Гришем Джон. Завещание

   Ее здесь нет, объяснил вождь. Она ушла в соседнюю деревню лечить ребенка, которого укусила змея. Когда вернется – неизвестно.
   Только этого не хватало, подумал Нейт.
   – Он хочет, чтобы мы провели следующую ночь здесь, в деревне, – перевел Жеви. Между тем жена вождя снова наполнила их тарелки.
   – Не думал, что мы остаемся еще на одну ночь, – удивился Нейт.
   – Он так говорит.
   – Скажи ему, что я подумаю.
   – Скажите сами.
   Нейт мысленно обругал себя за то, что не взял с собой сотовый телефон. Джош, надо полагать, места себе не находит.
   Они не связывались с ним уже больше недели.
   Жеви сказал, видимо, нечто забавное, что в переводе на индейский превратилось в очень смешную шутку. Вождь разразился безудержным хохотом, и вскоре все уже надрывали животики. В том числе и Нейт, который не смог удержаться от смеха при виде смеющихся индейцев.
   Приглашение поохотиться они отклонили. Отряд молодых индейцев повел их обратно в первую деревню, к лодке. Жеви хотел прочистить свечи зажигания еще раз и повозиться с карбюратором. Нейту ничего не оставалось, как согласиться.
   Мистер Стэффорд позвонил адвокату Валдиру рано утром. Приветствия заняли всего несколько секунд.
   – Я уже несколько дней не имею известий от мистера О'Рейли, – сказал Стэффорд.
   – Но ведь у него есть этот чудо-телефон, – оправдываясь, заметил Валдир, словно в его обязанности входило защищать мистера О'Рейли.
   – Да, есть. Потому я и беспокоюсь. Он может позвонить в любое время и из любого места.
   – А в плохую погоду телефон работает?
   – Нет. Боюсь, нет.
   – Так у нас здесь бесконечные грозы. Сейчас же сезон дождей.
   – А вы не получали известий от своего парня?
   – Нет. Они поплыли вместе. Проводник прекрасный. И судно отличное. Уверен, у них все в порядке.
   – Тогда почему же О'Рейли не звонит?
   – Не могу сказать. Но небо не расчищается ни на минуту. Вероятно, из-за этого он и не может воспользоваться телефоном.
   Они расстались на том, что Валдир немедленно сообщит, если получит какое-нибудь известие с яхты. Повесив трубку, Валдир подошел к окну и выглянул на запруженную людьми улицу. Парагвай нес свои воды прямо у подножия горы. Существовали тысячи историй о людях, отправившихся в Пантанал и никогда оттуда не вернувшихся. Эти мифы заключали в себе большой смысл.
   Отец Жеви тридцать лет служил лоцманом на этих реках, а его тело так и не нашли.
   Уэлли отыскал юридическую контору довольно легко.
   Он не был знаком с мистером Валдиром, но знал от Жеви, что тот финансирует экспедицию.
   – Это очень важно, – доказывал он секретарше. – И очень срочно.
   Валдир услышал перепалку из-за двери и вышел.
   – Ты кто? – спросил он.
   – Меня зовут Уэлли. Жеви нанял меня матросом на “Санта-Л ауру”.
   – На “Санта-Лауру”?!
   – Да.
   – А где Жеви?
   – Все еще в Пантанале.
   – А яхта?
   – Затонула.
   Валдир понял, что парень напуган и устал.
   – Садись, – сказал он, а секретарша побежала за водой. – Расскажи мне все по порядку.
   Вцепившись руками в подлокотники кресла, Уэлли быстро заговорил:
   – Они уплыли в моторной лодке на поиски индейцев, Жеви и мистер О'Рейли.
   – Когда?
   – Не знаю. Несколько дней назад. Я остался на “Санта-Лауре”. Налетел шторм, самый большой, я такого еще не видел. Яхту оторвало от причала, вынесло на середину реки и там перевернуло. Я упал в воду, а потом меня подобрало судно, которое перевозило скот.
   – Когда ты сюда прибыл?
   – Всего полчаса назад.
   Секретарша принесла стакан воды. Уэлли поблагодарил ее и попросил кофе.
   – Значит, корабль погиб? – уточнил Валдир.
   – Да. Мне очень жаль. Но я ничего не мог сделать. Никогда в жизни не видел такого шторма.
   – А где был Жеви во время шторма?
   – Где-то на Кабиксе. Я за него боюсь.
   Валдир прошел к себе в кабинет, закрыл дверь и снова встал у окна. Мистер Стэффорд находится за три тысячи миль отсюда. Жеви и О'Рейли в маленькой лодке могли выжить. Незачем раньше времени делать драматические заключения.
   Он решил не звонить в Америку, а подождать несколько дней. Нужно дать Жеви время, он непременно вернется в Корумбу.
   Индеец стоял в лодке, вцепившись ногтями в плечо Нейта. В работе мотора никаких положительных изменений не произошло. Он продолжал стрелять, чихать, сбиваться с ритма и на полных оборотах демонстрировал лишь половину мощности, которую имел, когда они покидали “Санта-Л ауру”.
   Миновав первую деревушку, река сделала крутой поворот и загнулась петлей, образовывавшей почти замкнутый круг. Потом река разветвилась на два потока. Индеец указал на один из них. Минут через двадцать в поле зрения появилась их маленькая палатка. Они причалили в том месте, где Жеви купался утром, свернули свой лагерь и отправились в деревню – там их ждал вождь.
   Рейчел еще не вернулась.
   Поскольку она не принадлежала к племени, ее хижина стояла на отшибе, в сотне футов от овальной цепочки домов, ближе к краю леса. Она казалась меньше самого маленького из домов, и когда Жеви спросил у индейца, сопровождающего их, почему так, тот ответил: потому что у нее нет семьи.
   Втроем – Нейт, Жеви и их индеец – они провели два часа под деревом на опушке леса в ожидании Рейчел, наблюдая за деревенской жизнью.
   Их приятеля-индейца португальскому выучили Куперы, чета миссионеров, которая работала здесь до Рейчел. Знал он также и несколько английских слов, которые время от времени проверял на Нейте. Куперы были первыми белыми людьми, которых увидели ипики. Миссис Купер умерла от малярии, а мистер Купер уехал туда, откуда приехал.
   Мужчины охотятся или ловят рыбу, объяснял гостям молодой индеец, а кто помоложе – слоняются, ищут своих девчонок. Женщины трудились в поте лица – готовили, пекли, стирали, присматривали за детьми. Но все делалось очень неторопливо. Если к югу от экватора время текло медленнее, то здесь, у ипиков, его вообще не существовало.
   Двери хижин были постоянно открыты, дети бегали из одной в другую. Девушки, пока их матери хлопотали у огня, сидели в тени и придумывали себе прически.
   Все были одержимы чистотой. С центральной площадки грязь выметали соломенными метлами. Пространство вокруг хижин содержалось в идеальном порядке. Женщины и дети мылись в реке три раза в день; мужчины – дважды, и всегда отдельно от женщин. Все ходили голыми, но определенные ритуалы соблюдали.
   Позднее, в середине дня, мужчины собрались возле мужского дома – одного из двух прямоугольных строений в центре овальной площади. Некоторое время они занимались своими волосами – стригли и расчесывали их, потом начали бороться. Разбившись на пары, они становились лицом друг к другу, соприкасаясь пальцами ног. Задача состояла в том, чтобы бросить противника на землю. Игра велась строго по правилам, а после поединка противники непременно улыбались друг другу. Вождь разрешал все споры. Стоя в дверях своих хижин, женщины наблюдали за состязаниями без особого интереса – просто потому, что так было положено. Мальчишки подражали отцам.
   А Нейт, сидя на поленнице под деревом, смотрел на происходящее словно бы из другого века и опять удивлялся тому, куда же забросила его судьба.

Глава 29

   Мало кто из индейцев, столпившихся вокруг Нейта, знал, что девочку зовут Айеш, она была всего лишь ребенком и жила в другой деревне.
   Однако всем было известно, что девочку укусила змея. Весь день они судачили об этом и на всякий случай своих детей держали при себе.
   Ближе к обеду пронесся слух, что девочка умерла. Прибежал запыхавшийся гонец, который передал сообщение вождю, и оно в считанные минуты облетело все хижины.
   Матери еще ближе притянули к себе детей.
   Обед продолжался, пока на главной тропе не было замечено какое-то движение. Это возвращались Рейчел с Лако, мальчиками и несколькими мужчинами, помогавшими ей весь день. Как только она вступила в деревню, все прекратили есть, притихли и встали. Когда она проходила мимо хижин, индейцы почтительно кланялись. Некоторым Рейчел улыбалась, с другими тихо перебрасывалась парой слов, возле вождя она остановилась, что-то рассказала ему, после чего двинулась дальше, к своему домику, в сопровождении Лако, который стал заметно сильнее прихрамывать.
   Мимо дерева, под которым полдня просидели Нейт, Жеви и “их” индеец, она прошла, казалось, вовсе не заметив их, во всяком случае, не глядя в их сторону. Рейчел была усталой, опечаленной, и ей хотелось поскорее очутиться в своей хижине.
   – Теперь что будем делать? – спросил Нейт у Жеви. Тот перевел вопрос на португальский.
   – Ждать, – последовал ответ индейца.
   – Как интересно, – съязвил Нейт.
   Лако пришел за ними, когда солнце уже садилось за горы.
   Жеви с охранником остались доедать обед. Нейт последовал за мальчиком по тропинке к жилищу Рейчел. Та стояла в дверях, вытирая лицо полотенцем. Волосы у нее были мокрыми. Она успела переодеться.
   – Добрый вечер, мистер О'Рейли, – сказала она ровным, четким голосом, не выдававшим никаких чувств.
   – Привет, Рейчел. Прошу вас, называйте меня Нейтом.
   – Садитесь вон там, Нейт. – Она указала на низкий пень, очень похожий на тот, на котором он просидел последние шесть часов. Он опустился на онемевшие от долгой неподвижности ягодицы и мягко сказал:
   – Мне очень жаль, что с девочкой случилось такое несчастье.
   – Ее призвал к себе Бог.
   – Но ее бедных родителей он не призвал.
   – Да. Они горюют. Это очень печально.
   Она опустилась на порожек, сложив руки на коленях и печально глядя вдаль. Мальчик нес сторожевую службу у росшего неподалеку дерева, почти невидимый в его тени.
   – Я бы пригласила вас в дом, – сказала Рейчел, – но здесь это не принято.
   – Тут тоже неплохо.
   – В это время суток в доме наедине могут оставаться только семейные пары. Таков обычай.
   – Ничего не имею против.
   – Вы голодны? – спросила она.
   – А вы?
   – Нет. Но я вообще мало ем.
   – Обо мне не беспокойтесь. Нам важно поговорить.
   – Простите, что сегодня так получилось. Уверена, вы меня поймете.
   – Разумеется, – кивнул Нейт.
   – Если хотите, у меня есть маниока и сок.
   – Нет, спасибо, я действительно ничего не хочу.
   – Что вы сегодня делали?
   – О, мы встречались с вождем, он угостил нас завтраком, потом смотались в первую деревню, повозились с лодкой, вернулись на ней сюда, натянули палатку позади хижины вождя и принялись ждать вас.
   – Вы понравились вождю?
   – Очевидно, да. Он хочет, чтобы мы остались.
   – А что вы думаете о моих подопечных?
   – Они все голые.
   – Так они ходят испокон веку.
   – Сколько времени требуется, чтобы к этому привыкнуть?
   – Не знаю. Несколько лет. Постепенно перестаешь замечать. Все проходит. Года три я страшно тосковала по дому, еще и сейчас бывают моменты, когда мне, например, безумно хочется поводить машину, съесть пиццу, посмотреть хороший фильм.
   – Я пока даже представить себе этого не могу.
   – Все дело в призвании. Я осознала себя как христианка в четырнадцать лет и уже тогда была уверена, что Господь предначертал мне быть миссионеркой. Где – этого я точно не знала, но полностью доверилась Его воле.
   – И местечко Он подобрал вам у черта на рогах.
   – Я получаю огромное удовольствие, слушая вашу английскую речь, но очень прошу вас не ругаться.
   – Простите. Теперь мы можем поговорить о Трое?
   Тень стремительно окутывала землю. Их разделяло футов десять, и они еще различали друг друга, но очень скоро темнота грозила разделить их непроницаемой стеной.
   – Хорошо, – нехотя, с усталым видом согласилась Рейчел.
   – У Троя были три жены и шестеро детей – по крайней мере тех, о ком мы знаем. Вы явились, разумеется, сюрпризом. Остальных шестерых он не любил, а вы, судя по всему, были ему милы. Им он не оставил практически ничего, распорядился только заплатить их долги. Все остальное завещал Рейчел Лейн, рожденной вне брака второго ноября пятьдесят четвертого года в Католическом госпитале Нового Орлеана от женщины по имени Эвелин Каннингэм, ныне покойной. Рейчел – это вы.
   Слова падали, словно тяжелые капли в густом воздухе на фоне мертвой тишины. Прежде чем ответить, она, как обычно, задумалась.
   – Трой и меня не любил. Мы двадцать лет с ним не виделись.
   – Это не важно. Он оставил вам все свое состояние. Спросить, почему он это сделал, уже никто не сможет, потому что, подписав завещание, он тут же выпрыгнул из окна. У меня при себе копия документа.
   – Я не хочу ее видеть.
   – И еще у меня кое-какие бумаги, которые вы должны подписать. Можно это сделать и завтра. После этого я отправлюсь в обратный путь.
   – Что за бумаги?
   – Юридические документы, все – в вашу пользу.
   – Вам до моей пользы дела нет. – Слова сорвались быстро и прозвучали резко, Нейт был обескуражен укором.
   – Это неправда, – попытался оправдаться он.
   – Правда. Вы не знаете даже, чего я хочу или что мне требуется, что я люблю или не люблю. Вы не знаете меня, Нейт, так откуда же вам знать, что в мою, а что не в мою пользу?
   – Ладно, вы правы. Я вас не знаю, вы не знаете меня. Но я юридически представляю здесь вашего покойного отца.
   Мне все еще очень трудно поверить, что я действительно сижу в темноте у порога хижины в индейской деревне, затерянной в топях общей площадью со штат Колорадо, и разговариваю с очень симпатичной миссионеркой, которой выпало стать самой богатой женщиной на свете. Да, вы правы, я не знаю, что вы считаете благом для себя. Но все равно очень важно, чтобы вы прочли эти бумаги и подписали их.
   – Я ничего не подписываю.
   – Ну перестаньте.
   – Ваши бумаги меня не интересуют.
   – Вы их даже не видели.
   – Ладно, скажите, что в них.
   – Это официальные документы. Моей фирме поручено провести утверждение завещания вашего отца. Все наследники, упомянутые в завещании, обязаны известить суд, лично или в письменной форме, что они уведомлены о процессе и им была предоставлена возможность участвовать в нем. Этого требует закон.
   – А если я откажусь?
   – Честно говоря, об этом я не подумал. Это такая рутинная процедура, и я никогда не слышал, чтобы кто-то отказывался выполнить ее.
   – Значит, дело подлежит рассмотрению в…
   – В Виргинии. Ваше дело подлежит рассмотрению в суде по делам о наследствах, независимо от того, будете ли вы лично присутствовать.
   – Не уверена, что мне это нравится. Никуда я не поеду. – После этого повисла долгая пауза. На землю опустилась кромешная тьма.
   Мальчик под деревом стоял неподвижно, как изваяние.
   Индейцы уже разбрелись по своим хижинам, из которых время от времени доносился лишь детский плач.
   – Я принесу сока, – почти прошептала Рейчел и вошла в дом.
   Нейт встал, потянулся и пришлепнул нескольких москитов, покушавшихся на его нежное тело.
   В доме замаячил слабенький свет. Рейчел вынесла глиняный горшочек, в котором горел огонек.
   – Листья вот этого дерева, – объяснила она, ставя горшочек на землю у двери. – Мы их жжем, чтобы отгонять москитов. Садитесь поближе.
   Нейт последовал ее совету. Она снова ушла в дом и вернулась с двумя чашками. Рассмотреть, что в них, в темноте было невозможно.
   – Это макаюно, напоминает апельсиновый сок.
   Они сидели теперь на земле, почти касаясь друг друга, прислонившись спинами к стене дома. Горшочек с курящимися листьями стоял у их ног.
   – Говорите тихо, – предупредила Рейчел. – Голоса в темноте разносятся далеко, а индейцам нужно спать. Они очень любопытны и захотят узнать, что здесь происходит.
   – Но они же не понимают по-английски.
   – Да, но все равно будут прислушиваться.
   Его тело уже несколько дней не знало мыла, и он почувствовал внезапное смущение. Сделал глоток, потом еще один.
   – У вас есть семья? – спросила Рейчел.
   – Были. Две. Два брака, два развода, четверо детей. Сейчас я живу один.
   – Вы так легко разводились?
   Нейт отпил еще немного теплой жидкости. До сих пор ему удавалось избегать тяжелой диареи, которая часто настигает иностранцев в тропических странах. Этот густой напиток, разумеется, был безвреден.
   Двое американцев посреди дикой природы. У них столько тем для обсуждения, почему непременно надо говорить о разводе?
   – Признаться, оба развода дались мне весьма болезненно.
   – Тем не менее это происходит очень часто. Мы вступаем в брак, разводимся, встречаем кого-то другого, снова создаем семью, опять разводимся. Опять встречаем человека…
   – Мы?
   – Я употребила это местоимение, имея в виду так называемых цивилизованных людей. Образованных, сложных…
   Индейцы развода не знают.
   – Но они и моей первой жены не видели.
   – Она была такой неприятной?
   Нейт глубоко вздохнул и отпил еще сока. “Доставь ей удовольствие, – сказал он себе. – Ей так хочется поговорить с кем-нибудь из ее прошлой жизни”.
   – Простите, – спохватилась Рейчел. – Я не хотела совать нос в ваши дела. Это невежливо.
   – Она была неплохим человеком, во всяком случае, в молодости. А я много работал, еще больше пил. Постоянно пропадал если не в конторе, то в баре. Она обижалась, потом озлобилась и начала мне изменять. Ситуация вышла из-под контроля, и мы возненавидели друг друга.
   Короткая исповедь закончилась, и матримониальные неприятности казались ему теперь такими ничтожными.
   – А вы никогда не были замужем? – спросил он.
   – Нет. – Рейчел сделала глоток. Она была левшой и, когда поднимала чашку, коснулась Нейта плечом. – Павел никогда не женился, как вы знаете.
   – Какой Павел?
   – Апостол Павел.
   – Ах, апостол.
   – Вы читаете Библию?
   – Нет.
   – Однажды, в колледже, я была влюблена. И хотела выйти замуж, но Господь не допустил этого.
   – Почему?
   – Потому что Он хотел, чтобы я жила здесь. А юноша, которого я любила, был добрым христианином, но физически слабым человеком. Стань он миссионером, он бы просто не выжил.
   – Сколько еще вы намерены здесь жить?
   – Я не собираюсь уезжать отсюда.
   – Значит, вас похоронят индейцы?
   – Наверное. Это меня не беспокоит.
   – Многие миссионеры ВОМП умирают в местах своего служения?
   – Нет. Большинство возвращаются домой. Но у них есть родственники, которые могут их похоронить.
   – У вас было бы полно родственников и друзей, если бы вы сейчас вернулись в Америку. Вы бы стали знаменитостью.
   – Это еще одна причина, по которой мне следует оставаться здесь. Тут мой дом. А деньги мне не нужны.
   – Не говорите глупостей.
   – Это не глупость. Деньги для меня ничего не значат. Разве вы этого еще не поняли?
   – Вы даже не знаете, сколько их.
   – И спрашивать не хочу. Я делала сегодня свою работу, совершенно не думая о деньгах. Так будет и завтра, и послезавтра.
   – Одиннадцать миллиардов – ни больше ни меньше.
   – Вы думаете, это производит на меня впечатление?
   – На меня произвело.
   – Потому что вы поклоняетесь деньгам, Нейт. Вы принадлежите миру, где все измеряется деньгами. Это своего рода религия.
   – Да, так и есть. Но и секс очень важен.
   – Ну ладно, деньги и секс. Что еще?
   – Слава. Каждый хочет быть знаменитым.
   – Мир, достойный сожаления. Люди живут, словно в лихорадке. Они работают не разгибая спины, чтобы зарабатывать деньги, покупать вещи и производить впечатление на других. Человек ценится по тому, чем он владеет.
   – Я тоже?
   – А вы как думаете?
   – Наверное.
   – Тогда вы живете без Бога в сердце. Вы очень одиноки, Нейт, я это чувствую. Вы не знаете Бога.
   Он состроил гримасу и хотел ответить что-то в свое оправдание, но правота ее слов обезоружила его. У него не было ни сил, ни оружия, ни твердой почвы под ногами, чтобы защищаться.
   – Я верую в Бога, – ответил он искренно, но без уверенности.
   – Это легко сказать, – так же мягко и медленно проговорила Рейчел. – Я не подвергаю ваши слова сомнению. Но одно дело слова, другое – жизнь. Вон тому хромому мальчику, стоящему под деревом, Лако, семнадцать лет, он мал ростом для своего возраста и очень часто болеет. Его мать сказала мне, что он родился недоношенным. Лако первым подхватывает любую болезнь. Сомневаюсь, что он доживет до тридцати. Но ему это не важно. Лако крестился несколько лет назад, и духом он чище всех нас. Он весь день говорит с Богом; вероятно, молится и сейчас. Он не знает тревог, не знает страхов. Если его что-то волнует, он обращается непосредственно к Богу, и тяготы отступают.
   Нейт посмотрел туда, где под деревом в темноте молился Лако, но ничего не увидел.
   Рейчел продолжала:
   – На земле у этого маленького индейца нет ничего, свои сокровища он хранит на небесах. Он знает, что, когда наступит его час, он перейдет в вечность, где будет пребывать рядом с Творцом. Лако богат.
   – А Трой?
   – Сомневаюсь, что Трой верил в Бога даже в свой смертный час. А если так, значит, он теперь горит в аду.
   – Вы не можете в это верить.
   – Ад – вполне реальное место, Нейт. Читайте Библию. Сейчас Трой отдал бы все свои одиннадцать миллиардов за глоток холодной воды.
   Нейт не чувствовал себя достаточно подготовленным, чтобы вести теологический диспут, поэтому замолк. Рейчел не тревожила его. Время шло. В деревне заснул наконец последний младенец. Воцарились абсолютная темнота и тишина, ни звезд, ни луны на небе. Единственным источником света оставалось желтоватое пламя, колыхавшееся у их ног.
   Рейчел очень легко прикоснулась к нему, трижды чуть похлопала по руке и сказала:
   – Простите меня. Мне не следовало говорить, что вы одиноки. Откуда мне это знать?
   – Ничего.
   Она не отнимала пальцев от его руки, словно ей отчаянно хотелось касаться хоть чего-то.
   – Вы ведь хороший человек, правда, Нейт?
   – Нет, по существу, я нехороший человек. Делаю много дурного. Я слаб, невынослив и не хочу об этом говорить. Я сюда приехал не для того, чтобы искать Бога. Вас найти было гораздо труднее. Закон требует, чтобы я предъявил вам эти бумаги.
   – Я не подписываю бумаг, и мне не нужны деньги.
   – Послушайте…
   – Не просите. Мое решение окончательное. Не будем больше говорить о деньгах.
   – Но деньги – это единственная причина, по которой я здесь.
   Она убрала руку, но наклонилась чуть ближе, теперь их колени почти соприкасались.
   – Мне очень жаль, что вы зря потратили время.
   В разговоре опять возникла пауза. Ему нужно было облегчиться, но его пугала мысль о том, что придется сделать несколько шагов в темноту.
   Лако что-то сказал, и Нейт насторожился. Мальчик находился на расстоянии нескольких футов, но его совершенно не было видно.
   – Ему нужно возвращаться домой, – сказала Рейчел, вставая. – Идите за ним.
   Нейт разогнулся и медленно встал.
   – Я бы хотел завтра уехать.
   – Хорошо. Я поговорю с вождем.
   – Вы думаете, будут осложнения?
   – Вероятно, нет.
   – Уделите мне завтра тридцать минут, чтобы просмотреть бумаги, я просто покажу вам копию завещания.
   – Мы поговорим. Спокойной ночи.
   Он почти дышал в затылок Лако, когда они в полной темноте шли по короткой тропинке к домам.
   – Сюда, – послышался из темноты шепот Жеви. Ему каким-то образом удалось подвесить два гамака над порогом мужского дома. Нейт спросил, как он сумел это сделать. Жеви пообещал все объяснить утром.
   Лако растворился во тьме.

Глава 30

   Ф. Парр Уиклифф, сидя в зале суда, тянул время, просматривая список унылых дел, назначенных к слушанию. Джош с видеопленкой ожидал в кабинете судьи. Он мерил шагами загроможденную мебелью комнату, постоянно хватаясь за сотовый телефон. Мысли его были далеко – в другом полушарии. Нейт по-прежнему молчал.
   Бодрые уверения Валдира казались хорошо отрепетированными: Пантанал – огромная территория, проводник прекрасный, судно надежное, индейцы скрываются в джунглях, они не хотят попадаться белым на глаза. Он непременно позвонит, как только получит весточку от Нейта.
   Джош подумывал даже о спасательной операции. Но одна идея добраться до Корумбы казалась довольно дерзкой, а уж проникнуть в глубь Пантанала и найти на его необъятных просторах пропавшего адвоката – и вовсе фантастической. Тем не менее он мог поехать туда и сидеть возле Валдира, пока хоть что-то не станет известно.
   Стэффорд работал по двенадцать часов в сутки шесть дней в неделю, а дело Филана грозило вот-вот взорваться. У
   Джоша не хватало времени, чтобы пообедать, не говоря уж о поездке в Бразилию.
   Он снова попытался связаться с Валдиром по сотовому – линия была занята.
   Уиклифф вошел в кабинет, извиняясь за опоздание и одновременно снимая мантию. Демонстрируя свою занятость, он хотел произвести впечатление на такого могущественного адвоката, как Стэффорд.
   Первую часть видеопленки они просмотрели молча. На экране возник Трой, сидящий в своей инвалидной коляске. Джош устанавливал перед ним микрофон. Напротив расположились три психиатра со списком вопросов, лежащим перед ними на столе. Освидетельствование продолжалось двадцать одну минуту и завершилось единодушным признанием дееспособности мистера Филана. Уиклифф улыбнулся.
   Но вот врачи удалились. Камера, установленная прямо напротив Троя, продолжала фиксировать происходящее. Вот Трой достает свое рукописное завещание и подписывает его.
   После психиатрической экспертизы прошло всего четыре минуты.