Добыть все эти сведения Юнасу помог отец. Поскольку он сам был предпринимателем, для него это не составило никакого труда. Он был надежным человеком в таких делах, поскольку никогда не задавал лишних вопросов.
   Следующий шаг — номер телефона. С этим Юнас справился сам. У него было две магнитофонные записи с набором номера. Одна — это телефонный разговор фру Йорансон на первой пленке. Вторая — когда звонил тот тип, забравшийся в дом, и не дождался ответа. На пленке было отчетливо слышно, как он набирает номер. Хуже было с первой кассетой, так как грохот поезда заглушил три последние цифры.
   Юнас прокрутил эти пленки на папином большом магнитофоне, на самой высокой скорости. Потом перемотал назад и прокрутил на самой низкой. Он прислушался… казалось, что…
   Может ли это в самом деле быть один и тот же номер? А почему бы и нет? Если они звонили по одному делу, то это вполне вероятно.
   Но на догадки времени нет. Надо узнать номера телефонов! И кому они принадлежат!
   Юнас включил свой магнитофон и записал, как звучит набор всех цифр от 0 до 9. Потом оставалось только засечь, сколько времени движется на диске каждая цифра. Это было самое простое.
   Вскоре он смог вычислить номер. Перед самим номером был код 031, следовательно, это Гётеборг. Код и три первые цифры со второй записи совпадали с номером, по которому звонила фру Йорансон. Значит, оба набирали один и тот же номер, это очевидно.
   Вот и все! Юнас позвонил в справочное бюро. Номер принадлежал торговцу антиквариатом в Гётеборге. Все ясно! Больше Юнасу ничего и не требовалось. Он ни секунды не колебался. Медлить было нельзя!
   Юнас позвонил Йерпе.
   Йерпе позвонил Эмильсону.
   Эмильсон знал обоих — и парня без постоянного адреса из Траноса, и торговца антиквариатом из Гётеборга. Биографии обоих были небезупречны.
   Через несколько минут Эмильсон с двумя напарниками уже направлялся в Гётеборг.

ДЕРЕВЯННАЯ КУКЛА

   Говорить с напуганными людьми всегда трудно. Особенно если они сами не знают, чегобоятся. Они все отрицают, так как уверены, что им что-то грозит.
   Давид нашел Натте у реки. Он ходил по берегу и что-тоискал в камнях, наверное, тайком ловил раков. Сезон ловли раков еще не начался, поэтому Натте решил, что его застукали. Он стоял, спрятавшись за свисающую ветку, и вертел в руках фонарик.
   В общем, он был недоволен тем, что Давид заговорилс ним, и попросил оставить его в покое.
   Давид решил идти напрямик.
   — Натте, — сказал он, — как-то вечером, примерно месяц назад, я вас встретил на Лобном месте. Помните?
   — Нет, — Натте повернулся к Давиду спиной: ничего он не помнит, и разговаривать ни о чем не собирается.
   — Натте, вы бы лучше послушали меня, вместо того, чтобы все время отвечать «нет». Мне нужна ваша помощь. Будьте любезны, выслушайте меня.
   Натте не отвечал. Он недоверчиво смотрел на Давида. Давид продолжил:
   — Вы мне однажды рассказывали, что в детстве ходили с отцом в Селандерское поместье…
   — Нет, это все неправда! Мы никогда там не были! — яростно отнекивался Натте. Но Давид не обращал на это никакого внимания.
   — И вы сказали, что отец у вас на глазах распилил на две части большую деревянную куклу. Вас это очень напугало.
   — Нет, нет, все это вранье! Я ничего об этом не знаю.
   — Во всяком случае, вы так сказали, — спокойно ответил Давид. — Натте, на самом деле эта кукла — деревянная статуя. И распилили ее не поперек, как я понял из вашего рассказа, а вдоль, то есть сверху вниз, так что получилось две половины.
   — Чушь! Ну, все, — Натте развернулся и попытался уйти, но Давид пошел за ним и решительно продолжил:
   — Нет, Натте, это не чушь. Одну половинку прикрепили потом на лестнице в Селандерском доме, но где-то месяц назад вы по заданию фру Йорансон ее сняли. После чего заделали колонну и закрасили зеленой краской.
   — Ты с ума сошел! — завопил Натте. — Ты врешь так, что и сам поверил в свое вранье! Я с такими, как ты, не разговариваю.
   — Когда вы были в поместье, — упрямо продолжал Давид, — вы случайно разбили цветочный горшок. Зная, что в этом доме к цветам особое отношение, вы испугались, выбежали на кухню и спрятали горшок на дне мусорного ведра.
   — Откуда ты знаешь?
   Голос у Натте дрожал от страха. Он испугался еще сильнее, когда понял, что проговорился.
   — Знаю, — спокойно сказал Давид. — Я знаю все.
   — Я обещал молчать… Но я был уверен, что посадят за это именно меня. Я так и знал.
   Натте был в ужасе, но Давид пытался успокоить его. Никто его не посадит. Он ни в чем не виноват. Он просто выполнял свою работу и никакого отношения к статуе не имеет.
   Натте слушал недоверчиво, хотя Давид изо всех сил старался убедить его, что он не виноват. Было заметно, что старик растерян.
   — Это страшная статуя, — сказал он. — Не надо мне было с ней связываться. От нее одни неприятности, одни несчастья…
   Успокоить Натте было невозможно. Давид повторил, что опасаться нечего, но понимал, что лучше всего оставить старика в покое. Он узнал, что хотел.
   Анника — тоже.
   Мама сначала не могла вспомнить, кто покупал зеленую краску, наждачную бумагу и табак, ведь прошло столько времени. Табак мог купить кто угодно. Но когда Анника упомянула Натте, мама сразу все вспомнила. Точно, Натте действительно пару недель назад приходил в магазин. Он действительно покупал краску и попросил выписать чек. Маме это запомнилось, потому что, спросив про краску, он как-то смутился, и маму это немного озадачило.
   — Как будто ему стало стыдно, что он купил банку краски! — сказала мама.
   Давид серьезно кивнул, когда Анника рассказала это.
   — Да, Натте можно только пожалеть, — вздохнул он. — Похоже, нелегко ему пришлось в жизни…
   Они вышли на улицу. Был вечер, и Давид собирался домой. Сегодня отец остался дома, и они хотели вместе поужинать. Сванте почти закончил свою сюиту, получалось неплохо, и это стоило отметить. Они иногда устраивали небольшие праздники, когда работа особенно удавалась.
   Давид вытащил из кармана маленькую щепку. Понюхав, он протянул ее Аннике. Анника тоже понюхала.
   — Надо же, сколько лет этой деревяшке! Три тысячи… — мечтательно сказала она.
   — Интересно, что это за дерево? — спросил Давид. — Краевед сказал, что это может быть сикомор, акация или завезенный кедр.
   — Мне кажется, акация — это название звучит красивее всего. А ты как думаешь?
   — Не знаю… Спрошу сегодня у папы. Он в этом разбирается.
   Несколько часов спустя, когда они с отцом пили послеобеденный кофе, Давид показал отцу деревяшку. Он не сказал, откуда она и что на самом деле это щепка от трехтысячелетней статуи, а просто спросил, что это за порода дерева.
   Папе достаточно было только взглянуть на нее.
   — Это? Это дуб, — сказал он.
   — Нет, не дуб, — возразил Давид. — Этого не может быть.
   — Дай-ка! — Сванте рассмотрел деревяшку повнимательнее. — Конечно, дуб! — повторил он. — А что? Почему тебе это кажется странным?
   — Ты уверен?
   — Да-а. Ты что, думаешь, я не узнаю дуб?
   Не может быть! Давид вскочил со стула. Он не мог усидеть на месте. Если статуя сделана из дуба, то это значит… Значит, она…
   Давид помчался звонить Аннике.
   Анника была в ванной, и Давиду пришлось говорить с Юнасом. Он рассказал о щепке, о том, что это не сикомор, не акация и не кедр, как говорил Ульсон, а обыкновенный дуб.
   Впервые в жизни Юнас не нашел, что ответить.
   — Алло! Ты где? Э-эй! — крикнул Давид.
   Нет, Юнас не повесил трубку, он едва мог говорить. Какая неприятность! Ведь он уже… Что же ему делать?
   — Да, вот так, — сказал Давид. — А значит…
   — Что? — прошептал Юнас.
   — Что статуя, скорее всего, поддельная, — ответил Давид.
   Что тут еще скажешь? Они повесили трубки.
   Юнас так и остался сидеть… Он понимал: сейчас у него нет выбора. Сделать это, безусловно, непросто, но это вопрос чести. Тут потребуется мужество! А вдруг есть еще какой-то выход?
   Он взял «салмиак» и задумался.
   Нет, другого выхода нет. Нужно немедленно звонить Йерпе!
   Было около десяти. В «Смоландском курьере» материалы готовили к печати. Самое горячее время! Линку пришлось задержаться на работе. В его контракте это никак не оговаривалось, поэтому Линк злился, но, понимая всю важность дела, остался в редакции.
   Эмильсон отлично справился с заданием. В течение всего вечера он звонил и докладывал Йерпе обстановку, так что тот мог шаг за шагом следить за развитием событий. Это был великолепный материал, и Йерпе только что закончил статью. Получился отличный репортаж!
   Эмильсону удалось найти торговца антиквариатом в Гётеборге и взять его с поличным. Судя по тому, как он растерялся, ему и в голову не приходило, что его могут обнаружить.
   И самое невероятное — полиция нашла не только одну половину статуи, но и вторую, которая тоже оказалась у торговца антиквариатом! Первую он купил в этом году за ничтожную сумму. Ее продали наследники одного старого офицера из Гётеборга. Они решили, что половина статуи не может представлять никакой ценности.
   Но торговец сразу понял, что это большая редкость, и стал немедленно разыскивать вторую половину. После долгих поисков он, наконец, нашел ее. Через своего агента, бывшего жителя Траноса, который знал фру Йорансон, он разнюхал о странной колонне в Селандерском поместье в Рингарюде. Увидев снимок, он понял, что именно это и искал. Уговорить фру Йорансон расстаться со статуей было проще простого. Она нуждалась в деньгах, пансион был на грани краха, и ей хотелось хоть что-нибудь выжать из поместья. Ведь в доме столько вещей, которые могли бы заинтересовать торговцев антиквариатом. Правда, продавать можно только что-то неброское. Снять старый барельеф с колонны на лестнице — что может быть лучше. К тому же он только собирает пыль.
   Никто из замешанных в этом деле — кроме бедняги Натте — даже не предполагал, что их могут разоблачить.
   Торговец из Гётеборга, например, когда приехал Эмильсон, вообще не сразу понял, о чем речь. Статуя лежала в сарае за магазином, где он реставрировал старую мебель. Он уже соединил обе половины. Эмильсон сразу нашел ее, и у торговца не оставалось ни единого шанса.
   Все шло как по маслу. Эмильсон отвез статую в Гётеборгский музей на экспертизу.
   Как ни странно, все сработало. Эмильсон был доволен — отличная находка для полиции Экшё! Был доволен и Йерпе — какой репортаж для «Смоландского курьера»!
   Йерпе только что сдал материал. Типографские станки заработали. В редакции воцарилось спокойствие, и Йерпе мог, наконец, свободно вздохнуть. Он сидел, с наслаждением потягивая свою трубку, и радуясь звуку работающих станков. И тут позвонил Юнас.
   — Простите за поздний звонок. Это Юнас.
   Йерпе откинулся на спинку стула.
   — О, это ты, Юнас, здорово! Как раз вовремя. Мы только что сдали все в типографию…
   — Уже?..
   — Да, Юнас! А завтра вы снова герои! Крупные заголовки! Огромные тиражи!
   Йерпе довольно засмеялся. Но Юнас слушал его безо всякой радости. У него были невеселые новости. А когда Йерпе рассказал о фантастической находке в Гётеборге, о суперудаче полиции, Юнас совсем приуныл.
   — Ну, Юнас, что ты теперь скажешь? Каково, а?
   Юнас сглотнул.
   — Да-а… дело только в том, что мы… ну, мой приятель выяснил, из какого дерева сделана эта статуя, и… ну…
   Йерпе рассеянно его слушал.
   — Ну и что же это за дерево?
   — Понимаете, папа моего приятеля только что изучил щепки от статуи… он специалист по древесине и…
   — Да, понимаю.
   Судя по голосу, Йерпе не очень понимал, в чем дело, и не особенно старался вникнуть. Юнас начал заикаться.
   — Ну… и са-са-самое ужасное, что э-э-это, похоже, са-са-самый обыкновенный шведский дуб…
   — Вот как?
   — Да-да… и те-теперь мы не-немного боимся… что…
   — Что?
   — Ну… что… с-с-статуя, во-возможно, фальшивая… то-то есть… это копия, — произнес Юнас.
   На другом конце провода раздалось громкое фырканье. А потом сумасшедший хохот.
   — Юнас, это гениально. Просто гениально! Ты серьезно?
   — Да, к сожалению…
   — Ну и везет же нам! Вот это да! Значит, у нас всю неделю будут отличные продажи! Спасибо, Юнас!

ПОДЛИННИК ИЛИ ПОДДЕЛКА?

   Той ночью Юнас почти не спал. Наутро у него были красные глаза, и выглядел он очень несчастным. Он плохо себя чувствовал. Рядом с постелью, склонившись над ним, стояла Анника:
   — Юнас, как это понимать? Как это могло попасть в газету? — помахав «Смоландским курьером», Анника пристально посмотрела на него.
   Она подняла жалюзи. На стекле жужжал рой злых ос.
   Юнас медленно поднял голову с подушки и пошарил рукой на столике у кровати.
   — Хочешь «салмиак»? — слабым голосом предложил он, но Анника отказалась.
   Ему и самому не хотелось. Ну и утро! Что можно ожидать от такого дня? Юнас даже боялся подумать.
   Он исподтишка взглянул на газету. Под черными заголовками он различил идиотскую фотографию: его снимок втиснут между снимками двух статуй: одной из Британского музея и второй — которая сейчас проходила экспертизу в Гётеборгском музее. Приговор еще не вынесли, но заключение, фальшивая она или настоящая, могло прийти в любую минуту.
   При мысли об этом Юнас вздохнул. Йерпе, конечно, будет в восторге, если выяснится, что статуя фальшивая, но в глубине души Юнас мечтал, чтобы она оказалась настоящей. Наверное, нехорошо и не очень профессионально с его стороны так рассуждать, но он ничего не мог с собой поделать. Что касается Йерпе — он на своей работе собаку съел. Он мог позволить себе широко смотреть на вещи, но Рингарюд — всего лишь маленькая деревенька на земном шаре, и жаль понапрасну огорчать ее жителей. К тому же во второй раз!
   Все уже прочитали утреннюю газету, и воздух был наполнен ожиданием. Утро для всех началось рано. Был солнечный день, в садах цвели душистый горошек и розы, газоны блистали свежей зеленью. Тут и там можно было увидеть людей, которые, отмахиваясь от ос, радостно обсуждали новость.
   Рингарюд снова был в центре событий. Повсюду, куда ни глянь, стояли машины. Туристы, случайно проезжавшие мимо, заворачивали сюда, прочитав о замечательных подростках, подсказавших полиции, как найти египетскую статую возрастом в три тысячи лет, о которой так много писали.
   В магазине Берглундов сегодня все гудело. Отчасти благодаря осам, забравшимся в витрину, отчасти толпившимся в магазине людям. Родители сбились с ног. Туристы непременно хотели привезти что-нибудь на память из знаменитого магазина. Разошлись все открытки, в первую очередь фотография Рингарюда и Селандерского поместья, сделанная с самолета. Остались только открытки с пожарной станцией, но в конце концов исчезли с прилавков и они.
   Люди приходили с фотоаппаратами и хотели сфотографировать детей, особенно, конечно, Юнаса, но он еще не показывался. Вместо детей пришлось фотографировать родителей.
   Телефон не замолкал ни на минуту. Подходила мама. Звонили из разных газет, с радио и телевидения. Юнас отказался с ними разговаривать, равно как и Анника. Маме пришлось врать, что детей нет дома. Все это ей, вообще говоря, уже начинало надоедать. Прекрасно, конечно, что их магазин пользуется такой популярностью, но это утомительно. К тому же теперь, когда помощь Анники и Юнаса нужнее всего, рассчитывать на них не приходилось. Анника просто сбежала. А Юнас, похоже, даже не продрал глаза. А их родители тем временем работают не покладая рук. Мама вздохнула — она начинала злиться, ноги ломило от усталости.
   Если так будет продолжаться, ей долго не выдержать. Она решила пойти наверх и разобраться. Надо же, как застенчивы эти знаменитости! Но всему есть предел! В такой день Анника просто обязана помочь! А Юнас мог бы заняться туристами, ведь это он их сюда заманил. Конечно, не специально, но… ведь они спрашивают именно о нем.
   Мама быстро пошла наверх. Но посередине лестницы она остановилась, услышав, что на втором этаже включено радио: передавали «Смоландские новости», и опять говорили о ее детях. Она прислушалась:
   — … заключила экспертиза. Найденная статуя оказалась копией, выполненной неизвестным художником, другими словами, это подделка, изготовленная из шведского дуба, предположительно в начале девятнадцатого века. Статуя, представляющая собой изображение египетской женщины, была до обнаружения полицией распилена на две части, которые потом соединили в одну фигуру. Как сообщается, одна ее половина до недавнего времени служила украшением лестничных перил в Рингарюде. Следов подлинной статуи пока не обнаружено, и эксперты сообщают, что, вероятно, ее следует считать утерянной. Именно благодаря находке знаменитых теперь на всю страну подростков из Рингарюда…
   Нет, слушать это мама больше не могла. Она поспешила в детскую и выключила радио.
   — Мама, что ты делаешь? Зачем ты выключила? — Юнас снова включил радио, и голос продолжил:
   — Несколько истерический ажиотаж, возникший вокруг этой статуи, привел к тому, что предрассудки и смятение…
   — Ну все, хватит! — Разозлившись, мама снова выключила радио. — Мне это надоело! Мы с папой достаточно долго терпели!
   — Ты о чем?
   — Гроб с булыжником! Фальшивая статуя! Тебе мало? Думаешь, нам приятно каждый день видеть ваши имена в газете?
   Всплеснув руками, она возмущенно посмотрела на своих детей. Анника выгоняла ос в окно, а Юнас только пожимал плечами, а потом раздраженно вздохнул и направился к двери. Но мама остановила его. Она по-настоящему рассердилась:
   — Не смей уходить, понятно! В кои-то веки тебе придется меня выслушать! Тебя, Анника, это тоже касается! С меня довольно!
   Анника отошла от окна.
   — Мама, что с тобой, что мы такого сделали?
   Мама опустилась на кровать Юнаса и сбросила туфли.
   — Лето уже почти закончилось! А вы так бестолково проводите время! Гоняетесь за какой-то старой статуей, которой, возможно, никогда не существовало!
   Юнас тем временем тайком включил магнитофон, чтобы записать вспышку маминого гнева. Она это заметила.
   — Немедленно выключи, Юнас! Или тебе помочь? — голос ее звучал угрожающе. Юнас выключил магнитофон, он обиженно вздохнул, и мама сурово на него посмотрела.
   — Мне казалось, ты этим летом собирался заняться математикой?
   Тут взорвался Юнас. Это был удар ниже пояса.
   — Ну, знаешь ли! Можно подумать, я виноват, что ты не в настроении!
   — Все, хватит, я положу конец этому безобразию! Сегодня никаких шатаний по улицам! Запомните! Сегодня вечером вы остаетесь дома! Ясно?
   В ту же минуту зазвонил телефон. Юнас хотел ответить, но мама быстро встала и отобрала трубку.
   — Нет, милый мой! С сегодняшнего дня вы у меня попляшете! — пригрозила она, но тут же изменила голос и деловым тоном произнесла в трубку: — Магазин Берглундов!
   Звонил Линдрот. Маме снова пришлось изменить голос, теперь она говорила чрезвычайно любезно. Но разговор получился бестолковый. Никто из них не был готов говорить друг с другом. Линдрот предполагал, что подойдет Юнас или Анника, а мама надеялась, что сможет выместить на звонившем свое дурное настроение. А это оказался Линдрот!
   — Неплохо, да, фру Берглунд? — спросил он.
   — Да, уж это точно! — с деланным энтузиазмом согласилась мама, не понимая, что пастор имеет в виду.
   — Да, история начинает проясняться, — продолжил Линдрот.
   — Да, наконец-то! — ответила мама, все еще недоумевая. Может, он не слушал «Смоландские новости»?
   — На самом деле, я хотел поговорить с кем-нибудь из детей, если они дома.
   — Да, конечно… Они оба здесь, — ответила мама. Ей удалось сохранить любезный тон, но она совершенно не хотела передавать трубку ни Юнасу, ни Аннике. Тогда ее выговор не возымел бы на них никакого действия. Поэтому ее голос прозвучал немного неуверенно, а может, Линдрот сам все понял и не стал настаивать.
   — А не могли бы вы тогда им кое-что передать?
   — Да, конечно, — мама облегченно вздохнула. Линдрот попросил ее сказать Юнасу и Аннике, чтобы они сегодня вечером зашли к нему.
   — Сегодня вечером? — мама нервно кашлянула. Это никуда не годится. Она ведь не забыла о том, что говорила Юнасу и Аннике минуту назад.
   — Да, если можно. Просто я целый день занят, — любезно объяснил Линдрот, и маме пришлось уступить. Итак, сегодня в половине восьмого. Да, она обязательно им передаст. Она снова кашлянула, а Линдрот продолжил:
   — Да, надо сказать, Юнас и Анника действительно с толком провели это лето. А копия статуи — это же так интересно…
   — Вот как?..
   — Да, ведь это доказывает, что еще в девятнадцатом веке здесь существовала подлинная египетская статуя.
   — Да что вы, вот как…
   — Да-да, конечно, ведь без подлинной статуи не было бы и копии, ведь так, фру Берглунд?
   — Да, да, разумеется.
   Мама снова кашлянула, и Линдрот стал прощаться:
   — Передайте им, что Давида я предупредил. И скажите, что у меня кое-что для них есть! Кое-что интересное! Передайте им, они наверняка обрадуются!
   Мама повесила трубку и как следует прокашлялась. Кошмар, что за дурацкий кашель на нее напал. Юнас и Анника ждали. Но мама видела, что им не терпится поскорее все узнать.
   — Да, как вы слышали, это Линдрот…
   Нет, они ничего не слышали. Ни единого слова — Юнас невинно покачал головой — с чего она взяла?
   — Юнас, не притворяйся! — мама едва заметно улыбнулась. — Ну ладно, звонил Линдрот и сказал, что узнал кое-что интересное.
   Юнас прямо подпрыгнул от радости.
   Ему сразу захотелось сделать маме что-нибудь приятное. Он посмотрел на нее преданными глазами. По ее руке ползла оса.
   — Мама, осторожно! Осторожно! У тебя на руке оса! Подожди, я ее убью!
   Но оса улетела до того, как Юнас успел с ней расправиться.
   — Ну ладно, тогда я помогу тебе в магазине! — сказал он.
   — И я! — сказала Анника.

НОВЫЙ СЛЕД

   Линдрот вышел им навстречу с двумя большими красивыми грибами-зонтиками. Потом появился Давид с корзиной лисичек. Он пришел раньше времени, и они с пастором успели набрать грибов, пока ждали Юнаса с Анникой.
   Они вошли в пасторскую контору. Линдрот осторожно положил грибы и стал расставлять стулья.
   — Садись здесь, милая Анника, и ты тоже, Юнас, вот так… А ты Давид, я смотрю, уже нашел себе стул… Так…
   Линдрот сел за стол. На секунду все смолки. Линдрот улыбался и был похож на Сайта Клауса. А Давид выглядел так, будто только что получил подарок и ждал продолжения.
   — Ну что, Давид… Как ты думаешь, сразу расскажем … или немного подождем? — Линдрот заговорщицки весело посмотрел на Давида.
   — Не знаю, — ответил Давид.
   — Что такое? — в голосе Юнаса слышался укор. — Вы уже все рассказали Давиду?
   — Ну что ты, нет, не все, — уклончиво ответил Линдрот. — Нет-нет, я еще много чего не рассказал…
   Он достал большую тарелку со сливами — роскошными, желтыми, сочными сливами, и предложил детям. Линдрот нарочно не торопился, чтобы повысить интерес: он улыбался, болтал о пустяках, и глаза его сияли, когда он нежно смотрел на Юнаса и Аннику, которые сидели в полном неведении и нетерпеливо ждали, что же он скажет.
   — А нет ли у тебя, Юнас, твоих горьких конфеток? Тогда мы могли бы начать.
   Юнас с готовностью вытащил свой «салмиак» и предложил всем, но взял только Линдрот.
   — Возьмите две, пастор, да возьмите больше!
   — Спасибо, милый Юнас!
   Наконец Линдрот сел, Юнас и Анника от напряжения затаили дыхание. Они понимали, что Линдрот хочет сообщить им что-то неожиданное. Но он снова встал. Сказал, что сперва надо выпустить собравшихся на окне ос.
   — Кыш! Кыш! Пошли отсюда! Вот так!.. Ужас, сколько ос этим летом!
   Потом он наконец-то спокойно уселся за письменный стол напротив детей, и по очереди посмотрел на них своими большими сияющими глазами.
   — Ну, хорошо! А теперь слушайте внимательно, я вам такое расскажу! Удивительно, как все может неожиданно повернуться в этой жизни. Ведь нам всем было ужасно не по себе, когда в гробу вместо статуи оказался булыжник, притом, что приехало телевидение и так далее… Но, как всегда, оказалось, что во всем есть свой смысл, — издалека начал Линдрот, как бы смакуя каждое слово.
   Юнас то и дело издавал возгласы нетерпения, поторапливая его, но это было бесполезно. Линдрот наслаждался своим рассказом. Он любил поговорить и, раз уж выдался такой случай, не мог им не воспользоваться. Тем более что сама история того заслуживала.
   — Конечно, неудивительно, что вскрытие склепа, которое люди увидели по телевидению, расшевелило их воображение. Многие стали звонить сюда, присылать письма, давать советы. Некоторые даже находили статуи, но ни одна из них не представляла никакого интереса… до некоторых пор!
   Линдрот выдержал паузу. Он посмотрел на них и повторил: «До некоторых пор!», сделав значительное лицо.
   Потом он продолжил и рассказал, что сегодня утром ему позвонили из Мариефреда. Звонил старый работник школы, бывший ректор. Увидев телепередачу, он вспомнил, что когда-то, еще подростком, он нашел старый дневник кого-то из своих предков. Там приводилась в высшей степени странная история, случившаяся с автором дневника. То есть с предком этого самого мариефредского ректора.
   — И этот предок… Да, это просто невероятно, этот предок присутствовал при тайном захоронении какой-то статуи — темной ночью, где-то здесь, в Смоланде. Произошло это, вероятно, в самом начале девятнадцатого века.