Страница:
– Кэтрин, – в его голосе слышалась усталость, – я знаю, что ты злишься на меня – и правда, есть отчего, – но, пожалуйста, не заставляй меня торчать в коридоре и орать так, чтобы всем было слышно. Позволь мне войти!
Пожалуй, он прав. Не стоит посвящать всю гостиницу в их личные проблемы. Завернувшись в простыню, Китти подошла к двери, повернула ключ и снова легла в кровать.
Натан выглядел ужасно: волосы спутались, глаза налились кровью, руки тряслись. Он кое-как пододвинул стул и опустился на него возле кровати, с несчастным видом уставившись в пол.
– Представляю, как ты меня ненавидишь.
Она не удостоила его ответом.
– Кэтрин, выслушай меня. Я тебя умоляю. Я был пьян. И не отрицаю этого. Но меня сводит с ума твое прошлое! И все пошло наперекосяк, не так, как должно было быть. И вполне возможно, что прошлого уже не вернешь. Только подумаю о тех подонках, о том, что они сделали с тобой… – Он вздрогнул всем телом.
– Но это случилось, и никуда от этого не уйдешь, – горько напомнила Китти.
Его голос тут же изменился. Былого стыда и отчаяния как не бывало – на смену им пришли ярость и ревность:
– По крайней мере, ты могла бы не грезить наяву этим чертовым Колтрейном! И не выкрикивать его имя, когда я занимался с тобой любовью! Что за дьявольщина, разве он вообще может что-то значить для тебя? Он же янки, отвратительный, беспощадный солдат-янки, который посмел сделать из тебя пленницу! Но ты так звала его прошлой ночью, словно когда-то тебе доставляли немалое удовольствие его ласки! И кто знает, может, даже и с Люком Тейтом тебе было не так уж плохо? Может, я просто мало знал тебя, Кэтрин? – Их пылающие гневом взгляды пересеклись, но Натан опустил глаза первым и тут же ханжески заметил: – Прикройся, женщина!
Китти вспыхнула и, резко откинув простыню, воскликнула:
– Прикрыться?! Значит, я должна стыдиться своего собственного тела? И прятать его ото всех? А не его ли ты так хотел прошлой ночью, Натан? И не потому ли ты пребываешь в таком бешенстве, что тебя опередил кто-то другой? И тебе не терпится заявить свои права на собственность? – Китти поспешно достала свое старое муслиновое платье. – Вот что я тебе скажу, Натан Коллинз. – Мне приснилось, что со мной был Тревис! И скорее всего я действительно хотела, чтобы вместо тебя был он! По крайней мере, он никогда не обращался со мной так грубо, как ты! И я не знаю, как назвать то, что испытывала к нему – любовью или же просто желанием опереться на кого-то в той адской мешанине горя и смертей, в которую угодила. Я также не могу разобраться в своих чувствах к тебе. В данный момент я тебя ненавижу!
Натан молча следил за Китти пылающим взглядом. Она же тем временем успела одеться и теперь стояла перед зеркалом, приводя в порядок волосы быстрыми, резкими движениями.
– Я начинаю думать, – наконец промолвил он нарочито многозначительным тоном, – что война наложила на тебя болезненный отпечаток. Ты не выдержала испытаний. Через час отправляется поезд на Уилмингтон, который доставит нас к ночи в Голдсборо. Собери вещи, и я отвезу тебя на вокзал. Мы возвращаемся домой.
– Ты можешь убираться ко всем чертям, Натан! – вскричала она, запустив в него щеткой для волос. – А я никуда отсюда не поеду. Мое место – в госпитале, рядом с ранеными!
– Нет, – возразил он все так же нарочито спокойно и уверенно, словно обращался к душевнобольной. – Я поговорю с твоим начальством и объясню, что ты нездорова и нуждаешься в отдыхе в спокойной, знакомой обстановке, то есть дома, что твое место дома. И если понадобится, силой доставлю тебя на вокзал и усажу в поезд. Так что не советую ставить нас обоих в неловкое положение. А теперь хватит спорить, пора собираться. Поверь, я хочу тебе только добра!
Он вышел и закрыл дверь. Китти стояла, охваченная яростью. Натан не побоится выполнить то, что обещал. Она в этом не сомневалась. Он прикажет своим солдатам связать ее и притащить на вокзал. Он заявится в госпиталь и сделает все, чтобы ее больше не пустили туда работать. Ведь ему все поверят! А почему бы и нет? В конце концов, именно он – боевой офицер, майор. И кто по сравнению с ним Китти – несчастная беженка, случайно попавшая в этот город вместе с обозом, побывавшая в плену у янки, доведших ее до умопомрачения?!
Естественно, если явится Натан и начнет излагать хорошо продуманную ложь, все поверят ему, а не ей.
Итак, ничего не оставалось как готовиться к отъезду.
С какой-то отчаянной беспечностью Китти даже подумала, что не стоит особо убиваться. Ради чего цепляться за Ричмонд? Натан стал чужим. Вряд ли она простит ему события прошлой ночи – не говоря уже о том, как Коллинз обошелся с ней сегодня. Ее отец скорее всего давно уже мертв. Тревис Колтрейн, если даже и выжил, ненавидит ее всей душой. Так что Китти ничего не остается как и впрямь вернуться домой. Если сплетни про мать верны и Лина спилась, она могла бы ей помочь. Да к тому же в Голдсборо наверняка работает госпиталь, начало которому положил еще док Масгрейв, – Третий полевой госпиталь. Натан рано или поздно вернется в Ричмонд, и она сможет работать.
А здесь ее ничто не держит. Прошлое умерло, и остается надежда лишь на будущее – настоящее благодаря Натану превратилось в пытку для обоих.
Глава 32
Глава 33
Пожалуй, он прав. Не стоит посвящать всю гостиницу в их личные проблемы. Завернувшись в простыню, Китти подошла к двери, повернула ключ и снова легла в кровать.
Натан выглядел ужасно: волосы спутались, глаза налились кровью, руки тряслись. Он кое-как пододвинул стул и опустился на него возле кровати, с несчастным видом уставившись в пол.
– Представляю, как ты меня ненавидишь.
Она не удостоила его ответом.
– Кэтрин, выслушай меня. Я тебя умоляю. Я был пьян. И не отрицаю этого. Но меня сводит с ума твое прошлое! И все пошло наперекосяк, не так, как должно было быть. И вполне возможно, что прошлого уже не вернешь. Только подумаю о тех подонках, о том, что они сделали с тобой… – Он вздрогнул всем телом.
– Но это случилось, и никуда от этого не уйдешь, – горько напомнила Китти.
Его голос тут же изменился. Былого стыда и отчаяния как не бывало – на смену им пришли ярость и ревность:
– По крайней мере, ты могла бы не грезить наяву этим чертовым Колтрейном! И не выкрикивать его имя, когда я занимался с тобой любовью! Что за дьявольщина, разве он вообще может что-то значить для тебя? Он же янки, отвратительный, беспощадный солдат-янки, который посмел сделать из тебя пленницу! Но ты так звала его прошлой ночью, словно когда-то тебе доставляли немалое удовольствие его ласки! И кто знает, может, даже и с Люком Тейтом тебе было не так уж плохо? Может, я просто мало знал тебя, Кэтрин? – Их пылающие гневом взгляды пересеклись, но Натан опустил глаза первым и тут же ханжески заметил: – Прикройся, женщина!
Китти вспыхнула и, резко откинув простыню, воскликнула:
– Прикрыться?! Значит, я должна стыдиться своего собственного тела? И прятать его ото всех? А не его ли ты так хотел прошлой ночью, Натан? И не потому ли ты пребываешь в таком бешенстве, что тебя опередил кто-то другой? И тебе не терпится заявить свои права на собственность? – Китти поспешно достала свое старое муслиновое платье. – Вот что я тебе скажу, Натан Коллинз. – Мне приснилось, что со мной был Тревис! И скорее всего я действительно хотела, чтобы вместо тебя был он! По крайней мере, он никогда не обращался со мной так грубо, как ты! И я не знаю, как назвать то, что испытывала к нему – любовью или же просто желанием опереться на кого-то в той адской мешанине горя и смертей, в которую угодила. Я также не могу разобраться в своих чувствах к тебе. В данный момент я тебя ненавижу!
Натан молча следил за Китти пылающим взглядом. Она же тем временем успела одеться и теперь стояла перед зеркалом, приводя в порядок волосы быстрыми, резкими движениями.
– Я начинаю думать, – наконец промолвил он нарочито многозначительным тоном, – что война наложила на тебя болезненный отпечаток. Ты не выдержала испытаний. Через час отправляется поезд на Уилмингтон, который доставит нас к ночи в Голдсборо. Собери вещи, и я отвезу тебя на вокзал. Мы возвращаемся домой.
– Ты можешь убираться ко всем чертям, Натан! – вскричала она, запустив в него щеткой для волос. – А я никуда отсюда не поеду. Мое место – в госпитале, рядом с ранеными!
– Нет, – возразил он все так же нарочито спокойно и уверенно, словно обращался к душевнобольной. – Я поговорю с твоим начальством и объясню, что ты нездорова и нуждаешься в отдыхе в спокойной, знакомой обстановке, то есть дома, что твое место дома. И если понадобится, силой доставлю тебя на вокзал и усажу в поезд. Так что не советую ставить нас обоих в неловкое положение. А теперь хватит спорить, пора собираться. Поверь, я хочу тебе только добра!
Он вышел и закрыл дверь. Китти стояла, охваченная яростью. Натан не побоится выполнить то, что обещал. Она в этом не сомневалась. Он прикажет своим солдатам связать ее и притащить на вокзал. Он заявится в госпиталь и сделает все, чтобы ее больше не пустили туда работать. Ведь ему все поверят! А почему бы и нет? В конце концов, именно он – боевой офицер, майор. И кто по сравнению с ним Китти – несчастная беженка, случайно попавшая в этот город вместе с обозом, побывавшая в плену у янки, доведших ее до умопомрачения?!
Естественно, если явится Натан и начнет излагать хорошо продуманную ложь, все поверят ему, а не ей.
Итак, ничего не оставалось как готовиться к отъезду.
С какой-то отчаянной беспечностью Китти даже подумала, что не стоит особо убиваться. Ради чего цепляться за Ричмонд? Натан стал чужим. Вряд ли она простит ему события прошлой ночи – не говоря уже о том, как Коллинз обошелся с ней сегодня. Ее отец скорее всего давно уже мертв. Тревис Колтрейн, если даже и выжил, ненавидит ее всей душой. Так что Китти ничего не остается как и впрямь вернуться домой. Если сплетни про мать верны и Лина спилась, она могла бы ей помочь. Да к тому же в Голдсборо наверняка работает госпиталь, начало которому положил еще док Масгрейв, – Третий полевой госпиталь. Натан рано или поздно вернется в Ричмонд, и она сможет работать.
А здесь ее ничто не держит. Прошлое умерло, и остается надежда лишь на будущее – настоящее благодаря Натану превратилось в пытку для обоих.
Глава 32
Поезд двигался с убийственной медлительностью, преодолевая от силы миль десять за час. За все время пути Китти ни словом не обмолвилась с Натаном, который сидел рядом и не спускал с нее преувеличенно тревожного взгляда, словно она в любой момент могла взять да выскочить из окна вагона.
В салоне было нечем дышать, а в открытые окна вместо свежего воздуха врывались сажа и дым от тянувшего состав паровоза. На одной из остановок Натан громко обратился к соседям по вагону с просьбой принести им чего-нибудь попить – как бы подчеркивая то, что ни на минуту не смеет оставить свою подопечную. Просьбу выполнили, и Китти молча напилась, но отказалась от еды. А когда Натан пристал с уговорами, выпалила:
– Оставь меня наконец в покое! Что ты со мной носишься, как с больным ребенком! Я устала от твоей опеки! Если ты не прекратишь, я закричу во все горло, пусть все считают меня сумасшедшей!
Он тут же отодвинулся с обиженным видом, опершись подбородком на кулак и уставившись вдаль задумчивым взором. Китти с трудом подавила детское желание высунуть язык. Как ее бесило это чванство, это тупое самолюбование! В такие моменты ей с трудом верилось в то, что некогда они были влюблены друг в друга.
Но вот поезд преодолел горный перевал и сполз на равнинные просторы восточных графств Северной Каролины, и Китти наконец-то почувствовала, что приближается к дому. На сколько хватало глаз, зеленели высокие стройные сосны с густым подлеском у корней. Там и сям виднелись незамысловатые крестьянские дома, по большей части покинутые обитателями, опасавшимися возможного вторжения с Севера.
Прямо напротив Китти и Натана сидел лысый мужчина, уткнувшись носом в газету. Натан, которому уже наскучило путешествовать в гробовом молчании, спросил его:
– Сэр, я вижу у вас выпуск «Ралей стандарт». Что там пишут о войне?
– Газета развернула целую кампанию за скорейшее окончание войны, – охотно откликнулся незнакомец. – Ее возглавляет издатель газеты, некто Холден, который твердит, что война должна быть немедленно прекращена любой ценой.
– Любой ценой? – помрачнел Натан.
– По всей Северной Каролине идут мирные митинги, – кивнул мужчина, – и говорят, что дезертирство приняло катастрофические масштабы. Кстати, вы ничего не слышали про беспорядки в западной части штата?
– Нет, – покачал головой Натан, весьма многозначительно покосившись на Китти, прежде чем продолжать разговор. – До сих пор я находился в Ричмонде, где, увы, был слишком занят иными проблемами и не имел возможности интересоваться состоянием дел на войне.
– Ну так вот, нечто вроде гражданской войны началось между разными частями конфедератов. Ужасно, просто ужасно, – кудахтал сосед. – В газете пишут, что они даже организованы в две армии: армия дезертиров против армии партизан. А кроме того, там орудуют шайки федералов, которые просто грабят и тащат все, что попадется под руку. – Тут его внимание переключилось на Китти: – Между прочим, вам должно быть известно, что вы направляетесь в самую неспокойную часть штата. Враги постоянно совершают там набеги, мародерствуют и вытворяют бог знает что с попавшими в их руки женщинами. Вы бы лучше вовремя одумались и вернулись назад в Ричмонд.
– У меня в Голдсборо семья, – твердо заявила Китти. – И нет никого в Ричмонде.
– А вы слышали про банду «Буффало»? – разливался сосед. – Их там что-то около дюжины – дезертиры армии янки, скрывающиеся в лесных болотах. Говорят, они давно свили там себе гнездо, на родине их всех приговорили к линчеванию, так что им некуда деваться.
– Не исключено, – с брезгливой гримасой заявил Китти Натан, – что среди них ты найдешь и своего отца.
– Навряд ли, – парировала она. – Он никогда не изменит армии Союза. Скорее погибнет.
– Верный предатель, – протяжно пропел Натан. – Ах, как благородно!
Не желая продолжать разговор в присутствии посторонних, Китти прикусила губу до крови.
А сосед по вагону уставился на них с жадным любопытством.
– Это правда, леди? – спросил он, весь подавшись вперед. – Вы родом из Северной Каролины? А ваш отец воюет за янки? Ну что за удивительный народ проживает в ваших краях! А вы едете в этом поезде, в обществе такого симпатичного офицера Конфедерации! – Кивнув на большую золотую звезду на мундире Натана, он добавил: – Насколько я понимаю, вы носите чин майора, сэр?
Китти неохотно развернулась, посмотрела на незнакомца так, что тот испуганно отшатнулся, и промолвила ледяным тоном:
– Потрудитесь не совать нос в чужие дела!
– Кэтрин! – с упреком воскликнул Натан.
– Ас тобой, Натан, я вообще не желаю иметь ничего общего. – Она вскочила, подобрала юбки и торопливо перебралась в другой конец вагона.
Через некоторое время они прибыли на вокзал в Голдсборо и Китти поспешила выскочить на перрон первой. Здесь она остановилась, жадно вглядываясь в толпу в надежде увидеть знакомое лицо.
– Кэтрин, куда, по-твоему, ты собралась? – Немедленно возникший рядом Натан уверенно схватил ее за локоть.
– Убери руки, Натан!
– Я спросил, куда ты собралась?
– Черт побери, это не твое дело!
Не привыкший к подобным грубостям из уст дамы-южанки и смешавшийся оттого, что на них стали обращать внимание, Натан выпустил ее локоть и подался назад.
Китти направилась к негру, стоявшему возле фургона.
– У меня нет при себе денег, чтобы заплатить, – как можно более вежливо заговорила она, – но все же я прошу отвезти меня домой. Возможно, ты даже знаешь, где я живу. Меня зовут Китти Райт. Моего отца – Джон Райт, а мать – Лина Райт.
Глаза простодушного малого распахивались все шире и шире после каждого ее слова, и он отступал от Китти все дальше, как будто чего-то боялся.
На вопрос, что с ним такое, он отчаянно затряс головой:
– Нет, мисси, не просите, не повезу я вас туда. Не надо вам туда ездить!
– Да чего ты боишься? – рассердилась Китти.
Следовавший по пятам Натан важно кивнул чернокожему:
– Я майор Натан Коллинз. Знаешь мою семью?
– Да, сэр…
– Может, отвезешь меня в наше имение? Оно совсем рядом с домом мисс Райт. Ты можешь высадить ее по дороге.
– Сэр, не могу я никак вас отвезти! Фургон-то ведь не мой. Наш хозяин – масса Картер. Он там, в гостинице. И велел ждать его.
Натан лишь вздохнул, развернулся на каблуках и пошел через улицу в гостиницу. Вскоре он вернулся с известием, что заплатил мистеру Картеру за использование фургона и получил разрешение доехать на нем до дома. Он небрежно бросил, обернувшись к Китти:
– Можешь проехаться со мной или пройтись пешком, как желаешь. Ты исчерпала мое терпение, Кэтрин, и мне действительно все равно, что ты станешь делать.
Она позволила подсадить себя в фургон. Здравый смысл говорил, что в данный момент прежде всего следовало добраться до дома, а не торчать столбом посреди Голдсборо без гроша в кармане.
Знакомая дорога быстро привела их к дому Энди Шоу.
– Его сожгли! – всполошилась Китти. – Его сожгли дотла! – Она уставилась на обугленные остатки, не веря своим глазам: – Что же случилось? Разве здесь побывали янки?
– Нет, мэм, – буркнул негр, старательно глядя только вперед. – В нашей округе пожгли еще много домов – тех, кого считают прихвостнями янки. Прошел слух, что масса Шоу пошаливает вместе с Люком Тейтом, вот его дом и спалили.
– А что же с его женой и детьми?
Возница ничего не ответил. Натан хотел было взять ее за руку, но Китти отшатнулась. Со вздохом он сообщил, что мать писала ему, как однажды ночью горожане собрались и сожгли дома всех соседей, заподозренных в симпатиях к Союзу.
– Мама писала также, что семья Шоу перебралась куда-то в центральную часть штата, где у миссис Шоу есть родня. Они не пострадали.
– И за то слава Богу, – откликнулась Китти. – Женщина не может держать ответ за поступки своего мужа.
И тут, когда фургон завернул в заросли густых кустов, она в волнении замерла – сейчас должна была показаться их ферма. И в ту же секунду в голове Китти с быстротой молнии пронеслась мысль:
«А что же с нашим домом?! Если они сожгли Шоу…» И тут же перед ее глазами предстал ответ – груда почерневших от огня развалин на месте старой фермы.
– Поэтому я и не хотел вас сюда везти, – бормотал старый негр. – Ваш-то дом спалили самым первым…
Китти схватила его за плечо и заставила натянуть вожжи, чтобы остановить фургон. Натан не пытался ее удерживать. Она спустилась на землю и, как сомнамбула, побрела вперед, к тому страшному, черному, что было когда-то ее родным домом. Поджигатели не пощадили ничего. Выжгли даже поля и лес, вплоть до самого болота. Ничего, ничего у нее не осталось.
– Почему… почему ты молчал, Натан? – Глаза нестерпимо жгли горькие слезы. Она физически ощущала накативший вал отчаяния и одиночества, затопивший измученную душу. – Зачем ты так стремился притащить меня домой?! Чтобы показать вот это?!
– Чтобы ты своими глазами смогла убедиться, что прошлому нет возврата, Кэтрин. – Она не сопротивлялась, когда Коллинз положил руки на ее плечи, развернул лицом к себе и заговорил ласково, утешительно: – Ты должна была своими глазами увидеть, как обошлась война со всеми нами. Я искренне сожалею о том, что наделал и наговорил. Но тебе необходимо было вернуться сюда и посмотреть, как выходки твоего отца уничтожили ту жизнь, которая, как тебе казалось, все еще у тебя остается. Но ее давно нет. Она закончилась. И тебе некуда деваться, и придется заново пересмотреть всю свою жизнь. И когда кончится война, когда мы наконец победим, вот тогда мы сможем пожениться. – Он подумал и продолжил: – Мне придется немедленно вернуться в Ричмонд за новым назначением. Но прежде мы вместе отправимся домой – там ты сможешь дождаться окончания войны. О тебе есть кому позаботиться.
– Моя мама, – простонала она, внезапно вспомнив. – Где моя мама?..
– Это еще одно позорное пятно, с которым тебе придется смириться, – брезгливо заявил он. – Ей уже ничем не поможешь, Кэтрин. Она там, позади, в городе, она проститутка и пьяница. А теперь послушай меня. Я готов сделать попытку забыть прошлое и простить твои грехи и грехи твоих родителей. И я даю тебе возможность начать все заново, но только при условии, что ты станешь послушной и покорной. Сейчас мы вернемся в фургон. Держи голову выше и не оглядывайся. Иного пути нет.
А Китти все глядела и глядела на черные, пустые поля. Это была земля ее отца. В ней заключались все его мечты и надежды. В ней состояла вся его жизнь, пусть даже она и не задалась из-за сварливой, вечно всем недовольной жены. Земля принадлежала отцу. А теперь она разорена. Ее, Китти, лишили всего. Теперь у нее нет ни дома, ни земли, ни родины. Они лишили ее всего!
– Идем же в фургон, – терпеливо, словно с ребенком, заговорил Натан. – Вот, возьми меня за руку. Ты совсем устала после поезда. Мама сразу уложит тебя в постель. Идем же, идем отсюда. Все кончено, Кэтрин. Мы обо всем сможем поговорить с тобой завтра.
Набрав в грудь побольше воздуха, она обратила на него всю ярость загнанного в угол зверя:
– Напротив, мне очень даже нужно почаще оборачиваться назад, Натан, чтобы не забывать, что сделали со мной и с отцом ты и тебе подобные! Переступить порог твоего дома? Жить с твоими родными? Ждать тебя с войны? Стать твоей женой? Ну уж нет, благодарю покорно, мне ничего этого не нужно!
– Кэтрин, ты нездорова…
– Нет, я совершенно здорова, – толкнула она протянутую руку. – Более того, никогда раньше я не ощущала такой силы духа, как сейчас! Она-то мне и понадобится, чтобы продолжать жить. А ты мне не нужен, Натан! Мне вообще никто не нужен!
Она повернулась и побежала прямиком через поле, спотыкаясь о корни и рытвины, в сторону дороги на Голдсборо. Натан кричал что-то вслед, но она так и не обернулась.
В салоне было нечем дышать, а в открытые окна вместо свежего воздуха врывались сажа и дым от тянувшего состав паровоза. На одной из остановок Натан громко обратился к соседям по вагону с просьбой принести им чего-нибудь попить – как бы подчеркивая то, что ни на минуту не смеет оставить свою подопечную. Просьбу выполнили, и Китти молча напилась, но отказалась от еды. А когда Натан пристал с уговорами, выпалила:
– Оставь меня наконец в покое! Что ты со мной носишься, как с больным ребенком! Я устала от твоей опеки! Если ты не прекратишь, я закричу во все горло, пусть все считают меня сумасшедшей!
Он тут же отодвинулся с обиженным видом, опершись подбородком на кулак и уставившись вдаль задумчивым взором. Китти с трудом подавила детское желание высунуть язык. Как ее бесило это чванство, это тупое самолюбование! В такие моменты ей с трудом верилось в то, что некогда они были влюблены друг в друга.
Но вот поезд преодолел горный перевал и сполз на равнинные просторы восточных графств Северной Каролины, и Китти наконец-то почувствовала, что приближается к дому. На сколько хватало глаз, зеленели высокие стройные сосны с густым подлеском у корней. Там и сям виднелись незамысловатые крестьянские дома, по большей части покинутые обитателями, опасавшимися возможного вторжения с Севера.
Прямо напротив Китти и Натана сидел лысый мужчина, уткнувшись носом в газету. Натан, которому уже наскучило путешествовать в гробовом молчании, спросил его:
– Сэр, я вижу у вас выпуск «Ралей стандарт». Что там пишут о войне?
– Газета развернула целую кампанию за скорейшее окончание войны, – охотно откликнулся незнакомец. – Ее возглавляет издатель газеты, некто Холден, который твердит, что война должна быть немедленно прекращена любой ценой.
– Любой ценой? – помрачнел Натан.
– По всей Северной Каролине идут мирные митинги, – кивнул мужчина, – и говорят, что дезертирство приняло катастрофические масштабы. Кстати, вы ничего не слышали про беспорядки в западной части штата?
– Нет, – покачал головой Натан, весьма многозначительно покосившись на Китти, прежде чем продолжать разговор. – До сих пор я находился в Ричмонде, где, увы, был слишком занят иными проблемами и не имел возможности интересоваться состоянием дел на войне.
– Ну так вот, нечто вроде гражданской войны началось между разными частями конфедератов. Ужасно, просто ужасно, – кудахтал сосед. – В газете пишут, что они даже организованы в две армии: армия дезертиров против армии партизан. А кроме того, там орудуют шайки федералов, которые просто грабят и тащат все, что попадется под руку. – Тут его внимание переключилось на Китти: – Между прочим, вам должно быть известно, что вы направляетесь в самую неспокойную часть штата. Враги постоянно совершают там набеги, мародерствуют и вытворяют бог знает что с попавшими в их руки женщинами. Вы бы лучше вовремя одумались и вернулись назад в Ричмонд.
– У меня в Голдсборо семья, – твердо заявила Китти. – И нет никого в Ричмонде.
– А вы слышали про банду «Буффало»? – разливался сосед. – Их там что-то около дюжины – дезертиры армии янки, скрывающиеся в лесных болотах. Говорят, они давно свили там себе гнездо, на родине их всех приговорили к линчеванию, так что им некуда деваться.
– Не исключено, – с брезгливой гримасой заявил Китти Натан, – что среди них ты найдешь и своего отца.
– Навряд ли, – парировала она. – Он никогда не изменит армии Союза. Скорее погибнет.
– Верный предатель, – протяжно пропел Натан. – Ах, как благородно!
Не желая продолжать разговор в присутствии посторонних, Китти прикусила губу до крови.
А сосед по вагону уставился на них с жадным любопытством.
– Это правда, леди? – спросил он, весь подавшись вперед. – Вы родом из Северной Каролины? А ваш отец воюет за янки? Ну что за удивительный народ проживает в ваших краях! А вы едете в этом поезде, в обществе такого симпатичного офицера Конфедерации! – Кивнув на большую золотую звезду на мундире Натана, он добавил: – Насколько я понимаю, вы носите чин майора, сэр?
Китти неохотно развернулась, посмотрела на незнакомца так, что тот испуганно отшатнулся, и промолвила ледяным тоном:
– Потрудитесь не совать нос в чужие дела!
– Кэтрин! – с упреком воскликнул Натан.
– Ас тобой, Натан, я вообще не желаю иметь ничего общего. – Она вскочила, подобрала юбки и торопливо перебралась в другой конец вагона.
Через некоторое время они прибыли на вокзал в Голдсборо и Китти поспешила выскочить на перрон первой. Здесь она остановилась, жадно вглядываясь в толпу в надежде увидеть знакомое лицо.
– Кэтрин, куда, по-твоему, ты собралась? – Немедленно возникший рядом Натан уверенно схватил ее за локоть.
– Убери руки, Натан!
– Я спросил, куда ты собралась?
– Черт побери, это не твое дело!
Не привыкший к подобным грубостям из уст дамы-южанки и смешавшийся оттого, что на них стали обращать внимание, Натан выпустил ее локоть и подался назад.
Китти направилась к негру, стоявшему возле фургона.
– У меня нет при себе денег, чтобы заплатить, – как можно более вежливо заговорила она, – но все же я прошу отвезти меня домой. Возможно, ты даже знаешь, где я живу. Меня зовут Китти Райт. Моего отца – Джон Райт, а мать – Лина Райт.
Глаза простодушного малого распахивались все шире и шире после каждого ее слова, и он отступал от Китти все дальше, как будто чего-то боялся.
На вопрос, что с ним такое, он отчаянно затряс головой:
– Нет, мисси, не просите, не повезу я вас туда. Не надо вам туда ездить!
– Да чего ты боишься? – рассердилась Китти.
Следовавший по пятам Натан важно кивнул чернокожему:
– Я майор Натан Коллинз. Знаешь мою семью?
– Да, сэр…
– Может, отвезешь меня в наше имение? Оно совсем рядом с домом мисс Райт. Ты можешь высадить ее по дороге.
– Сэр, не могу я никак вас отвезти! Фургон-то ведь не мой. Наш хозяин – масса Картер. Он там, в гостинице. И велел ждать его.
Натан лишь вздохнул, развернулся на каблуках и пошел через улицу в гостиницу. Вскоре он вернулся с известием, что заплатил мистеру Картеру за использование фургона и получил разрешение доехать на нем до дома. Он небрежно бросил, обернувшись к Китти:
– Можешь проехаться со мной или пройтись пешком, как желаешь. Ты исчерпала мое терпение, Кэтрин, и мне действительно все равно, что ты станешь делать.
Она позволила подсадить себя в фургон. Здравый смысл говорил, что в данный момент прежде всего следовало добраться до дома, а не торчать столбом посреди Голдсборо без гроша в кармане.
Знакомая дорога быстро привела их к дому Энди Шоу.
– Его сожгли! – всполошилась Китти. – Его сожгли дотла! – Она уставилась на обугленные остатки, не веря своим глазам: – Что же случилось? Разве здесь побывали янки?
– Нет, мэм, – буркнул негр, старательно глядя только вперед. – В нашей округе пожгли еще много домов – тех, кого считают прихвостнями янки. Прошел слух, что масса Шоу пошаливает вместе с Люком Тейтом, вот его дом и спалили.
– А что же с его женой и детьми?
Возница ничего не ответил. Натан хотел было взять ее за руку, но Китти отшатнулась. Со вздохом он сообщил, что мать писала ему, как однажды ночью горожане собрались и сожгли дома всех соседей, заподозренных в симпатиях к Союзу.
– Мама писала также, что семья Шоу перебралась куда-то в центральную часть штата, где у миссис Шоу есть родня. Они не пострадали.
– И за то слава Богу, – откликнулась Китти. – Женщина не может держать ответ за поступки своего мужа.
И тут, когда фургон завернул в заросли густых кустов, она в волнении замерла – сейчас должна была показаться их ферма. И в ту же секунду в голове Китти с быстротой молнии пронеслась мысль:
«А что же с нашим домом?! Если они сожгли Шоу…» И тут же перед ее глазами предстал ответ – груда почерневших от огня развалин на месте старой фермы.
– Поэтому я и не хотел вас сюда везти, – бормотал старый негр. – Ваш-то дом спалили самым первым…
Китти схватила его за плечо и заставила натянуть вожжи, чтобы остановить фургон. Натан не пытался ее удерживать. Она спустилась на землю и, как сомнамбула, побрела вперед, к тому страшному, черному, что было когда-то ее родным домом. Поджигатели не пощадили ничего. Выжгли даже поля и лес, вплоть до самого болота. Ничего, ничего у нее не осталось.
– Почему… почему ты молчал, Натан? – Глаза нестерпимо жгли горькие слезы. Она физически ощущала накативший вал отчаяния и одиночества, затопивший измученную душу. – Зачем ты так стремился притащить меня домой?! Чтобы показать вот это?!
– Чтобы ты своими глазами смогла убедиться, что прошлому нет возврата, Кэтрин. – Она не сопротивлялась, когда Коллинз положил руки на ее плечи, развернул лицом к себе и заговорил ласково, утешительно: – Ты должна была своими глазами увидеть, как обошлась война со всеми нами. Я искренне сожалею о том, что наделал и наговорил. Но тебе необходимо было вернуться сюда и посмотреть, как выходки твоего отца уничтожили ту жизнь, которая, как тебе казалось, все еще у тебя остается. Но ее давно нет. Она закончилась. И тебе некуда деваться, и придется заново пересмотреть всю свою жизнь. И когда кончится война, когда мы наконец победим, вот тогда мы сможем пожениться. – Он подумал и продолжил: – Мне придется немедленно вернуться в Ричмонд за новым назначением. Но прежде мы вместе отправимся домой – там ты сможешь дождаться окончания войны. О тебе есть кому позаботиться.
– Моя мама, – простонала она, внезапно вспомнив. – Где моя мама?..
– Это еще одно позорное пятно, с которым тебе придется смириться, – брезгливо заявил он. – Ей уже ничем не поможешь, Кэтрин. Она там, позади, в городе, она проститутка и пьяница. А теперь послушай меня. Я готов сделать попытку забыть прошлое и простить твои грехи и грехи твоих родителей. И я даю тебе возможность начать все заново, но только при условии, что ты станешь послушной и покорной. Сейчас мы вернемся в фургон. Держи голову выше и не оглядывайся. Иного пути нет.
А Китти все глядела и глядела на черные, пустые поля. Это была земля ее отца. В ней заключались все его мечты и надежды. В ней состояла вся его жизнь, пусть даже она и не задалась из-за сварливой, вечно всем недовольной жены. Земля принадлежала отцу. А теперь она разорена. Ее, Китти, лишили всего. Теперь у нее нет ни дома, ни земли, ни родины. Они лишили ее всего!
– Идем же в фургон, – терпеливо, словно с ребенком, заговорил Натан. – Вот, возьми меня за руку. Ты совсем устала после поезда. Мама сразу уложит тебя в постель. Идем же, идем отсюда. Все кончено, Кэтрин. Мы обо всем сможем поговорить с тобой завтра.
Набрав в грудь побольше воздуха, она обратила на него всю ярость загнанного в угол зверя:
– Напротив, мне очень даже нужно почаще оборачиваться назад, Натан, чтобы не забывать, что сделали со мной и с отцом ты и тебе подобные! Переступить порог твоего дома? Жить с твоими родными? Ждать тебя с войны? Стать твоей женой? Ну уж нет, благодарю покорно, мне ничего этого не нужно!
– Кэтрин, ты нездорова…
– Нет, я совершенно здорова, – толкнула она протянутую руку. – Более того, никогда раньше я не ощущала такой силы духа, как сейчас! Она-то мне и понадобится, чтобы продолжать жить. А ты мне не нужен, Натан! Мне вообще никто не нужен!
Она повернулась и побежала прямиком через поле, спотыкаясь о корни и рытвины, в сторону дороги на Голдсборо. Натан кричал что-то вслед, но она так и не обернулась.
Глава 33
Третий полевой госпиталь, где работала Китти, был не таким ужасным местом, как госпиталь Чимборазо в Ричмонде. Ведь сюда поступали солдаты, которым уже оказали первую помощь в прифронтовых госпиталях. Здесь же они проходили курс лечения, после которого либо возвращались в строй, либо отправлялись на родину.
Рассеянно глядя на золотисто-алую крону по-осеннему прекрасного дерева, Китти думала про свою мать. До сих пор становилось не по себе от одного воспоминания об их встрече в просторном холле городской гостиницы. Расставшись с Натаном, Китти прошла большую часть пути пешком, пока возвращавшийся в город возница не подобрал ее на дороге. И Китти сразу же решила отыскать Лину.
И нашла ее, пьяную, развалившуюся на стойке бара, в окружении каких-то оборванцев. Китти не верила своим глазам: ее мать, одетая в поношенное алое платье с вызывающе низким вырезом, бесстыдно обнималась с одним из мужчин. Ее громкий, резкий смех разносился по всему холлу.
– Лу, прошлой ночью ты дал мне пятерку и управился всего за час, – распиналась Лина. – А теперь ты, Зеб, дал десятку и тоже не задержался надолго. Этак я заработаю кучу денег и потрачу совсем мало времени!
Раздался грубый хохот.
Но тут кто-то увидел Китти, и в холле все стихло, а глаза присутствующих обратились к дверям. Лина, поглощенная выпивкой, не сразу поняла, в чем дело. Со стуком опустив стакан на стойку, она обернулась – и побелела как мел при виде стоявшей на пороге дочери.
На миг Лина застыла, а потом, скривив лицо в какую-то невообразимую маску из жалобных морщинок, заковыляла к двери, бормоча:
– Моя детка… моя малышка, я-то думала, тебя убили… – Лина покачнулась, и Китти едва успела подхватить мать и удержаться на ногах с таким грузом. Кто-то услужливо подскочил и помог пристроить заливавшуюся слезами женщину в первое попавшееся кресло.
– Думала, тебя убили… – снова и снова рыдала Лина. Китти стояла неподвижно, молча глядя на мать. Стало быть, это правда. Ее мать спилась и стала проституткой.
– Я чуть с ума не сошла… считала тебя мертвой… и про твоего отца ничего не слышно… и ничего у меня не осталось. Эти ублюдки спалили мой дом… все из-за проклятой войны… ничегошеньки не осталось… – Рыдая, она совсем поникла головой, но вскоре подняла глаза на человека в белом переднике за стойкой бара: – Джо! Налей-ка еще стаканчик. Нынче мне без этого не обойтись!
– Мама, по-моему, и так давно хватит.
– Ничего ты не понимаешь, детка, – обратила к ней Лина налитые кровью глаза. – Я больше никому не нужна, даже тебе. Я же вижу это по твоим глазам, по тому, как ты на меня смотришь! Ничего ты не понимаешь.
Бармен потянулся было выполнить заказ, но под взглядом Китти нерешительно замялся, держа бутылку в руке.
– Я хочу отвести тебя в госпиталь, мама. Ты больна. Тебе нужно помочь, – и она протянула руку, но Лина оттолкнула ее и резко вскочила на ноги.
– Да как ты смеешь тут командовать и говорить, что мне надо, а чего не надо?! Слышала я, как весь город шептался про твои шуры-муры с погаными янки! Эта сучка, мамаша Натана, трепалась по всему городу!
– Так, значит, ты все же знала, что я жива, – заметила Китти, поражаясь собственному безразличию. – И знала, что я вернулась в город.
– Н-ну да, кто-то вроде видел, как ты сходила с поезда. Да только я не поверила. – Лина сидела, низко опустив голову, но вдруг вскинулась и закричала: – Черт побери, Джо, где мое виски?
– И письма мои ты тоже получала, верно? Только не стала отвечать. Ты стыдилась своего теперешнего положения, а сейчас отказываешься от предложенной тебе помощи.
– Ага… – Лина оперлась на спинку кресла и попыталась усесться прямо, – я получила твое письмо. А миссис Коллинз получила письмо от Натана, в котором он пишет, что ему стыдно за твой образ жизни и прочее. И с какой такой стати ты теперь задираешь передо мной нос? Вы со своим полоумным папашей – два сапога пара и вообразили, что лучше вас никого на свете не сыщешь… И никому из вас я не угодила. Ну что же, я сама о себе позабочусь… и никого мне не надо, никого. А теперь проваливай ко всем чертям и оставь меня в покое.
Китти едва не стало дурно. Боже милостивый, неужели она вынесет это зрелище и сердце ее не разорвется от горя?! Как прикажете жить дальше после всего, что свалилось на нее на протяжении каких-то двух дней? Как смириться с тем, что ее мать – распутная пьяница?
Неожиданно в холле появился Натан и словно заполнил собой все помещение – только и видна была его солидная самодовольная фигура в добротном мундире.
– Кэтрин, тебе здесь не место! – безапелляционно заявил он.
– Тебе еще не надоело за мной таскаться? – прошипела она через плечо. – Это тебе здесь не место, Натан! И я в тебе не нуждаюсь!
– Давай ступай с ним, – невнятно пробормотала Лина. – Нечего тут болтаться. Никому ты здесь не нужна. Там, наверху, у меня есть и комната, и еда, и выпивка, да и деньжата в придачу. Оставь меня в покое!
Она направилась было к бару, но на полдороге споткнулась, упала и поползла на четвереньках. Китти ринулась к ней, но Натан остановил ее и силой вывел на улицу. Случившееся настолько ошеломило Китти, что она не оказала никакого сопротивления. Но вскоре, придя в себя, вырвалась из рук Натана:
– Кажется, я ясно просила оставить меня в покое! Я больше не желаю тебя видеть, Натан!
– Но я люблю тебя, Кэтрин, – негромко отвечал он, и взгляд его стал влажным. – Я знаю, как ты меня ненавидишь, но я не в силах тебя разлюбить. Я верю, в один прекрасный день мы непременно встретимся вновь и ты наконец поймешь, что тоже любишь меня.
С этими словами он развернулся и ушел, оставив Китти стоять у входа в гостиницу. Наконец она собралась с силами и поплелась в сторону госпиталя – там она нужна и там ее примут с радостью.
Время летело быстро. Однажды по дороге в госпиталь ее догнала Юдит Гибсон, одна из госпитальных сиделок.
– Почему вы не позаботитесь о своей матери? – строго спросила она, не сводя с Китти проницательного взгляда. – Мне все известно, и я знаю, что ваша мать больна!
– Больна? Но откуда…
– Откуда я об этом узнала? – Миниатюрная темноволосая женщина отвечала с горькой улыбкой: – Понимаете, Китти, мой муж Том частенько ходит в салун при гостинице и пересказывает мне услышанные там сплетни. Недавно он рассказал, что ваша мать не появляется в салуне по нескольку дней и хозяин недоволен тем, что она не… не оправдывает своего содержания, – прошептала Юдит, вконец смешавшись.
– Большое вам спасибо за эти новости, Юдит. – Китти тоже смущенно потупила взгляд. – Поверьте, у меня сердце разрывается на части, когда думаю о ней. Может быть, если бы я осталась дома, с ней такого бы не приключилось. Но судя по вашему рассказу, она очень больна. Я сегодня же пойду в салун и узнаю, что с ней!
Они уже подошли к госпиталю, когда дверь приемного покоя неожиданно распахнулась и на крыльцо выскочил самый юный и неопытный из трудившихся там хирургов. Вид у него был крайне взволнованный.
– Вы! – И он ткнул пальцем в сторону Китти. – Там солдат с гангреной руки. Ему совсем плохо, и он зовет вас!
– Я могу подменить вас, если вы хотите прежде навестить мать, – предложила Юдит.
– Мы с ним успели подружиться. – Устало покачав головой, Китти направилась к двери. – По-моему, Норман с самого начала знал, что умрет из-за этой раны. Он попросил меня побыть с ним рядом, когда придет его час, и я пообещала. К маме я пойду позднее.
Рядовой Норман Герринг – худой, рано облысевший мужчина примерно тридцати лет – еле слышно стонал и корчился на грязных простынях. Китти торопливо приблизилась к нему. Его тело сотрясала лихорадка.
– Пожалуйста, принесите мне тазик и тряпку, – попросила она сестру. – Может, удастся снять жар.
– Не стоит… – простонал Норман. – Это конец. Нужно написать письмо домой. Пожалуйста, в Фейетвилл…
Китти окликнула Юдит, уже стоявшую на пороге, и попросила ее заглянуть в свою каморку – там есть бутылка свежих чернил, которые она сама приготовила из растений, и гусиные перья.
Вскоре Юдит вернулась, и умирающий солдат, задыхаясь, стал диктовать Китти:
– Драгоценная моя Мери, я умираю. Я тебя люблю. Позаботься о мальчиках… помни обо мне… помни о Деле. Я отдал свою жизнь не просто так. И если Господь примет меня… я готов…
Рассеянно глядя на золотисто-алую крону по-осеннему прекрасного дерева, Китти думала про свою мать. До сих пор становилось не по себе от одного воспоминания об их встрече в просторном холле городской гостиницы. Расставшись с Натаном, Китти прошла большую часть пути пешком, пока возвращавшийся в город возница не подобрал ее на дороге. И Китти сразу же решила отыскать Лину.
И нашла ее, пьяную, развалившуюся на стойке бара, в окружении каких-то оборванцев. Китти не верила своим глазам: ее мать, одетая в поношенное алое платье с вызывающе низким вырезом, бесстыдно обнималась с одним из мужчин. Ее громкий, резкий смех разносился по всему холлу.
– Лу, прошлой ночью ты дал мне пятерку и управился всего за час, – распиналась Лина. – А теперь ты, Зеб, дал десятку и тоже не задержался надолго. Этак я заработаю кучу денег и потрачу совсем мало времени!
Раздался грубый хохот.
Но тут кто-то увидел Китти, и в холле все стихло, а глаза присутствующих обратились к дверям. Лина, поглощенная выпивкой, не сразу поняла, в чем дело. Со стуком опустив стакан на стойку, она обернулась – и побелела как мел при виде стоявшей на пороге дочери.
На миг Лина застыла, а потом, скривив лицо в какую-то невообразимую маску из жалобных морщинок, заковыляла к двери, бормоча:
– Моя детка… моя малышка, я-то думала, тебя убили… – Лина покачнулась, и Китти едва успела подхватить мать и удержаться на ногах с таким грузом. Кто-то услужливо подскочил и помог пристроить заливавшуюся слезами женщину в первое попавшееся кресло.
– Думала, тебя убили… – снова и снова рыдала Лина. Китти стояла неподвижно, молча глядя на мать. Стало быть, это правда. Ее мать спилась и стала проституткой.
– Я чуть с ума не сошла… считала тебя мертвой… и про твоего отца ничего не слышно… и ничего у меня не осталось. Эти ублюдки спалили мой дом… все из-за проклятой войны… ничегошеньки не осталось… – Рыдая, она совсем поникла головой, но вскоре подняла глаза на человека в белом переднике за стойкой бара: – Джо! Налей-ка еще стаканчик. Нынче мне без этого не обойтись!
– Мама, по-моему, и так давно хватит.
– Ничего ты не понимаешь, детка, – обратила к ней Лина налитые кровью глаза. – Я больше никому не нужна, даже тебе. Я же вижу это по твоим глазам, по тому, как ты на меня смотришь! Ничего ты не понимаешь.
Бармен потянулся было выполнить заказ, но под взглядом Китти нерешительно замялся, держа бутылку в руке.
– Я хочу отвести тебя в госпиталь, мама. Ты больна. Тебе нужно помочь, – и она протянула руку, но Лина оттолкнула ее и резко вскочила на ноги.
– Да как ты смеешь тут командовать и говорить, что мне надо, а чего не надо?! Слышала я, как весь город шептался про твои шуры-муры с погаными янки! Эта сучка, мамаша Натана, трепалась по всему городу!
– Так, значит, ты все же знала, что я жива, – заметила Китти, поражаясь собственному безразличию. – И знала, что я вернулась в город.
– Н-ну да, кто-то вроде видел, как ты сходила с поезда. Да только я не поверила. – Лина сидела, низко опустив голову, но вдруг вскинулась и закричала: – Черт побери, Джо, где мое виски?
– И письма мои ты тоже получала, верно? Только не стала отвечать. Ты стыдилась своего теперешнего положения, а сейчас отказываешься от предложенной тебе помощи.
– Ага… – Лина оперлась на спинку кресла и попыталась усесться прямо, – я получила твое письмо. А миссис Коллинз получила письмо от Натана, в котором он пишет, что ему стыдно за твой образ жизни и прочее. И с какой такой стати ты теперь задираешь передо мной нос? Вы со своим полоумным папашей – два сапога пара и вообразили, что лучше вас никого на свете не сыщешь… И никому из вас я не угодила. Ну что же, я сама о себе позабочусь… и никого мне не надо, никого. А теперь проваливай ко всем чертям и оставь меня в покое.
Китти едва не стало дурно. Боже милостивый, неужели она вынесет это зрелище и сердце ее не разорвется от горя?! Как прикажете жить дальше после всего, что свалилось на нее на протяжении каких-то двух дней? Как смириться с тем, что ее мать – распутная пьяница?
Неожиданно в холле появился Натан и словно заполнил собой все помещение – только и видна была его солидная самодовольная фигура в добротном мундире.
– Кэтрин, тебе здесь не место! – безапелляционно заявил он.
– Тебе еще не надоело за мной таскаться? – прошипела она через плечо. – Это тебе здесь не место, Натан! И я в тебе не нуждаюсь!
– Давай ступай с ним, – невнятно пробормотала Лина. – Нечего тут болтаться. Никому ты здесь не нужна. Там, наверху, у меня есть и комната, и еда, и выпивка, да и деньжата в придачу. Оставь меня в покое!
Она направилась было к бару, но на полдороге споткнулась, упала и поползла на четвереньках. Китти ринулась к ней, но Натан остановил ее и силой вывел на улицу. Случившееся настолько ошеломило Китти, что она не оказала никакого сопротивления. Но вскоре, придя в себя, вырвалась из рук Натана:
– Кажется, я ясно просила оставить меня в покое! Я больше не желаю тебя видеть, Натан!
– Но я люблю тебя, Кэтрин, – негромко отвечал он, и взгляд его стал влажным. – Я знаю, как ты меня ненавидишь, но я не в силах тебя разлюбить. Я верю, в один прекрасный день мы непременно встретимся вновь и ты наконец поймешь, что тоже любишь меня.
С этими словами он развернулся и ушел, оставив Китти стоять у входа в гостиницу. Наконец она собралась с силами и поплелась в сторону госпиталя – там она нужна и там ее примут с радостью.
Время летело быстро. Однажды по дороге в госпиталь ее догнала Юдит Гибсон, одна из госпитальных сиделок.
– Почему вы не позаботитесь о своей матери? – строго спросила она, не сводя с Китти проницательного взгляда. – Мне все известно, и я знаю, что ваша мать больна!
– Больна? Но откуда…
– Откуда я об этом узнала? – Миниатюрная темноволосая женщина отвечала с горькой улыбкой: – Понимаете, Китти, мой муж Том частенько ходит в салун при гостинице и пересказывает мне услышанные там сплетни. Недавно он рассказал, что ваша мать не появляется в салуне по нескольку дней и хозяин недоволен тем, что она не… не оправдывает своего содержания, – прошептала Юдит, вконец смешавшись.
– Большое вам спасибо за эти новости, Юдит. – Китти тоже смущенно потупила взгляд. – Поверьте, у меня сердце разрывается на части, когда думаю о ней. Может быть, если бы я осталась дома, с ней такого бы не приключилось. Но судя по вашему рассказу, она очень больна. Я сегодня же пойду в салун и узнаю, что с ней!
Они уже подошли к госпиталю, когда дверь приемного покоя неожиданно распахнулась и на крыльцо выскочил самый юный и неопытный из трудившихся там хирургов. Вид у него был крайне взволнованный.
– Вы! – И он ткнул пальцем в сторону Китти. – Там солдат с гангреной руки. Ему совсем плохо, и он зовет вас!
– Я могу подменить вас, если вы хотите прежде навестить мать, – предложила Юдит.
– Мы с ним успели подружиться. – Устало покачав головой, Китти направилась к двери. – По-моему, Норман с самого начала знал, что умрет из-за этой раны. Он попросил меня побыть с ним рядом, когда придет его час, и я пообещала. К маме я пойду позднее.
Рядовой Норман Герринг – худой, рано облысевший мужчина примерно тридцати лет – еле слышно стонал и корчился на грязных простынях. Китти торопливо приблизилась к нему. Его тело сотрясала лихорадка.
– Пожалуйста, принесите мне тазик и тряпку, – попросила она сестру. – Может, удастся снять жар.
– Не стоит… – простонал Норман. – Это конец. Нужно написать письмо домой. Пожалуйста, в Фейетвилл…
Китти окликнула Юдит, уже стоявшую на пороге, и попросила ее заглянуть в свою каморку – там есть бутылка свежих чернил, которые она сама приготовила из растений, и гусиные перья.
Вскоре Юдит вернулась, и умирающий солдат, задыхаясь, стал диктовать Китти:
– Драгоценная моя Мери, я умираю. Я тебя люблю. Позаботься о мальчиках… помни обо мне… помни о Деле. Я отдал свою жизнь не просто так. И если Господь примет меня… я готов…