Грегори Джил. Моя долгожданная любовь

   — Какой стыд, ну просто стыд! Такой красавчик взывает о любимой женщине, и…
   — Я скажу тебе, о чем он взывает, радость моя! — прервал ее Вилли Джо, схватив за локоть и рванув к себе. — Он взывает о том, чтобы его пришили! И именно это мы с братом и собираемся с ним сделать сегодня!
   — Это вы-то двое? — Руби Ли с презрительным смешком оттолкнула его и уперла руки в бедра. — Чтобы убить Техаса Джима Логана, потребуется поболе, чем парочка опустившихся бродяг! Он управляется с пистолетом побыстрее любого человека в мире. Половина жителей Форт Уорта видела, как на прошлой неделе он прикончил трех ковбоев, обстрелявших продуктовый магазин и пытавшихся изнасиловать покупательницу. Не думаю, что ты и твой большой братец так уж напугаете Техаса.
   Маленькие глазки Вилли Джо заблестели. Он выбросил вперед руку и ударил девицу по лицу, отчего она упала навзничь на убранную розовым покрывалом кровать.
   — Заткни свою пасть, сука! — прошипел он. — Мы с Фрэнком запросто управимся с Логаном. Можешь не беспокоиться!
   Руби Ли схватилась за челюсть и, пошатываясь, встала.
   — Ты, паршивый змей! — выкрикнула она и угрожающе шагнула к нему, готовая пустить в ход длинные острые ногти, но Фрэнк Честер ухватил ее сзади и прижал к своей плотной фигуре.
   — Минуточку, Руби Ли, — рявкнул он, тряхнув ее. — Лучше успокойся, радость моя, а то Вилли и я можем по-настоящему озвереть. И тогда тебе здорово достанется.
   Девица затаила дыхание. Вилли Джо был просто вонючим хорьком, но его брат скорее походил на медведя: огромный и опасный. В отличие от младшего брата он был чисто выбрит, но квадратную челюсть прорезала линия, выдававшая его порочность, а жесткий блеск глаз предупреждал о том, что он способен на все. От страха у Руби округлились глаза, а лицо, покрытое толстым слоем румян, побелело.
   — Я… я, конечно, не хочу никаких неприятностей, — запинаясь выговорила она высоким, резким, тягучим тоном. — Я просто хотела предупредить вас, что Техас Джим Логан не тот человек, с которым можно легко справиться. Вот и все.
   — Можешь не беспокоиться, — усмехнулся Фрэнк, брезгливо скривив рот. — Мы хорошо знаем этого убийцу.
   — Слушай-ка, мне показалось, она что-то сказала насчет исчезновения жены Логана? — Вилли Джо царапнул заросшее щетиной лицо, продолжая мерить шагами комнату. — Эт-то что-то интересное. Я встречал эту маленькую фифочку, Фрэнк. Она красавица, настоящая красавица. Такой красоты вовек не увидишь. Выступает будто пава, в желтом платье, длинные черные волосы подвязаны лентами. — Внезапно он оглянулся на Руби Ли. — Как это вышло, что она исчезла, маленькая сучка?
   — Не знаю. — Голос девицы был угрюм, она резко отвернулась, и при этом ее шелковое платье зашелестело. — Никто ничего не знает.
   Вилли Джо замер на месте и вдруг фыркнул.
   — Даю голову на отсечение, у Логана, должно быть, скверное настроение из-за этого. Могу представить себя на его месте. Очень скверное. А, Фрэнк?
   Брат не удосужился даже обратить на него внимание. Он проверял пистолет и потуже затягивал ремень, на котором тот держался:
   — Угу, Вилли Джо, должно быть, так. А теперь кончай трепать языком и пошли вниз. Я хочу встретить Логана во всеоружии, когда он явится.
   — Если только явится! — встряла Руби Ли и, когда мужчины уставились на нее, укрылась за кроватью и нервно схватилась за горло.
   Оба Честера грозно смерили ее хмурыми взглядами, но не сделали и шагу в ее сторону. Вместо этого они направились к выходу и громко захлопнули за собой дверь.
   Оставшись одна, Руби Ли глубоко вздохнула и устремилась к туалетному столику с зеркалом, чтобы взглянуть на синяк, поставленный ей Вилли Джо. Молча она проклинала всех мужчин, вместе взятых, и заодно саму себя, что путается с ними.
 
   Техас Джим Логан заметил братьев, как только открыл дверь в таверну «Тин Хэт». Натренированным взглядом он всегда окидывал любое помещение, куда входил, чтобы убедиться, что там нет его врагов, отмечая и оценивая каждого присутствующего. И этот день не стал исключением: он тут же краем глаза заметил обоих Честеров, бывших его давними врагами, но от этого выражение его лица не изменилось ни на йоту. Большими шагами он прошел к бару, где Большой Джейк налил ему порцию виски.
   Рыжебородый здоровяк бармен заметил, что Логан ни на минуту не повернулся спиной к забрызганной грязью паре в углу. Вид у стрелка, как и всегда, был бесстрастным и беззаботным.
   — Ты знаешь этих ковбоев, Техас? — справился Большой Джейк, подвигая Джиму стакан. — Это охотники за бизонами, так они по крайней мере говорят. Они здесь проездом.
   — Да, я их знаю. — Джим поднял стакан и не спеша отпил из него. — Держи с ними ухо востро, приятель. Это мерзопакостные людишки.
   — Буду помнить, — пробормотал Большой Джейк, отходя, чтобы обслужить работников, прибывших из Дабл Кью.
   Джим откинулся поудобнее, не упуская из виду Честеров, в то время как его мысли были далеко отсюда. Когда он увидел эту тварь — Вилли Джо, на него нахлынула волна воспоминаний. В тот раз этот худосочный конокрад приблизился к Брайони на вечеринке в Трайпл Стар. Тот вечер все еще живо стоял перед глазами Джима: бархатно-черное октябрьское небо с искорками звезд, пестро расцвеченные, качающиеся от бриза фонарики, танцы, веселье и праздничное настроение. И средоточием всего была Брайони, прекрасная, хрупкая и блистательная, в бледно-желтом платье, с обнаженными кремового цвета плечами и черными волосами, в лунном свете казавшимися шелковистыми и блестящими. Он никогда не сможет забыть, как сияли ее глаза, когда она танцевала во дворе, пластично опуская, разводя и вознося к небу свои изящные руки. Или как сияло все ее милое лицо, когда сказала ему, что носит в чреве их ребенка.
   Джим выругался, когда от непреодолимой тоски у него вновь заломило в груди. Он допил остатки виски и заставил себя подумать о других вещах.
   Уже наступил март месяц, скоро предстоит весенний загон скота для клеймения. Им с Дэнни придется работать денно и нощно, готовя скот к перегону на рынок. «Хорошо», — думал он, отпивая из новой порции виски.
   «Чем усерднее я работаю, тем меньше остается времени для размышлений. И для воспоминаний».
   Он крепко стиснул стакан в руке, а неизгладимая тоска еще больше сдавила ему душу.
   Теперь каждый прожитый день стал для Джима настоящим адом. Всеми фибрами души он тосковал по Брайони, ее так не хватало, что сердце, казалось, выпрыгнет из груди. Но все это он носил в себе. С виду он был прежним Джимом: хладнокровным, сдержанным, опасным, хотя душу его глодала такая мука, что не было ни возможности, ни надежды утихомирить ее.
   В течение многих недель он искал Брайони, отказываясь прекратить поиски. Он объехал все городки вокруг Трайпл Стар, расспрашивая, требуя, прочесывая местность. Но нигде не было ни следа прелестной молоденькой жены, которой он так жестоко позволил уйти одной в ту холоднющую вьюжную декабрьскую ночь. Что с ней случилось? Ну что же случилось с Брайони, когда она уехала из «Тин Хэт» на большом вороном жеребце? Неведение в отношении ее судьбы мучило его не меньше, чем само исчезновение. Он повторял себе, что если бы с ней произошел несчастный случай, например, если бы она упала, то он нашел бы ее. Ведь он обследовал каждый сантиметр пути, всю округу, разве не так? Оставалось лишь два варианта. Либо она все бросила и уехала, убежденная, что их брак распался. Но уехать в такую жуткую ночь? Не взяв одежды и других вещей, ни с кем не попрощавшись? Для такого шага у нее хватило бы выдержки, вновь и вновь напоминал он себе.
   В гневе Брайони была способна на любые дикие, импульсивные выходки. Но ведь ни в одном из соседних городков не было ни следа. И потом…
   Джим не мог доказать этого, но у него было такое чувство, что Брайони исчезла не по своей воле. У нее не было приступа ярости, когда она убегала из «Тин Хэт». Она была печальна, обижена, в отчаянии, но не взбешена. Поэтому оставался лишь второй вариант, и это-то страшило его больше всего. Ее умыкнули. Индейцы, или бродяги, или кто угодно, наткнувшийся на одинокую женщину, ехавшую в бурю, безоружную и беспомощную.
   Подозрение, что она была в руках варваров — раненная, возможно, изнасилованная, может быть, убитая, — невыносимо бередило ему душу. В течение первого месяца он не был в состоянии ни спать, ни есть, лишь шагал взад и вперед по комнате, как тигр в клетке, беспокойный и в любую минуту готовый взорваться. Много дней он ездил по округе, искал, возносил мольбы к Небу, надеялся набрести хоть на какой-то след, который помог бы ему проследить ее путь, но Техас — огромный штат, и в душе Джим понимал, что поиски безнадежны.
   «Брайони! — стонал он про себя; эти муки выворачивали его наизнанку. — Вернись ко мне! Брайони!»
   Но она не вернулась. И ему пришлось продолжать жить, тянуть лямку, забыв о счастье и смехе. Казалось, что ранчо Трайпл Стар навечно погрузилось в мрак, и это отразилось на всех его обитателях: Джиме, Дэнни, Росите и даже на работниках. Яркий цветок, украшавший дом своей красотой, жизненной силой и радостью, пропал, и остались только мрак и отчаяние.
   — Эй, Логан. — Его поток воспоминаний нарушил грубый голос Вилли Джо Честера.
   Джим вздрогнул, ругнув себя за то, что хотя бы на миг забыл о присутствии Честеров. С такими змеюками, как они, надо ежеминутно быть настороже.
   Он небрежно покосился на столик, где восседали братья. Джим натянул поглубже черное сомбреро и поднялся. Бросив деньги за выпивку на стойку бара, он беззаботно прошел к столику Честеров:
   — У тебя есть что сказать мне, Честер?
   Под кромкой полей сомбреро светились его холодные голубые глаза; от этого взгляда Вилли побледнел, как будто его резанули холодной, как лед, бритвой.
   — Угу, — ухмыльнулся небритый ковбой. — Ну, как там твоя красотка-жена?
   Фрэнк хохотнул и поднес бутылку с виски к губам. Он жадно сделал глоток, не сводя глаз с лица Джима.
   Услышав слова Вилли Джо, Джим окаменел. Все его тело напряглось, как пружина, каждый мускул его мощной фигуры вздулся. Когда он заговорил, его голос был обманчиво мягок, он журчал, как ручеек.
   — Ты, кажется, собрался сегодня на тот свет, Честер? — протянул он. — Я очень надеюсь, что у твоего братана найдутся монеты для похорон.
   Вилли Джо с невинным видом развел руки в стороны:
   — Дьявольщина, Логан, я просто хотел по-компанейски. Я ведь хорошо помню твою маленькую бабенку. Парень, я бы все отдал, лишь бы заиметь такую фифочку для себя.
   — Ладно, ладно, Вилли Джо, кончай ломать комедию, — вмешался Фрэнк, подтолкнув брата локтем. — Ты же помнишь, что сказала эта девочка наверху? Жена Логана исчезла. Он уже давненько ни духом, ни слухом не видел и не слышал о ней ничегошеньки. Ты, верно, наступил ему на мозоль. Держу пари, он думает, что с твоей стороны грубовато задевать его на этот счет.
   На секунду Джим встретился глазами с Фрэнком. В них он прочел злорадство, желание уколоть побольнее, и этого было достаточно.
   Не успел Фрэнк моргнуть, как кулак Джима со всей мощью врезался в скулу насмешника. Честер отлетел назад и ударился об оклеенную малиново-золотистыми обоями стену.
   — У-у-у-у!
   Вилли Джо издал душераздирающий вопль и ринулся на Джима, но стрелок отступил в сторону, и Вилли рухнул на пол. К этому моменту Фрэнк собрал все силы и занес над Джимом свой похожий на окорок кулак. Джим сумел отразить удар, но не успел увернуться от лежащего Вилли, который, вцепившись в его лодыжки, увлек противника на пол. Паршивый ковбой даже сумел нанести ему удар при падении. Одновременно сапог Фрэнка врезался ему в ребра, отчего Джим застонал. Однако он откатился в сторону и, шатаясь, поднялся с пола, прежде чем ему смогли помешать. Чуть согнувшись от боли, он встретил их лицом к лицу в боксерской стойке, и, когда Вилли Джо рванулся, чтобы ударить по твердому, плоскому животу Джима, стрелок парировал удар своей мощной левой и в контратаке отправил ковбоя в нокдаун. Не дожидаясь атаки Фрэнка, Джим бросился вперед и нанес старшему Честеру зубодробительный апперкот в челюсть. Кровь хлынула изо рта Фрэнка, но он удержался на ногах и вновь поразил Джима в уже саднившие от боли ребра. И опять Вилли Джо наскочил на стрелка, и на этот раз, потеряв равновесие и все еще не оправившись от удара по ребрам, Джим рухнул на пол вместе с оседлавшим его Вилли Джо.
   Он услыхал, как Большой Джейк орет, чтобы они прекратили драку, а затем ощутил, как кулак Вилли Джо врезался ему в глаз. Краешком здорового глаза он заметил, как взметнулся сапог Фрэнка, нацеленный ему в челюсть, но удар так и не состоялся.
   Вместо этого нога Фрэнка куда-то провалилась, а затем раздался оглушительный треск и звон разбитого стекла, после чего Джим услыхал яростный возглас задыхающегося Дэнни:
   — Давайте малость уравняем силы, парни! А потом увидим, умеют ли эти паршивые твари драться!
   В следующий миг Джим сбросил с себя худую фигуру Вилли Джо и вскочил на ноги. Он увидел, как Фрэнк Честер поднимается из кучи разбитого стекла у стойки бара, и сообразил, что от удара Дэнни тот пролетел половину салона.
   — Спасибо, братец, — сказал Джим с мрачной ухмылкой, бросившись к мясистому Фрэнку. — Не знаю, как ты здесь оказался, но я рад, что ты прибыл как раз вовремя. Буду тебе признателен, если ты чуть-чуть займешься этой мерзкой крысой Вилли Джо. А мне хочется доставить себе удовольствие самому разделаться с тем типом.
   — Разумеется, братец! — хмыкнул Дэнни и шагнул к еще не пришедшему в себя Вилли Джо. — Полагаю, я управлюсь с этим ковбоем одной левой.
   Джим сблизился с Фрэнком, испытывая острое нетерпение. Все накопившееся в нем напряжение переросло в последовавшую за этим схватку. Каждый ошеломительный удар, наносимый им, был нацелен не только против врага, но и против его собственной неспособности отыскать Брайони. От злости и отчаяния его кулаки молотили Фрэнка, как цеп молотит зерно на току. Уж теперь-то он дал выход своим чувствам. И хотя Фрэнк Честер дрался с агрессивной мощью дикого буйвола, Джим был для него трудным соперником. Высокий, широкоплечий стрелок с крутой грудью и мускулистыми, как из железа скованными руками, безжалостно наносил удар за ударом точно в цель, мало-помалу изнуряя противника и, наконец, Фрэнк тяжело сполз на пол, потеряв возможность даже приподнять голову.
   Джим утер кровь на губе рукавом рубахи и, тяжело дыша, бросил взгляд туда, где Дэнни с победоносным видом стоял над распростершимся на полу телом Вилли Джо Честера, которого отправил в чистый нокаут.
   — Хорошая работа, братик. — Оба брата тяжело дышали. Потом Джим подмигнул младшему: — Давай-ка вытащим их во двор. Думаю, они злоупотребили гостеприимством этого города.
   — Хорошая мысль. — Наклонившись, Дэнни перебросил неподвижное тело Вилли Джо через плечо. — Верно, они уже больше не потревожат покой жителей города — во всяком случае, в течение длительного времени.
   Бросив пачку банкнот Большому Джейку в уплату за причиненный ущерб, они вышли из таверны. Джим потащил Фрэнка Честера к его лошади.
   — Это твоя? — спросил он, когда стонавший ковбой тупо уставился на крупного чалого жеребца. — А этот мустанг — твоего паршивого братца? Отлично.
   Он подтолкнул шатающегося Фрэнка к лошади, а Дэнни уложил все еще не пришедшего в себя Вилли Джо поперек седла мустанга.
   — Ну вот и все. Можете катиться восвояси. Я не желаю больше видеть здесь ваши поганые хари. Я уже имел случай предупредить Вилли Джо, что отправлю его к праотцам, если он еще хоть раз покажет свою морду в этих краях. Ему крупно повезло, что я не пристрелил его, как гремучую змею. И ты тоже, Фрэнк.
   Грубоватое лицо Джима выглядело холодным и бесстрастным в свете мартовского дня, когда он оглядел побитых братьев кобальтово-синими глазами.
   — В следующий раз у тебя не будет шанса уехать живым.
   Фрэнк Честер тряхнул головой, как бы пытаясь прочистить мозги. Его посеревшее лицо было сплошным отеком, губы раздулись, суставы обеих мясистых кистей рук обагрены запекшейся кровью.
   — В следующий раз я убью тебя, Логан. Так же, как… ты убил… Томми. Мы не забыли… об этом.
   Джим сжал губы:
   — Езжай. — Его тон не оставлял места для дальнейших разговоров.
   Фрэнк Честер ковылял и спотыкался, но в конце концов ему удалось забраться в седло. Низко склонившись к шее жеребца и держа в руке поводья мустанга с перекинутым через седло все еще недвижным телом брата, он погнал чалого вперед.
   — Ты нам еще заплатишь за это, Логан, — бормотал он, пришпоривая коня. — Ты еще пожалеешь.
   Джим никак не отреагировал на эти звуки. Братья Честер были разгульными, неисправимыми глупцами. Им ни в жизнь не хватит ни мозгов, ни мужества, ни силы одолеть его, но вероятней всего они будут продолжать толочь воду в ступе. Он покачал головой и забыл о них. Затем по-братски похлопал Дэнни по спине, и они оба направились к своим лошадям.
   Позднее, добравшись до ранчо, приведя себя в порядок и сменив свою изорванную и заляпанную пятнами крови одежду, братья уселись за тихую трапезу. Росита жалостливо щелкала языком и качала головой, обрабатывая их ссадины и синяки, но они лишь ухмылялись на ее причитания и молча поглощали еду.
   После исчезновения Брайони между братьями ни разу не возникало недомолвок или недоразумений. Они нуждались в поддержке друг друга, в глубокой братской любви, которая их никогда не покидала. Дэнни тосковал по хрупкой, прелестной девушке почти так же, как Джим. Дружба, возникшая между ним и женой брата, была тесной и прочной. В ту ночь, когда Брайони пропала, Дэнни чуть с ума не сошел. В последовавшие за этим дни он всем сердцем скорбел об утрате и все больше страшился того, что с ней могло приключиться.
   За все это время имел место лишь один приятный эпизод. На следующий день после ужасной ночи снедаемый отчаянием Джим подошел к нему и признался, что был несправедлив к жене, жестоко повел себя с ней, и поклялся, что, если она найдется, он будет на коленях умолять ее о прощении. Дэнни заключил брата в объятия и заверил его, что они во что бы то ни стало найдут ее, но, к его глубочайшему огорчению, его надежда не оправдалась. Они не обнаружили ни малейшего следа, по которому можно было бы проследить, куда девалась девушка.
   После ужина Джим с Дэнни уединились в гостиной, чтобы распить бутылочку. Джим прислонился спиной к каминной полочке, а в камине бушевало яркое пламя. Наблюдавший за ним Дэнни, сидя на покрытой бело-розовой парчой софе, которую так любила их мать, по задумчивому, хмурому лицу брата понял, что он опять задумался о судьбе Брайони.
   — Я тоже скучаю о ней, Джим, — тихо заметил он. — Помнишь, как она по вечерам сидела здесь перед камином с сонными глазами, а потом оборачивалась к нам и улыбалась своей неповторимой улыбкой? Я… я в жизни не встречал таких красавиц и таких обаятельных женщин, как наша Брайони.
   Джим помрачнел еще больше.
   — Не надо… Дэнни, — хрипло отозвался он.
   — Но почему нет? — Брат смотрел прямо на Джима, не отводя от его лица голубых глаз. — Зачем зарывать голову, как страус, в песок? У нас есть память, есть чувства. Жизнь продолжается, брат.
   — Это моя-то жизнь продолжается? — повторил Джим, ероша каштановые волосы. — Какая там жизнь? Эта жизнь не стоит и цента без Брайони.
   У Дэнни перехватило горло, но он заставил себя высказать то, что должен был сказать:
   — Тебе придется смириться с тем, что произошло, Джим. Ее нет, и мы больше не увидим ее. А ты… ты должен продолжать жить.
   — Заткнись! — взвился брат. — Ни слова больше! — Он быстро шагнул к шкафчику вишневого дерева и вновь наполнил стакан из наполовину пустой бутыли. Залпом проглотив жидкость, он повернулся к Дэну. На лице его сквозило невыразимое отчаяние: — Она нужна мне, Дэнни! Я не могу без Брайони! Ни одна другая женщина мне не нужна.
   Дэнни встал и шагнул к нему. Глубокая печаль отражалась на лице парня.
   — Я… вовсе не хочу обидеть тебя, брат, — смущенно сказал он, дотронувшись до сильной руки Джима. — Но тебе все же придется смириться с фактом. Речь не идет о том, что это придется сделать сию минуту или, скажем, завтра. Но… пора подумать об этом… пора преодолеть себя… понемногу забыть. Проклятие, Джим, уже прошло три месяца. Если бы… если бы она была еще жива, если бы могла или хотела вернуться, она сделала бы это! Неужели ты не понимаешь этого?!
   Джим сбросил его руку. Он вперил взгляд прямо в глаза брата, и в лице его уже не было ни капли гнева, одно лишь тихое отчаяние:
   — Понимаю. Знаю. Но… не могу сделать этого. Я слишком сильно люблю ее, чтобы суметь забыть.
   — Я тоже любил ее. — На живые глаза брата навернулись слезы. — Но ее уже нет. И как бы это ни было больно, нам обоим придется принять свершившееся.
   Джим молча взирал на брата. Боль, снедавшую его, невозможно было выразить словами, даже Дэнни не мог этого понять. Джим резко повернулся на каблуках и ушел к себе. Усевшись в резное кресло у письменного стола, он зажег тонкую мексиканскую сигару, но, не притронувшись, оставил ее курящейся в глиняной чаше.
   — Вся вина лежит на мне, — горько бормотал он в темноте комнаты. — Если бы я не третировал ее и не уехал в город, Брайони никогда не стала бы жертвой той страшной бури. Она была бы дома в тепле, уюте и безопасности. Она была бы сейчас здесь со мной. И у меня был бы шанс объяснить ей, что я вел себя, как болван, умолять о прощении.
   В его душе кипела ненависть к самому себе. Как он мог быть так жесток с ней все те недели после выкидыша? Верно, он спятил. А теперь он все бы отдал, лишь бы снова держать ее в своих объятиях, слышать, как она произносит его имя. Ее горькие слова в тот последний вечер в «Тин Хэт» и то, как подчеркнуто она назвала его Техасом, навечно отпечатались в его мозгу. Но если бы только он мог еще разок услышать, как она с нежностью шепчет его имя, ощутить бархат ее губ, он посвятил бы всю оставшуюся жизнь тому, чтобы сделать ее счастливой, доказать, что заслуживает ее любви.
   Воспоминания о жене целиком заполнили его мысли, когда он сидел в одиночестве в темном кабинете. Ему представилось, что он чуть ли не ощущает прикосновение шелковистой пряди ее иссиня-черных локонов к своей щеке, чуть ли не видит перед собой ее милое, тонкое, сияющее личико. Легкий аромат ее духов коснулся его ноздрей, и пальцы Джима вцепились в резные ручки кресла. Всем сердцем, всей душой он тосковал о жене. Его чресла жаждали вновь ощутить нежность и податливость ее тела. Но больше всего он тосковал по ее улыбке — мягкой, очаровательной улыбке, которой она одаривала его, когда он входил в ее комнату, или глядел на нее через обеденный стол, или когда Брайони простирала к нему руки в постели, призывая его прийти к ней. Да, именно улыбку и смех он любил в ней больше всего. Они были свойственны ей так же, как и ее красота. Разве он сможет жить без нее? Она привносила столько великолепия, любви и радости в его жизнь. Без нее все поблекло и стало жалким и никчемным.
   «Брайони! Вернись ко мне!»
   Но из тихой ночи никто не откликнулся. Как ни тоскливо, Брайони не было там, чтобы обратить внимание на его слова или прочувствовать его душевную муку. И где-то далеко за полночь Джим заснул в своем кресле с жесткой спинкой, а видения, в центре которых была его исчезнувшая жена, продолжали роиться в его воспаленном мозгу, преследуя его, терзая и мучая. Исчезла, исчезла…

Глава 13

 
   На равнины пришла весна.
   Группа шайенов, возглавляемая вождем Два медведя, провела зиму на Ллано эстакада, разбив лагерь на просторных мерзлых землях приграничной территории, где индейцы кочевали в течение многих столетий. Когда на равнинах задул легкий, весенний ветерок, принесший с собой запах бизонов, воины октоуна подготовились к охоте и под руководством Быстрого оленя большими группами отправились на поиски бизона.
   Когда они вернулись с добычей, состоялось празднество. Женщины все время занимались вялением и варкой мяса. Вооружившись ножами и скребками для очистки мездры от мяса, они дубили шкуры, затем смешивали печень, мозги, требуху и жир, чтобы втереть в кожу; после этого шкуры замачивали на сутки и потом размягчали, отбивая веревками из сыромятной кожи или пластинами, вырезанными из плеча бизона. В итоге получалась мягкая, выдубленная шкура, пригодная для строительства типи или шитья одежды. Шайенские женщины любили украшать кожи иглами дикобраза, бисером и перьями. Это было не просто украшение, но настоящее художественное творчество.
   Наездница-в-бурю под опекой Женщины-антилопы быстро осваивала не только премудрости дубления бизоньих шкур, но и нанесения узоров. Девушка, поначалу молчаливая и печальная, усердно работала всю зиму и начало весны. А когда дни стали удлиняться и земля под золотистым солнцем снова воспрянула ото сна, ее энергия удвоилась. Она расцвела, как на равнинах расцветают цветы пустыни, и ее грациозная походка стала такой же легкой, как пение ранних птах.
   — Всегда ли ты напеваешь, когда занимаешься делом, Наездница-в-бурю? — ворвался в ее нежное мурлыканье голос вождя Два медведя.
   Они были одни в прерии; вдали то тут, то там им были видны фигуры других женщин, которые обшаривали землю, собирая корни и семена.
   Два медведя так неслышно подошел к ней, что девушка, сосредоточившаяся на своей работе, даже не заметила. И теперь счастливая улыбка осветила ее лицо, на котором играли солнечные зайчики, когда она увидела перед собой гордую фигуру человека, ставшего для нее таким дорогим.