Страница:
– Мошки, – заметила Эмбер. И отогнала их.
– Спасибо.
– Так мы договорились? – Она протянула руку. Пухл взял ее. На какое-то мгновение он решил было повалить Эмбер и трахнуть прямо тут, но передумал. Ебать холодный мешок грязи – приятного мало, даже если этот мешок выглядит как кинозвезда. Он подумал: черт, проститутки хоть ведут себя так, будто им нравится.
– А какие ж тебе тогда парни по душе? – спросил он. – Твой-то дружок тоже не ахти какой вежливый.
– Иногда он перебарщивает, – сказала Эмбер.
– А чего ж ты с ним? Никак богатый?
– У него все в порядке. – Большая жирная ложь.
– Спорим, я побогаче буду, – заявил Пухл.
– Ну да, конечно.
– А насчет четырнадцати миллионов чертовых долларов что скажешь?
Фонарь выключился. В темноте он услышал слова Эмбер:
– Врешь. – Запах ее духов стал сильнее, будто она шагнула ближе.
– Нет, не вру. Четырнадцать миллионов.
– Расскажи-ка мне о них.
Между проплывающими облаками появился просвет, и несколько мгновений Пухл видел ее глаза в свете звезд. Он будто рывком вернулся в жизнь – рука с клешней сама собою поползла к паху.
Эмбер сказала:
– Может, прогуляемся завтра. Только ты и я.
– Я за. – От возбуждения у него закружилась голова. Потом Эмбер заговорила шепотом:
– Да, у меня есть для тебя кое-что. – Она взяла его неповрежденную руку – прижатую к боку, – нежно раскрыла ладонь и положила в нее что-то мягкое.
Даже в темноте Пухл понял, что это.
Ее оранжевые форменные шорты.
– Маленький символ нашей дружбы, – сказала она.
Двадцать один
Двадцать два
– Спасибо.
– Так мы договорились? – Она протянула руку. Пухл взял ее. На какое-то мгновение он решил было повалить Эмбер и трахнуть прямо тут, но передумал. Ебать холодный мешок грязи – приятного мало, даже если этот мешок выглядит как кинозвезда. Он подумал: черт, проститутки хоть ведут себя так, будто им нравится.
– А какие ж тебе тогда парни по душе? – спросил он. – Твой-то дружок тоже не ахти какой вежливый.
– Иногда он перебарщивает, – сказала Эмбер.
– А чего ж ты с ним? Никак богатый?
– У него все в порядке. – Большая жирная ложь.
– Спорим, я побогаче буду, – заявил Пухл.
– Ну да, конечно.
– А насчет четырнадцати миллионов чертовых долларов что скажешь?
Фонарь выключился. В темноте он услышал слова Эмбер:
– Врешь. – Запах ее духов стал сильнее, будто она шагнула ближе.
– Нет, не вру. Четырнадцать миллионов.
– Расскажи-ка мне о них.
Между проплывающими облаками появился просвет, и несколько мгновений Пухл видел ее глаза в свете звезд. Он будто рывком вернулся в жизнь – рука с клешней сама собою поползла к паху.
Эмбер сказала:
– Может, прогуляемся завтра. Только ты и я.
– Я за. – От возбуждения у него закружилась голова. Потом Эмбер заговорила шепотом:
– Да, у меня есть для тебя кое-что. – Она взяла его неповрежденную руку – прижатую к боку, – нежно раскрыла ладонь и положила в нее что-то мягкое.
Даже в темноте Пухл понял, что это.
Ее оранжевые форменные шорты.
– Маленький символ нашей дружбы, – сказала она.
Двадцать один
После полуночи зарядил холодный дождь, шлепавший по листьям. Бодеан Геззер свернулся у шипящих углей, где и отрубился в изнеможении. Пухл растянулся на кокпите «Настояшшей любфи». К груди он прижимал форменные шорты Эмбер, пивную бутылку и тюбик полиуретанового корабельного клея, на который наткнулся, шаря под настилом. Он отгрыз пластиковый ниппель и сунул клей в бумажный пакет из магазина, оставив место для головы. Эмбер подумала, что шторм Пухла вряд ли разбудит – тот храпел как паровоз.
Фингал стоял на страже, мокрый и несчастный. Эмбер развернула брезент и растянула его на мангровых ветках как навес. Вытащила Фингала из-под дождя со словами:
– Помереть собрался?
– Нет, мне нельзя садиться.
– Не смеши.
– Но полковник выставил меня охранять.
– Полковник спит без задних ног. Расслабься. Что это у тебя за ружье? Уродливое какое.
– «ТЕК-9», – сказал Фингал.
– Мне его даже в руки было бы страшно взять.
– Ерунда.
– Уж точно покруче отвертки.
– Мне больше «АР-15» нравится, – ответил Фингал. Ветер рвал края брезента. – Боже, погода – отстой. Слышишь?
– Это просто волны.
– Надеюсь. – За деревьями был различим силуэт лодки у кромки воды. Пухл бросил якорь в узенькой протоке, шедшей вдоль берега. – Типа, видимость нулевая, – заметил Фингал.
Эмбер мигнула фонарем ему в лицо.
– Просто на всякий случай, – сказала она.
– Только не говори мне, что собираешься сбежать.
Она опустошенно засмеялась:
– Куда?
– Мне тебя придется остановить. Это мой приказ.
Эмбер вздохнула:
– Я никуда не собираюсь. Расскажи мне о деньгах.
Фингал ненадолго замолчал. Потом ему показалось, что он услышал вертолет.
– У натовских отрядов «Черные ястребы». Выстроены на берегу острова Андрос, так полковник Бод говорит.
Вода стекала с брезента на покрывала. Эмбер ответила:
– Никаких вертолетов сегодня ночью не будет, ясно? Не в этот сраный шторм. Может, подводные лодки, но точно не вертолеты.
– По-твоему, это смешно?
– О да! Когда тебя похищают – просто со смеху лопнуть можно.
– Чего хотел Пухл? Ну раньше, когда вы двое в лес ушли? – спросил Фингал.
– А ты как думаешь?
– Он же ничего такого не пытался, а?
Почему же, пытался. Пытался сказать мне, что он миллионер.
– Братство, он имел в виду.
– Нет. Он лично.
– Вряд ли. – Фингал встревожился.
– Четырнадцать миллионов долларов, как он сообщил. Те же самые деньги, что ты помог украсть, верно? – Эмбер толкнула его руку. – Ну?
Фингал снова отвернулся к лодке.
– Он взял твои штаны? Он сказал, что взял твои штаны. Ну, те, оранжевые.
– Он ничего не брал. Я сама отдала ему эти дурацкие шорты. – Эмбер направила свет ему в лицо. – Не волнуйся, все в порядке.
– Так я и поверил.
– Я большая девочка.
– Нуда, только он чокнутый, – сказал Фингал.
Холодные капли одна за другой плюхнулись Эмбер на лоб. Подняв голову, она заметила выпяченный лоснящийся пузырь на поверхности брезента, там, где сверху скопилась вода.
Она сказала Фингалу:
– Осторожно, на твой «Текс» капает, – направляя свет на оружие.
– ТЕК, а не ТЕКС. – Он протер толстый ствол рукавом.
– Все еще беспокоишься о вертолетах?
– Не-а.
– О деньгах?
– Точно. – Он насмешливо шмыгнул носом.
– Откуда вы, ребята, столько взяли? Форт-Нокс грабанули, или что?
– А билет лотерейный – не хочешь?
– Шутишь?
– Это было несложно.
– Ну так расскажи мне, – попросила Эмбер.
И Фингал рассказал.
Том Кроум не мог заснуть в бушующий шторм. На ветру раскачивались тени, а без огня стало холодно. Они с Джолейн забрались под парусину лодки, по натянутой ткани стучали капли дождя.
– Я мерзну, – сказала Джолейн.
– Это еще что.
Джолейн энергично потерла руки о джинсовые колени.
Том заметил:
– Невероятно. Весь день было солнечно.
– Флорида, – отозвалась она.
– Тебе нравится здесь, на юге?
– Мне нравится то, что осталось.
– Была когда-нибудь на Аляске?
– Не-а. У них там черные ребята есть?
– Не уверен. Давай я проверю и скажу.
Они достали морскую карту и попытались вычислить, где находятся. Том предполагал, что на одном из трех островков посреди Флоридского залива – Калуза, Спай или Перл. Точнее не скажешь, пока не рассветет и не проявится горизонт.
– В принципе, это не важно. Они все необитаемы, – сказал Том.
Джолейн слегка толкнула его локтем. На корму «Китобоя» царственно села крупная длинношеяя птица. Подняла голову и внимательно посмотрела на них яркими желтыми глазами. Дождевые капли стекали с кончика ее копьевидного клюва.
– Большая голубая цапля, – прошептала Джолейн.
Птица действительно была бесподобна. Том негромко сказал:
– Эй, приятель! Как дела?
Цапля взлетела к кронам деревьев, хрипло вопя и каркая.
– Он испугался. Мы, наверное, на его территории, – объяснила Джолейн.
– Да – или его что-то спугнуло.
Они прислушались к движению среди мангровых деревьев. Дробовик лежал под парусиной у ног Джолейн.
– Ничего не слышу, – пожала плечами она.
– Я тоже.
– Эти красавцы все же не совсем зеленые береты. Вряд ли будут разведывать что-то украдкой в такую погоду.
– Ты права.
Чтобы убить время до рассвета, они сравнили свои планы на будущее. Он рассказал ей о намерении переехать на Аляску и написать роман о человеке, с которым не хотела разводиться жена, что бы он ни делал. Джолейн сказала, что начало ей нравится.
– Может получиться очень смешно.
– Я задумывал не смешно, – заметил Том.
– О…
– У меня на уме тона потемнее.
– Понимаю. Скорее Чивер, чем Рот [37].
– Ни тот ни другой. Я подумывал о Стивене Кинге.
– Ужастик?
– Именно. «Отчуждение». Что скажешь?
– Жуть.
Она рассказала ему об идее создать из Симмонсова леса природный заповедник. Она собиралась поговорить с юристом о внесении участка в документы как земли, предоставленной землевладельцем для общественного пользования, чтобы лес никогда не застраивали.
– Даже после моей смерти, – уточнила она. – Это остановит жадных паразитов.
– Останешься в Грейндже.
– Посмотрим.
– На что?
– На то, есть ли на Аляске черные ребята. Много не надо – вполне хватит одного, если это Лютер Вандросс [38].
– Высоко метишь, нечего сказать, – сказал Том.
– Эй, я напрашиваюсь, если ты не заметил.
Интересно, подумал Том, она не шутит? Похоже на то.
– Том, попробуй себя контролировать.
– Я подумал, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. – Он обвил ее рукой.
– Ты серьезно?
– Как раз собирался тебя об этом спросить.
– Допустим, да. Допустим, мы оба серьезно, – кивнула Джолейн. – Но что, если мы не найдем билет? Если окажемся без гроша и в полной заднице?
– Все равно поедем. Не хочешь увидеть гризли, пока они все не вымерли?
Джолейн с удовольствием думала о диких северных местах, но ее интересовало, сколько там гопников. Аляска славилась неотесанными обывателями почти так же, как своей природой.
– А еще я читал, там полным-полно орлов, – сказал Том.
– Это, наверное, нечто.
Она уснула, положив голову ему на плечо. Он по-прежнему не спал, прислушиваясь, не идут ли незваные гости. Свободной рукой придвинул «ремингтон» поближе. От холодных порывов ветра Кроум содрогался. Шестьдесят три градуса [39], подумал он, а я уже промерз до костей. Может, стоит еще пересмотреть план с Кадьяком. К тому же у него создалось впечатление, что Джолейн не обескуражила его идея романа о разводе. Ему показалось, она ему подыгрывает.
Он лениво обдумывал сюжет и вдруг вздрогнул: позади захлопало – возвратилась величавая цапля. На этот раз она стояла на носу лодки. Том Кроум отдал ей честь. Птица не обратила внимания – в ее клюве извивалась серебристая рыбешка.
Отличная работа, подумал Кроум, особенно в ливень.
Потом цапля повела себя неожиданным образом. Она выпустила рыбу, рикошетом отскочившую от скользкой палубы, и приземлилась на травянистый берег. Птица даже не пошевелилась, чтобы вернуть свою пищу. Вместо этого она застыла железным флюгером – змеиная шея вытянута, голова поднята.
Ой-е, сказал себе Кроум. Что же она слышит?
Долго ждать ему не пришлось. Между очередями выстрелов и женским криком большая цапля взмахнула крыльями и взмыла в воздух. На этот раз она летела прочь от острова, несмотря на шквал, и на этот раз она не кричала.
Эмбер никогда раньше не видела, как стреляют.
Ей, конечно, уже доводилось это слышать – любому, кто жил в округе Дейд, был знаком треск полуавтоматики. И все же Эмбер никогда взаправду не видела синей вспышки пламени из оружейного дула, до того как Фингал начал буянить с «ТЕК-9». Ее крик был непроизвольным, но поднимал волосы дыбом, точно серпом кромсая оцепенение Бодеана Геззера и Пухла. Изрытая проклятия, они с мутными глазами ввалились на поляну – сначала Бод, размахивая «бе-реттой»-380, украденной у водителя-колумбийца, потом об-долбанный Пухл в обвисшем белье и с кольтом.
Фингал встретил их на краю просеки:
– Я кого-то видел! Я видел! – Он излучал неуверенность и стыд.
Бод отнял «ТЕК-9» и повернулся к Эмбер:
– Говори правду, черт тебя дери.
– Там что-то было. Я слышала.
– Человек? Живое?
– Не знаю – слишком темно.
Пухл изрек:
– Невероятно, бля! – и выкашлял нечто, приземлившееся у ног Фингала.
Мальчишка знал, что влип. После первого фиаско с трейлером полковник прочитал ему суровую лекцию о растрате патронов.
– Это был человек, – продолжал бормотать Фингал. – Выглядел как ниггер, мелкий такой.
Бод Геззер нетерпеливо потянулся за фонариком. Эмбер передала. Он приказал всем оставаться на месте и прокрался к деревьям. Десять минут спустя он вернулся, чтобы сообщить: никаких признаков злоумышленников не обнаружено – негров или кого угодно.
– Ну ясное дело, – раздраженно рявкнул Пухл. С изрядными трудностями – результатом отвращения и опьянения, – он пытался запихнуть ноги и руки в камуфляжный комплект Бода. Его собственная одежда промокла, и задница мерзла в одних трусах.
Эмбер видела, что положение Фингала пошатнулось, и постаралась помочь:
– Оно еще как шумело. Прямо там, – и показала туда, куда стрелял Фингал.
– Да уж, не сомневаюсь, – буркнул Бод Геззер. Из кармана парки он извлек окровавленный клочок бурого меха. – Снял это с листьев.
Эмбер отклонила предложение осмотреть улику. Фингал съежился от смущения.
– Ты застрелил убогого дряхлого зайчишку, – объявил Пухл с усмешкой. – Или можт, мышь-убийцу.
Эмбер встала. Пухл спросил, куда она пошла.
– Вздремнуть. Что-то имеешь против? – Она прошла к навесу и легла под брезент.
– Да у нас тут герлскаут. Палатку себе устроила, – сказал Пухл.
Бод приказал Фингалу уйти в лодку.
– Мне нужно поговорить с майором Пухлом наедине.
– Не зови меня так, – нахмурился Пухл.
Камуфляж на нем смотрелся абсурдно – рукава на шесть дюймов короче, зад почти вываливался из брюк. И все же до серьезного негодования было далеко – Пухл все еще был под кайфом от клея, – поэтому он заявил, что вымотался, и направился к навесу, дабы присоединиться к девушке своей мечты.
Бод преградил ему путь:
– Не сейчас. – И потом, шепотом: – Билеты у тебя, да?
– Да. Приблизительно. – Пухл осторожно ощупал нос, который изнутри был точно обварен. – Кажись, они в лодке остались.
– Кажись? – Бод отвернулся и окликнул Фингала: – Эй, сержант, планы поменялись! – Прошел к брезенту. – Идешь сюда и спишь здесь. Мы с Пухлом будем охранять.
Фингал бессловесно сделал, как было велено. Вытянулся рядом с Эмбер, чьи прекрасные глаза были закрыты. Ветер ощутимо стих, и дождь ослабел до случайной измороси, шуршавшей по непромокаемой ткани. Фингал уже наполовину дремал, когда вдруг услышал голос Эмбер:
– Все будет хорошо.
– Мне так не кажется.
– Не стоит себя недооценивать.
Трудно было озадачить Фингала сильнее.
Они дождались, когда пацан и официантка уснули, и только потом проверили «Настояшшую любоффь». Лотерейные билеты в целости и сохранности лежали в панели. Бодеан Геззер вернул драгоценный презерватив в свой бумажник. Пухл свернул другой билет, ворованный, и засунул его в пустое пулевое гнездо своего револьвера. И глупо заржал, дивясь своей сообразительности.
– Бум-бум, – сказал он.
Бода воодушевил вид Пухла в камуфляже, пусть даже и не по размеру. По крайней мере, они наконец одеты как честная милиция – Бод, Пухл, Эмбер и Фингал.
Фингал, боже всемогущий…
Им снова повезло. Благодаря ненастной погоде никто, похоже, не услышал ни безответственной пальбы мальчишки, ни женского крика. На острове не показалось никаких самолетов или лодок, выясняющих, что случилось. Тайное местоположение группы осталось в безопасности – пока.
– Тупой распиздяй, он нас убьет когда-нибудь, – сказал Бод.
– Точно.
– Избавиться от него надо, вот что.
– Я только за.
Они пришли к выводу, что Фингал изжил свою полезность для Истых Чистых Арийцев. Несмотря на то что пацан честно прикрыл их аферу с билетом и доставил Эмбер в Групер-Крик, как и было велено, он представляет риск для их безопасности. И то, что он уложит одного из них наповал по ошибке, – только вопрос времени.
– Или даже девчонку, – сказал Пухл, хотя по правде его больше беспокоило то, что Фингал может попытаться затащить Эмбер в постель, а не то, что он может ее пристрелить. Она, ясное дело, не будет спать с прыщавым скинхедом, однако защищала пацана и обхаживала. Пухлу это нисколько не нравилось.
Он сказал:
– Вышвырнем его, он, по ходу, предать нас может. Может, грохнем его, а?
Бод категорически отказался:
– Я никогда не смогу застрелить белого христианина, ничего не могу с этим поделать.
– Тогда давай откупимся от говнюка.
– Сколько?
– Не знаю. Штука? – Пары клея всегда делали Пухла щедрым.
Бод Геззер произнес:
– Никак шутишь?
Тысяча долларов – сущая ерунда по сравнению с 28 миллионами, но все равно многовато для недоумка. К тому же Бод все еще подозревал Фингала в потенциальной утечке информации. А вдруг мальчишка тайно работает на «Черный прилив»? А вдруг эти дикие шалости со стрельбой были специально и на самом деле он использовал оружие, чтобы подать знак неграм? У Бода не было доказательств, но сомнения изводили его, как чесотка.
Он сказал:
– А если так: тысяча баксов за вычетом стоимости новой задней боковины для моего пикапа? С учетом тех дыр, что он прострелил.
– По-мойму, справедливо. Скажем ему, что получит свои деньги, как только мы получим свои, – заявил Пухл. – Если будет держать язык за зубами.
Решено было первым делом с утра сообщить Фингалу об увольнении. Пухл отвезет его на моторке до Приморского шоссе, где тот сможет поймать тачку до Хомстеда и вернуться к своей машине.
– А я тем временем нам еще пива надыбаю, – заключил Пухл.
– И сигарет. И льда.
– И соуса «A1» для моей яичницы.
Бод Геззер сказал:
– Я лучше список составлю.
– Валяй, составь.
Пухл извлек продуктовый пакет с тюбиком корабельного клея. Выдавил влажную загогулину и предложил Боду приложиться – тот отказался. Пухл зарылся лицом в пакет и начал неистово вдыхать испарения.
– Полегче там, – сказал Бод.
Пухл закашлялся. На глазе у него была резиновая нашлепка, а из руки торчала гниющая крабовая клешня, но он все равно чувствовал себя охуительно! Его нисколечко не волновал «Черный прилив» или Трех-бля-стороннее соглашение, нет, сэээр. Никто не найдет их здесь, на этом далеком острове, даже хитрющие негры. И удолбаться сегодня вечером было в самый раз – ведь они с Бодом белые, свободные, хорошо вооруженные и что лучше всего – они м-мил-лионеры, черт возьми!
– Прикинь, а! – хрипло ликовал Пухл.
Бод не стал напоминать, что лотерейная выручка должна пойти исключительно на формирование отряда. Для этой беседы найдется время получше.
– Малышка Эмбер, – ворковал Пухл. – Ты б видел ее лицо, когда я ей про деньги сказал. Сразу ни с того ни с сего захотела завтра прогуляться по лесу, чтоб только я и она.
– Бля! – опешил Бод. Он должен был это предусмотреть! – Так что? Ты ей сказал?
– Только что я четырнадцать миллионов баксов стою. И надо сказать, это ее мнение обо мне поменяло.
То же самое сделала бы ванна, подумал Бод.
– Как она на меня посмотрела, – мечтательно продолжал Пухл, – будто мяч для гольфа из садового шланга могла бы высосать.
– Ты с ней поосторожнее болтай, ясно?
Пухл, икнув, сунул бумажный пакет ему в лицо.
– Выкинь это дерьмо! – взорвался Бод. – И слушай сюда: девка хороша, но всему свое время и место. Сейчас мы сражаемся за сердце и душу Америки!
Пухл зашипел, будто спустившая покрышка.
– Хилтон-Хед [40], – эйфорически проскрежетал он.
– Что?
– Хочу купить нам с Эмбер кооперативный домик в Хилтон-Хед. Это ж тоже остров, а наш по сравнению с ним – полный отстой.
– Ты серьезно?
Но потом, когда Пухл отключился, Бод Геззер поймал себя на том, что его греет фантазия напарника. Прогуливаться по солнечному каролинскому пляжу с полуобнаженной девочкой «Ухарей» под руку – намного привлекательнее, чем делить холодный бетонный дот с толпой волосатых белых мужиков в Айдахо.
Бод поневоле размышлял, как относилась бы к нему Эмбер, узнай она, что он тоже вот-вот станет большой шишкой.
Когда Джолейн проснулась, Том Кроум созерцал дробовик у себя на коленях. Лишь тогда она поняла, что крики ей не приснились.
– Что ты там видишь? – тихо спросила она. – Милый, не забывай о предохранителе.
– Он на предохранителе. – Кроум покосился на ствол, чего-то выжидая. – Слышала выстрелы?
– Сколько?
– Пять или шесть. Как из автомата.
Джолейн подумала – а вдруг гопники застрелили официантку? Или может, они уложили друг друга, сражаясь за официантку.
Если, конечно, не официантка порешила их всех. Только не это, пока я не верну свой билет, подумала Джолейн.
– Слушай! – сказал Том.
Плечи его напряглись, палец лег на курок
Джолейн тоже услышала – по лесу кто-то бежал.
– Стоп, оно маленькое. – Она коснулась локтя Тома. – Не стреляй.
Хруст приблизился, метнулся в сторону. Кроум пошел на шум с «ремингтоном» наперевес. Движение прекратилось за старым платаном.
Джолейн схватила фонарик и выбралась из-под импровизированного одеяла.
– Не застрели меня ненароком. Я с ночью почти одного цвета.
Разве ее остановишь? Том опустил ружье и смотрел, как она осторожно подкралась к дереву. Ее встретили загадочные пронзительные крики, перешедшие в низкий рык. Том покрылся гусиной кожей.
Он услышал, как Джолейн говорит:
– А теперь успокойся, будь умницей. – Словно разговаривала с ребенком.
Она вернулась, держа на руках небольшого енота. На груди трикотажной рубашки расплывалось пятно крови – переднюю лапу зверька задело пулей.
– Уроды! – в сердцах бросила Джолейн. Включив фонарик, показала Тому, что случилось. Когда она прикоснулась к еноту, тот зарычал и оскалил зубы. Кроум подумал, что зверь достаточно вооружен, чтобы перегрызть ему горло.
– Джолейн…
– Принеси аптечку, пожалуйста.
Она купила дешевый набор первой помощи в гастрономе перед прокатом моторки.
– Смотри, укусит, – заметил Том. – Нас обоих укусит.
– Она просто напугана, только и всего. Она утихомирится.
– Она?
– Будь добр, найди бинты.
Они обрабатывали лапу енота почти до рассвета. Их обоих укусили.
Джолейн просияла, когда зверек, злобно ворча, кинулся прочь. Том, перевязывая прокушенный палец, буркнул:
– А если у нее бешенство?
– Тогда найдем кого-нибудь и загрызем, – ответила Джолейн. – Есть у меня на примете подходящие ребята.
Они попытались снова развести огонь, но дождь зарядил еще сильнее, чем прежде, хоть и не такой холодный. Торопливо спрятавшись под лодочным навесом, они постарались укрыть от влаги еду и патроны. Вскоре ливень прекратился, влажная сине-серая темнота неба начала светлеть. Джолейн легла и выполнила две сотни своих упражнений, а Том держал ее лодыжки. Восточный край неба порозовел и зазолотился в преддверье солнца. Они перекусили кукурузными чипсами и батончиками гранолы – все было соленое. С рассветом они переправили «Китобоя» из-под мангров на открытую отмель – облегчили себе путь к отступлению. В лагере собрали все необходимое и двинулись на другой конец острова.
Фингал стоял на страже, мокрый и несчастный. Эмбер развернула брезент и растянула его на мангровых ветках как навес. Вытащила Фингала из-под дождя со словами:
– Помереть собрался?
– Нет, мне нельзя садиться.
– Не смеши.
– Но полковник выставил меня охранять.
– Полковник спит без задних ног. Расслабься. Что это у тебя за ружье? Уродливое какое.
– «ТЕК-9», – сказал Фингал.
– Мне его даже в руки было бы страшно взять.
– Ерунда.
– Уж точно покруче отвертки.
– Мне больше «АР-15» нравится, – ответил Фингал. Ветер рвал края брезента. – Боже, погода – отстой. Слышишь?
– Это просто волны.
– Надеюсь. – За деревьями был различим силуэт лодки у кромки воды. Пухл бросил якорь в узенькой протоке, шедшей вдоль берега. – Типа, видимость нулевая, – заметил Фингал.
Эмбер мигнула фонарем ему в лицо.
– Просто на всякий случай, – сказала она.
– Только не говори мне, что собираешься сбежать.
Она опустошенно засмеялась:
– Куда?
– Мне тебя придется остановить. Это мой приказ.
Эмбер вздохнула:
– Я никуда не собираюсь. Расскажи мне о деньгах.
Фингал ненадолго замолчал. Потом ему показалось, что он услышал вертолет.
– У натовских отрядов «Черные ястребы». Выстроены на берегу острова Андрос, так полковник Бод говорит.
Вода стекала с брезента на покрывала. Эмбер ответила:
– Никаких вертолетов сегодня ночью не будет, ясно? Не в этот сраный шторм. Может, подводные лодки, но точно не вертолеты.
– По-твоему, это смешно?
– О да! Когда тебя похищают – просто со смеху лопнуть можно.
– Чего хотел Пухл? Ну раньше, когда вы двое в лес ушли? – спросил Фингал.
– А ты как думаешь?
– Он же ничего такого не пытался, а?
Почему же, пытался. Пытался сказать мне, что он миллионер.
– Братство, он имел в виду.
– Нет. Он лично.
– Вряд ли. – Фингал встревожился.
– Четырнадцать миллионов долларов, как он сообщил. Те же самые деньги, что ты помог украсть, верно? – Эмбер толкнула его руку. – Ну?
Фингал снова отвернулся к лодке.
– Он взял твои штаны? Он сказал, что взял твои штаны. Ну, те, оранжевые.
– Он ничего не брал. Я сама отдала ему эти дурацкие шорты. – Эмбер направила свет ему в лицо. – Не волнуйся, все в порядке.
– Так я и поверил.
– Я большая девочка.
– Нуда, только он чокнутый, – сказал Фингал.
Холодные капли одна за другой плюхнулись Эмбер на лоб. Подняв голову, она заметила выпяченный лоснящийся пузырь на поверхности брезента, там, где сверху скопилась вода.
Она сказала Фингалу:
– Осторожно, на твой «Текс» капает, – направляя свет на оружие.
– ТЕК, а не ТЕКС. – Он протер толстый ствол рукавом.
– Все еще беспокоишься о вертолетах?
– Не-а.
– О деньгах?
– Точно. – Он насмешливо шмыгнул носом.
– Откуда вы, ребята, столько взяли? Форт-Нокс грабанули, или что?
– А билет лотерейный – не хочешь?
– Шутишь?
– Это было несложно.
– Ну так расскажи мне, – попросила Эмбер.
И Фингал рассказал.
Том Кроум не мог заснуть в бушующий шторм. На ветру раскачивались тени, а без огня стало холодно. Они с Джолейн забрались под парусину лодки, по натянутой ткани стучали капли дождя.
– Я мерзну, – сказала Джолейн.
– Это еще что.
Джолейн энергично потерла руки о джинсовые колени.
Том заметил:
– Невероятно. Весь день было солнечно.
– Флорида, – отозвалась она.
– Тебе нравится здесь, на юге?
– Мне нравится то, что осталось.
– Была когда-нибудь на Аляске?
– Не-а. У них там черные ребята есть?
– Не уверен. Давай я проверю и скажу.
Они достали морскую карту и попытались вычислить, где находятся. Том предполагал, что на одном из трех островков посреди Флоридского залива – Калуза, Спай или Перл. Точнее не скажешь, пока не рассветет и не проявится горизонт.
– В принципе, это не важно. Они все необитаемы, – сказал Том.
Джолейн слегка толкнула его локтем. На корму «Китобоя» царственно села крупная длинношеяя птица. Подняла голову и внимательно посмотрела на них яркими желтыми глазами. Дождевые капли стекали с кончика ее копьевидного клюва.
– Большая голубая цапля, – прошептала Джолейн.
Птица действительно была бесподобна. Том негромко сказал:
– Эй, приятель! Как дела?
Цапля взлетела к кронам деревьев, хрипло вопя и каркая.
– Он испугался. Мы, наверное, на его территории, – объяснила Джолейн.
– Да – или его что-то спугнуло.
Они прислушались к движению среди мангровых деревьев. Дробовик лежал под парусиной у ног Джолейн.
– Ничего не слышу, – пожала плечами она.
– Я тоже.
– Эти красавцы все же не совсем зеленые береты. Вряд ли будут разведывать что-то украдкой в такую погоду.
– Ты права.
Чтобы убить время до рассвета, они сравнили свои планы на будущее. Он рассказал ей о намерении переехать на Аляску и написать роман о человеке, с которым не хотела разводиться жена, что бы он ни делал. Джолейн сказала, что начало ей нравится.
– Может получиться очень смешно.
– Я задумывал не смешно, – заметил Том.
– О…
– У меня на уме тона потемнее.
– Понимаю. Скорее Чивер, чем Рот [37].
– Ни тот ни другой. Я подумывал о Стивене Кинге.
– Ужастик?
– Именно. «Отчуждение». Что скажешь?
– Жуть.
Она рассказала ему об идее создать из Симмонсова леса природный заповедник. Она собиралась поговорить с юристом о внесении участка в документы как земли, предоставленной землевладельцем для общественного пользования, чтобы лес никогда не застраивали.
– Даже после моей смерти, – уточнила она. – Это остановит жадных паразитов.
– Останешься в Грейндже.
– Посмотрим.
– На что?
– На то, есть ли на Аляске черные ребята. Много не надо – вполне хватит одного, если это Лютер Вандросс [38].
– Высоко метишь, нечего сказать, – сказал Том.
– Эй, я напрашиваюсь, если ты не заметил.
Интересно, подумал Том, она не шутит? Похоже на то.
– Том, попробуй себя контролировать.
– Я подумал, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. – Он обвил ее рукой.
– Ты серьезно?
– Как раз собирался тебя об этом спросить.
– Допустим, да. Допустим, мы оба серьезно, – кивнула Джолейн. – Но что, если мы не найдем билет? Если окажемся без гроша и в полной заднице?
– Все равно поедем. Не хочешь увидеть гризли, пока они все не вымерли?
Джолейн с удовольствием думала о диких северных местах, но ее интересовало, сколько там гопников. Аляска славилась неотесанными обывателями почти так же, как своей природой.
– А еще я читал, там полным-полно орлов, – сказал Том.
– Это, наверное, нечто.
Она уснула, положив голову ему на плечо. Он по-прежнему не спал, прислушиваясь, не идут ли незваные гости. Свободной рукой придвинул «ремингтон» поближе. От холодных порывов ветра Кроум содрогался. Шестьдесят три градуса [39], подумал он, а я уже промерз до костей. Может, стоит еще пересмотреть план с Кадьяком. К тому же у него создалось впечатление, что Джолейн не обескуражила его идея романа о разводе. Ему показалось, она ему подыгрывает.
Он лениво обдумывал сюжет и вдруг вздрогнул: позади захлопало – возвратилась величавая цапля. На этот раз она стояла на носу лодки. Том Кроум отдал ей честь. Птица не обратила внимания – в ее клюве извивалась серебристая рыбешка.
Отличная работа, подумал Кроум, особенно в ливень.
Потом цапля повела себя неожиданным образом. Она выпустила рыбу, рикошетом отскочившую от скользкой палубы, и приземлилась на травянистый берег. Птица даже не пошевелилась, чтобы вернуть свою пищу. Вместо этого она застыла железным флюгером – змеиная шея вытянута, голова поднята.
Ой-е, сказал себе Кроум. Что же она слышит?
Долго ждать ему не пришлось. Между очередями выстрелов и женским криком большая цапля взмахнула крыльями и взмыла в воздух. На этот раз она летела прочь от острова, несмотря на шквал, и на этот раз она не кричала.
Эмбер никогда раньше не видела, как стреляют.
Ей, конечно, уже доводилось это слышать – любому, кто жил в округе Дейд, был знаком треск полуавтоматики. И все же Эмбер никогда взаправду не видела синей вспышки пламени из оружейного дула, до того как Фингал начал буянить с «ТЕК-9». Ее крик был непроизвольным, но поднимал волосы дыбом, точно серпом кромсая оцепенение Бодеана Геззера и Пухла. Изрытая проклятия, они с мутными глазами ввалились на поляну – сначала Бод, размахивая «бе-реттой»-380, украденной у водителя-колумбийца, потом об-долбанный Пухл в обвисшем белье и с кольтом.
Фингал встретил их на краю просеки:
– Я кого-то видел! Я видел! – Он излучал неуверенность и стыд.
Бод отнял «ТЕК-9» и повернулся к Эмбер:
– Говори правду, черт тебя дери.
– Там что-то было. Я слышала.
– Человек? Живое?
– Не знаю – слишком темно.
Пухл изрек:
– Невероятно, бля! – и выкашлял нечто, приземлившееся у ног Фингала.
Мальчишка знал, что влип. После первого фиаско с трейлером полковник прочитал ему суровую лекцию о растрате патронов.
– Это был человек, – продолжал бормотать Фингал. – Выглядел как ниггер, мелкий такой.
Бод Геззер нетерпеливо потянулся за фонариком. Эмбер передала. Он приказал всем оставаться на месте и прокрался к деревьям. Десять минут спустя он вернулся, чтобы сообщить: никаких признаков злоумышленников не обнаружено – негров или кого угодно.
– Ну ясное дело, – раздраженно рявкнул Пухл. С изрядными трудностями – результатом отвращения и опьянения, – он пытался запихнуть ноги и руки в камуфляжный комплект Бода. Его собственная одежда промокла, и задница мерзла в одних трусах.
Эмбер видела, что положение Фингала пошатнулось, и постаралась помочь:
– Оно еще как шумело. Прямо там, – и показала туда, куда стрелял Фингал.
– Да уж, не сомневаюсь, – буркнул Бод Геззер. Из кармана парки он извлек окровавленный клочок бурого меха. – Снял это с листьев.
Эмбер отклонила предложение осмотреть улику. Фингал съежился от смущения.
– Ты застрелил убогого дряхлого зайчишку, – объявил Пухл с усмешкой. – Или можт, мышь-убийцу.
Эмбер встала. Пухл спросил, куда она пошла.
– Вздремнуть. Что-то имеешь против? – Она прошла к навесу и легла под брезент.
– Да у нас тут герлскаут. Палатку себе устроила, – сказал Пухл.
Бод приказал Фингалу уйти в лодку.
– Мне нужно поговорить с майором Пухлом наедине.
– Не зови меня так, – нахмурился Пухл.
Камуфляж на нем смотрелся абсурдно – рукава на шесть дюймов короче, зад почти вываливался из брюк. И все же до серьезного негодования было далеко – Пухл все еще был под кайфом от клея, – поэтому он заявил, что вымотался, и направился к навесу, дабы присоединиться к девушке своей мечты.
Бод преградил ему путь:
– Не сейчас. – И потом, шепотом: – Билеты у тебя, да?
– Да. Приблизительно. – Пухл осторожно ощупал нос, который изнутри был точно обварен. – Кажись, они в лодке остались.
– Кажись? – Бод отвернулся и окликнул Фингала: – Эй, сержант, планы поменялись! – Прошел к брезенту. – Идешь сюда и спишь здесь. Мы с Пухлом будем охранять.
Фингал бессловесно сделал, как было велено. Вытянулся рядом с Эмбер, чьи прекрасные глаза были закрыты. Ветер ощутимо стих, и дождь ослабел до случайной измороси, шуршавшей по непромокаемой ткани. Фингал уже наполовину дремал, когда вдруг услышал голос Эмбер:
– Все будет хорошо.
– Мне так не кажется.
– Не стоит себя недооценивать.
Трудно было озадачить Фингала сильнее.
Они дождались, когда пацан и официантка уснули, и только потом проверили «Настояшшую любоффь». Лотерейные билеты в целости и сохранности лежали в панели. Бодеан Геззер вернул драгоценный презерватив в свой бумажник. Пухл свернул другой билет, ворованный, и засунул его в пустое пулевое гнездо своего револьвера. И глупо заржал, дивясь своей сообразительности.
– Бум-бум, – сказал он.
Бода воодушевил вид Пухла в камуфляже, пусть даже и не по размеру. По крайней мере, они наконец одеты как честная милиция – Бод, Пухл, Эмбер и Фингал.
Фингал, боже всемогущий…
Им снова повезло. Благодаря ненастной погоде никто, похоже, не услышал ни безответственной пальбы мальчишки, ни женского крика. На острове не показалось никаких самолетов или лодок, выясняющих, что случилось. Тайное местоположение группы осталось в безопасности – пока.
– Тупой распиздяй, он нас убьет когда-нибудь, – сказал Бод.
– Точно.
– Избавиться от него надо, вот что.
– Я только за.
Они пришли к выводу, что Фингал изжил свою полезность для Истых Чистых Арийцев. Несмотря на то что пацан честно прикрыл их аферу с билетом и доставил Эмбер в Групер-Крик, как и было велено, он представляет риск для их безопасности. И то, что он уложит одного из них наповал по ошибке, – только вопрос времени.
– Или даже девчонку, – сказал Пухл, хотя по правде его больше беспокоило то, что Фингал может попытаться затащить Эмбер в постель, а не то, что он может ее пристрелить. Она, ясное дело, не будет спать с прыщавым скинхедом, однако защищала пацана и обхаживала. Пухлу это нисколько не нравилось.
Он сказал:
– Вышвырнем его, он, по ходу, предать нас может. Может, грохнем его, а?
Бод категорически отказался:
– Я никогда не смогу застрелить белого христианина, ничего не могу с этим поделать.
– Тогда давай откупимся от говнюка.
– Сколько?
– Не знаю. Штука? – Пары клея всегда делали Пухла щедрым.
Бод Геззер произнес:
– Никак шутишь?
Тысяча долларов – сущая ерунда по сравнению с 28 миллионами, но все равно многовато для недоумка. К тому же Бод все еще подозревал Фингала в потенциальной утечке информации. А вдруг мальчишка тайно работает на «Черный прилив»? А вдруг эти дикие шалости со стрельбой были специально и на самом деле он использовал оружие, чтобы подать знак неграм? У Бода не было доказательств, но сомнения изводили его, как чесотка.
Он сказал:
– А если так: тысяча баксов за вычетом стоимости новой задней боковины для моего пикапа? С учетом тех дыр, что он прострелил.
– По-мойму, справедливо. Скажем ему, что получит свои деньги, как только мы получим свои, – заявил Пухл. – Если будет держать язык за зубами.
Решено было первым делом с утра сообщить Фингалу об увольнении. Пухл отвезет его на моторке до Приморского шоссе, где тот сможет поймать тачку до Хомстеда и вернуться к своей машине.
– А я тем временем нам еще пива надыбаю, – заключил Пухл.
– И сигарет. И льда.
– И соуса «A1» для моей яичницы.
Бод Геззер сказал:
– Я лучше список составлю.
– Валяй, составь.
Пухл извлек продуктовый пакет с тюбиком корабельного клея. Выдавил влажную загогулину и предложил Боду приложиться – тот отказался. Пухл зарылся лицом в пакет и начал неистово вдыхать испарения.
– Полегче там, – сказал Бод.
Пухл закашлялся. На глазе у него была резиновая нашлепка, а из руки торчала гниющая крабовая клешня, но он все равно чувствовал себя охуительно! Его нисколечко не волновал «Черный прилив» или Трех-бля-стороннее соглашение, нет, сэээр. Никто не найдет их здесь, на этом далеком острове, даже хитрющие негры. И удолбаться сегодня вечером было в самый раз – ведь они с Бодом белые, свободные, хорошо вооруженные и что лучше всего – они м-мил-лионеры, черт возьми!
– Прикинь, а! – хрипло ликовал Пухл.
Бод не стал напоминать, что лотерейная выручка должна пойти исключительно на формирование отряда. Для этой беседы найдется время получше.
– Малышка Эмбер, – ворковал Пухл. – Ты б видел ее лицо, когда я ей про деньги сказал. Сразу ни с того ни с сего захотела завтра прогуляться по лесу, чтоб только я и она.
– Бля! – опешил Бод. Он должен был это предусмотреть! – Так что? Ты ей сказал?
– Только что я четырнадцать миллионов баксов стою. И надо сказать, это ее мнение обо мне поменяло.
То же самое сделала бы ванна, подумал Бод.
– Как она на меня посмотрела, – мечтательно продолжал Пухл, – будто мяч для гольфа из садового шланга могла бы высосать.
– Ты с ней поосторожнее болтай, ясно?
Пухл, икнув, сунул бумажный пакет ему в лицо.
– Выкинь это дерьмо! – взорвался Бод. – И слушай сюда: девка хороша, но всему свое время и место. Сейчас мы сражаемся за сердце и душу Америки!
Пухл зашипел, будто спустившая покрышка.
– Хилтон-Хед [40], – эйфорически проскрежетал он.
– Что?
– Хочу купить нам с Эмбер кооперативный домик в Хилтон-Хед. Это ж тоже остров, а наш по сравнению с ним – полный отстой.
– Ты серьезно?
Но потом, когда Пухл отключился, Бод Геззер поймал себя на том, что его греет фантазия напарника. Прогуливаться по солнечному каролинскому пляжу с полуобнаженной девочкой «Ухарей» под руку – намного привлекательнее, чем делить холодный бетонный дот с толпой волосатых белых мужиков в Айдахо.
Бод поневоле размышлял, как относилась бы к нему Эмбер, узнай она, что он тоже вот-вот станет большой шишкой.
Когда Джолейн проснулась, Том Кроум созерцал дробовик у себя на коленях. Лишь тогда она поняла, что крики ей не приснились.
– Что ты там видишь? – тихо спросила она. – Милый, не забывай о предохранителе.
– Он на предохранителе. – Кроум покосился на ствол, чего-то выжидая. – Слышала выстрелы?
– Сколько?
– Пять или шесть. Как из автомата.
Джолейн подумала – а вдруг гопники застрелили официантку? Или может, они уложили друг друга, сражаясь за официантку.
Если, конечно, не официантка порешила их всех. Только не это, пока я не верну свой билет, подумала Джолейн.
– Слушай! – сказал Том.
Плечи его напряглись, палец лег на курок
Джолейн тоже услышала – по лесу кто-то бежал.
– Стоп, оно маленькое. – Она коснулась локтя Тома. – Не стреляй.
Хруст приблизился, метнулся в сторону. Кроум пошел на шум с «ремингтоном» наперевес. Движение прекратилось за старым платаном.
Джолейн схватила фонарик и выбралась из-под импровизированного одеяла.
– Не застрели меня ненароком. Я с ночью почти одного цвета.
Разве ее остановишь? Том опустил ружье и смотрел, как она осторожно подкралась к дереву. Ее встретили загадочные пронзительные крики, перешедшие в низкий рык. Том покрылся гусиной кожей.
Он услышал, как Джолейн говорит:
– А теперь успокойся, будь умницей. – Словно разговаривала с ребенком.
Она вернулась, держа на руках небольшого енота. На груди трикотажной рубашки расплывалось пятно крови – переднюю лапу зверька задело пулей.
– Уроды! – в сердцах бросила Джолейн. Включив фонарик, показала Тому, что случилось. Когда она прикоснулась к еноту, тот зарычал и оскалил зубы. Кроум подумал, что зверь достаточно вооружен, чтобы перегрызть ему горло.
– Джолейн…
– Принеси аптечку, пожалуйста.
Она купила дешевый набор первой помощи в гастрономе перед прокатом моторки.
– Смотри, укусит, – заметил Том. – Нас обоих укусит.
– Она просто напугана, только и всего. Она утихомирится.
– Она?
– Будь добр, найди бинты.
Они обрабатывали лапу енота почти до рассвета. Их обоих укусили.
Джолейн просияла, когда зверек, злобно ворча, кинулся прочь. Том, перевязывая прокушенный палец, буркнул:
– А если у нее бешенство?
– Тогда найдем кого-нибудь и загрызем, – ответила Джолейн. – Есть у меня на примете подходящие ребята.
Они попытались снова развести огонь, но дождь зарядил еще сильнее, чем прежде, хоть и не такой холодный. Торопливо спрятавшись под лодочным навесом, они постарались укрыть от влаги еду и патроны. Вскоре ливень прекратился, влажная сине-серая темнота неба начала светлеть. Джолейн легла и выполнила две сотни своих упражнений, а Том держал ее лодыжки. Восточный край неба порозовел и зазолотился в преддверье солнца. Они перекусили кукурузными чипсами и батончиками гранолы – все было соленое. С рассветом они переправили «Китобоя» из-под мангров на открытую отмель – облегчили себе путь к отступлению. В лагере собрали все необходимое и двинулись на другой конец острова.
Двадцать два
Выйдя из самолета, Мэри Андреа Финли Кроум подумала, что ошиблась аэропортом. Ни фотографов из новостей, ни вспышек телевидения, ни репортеров. Ее приветствовал лишь оживленный, рано поседевший мужчина с резкими чертами лица. Он представился ответственным редактором «Реджистера».
Мэри Андреа спросила:
– Где все остальные?
– Кто?
– Журналисты. Я ожидала толпу.
– Считайте меня толпой из одного человека, – ответил ответственный редактор.
Он подхватил ее сумку. Мэри Андреа последовала за ним к машине.
– Мы едем в редакцию?
– Верно.
– Там будет пресса? – Мэри Андреа капризно вертела в руках четки.
– Миссис Кроум, мы и есть пресса.
– Вы понимаете, о чем я. Телевидение…
Ответственный редактор объяснил Мэри Андреа, что интерес к трагической гибели ее мужа оказался несколько менее напряженным, чем ожидалось.
– Не понимаю. Журналиста сжигают до каких-то клочков…
– Кому вы об этом рассказываете?
Ответственный редактор вел, превышая скорость, держа на руле одну руку. Другой он раздраженно тыкал в настройку радио, переключаясь между станциями с классической музыкой. Мэри Андреа хотелось, чтобы он уже выбрал наконец что-нибудь одно.
– Но я же знаю, это попало в газеты, – упорствовала она. – До самой Монтаны.
– О да. И даже на телевидение, – сказал редактор. – Вкратце.
– И что было?
– Я бы описал реакцию общественности, – ответил он, – как умеренное, но мимолетное любопытство.
Мэри Андреа оказалась в тупике. Ее охватило уныние – которое могло быть принято за настоящее горе теми, кто не знал о ее актерской биографии.
– Не принимайте на свой счет, – посоветовал ответственный редактор. – Это оказалось унизительным испытанием для всех нас.
– Но они должны были сделать Тома героем! – протестовала она.
Редактор объяснил, что работа газетного журналиста больше не имеет такого статуса, как во времена Уотергейта. Девяностые обернулись бумом интервью со знаменитостями, упадком серьезных исследовательских репортажей и намеренным «смягчением продукции» издателями. В результате, сказал он, теперь ежедневные газеты редко вызывают волнение среди своей аудитории, и люди обращают на них все меньше и меньше внимания.
– Так что смерть вашего мужа никакой шумихи не вызвала.
Мэри Андреа мрачно уставилась в окно машины. Если бы Том работал на «Нью-Йорк Таймс» или «Вашингтон Пост», была бы вам эта чертова шумиха.
Мэри Андреа спросила:
– Где все остальные?
– Кто?
– Журналисты. Я ожидала толпу.
– Считайте меня толпой из одного человека, – ответил ответственный редактор.
Он подхватил ее сумку. Мэри Андреа последовала за ним к машине.
– Мы едем в редакцию?
– Верно.
– Там будет пресса? – Мэри Андреа капризно вертела в руках четки.
– Миссис Кроум, мы и есть пресса.
– Вы понимаете, о чем я. Телевидение…
Ответственный редактор объяснил Мэри Андреа, что интерес к трагической гибели ее мужа оказался несколько менее напряженным, чем ожидалось.
– Не понимаю. Журналиста сжигают до каких-то клочков…
– Кому вы об этом рассказываете?
Ответственный редактор вел, превышая скорость, держа на руле одну руку. Другой он раздраженно тыкал в настройку радио, переключаясь между станциями с классической музыкой. Мэри Андреа хотелось, чтобы он уже выбрал наконец что-нибудь одно.
– Но я же знаю, это попало в газеты, – упорствовала она. – До самой Монтаны.
– О да. И даже на телевидение, – сказал редактор. – Вкратце.
– И что было?
– Я бы описал реакцию общественности, – ответил он, – как умеренное, но мимолетное любопытство.
Мэри Андреа оказалась в тупике. Ее охватило уныние – которое могло быть принято за настоящее горе теми, кто не знал о ее актерской биографии.
– Не принимайте на свой счет, – посоветовал ответственный редактор. – Это оказалось унизительным испытанием для всех нас.
– Но они должны были сделать Тома героем! – протестовала она.
Редактор объяснил, что работа газетного журналиста больше не имеет такого статуса, как во времена Уотергейта. Девяностые обернулись бумом интервью со знаменитостями, упадком серьезных исследовательских репортажей и намеренным «смягчением продукции» издателями. В результате, сказал он, теперь ежедневные газеты редко вызывают волнение среди своей аудитории, и люди обращают на них все меньше и меньше внимания.
– Так что смерть вашего мужа никакой шумихи не вызвала.
Мэри Андреа мрачно уставилась в окно машины. Если бы Том работал на «Нью-Йорк Таймс» или «Вашингтон Пост», была бы вам эта чертова шумиха.