Страница:
И тут я уловил посторонние голоса. Они могли быть расслышаны только благодаря тишине, царившей в этой части здания. Я сразу же прибавил звук. Кто-то явно разговаривал по телефону через селектор. Таким образом я имел возможность слышать обе стороны. Разговор велся на итальянском языке.
— …Вовсе не оправдывает того, что он так долго спит! — Это, несомненно, был голос Малышки Корлеоне!
— Но, Малышка, — сказал Вантаджио, — это не имеет никакого отношения к девочкам. Эти две шишки из ООН истратили на нас половину всех валютных запасов своих стран и того, что им выделила ООН, и нам просто повезло, что он не позволил им здесь поубивать друг друга.
— Вантаджио, ты что, продолжаешь делать вид, что не замечаешь, как я благодарна ему за это?
— О нет, миа капа!
— Вантаджио, неужто ты пытаешься встать на пути к образованию и карьере этого мальчика?
Хеллер в это время отсчитывал свои деньги, медленно перебирая бумажки. Казалось, он заподозрил, что некоторые из бумажек поддельные. Что же касается Вантаджио, то он от возмущения просто потерял, должно быть, дар речи. Наконец пауза кончилась.
— О, миа капа, как вы можете говорить такие ужасные вещи!
— Ты прекрасно знаешь, что образование — важная вещь. Ты что, просто ревнуешь и хочешь, чтобы он превратился в одного из этих подонков?
— О нет, — плачущим голосом возразил Вантаджио.
— В таком случае объясни мне свое поведение. Я буду очень внимательно слушать. Я даже орать не стану на тебя. Я проявлю предельное терпение. Ответь мне для начала на один-единственный вопрос: два дня назад, Вантаджио, я видела в воскресной газете объявление, что со вчерашнего дня Нью-Йоркский университет начинает прием документов. Так вот, Вантаджио, когда я задаю тебе — заметь, без крика, без ругани, а спокойно и вежливо, — очень простой вопрос, зарегистрирован ли мальчик и ходит ли он же на занятия, я получаю идиотский ответ, что, дескать, он поздно встал сегодня.
— Миа капа… — попытался вставить слово Вантаджио.
— Так вот, ты знаешь, я знаю, да и сам Господь Бог отлично знает, что мальчики терпеть не могут ходить в школу, — невозмутимо продолжала Малышка. — Ты знаешь, что их приходится затаскивать туда силком, загонять палкой, Вантаджио. Ты знаешь, что их нужно принуждать учиться. Братья мои, да упокоит Господь их души, сколько порок вытерпели, лишь бы не ходить в школу, так что ты уж не пытайся мне что-то объяснять.
— Миа капа, клянусь…
— Так вот, я хочу получить ответ, Вантаджио, на один-единственный вопрос, если только ты дашь мне сказать хоть словечко: почему ты не использовал свой авторитет и не направил мальчика в нужную сторону? Почему он не выполняет твоих распоряжений? И не пытайся спорить со мной. Ты теперь должен позвонить мне ровно через полчаса и сообщить, что он отправился в школу!
После этого прозвучал резкий щелчок. Это она повесила трубку Хеллер тем временем, по-видимому, решил, что некоторые из банкнот не поддельные только потому, что на них был напечатан портрет Бенджамина Франклина. Он аккуратно уложил деньги. Но ему вовсе не понравились результаты подсчета. Он удрученно покачал головой. Пятнадцать тысяч он сунул в карман, уже и без того набитый Бог знает чем. Потом закрыл и запер свой сейф и уже собрался было покинуть здание «Ласковых пальм», но тут услышал из кабинета
голос Вантаджио:
— Зайди-ка на минутку сюда, парень, ладно?
Хеллер вошел. Брови у Вантаджио были нахмурены. Выглядел он совершенно подавленным. Он жестом пригласил Хеллера садиться, но сам, подобно большинству итальянцев, не сразу приступил к делу. У них это считается невежливым.
— Ну, парень, как идут у тебя дела с девочками? — спросил он, сохраняя самое мрачное выражение лица.
— О, — рассмеялся Хеллер, — управляться с женщинами не представляет особого труда.
— Будь ты на моем посту, ты думал бы совсем иначе, — сказал Вантаджио.
Ага, не зря я чувствовал, что мне удастся кое-что выяснить. Вантаджио просто ревновал. Он явно опасался, что Хеллер займет его место.
— А ведь знаете, — сказал Хеллер, — очень может быть, что вы именно тот человек, с которым мне следовало бы поговорить на эту тему.
— На какую тему? — спросил Вантаджио очень настороженно. Да, что-то явно грызло этого Вантаджио.
— Да, собственно, вопрос довольно простой, — сказал Хеллер. — У меня тут довольно много денег, но я думаю, что мне может понадобиться значительно больше.
— А зачем тебе столько?
— Да видите ли, мне кое-что придется сделать с этой планетой.
— Ты хочешь сказать, что собираешься установить власть над всей планетой? Послушай, парень, тебе никогда не удастся этого сделать, не заработав сначала диплома.
— Да, тут вы совершенно правы, — сказал Хеллер. — Но, кроме того, на такие вещи обязательно бывают нужны деньги. И я хотел спросить вас, не могли бы вы указать мне в этом городе место, где играют на деньга.
Тут уж и Вантаджио не выдержал:
— Играть в азартные игры! Да ты сошел с ума! Мы сами занимаемся кое-чем в этой области, и ты уж поверь мне, парень, что это самый верный способ остаться без последней рубашки! Тут все построено на жульничестве!
Ого, Вантаджио настроен явно против Хеллера. Интересно, только ли ревность тут играет роль?
— Ну ладно, оставим игры, — поспешил согласиться Хеллер.
После этого он достал из кармана «Уолл-стрит джорнел» и раскрыл номер на биржевых известиях.
— Я сообразил, что бумаги эти вы здесь продаете и покупаете, получая прибыль в зависимости от повышения или понижения курса, и что продолжается это изо дня в день.
Вантаджио пренебрежительно отодвинул газету:
— Знаешь, парень, это один из самых верных способов просадить кучу денег.
Чувствовалось, что он злится. Мне пришло в голову, что по крайней мере в данный момент я могу заполучить себе союзника в лице Вантаджио. Он явно был настроен враждебно по отношению к Хеллеру. И я с ходу начал прикидывать, почему так произошло. Хеллер тем временем разворачивал газету на новом месте.
— А что вы скажете насчет этого? Здесь явно имеются большие колебания. На этом тоже можно сыграть.
— Это — товарная биржа, — сказал Вантаджио. — Здесь как раз и лежит самый короткий путь к банкротству.
— Ну а все-таки, каким образом вы их покупаете и продаете? — спросил Хеллер.
— Для этого нужно завести себе брокера. Это относится и к той и к другой бирже.
— А не могли бы вы порекомендовать мне одного из них?
— Это сплошное жулье, — сказал Вантаджио.
Было совершенно ясно, что он настроен решительно против того, чтобы Хеллер занимался делами. Он вообще выглядел очень взволнованным, нервным, я все больше и больше убеждался в том, что за всем этим что-то кроется и что очень может быть, что я сумею превратить его в союзника.
— Но вы знаете такого человека? — спросил Хеллер.
— Да ты можешь просто посмотреть в телефонной книжке. Но я лично не желаю иметь ничего общего с этим делом. И, поверь мне, парень, тебе тоже не следует связываться с ними. Послушай-ка, помнится, ты говорил мне, что собираешься поступать в колледж.
— Совершенно верно, — сказал Хеллер. — Ведь никто не станет даже слушать тебя, если у тебя нет диплома.
— Вот это совершенно верно, — сказал Вантаджио. Но он все равно был какой-то слишком уж напряженный. — Вот именно поэтому я и позвал тебя, парень. А ты знаешь, какой у нас сегодня день? — Хеллер отрицательно покачал головой. — Сегодня у нас второй день приема документов в колледж, а весь прием у них длится всего неделю. У тебя при себе твои бумаги?
— Да, они у меня с собой, — сказал Хеллер, похлопывая по карману. — Но ведь на это у них выделена целая неделя и…
— Ты должен немедленно отправиться туда и срочно подать документы!
— Но если у меня целая неделя…
— Молчать! — резко прервал его Вантаджио. Он сунул руку в ящик письменного стола и достал оттуда книжицу, на обложке которой было написано: «Программа для поступающих в колледж». Чуть сбоку, но уже от руки было написано: «Джованни Меретричи». Смотрика, а я все это время думал, что его зовут Вантаджио. — Итак, какой предмет ты собираешься выбрать себе в качестве основного?
— Ну, я так полагаю, что инженерное дело, — сказал Хеллер.
— А по какой дисциплине ты намерен писать диплом? — требовательным тоном продолжал Вантаджио.
— Ну, если вы дадите мне эту книгу, я хорошенько изучу ее и денька через два…
Чувствовалось, что Вантдяжио уже по-настоящему разозлился. И с чего это он так горячится? Он принялся нервно листать книгу, выискивая и читая вслух названия отдельных предметов.
— Аэронавтика и космическая инженерия? Гражданская инженерия и инженерная механика? Инженерная геология? Ядерная физика и инженерия? А может быть, просто — инженерия?
— Ядерная физика и инженерия, — сказал Хеллер. — Звучит примерно так. Но…
— Тут имеются и названия различных присваиваемых степеней, — перебил его, повысив голос, Вантаджио, — есть бакалавр, магистр, доктор. А специальность как бы прилагается к ученой степени. Ядерная физика и инженерия — звучит вполне солидно. И тем не менее, — сказал Хеллер, — мне все же хотелось бы посмотреть…
— Прекрасно! — воскликнул Вантаджио. — Вот тебе карта Нью-Йоркского университета. Гляди — здесь библиотека и все такое прочее. Тут же и административный корпус, а вот отсюда — вход в него. А вот здесь, смотри на карту, совсем рядом от нас вход в метро. Ты пройдешь пешком до этой станции, спустишься в метро, пересечешь весь город, а вот здесь, у Таймс-сквер, ты сделаешь пересадку на линию номер один. По ней ты и доедешь до университета. Выйдя из метро на Сто шестнадцатой улице, ты направишься пешком вот по этой дороге и прямиком попадешь к административному зданию. И там ты подашь свое заявление! Все понял?
— Ну хорошо. Я, конечно, очень благодарен вам за заботу. Но если впереди у меня еще целая…
Он замолчал, уловив, что сидящий напротив Вантаджио смотрит на него каким-то странным взглядом.
Вантаджио же решил все начать с начала.
— Послушай, парень, тебе случалось когда-нибудь раньше жить какое-то продолжительное время в Нью-Йорке?
— Нет, — ответил Хеллер.
Вантаджио тут же напустил на себя заговорщицкий вид.
— В таком случае ты не можешь знать местных обычаев и правил. Так вот, парень, когда ты попадаешь в незнакомое тебе место, несоблюдение местных законов и обычаев может привести к трагическим последствиям.
— Вы совершенно правы, — сказал Хеллер.
— Так вот, парень, — сказал магистр политических наук, — так уж сложилось, что у нас здесь действует и имеет силу обычай американских индейцев, касающийся спасения человеческой жизни. И, по приоритету, как более древний закон, обычай этот имеет у нас обязательную силу. Известно ли тебе, что, если ты спасаешь человеческую жизнь, человек этот с той поры становится ответственным за тебя?
Я чуть было не поперхнулся. Вантаджио говорил Хеллеру об одном из законов, действующих на планете Земля, но закон этот имел распространение в Китае. И содержание его было совершенно противоположным. В Древнем Китае, согласно данным, полученным нашим Аппаратом, если ты спас человеку жизнь, то на всю
жизнь становился ответственным за этого человека. Поэтому мы всегда самым строжайшим образом наказывали нашим оперативникам ни в коем случае никого не спасать в Китае. Вантаджио воспользовался этими сведениями, чтобы, перевернув их с ног на голову, употребить в свою пользу, и при этом он еще отлично знал, что каждое его слово — чистейшая ложь.
— А вы точно уверены, что это именно так? — спросил Хеллер.
Вантаджио высокомерно и пренебрежительно поглядел на него:
— Естественно, уверен. Ведь как-никак я все же магистр политических наук, не так ли?
— Так, — сказал Хеллер с явным сомнением.
— И ты спас мне жизнь, верно? — не унимался Вантаджио.
— Похоже, что и это так, — сказал Хеллер.
И тут до меня дошло. Вантаджио! Он — маленький человечек, всего пять футов два дюйма ростом. Совсем рядом с его Сицилией лежит Корсика, можно сказать, населенная тем же самым народом. А человек маленького роста, уроженец Корсики — Наполеон, испытывал комплекс неполноценности по отношению к каждому встречному. Вантаджио также страдал от комплекса неполноценности при мысли о внешности Хеллера и его подвигах. Ведь то, что проделал Хеллер, заставляло этого маленького сицилийца корчиться от глубоко скрываемых мук, чувствовать себя ущербным. Уяснив все это, я сделал для себя еще одно открытие: «Вантаджио» — вовсе не имя, данное ему при рождении, это кличка! А на итальянском языке она звучит примерно как «рука, держащая кнут». Вантаджио поднялся, выпрямившись во все свои пять футов и два дюйма, и строго поглядел в глаза сидящему напротив Хеллеру. И надо сказать, что глаза их сейчас оказались почти на одном уровне. И тут только магистр политических наук заговорил о том, что его более всего интересовало.
— Ты спас мне жизнь, — сказал он, — и, следовательно, теперь должен выполнять все, что я тебе прикажу. Вот так будут строиться впредь наши отношения, начиная с этого самого момента.
Хеллер, по-видимому, вынужден был проявить полную покорность.
— Да я и сам вижу, что так оно получается, — сказал он.
Внезапно Вантаджио заулыбался и, по-видимому, приободрился
— Ну вот, будем считать, что это дельце мы окончательно утрясли! Возьми сигару. Хотя нет — я забыл, что тебе еще нельзя курить. Тогда угощайся вот мятными лепешками.
И он подсунул целую коробку их Хеллеру… Хеллер взял лепешку, а Вантаджио, обойдя вокруг стола, ласково похлопал его по плечу.
— Ну вот, мы и расставили все по своим местам. Верно ведь?
— Верно, — согласился Хеллер.
— Итак, ты прямо сейчас садишься на метро и едешь подавать заявление, не откладывая ни на минуту. — Вантаджио сказал это очень радостным тоном. Хеллер молча встал и направился к двери, сопровождаемый Вантаджио, который широко распахнул перед ним дверь и на прощание снова дружески похлопал его по плечу. Когда Хеллер оглянулся, Вантаджио все еще стоял в дверях и махал ему вслед рукой. Да, трудно понять этих сицилийцев. Вот и Вантаджио показался мне человеком, склонным к предательству и беспричинной смене настроений. У меня было достаточно сомнений относительно того, стоит ли относиться к нему с полным доверием и посвящать его в свои планы. И все-таки здесь имелся немалый шанс, что его жгучую ревность и зависть, усиленную комплексом неполноценности, мне удастся обратить себе на пользу.
Наконец он сел в поезд. Казалось, что его очень интересовали окружающие люди. В Нью-Йорке стоял жаркий день, а в такую погоду в метро обычно царит жуткая жара и духота. И люди вокруг, естественно, были покрыты потом и вообще выглядели как-то помято и сонно. Я был примерно в таком же состоянии, как и они. Но тут я неожиданно обратил внимание на название промелькнувшей мимо станции — «Двадцать третья улица». Я дождался следующей остановки — «Четырнадцатая улица, Юнион-сквер». Глядите-ка, да ведь он сел не в тот поезд. Он ехал сейчас к центру, а не от него. И вообще не по той линии метро. Сейчас он двигался в сторону Лексингтон-авеню. Я быстро проследил его путь, прогоняя пленку по другому экрану. Оказывается, он сделал пересадку не у Таймс-сквер, а за остановку до этого — у Центрального вокзала! Я еще дальше открутил пленку и дошел до того места, когда он высматривал чей-то номер в телефонной книге. Он раскрыл ее на страницах желтого цвета и просматривал раздел «Брокерские конторы». Палец его остановился на адресе: «Ассоциация Шорт, Скиддер и Лонг», Уолл-стрит № 81 1/2».
Значит, он все же решил настоять на своем. Ага, так очень может быть, что я не зря строил планы относительно Вантаджио. Очень может быть, что мне удастся набрать побольше таких случаев, когда Хеллер действует вопреки его приказам, и тогда Вантаджио в отместку разрешит мне пробраться в его комнату. Очень живо, как в воплотившемся наяву счастливом сне, мне предстала картина улыбающегося Вантаджио, который широким жестом предлагает мне войти и говорит: «Да, офицер Грис. Чувствуйте здесь себя как дома. Можете перерыть тут все на свете. Я даже пришлю сюда слугу, чтобы он оказал вам содействие в поисках трафарета. Так этому молодому наглецу и надо, вы согласны со мной, офицер Грис?» Да, это был дивный сон наяву!
Но пока что вернемся к прозаической реальности. Хеллер, в сдвинутой на затылок красной бейсбольной шапочке и в бейсбольных же шиповках, трусил рысцой по тротуару, изредка поглядывая на номера домов. Отыскав дом номер восемьдесят один с половиной по Уолл-стрит, он скоро уже стоял у стойки брокерской конторы «Шорт, Скиддер и Лонг». Кругом были развешаны черные доски с выписанным на них мелом текущим курсом акций. Слышалось мерное постукивание телетайпов. Девица на секунду перестала жевать жевательную резинку и подняла на него глаза.
— Да? — поинтересовалась она.
— Мне нужно повидаться с кем-нибудь по поводу покупки акций, — сказал Хеллер.
— Открыть новый счет? Обратитесь к мистеру Арбитражу. Он сидит в третьей комнате.
Мистер Арбитраж оказался сухощавым, безукоризненно одетым человеком. Он не подумал даже подняться со своего места за письменным столом при появлении клиента и посмотрел на Хеллера так, будто тот был протухшей рыбой, которую кто-то неожиданно швырнул в дверь его кабинета.
— Ваше удостоверение попрошу, — сказал мистер Арбитраж, как бы следуя давно заведенному порядку.
Хеллер, однако, не был обескуражен столь откровенно холодным приемом. Он уселся в кресло, стоявшее перед столом, достал из кармана водительское удостоверение на фамилию Уистера и карточку социального страхования. Мистер Арбитраж поглядел на документы, а потом — снова на Хеллера.
— Полагаю, что не имеет смысла спрашивать у вас, кто поручится за вашу кредитоспособность, — сказал он.
— А что это такое? — спросил Хеллер.
— Дорогой мой юноша, если это задание, порученное вам в вашей школе, то скажите им, что у меня нет времени для просвещения молодежи. Это все оплачивается изымаемыми у нас налогами. Выход в ту же дверь, в которую вы входили.
— Погодите, — сказал Хеллер. — У меня ведь есть деньги.
— Дорогой мой молодой человек, не надо разыгрывать комедий.
Мое время для этого слишком ценно, а кроме того, у меня назначен завтрак с главой финансовой корпорации Моргана. Выход…
— Но почему? — не унимался Хеллер. — Почему я не могу приобрести акции?
Мистер Арбитраж шумно вздохнул:
— Дорогой мой молодой человек, для того чтобы иметь дело с акциями, вам пришлось бы открыть текущий счет. А для этого необходимо, чтобы вы достигли определенного возраста. По правилам, действующим в нашей фирме, такой возраст — от двадцати одного года и выше. А для того чтобы открыть счет, вы должны обзавестись поручителем. Таковых у вас, естественно, нет. Я мог бы порекомендовать вам при следующем визите прийти сюда в сопровождении родителей. Вас это устроит? А пока — до свидания.
— Но мои родители находятся в мире ином, их нет на Земле, — сказал Хеллер.
— Примите в таком случае мои глубокие соболезнования. Тем более вам следовало бы повнимательнее прислушаться к моим словам о том, что вам в любом случае надлежит найти человека, старше двадцати одного года, который мог бы поручиться за вас, а уж потом обращаться в нашу фирму. А теперь, прошу вас, давайте поскорее раскланяемся.
— И такие ограничения существуют во всех брокерских конторах?
— Мой дорогой юноша, заверяю вас, что абсолютно все фирмы захлопнут дверь перед вашим носом и сделают это наверняка в более грубой форме, чем я. А теперь идите, молодой человек, до свидания, юный сэр. До свидания, до свидания, до свидания! — И он поднялся из-за стола, прихватил свой котелок и отправился на ленч.
Хеллер вышел на улицу. Начинался обеденный перерыв и целая толпа служащих вывалила одновременно на улицу — обеденный перерыв на Уолл-стрит всегда напоминает грозный народный бунт в самом разгаре. Погруженный в глубокие раздумья, Хеллер купил с уличного лотка горячую сосиску с булочкой и стакан апельсинового сока. Он заметил, что мистер Арбитраж воспользовался точно таким же меню чуть дальше по улице. Хеллер внимательно осмотрел высившиеся по сторонам огромные и холодные дома-башни, протекающую у их подножия разгоряченную и вспотевшую толпу. Он проверил налет грязи, которая в результате выхлопов и других загрязнений воздуха осела на стенах этих домов. Казалось, его занимало сейчас только это. Он даже вырвал несколько страничек из своего блокнота, написал на одном из них адрес места, где сейчас находился, а потом провел его обратной стороной по стене. Бумага, естественно, сразу же стала черной. А он затрусил, пощелкивая шиповками, дальше и взял точно такую же пробу с другого здания. Потом он вернулся к станции метро, спустился вниз и проделал ту же операцию у самого края платформы. Потом аккуратно сложил помеченные бумажки и сунул их в карман. Он изучил карту линий метро и, видимо, сообразив, что с Уолл-стрит в Чемберс ему не попасть, сел в поезд, идущий до Центрального вокзала, пересел на Таймс-сквер на линию номер один и помчался в северном направлении. У Сто шестнадцатой улицы он вышел и вскоре уже трусил рысцой по аллеям колледжа среди толп студентов. Ребята его возраста и всех цветов и оттенков кожи расхаживали по аллейкам, а то и просто стояли группками на месте. Это была довольно мрачная сдержанная толпа. Какой-то молодой человек неожиданно подошел к Хеллеру и спросил:
— Как вы считаете, что мне следует выбрать на следующий семестр?
— Молоко, — ответил Хеллер. — Очень рекомендую.
С видом человека, отлично знающего цель своего маршрута, он шел в толпе, подавляющее большинство которой вроде бы никак не могло решить именно этот вопрос. Хеллер поднялся по широким ступенькам и оказался в зале, где принимались заявления о поступлении и где студентов для начала распределяли по длинным очередям. Регистраторы сидели здесь за беспорядочно расставленными по всему залу столиками, с головой уйдя в лежавшие перед ними бумаги. Хеллер бегло глянул на часы, было уже поздновато. Потом он обвел взглядом длинные очереди. Молодой человек, наверняка взятый канцелярией на подмогу и наверняка из числа студентов, прошел в дверь, неся огромную стопку распечатанных лекционных программ. Хеллер направился прямо к нему и командным флотским голосом спросил:
— Куда вы это тащите?
— Мисс Симмонс, — сказал молодой человек, сразу подчинившись его тону, и кивнул в сторону одной из регистраторш за столиком чуть поодаль.
— Вам следовало бы поторопиться, — сказал Хеллер. — Я возьму у вас это. А вы возвращайтесь и принесите еще.
— Хорошо, сэр, — сказал молодой человек и передал ему бумаги.
Хеллер со всей этой кипой стоял в стороне, пока девушка, которую опрашивала мисс Симмонс, не начала собирать свои вещи, явно намереваясь уходить. Именно в эту минуту Хеллер подошел и положил стопку брошюр на стол мисс Симмонс, а сам уселся на стул рядом, на что очередь не обратила никакого внимания. Он достал свои документы и вручил их мисс Симмонс. Та даже не подняла головы. Это была весьма строгого вида молодая женщина с гладко зачесанными волосами, собранными на макушке в пучок, и в очках с очень толстыми стеклами. Она растерянно пошарила по столу и сказала:
— Да вы ведь не заполнили формуляр на поступление.
— Я просто не знаю, как это делается, — сказал Хеллер.
— О Господи, — устало сказала мисс Симмонс. — Еще один абитуриент, который не умеет ни читать, ни писать.
Она тут же взяла бланк и начала заполнять его, время от времени поглядывая в документы Хеллера. Она писала и писала, а потом спросила:
— Ваш местный адрес, Уистер?
— «Ласковые пальмы», — сказал Хеллер и назвал улицу и номер дома.
Мисс Симмонс вручила ему квитанцию.
— Вы можете внести деньги в кассу прямо сейчас. Но я не думаю, что это особенно поможет вам. Ведь оплата вовсе не гарантирует того, что вы будете зачислены.
— …Вовсе не оправдывает того, что он так долго спит! — Это, несомненно, был голос Малышки Корлеоне!
— Но, Малышка, — сказал Вантаджио, — это не имеет никакого отношения к девочкам. Эти две шишки из ООН истратили на нас половину всех валютных запасов своих стран и того, что им выделила ООН, и нам просто повезло, что он не позволил им здесь поубивать друг друга.
— Вантаджио, ты что, продолжаешь делать вид, что не замечаешь, как я благодарна ему за это?
— О нет, миа капа!
— Вантаджио, неужто ты пытаешься встать на пути к образованию и карьере этого мальчика?
Хеллер в это время отсчитывал свои деньги, медленно перебирая бумажки. Казалось, он заподозрил, что некоторые из бумажек поддельные. Что же касается Вантаджио, то он от возмущения просто потерял, должно быть, дар речи. Наконец пауза кончилась.
— О, миа капа, как вы можете говорить такие ужасные вещи!
— Ты прекрасно знаешь, что образование — важная вещь. Ты что, просто ревнуешь и хочешь, чтобы он превратился в одного из этих подонков?
— О нет, — плачущим голосом возразил Вантаджио.
— В таком случае объясни мне свое поведение. Я буду очень внимательно слушать. Я даже орать не стану на тебя. Я проявлю предельное терпение. Ответь мне для начала на один-единственный вопрос: два дня назад, Вантаджио, я видела в воскресной газете объявление, что со вчерашнего дня Нью-Йоркский университет начинает прием документов. Так вот, Вантаджио, когда я задаю тебе — заметь, без крика, без ругани, а спокойно и вежливо, — очень простой вопрос, зарегистрирован ли мальчик и ходит ли он же на занятия, я получаю идиотский ответ, что, дескать, он поздно встал сегодня.
— Миа капа… — попытался вставить слово Вантаджио.
— Так вот, ты знаешь, я знаю, да и сам Господь Бог отлично знает, что мальчики терпеть не могут ходить в школу, — невозмутимо продолжала Малышка. — Ты знаешь, что их приходится затаскивать туда силком, загонять палкой, Вантаджио. Ты знаешь, что их нужно принуждать учиться. Братья мои, да упокоит Господь их души, сколько порок вытерпели, лишь бы не ходить в школу, так что ты уж не пытайся мне что-то объяснять.
— Миа капа, клянусь…
— Так вот, я хочу получить ответ, Вантаджио, на один-единственный вопрос, если только ты дашь мне сказать хоть словечко: почему ты не использовал свой авторитет и не направил мальчика в нужную сторону? Почему он не выполняет твоих распоряжений? И не пытайся спорить со мной. Ты теперь должен позвонить мне ровно через полчаса и сообщить, что он отправился в школу!
После этого прозвучал резкий щелчок. Это она повесила трубку Хеллер тем временем, по-видимому, решил, что некоторые из банкнот не поддельные только потому, что на них был напечатан портрет Бенджамина Франклина. Он аккуратно уложил деньги. Но ему вовсе не понравились результаты подсчета. Он удрученно покачал головой. Пятнадцать тысяч он сунул в карман, уже и без того набитый Бог знает чем. Потом закрыл и запер свой сейф и уже собрался было покинуть здание «Ласковых пальм», но тут услышал из кабинета
голос Вантаджио:
— Зайди-ка на минутку сюда, парень, ладно?
Хеллер вошел. Брови у Вантаджио были нахмурены. Выглядел он совершенно подавленным. Он жестом пригласил Хеллера садиться, но сам, подобно большинству итальянцев, не сразу приступил к делу. У них это считается невежливым.
— Ну, парень, как идут у тебя дела с девочками? — спросил он, сохраняя самое мрачное выражение лица.
— О, — рассмеялся Хеллер, — управляться с женщинами не представляет особого труда.
— Будь ты на моем посту, ты думал бы совсем иначе, — сказал Вантаджио.
Ага, не зря я чувствовал, что мне удастся кое-что выяснить. Вантаджио просто ревновал. Он явно опасался, что Хеллер займет его место.
— А ведь знаете, — сказал Хеллер, — очень может быть, что вы именно тот человек, с которым мне следовало бы поговорить на эту тему.
— На какую тему? — спросил Вантаджио очень настороженно. Да, что-то явно грызло этого Вантаджио.
— Да, собственно, вопрос довольно простой, — сказал Хеллер. — У меня тут довольно много денег, но я думаю, что мне может понадобиться значительно больше.
— А зачем тебе столько?
— Да видите ли, мне кое-что придется сделать с этой планетой.
— Ты хочешь сказать, что собираешься установить власть над всей планетой? Послушай, парень, тебе никогда не удастся этого сделать, не заработав сначала диплома.
— Да, тут вы совершенно правы, — сказал Хеллер. — Но, кроме того, на такие вещи обязательно бывают нужны деньги. И я хотел спросить вас, не могли бы вы указать мне в этом городе место, где играют на деньга.
Тут уж и Вантаджио не выдержал:
— Играть в азартные игры! Да ты сошел с ума! Мы сами занимаемся кое-чем в этой области, и ты уж поверь мне, парень, что это самый верный способ остаться без последней рубашки! Тут все построено на жульничестве!
Ого, Вантаджио настроен явно против Хеллера. Интересно, только ли ревность тут играет роль?
— Ну ладно, оставим игры, — поспешил согласиться Хеллер.
После этого он достал из кармана «Уолл-стрит джорнел» и раскрыл номер на биржевых известиях.
— Я сообразил, что бумаги эти вы здесь продаете и покупаете, получая прибыль в зависимости от повышения или понижения курса, и что продолжается это изо дня в день.
Вантаджио пренебрежительно отодвинул газету:
— Знаешь, парень, это один из самых верных способов просадить кучу денег.
Чувствовалось, что он злится. Мне пришло в голову, что по крайней мере в данный момент я могу заполучить себе союзника в лице Вантаджио. Он явно был настроен враждебно по отношению к Хеллеру. И я с ходу начал прикидывать, почему так произошло. Хеллер тем временем разворачивал газету на новом месте.
— А что вы скажете насчет этого? Здесь явно имеются большие колебания. На этом тоже можно сыграть.
— Это — товарная биржа, — сказал Вантаджио. — Здесь как раз и лежит самый короткий путь к банкротству.
— Ну а все-таки, каким образом вы их покупаете и продаете? — спросил Хеллер.
— Для этого нужно завести себе брокера. Это относится и к той и к другой бирже.
— А не могли бы вы порекомендовать мне одного из них?
— Это сплошное жулье, — сказал Вантаджио.
Было совершенно ясно, что он настроен решительно против того, чтобы Хеллер занимался делами. Он вообще выглядел очень взволнованным, нервным, я все больше и больше убеждался в том, что за всем этим что-то кроется и что очень может быть, что я сумею превратить его в союзника.
— Но вы знаете такого человека? — спросил Хеллер.
— Да ты можешь просто посмотреть в телефонной книжке. Но я лично не желаю иметь ничего общего с этим делом. И, поверь мне, парень, тебе тоже не следует связываться с ними. Послушай-ка, помнится, ты говорил мне, что собираешься поступать в колледж.
— Совершенно верно, — сказал Хеллер. — Ведь никто не станет даже слушать тебя, если у тебя нет диплома.
— Вот это совершенно верно, — сказал Вантаджио. Но он все равно был какой-то слишком уж напряженный. — Вот именно поэтому я и позвал тебя, парень. А ты знаешь, какой у нас сегодня день? — Хеллер отрицательно покачал головой. — Сегодня у нас второй день приема документов в колледж, а весь прием у них длится всего неделю. У тебя при себе твои бумаги?
— Да, они у меня с собой, — сказал Хеллер, похлопывая по карману. — Но ведь на это у них выделена целая неделя и…
— Ты должен немедленно отправиться туда и срочно подать документы!
— Но если у меня целая неделя…
— Молчать! — резко прервал его Вантаджио. Он сунул руку в ящик письменного стола и достал оттуда книжицу, на обложке которой было написано: «Программа для поступающих в колледж». Чуть сбоку, но уже от руки было написано: «Джованни Меретричи». Смотрика, а я все это время думал, что его зовут Вантаджио. — Итак, какой предмет ты собираешься выбрать себе в качестве основного?
— Ну, я так полагаю, что инженерное дело, — сказал Хеллер.
— А по какой дисциплине ты намерен писать диплом? — требовательным тоном продолжал Вантаджио.
— Ну, если вы дадите мне эту книгу, я хорошенько изучу ее и денька через два…
Чувствовалось, что Вантдяжио уже по-настоящему разозлился. И с чего это он так горячится? Он принялся нервно листать книгу, выискивая и читая вслух названия отдельных предметов.
— Аэронавтика и космическая инженерия? Гражданская инженерия и инженерная механика? Инженерная геология? Ядерная физика и инженерия? А может быть, просто — инженерия?
— Ядерная физика и инженерия, — сказал Хеллер. — Звучит примерно так. Но…
— Тут имеются и названия различных присваиваемых степеней, — перебил его, повысив голос, Вантаджио, — есть бакалавр, магистр, доктор. А специальность как бы прилагается к ученой степени. Ядерная физика и инженерия — звучит вполне солидно. И тем не менее, — сказал Хеллер, — мне все же хотелось бы посмотреть…
— Прекрасно! — воскликнул Вантаджио. — Вот тебе карта Нью-Йоркского университета. Гляди — здесь библиотека и все такое прочее. Тут же и административный корпус, а вот отсюда — вход в него. А вот здесь, смотри на карту, совсем рядом от нас вход в метро. Ты пройдешь пешком до этой станции, спустишься в метро, пересечешь весь город, а вот здесь, у Таймс-сквер, ты сделаешь пересадку на линию номер один. По ней ты и доедешь до университета. Выйдя из метро на Сто шестнадцатой улице, ты направишься пешком вот по этой дороге и прямиком попадешь к административному зданию. И там ты подашь свое заявление! Все понял?
— Ну хорошо. Я, конечно, очень благодарен вам за заботу. Но если впереди у меня еще целая…
Он замолчал, уловив, что сидящий напротив Вантаджио смотрит на него каким-то странным взглядом.
Вантаджио же решил все начать с начала.
— Послушай, парень, тебе случалось когда-нибудь раньше жить какое-то продолжительное время в Нью-Йорке?
— Нет, — ответил Хеллер.
Вантаджио тут же напустил на себя заговорщицкий вид.
— В таком случае ты не можешь знать местных обычаев и правил. Так вот, парень, когда ты попадаешь в незнакомое тебе место, несоблюдение местных законов и обычаев может привести к трагическим последствиям.
— Вы совершенно правы, — сказал Хеллер.
— Так вот, парень, — сказал магистр политических наук, — так уж сложилось, что у нас здесь действует и имеет силу обычай американских индейцев, касающийся спасения человеческой жизни. И, по приоритету, как более древний закон, обычай этот имеет у нас обязательную силу. Известно ли тебе, что, если ты спасаешь человеческую жизнь, человек этот с той поры становится ответственным за тебя?
Я чуть было не поперхнулся. Вантаджио говорил Хеллеру об одном из законов, действующих на планете Земля, но закон этот имел распространение в Китае. И содержание его было совершенно противоположным. В Древнем Китае, согласно данным, полученным нашим Аппаратом, если ты спас человеку жизнь, то на всю
жизнь становился ответственным за этого человека. Поэтому мы всегда самым строжайшим образом наказывали нашим оперативникам ни в коем случае никого не спасать в Китае. Вантаджио воспользовался этими сведениями, чтобы, перевернув их с ног на голову, употребить в свою пользу, и при этом он еще отлично знал, что каждое его слово — чистейшая ложь.
— А вы точно уверены, что это именно так? — спросил Хеллер.
Вантаджио высокомерно и пренебрежительно поглядел на него:
— Естественно, уверен. Ведь как-никак я все же магистр политических наук, не так ли?
— Так, — сказал Хеллер с явным сомнением.
— И ты спас мне жизнь, верно? — не унимался Вантаджио.
— Похоже, что и это так, — сказал Хеллер.
И тут до меня дошло. Вантаджио! Он — маленький человечек, всего пять футов два дюйма ростом. Совсем рядом с его Сицилией лежит Корсика, можно сказать, населенная тем же самым народом. А человек маленького роста, уроженец Корсики — Наполеон, испытывал комплекс неполноценности по отношению к каждому встречному. Вантаджио также страдал от комплекса неполноценности при мысли о внешности Хеллера и его подвигах. Ведь то, что проделал Хеллер, заставляло этого маленького сицилийца корчиться от глубоко скрываемых мук, чувствовать себя ущербным. Уяснив все это, я сделал для себя еще одно открытие: «Вантаджио» — вовсе не имя, данное ему при рождении, это кличка! А на итальянском языке она звучит примерно как «рука, держащая кнут». Вантаджио поднялся, выпрямившись во все свои пять футов и два дюйма, и строго поглядел в глаза сидящему напротив Хеллеру. И надо сказать, что глаза их сейчас оказались почти на одном уровне. И тут только магистр политических наук заговорил о том, что его более всего интересовало.
— Ты спас мне жизнь, — сказал он, — и, следовательно, теперь должен выполнять все, что я тебе прикажу. Вот так будут строиться впредь наши отношения, начиная с этого самого момента.
Хеллер, по-видимому, вынужден был проявить полную покорность.
— Да я и сам вижу, что так оно получается, — сказал он.
Внезапно Вантаджио заулыбался и, по-видимому, приободрился
— Ну вот, будем считать, что это дельце мы окончательно утрясли! Возьми сигару. Хотя нет — я забыл, что тебе еще нельзя курить. Тогда угощайся вот мятными лепешками.
И он подсунул целую коробку их Хеллеру… Хеллер взял лепешку, а Вантаджио, обойдя вокруг стола, ласково похлопал его по плечу.
— Ну вот, мы и расставили все по своим местам. Верно ведь?
— Верно, — согласился Хеллер.
— Итак, ты прямо сейчас садишься на метро и едешь подавать заявление, не откладывая ни на минуту. — Вантаджио сказал это очень радостным тоном. Хеллер молча встал и направился к двери, сопровождаемый Вантаджио, который широко распахнул перед ним дверь и на прощание снова дружески похлопал его по плечу. Когда Хеллер оглянулся, Вантаджио все еще стоял в дверях и махал ему вслед рукой. Да, трудно понять этих сицилийцев. Вот и Вантаджио показался мне человеком, склонным к предательству и беспричинной смене настроений. У меня было достаточно сомнений относительно того, стоит ли относиться к нему с полным доверием и посвящать его в свои планы. И все-таки здесь имелся немалый шанс, что его жгучую ревность и зависть, усиленную комплексом неполноценности, мне удастся обратить себе на пользу.
Глава 7
Я без особого внимания следил за действиями Хеллера, понимая, конечно, что он точно выполнит все указания Вантаджио. Он спустился на станцию метро и там принялся искать в телефонной книге какие-то номера. Я подумал, что, должно быть, он решил сначала созвониться с колледжем.Наконец он сел в поезд. Казалось, что его очень интересовали окружающие люди. В Нью-Йорке стоял жаркий день, а в такую погоду в метро обычно царит жуткая жара и духота. И люди вокруг, естественно, были покрыты потом и вообще выглядели как-то помято и сонно. Я был примерно в таком же состоянии, как и они. Но тут я неожиданно обратил внимание на название промелькнувшей мимо станции — «Двадцать третья улица». Я дождался следующей остановки — «Четырнадцатая улица, Юнион-сквер». Глядите-ка, да ведь он сел не в тот поезд. Он ехал сейчас к центру, а не от него. И вообще не по той линии метро. Сейчас он двигался в сторону Лексингтон-авеню. Я быстро проследил его путь, прогоняя пленку по другому экрану. Оказывается, он сделал пересадку не у Таймс-сквер, а за остановку до этого — у Центрального вокзала! Я еще дальше открутил пленку и дошел до того места, когда он высматривал чей-то номер в телефонной книге. Он раскрыл ее на страницах желтого цвета и просматривал раздел «Брокерские конторы». Палец его остановился на адресе: «Ассоциация Шорт, Скиддер и Лонг», Уолл-стрит № 81 1/2».
Значит, он все же решил настоять на своем. Ага, так очень может быть, что я не зря строил планы относительно Вантаджио. Очень может быть, что мне удастся набрать побольше таких случаев, когда Хеллер действует вопреки его приказам, и тогда Вантаджио в отместку разрешит мне пробраться в его комнату. Очень живо, как в воплотившемся наяву счастливом сне, мне предстала картина улыбающегося Вантаджио, который широким жестом предлагает мне войти и говорит: «Да, офицер Грис. Чувствуйте здесь себя как дома. Можете перерыть тут все на свете. Я даже пришлю сюда слугу, чтобы он оказал вам содействие в поисках трафарета. Так этому молодому наглецу и надо, вы согласны со мной, офицер Грис?» Да, это был дивный сон наяву!
Но пока что вернемся к прозаической реальности. Хеллер, в сдвинутой на затылок красной бейсбольной шапочке и в бейсбольных же шиповках, трусил рысцой по тротуару, изредка поглядывая на номера домов. Отыскав дом номер восемьдесят один с половиной по Уолл-стрит, он скоро уже стоял у стойки брокерской конторы «Шорт, Скиддер и Лонг». Кругом были развешаны черные доски с выписанным на них мелом текущим курсом акций. Слышалось мерное постукивание телетайпов. Девица на секунду перестала жевать жевательную резинку и подняла на него глаза.
— Да? — поинтересовалась она.
— Мне нужно повидаться с кем-нибудь по поводу покупки акций, — сказал Хеллер.
— Открыть новый счет? Обратитесь к мистеру Арбитражу. Он сидит в третьей комнате.
Мистер Арбитраж оказался сухощавым, безукоризненно одетым человеком. Он не подумал даже подняться со своего места за письменным столом при появлении клиента и посмотрел на Хеллера так, будто тот был протухшей рыбой, которую кто-то неожиданно швырнул в дверь его кабинета.
— Ваше удостоверение попрошу, — сказал мистер Арбитраж, как бы следуя давно заведенному порядку.
Хеллер, однако, не был обескуражен столь откровенно холодным приемом. Он уселся в кресло, стоявшее перед столом, достал из кармана водительское удостоверение на фамилию Уистера и карточку социального страхования. Мистер Арбитраж поглядел на документы, а потом — снова на Хеллера.
— Полагаю, что не имеет смысла спрашивать у вас, кто поручится за вашу кредитоспособность, — сказал он.
— А что это такое? — спросил Хеллер.
— Дорогой мой юноша, если это задание, порученное вам в вашей школе, то скажите им, что у меня нет времени для просвещения молодежи. Это все оплачивается изымаемыми у нас налогами. Выход в ту же дверь, в которую вы входили.
— Погодите, — сказал Хеллер. — У меня ведь есть деньги.
— Дорогой мой молодой человек, не надо разыгрывать комедий.
Мое время для этого слишком ценно, а кроме того, у меня назначен завтрак с главой финансовой корпорации Моргана. Выход…
— Но почему? — не унимался Хеллер. — Почему я не могу приобрести акции?
Мистер Арбитраж шумно вздохнул:
— Дорогой мой молодой человек, для того чтобы иметь дело с акциями, вам пришлось бы открыть текущий счет. А для этого необходимо, чтобы вы достигли определенного возраста. По правилам, действующим в нашей фирме, такой возраст — от двадцати одного года и выше. А для того чтобы открыть счет, вы должны обзавестись поручителем. Таковых у вас, естественно, нет. Я мог бы порекомендовать вам при следующем визите прийти сюда в сопровождении родителей. Вас это устроит? А пока — до свидания.
— Но мои родители находятся в мире ином, их нет на Земле, — сказал Хеллер.
— Примите в таком случае мои глубокие соболезнования. Тем более вам следовало бы повнимательнее прислушаться к моим словам о том, что вам в любом случае надлежит найти человека, старше двадцати одного года, который мог бы поручиться за вас, а уж потом обращаться в нашу фирму. А теперь, прошу вас, давайте поскорее раскланяемся.
— И такие ограничения существуют во всех брокерских конторах?
— Мой дорогой юноша, заверяю вас, что абсолютно все фирмы захлопнут дверь перед вашим носом и сделают это наверняка в более грубой форме, чем я. А теперь идите, молодой человек, до свидания, юный сэр. До свидания, до свидания, до свидания! — И он поднялся из-за стола, прихватил свой котелок и отправился на ленч.
Хеллер вышел на улицу. Начинался обеденный перерыв и целая толпа служащих вывалила одновременно на улицу — обеденный перерыв на Уолл-стрит всегда напоминает грозный народный бунт в самом разгаре. Погруженный в глубокие раздумья, Хеллер купил с уличного лотка горячую сосиску с булочкой и стакан апельсинового сока. Он заметил, что мистер Арбитраж воспользовался точно таким же меню чуть дальше по улице. Хеллер внимательно осмотрел высившиеся по сторонам огромные и холодные дома-башни, протекающую у их подножия разгоряченную и вспотевшую толпу. Он проверил налет грязи, которая в результате выхлопов и других загрязнений воздуха осела на стенах этих домов. Казалось, его занимало сейчас только это. Он даже вырвал несколько страничек из своего блокнота, написал на одном из них адрес места, где сейчас находился, а потом провел его обратной стороной по стене. Бумага, естественно, сразу же стала черной. А он затрусил, пощелкивая шиповками, дальше и взял точно такую же пробу с другого здания. Потом он вернулся к станции метро, спустился вниз и проделал ту же операцию у самого края платформы. Потом аккуратно сложил помеченные бумажки и сунул их в карман. Он изучил карту линий метро и, видимо, сообразив, что с Уолл-стрит в Чемберс ему не попасть, сел в поезд, идущий до Центрального вокзала, пересел на Таймс-сквер на линию номер один и помчался в северном направлении. У Сто шестнадцатой улицы он вышел и вскоре уже трусил рысцой по аллеям колледжа среди толп студентов. Ребята его возраста и всех цветов и оттенков кожи расхаживали по аллейкам, а то и просто стояли группками на месте. Это была довольно мрачная сдержанная толпа. Какой-то молодой человек неожиданно подошел к Хеллеру и спросил:
— Как вы считаете, что мне следует выбрать на следующий семестр?
— Молоко, — ответил Хеллер. — Очень рекомендую.
С видом человека, отлично знающего цель своего маршрута, он шел в толпе, подавляющее большинство которой вроде бы никак не могло решить именно этот вопрос. Хеллер поднялся по широким ступенькам и оказался в зале, где принимались заявления о поступлении и где студентов для начала распределяли по длинным очередям. Регистраторы сидели здесь за беспорядочно расставленными по всему залу столиками, с головой уйдя в лежавшие перед ними бумаги. Хеллер бегло глянул на часы, было уже поздновато. Потом он обвел взглядом длинные очереди. Молодой человек, наверняка взятый канцелярией на подмогу и наверняка из числа студентов, прошел в дверь, неся огромную стопку распечатанных лекционных программ. Хеллер направился прямо к нему и командным флотским голосом спросил:
— Куда вы это тащите?
— Мисс Симмонс, — сказал молодой человек, сразу подчинившись его тону, и кивнул в сторону одной из регистраторш за столиком чуть поодаль.
— Вам следовало бы поторопиться, — сказал Хеллер. — Я возьму у вас это. А вы возвращайтесь и принесите еще.
— Хорошо, сэр, — сказал молодой человек и передал ему бумаги.
Хеллер со всей этой кипой стоял в стороне, пока девушка, которую опрашивала мисс Симмонс, не начала собирать свои вещи, явно намереваясь уходить. Именно в эту минуту Хеллер подошел и положил стопку брошюр на стол мисс Симмонс, а сам уселся на стул рядом, на что очередь не обратила никакого внимания. Он достал свои документы и вручил их мисс Симмонс. Та даже не подняла головы. Это была весьма строгого вида молодая женщина с гладко зачесанными волосами, собранными на макушке в пучок, и в очках с очень толстыми стеклами. Она растерянно пошарила по столу и сказала:
— Да вы ведь не заполнили формуляр на поступление.
— Я просто не знаю, как это делается, — сказал Хеллер.
— О Господи, — устало сказала мисс Симмонс. — Еще один абитуриент, который не умеет ни читать, ни писать.
Она тут же взяла бланк и начала заполнять его, время от времени поглядывая в документы Хеллера. Она писала и писала, а потом спросила:
— Ваш местный адрес, Уистер?
— «Ласковые пальмы», — сказал Хеллер и назвал улицу и номер дома.
Мисс Симмонс вручила ему квитанцию.
— Вы можете внести деньги в кассу прямо сейчас. Но я не думаю, что это особенно поможет вам. Ведь оплата вовсе не гарантирует того, что вы будете зачислены.