемся в нашу конюшню и отрапортуем о сделанном.
Лейтенант поднял воротник куртки.
– А вы?
– Я? Мне надо будет «подняться к истокам пурпурных рек», по следам малыша Жуано. К сожалению, ему удалось довольно близко подобраться к истине.
– К сожалению?
Ньеман горестно поморщился.
– Его убил доктор Шернесе, как раз перед тем, как с ним самим разделался – или разделалась – убийца. Я нашел тело Эрика в яме с кислотой, в винном погребе лекаря. Шернесе, Кайлуа и Серти были распоследними вонючими гадами, Карим. Теперь я в этом абсолютно уверен. Скорее всего, Жуано пошел по верному следу, и это стоило ему жизни. Итак, выясни личность убийцы, Карим, а я буду выяснять его мотивы. Выясни, кто скрывается за призраком Жюдит. А я выясню смысл этих слов – «пурпурные реки».
И оба сыщика торопливо зашагали по коридору. Встречные полицейские провожали их взглядами.
45
– Вот и сели, парни! Дело дохлое!
– Да чего вы ноете, все равно у нас нет ни одного отпечатка!..
В маленькой комнатке на втором этаже собравшиеся сыщики уныло пялились на экран компьютера, увенчанный передвижной лупой и соединенный целой кучей проводов со сканером.
Высокий блондин с круглыми совиными глазами, сидя за пультом, отлаживал программы. Карим шепотом спросил, кто это. Патрик Астье, собственной персоной. Рядом стоял Марк Кост, щуплый сутулый брюнет в толстых запотевших очках.
Сыщики гурьбой вываливались из комнаты, обмениваясь на ходу философическими рассуждениями о никчемности этих новых технологий. На Карима они даже не взглянули.
Он подошел к Косту и Астье и представился. С первых же слов все трое поняли, что они «одной крови». Молодые, страстно увлеченные своим делом, они презрели страхи и с головой ушли в это расследование. Когда молодой араб рассказал, что его сюда привело, Астье радостно воскликнул:
– Да чего вы ноете, все равно у нас нет ни одного отпечатка!..
В маленькой комнатке на втором этаже собравшиеся сыщики уныло пялились на экран компьютера, увенчанный передвижной лупой и соединенный целой кучей проводов со сканером.
Высокий блондин с круглыми совиными глазами, сидя за пультом, отлаживал программы. Карим шепотом спросил, кто это. Патрик Астье, собственной персоной. Рядом стоял Марк Кост, щуплый сутулый брюнет в толстых запотевших очках.
Сыщики гурьбой вываливались из комнаты, обмениваясь на ходу философическими рассуждениями о никчемности этих новых технологий. На Карима они даже не взглянули.
Он подошел к Косту и Астье и представился. С первых же слов все трое поняли, что они «одной крови». Молодые, страстно увлеченные своим делом, они презрели страхи и с головой ушли в это расследование. Когда молодой араб рассказал, что его сюда привело, Астье радостно воскликнул: