Страница:
Если солнце, на стенке при движении тень, когда солнце, я не стреляю.
Новый снайпер появился у открытого окна, а меня раскрыл наш пэтээровец. Прижал снайпер меня, четыре раза по мне дал. Но все мимо.
Но не пришлось им волжской воды попить.
Они ходят за водой, обедом, с донесениями, за боеприпасами.
Чуть что - за мной: "Чехов, иди, по нам бьют".
Утром они артподготовку сделают и кричат: "Русь, завтракай", потом в обед тоже.
Они вареного едят мало - в мешках таскают себе водку, консервы.
Пока они обедают - автоматчик тыркает.
Вечером - "Русь, ужинать".
Воду они брали гнилую, из паровозов. Утром за водой идут с ведерком. Мне стрелять удобней, когда он бежит, глаз и рука лучше берут, а когда стоит мне хуже.
...Первый - вышел, прошел 5 метров спокойно. Я сразу взял на мушку, беру вперед немного, от носа сантиметра 4. На расстоянии 300 метров беру бегущего с упреждением на две с половиной фигуры.
После того, как я винтовку получил, сначала все не решался человека живого убить: простоял один немец минуты четыре, все разговаривал, я его отпустил.
Когда первого убил, он сразу упал. Тут второй выбежал, наклонился к убитому, я и его уложил.
Мне страшно стало: я убил человека! А потом вспомнил наших - и стал их бить без пощады.
Дом провален до второго этажа. Кто сидит на лестнице, кто на втором этаже. Кассы - в них деньги все сгорели.
На кургане живут девушки, жгут костры, готовят, офицеры заходят к девушкам.
Боеприпасы возят на лошадях.
Наблюдаешь иногда такую картину: идет фриц, собака лает на него из двора, фриц ее убивает. Если ночью собачий лай - значит, фрицы чего-то делают там, шастают по домам, вот собаки и лают.
Я стал зверским человеком - убиваю, ненавижу их, как будто моя жизнь вся так и должна быть.
Я убил 40 человек - трех в грудь, остальных в голову.
При выстреле голова сразу откидывается назад или
в сторону, он руки выбрасывает и падает...
Один убитый мной перед смертью сказал по-русски:
"Спасибо, Сталинград, что меня русский снайпер
убил".
Как-то мы принесли гармошку, поем, танцуем, Фрицы заслушались, а потом открыли огонь.
Пчелинцеву тоже жалко было убивать: первого не смог, второго убил и как я мог?
Меня сначала трясло, когда убил: ведь человек шел за водой!
Двух офицеров уложил. На высоте - одного, другого - у Госбанка, он весь в белом был, все немцы вскакивали, ему честь отдавали, он их проверял. Хотел перейти улицу - я и ударил в голову. Он сразу свалился, ноги только задрал в ботинках.
Вечером иногда выхожу из подвала, смотрю - сердце поет, хочется хоть на полчасика в живой город.
Выйдешь, подумаешь: Волга тихо стоит, неужели Волга наша для этого страшного дела?
Один сталинградец у нас был - я его расспрашивал, где клубы, театры, как гуляли на Волге. Здесь гуляли, парк был".
Сварщик Косенко так варил, что люди приезжали с фронта и просили чинить "катюши" - "У вас лучше, чем на фронте".
Два танка примчались с фронта: "Скорее, нам в бой", - зачинили и ушли в бой. В тот же день 5 пушек отремонтировали. Этим делом занимались 4 человека. Слесарь, кузнец, токарь, сварщик. Поцелуйкин, Забиркин, Белоусов, Косенко и мастер, он же начальник цеха, и слесарь Солянинков.
Тов. Крыжановский - начальник турбинного цеха.
По территории 500 снарядов, бомб около 80 - 4-го ноября. И еще 20 5-го, и 16 в августе.
"Жизнь постепенно останавливается, - говорит Николаев. - Вот и часы стали".
Солянинков: "Я еще строительством занимался в 1920-м, здесь я вырос мастером ОТК, а в последнее время работал на все руки. Бомбежки переносили все в щели. Ну, а когда снаряды - мы работали, не обращали внимания.
Полтысячи подков сделали, создавали мастерские, кухни ремонтировали, одной специально дно вставляли. Зениткам досылатели делали. Ремонтировали "максимы", американские пулеметы.
Работали днем и ночью - я в последнее время и начальником, и токарем, и фрезеровщиком, и всем.
Да, неохота уезжать, я б остался. Привык.
За 4-е и 5-е потеряли 21 человека".
(Красивый; слабый тенорок. Воск в лице.)
Возле двери мастерской попал снаряд, а вскоре 2-й, в ту же воронку.
Погиб на 4-м посту осетин Алборов (бомба), в руке ложе винтовки, а дуло отлетело, пульс еще бился. Боец рыдал, кричал: "Мой товарищ погиб".
Гуртьев и Белый встретились в Сталинграде, вместе служили в 1919 г. Белый командовал ротой, Гуртьев - комбат.
Такая же встреча с Людниковым - ком. 138 див., Гуртьев был начальником штаба дагестанского полка, Людников - ком. взвода.
Белый - командир бригады.
Все трое сидели в П-образном КП. С Белым вместе воевали на юге.
На старой войне был вольноопределяющимся рядовым в артиллерии - под Варшавой, Барановичами, Сарны, Чарторийском.
Два года учился в Петербург. политехникуме.
"28-го октября были под Котлубанью. Совершили 200-километровый марш за 2 суток - полк Маркелова. За ним полк подполковника Михалева (погиб со всем штабом, похоронен в парке Скульптурном), и затем пришел полк Барковского (Барковский погиб, был ранен комиссар Белугин), команду принял Сергиенко, а затем майор Чижов (Сергиенко убит - выскочил в один из домов, организовал оборону и при возвращении на КП убит).
Прибыли ночью 1-го октября в садоводство, приехал ген. лейт. Голиков, дал указание произвести рекогносцировку переправы и подготовку к переправе.
В 11 вечера приказали переправиться первыми, пришел полк Маркелова, сапер, бат., связь штаб., противотанк. дивизион с 6 пушками, пульбат. Я явился в штаб армии - получил задачу занять круговую оборону в районе "Баррикад". На запад - ж.-д. нагромождение вагонов разрушенных, дома, недостроенные танки, садики фруктовые.
Завод остался левее".
"Народ был настроен хорошо, обстрелянный. Возраст - от 23 до 46.
Большинство сибиряки - омичи, новосибирцы, красноярцы. Сибиряк покоренастее, построже, посуровей, охотники, дисциплинированнее, привычней к холоду, лишениям.
Ни одного случая дезертирства, один уронил винтовку, три километра бежал за вагоном и догнал. Молчаливы, но остроумны, резки на слово. Впереди нас была 112-я.
1-го я получил задачу сменить 112-ю, перейти в наступление на з-д Силикатный.
2-го начали наступать и в то же утро заняли завод (полк Маркелова), преодолевая миномет., арт. и пулеметный огонь.
С утра начался сильный огонь с Макеевской улицы и с кладбища.
Полк Сергиенко прикрывал балку, а в Скульптурном саду - Михалев, Маркелов занял завод "Силикат".
Весь день бомбили - 40 самолетов с перерывами в 10-15 минут. Бомбы мельче.
Наблюдение продолжалось, стреляли по самолетам - из ПТР, пулеметов. Те утюжят, а наши стреляли.
К "свистунам" привыкли - даже скучно, когда немец не свищет, свистит значит, не бросает.
Ночью со 2-го на 3-е они перешли в атаку на з-д Силикатный, весь полк Маркелова лег - осталось 11 человек. К вечеру 3-его немцы заняли завод. Приказ был: ни шагу назад. Командир тяжело ранен, комиссар убит.
Стали оборонять разрушенную и горящую улицу перед Скульптурным садом.
В течение месяца рубежи:
1) Силикатный.
2) Уличка перед Скульптурным садом (Петрозаводская).
3) Скульптурный сад (Аэроспортивная).
(Дома назывались: "самолет", "гастроном").
Никто не выходил из оборонительных боев. Гибли на месте. Кульминация боев 17-ого октября.
17-18-19-ого бомбили день и ночь, и немцы пошли в наступление двумя полками.
Сразу же танки - тяжелые и средние, за ними пехота.
Наступление началось в 5 утра. В течение целого дня бой. На правом фланге был заслон учебного батальона и отд. рота. С фланга они прорвались, отрезали полки от командиров. Полки, сидя в домах, по 2-3 суток вели бой, и командиры приняли бой, тоже дрались. Танкист камнями отбивался от немцев, когда не было боеприпасов. Командир 7-й роты с 12 людьми в овраге уложил роту немцев и ночью вышел. Занимаем дом: нас 20 человек, гранатный бой, бой за этаж, бой за ступеньки, за коридоры, за метры комнат (вершки, как версты, человек - полк каждый себе штаб, связь, огонь Калинин, помначштаба полка, убил 27 человек, 4 танка из ПТР. На заводе было 80 рабочих и рота охраны (в северо-западной части завода), от них осталось 3-4 человека.
Воинского умения никакого у них не было. Командир - молодой рабочий, коммунист, лет 30, на рабочих навалилось до полка немцев".
23-24-ого бои пошли на заводе. Цеха горели, железные дороги, шоссе, зеленые насаждения.
Бойцы сидели в 1, 3, 15-м цехах, сидели в туннелях, трубах, ходили на разведку, бой шел в трубе.
В КП на заводе Кушнарев, нач. штаба Дятленко сидели в трубе с 6-ю автоматчиками - имели 2 ящика гранат. Отбились.
Немцы ввели танки на завод, цехи переходили из рук в руки по нескольку раз, танки их разрушили прямой наводкой. Авиация бомбила и день, и ночь.
С 26-ого по 31-ое октября шли сильные бои, командир полка стрелял из миномета, много гранат.
27-ого немец-учитель, пленный, говорил о жестоком приказе выйти к Волге. Черные руки, вши в волосах и голове. Пленный зарыдал.
1-го наступал полк, они доходили до 15 метров, начинали окапываться, и их всех покромсали.
Идет первый эшелон, второй, третий. В этот день было отражено 13 атак. Рвались к переправе. Огромная роль нашей артиллерии.
1-го числа 4 артполка и "катюши" в течение получаса вели огонь по площади в 500 метров. Все замерло, немцы замерли - все смотрели и слушали.
Немцы находились на окраине завода - это было днем 2-го числа. Часть легла, часть бежала. Казах вел 3 пленных, его ранило - он выхватил нож и зарезал немцев.
(Михалев К. Г. отражал 2 раза, после него Кушнарев - еще 2 раза. Чангов - до 10 раз. И танки и пехота.)
Танкист, здоровый, рыжий парень, перед КП Чангова выскочил из танка, когда иссякли снаряды, схватил кирпичи и, матерясь, кинулся на немцев. Немцы побежали.
Михалев, Барковский, нач. штаба Мирохин погибли - все посмертно награждены.
Ком. батальона Шенин - сбил самолет, уничтожил танки.
Капитан Сергиенко.
Чамов ведет себя героически.
Автоматчика Колосова засыпало землей по грудь, он сидит и смеется: "А меня зло берет".
Командир взвода связи Ханисцкий сидит у блиндажа, читает книжку, дикая бомбежка. Гуртьев рассердился: "Что это вы?" - "Да что же делать, бомбит, а я читаю книжку".
Химик, офицер связи Батраков, в очках, черный, ходил каждый день 10-15 километров. Придет, протрет; очки, даст обстановку и идет. Ходит точно, в одно и то, же время. Инженер не торопится, медлителен.
Наши девушки с термосами за плечами, несут завтрак. Как раненых выносили. С огромной любовью говорят о них. Девушки не окапывались. Ляля Новикова веселая, пела, "Она ж ничего не боялась", санитарка, две пули в голову.
Михалева очень любили. Он ко всему прочему симпатичный человек, серьезный, смелый, заботливый. Теперь, когда спрашиваешь: "Ну как?" - "Что ж как, эх, живем без отца". Он очень умелый был командир, дорогой командир. Жалел своих людей, берег.
Балка - большая сила, особенно здесь, в Сталинграде. Хороший подступ, узкая, глубокая. В ней КП, ми-ном, часть. Она всегда под огнем, в ней погибло много людей. В ней провода, таскали огнеприпасы. Авиация и минометы ее сровняли с землей. Там и Чамова засыпало, откопали. По ней шли шпионы.
Бои в балке - сверху гранатой, в балке рукопашная, к батарее Андреева (минометной) подошли вплотную, и он вел с ними рукопашный бой.
"12-ого и 13-ого было тихо, но мы понимали эту тишину.
14-ого он бил Ванюшей по КП дивизии. Тогда завалило, мы ушли. Мы имели по 13-15 человек потерь на КП дивизии. Звук глухой у термитного снаряда, бьет в уши. Вначале скрипящий звук: "Ну, Гитлер заиграл", успеешь спрятаться. Владимирский хотел оправляться - до вечера страдал так, хотел взять у бойца котелок".
Богатство опыта:
Опорные пункты - огонь и снизу и сверху, ходы сообщения, траншеи "усы", чтобы подбираться к тяжелым танкам.
Граната, автомат, 45-мм пушка.
"Пошли 30 танков, мы испугались, ведь в первый раз! Но ни один не побежал.
Мы стали стрелять по броне. Танки елозили по глубоким щелям.
Красноармеец вылезал и смеялся: "Рой поглубже, буквой Г".
Быт
Были бани, питание горячее 2 раза в день. Боец сказал: "Есть все: и хлеб, и обед - да не до еды, товарищ комиссар".
Почтальоны - Макаревич, с бородкой, сельский, с сумочкой - конвертики, открытки, письма, газетки. Карнаухов ранен. Всего 3 ранено, один убит...
Начальник штаба полковник Тарасов.
(Танкисты боялись, что мы не пойдем за танками, а мы пошли и вырвались вперед танков.)
Ривкин - ком. саперного батальона, лодочная переправа, 15 плотов.
Устройство опорного пункта на "Баррикадах" - амбразуры в стенах, ходы сообщения (круговая оборона, минирование, стрелковые ячейки для стрелков). Почва в Сталинграде очень твердая. Вперед от цеха выносились ходы сообщения до 1500 м, около противника в 30-50 метрах, перед рассветом, когда темно, шепотом говорили. Маскировали в условиях города - под кучу камней, под бревнышко, в ямку. На заводе приходилось взламывать асфальт, камень.
Реухов: мл. командир - носил мины под автоматным огнем. Подносит с вечера за 6-8 километров на расстоянии 150 метров. Само минирование быстро, 40 минут.
"Подрывали дзот - в нем 2 пулемета и 15 немцев. Лейтенант Краснов и два бойца, Селезнев и Юдин, взяли 50 кг взрывчатки, залегли в полусотне метров и сутки наблюдали. Там работала мотопила. В темноте влезли на дзот. Перед рассветом уже вышли два немца, но нас не заметили. Мы зажгли шнур и отбежали".
"Мы заняли оборону в районе "Баррикад". Мы выслали туда 20 человек с мл. лейт. Павловым, его убило, принял команду сержант Брысин.
После одного дня их осталось 10.
Наступало на них две роты немцев. Брысин подполз, разведал пулеметы, приполз с бойцами и уничтожил два расчета. Пулеметы утащили.
Так же уничтожил минометный расчет. Он влез в немецкий дом, пробрался на второй этаж и сбросил 10 гранат, потом связал две плащ-палатки и вылез в окно".
Косиченко раненный выдергивал зубами чеку из гранаты.
П. И. Ченцов - рабочий, политрук отряда, командир Бурлаков, нач. охраны завода.
Донесения - на бланках, обрывках заводских, партийных бумаг и пр. Возвращение дважды раненной Зои Калгановой. Комдив: "Здравствуйте, дорогая девочка моя".
Сержант Илья Миронович Брысин. (1913 г. рожд. Омский, столяр-модельщик, отец работает плотником, теперь дворник, обрезал себе руку пилой. Служил три года в армии на Дальнем Востоке. Саперному делу обучался в Омске - минирование, разминирование.)
"Инженерная разведка противника: первую ночь ходили, ночью не сделали, выкопали ямки и целый день пролежали в 100 метрах от немцев, слушали их разговор. Огонь вели через нас. Пришла вторая ночь, мы по пламени определили две пулеметные точки. Комиссар взвода составил схему.
...В Сталинграде делали КП для дивизии. Работали киркой. Минировали завод "Баррикады". Вечером начали носить мины от переправы за 6 км, сперва берегом, потом балкой, потом городом, потом заводом. Каждый нес 16 кг, ходили по 2 раза. Носили плащ-палатками по 8 штук.
Берегом шли под минометным огнем. К ночи уже не смотришь в воздух. Бомбы падали метрах в пяти. Раненого оставим с человеком, а сами дальше. В логу нас автоматчики и минометы обстреливали. Тогда Голубева убило и ранило Гудкова, Реухова, Сороку. Лог смерти мы его прозвали. По нему 400 метров идти, шагов пять прошел и падаешь. 22 человека перенесли 200 мин, выбыло 10 человек. Раз мы сложили 300 мин, а он прямым попаданием разнес. Ох, взяла нас досада, начали сначала. Руководил этим минированием капитан Ривкин (ученик Столярского).
1) Подноска к месту минирования - метров 200, все время на животе и на локтях, тащим по 4 штуки на плащ-палатке; привяжешь ее себе к ремню, чтобы руки были свободны, у тебя и 2 гранаты, и винтовка, и лопатка, и топор. Я на себя навешивал по 12 гранат. 2) Два человека заряжали МУВ модер. Упрощ. взрыватель. Это очень опасная штука. 3) Командир размечает, где ставить мины, чтобы не больше ширины танка. 4) Два человека копают ямки. 5) Два человека укладывают. 6) Человека два засыпают и маскируют. 7) Самое важное - тут же ночью составить схему по ориентирам (дом, труба). Делишь лист бумаги по частям света и намечаешь все мины, это в полной темноте под огнем (на случай контратаки).
26-го часов в 10 утра я делал блиндаж ком. дивизии и работал до 7 час. утра, сутки. Тут наши делали оборону, я взял 4-х людей и вышел. С нами были два лейтенанта: Павлов и Лебедев. Лебедев говорит - окопаться правее линии, где вывозили шлак; мы взяли в оборону 17 человек на два дома, а Павлов левее, на горах шлака. Я выделил Камкова и Дудникова для наблюдения за линией и пошел в дом. Позади этого дома вал метров 100 длины, 7 метров ширины. Мы легли за этим валом. Я уложил спать людей, хотя и сам 4 ночи не спал. У меня Синяева убило, снайпер угодил ему в лоб. Весь день вели огонь, немцы от нас метров 70. Со мной Дудников, Каюков, Павлов, Глушаков, Пуников. К утру 28-го приполз лейтенант, а на рассвете его ударило миной по глазам, надо человека прибрать. Я с ним отослал Павлова, осталось нас 4. А немцы идут колонной, в рост.
Весь день мы их отбивали. Меня вызывает Павлов: "Давай пойдем в наступление". Спрашиваю: "Сколько у вас человек?" - "Десять. А у тебя сколько?" - "Четыре". - "Ну, давай!" А немцев человек сто, две роты эсэсовцев - подняли крик, спасу нет. Мы и пошли.
Я выскочил и бросился во весь рост: "За мной, урра!" Подбежали к дому - гранаты стали бросать. Бойцы остались у первого дома, а я побежал ко второму дому, они стояли метрах в пятнадцати. Я один подбежал ко второму дому. Тихо. Рассветало. Мне немного жутко стало. Я забежал в дом, в первую комнату, прислушался. Немцы ведут огонь за стенами, с углов. Тут я бросил к одному углу гранату из окна, а из двери бросил ко второму. Я себя чувствовал так, что не могу выразить, интересно было к немцам поближе подобраться, они ушли за вал, я их достать не могу, только каски виднеются. Тут я по развороченной стене забрался на второй этаж, у меня там днем были припрятаны 8 немецких гранат. Мы их "колбасой" называли. Я стою, как в тюрьме за решеткой: арматура висит, а стен нет. Сверху мне немцев хорошо видно: рассыпались, бьют по нашим с колена. Я по ним бросил эти 8 гранат. Они стали бить из двух пулеметов и миномета по мне. Я там все углы пересчитал, а вообще не страшусь: связал две палатки, привязал к прутку и через бомбовую дыру спустился на первый этаж. Я выбежал - он по мне пулеметом, я за камень - этот камень в брызги. Я все-таки дополз до своих в первый дом. Мне говорят: "Каюков смертельно ранен..."
Вызывает меня командир роты: "Разведай шлак за линией, домик деревянный". Я говорю: "Поесть надо". - "А поспать?" - "Какой черт там спать!"
Лейтенант дал мне хлеба, сахара, тут полетели мины.
Так я и не покушал. Ну, ладно, так пойду. И пошел. Встретил одного лейтенанта. Он говорит: "В домике немцы, а про шлак не знаю". Я пошел на шлак. Разведал два пулемета и миномет. Вернулся, доложил. "Ну, - говорит мой лейтенант, - ты их разведал, ты их и уничтожь".
Пошли: я, Дудников - красноярский рабочий, и Глушаков - алтайский колхозник. Я навесил 12 гранат, винтовку. Подползли к ним поближе. Я предложил атаковать Глушакову - тот мнется. Дудникову предложил. Он: "Я боюсь!" Я тогда снял шинель и пошел один. Сказал: "Вы меня прикрывайте!" Полез снова на шлак. Воронка - в ней их пулеметы. Я окопчиком подобрался, взглянул, а они метрах в трех сидят, там два пулемета. Я присел тоже, бросил 3 гранаты. Полез к ним - два немца лежат; с одного снял медаль, с другого кресты, забрал документы, ремни. И пошел миномет снимать. Он за линией в воронке. Фриц меня ударил по каске, оглушил немного, но я его убил. Я разъяренный был. Миномет мы забрали. Только расположился на отдых, мне говорят: людей нет, иди охранять штаб полка. Я продрожал всю ночь. Все это случилось в ночь на 30-е, я убил человек 25, Дудников уложил 16. Потом он говорил: что-то на меня нашло тогда, дрогнул я. А когда ты пошел, стыдно стало..."
Девушки. "Лысачук Нина - ранена, Бородина Катя - перебило правую руку, Егорова Антонина - убита, она пошла за взводом в атаку, санитарка, ей автоматчик перебил обе ноги, и она истекла кровью. Арканова Тоня сопровождала раненых бойцов и пропала без вести. Канышева Галя - погибла при прямом попадании бомбы. Коляда Вера - погибла вместе с Канышевой. А мы двое с Зоей остались. Я - Костерина Надя, и Зоя Калганова. Я была ранена в плечо, она была ранена осколком мины у блиндажа, а затем осколком бомбы у переправы.
Учились в школе № 13 в Тобольске. Мамы плакали - да как вы пойдете, там мужчины. Мы войну себе совсем не так представляли.
Наш батальон был в авангарде полка, пошел в бой в 10 утра. Хотя и было страшно, но нам было очень. интересно. Из 18 девушек осталось 13. Я долго очень боялась мертвецов, а раз ночью я спряталась за мертвеца, и, пока строчил автоматчик, я лежала за ним. Первый день я боялась крови, и кушать не хотелось, и перед глазами стояло.
Как-то чистили с поваром картошку, увлеклись разговором, о бойцах говорили. Тут все покрылось дымом, и повара убило; через несколько минут подошел лейтенант, разорвалась мина, и его и меня ранило...
Особенно страшно ночью ходить - немцы неподалеку кричат, горит все. Носить раненых очень тяжело, мы просили бойцов носить.
Я плакала под Котлубанью, когда налетело 40 самолетов, с сиренами, а окоп был мелкий, мы накроемся плащ-палатками и лежим.
Потом я плакала, когда меня ранило.
Мы днем их не носили. Лишь раз Казанцева вытаскивала Канышеву, и автоматчики ей прострелили голову. Днем мы их клали в укрытие, вечером перетаскивали с помощью бойцов. Иногда бывали минуты, жалела о том, что пошла, и утешалась, что не я первая, не я последняя. А Клава: "Такие люди гибнут, а я что?"
Получали письма от учителей, они гордятся, что воспитали таких дочерей.
Подруги завидуют, что нам выпало перевязывать раны.
Папа пишет - служи честно, возвращайся домой с победой (он врач-ветеринар).
А мама пишет такое, что прочитаешь, и сразу слезы текут..."
Клава Копылова - машинистка.
"Я пишу боевой приказ, тут меня завалило, лейтенант кричит: "Живы?" Меня откопали, и я перешла в следующий блиндаж - опять меня засыпало, меня снова откопали, и я снова стала печатать и допечатала.
Если я останусь жива, я это никогда не забуду. Ночью бомбят, меня разбудили, в блиндаже все члены партии, меня поздравили так тепло и хорошо. 7-го ноября мне вручили партбилет. А фотографировалась несколько раз для партбилета, и все мины били.
Если день тихий, то мы поем и танцуем ("Петлицы", "Синий платочек").
Читала "Анну Каренину" и "Воскресение".
Леля Новикова, сандружинница:
"Галя Титова перевязывала, но не вытаскивала - сильно стреляли; бойца убило, а ее ранило. Она встала во весь рост и сказала: "До свидания, девушки" - и упала. Мы ее похоронили.
Хотя я немецкий знаю, но с пленными не говорю - не хочется даже с ними говорить.
Мой любимый предмет - алгебра.
Мне хотелось поступить в машиностроительный институт.
Из 18 девушек-санитаров осталось нас только трое.
Мы хоронили Егорову Тоню. После первого дня боя у нас не стало двух девушек. Мы встретили старшину, и он сказал, что Тоня умерла у него на руках, со словами: "Ой, я умираю, мне больно, не знаю, это мои ноги или нет?" Он сказал: "Твои". Два дня нельзя было подойти к танку, потом мы подошли - она лежит в окопе. Мы ее убрали, положили платок, кофточкой закрыли лицо. Плакали. Была я, Клава Канышева, Клава Васильева - их обеих нет уже.
В резерве мы жили с бойцами недружно - проверяли их на вшивость и ссорились все время.
А сейчас бойцы говорят: мы нашим девушкам очень благодарны. Письма получали от старшины роты ПТР.
Мы шли со взводом в атаку, ползли по-пластунски, рядом. Поили, кормили, перевязывали под огнем.
Мы оказались выносливее бойцов, еще подгоняли. Ночью дрожишь, вспомнишь дом и думаешь: "Эх, вот домой бы теперь".
Переправа
Ворон на льдине, матрос в тельняшке. Старик капитан со звездой, мальчишки с медалями. Дед шумит.
Идут войска. Веселее. "Эх, дойти до Киева, до Шепетовки." Другой: "Эх, мне бы до Берлина!"
Батальон Бабаева, замест. Матусовский. Ком. полка Бурик.
В 12 ночи третья и четвертая роты подошли к румынам на 50 метров, слышали речь. Утром сигнал трассирующей пулей. Роты бросились в атаку и заняли дот и блиндаж. После этого артподготовка, мины.
Танки пошли справа (давили наших, многие сели на броню, многие бежали за танками). Первыми ворвались на высоту Матусовский, мл. лейтенант Жебровский. Сотский. Бойцы - Фомин, Додокин, всего 12 человек.
Матусовский и Жебровский уничтожили весь расчет тяжелых пушек.
Командир 4-й роты лейт. Макаров, ком. 5-й роты лейт. Елкин.
Боец Власов. Ст. сержант Кондрашев ворвался в дот, стал бить румын прикладом. Забрал их в плен.
"Тов. Ортенберг, завтра предполагаю выехать в город - думал сесть писать большой очерк, но понял, что придется отложить писание и некоторое время посвятить собиранию городских материалов. Так как переправа теперь вещь довольно громоздкая, то путешествие сие займет у меня минимум неделю. Поэтому прошу не сердиться, если присылка работы задержится. В городе предполагаю беседовать с Чуйковым, командирами дивизии и побывать в передовых подразделениях. Одновременно хочу вам сказать, что примерно в январе мне нужно будет побывать в Москве - если сможете вызвать меня, премного буду вам благодарен. Дело в том, что я чувствую некоторую перегруженность впечатлениями и переутомление от трехмесячного сталинградского напряжения.
Если поездка моя в город сопряжется с какими-либо печальными неожиданностями - прошу вас помочь моей семье.
Вас. Гроссман 1."
1 Письмо Вас. Гроссмана редактору газ. "Красная Звезда".
Новый снайпер появился у открытого окна, а меня раскрыл наш пэтээровец. Прижал снайпер меня, четыре раза по мне дал. Но все мимо.
Но не пришлось им волжской воды попить.
Они ходят за водой, обедом, с донесениями, за боеприпасами.
Чуть что - за мной: "Чехов, иди, по нам бьют".
Утром они артподготовку сделают и кричат: "Русь, завтракай", потом в обед тоже.
Они вареного едят мало - в мешках таскают себе водку, консервы.
Пока они обедают - автоматчик тыркает.
Вечером - "Русь, ужинать".
Воду они брали гнилую, из паровозов. Утром за водой идут с ведерком. Мне стрелять удобней, когда он бежит, глаз и рука лучше берут, а когда стоит мне хуже.
...Первый - вышел, прошел 5 метров спокойно. Я сразу взял на мушку, беру вперед немного, от носа сантиметра 4. На расстоянии 300 метров беру бегущего с упреждением на две с половиной фигуры.
После того, как я винтовку получил, сначала все не решался человека живого убить: простоял один немец минуты четыре, все разговаривал, я его отпустил.
Когда первого убил, он сразу упал. Тут второй выбежал, наклонился к убитому, я и его уложил.
Мне страшно стало: я убил человека! А потом вспомнил наших - и стал их бить без пощады.
Дом провален до второго этажа. Кто сидит на лестнице, кто на втором этаже. Кассы - в них деньги все сгорели.
На кургане живут девушки, жгут костры, готовят, офицеры заходят к девушкам.
Боеприпасы возят на лошадях.
Наблюдаешь иногда такую картину: идет фриц, собака лает на него из двора, фриц ее убивает. Если ночью собачий лай - значит, фрицы чего-то делают там, шастают по домам, вот собаки и лают.
Я стал зверским человеком - убиваю, ненавижу их, как будто моя жизнь вся так и должна быть.
Я убил 40 человек - трех в грудь, остальных в голову.
При выстреле голова сразу откидывается назад или
в сторону, он руки выбрасывает и падает...
Один убитый мной перед смертью сказал по-русски:
"Спасибо, Сталинград, что меня русский снайпер
убил".
Как-то мы принесли гармошку, поем, танцуем, Фрицы заслушались, а потом открыли огонь.
Пчелинцеву тоже жалко было убивать: первого не смог, второго убил и как я мог?
Меня сначала трясло, когда убил: ведь человек шел за водой!
Двух офицеров уложил. На высоте - одного, другого - у Госбанка, он весь в белом был, все немцы вскакивали, ему честь отдавали, он их проверял. Хотел перейти улицу - я и ударил в голову. Он сразу свалился, ноги только задрал в ботинках.
Вечером иногда выхожу из подвала, смотрю - сердце поет, хочется хоть на полчасика в живой город.
Выйдешь, подумаешь: Волга тихо стоит, неужели Волга наша для этого страшного дела?
Один сталинградец у нас был - я его расспрашивал, где клубы, театры, как гуляли на Волге. Здесь гуляли, парк был".
Сварщик Косенко так варил, что люди приезжали с фронта и просили чинить "катюши" - "У вас лучше, чем на фронте".
Два танка примчались с фронта: "Скорее, нам в бой", - зачинили и ушли в бой. В тот же день 5 пушек отремонтировали. Этим делом занимались 4 человека. Слесарь, кузнец, токарь, сварщик. Поцелуйкин, Забиркин, Белоусов, Косенко и мастер, он же начальник цеха, и слесарь Солянинков.
Тов. Крыжановский - начальник турбинного цеха.
По территории 500 снарядов, бомб около 80 - 4-го ноября. И еще 20 5-го, и 16 в августе.
"Жизнь постепенно останавливается, - говорит Николаев. - Вот и часы стали".
Солянинков: "Я еще строительством занимался в 1920-м, здесь я вырос мастером ОТК, а в последнее время работал на все руки. Бомбежки переносили все в щели. Ну, а когда снаряды - мы работали, не обращали внимания.
Полтысячи подков сделали, создавали мастерские, кухни ремонтировали, одной специально дно вставляли. Зениткам досылатели делали. Ремонтировали "максимы", американские пулеметы.
Работали днем и ночью - я в последнее время и начальником, и токарем, и фрезеровщиком, и всем.
Да, неохота уезжать, я б остался. Привык.
За 4-е и 5-е потеряли 21 человека".
(Красивый; слабый тенорок. Воск в лице.)
Возле двери мастерской попал снаряд, а вскоре 2-й, в ту же воронку.
Погиб на 4-м посту осетин Алборов (бомба), в руке ложе винтовки, а дуло отлетело, пульс еще бился. Боец рыдал, кричал: "Мой товарищ погиб".
Гуртьев и Белый встретились в Сталинграде, вместе служили в 1919 г. Белый командовал ротой, Гуртьев - комбат.
Такая же встреча с Людниковым - ком. 138 див., Гуртьев был начальником штаба дагестанского полка, Людников - ком. взвода.
Белый - командир бригады.
Все трое сидели в П-образном КП. С Белым вместе воевали на юге.
На старой войне был вольноопределяющимся рядовым в артиллерии - под Варшавой, Барановичами, Сарны, Чарторийском.
Два года учился в Петербург. политехникуме.
"28-го октября были под Котлубанью. Совершили 200-километровый марш за 2 суток - полк Маркелова. За ним полк подполковника Михалева (погиб со всем штабом, похоронен в парке Скульптурном), и затем пришел полк Барковского (Барковский погиб, был ранен комиссар Белугин), команду принял Сергиенко, а затем майор Чижов (Сергиенко убит - выскочил в один из домов, организовал оборону и при возвращении на КП убит).
Прибыли ночью 1-го октября в садоводство, приехал ген. лейт. Голиков, дал указание произвести рекогносцировку переправы и подготовку к переправе.
В 11 вечера приказали переправиться первыми, пришел полк Маркелова, сапер, бат., связь штаб., противотанк. дивизион с 6 пушками, пульбат. Я явился в штаб армии - получил задачу занять круговую оборону в районе "Баррикад". На запад - ж.-д. нагромождение вагонов разрушенных, дома, недостроенные танки, садики фруктовые.
Завод остался левее".
"Народ был настроен хорошо, обстрелянный. Возраст - от 23 до 46.
Большинство сибиряки - омичи, новосибирцы, красноярцы. Сибиряк покоренастее, построже, посуровей, охотники, дисциплинированнее, привычней к холоду, лишениям.
Ни одного случая дезертирства, один уронил винтовку, три километра бежал за вагоном и догнал. Молчаливы, но остроумны, резки на слово. Впереди нас была 112-я.
1-го я получил задачу сменить 112-ю, перейти в наступление на з-д Силикатный.
2-го начали наступать и в то же утро заняли завод (полк Маркелова), преодолевая миномет., арт. и пулеметный огонь.
С утра начался сильный огонь с Макеевской улицы и с кладбища.
Полк Сергиенко прикрывал балку, а в Скульптурном саду - Михалев, Маркелов занял завод "Силикат".
Весь день бомбили - 40 самолетов с перерывами в 10-15 минут. Бомбы мельче.
Наблюдение продолжалось, стреляли по самолетам - из ПТР, пулеметов. Те утюжят, а наши стреляли.
К "свистунам" привыкли - даже скучно, когда немец не свищет, свистит значит, не бросает.
Ночью со 2-го на 3-е они перешли в атаку на з-д Силикатный, весь полк Маркелова лег - осталось 11 человек. К вечеру 3-его немцы заняли завод. Приказ был: ни шагу назад. Командир тяжело ранен, комиссар убит.
Стали оборонять разрушенную и горящую улицу перед Скульптурным садом.
В течение месяца рубежи:
1) Силикатный.
2) Уличка перед Скульптурным садом (Петрозаводская).
3) Скульптурный сад (Аэроспортивная).
(Дома назывались: "самолет", "гастроном").
Никто не выходил из оборонительных боев. Гибли на месте. Кульминация боев 17-ого октября.
17-18-19-ого бомбили день и ночь, и немцы пошли в наступление двумя полками.
Сразу же танки - тяжелые и средние, за ними пехота.
Наступление началось в 5 утра. В течение целого дня бой. На правом фланге был заслон учебного батальона и отд. рота. С фланга они прорвались, отрезали полки от командиров. Полки, сидя в домах, по 2-3 суток вели бой, и командиры приняли бой, тоже дрались. Танкист камнями отбивался от немцев, когда не было боеприпасов. Командир 7-й роты с 12 людьми в овраге уложил роту немцев и ночью вышел. Занимаем дом: нас 20 человек, гранатный бой, бой за этаж, бой за ступеньки, за коридоры, за метры комнат (вершки, как версты, человек - полк каждый себе штаб, связь, огонь Калинин, помначштаба полка, убил 27 человек, 4 танка из ПТР. На заводе было 80 рабочих и рота охраны (в северо-западной части завода), от них осталось 3-4 человека.
Воинского умения никакого у них не было. Командир - молодой рабочий, коммунист, лет 30, на рабочих навалилось до полка немцев".
23-24-ого бои пошли на заводе. Цеха горели, железные дороги, шоссе, зеленые насаждения.
Бойцы сидели в 1, 3, 15-м цехах, сидели в туннелях, трубах, ходили на разведку, бой шел в трубе.
В КП на заводе Кушнарев, нач. штаба Дятленко сидели в трубе с 6-ю автоматчиками - имели 2 ящика гранат. Отбились.
Немцы ввели танки на завод, цехи переходили из рук в руки по нескольку раз, танки их разрушили прямой наводкой. Авиация бомбила и день, и ночь.
С 26-ого по 31-ое октября шли сильные бои, командир полка стрелял из миномета, много гранат.
27-ого немец-учитель, пленный, говорил о жестоком приказе выйти к Волге. Черные руки, вши в волосах и голове. Пленный зарыдал.
1-го наступал полк, они доходили до 15 метров, начинали окапываться, и их всех покромсали.
Идет первый эшелон, второй, третий. В этот день было отражено 13 атак. Рвались к переправе. Огромная роль нашей артиллерии.
1-го числа 4 артполка и "катюши" в течение получаса вели огонь по площади в 500 метров. Все замерло, немцы замерли - все смотрели и слушали.
Немцы находились на окраине завода - это было днем 2-го числа. Часть легла, часть бежала. Казах вел 3 пленных, его ранило - он выхватил нож и зарезал немцев.
(Михалев К. Г. отражал 2 раза, после него Кушнарев - еще 2 раза. Чангов - до 10 раз. И танки и пехота.)
Танкист, здоровый, рыжий парень, перед КП Чангова выскочил из танка, когда иссякли снаряды, схватил кирпичи и, матерясь, кинулся на немцев. Немцы побежали.
Михалев, Барковский, нач. штаба Мирохин погибли - все посмертно награждены.
Ком. батальона Шенин - сбил самолет, уничтожил танки.
Капитан Сергиенко.
Чамов ведет себя героически.
Автоматчика Колосова засыпало землей по грудь, он сидит и смеется: "А меня зло берет".
Командир взвода связи Ханисцкий сидит у блиндажа, читает книжку, дикая бомбежка. Гуртьев рассердился: "Что это вы?" - "Да что же делать, бомбит, а я читаю книжку".
Химик, офицер связи Батраков, в очках, черный, ходил каждый день 10-15 километров. Придет, протрет; очки, даст обстановку и идет. Ходит точно, в одно и то, же время. Инженер не торопится, медлителен.
Наши девушки с термосами за плечами, несут завтрак. Как раненых выносили. С огромной любовью говорят о них. Девушки не окапывались. Ляля Новикова веселая, пела, "Она ж ничего не боялась", санитарка, две пули в голову.
Михалева очень любили. Он ко всему прочему симпатичный человек, серьезный, смелый, заботливый. Теперь, когда спрашиваешь: "Ну как?" - "Что ж как, эх, живем без отца". Он очень умелый был командир, дорогой командир. Жалел своих людей, берег.
Балка - большая сила, особенно здесь, в Сталинграде. Хороший подступ, узкая, глубокая. В ней КП, ми-ном, часть. Она всегда под огнем, в ней погибло много людей. В ней провода, таскали огнеприпасы. Авиация и минометы ее сровняли с землей. Там и Чамова засыпало, откопали. По ней шли шпионы.
Бои в балке - сверху гранатой, в балке рукопашная, к батарее Андреева (минометной) подошли вплотную, и он вел с ними рукопашный бой.
"12-ого и 13-ого было тихо, но мы понимали эту тишину.
14-ого он бил Ванюшей по КП дивизии. Тогда завалило, мы ушли. Мы имели по 13-15 человек потерь на КП дивизии. Звук глухой у термитного снаряда, бьет в уши. Вначале скрипящий звук: "Ну, Гитлер заиграл", успеешь спрятаться. Владимирский хотел оправляться - до вечера страдал так, хотел взять у бойца котелок".
Богатство опыта:
Опорные пункты - огонь и снизу и сверху, ходы сообщения, траншеи "усы", чтобы подбираться к тяжелым танкам.
Граната, автомат, 45-мм пушка.
"Пошли 30 танков, мы испугались, ведь в первый раз! Но ни один не побежал.
Мы стали стрелять по броне. Танки елозили по глубоким щелям.
Красноармеец вылезал и смеялся: "Рой поглубже, буквой Г".
Быт
Были бани, питание горячее 2 раза в день. Боец сказал: "Есть все: и хлеб, и обед - да не до еды, товарищ комиссар".
Почтальоны - Макаревич, с бородкой, сельский, с сумочкой - конвертики, открытки, письма, газетки. Карнаухов ранен. Всего 3 ранено, один убит...
Начальник штаба полковник Тарасов.
(Танкисты боялись, что мы не пойдем за танками, а мы пошли и вырвались вперед танков.)
Ривкин - ком. саперного батальона, лодочная переправа, 15 плотов.
Устройство опорного пункта на "Баррикадах" - амбразуры в стенах, ходы сообщения (круговая оборона, минирование, стрелковые ячейки для стрелков). Почва в Сталинграде очень твердая. Вперед от цеха выносились ходы сообщения до 1500 м, около противника в 30-50 метрах, перед рассветом, когда темно, шепотом говорили. Маскировали в условиях города - под кучу камней, под бревнышко, в ямку. На заводе приходилось взламывать асфальт, камень.
Реухов: мл. командир - носил мины под автоматным огнем. Подносит с вечера за 6-8 километров на расстоянии 150 метров. Само минирование быстро, 40 минут.
"Подрывали дзот - в нем 2 пулемета и 15 немцев. Лейтенант Краснов и два бойца, Селезнев и Юдин, взяли 50 кг взрывчатки, залегли в полусотне метров и сутки наблюдали. Там работала мотопила. В темноте влезли на дзот. Перед рассветом уже вышли два немца, но нас не заметили. Мы зажгли шнур и отбежали".
"Мы заняли оборону в районе "Баррикад". Мы выслали туда 20 человек с мл. лейт. Павловым, его убило, принял команду сержант Брысин.
После одного дня их осталось 10.
Наступало на них две роты немцев. Брысин подполз, разведал пулеметы, приполз с бойцами и уничтожил два расчета. Пулеметы утащили.
Так же уничтожил минометный расчет. Он влез в немецкий дом, пробрался на второй этаж и сбросил 10 гранат, потом связал две плащ-палатки и вылез в окно".
Косиченко раненный выдергивал зубами чеку из гранаты.
П. И. Ченцов - рабочий, политрук отряда, командир Бурлаков, нач. охраны завода.
Донесения - на бланках, обрывках заводских, партийных бумаг и пр. Возвращение дважды раненной Зои Калгановой. Комдив: "Здравствуйте, дорогая девочка моя".
Сержант Илья Миронович Брысин. (1913 г. рожд. Омский, столяр-модельщик, отец работает плотником, теперь дворник, обрезал себе руку пилой. Служил три года в армии на Дальнем Востоке. Саперному делу обучался в Омске - минирование, разминирование.)
"Инженерная разведка противника: первую ночь ходили, ночью не сделали, выкопали ямки и целый день пролежали в 100 метрах от немцев, слушали их разговор. Огонь вели через нас. Пришла вторая ночь, мы по пламени определили две пулеметные точки. Комиссар взвода составил схему.
...В Сталинграде делали КП для дивизии. Работали киркой. Минировали завод "Баррикады". Вечером начали носить мины от переправы за 6 км, сперва берегом, потом балкой, потом городом, потом заводом. Каждый нес 16 кг, ходили по 2 раза. Носили плащ-палатками по 8 штук.
Берегом шли под минометным огнем. К ночи уже не смотришь в воздух. Бомбы падали метрах в пяти. Раненого оставим с человеком, а сами дальше. В логу нас автоматчики и минометы обстреливали. Тогда Голубева убило и ранило Гудкова, Реухова, Сороку. Лог смерти мы его прозвали. По нему 400 метров идти, шагов пять прошел и падаешь. 22 человека перенесли 200 мин, выбыло 10 человек. Раз мы сложили 300 мин, а он прямым попаданием разнес. Ох, взяла нас досада, начали сначала. Руководил этим минированием капитан Ривкин (ученик Столярского).
1) Подноска к месту минирования - метров 200, все время на животе и на локтях, тащим по 4 штуки на плащ-палатке; привяжешь ее себе к ремню, чтобы руки были свободны, у тебя и 2 гранаты, и винтовка, и лопатка, и топор. Я на себя навешивал по 12 гранат. 2) Два человека заряжали МУВ модер. Упрощ. взрыватель. Это очень опасная штука. 3) Командир размечает, где ставить мины, чтобы не больше ширины танка. 4) Два человека копают ямки. 5) Два человека укладывают. 6) Человека два засыпают и маскируют. 7) Самое важное - тут же ночью составить схему по ориентирам (дом, труба). Делишь лист бумаги по частям света и намечаешь все мины, это в полной темноте под огнем (на случай контратаки).
26-го часов в 10 утра я делал блиндаж ком. дивизии и работал до 7 час. утра, сутки. Тут наши делали оборону, я взял 4-х людей и вышел. С нами были два лейтенанта: Павлов и Лебедев. Лебедев говорит - окопаться правее линии, где вывозили шлак; мы взяли в оборону 17 человек на два дома, а Павлов левее, на горах шлака. Я выделил Камкова и Дудникова для наблюдения за линией и пошел в дом. Позади этого дома вал метров 100 длины, 7 метров ширины. Мы легли за этим валом. Я уложил спать людей, хотя и сам 4 ночи не спал. У меня Синяева убило, снайпер угодил ему в лоб. Весь день вели огонь, немцы от нас метров 70. Со мной Дудников, Каюков, Павлов, Глушаков, Пуников. К утру 28-го приполз лейтенант, а на рассвете его ударило миной по глазам, надо человека прибрать. Я с ним отослал Павлова, осталось нас 4. А немцы идут колонной, в рост.
Весь день мы их отбивали. Меня вызывает Павлов: "Давай пойдем в наступление". Спрашиваю: "Сколько у вас человек?" - "Десять. А у тебя сколько?" - "Четыре". - "Ну, давай!" А немцев человек сто, две роты эсэсовцев - подняли крик, спасу нет. Мы и пошли.
Я выскочил и бросился во весь рост: "За мной, урра!" Подбежали к дому - гранаты стали бросать. Бойцы остались у первого дома, а я побежал ко второму дому, они стояли метрах в пятнадцати. Я один подбежал ко второму дому. Тихо. Рассветало. Мне немного жутко стало. Я забежал в дом, в первую комнату, прислушался. Немцы ведут огонь за стенами, с углов. Тут я бросил к одному углу гранату из окна, а из двери бросил ко второму. Я себя чувствовал так, что не могу выразить, интересно было к немцам поближе подобраться, они ушли за вал, я их достать не могу, только каски виднеются. Тут я по развороченной стене забрался на второй этаж, у меня там днем были припрятаны 8 немецких гранат. Мы их "колбасой" называли. Я стою, как в тюрьме за решеткой: арматура висит, а стен нет. Сверху мне немцев хорошо видно: рассыпались, бьют по нашим с колена. Я по ним бросил эти 8 гранат. Они стали бить из двух пулеметов и миномета по мне. Я там все углы пересчитал, а вообще не страшусь: связал две палатки, привязал к прутку и через бомбовую дыру спустился на первый этаж. Я выбежал - он по мне пулеметом, я за камень - этот камень в брызги. Я все-таки дополз до своих в первый дом. Мне говорят: "Каюков смертельно ранен..."
Вызывает меня командир роты: "Разведай шлак за линией, домик деревянный". Я говорю: "Поесть надо". - "А поспать?" - "Какой черт там спать!"
Лейтенант дал мне хлеба, сахара, тут полетели мины.
Так я и не покушал. Ну, ладно, так пойду. И пошел. Встретил одного лейтенанта. Он говорит: "В домике немцы, а про шлак не знаю". Я пошел на шлак. Разведал два пулемета и миномет. Вернулся, доложил. "Ну, - говорит мой лейтенант, - ты их разведал, ты их и уничтожь".
Пошли: я, Дудников - красноярский рабочий, и Глушаков - алтайский колхозник. Я навесил 12 гранат, винтовку. Подползли к ним поближе. Я предложил атаковать Глушакову - тот мнется. Дудникову предложил. Он: "Я боюсь!" Я тогда снял шинель и пошел один. Сказал: "Вы меня прикрывайте!" Полез снова на шлак. Воронка - в ней их пулеметы. Я окопчиком подобрался, взглянул, а они метрах в трех сидят, там два пулемета. Я присел тоже, бросил 3 гранаты. Полез к ним - два немца лежат; с одного снял медаль, с другого кресты, забрал документы, ремни. И пошел миномет снимать. Он за линией в воронке. Фриц меня ударил по каске, оглушил немного, но я его убил. Я разъяренный был. Миномет мы забрали. Только расположился на отдых, мне говорят: людей нет, иди охранять штаб полка. Я продрожал всю ночь. Все это случилось в ночь на 30-е, я убил человек 25, Дудников уложил 16. Потом он говорил: что-то на меня нашло тогда, дрогнул я. А когда ты пошел, стыдно стало..."
Девушки. "Лысачук Нина - ранена, Бородина Катя - перебило правую руку, Егорова Антонина - убита, она пошла за взводом в атаку, санитарка, ей автоматчик перебил обе ноги, и она истекла кровью. Арканова Тоня сопровождала раненых бойцов и пропала без вести. Канышева Галя - погибла при прямом попадании бомбы. Коляда Вера - погибла вместе с Канышевой. А мы двое с Зоей остались. Я - Костерина Надя, и Зоя Калганова. Я была ранена в плечо, она была ранена осколком мины у блиндажа, а затем осколком бомбы у переправы.
Учились в школе № 13 в Тобольске. Мамы плакали - да как вы пойдете, там мужчины. Мы войну себе совсем не так представляли.
Наш батальон был в авангарде полка, пошел в бой в 10 утра. Хотя и было страшно, но нам было очень. интересно. Из 18 девушек осталось 13. Я долго очень боялась мертвецов, а раз ночью я спряталась за мертвеца, и, пока строчил автоматчик, я лежала за ним. Первый день я боялась крови, и кушать не хотелось, и перед глазами стояло.
Как-то чистили с поваром картошку, увлеклись разговором, о бойцах говорили. Тут все покрылось дымом, и повара убило; через несколько минут подошел лейтенант, разорвалась мина, и его и меня ранило...
Особенно страшно ночью ходить - немцы неподалеку кричат, горит все. Носить раненых очень тяжело, мы просили бойцов носить.
Я плакала под Котлубанью, когда налетело 40 самолетов, с сиренами, а окоп был мелкий, мы накроемся плащ-палатками и лежим.
Потом я плакала, когда меня ранило.
Мы днем их не носили. Лишь раз Казанцева вытаскивала Канышеву, и автоматчики ей прострелили голову. Днем мы их клали в укрытие, вечером перетаскивали с помощью бойцов. Иногда бывали минуты, жалела о том, что пошла, и утешалась, что не я первая, не я последняя. А Клава: "Такие люди гибнут, а я что?"
Получали письма от учителей, они гордятся, что воспитали таких дочерей.
Подруги завидуют, что нам выпало перевязывать раны.
Папа пишет - служи честно, возвращайся домой с победой (он врач-ветеринар).
А мама пишет такое, что прочитаешь, и сразу слезы текут..."
Клава Копылова - машинистка.
"Я пишу боевой приказ, тут меня завалило, лейтенант кричит: "Живы?" Меня откопали, и я перешла в следующий блиндаж - опять меня засыпало, меня снова откопали, и я снова стала печатать и допечатала.
Если я останусь жива, я это никогда не забуду. Ночью бомбят, меня разбудили, в блиндаже все члены партии, меня поздравили так тепло и хорошо. 7-го ноября мне вручили партбилет. А фотографировалась несколько раз для партбилета, и все мины били.
Если день тихий, то мы поем и танцуем ("Петлицы", "Синий платочек").
Читала "Анну Каренину" и "Воскресение".
Леля Новикова, сандружинница:
"Галя Титова перевязывала, но не вытаскивала - сильно стреляли; бойца убило, а ее ранило. Она встала во весь рост и сказала: "До свидания, девушки" - и упала. Мы ее похоронили.
Хотя я немецкий знаю, но с пленными не говорю - не хочется даже с ними говорить.
Мой любимый предмет - алгебра.
Мне хотелось поступить в машиностроительный институт.
Из 18 девушек-санитаров осталось нас только трое.
Мы хоронили Егорову Тоню. После первого дня боя у нас не стало двух девушек. Мы встретили старшину, и он сказал, что Тоня умерла у него на руках, со словами: "Ой, я умираю, мне больно, не знаю, это мои ноги или нет?" Он сказал: "Твои". Два дня нельзя было подойти к танку, потом мы подошли - она лежит в окопе. Мы ее убрали, положили платок, кофточкой закрыли лицо. Плакали. Была я, Клава Канышева, Клава Васильева - их обеих нет уже.
В резерве мы жили с бойцами недружно - проверяли их на вшивость и ссорились все время.
А сейчас бойцы говорят: мы нашим девушкам очень благодарны. Письма получали от старшины роты ПТР.
Мы шли со взводом в атаку, ползли по-пластунски, рядом. Поили, кормили, перевязывали под огнем.
Мы оказались выносливее бойцов, еще подгоняли. Ночью дрожишь, вспомнишь дом и думаешь: "Эх, вот домой бы теперь".
Переправа
Ворон на льдине, матрос в тельняшке. Старик капитан со звездой, мальчишки с медалями. Дед шумит.
Идут войска. Веселее. "Эх, дойти до Киева, до Шепетовки." Другой: "Эх, мне бы до Берлина!"
Батальон Бабаева, замест. Матусовский. Ком. полка Бурик.
В 12 ночи третья и четвертая роты подошли к румынам на 50 метров, слышали речь. Утром сигнал трассирующей пулей. Роты бросились в атаку и заняли дот и блиндаж. После этого артподготовка, мины.
Танки пошли справа (давили наших, многие сели на броню, многие бежали за танками). Первыми ворвались на высоту Матусовский, мл. лейтенант Жебровский. Сотский. Бойцы - Фомин, Додокин, всего 12 человек.
Матусовский и Жебровский уничтожили весь расчет тяжелых пушек.
Командир 4-й роты лейт. Макаров, ком. 5-й роты лейт. Елкин.
Боец Власов. Ст. сержант Кондрашев ворвался в дот, стал бить румын прикладом. Забрал их в плен.
"Тов. Ортенберг, завтра предполагаю выехать в город - думал сесть писать большой очерк, но понял, что придется отложить писание и некоторое время посвятить собиранию городских материалов. Так как переправа теперь вещь довольно громоздкая, то путешествие сие займет у меня минимум неделю. Поэтому прошу не сердиться, если присылка работы задержится. В городе предполагаю беседовать с Чуйковым, командирами дивизии и побывать в передовых подразделениях. Одновременно хочу вам сказать, что примерно в январе мне нужно будет побывать в Москве - если сможете вызвать меня, премного буду вам благодарен. Дело в том, что я чувствую некоторую перегруженность впечатлениями и переутомление от трехмесячного сталинградского напряжения.
Если поездка моя в город сопряжется с какими-либо печальными неожиданностями - прошу вас помочь моей семье.
Вас. Гроссман 1."
1 Письмо Вас. Гроссмана редактору газ. "Красная Звезда".