Страница:
Терапевтические задачи Лоуэна гораздо шире поставленных в свое время Райхом, единственной целью которого было сексуальное раскрепощение пациента. Сейчас упор делается на интеграцию Эго с телом и с его стремлением к удовольствию. Речь идет не только о сексуальности, но и о других основных функциях — о дыхании, движении, чувствовании и самовыражении. При помощи биоэнергетики можно соединиться с собственной "первой природой"- с состоянием бытия, свободным от сконструированных телесных и психологических предпочтении, которое тем и отличается от "второй природы", т. е. психологических установок и мышечной брони, навязанных индивиду и мешающих ему жить и любить.
Еще один нео-райхианский подход — "Корневое напряжение" (Radix Intensive) — разработан учеником Райха Чарлзом Келли и его женой Эрикой. В этой терапевтической технике тонкость индивидуальной работы с энергетикой усилена групповой динамикой. Супруги Келли используют широкий спектр методов, ориентированных на работу с телом, в том числе на некоторые оригинальные находки Райха, биоэнергетику, сенсорное осознавание и другие. Главное внимание уделяется освобождению от мышечной брони, что дает выход сдерживавшимся с самого детства чувствам страха, гнева, стыда, боли или печали. По мере принятия и проработки этих негативных чувств пациент открывает в себе новую способность получать удовольствие, доверять и любить.
Если в неорайхианских подходах ярко выражен психотерапевтический компонент, то в некоторых других важных методах, направленных на раскрытие человеческого потенциала, на первый план выступает телесность. Это, конечно, относится к структурной интеграции Иды Рольф, упражнениям Фельденкрайса, психофизической интеграции и ментастике Милтона Трэйджера. Метод структурной интеграции, известный широкой публике под названием рольфинга, был разработан Идой Рольф как средство улучшения физической структуры тела, особенно в том, что касается его приспособленности к гравитационному полю По мнению Рольф, человек, будучи существом двуногим, должен равномерно распределять свой вес вдоль центральной вертикальной оси. А большинство людей не придерживается идеального распределения, гарантирующего оптимальное функционирование скелетно-мышечной системы и всего организма. В результате перенапрягаются и укорачиваются фасции (соединительнотканные оболочки мышц) что приводит к ограничению подвижности, ухудшению кровообращения, хроническому мышечному напряжению, болям и к некоторым психологическим расстройствам соматического происхождения. Рольфинг предназначен для облегчения такого состояния, а именно для воссоздания правильной фасциальной структуры, перераспределения веса по телу и восстановления нормального движения. Для этого в стандартной серии сеансов специалист по рольфингу применяет мощное физическое воздействие.
Моше Фельденкрайс разработал программу регулярной коррекции и переучивания нервной системы с использованием последовательностей движений, в которых задействованы непривычные сочетания мышц (Feldenkrais, 1972). Так и называемые «фельденкрайсовскими», упражнения нацелены на расширение возможностей нейромышечной системы и ее привычных границ. Они снимают напряжение, повышают гибкость и диапазон движений, улучшают осанку и выпрямляют позвоночник, вырабатывают способы идеального движения, способствуют координации сгибательных и разгибательных мышц, углубляют дыхание и дают возможность осознанно выполнять эту телесную деятельность. Упражнения Фельденкрайса своей мягкостью и изяществом выгодно отличаются от системы рольфинга, в которой используется сильное надавливание и массаж и которая может быть очень болезненной, если обрабатываемая зона заблокирована.
Психофизическая интеграция Мильтона Трейджера — еще один элегантный и эффективный метод работы с телом, направленный на раскрытие человеческого потенциала (Trager, 1982). После регулярных последовательностей пассивного перекатывания, сотрясений и вибрации пациенты достигают состояния глубокого телесного и психологического раскрепощения. Спектр техник, направленных на раскрытие человеческих возможностей, останется неполным, если не упомянуть различные формы массажа, приобретающего все большую популярность — начиная с чувственных его форм и кончая техниками, при помощи которых осуществляется сильное воздействие на телесную энергетику, например в полярном массаже.
Два новых вида эмпирической терапии заслуживают особого внимания, так как они тесно связаны с предметом моих исследований. Во-первых, это гештальт-терапия, разработанная Фрицем Перлзом и быстро ставшая одним из самых популярных подходов в этой области (Peris, 1976a, 1976Ь). На Перлза большое влияние оказали концепции Фрейда и Райха, экзистенциализм и особенно гештальт-психология. Немецкая школа гештальта опирается на тот принцип, что люди не воспринимают вещи несвязанными и изолированными, а организуют их в процессе восприятия в осмысленные целостности. В гештальт-терапии подчеркивается холистичность; эта техника личностной интеграции основана на идее о всей природе как едином и связном гештальте. Внутри этого целого органические и неорганические элементы составляют непрерывные и постоянно меняющиеся паттерны согласованной активности.
Главное внимание гештальт-терапия уделяет не интерпретации проблем, а повторному проживанию конфликтов и травм здесь и теперь с внесением осознавания во все телесные и эмоциональные процессы и завершением всех незаконченных в прошлом гештальтов. Пациента побуждают принять на себя полную ответственность за процесс и освободиться от всякой зависимости — от родителей, учителей, супруга и терапевта. Часто в гештальт-терапии используется индивидуальная работа в групповом контексте. Под особым контролем главные условия прогресса — дыхание и полное осознавание собственных телесных и эмоциональных процессов. Терапевт уделяет большое внимание тому, какими способами пациент прерывает свой опыт. Он устанавливает эти тенденции и способствует свободному и полному переживанию и выражению развертывающихся психологических и физиологических процессов.
Еще одной эмпирической техникой, представляющей большой интерес в свете нашего обсуждения, является первичная терапия, разработанная Артуром Яновым (Janоv, 1970,1972а,19726). Истоки терапии были строго эмпиричными, эта система возникла благодаря нескольким случайным наблюдениям огромного облегчения и изменения фундаментальных установок у пациентов, позволившим себе издавать нечленораздельные, примитивные звуки. По теории, построенной Яновым на основе наблюдений за преднамеренно вызванными «примитивностями» ("primals"), как он это назвал, невроз — это символическое поведение, защищающее от чрезмерной психо-биологической боли, связанной с травмами детства.
Первичная боль относится к ранним событиям жизни, которые остались неотреагированными. Из-за этого эмоции и ощущения накапливаются в напряжениях или преобразуются в защитные механизмы. Помимо нескольких слоев первичной боли, связанной с различными периодами детства, Янов также признает боль, коренящуюся в памяти о травматическом рождении. Все виды первичной боли выводятся из сознания, потому что осознавание ее означало бы невыносимые страдания. Такая боль препятствует аутентичности жизненного опыта и, по мнению Янова, мешает человеку "быть реальной личностью".
Лечение направлено на преодоление защитной реакции и на проработку первичной боли путем переживания в полном объеме как самой боли, так и воспоминаний о событиях, которые были ее причиной. Главным результатом этого терапевтического подхода является "первичный крик" — непроизвольный, сильный и глубокий звук, который в сжатой форме выражает реакцию пациента на прошлые травмы. Янов считает, что повторение первичного крика может постепенно, слой за слоем, снять боль, обратив вспять процесс последовательного наложения, который ее создал. По мнению Янова, первичная терапия разрушает «поддельную» психологическую систему, заставляющую человека пить, курить, принимать наркотики, или делать что-то принудительное или иррациональное в ответ на непереносимые внутренние страдания. Пациенты, прошедшие курс первичной терапии и ставшие «реальными» — т. е. свободными от тревоги, вины, депрессии, фобий, вредных привычек, — способны действовать, не испытывая навязчивой необходимости удовлетворять свои и чужие невротические потребности.
Поначалу Янов делал крайне уверенные заявления об эффективности первичной терапии, но они не выдержали проверку временем. Он утверждал, что гарантирует стопроцентный успех для своих пациентов, это видно из названия его первой книги — "Первичный крик: первичная терапия — средство от неврозов" (Janov, 1970). Сенсационное улучшение эмоциональных проблем сопровождалось якобы столь же потрясающими телесными изменениями. Говорилось об увеличении размера грудей у плоскогрудых женщин, о росте волос у лысых прежде мужчин, об улучшении кровообращения, повышении периферийной температуры тела, повышении сексуального аппетита и способности к оргазму, улучшении игры в теннис. Хотя первичная терапия по-прежнему остается популярной формой лечения, результаты далеко не так блестящи, как это утверждалось тогда. Многие пациенты подвергаются первичной терапии в течение многих лет без сколько-нибудь заметного прогресса, а иногда наблюдается даже ухудшение клинической картины вместо ее улучшения. Некоторые терапевты, использовавшие методы первичной терапии, из-за серьезных расхождений как в теории, так и в практике расстались с Яновым и его организацией, находящейся в Лос-Анджелесе, и создали собственные независимые центры первичной терапии.
Движение за человеческие возможности объединяет также многие техники, в которых используется групповая динамика. Появление гуманистической психологии стало настоящим возрождением групповой терапии, и наряду с возобновленным интересом к психодраме, например, разрабатываются новые групповые техники: Т-группы, трансакционный анализ, группы встреч, сеансы марафона и марафона без одежды.
Интересно рассмотреть различные терапевтические методы этого направления с точки зрения наблюдений, почерпнутых в исследованиях с ЛСД. Подход серьезно подкрепляет критику академической психологии со стороны Мэслоу. Лишь на ранних стадиях лечения, когда индивид имеет дело с биографическими проблемами и с некоторыми аспектами перинатальной динамики, наблюдения действительно подтверждают представления Фрейда о природе человека, в которой доминируют инстинктивные влечения — сексуальность и агрессивность. Как только индивид выходит за рамки процесса смерти-возрождения и получает эмпирический доступ к сферам трансперсонального, он подсоединяется к системе высших ценностей, которые приблизительно соетветствуют метаценностям Мэслоу (Maslow, 1969). Таким образом, безостановочное погружение в бессознательное вовсе не открывает, как это утверждают психоаналитики, все более отвратительные и адские пространства, а расширяется в космические сферы сверхсознания.
Точно так же, в сравнении с богатством различных эмпирических областей, лежащее в основе повседневного опыта (как здорового, так и невротического или психического) точка зрения бихевиоризма выглядит упрощенной и абсурдной. Вместо того чтобы, как бихевиоризм, сводить уникальность человеческой психики к простым неврологическим рефлексам крысы или голубя, эмпирические исследования обнаруживают за существованием этих животных измерения космического сознания. Вообще говоря, у всякого, кто серьезно познакомится с материалами, полученными на психоделических сеансах, не останется сомнений, что субъективные данные в изучении человеческой психики — самое главное.
Данные, полученные при проведении исследований с ЛСД, также ясно подтверждают основной тезис гуманистической психологии о единстве ума и тела. Мощные переживания, наблюдаемые на психоделических сеансах, всегда тесно связаны с психосоматическими процессами. Разрешение психологических проблем сопровождается как правило телесными проявлениями, и наоборот, устранению соматических блоков всегда сопутствуют соответствующие изменения в психике. Такая взаимосвязь очевидна при использовании методов раскрытия человеческого потенциала, ориентированных на работу с телом. Скажем, структурная интеграция в своей оригинальной форме, как ее разработала И. Рольф, являлась чисто телесной процедурой (Rolf, 1977). Однако, многие из ее последователей отмечали, что их клиенты иногда испытывают яркое эмоциональное облегчение и мощные переживания биографического, перинатального и даже трансперсонального характера. В результате некоторые терапевты решили объединить рольфинг с систематической психотерапевтической работой (Schutz and Turner, 1982). Аналогичные изменения произошли с упражнениями Фельденкрайса, ментастикой Трейджера, полярным массажем и даже акупунктурой.
Из всех терапевтических методов гуманистической психологии, вероятно, гештальт-практика Ф. Перлза ближе остальных подходит к системе, описанной в нашей книге. Основное внимание он уделяет не воспоминаниям и не интеллектуальному анализу, а полному спонтанному опыту со всеми его телесными, перцептуальными, эмоциональными и понятийными характеристиками. Хотя гештальт-терапия создавалась для решения проблем биографического плана, люди, систематически работающие с гештальтом, способны иногда переживать перинатальный опыт и даже трансперсональные явления — память эмбриона, предков или расы. идентификацию с животными или встречу с архетипическими сущностями. Это может произойти даже при сидячем положении клиента и использовании вербальных средств биографической ориентации, которые в ходу у большинства гештальт-терапевтов. Важно подчеркнуть, что нет оснований отказываться от применения основных принципов гештальт-терапии в работе над перинатальными и трансперсональными вопросами, если они включены в концептуальные рамки терапевта. Некоторые специалисты, практикующие гештальт-терапию, например Ричард и Кристина Прайс, уже сделали шаг в этом направлении — позволили клиенту занимать полулежачее положение, ограничили вербальное общение в определенных ситуациях и предоставили ему неограниченную возможность входить в любые области опыта.
Следует отметить парадигму внутреннего и внешнего взрыва, от которой очень многое зависит в практике гештальта; хотя обычно эта парадигма имеет место в биографическом контексте, надо полагать, что она отражает более глубокую динамику перинатального уровня. Другим наблюдением, имеющим непосредственную связь с нашим обсуждением, является тот факт, что в ходе переживания сложных событий на психоделических сеансах люди часто спонтанно отождествляются (одновременно или поочередно) со всеми действующими лицами. Это именно то, к чему стремится гештальтная практика, осуществляя специальное руководство и структурные последовательные взаимодействия, особенно в работе со сновидениями и фантазиями. В основном, фундаментальные принципы гештальт-терапии очень сходны с идея ми, изложенными в этой книге. Главные же отличия — акцент гештальт-терапии на биографическом уровне и непризнание ею перинатального и трансперсонального уровней бессознательного.
Первичная терапия Янова также заслуживает специального внимания. Его описание наслоений первичной боли в значительной степени соответствует моей концепции систем конденсированного опыта (СКО), которую я сначала наметил в препринте, изданном для Международного конгресса по ЛСД-психотерапии в Амстердаме (Grof, 1966), и подробно развил в книге "Области бессознательного" (Grof, 1975). Янов также признает значимость родовой травмы, хотя в его понимании она носит чисто биологический характер и гораздо уже концепции перинатальных матриц. Его методу недостает признания трансперсональных измерений психики. Поэтому главное затруднение, с которым ему приходится сталкиваться, состоит, наверное, в том, что используемая техника достаточно сильна и не только вводит пациента в перинатальную сферу, но вызывает трансперсональные явления — например воспоминания о прошлых воплощениях, архетипические сцены, состояния одержимости и мистический опыт. А теоретическая система Янова, будучи поверхностной, механистической и антидуховной, не объясняет в полном объеме тот опыт, для которого его метод служит пусковым механизмом, не говоря уже о том, чтобы как-то его оценивать. Все большее число последователей Янова через несколько месяцев интенсивной терапии сталкивается с неразрешимыми затруднениями и мучительным замешательством, из-за того что использование первичной терапии проталкивает клиентов в трансперсональные сферы, которые невозможно втиснуть в смирительную рубашку его теории. Внешне это проявилось в глубоком расколе школы первичной терапии и в создании групп, занятых поисками более открытых и свободных концептуальных рамок.
Перинатальные и трансперсональные переживания иногда наблюдались в группах встреч, на марафонных сеансах и особенно во время марафонов без одежды и водно-энергетических сеансов Пола Биндрима (Bindrim, n.d.). Достаточно часто такой опыт происходит на сеансах возрождения через дыхание Леонарда Орра (Оrr 1977) и Элизабет Феер (Feher, 1980).
Во многих отношениях эмпирическая техника гуманистической психологии сходна с обосновываемым здесь подходом. Главное же отличие заключается в том, что у большинства специалистов применяющих эти методы, остается поверхностное и неполное представление о перинатальном уровне бессознательного, и часто они вообще не ведают о трансперсональных областях. Этот недостаток был устранен с развитием трансперсональной психологии — направления, которое всецело признает значимость духовного измерения в человеческой жизни.
В 60-е годы с бурным развитием гуманистической психологии становилось все более очевидно, что в ее внутренних кругах возникает новая сила, для которой гуманистическая установка на рост и самоактуализацию слишком узка и ограничена. Она опиралась на признание духовности и трансцендентальных потребностей как неотъемлемых аспектов человеческой природы и на право каждого индивида выбирать и менять свой «путь». Многие ведущие специалисты по гуманистической психологии выказывали растущий интерес к ряду ранее не попадавших в поле зрения психологических областей и тем — к мистическому опыту, трансценденции, экстазу, космическому сознанию, теории и практике медитации или к межличностной и межвидовой синергии (Sutich, 1976).
Кристаллизация и консолидация ранее изолированных тенденций в новом движении, в "четвертой силе", произошла главным образом благодаря усилиям двух людей — Энтони Сутича и Абрахама Мэслоу; оба они, кстати, сыграли важную роль и в истории гуманистической психологии. Хотя до конца 60-х годов трансперсональная психология не оформилась как отдельная дисциплина, трансперсональные тенденции в психологии существовали уже несколько десятилетий. Самыми видными представителями этого направления были К. Г. Юнг, Р. Ассаджиоли и А. Мэслоу. Также следует упомянуть в этом контексте очень интересные и спорные системы, разработанные Роном Хаббардом вне круга специалистов, — дианетику и сайентологию (Hubbard, 1950). Мощным рычагом для нового движения послужили клинические исследования с применением психоделических препаратов, в особенности ЛСД-психотерапия и ставшие возможными благодаря ей новые прозрения в человеческую психику.
Можно сказать, что Карл Густав Юнг был первым современным психологом; различия между юнговскими теориями и фрейдовским психоанализом показательны вообще как отличие современной психотерапии от классической. Фрейд и некоторые из его последователей добились радикального пересмотра западной психологии, но только Юнг сумел бросить вызов самой ее сути и философским основаниям — т. е. ньютоно-картезианскому мировоззрению. Как это ясно выразила Джун Сингер, он настаивал на "преимуществе бессознательного над сознанием, таинственного над известным, мистического над научным, созидательного над производительным, религиозного над профаническим" (Singer, 1972).
Юнг уделял большое внимание бессознательному и его динамике, но его представления о нем радикально отличались от фрейдовских. Он рассматривал психику как комплементарное взаимодействие сознательного и бессознательного компонентов при непрерывном обмене энергией между ними. Для него бессознательное не было психобиологической свалкой отторгнутых инстинктивных тенденций, вытесненных воспоминаний и подсознательно ассимилированных запретов. Он считал его творческим, разумным принципом, связывающим индивида со всем человечеством, с природой и космосом. По Юнгу, бессознательное не только подвластно историческому детерминизму, у него есть и проективная, телеологическая функция.
Изучая специфическую динамику бессознательного, Юнг открыл функциональные единицы, для которых подобрал название комплексов (Jung, 1973а). Комплексы — это констелляции психических элементов (идей, мнений, отношений и убеждений) объединяющихся вокруг какого-то тематического ядра и ассоциирующихся с определенными чувствами. Юнгу удалось проследить комплексы от биологически детерминированных областей индивидуального бессознательного до изначальных мифопорождающих паттернов, которые он назвал архетипами. Он открыл, что в ядре каждого комплекса архетипические элементы тесно переплетаются с различными аспектами физической среды. Сначала он посчитал это знаком того, что проявляющийся архетип создает предрасположенность к поведению определенного типа. Позже, исследуя случаи необыкновенных совпадений, синхронносттей, которые сопровождают этот процесс, он пришел к выводу, что архетипы должны каким-то образом влиять на саму ткань феноменального мира. Поскольку они представлялись связующим звеном между материей и психикой, он называл их психоидами (Jung, 1960a).
Юнговское представление о человеке это не образ биологической машины. Он признавал, что в процессе индивидуации человек может трансцендировать узкие границы Эго и личного бессознательного и соединиться с высшим "Я"", соразмерным всему человечеству и всему космосу. Таким образом, Юнг может считаться первым представителем трансперсональной ориентации в психологии.
Тщательно проанализировав свою собственную сновидческую жизнь, сновидения своих пациентов, фантазии и иллюзии психотиков, Юнг выяснил, что в сновидениях обычно содержатся образы и мотивы, характерные не только для мест, разделенных большими расстояниями по всему миру, но и для различных периодов истории человечества. Он пришел к выводу, что помимо индивидуального бессознательного существует коллективное, расовое бессознательное, общее для всего человечества и являющееся проявлением созидательной космической силы. Сравнительную религию и всемирную мифологию можно поэтому рассматривать как уникальный источник информации о коллективных аспектах бессознательного. По Фрейду мифы можно интерпретировать с точки зрения характерных проблем и конфликтов детства, а в их универсальности отражена общность человеческого опыта. Юнг же считал, что такое объяснение неприемлемо; он часто наблюдал, что универсальные мифологические мотивы (мифологемы) встречались в опыте людей, у которых всякое знание такого рода вообще исключалось. Это навело его на мысль о мифопорождающих структурных элементах в бессознательной психике, которые служат источником не только фантазий и сновидений отдельных людей, но и мифологии народов. Таким образом, сновидения можно считать индивидуальными мифами, а мифы — коллективными сновидениями.
В течение всей своей жизни Фрейд интересовался религиозными и духовными вопросами. Будучи убежден, что вообще возможно рациональными средствами ухватить иррациональные процессы он был склонен интерпретировать религию с точки зрения неразрешенных конфликтов, возникших на инфантильной стадии психосексуального развития. В отличие от него. Юнг признавал иррациональное, парадоксальное и даже таинственное. У него самого было много случаев религиозного опыта, которые убедили его в реальности духовного измерения в универсальной схеме вещей. Основное предположение заключалось в том, что духовный элемент — это органичная и неотъемлемая часть психики. А подлинная духовность — один из аспектов коллективного бессознательного, и она не зависит ни от программирования в детстве, ни от культурной и образовательной подготовленности индивида. И если самоисследование и самоанализ достигают необходимой глубины, в сознании спонтанно появляются духовные элементы.
Юнг иначе, чем Фрейд, относился к основному понятию психоанализа — к либидо (Jung, 1956). Он видел в нем не строго биологическую силу, направленную к механической разрядке, но созидательную силу природы — космический принцип, сравнимый с elan vital (жизненным порывом). Истинная оценка духовности и понимание либидо как космической силы нашли свое отражение в уникальной концепции Юнга о функции символов. Для Фрейда символ был аналогом чего-то уже известного или аллюзией. В психоанализе один образ используется вместо какого-то другого, обычно имеющего запрещенное сексуальное значение. Юнг не согласился с таким употреблением термина «символ» и называл фрейдистские символы знаками. По его мнению, настоящий- символ указывает вне себя, на более высокий уровень сознания. Это лучший из возможных способов обозначения того, что неизвестно — некоего архетипа, который нельзя выразить яснее или точнее.
Еще один нео-райхианский подход — "Корневое напряжение" (Radix Intensive) — разработан учеником Райха Чарлзом Келли и его женой Эрикой. В этой терапевтической технике тонкость индивидуальной работы с энергетикой усилена групповой динамикой. Супруги Келли используют широкий спектр методов, ориентированных на работу с телом, в том числе на некоторые оригинальные находки Райха, биоэнергетику, сенсорное осознавание и другие. Главное внимание уделяется освобождению от мышечной брони, что дает выход сдерживавшимся с самого детства чувствам страха, гнева, стыда, боли или печали. По мере принятия и проработки этих негативных чувств пациент открывает в себе новую способность получать удовольствие, доверять и любить.
Если в неорайхианских подходах ярко выражен психотерапевтический компонент, то в некоторых других важных методах, направленных на раскрытие человеческого потенциала, на первый план выступает телесность. Это, конечно, относится к структурной интеграции Иды Рольф, упражнениям Фельденкрайса, психофизической интеграции и ментастике Милтона Трэйджера. Метод структурной интеграции, известный широкой публике под названием рольфинга, был разработан Идой Рольф как средство улучшения физической структуры тела, особенно в том, что касается его приспособленности к гравитационному полю По мнению Рольф, человек, будучи существом двуногим, должен равномерно распределять свой вес вдоль центральной вертикальной оси. А большинство людей не придерживается идеального распределения, гарантирующего оптимальное функционирование скелетно-мышечной системы и всего организма. В результате перенапрягаются и укорачиваются фасции (соединительнотканные оболочки мышц) что приводит к ограничению подвижности, ухудшению кровообращения, хроническому мышечному напряжению, болям и к некоторым психологическим расстройствам соматического происхождения. Рольфинг предназначен для облегчения такого состояния, а именно для воссоздания правильной фасциальной структуры, перераспределения веса по телу и восстановления нормального движения. Для этого в стандартной серии сеансов специалист по рольфингу применяет мощное физическое воздействие.
Моше Фельденкрайс разработал программу регулярной коррекции и переучивания нервной системы с использованием последовательностей движений, в которых задействованы непривычные сочетания мышц (Feldenkrais, 1972). Так и называемые «фельденкрайсовскими», упражнения нацелены на расширение возможностей нейромышечной системы и ее привычных границ. Они снимают напряжение, повышают гибкость и диапазон движений, улучшают осанку и выпрямляют позвоночник, вырабатывают способы идеального движения, способствуют координации сгибательных и разгибательных мышц, углубляют дыхание и дают возможность осознанно выполнять эту телесную деятельность. Упражнения Фельденкрайса своей мягкостью и изяществом выгодно отличаются от системы рольфинга, в которой используется сильное надавливание и массаж и которая может быть очень болезненной, если обрабатываемая зона заблокирована.
Психофизическая интеграция Мильтона Трейджера — еще один элегантный и эффективный метод работы с телом, направленный на раскрытие человеческого потенциала (Trager, 1982). После регулярных последовательностей пассивного перекатывания, сотрясений и вибрации пациенты достигают состояния глубокого телесного и психологического раскрепощения. Спектр техник, направленных на раскрытие человеческих возможностей, останется неполным, если не упомянуть различные формы массажа, приобретающего все большую популярность — начиная с чувственных его форм и кончая техниками, при помощи которых осуществляется сильное воздействие на телесную энергетику, например в полярном массаже.
Два новых вида эмпирической терапии заслуживают особого внимания, так как они тесно связаны с предметом моих исследований. Во-первых, это гештальт-терапия, разработанная Фрицем Перлзом и быстро ставшая одним из самых популярных подходов в этой области (Peris, 1976a, 1976Ь). На Перлза большое влияние оказали концепции Фрейда и Райха, экзистенциализм и особенно гештальт-психология. Немецкая школа гештальта опирается на тот принцип, что люди не воспринимают вещи несвязанными и изолированными, а организуют их в процессе восприятия в осмысленные целостности. В гештальт-терапии подчеркивается холистичность; эта техника личностной интеграции основана на идее о всей природе как едином и связном гештальте. Внутри этого целого органические и неорганические элементы составляют непрерывные и постоянно меняющиеся паттерны согласованной активности.
Главное внимание гештальт-терапия уделяет не интерпретации проблем, а повторному проживанию конфликтов и травм здесь и теперь с внесением осознавания во все телесные и эмоциональные процессы и завершением всех незаконченных в прошлом гештальтов. Пациента побуждают принять на себя полную ответственность за процесс и освободиться от всякой зависимости — от родителей, учителей, супруга и терапевта. Часто в гештальт-терапии используется индивидуальная работа в групповом контексте. Под особым контролем главные условия прогресса — дыхание и полное осознавание собственных телесных и эмоциональных процессов. Терапевт уделяет большое внимание тому, какими способами пациент прерывает свой опыт. Он устанавливает эти тенденции и способствует свободному и полному переживанию и выражению развертывающихся психологических и физиологических процессов.
Еще одной эмпирической техникой, представляющей большой интерес в свете нашего обсуждения, является первичная терапия, разработанная Артуром Яновым (Janоv, 1970,1972а,19726). Истоки терапии были строго эмпиричными, эта система возникла благодаря нескольким случайным наблюдениям огромного облегчения и изменения фундаментальных установок у пациентов, позволившим себе издавать нечленораздельные, примитивные звуки. По теории, построенной Яновым на основе наблюдений за преднамеренно вызванными «примитивностями» ("primals"), как он это назвал, невроз — это символическое поведение, защищающее от чрезмерной психо-биологической боли, связанной с травмами детства.
Первичная боль относится к ранним событиям жизни, которые остались неотреагированными. Из-за этого эмоции и ощущения накапливаются в напряжениях или преобразуются в защитные механизмы. Помимо нескольких слоев первичной боли, связанной с различными периодами детства, Янов также признает боль, коренящуюся в памяти о травматическом рождении. Все виды первичной боли выводятся из сознания, потому что осознавание ее означало бы невыносимые страдания. Такая боль препятствует аутентичности жизненного опыта и, по мнению Янова, мешает человеку "быть реальной личностью".
Лечение направлено на преодоление защитной реакции и на проработку первичной боли путем переживания в полном объеме как самой боли, так и воспоминаний о событиях, которые были ее причиной. Главным результатом этого терапевтического подхода является "первичный крик" — непроизвольный, сильный и глубокий звук, который в сжатой форме выражает реакцию пациента на прошлые травмы. Янов считает, что повторение первичного крика может постепенно, слой за слоем, снять боль, обратив вспять процесс последовательного наложения, который ее создал. По мнению Янова, первичная терапия разрушает «поддельную» психологическую систему, заставляющую человека пить, курить, принимать наркотики, или делать что-то принудительное или иррациональное в ответ на непереносимые внутренние страдания. Пациенты, прошедшие курс первичной терапии и ставшие «реальными» — т. е. свободными от тревоги, вины, депрессии, фобий, вредных привычек, — способны действовать, не испытывая навязчивой необходимости удовлетворять свои и чужие невротические потребности.
Поначалу Янов делал крайне уверенные заявления об эффективности первичной терапии, но они не выдержали проверку временем. Он утверждал, что гарантирует стопроцентный успех для своих пациентов, это видно из названия его первой книги — "Первичный крик: первичная терапия — средство от неврозов" (Janov, 1970). Сенсационное улучшение эмоциональных проблем сопровождалось якобы столь же потрясающими телесными изменениями. Говорилось об увеличении размера грудей у плоскогрудых женщин, о росте волос у лысых прежде мужчин, об улучшении кровообращения, повышении периферийной температуры тела, повышении сексуального аппетита и способности к оргазму, улучшении игры в теннис. Хотя первичная терапия по-прежнему остается популярной формой лечения, результаты далеко не так блестящи, как это утверждалось тогда. Многие пациенты подвергаются первичной терапии в течение многих лет без сколько-нибудь заметного прогресса, а иногда наблюдается даже ухудшение клинической картины вместо ее улучшения. Некоторые терапевты, использовавшие методы первичной терапии, из-за серьезных расхождений как в теории, так и в практике расстались с Яновым и его организацией, находящейся в Лос-Анджелесе, и создали собственные независимые центры первичной терапии.
Движение за человеческие возможности объединяет также многие техники, в которых используется групповая динамика. Появление гуманистической психологии стало настоящим возрождением групповой терапии, и наряду с возобновленным интересом к психодраме, например, разрабатываются новые групповые техники: Т-группы, трансакционный анализ, группы встреч, сеансы марафона и марафона без одежды.
Интересно рассмотреть различные терапевтические методы этого направления с точки зрения наблюдений, почерпнутых в исследованиях с ЛСД. Подход серьезно подкрепляет критику академической психологии со стороны Мэслоу. Лишь на ранних стадиях лечения, когда индивид имеет дело с биографическими проблемами и с некоторыми аспектами перинатальной динамики, наблюдения действительно подтверждают представления Фрейда о природе человека, в которой доминируют инстинктивные влечения — сексуальность и агрессивность. Как только индивид выходит за рамки процесса смерти-возрождения и получает эмпирический доступ к сферам трансперсонального, он подсоединяется к системе высших ценностей, которые приблизительно соетветствуют метаценностям Мэслоу (Maslow, 1969). Таким образом, безостановочное погружение в бессознательное вовсе не открывает, как это утверждают психоаналитики, все более отвратительные и адские пространства, а расширяется в космические сферы сверхсознания.
Точно так же, в сравнении с богатством различных эмпирических областей, лежащее в основе повседневного опыта (как здорового, так и невротического или психического) точка зрения бихевиоризма выглядит упрощенной и абсурдной. Вместо того чтобы, как бихевиоризм, сводить уникальность человеческой психики к простым неврологическим рефлексам крысы или голубя, эмпирические исследования обнаруживают за существованием этих животных измерения космического сознания. Вообще говоря, у всякого, кто серьезно познакомится с материалами, полученными на психоделических сеансах, не останется сомнений, что субъективные данные в изучении человеческой психики — самое главное.
Данные, полученные при проведении исследований с ЛСД, также ясно подтверждают основной тезис гуманистической психологии о единстве ума и тела. Мощные переживания, наблюдаемые на психоделических сеансах, всегда тесно связаны с психосоматическими процессами. Разрешение психологических проблем сопровождается как правило телесными проявлениями, и наоборот, устранению соматических блоков всегда сопутствуют соответствующие изменения в психике. Такая взаимосвязь очевидна при использовании методов раскрытия человеческого потенциала, ориентированных на работу с телом. Скажем, структурная интеграция в своей оригинальной форме, как ее разработала И. Рольф, являлась чисто телесной процедурой (Rolf, 1977). Однако, многие из ее последователей отмечали, что их клиенты иногда испытывают яркое эмоциональное облегчение и мощные переживания биографического, перинатального и даже трансперсонального характера. В результате некоторые терапевты решили объединить рольфинг с систематической психотерапевтической работой (Schutz and Turner, 1982). Аналогичные изменения произошли с упражнениями Фельденкрайса, ментастикой Трейджера, полярным массажем и даже акупунктурой.
Из всех терапевтических методов гуманистической психологии, вероятно, гештальт-практика Ф. Перлза ближе остальных подходит к системе, описанной в нашей книге. Основное внимание он уделяет не воспоминаниям и не интеллектуальному анализу, а полному спонтанному опыту со всеми его телесными, перцептуальными, эмоциональными и понятийными характеристиками. Хотя гештальт-терапия создавалась для решения проблем биографического плана, люди, систематически работающие с гештальтом, способны иногда переживать перинатальный опыт и даже трансперсональные явления — память эмбриона, предков или расы. идентификацию с животными или встречу с архетипическими сущностями. Это может произойти даже при сидячем положении клиента и использовании вербальных средств биографической ориентации, которые в ходу у большинства гештальт-терапевтов. Важно подчеркнуть, что нет оснований отказываться от применения основных принципов гештальт-терапии в работе над перинатальными и трансперсональными вопросами, если они включены в концептуальные рамки терапевта. Некоторые специалисты, практикующие гештальт-терапию, например Ричард и Кристина Прайс, уже сделали шаг в этом направлении — позволили клиенту занимать полулежачее положение, ограничили вербальное общение в определенных ситуациях и предоставили ему неограниченную возможность входить в любые области опыта.
Следует отметить парадигму внутреннего и внешнего взрыва, от которой очень многое зависит в практике гештальта; хотя обычно эта парадигма имеет место в биографическом контексте, надо полагать, что она отражает более глубокую динамику перинатального уровня. Другим наблюдением, имеющим непосредственную связь с нашим обсуждением, является тот факт, что в ходе переживания сложных событий на психоделических сеансах люди часто спонтанно отождествляются (одновременно или поочередно) со всеми действующими лицами. Это именно то, к чему стремится гештальтная практика, осуществляя специальное руководство и структурные последовательные взаимодействия, особенно в работе со сновидениями и фантазиями. В основном, фундаментальные принципы гештальт-терапии очень сходны с идея ми, изложенными в этой книге. Главные же отличия — акцент гештальт-терапии на биографическом уровне и непризнание ею перинатального и трансперсонального уровней бессознательного.
Первичная терапия Янова также заслуживает специального внимания. Его описание наслоений первичной боли в значительной степени соответствует моей концепции систем конденсированного опыта (СКО), которую я сначала наметил в препринте, изданном для Международного конгресса по ЛСД-психотерапии в Амстердаме (Grof, 1966), и подробно развил в книге "Области бессознательного" (Grof, 1975). Янов также признает значимость родовой травмы, хотя в его понимании она носит чисто биологический характер и гораздо уже концепции перинатальных матриц. Его методу недостает признания трансперсональных измерений психики. Поэтому главное затруднение, с которым ему приходится сталкиваться, состоит, наверное, в том, что используемая техника достаточно сильна и не только вводит пациента в перинатальную сферу, но вызывает трансперсональные явления — например воспоминания о прошлых воплощениях, архетипические сцены, состояния одержимости и мистический опыт. А теоретическая система Янова, будучи поверхностной, механистической и антидуховной, не объясняет в полном объеме тот опыт, для которого его метод служит пусковым механизмом, не говоря уже о том, чтобы как-то его оценивать. Все большее число последователей Янова через несколько месяцев интенсивной терапии сталкивается с неразрешимыми затруднениями и мучительным замешательством, из-за того что использование первичной терапии проталкивает клиентов в трансперсональные сферы, которые невозможно втиснуть в смирительную рубашку его теории. Внешне это проявилось в глубоком расколе школы первичной терапии и в создании групп, занятых поисками более открытых и свободных концептуальных рамок.
Перинатальные и трансперсональные переживания иногда наблюдались в группах встреч, на марафонных сеансах и особенно во время марафонов без одежды и водно-энергетических сеансов Пола Биндрима (Bindrim, n.d.). Достаточно часто такой опыт происходит на сеансах возрождения через дыхание Леонарда Орра (Оrr 1977) и Элизабет Феер (Feher, 1980).
Во многих отношениях эмпирическая техника гуманистической психологии сходна с обосновываемым здесь подходом. Главное же отличие заключается в том, что у большинства специалистов применяющих эти методы, остается поверхностное и неполное представление о перинатальном уровне бессознательного, и часто они вообще не ведают о трансперсональных областях. Этот недостаток был устранен с развитием трансперсональной психологии — направления, которое всецело признает значимость духовного измерения в человеческой жизни.
Методы психотерапии с трансперсональной ориентацией
В 60-е годы с бурным развитием гуманистической психологии становилось все более очевидно, что в ее внутренних кругах возникает новая сила, для которой гуманистическая установка на рост и самоактуализацию слишком узка и ограничена. Она опиралась на признание духовности и трансцендентальных потребностей как неотъемлемых аспектов человеческой природы и на право каждого индивида выбирать и менять свой «путь». Многие ведущие специалисты по гуманистической психологии выказывали растущий интерес к ряду ранее не попадавших в поле зрения психологических областей и тем — к мистическому опыту, трансценденции, экстазу, космическому сознанию, теории и практике медитации или к межличностной и межвидовой синергии (Sutich, 1976).
Кристаллизация и консолидация ранее изолированных тенденций в новом движении, в "четвертой силе", произошла главным образом благодаря усилиям двух людей — Энтони Сутича и Абрахама Мэслоу; оба они, кстати, сыграли важную роль и в истории гуманистической психологии. Хотя до конца 60-х годов трансперсональная психология не оформилась как отдельная дисциплина, трансперсональные тенденции в психологии существовали уже несколько десятилетий. Самыми видными представителями этого направления были К. Г. Юнг, Р. Ассаджиоли и А. Мэслоу. Также следует упомянуть в этом контексте очень интересные и спорные системы, разработанные Роном Хаббардом вне круга специалистов, — дианетику и сайентологию (Hubbard, 1950). Мощным рычагом для нового движения послужили клинические исследования с применением психоделических препаратов, в особенности ЛСД-психотерапия и ставшие возможными благодаря ей новые прозрения в человеческую психику.
Можно сказать, что Карл Густав Юнг был первым современным психологом; различия между юнговскими теориями и фрейдовским психоанализом показательны вообще как отличие современной психотерапии от классической. Фрейд и некоторые из его последователей добились радикального пересмотра западной психологии, но только Юнг сумел бросить вызов самой ее сути и философским основаниям — т. е. ньютоно-картезианскому мировоззрению. Как это ясно выразила Джун Сингер, он настаивал на "преимуществе бессознательного над сознанием, таинственного над известным, мистического над научным, созидательного над производительным, религиозного над профаническим" (Singer, 1972).
Юнг уделял большое внимание бессознательному и его динамике, но его представления о нем радикально отличались от фрейдовских. Он рассматривал психику как комплементарное взаимодействие сознательного и бессознательного компонентов при непрерывном обмене энергией между ними. Для него бессознательное не было психобиологической свалкой отторгнутых инстинктивных тенденций, вытесненных воспоминаний и подсознательно ассимилированных запретов. Он считал его творческим, разумным принципом, связывающим индивида со всем человечеством, с природой и космосом. По Юнгу, бессознательное не только подвластно историческому детерминизму, у него есть и проективная, телеологическая функция.
Изучая специфическую динамику бессознательного, Юнг открыл функциональные единицы, для которых подобрал название комплексов (Jung, 1973а). Комплексы — это констелляции психических элементов (идей, мнений, отношений и убеждений) объединяющихся вокруг какого-то тематического ядра и ассоциирующихся с определенными чувствами. Юнгу удалось проследить комплексы от биологически детерминированных областей индивидуального бессознательного до изначальных мифопорождающих паттернов, которые он назвал архетипами. Он открыл, что в ядре каждого комплекса архетипические элементы тесно переплетаются с различными аспектами физической среды. Сначала он посчитал это знаком того, что проявляющийся архетип создает предрасположенность к поведению определенного типа. Позже, исследуя случаи необыкновенных совпадений, синхронносттей, которые сопровождают этот процесс, он пришел к выводу, что архетипы должны каким-то образом влиять на саму ткань феноменального мира. Поскольку они представлялись связующим звеном между материей и психикой, он называл их психоидами (Jung, 1960a).
Юнговское представление о человеке это не образ биологической машины. Он признавал, что в процессе индивидуации человек может трансцендировать узкие границы Эго и личного бессознательного и соединиться с высшим "Я"", соразмерным всему человечеству и всему космосу. Таким образом, Юнг может считаться первым представителем трансперсональной ориентации в психологии.
Тщательно проанализировав свою собственную сновидческую жизнь, сновидения своих пациентов, фантазии и иллюзии психотиков, Юнг выяснил, что в сновидениях обычно содержатся образы и мотивы, характерные не только для мест, разделенных большими расстояниями по всему миру, но и для различных периодов истории человечества. Он пришел к выводу, что помимо индивидуального бессознательного существует коллективное, расовое бессознательное, общее для всего человечества и являющееся проявлением созидательной космической силы. Сравнительную религию и всемирную мифологию можно поэтому рассматривать как уникальный источник информации о коллективных аспектах бессознательного. По Фрейду мифы можно интерпретировать с точки зрения характерных проблем и конфликтов детства, а в их универсальности отражена общность человеческого опыта. Юнг же считал, что такое объяснение неприемлемо; он часто наблюдал, что универсальные мифологические мотивы (мифологемы) встречались в опыте людей, у которых всякое знание такого рода вообще исключалось. Это навело его на мысль о мифопорождающих структурных элементах в бессознательной психике, которые служат источником не только фантазий и сновидений отдельных людей, но и мифологии народов. Таким образом, сновидения можно считать индивидуальными мифами, а мифы — коллективными сновидениями.
В течение всей своей жизни Фрейд интересовался религиозными и духовными вопросами. Будучи убежден, что вообще возможно рациональными средствами ухватить иррациональные процессы он был склонен интерпретировать религию с точки зрения неразрешенных конфликтов, возникших на инфантильной стадии психосексуального развития. В отличие от него. Юнг признавал иррациональное, парадоксальное и даже таинственное. У него самого было много случаев религиозного опыта, которые убедили его в реальности духовного измерения в универсальной схеме вещей. Основное предположение заключалось в том, что духовный элемент — это органичная и неотъемлемая часть психики. А подлинная духовность — один из аспектов коллективного бессознательного, и она не зависит ни от программирования в детстве, ни от культурной и образовательной подготовленности индивида. И если самоисследование и самоанализ достигают необходимой глубины, в сознании спонтанно появляются духовные элементы.
Юнг иначе, чем Фрейд, относился к основному понятию психоанализа — к либидо (Jung, 1956). Он видел в нем не строго биологическую силу, направленную к механической разрядке, но созидательную силу природы — космический принцип, сравнимый с elan vital (жизненным порывом). Истинная оценка духовности и понимание либидо как космической силы нашли свое отражение в уникальной концепции Юнга о функции символов. Для Фрейда символ был аналогом чего-то уже известного или аллюзией. В психоанализе один образ используется вместо какого-то другого, обычно имеющего запрещенное сексуальное значение. Юнг не согласился с таким употреблением термина «символ» и называл фрейдистские символы знаками. По его мнению, настоящий- символ указывает вне себя, на более высокий уровень сознания. Это лучший из возможных способов обозначения того, что неизвестно — некоего архетипа, который нельзя выразить яснее или точнее.