Страница:
Заскрипели ворота, над грязной давнишней лужей, расположившейся прямо возле входа в дом, поднялись тучи москитов. Отмахнувшись от них, Лаура поднялась по кипарисовой лесенке на второй этаж, стукнула в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь.
В комнате, где она оказалась, стоял старый покосившийся стол и два ветхих стула. Огонь, пылавший в камине, отражался на плотно закрытых жалюзи и от этого в помещении было жарко, как в духовке.
– Мейзи? Ты здесь? – позвала по-английски Лаура.
– А где еще я быть, мисс Лаура?
– Ну, может, ты танцуешь с губернатором на балу.
– Давай, давай, детка, – пронзительный голос задрожал от смеха.
Девушка поставила на стол свою корзину, достала из нее булку хлеба, пакет риса, несколько копченых колбасок, затем добавила лимонов и пакет чая.
– Как твой ревматизм, Мейзи?
– Сносно, сносно.
Из соседней комнаты, шаркая подошвами, вышла сгорбленная старушка с кожей цвета жареного кофе, одетая в помятое платье цвета индиго. Она куталась в потертый шерстяной платок, на ее груди болтался подвешенный на сыромятном ремешке маленький пузырек янтарного цвета.
– Почему бы тебе не сесть, Мейзи? Сейчас я поджарю тебе немного колбасок.
– Нет, мэм, – улыбнулась женщина, обнажив свои пожелтевшие от табака зубы. – Вы сильно добра ко мне, мисс Лаура. Но не стоит. Не надо для госпожа тратить время на меня.
– Ради всего святого, я не твоя госпожа! Папа освободил тебя, когда моя мама уехала, разве ты забыла? Ты свободная женщина!
– Он это делать потому, что я быть сильно старый для работа, вот так.
– Я не хочу, чтобы ты так говорила!
– Но еще я сильно старый менять свои слова.
Лаура вздохнула.
– Ну почему ты не хочешь вернуться назад к нам домой? Ида говорит, что ты бы могла жить вместе с нею и Сент Джоном в домике для прислуги.
Мейзи покачала головой.
– Я прожила семьдесят лет все время рядом с другие люди. Больше и не хотеть никого. Когда Бог готов забрать меня, он меня забирать, и я совсем не волноваться.
– Ну, тогда ладно. Но Ида придет сегодня вечером и приготовит тебе ужин, ты слышишь меня?
Старушка вместо ответа залезла пальцами в свой стеклянный пузырек, достала из него щепоть табаку и сунула себе за щеку.
Потом она внимательно посмотрела на гостью и спросила:
– У тебя уже иметь его?
– Иметь кого?
– Мужчину.
Лаура взяла корзину, чувствуя, что ее лицо покраснело значительно сильнее, чем могло бы покраснеть от жары.
– Нет, мэм. Ты уже спрашивала у меня то же самое в прошлую субботу. С тех пор – никаких изменений.
– Может, появится перед следующая суббота.
– Может быть, тогда ты будешь первой, кто узнает об этом, а теперь мне пора идти. Ида придет попозже. Я попрошу ее приготовить соус с этой колбасой.
– Будет хорошо. – Махнув рукой, Мейзи пошаркала назад в комнату, откуда пришла, и до Лауры донеслось скрипение пружин старого матраса.
Девушка была уже недалеко от своего дома, когда заметила, что перед входом в ее лавку толпится огромная толпа. Казалось, что это те же самые люди, которые вчера сопровождали Аллена Дефромажа. «Святая Мария! Ну, что еще сегодня случилось?»
Подобрав юбки, она бросилась бежать по улице так быстро, как только могла.
– Дайте пройти! Пожалуйста, дайте мне пройти! Да, пропустите же меня!
– Это мадемуазель Шартье. Скорее пропустите ее!
Лаура стрелой промчалась мимо расступившихся людей и перед самым магазином ошеломленно замерла на месте.
Еще никогда в своей жизни ей не доводилось видеть такого множества роз. Целый ковер цветов покрывал упряжку из пары серых рысаков, запряженных в черный, как смоль, экипаж. Из него тоже вздымалась гора благоухающих розовых бутонов, над которыми вились целый рой пчел. Розы лежали и на тротуаре перед магазином, они усыпали порог дома.
Прежде, чем Лаура вновь обрела способность говорить, из дверей дома появился высокий, стройный парень, за которым следовал Сент Джон. На незнакомце был мундир, украшенный золотым галуном уже несуществующего императорского флота! [3]И когда он вышел, ему пришлось пробираться вперед на цыпочках, чтобы не наступать на цветы, устилающие землю. Парень улыбнулся Лауре и почтительно снял треуголку, обнажая свои черные волосы.
– А вот и сама маленькая леди, чтоб меня повесили на реях, если я лгу! И пусть меня сожрут акулы, если она не такая хорошенькая, как говорил хозяин!
Лаура свысока, насколько ей позволяли обстоятельства, взглянула на мужчину, причем на ее лице появилось такое выражение, словно она обнаружила нечто крайне неприятное на подошве своих туфелек, и, не глядя больше в его строну, спросила:
– Что это еще за создание, Сент Джон?
Темнокожий слуга улыбнулся.
– Он говорить, он – Ренато Белуши, мадмазель Лаура.
Тон, которым были сказаны эти слова, выдавал, что бухгалтер знает о странном посетителе значительно больше, чем это могло бы показаться.
Понимая, что толпа напряженно ловит каждое ее слово, ожидая жуткого скандала, Лаура только сказала:
– Я бы хотела, джентльмены, чтобы вы вошли в дом. Быстро!
Как только девушка вошла вслед за мужчинами в лавку, она поставила корзину на прилавок и повернулась к моряку.
– Это вы придумали эту вульгарную пьеску снаружи, месье Белуши?
Его глаза расширились в насмешливом недоумении. Он запустил пальцы в свои усы и повторил:
– Вульгарную? Вы находите, что цветы, которые составили бы честь лучшим парижским садам, вульгарны? Я убит наповал, мадемуазель!
– Ага, так это цветы от вас? – девушка раздраженно швырнула свою шляпку на прилавок.
Ей приходилось иметь дело с сумасбродами, предлагавшими руки и сердца, но этот тип перещеголял всех!
Белуши в ответ изящно поклонился и на мгновенье показалось, что его треуголка залетит куда-нибудь в угол, так энергично он размахивал ею.
Лаура вышла из-за прилавка, а Сент Джон наморщил нос, в изумлении глядя на них обоих.
Гость произнес:
– Ах, как бы я хотел, мадемуазель, сказать, что эти цветы от меня, но капитан Доминик Юкс пристрелит меня на месте, если я так скажу.
Доминик Юкс? Ей внезапно все стало ясно.
Она наклонилась за прилавок, проворно схватила свое длинное ружье и навела его прямо в живот мужчины:
– У вас две секунды на то, чтобы вытащить свои жалкие потроха из моего магазина, собрать свои мерзкие цветы и смыться на своем экипаже с нашей улицы!
Ренато Белуши слегка пожал плечами.
– Он говорил, что вы будете сердиться.
– Ах, вот как! Говорил?
– Но он не успокоится, пока не сможет окончательно извиниться за свое вчерашнее поведение. Ему пришлось провести почти три часа в цветочном магазине, стараясь выбрать подходящую форму извинения.
– Как это разумно с его стороны, так тщательно отбирать цветы! Они придутся кстати на вашу могилу, месье!
Белуши, все так же улыбаясь, стал пятиться к двери. И когда Лаура, вслед за ним, показалась в дверях своего магазина с прижатым к плечу прикладом ружья, толпа зевак заревела от восторга.
– Месье Доминик еще хотел, чтобы вы взяли себе и экипаж с лошадьми.
– Проваливай! – завизжала Лаура так, что ее наверняка было слышно во всем Кентукки.
Белуши поспешно забрался на высокое сидение экипажа и сразу исчез среди цветов. Он поднял бич, украшенный цветами жасмина, и почтительно прикоснулся им к своей треуголке.
– Вы, мадемуазель, будете чертовски замечательной женой для любого мужчины, – одобрительно сказал он, – но стрелок из вас не получится. Я хотел вам сказать, что вы забыли положить кремень в боек. Ваше ружье не выстрелит.
Он хлестнул коней, экипаж резко рванул с места, и вскоре о его присутствии напоминала только дорожка из рассыпавшихся цветов, да пчелы, гудевшие над ними. В толпе одобрительно засвистели и стали расходиться. Раздраженно расшвыривая цветы кончиком туфли, Лаура вошла в лавку и с такой силой хлопнула дверь, что на полках зазвенела посуда.
– Куда ты интересно уставился? – заорала она на Сент Джона, который в этот момент выставлял содержимое ее корзины на прилавок.
– Я думаю на тайфун.
– Я тебе не тайфун! – рявкнула девушка и швырнула в угол бесполезное ружье. – Проклятье, проклятье!
– Ваш папа, он бы не хотел, чтобы вы ругались, как последний матрос, мадмазель Лаура.
Лаура мрачно посмотрела на бухгалтера и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сказала:
– Ты еще поговори мне, так я набью папину трубку твоими мозгами и заставлю выкурить ее.
– Я думать, то лучше, чем табаком, но трубка она вчера сломалась.
– Прекрати мне напоминать об этом! – воскликнула Лаура.
Все несчастья с этим Домиником начались из-за той треклятой трубки! За каким только дьяволом она вчера сунула ее себе в рот?
– Я вообще больше никогда не буду курить.
– Табака, она вас погубит.
– Нет, не погубит! – девушка бросилась к табачному прилавку и начала швырять коробки с табачным зельем в деревянный мусорный ящик.
– Ваш отец будет так терять много денег, – Сент Джон обмакнул перо в чернильницу и, страдальчески морщась, вычеркнул несколько строчек в своей приходной книге. – Он думать, его девочка сходить с ума, выбрасывая хорошую табаку из-за того, что она влюбилась в капитана Доминика.
Лаура застыла с пятифунтовой коробкой табака в руке, угрожающе повернула голову и посмотрела на него.
– Что ты сказал?
Сент Джон пожал плечами, снова обмакнул перо в чернила и вычеркнул еще одну строчку.
– Я забыл.
– Хорошо. Потому что, если бы ты сейчас вспомнил, то оказался бы без работы.
– Сент Джон, он водить вас на рыбалку, когда вы быть маленькая.
– Это ничего не значит. Как ты осмелился заявить, что я влюбилась в этого… этого афериста?
– Афериста? Но он – торговец.
– Ха, но он делает ставки на петушиных боях! Он сам говорил мне, на какого петуха ставить!
Сент Джон бросил свое перо и наклонился к Лауре.
– Вы делать ставки на боях петухов? Ваш папа, он сходить с ума, когда узнавать такую вещь.
– О-ля-ля! Мне надоело! – девушка швырнула в мусор последние две коробки с табаком.
С трудом удерживаясь от желания вцепиться в волосы, если уж, не Сент Джону, то хотя бы себе, она пулей выскочила из дома и с яростью начала работать ручкой помпы, пока вода не побежала в большое деревянное ведро. Наполнив вторую бадью, она схватила коромысло. Повесив ведра за ручки, вскинула его на плечо и, тяжело ступая, двинулась в магазин.
– Сент Джон отнесет это, – сказал бухгалтер.
– Сама сделаю. Тысячу раз носила. – Девушка двинулась вверх по лестнице, но на самом верху она повернулась и подозрительно посмотрела на него. – Скажи Иде, пусть принесет мне что-нибудь поесть, и попроси ее вечером сходить повидать Мейзи. Может, ей удастся уговорить старуху вернуться назад.
– Я говорил ей.
– Я сейчас собираюсь принять ванну и потом буду спать, не беспокойте меня по пустякам. Может быть, тебе принесут то, что я заказала сегодня на рынке.
– Они уже приносить.
– А! Ну вот и отлично, спокойной ночи!
Сент Джон закрыл книгу и положил ее на полку, улыбаясь так, что от одного его вида у Лауры снова испортилось настроение.
– Если этот вонючий моряк снова вернется со своими цветами, – рявкнула она, – воткни их ему в глотку с моими наилучшими пожеланиями! Ты меня хорошо понял, Сент Джон?
– Очень хорошо, мэм Лаура.
– Ну и отлично.
– Отлично…
– И еще одно, Сент Джон.
– Уи?
– Если месье Юкс снова будет болтаться поблизости, скажи ему, что я не принимаю всякий речной сброд.
– Уи, мэм…
– И скажи ему, пускай идет и утопится в том болоте, откуда он вылез!
– Эта вещь я сказать ему.
– И еще скажи… и скажи ему, что мне не нужны его клячи с возом старого гнилого сена!
Темнокожий мужчина с трудом удерживаясь от улыбки подошел к лестнице и уперев руки в бока спросил:
– Вы хотите, чтобы Сент Джон составил список того что сказать?
– Нет, это все.
– Спокойной ночи, мадемуазель Лаура, – когда за девушкой захлопнулась дверь, он уже не таясь, улыбнулся и добавил: – Моя надеется, что вы спать лучше, чем прошлой ночью.
Глава 3
Глава 4
В комнате, где она оказалась, стоял старый покосившийся стол и два ветхих стула. Огонь, пылавший в камине, отражался на плотно закрытых жалюзи и от этого в помещении было жарко, как в духовке.
– Мейзи? Ты здесь? – позвала по-английски Лаура.
– А где еще я быть, мисс Лаура?
– Ну, может, ты танцуешь с губернатором на балу.
– Давай, давай, детка, – пронзительный голос задрожал от смеха.
Девушка поставила на стол свою корзину, достала из нее булку хлеба, пакет риса, несколько копченых колбасок, затем добавила лимонов и пакет чая.
– Как твой ревматизм, Мейзи?
– Сносно, сносно.
Из соседней комнаты, шаркая подошвами, вышла сгорбленная старушка с кожей цвета жареного кофе, одетая в помятое платье цвета индиго. Она куталась в потертый шерстяной платок, на ее груди болтался подвешенный на сыромятном ремешке маленький пузырек янтарного цвета.
– Почему бы тебе не сесть, Мейзи? Сейчас я поджарю тебе немного колбасок.
– Нет, мэм, – улыбнулась женщина, обнажив свои пожелтевшие от табака зубы. – Вы сильно добра ко мне, мисс Лаура. Но не стоит. Не надо для госпожа тратить время на меня.
– Ради всего святого, я не твоя госпожа! Папа освободил тебя, когда моя мама уехала, разве ты забыла? Ты свободная женщина!
– Он это делать потому, что я быть сильно старый для работа, вот так.
– Я не хочу, чтобы ты так говорила!
– Но еще я сильно старый менять свои слова.
Лаура вздохнула.
– Ну почему ты не хочешь вернуться назад к нам домой? Ида говорит, что ты бы могла жить вместе с нею и Сент Джоном в домике для прислуги.
Мейзи покачала головой.
– Я прожила семьдесят лет все время рядом с другие люди. Больше и не хотеть никого. Когда Бог готов забрать меня, он меня забирать, и я совсем не волноваться.
– Ну, тогда ладно. Но Ида придет сегодня вечером и приготовит тебе ужин, ты слышишь меня?
Старушка вместо ответа залезла пальцами в свой стеклянный пузырек, достала из него щепоть табаку и сунула себе за щеку.
Потом она внимательно посмотрела на гостью и спросила:
– У тебя уже иметь его?
– Иметь кого?
– Мужчину.
Лаура взяла корзину, чувствуя, что ее лицо покраснело значительно сильнее, чем могло бы покраснеть от жары.
– Нет, мэм. Ты уже спрашивала у меня то же самое в прошлую субботу. С тех пор – никаких изменений.
– Может, появится перед следующая суббота.
– Может быть, тогда ты будешь первой, кто узнает об этом, а теперь мне пора идти. Ида придет попозже. Я попрошу ее приготовить соус с этой колбасой.
– Будет хорошо. – Махнув рукой, Мейзи пошаркала назад в комнату, откуда пришла, и до Лауры донеслось скрипение пружин старого матраса.
Девушка была уже недалеко от своего дома, когда заметила, что перед входом в ее лавку толпится огромная толпа. Казалось, что это те же самые люди, которые вчера сопровождали Аллена Дефромажа. «Святая Мария! Ну, что еще сегодня случилось?»
Подобрав юбки, она бросилась бежать по улице так быстро, как только могла.
– Дайте пройти! Пожалуйста, дайте мне пройти! Да, пропустите же меня!
– Это мадемуазель Шартье. Скорее пропустите ее!
Лаура стрелой промчалась мимо расступившихся людей и перед самым магазином ошеломленно замерла на месте.
Еще никогда в своей жизни ей не доводилось видеть такого множества роз. Целый ковер цветов покрывал упряжку из пары серых рысаков, запряженных в черный, как смоль, экипаж. Из него тоже вздымалась гора благоухающих розовых бутонов, над которыми вились целый рой пчел. Розы лежали и на тротуаре перед магазином, они усыпали порог дома.
Прежде, чем Лаура вновь обрела способность говорить, из дверей дома появился высокий, стройный парень, за которым следовал Сент Джон. На незнакомце был мундир, украшенный золотым галуном уже несуществующего императорского флота! [3]И когда он вышел, ему пришлось пробираться вперед на цыпочках, чтобы не наступать на цветы, устилающие землю. Парень улыбнулся Лауре и почтительно снял треуголку, обнажая свои черные волосы.
– А вот и сама маленькая леди, чтоб меня повесили на реях, если я лгу! И пусть меня сожрут акулы, если она не такая хорошенькая, как говорил хозяин!
Лаура свысока, насколько ей позволяли обстоятельства, взглянула на мужчину, причем на ее лице появилось такое выражение, словно она обнаружила нечто крайне неприятное на подошве своих туфелек, и, не глядя больше в его строну, спросила:
– Что это еще за создание, Сент Джон?
Темнокожий слуга улыбнулся.
– Он говорить, он – Ренато Белуши, мадмазель Лаура.
Тон, которым были сказаны эти слова, выдавал, что бухгалтер знает о странном посетителе значительно больше, чем это могло бы показаться.
Понимая, что толпа напряженно ловит каждое ее слово, ожидая жуткого скандала, Лаура только сказала:
– Я бы хотела, джентльмены, чтобы вы вошли в дом. Быстро!
Как только девушка вошла вслед за мужчинами в лавку, она поставила корзину на прилавок и повернулась к моряку.
– Это вы придумали эту вульгарную пьеску снаружи, месье Белуши?
Его глаза расширились в насмешливом недоумении. Он запустил пальцы в свои усы и повторил:
– Вульгарную? Вы находите, что цветы, которые составили бы честь лучшим парижским садам, вульгарны? Я убит наповал, мадемуазель!
– Ага, так это цветы от вас? – девушка раздраженно швырнула свою шляпку на прилавок.
Ей приходилось иметь дело с сумасбродами, предлагавшими руки и сердца, но этот тип перещеголял всех!
Белуши в ответ изящно поклонился и на мгновенье показалось, что его треуголка залетит куда-нибудь в угол, так энергично он размахивал ею.
Лаура вышла из-за прилавка, а Сент Джон наморщил нос, в изумлении глядя на них обоих.
Гость произнес:
– Ах, как бы я хотел, мадемуазель, сказать, что эти цветы от меня, но капитан Доминик Юкс пристрелит меня на месте, если я так скажу.
Доминик Юкс? Ей внезапно все стало ясно.
Она наклонилась за прилавок, проворно схватила свое длинное ружье и навела его прямо в живот мужчины:
– У вас две секунды на то, чтобы вытащить свои жалкие потроха из моего магазина, собрать свои мерзкие цветы и смыться на своем экипаже с нашей улицы!
Ренато Белуши слегка пожал плечами.
– Он говорил, что вы будете сердиться.
– Ах, вот как! Говорил?
– Но он не успокоится, пока не сможет окончательно извиниться за свое вчерашнее поведение. Ему пришлось провести почти три часа в цветочном магазине, стараясь выбрать подходящую форму извинения.
– Как это разумно с его стороны, так тщательно отбирать цветы! Они придутся кстати на вашу могилу, месье!
Белуши, все так же улыбаясь, стал пятиться к двери. И когда Лаура, вслед за ним, показалась в дверях своего магазина с прижатым к плечу прикладом ружья, толпа зевак заревела от восторга.
– Месье Доминик еще хотел, чтобы вы взяли себе и экипаж с лошадьми.
– Проваливай! – завизжала Лаура так, что ее наверняка было слышно во всем Кентукки.
Белуши поспешно забрался на высокое сидение экипажа и сразу исчез среди цветов. Он поднял бич, украшенный цветами жасмина, и почтительно прикоснулся им к своей треуголке.
– Вы, мадемуазель, будете чертовски замечательной женой для любого мужчины, – одобрительно сказал он, – но стрелок из вас не получится. Я хотел вам сказать, что вы забыли положить кремень в боек. Ваше ружье не выстрелит.
Он хлестнул коней, экипаж резко рванул с места, и вскоре о его присутствии напоминала только дорожка из рассыпавшихся цветов, да пчелы, гудевшие над ними. В толпе одобрительно засвистели и стали расходиться. Раздраженно расшвыривая цветы кончиком туфли, Лаура вошла в лавку и с такой силой хлопнула дверь, что на полках зазвенела посуда.
– Куда ты интересно уставился? – заорала она на Сент Джона, который в этот момент выставлял содержимое ее корзины на прилавок.
– Я думаю на тайфун.
– Я тебе не тайфун! – рявкнула девушка и швырнула в угол бесполезное ружье. – Проклятье, проклятье!
– Ваш папа, он бы не хотел, чтобы вы ругались, как последний матрос, мадмазель Лаура.
Лаура мрачно посмотрела на бухгалтера и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сказала:
– Ты еще поговори мне, так я набью папину трубку твоими мозгами и заставлю выкурить ее.
– Я думать, то лучше, чем табаком, но трубка она вчера сломалась.
– Прекрати мне напоминать об этом! – воскликнула Лаура.
Все несчастья с этим Домиником начались из-за той треклятой трубки! За каким только дьяволом она вчера сунула ее себе в рот?
– Я вообще больше никогда не буду курить.
– Табака, она вас погубит.
– Нет, не погубит! – девушка бросилась к табачному прилавку и начала швырять коробки с табачным зельем в деревянный мусорный ящик.
– Ваш отец будет так терять много денег, – Сент Джон обмакнул перо в чернильницу и, страдальчески морщась, вычеркнул несколько строчек в своей приходной книге. – Он думать, его девочка сходить с ума, выбрасывая хорошую табаку из-за того, что она влюбилась в капитана Доминика.
Лаура застыла с пятифунтовой коробкой табака в руке, угрожающе повернула голову и посмотрела на него.
– Что ты сказал?
Сент Джон пожал плечами, снова обмакнул перо в чернила и вычеркнул еще одну строчку.
– Я забыл.
– Хорошо. Потому что, если бы ты сейчас вспомнил, то оказался бы без работы.
– Сент Джон, он водить вас на рыбалку, когда вы быть маленькая.
– Это ничего не значит. Как ты осмелился заявить, что я влюбилась в этого… этого афериста?
– Афериста? Но он – торговец.
– Ха, но он делает ставки на петушиных боях! Он сам говорил мне, на какого петуха ставить!
Сент Джон бросил свое перо и наклонился к Лауре.
– Вы делать ставки на боях петухов? Ваш папа, он сходить с ума, когда узнавать такую вещь.
– О-ля-ля! Мне надоело! – девушка швырнула в мусор последние две коробки с табаком.
С трудом удерживаясь от желания вцепиться в волосы, если уж, не Сент Джону, то хотя бы себе, она пулей выскочила из дома и с яростью начала работать ручкой помпы, пока вода не побежала в большое деревянное ведро. Наполнив вторую бадью, она схватила коромысло. Повесив ведра за ручки, вскинула его на плечо и, тяжело ступая, двинулась в магазин.
– Сент Джон отнесет это, – сказал бухгалтер.
– Сама сделаю. Тысячу раз носила. – Девушка двинулась вверх по лестнице, но на самом верху она повернулась и подозрительно посмотрела на него. – Скажи Иде, пусть принесет мне что-нибудь поесть, и попроси ее вечером сходить повидать Мейзи. Может, ей удастся уговорить старуху вернуться назад.
– Я говорил ей.
– Я сейчас собираюсь принять ванну и потом буду спать, не беспокойте меня по пустякам. Может быть, тебе принесут то, что я заказала сегодня на рынке.
– Они уже приносить.
– А! Ну вот и отлично, спокойной ночи!
Сент Джон закрыл книгу и положил ее на полку, улыбаясь так, что от одного его вида у Лауры снова испортилось настроение.
– Если этот вонючий моряк снова вернется со своими цветами, – рявкнула она, – воткни их ему в глотку с моими наилучшими пожеланиями! Ты меня хорошо понял, Сент Джон?
– Очень хорошо, мэм Лаура.
– Ну и отлично.
– Отлично…
– И еще одно, Сент Джон.
– Уи?
– Если месье Юкс снова будет болтаться поблизости, скажи ему, что я не принимаю всякий речной сброд.
– Уи, мэм…
– И скажи ему, пускай идет и утопится в том болоте, откуда он вылез!
– Эта вещь я сказать ему.
– И еще скажи… и скажи ему, что мне не нужны его клячи с возом старого гнилого сена!
Темнокожий мужчина с трудом удерживаясь от улыбки подошел к лестнице и уперев руки в бока спросил:
– Вы хотите, чтобы Сент Джон составил список того что сказать?
– Нет, это все.
– Спокойной ночи, мадемуазель Лаура, – когда за девушкой захлопнулась дверь, он уже не таясь, улыбнулся и добавил: – Моя надеется, что вы спать лучше, чем прошлой ночью.
Глава 3
Ренато Белуши преследовал ее по рынку, держа в руках красную розу, огромную как лошадь, и требовал, чтобы Лаура сию секунду залезла в нее, Зная, что внутри, среди лепестков, сидит дожидаясь ее Доминик Юкс, она сломя голову побежала по улицам, в испуге крича и зовя свою мать…
Зазвонил колокол, Лаура с трудом очнулась от кошмарного сновидения, села и, дико озираясь, посмотрела на свою комнату. Все было точно так же, как прошлой ночью. Напротив стены стояла ее металлическая ванна, на высокой спинке которой висело сырое полотенце, а на полу вокруг валялась забытая одежда.
Снова зазвонил колокол, и девушка поняла, что это звонят к заутренней мессе. Лаура подошла к высокому двустворчатому окну и посмотрела на собор, видневшийся в конце улицы. Она уже очень давно не ходила в церковь.
Надев платье цвета индиго, которое подчеркивало ее достоинства даже лучше, чем моднейшие французские наряды, Лаура спустилась вниз, схватила кусок пирога, оставшегося после ужина, и направилась во двор с книгой, которую купила вчера.
Она пробралась к скамейке, укрытой ветвями магнолии, открыла книгу и принялась читать. Поэзия Уильяма Блейка и прекрасные акварельные иллюстрации быстро завладели ее вниманием, и некоторое время благоговейную тишину сада нарушал только шелест страниц.
Спустя некоторое время, Лаура обнаружила иллюстрацию, на которой была изображена алая роза. Вспомнив сон, она вслух прочитала:
Что ей делать с Домиником Юксом? Никто раньше ей не посылал целую повозку роз. Только абсолютно уверенный в своей силе человек осмелился бы на такой романтический и сумасбродный поступок, но тогда почему он послал в качестве своего доверенного лица этого глупого Рената Белуши?
Час спустя Лаура, все еще думая о загадочном французе, вошла с сумрачным лицом в Базилику Святого Людовика и прошла к месту в храме, издавна принадлежавшему их семье.
Бормоча вполголоса слова молитвы, девушка на самом деле еле слушала священника.
Отец Дюбуа воскликнул по латыни:
– Давайте помолимся!
Опустившись на колени, Лаура обнаружила, что оказывается у нее в руках вовсе не молитвенник, а книжечка стихов. Открыв ее наугад, девушка обнаружила, что перед ней вновь тот самый стих, который смутил ее в саду:
Почти с суеверным страхом и отчаянной надеждой Лаура оглянулась на людей, стоявших вокруг нее, однако, ни его горящих темным пламенем глаз, ни жаркого любовного шепота – ничего этого рядом не было. Девушка даже чуть не засмеялась, поняв, что хотела увидеть своего знакомого в церкви. Подумать только, она надеялась, что человек, подобный ему, будет в церкви – ха!
Прозвучали последние слова молитвы и, сказав, наконец, «Аминь», Лаура подняла лицо и стала ждать, пока храм опустеет, а затем, взволнованно прижимая книгу к груди, девушка направилась к алтарю.
– Вы хотите исповедаться, дитя мое?
– О, отец Дюбуа, я вас совсем не вижу.
– Я не причиню вам вреда, – произнес священник, появляясь из тени кабины для исповеданий. Затем он всунул руки в рукава своей сутаны и взглянул на стоявшую перед ним девушку. – Чем могу помочь вам, дитя мое?
– Мне нужно с кем-то поговорить, может быть с Господом, – однако, когда священник кивком пригласил ее в исповедальню, Лаура отрицательно покачала головой. – Я не нуждаюсь в исповеди.
– Мы все в ней нуждаемся. Входите, я давно уже не слушал вас. – Отец Дюбуа скрылся в кабине.
Все еще немного колеблясь, девушка последовала за ним в затемненное помещение.
– Я даже не захватила свои четки, – прошептала она, а затем вздохнула и приступила к исповеди, – прости меня Господи, за то, что я согрешила… но совсем не так, как думают обо мне люди. – Когда ответа не последовало, Лаура сказала: – Я несколько раз курила и, может быть, общалась с недостойными людьми, хотя и знала, что не должна была так делать. Однако, я… – тут она сделала глубокий вдох и продолжила, – однако, я не отдавала себя никому, неважно, что обо мне говорят!
– То, что говорят люди, действительно неважно. Я здесь, чтобы слушать вашу исповедь.
– Но я ничего не совершила, меня обвиняют за грехи моей матери.
– Капитан Дефромаж тоже вас обвиняет?
Лаура отшатнулась.
– Что вы знаете о нем?
– Я знаю, что ваш отец хотел, чтобы вы вышли за него замуж, и знаю так же, что, по вашему мнению, капитан виноват в том, что вы потеряли свой корабль. Два дня назад вы разорвали свою помолвку.
– Но не было никакой… – она сжала губы. Глупо и бесполезно что-либо объяснять. Сожалея о том, что вообще она пришла в церковь, девушка встала, чтобы уйти.
– Люди говорят, что вы соблазнили несчастного Дефромажа.
– Соблазнила?! Так уже ходят сплетни?
– А разе это неправда?
Лаура попыталась сдержать нарастающий гнев.
– Я… собиралась одно время выйти за него замуж, но быстро передумала.
– А говорят, что вы использовали капитана, чтобы поставить своего отца в затруднительное положение.
– Я не желаю слушать это, святой отец!
– Вы никогда не думали о том, чтобы постричься в монахини?
От этого неожиданного вопроса Лаура сначала даже растерялась. Почему священник не может понять, что она нуждается в покое, отдыхе, а не в новых заботах!
– Это послужит вашей же пользе, дитя мое, – произнес отец Дюбуа, – никто не осмелится плохо отзываться о монахине.
На секунду Лаура, как будто со стороны увидела себя, укрывшейся под безопасным монашеским одеянием, но в следующее мгновение красивое лицо Доминика Юкса вновь заслонило все другое. Девушка в отчаянии прижала ладони к лицу.
– Ваш отец все еще на плантации?
– Да, у нас еще осталась одна, – тихо ответила Лаура, – все остальные папа продал в прошлом году, чтобы заплатить налоги.
– Вам следует как-нибудь написать ему и сказать, что вы собираетесь пойти в монастырь. Он не должен думать, что вы хотите выйти замуж за капитана, который находится у него на службе.
Все это время Лаура отчаянно пыталась изгнать образ Доминика Юкса. Наконец, она растерянно сказала:
– Но папа надеется, что я буду содержать магазин. Я не могу идти в монастырь.
– За магазином может последить Сент Джон.
На руке у Лауры все сильнее горело то место, которое поцеловал Доминик Юкс.
«Доминик Юкс, почему ты не оставишь меня в покое?»
Прежде, чем она ответила, отец Дюбуа продолжал:
– Сегодня днем, дитя мое, я отведу вас к матери настоятельнице. Не тревожьтесь, вместе мы поможем вам выбраться из этой грязи.
Лаура пришла домой как раз вовремя, чтобы увидеть, как от калитки отъезжают два рыжих мула, запряженных в грузовую повозку. На тротуаре, возле ограды, стояли около двадцати огромных бочек и с полдюжины десяти галлоновых бочонков, помеченных каким-то товарным знаком и с надписью «табак».
В тот момент, когда девушка подошла к дому, Сент Джон как раз входил внутрь, покачиваясь под тяжестью одной из бочек.
– Сент Джон! Немедленно поставь!
– Уи, только внесу, мадамуазель Лаура.
Девушка загородила ему дверь.
– Ты купил все это у месье Юкса?
– Я не купил табаку у него. Слуга попытался обойти ее, но девушка встала у него на пути и притворила дверь.
– Тогда, где ты это взял?
– Я уроню бочку, если мадмзель не отойдет от двери.
– Отлично, только бросай ее на улице.
– Мадмзель очень строгая.
– Я могу стать еще более строгой, если ты внесешь эту гадость в мой магазин.
Недовольно ворча, Сент Джон поставил бочонок на тротуар и, подбоченясь, посмотрел на свою хозяйку:
– Барка, ее украли пираты, потом вы выбрасывать лучший луисвильский табаку, и ваш папа разоряется еще больше. Времена сильно суровая. Я покажу мадмзель книги.
– Я не собираюсь смотреть твои дурацкие книги.
Сент Джон успел схватить хозяйку за подол платья, прежде чем она успела уйти.
– Если мадмуазель не продавать табаку, ей нечего кушать. Магазин – он пуфф! Вот так!
– Ты купил табак у Доминика Юкса?
– Мадмзель больше заботится о своей папе или гордости?
– Ну, конечно, об отце.
– Тогда я вам что-то скажу. Месье Ю, он давать этот табак, чтобы сказать, что он извиняться. Он говорить, что неправ, когда отобрал трубку мадмзель и прожигать ее платье. Он говорить, чтобы вы курить сколько хотите, а остальное продавать проклятым янки.
– Он невыносим, этот человек! Я сейчас подожгу все, что тут находится на мостовой!
– Хорошо, что Сент Джон остальное занес внутрь.
– О, боже! Ты такой же сумасшедший, как и он. – Лаура в отчаянии махнула рукой. – Делай ты, что хочешь, если тебе так нравится, только, Сент Джон, обещай мне одну вещь.
– А?
– Не говори ему, ну, ты знаешь кому, не говори, что я знаю, откуда табак.
Улыбаясь, темнокожий мужчина взвалил громадный бочонок себе на плечо и сказал:
– Сент Джон, он сохранит тайну в своем сердце.
– А он… еще сказал что-нибудь?
– Только, что он сильно извиняться.
– Ага, ну, а ты сказал ему, что я ненавижу цветы?
– Уи, я ему говорить.
– Ну и, что он сказал?
– Он говорить, что в следующий раз он посылать больше роз. Может они вам больше нравятся.
– Тьфу! Я пойду погуляю, а ты поставь табак где-нибудь, чтобы он мне на глаза не попадался.
– Это я сделать.
– И спички тоже.
– Табака не сильно полезное для мэм, я понимаю…
Вся полыхая гневом, Лаура, в течение двух часов, как голодная пантера в час охоты, бродила по улицам французского квартала. Как мог Доминик Юкс столь безрассудно и нагло надеяться, что сможет заслужить ее прощение с помощью подарков! Нет, хотела бы она еще раз увидеться с ним, чтобы сказать ему все, что она о нем думает!
Когда девушка вернулась назад, Сент Джон уже зажигал лампы в магазине. Она села в плетеное кресло и подперев голову рукой, посмотрела во двор. Сад погружался в сумерки. Ночная тьма, опускаясь над городом, закутывала очертания деревьев в темную вуаль. Из-под кустов магнолий раздалась вечерняя трель цикад.
Из передней двери послышался легкий стук.
Лаура недовольно произнесла:
– Неужели они не видят, что у нас закрыто? Нет, Сент Джон, я сама открою, – она пересекла комнату, откинула цепочку и, открыв замок, распахнула дверь. – Сожалею, но у нас за… – начала Лаура и осеклась.
На нее улыбаясь смотрел Доминик Юкс.
– Мадемуазель Шартье, вы позволите войти? Мне надо вам кое-что сказать.
Зазвонил колокол, Лаура с трудом очнулась от кошмарного сновидения, села и, дико озираясь, посмотрела на свою комнату. Все было точно так же, как прошлой ночью. Напротив стены стояла ее металлическая ванна, на высокой спинке которой висело сырое полотенце, а на полу вокруг валялась забытая одежда.
Снова зазвонил колокол, и девушка поняла, что это звонят к заутренней мессе. Лаура подошла к высокому двустворчатому окну и посмотрела на собор, видневшийся в конце улицы. Она уже очень давно не ходила в церковь.
Надев платье цвета индиго, которое подчеркивало ее достоинства даже лучше, чем моднейшие французские наряды, Лаура спустилась вниз, схватила кусок пирога, оставшегося после ужина, и направилась во двор с книгой, которую купила вчера.
Она пробралась к скамейке, укрытой ветвями магнолии, открыла книгу и принялась читать. Поэзия Уильяма Блейка и прекрасные акварельные иллюстрации быстро завладели ее вниманием, и некоторое время благоговейную тишину сада нарушал только шелест страниц.
Спустя некоторое время, Лаура обнаружила иллюстрацию, на которой была изображена алая роза. Вспомнив сон, она вслух прочитала:
В полном замешательстве она захлопнула книжку и встала.
– «О Роза алая, сколь хрупок твой наряд!
Когда в объятья лепестков твоих атласных
Случайно занесенный бурею ночной
Бессильный мотылек своей любовью страстной
Навеки смог разрушить твой покой…» [4]
Что ей делать с Домиником Юксом? Никто раньше ей не посылал целую повозку роз. Только абсолютно уверенный в своей силе человек осмелился бы на такой романтический и сумасбродный поступок, но тогда почему он послал в качестве своего доверенного лица этого глупого Рената Белуши?
Час спустя Лаура, все еще думая о загадочном французе, вошла с сумрачным лицом в Базилику Святого Людовика и прошла к месту в храме, издавна принадлежавшему их семье.
Бормоча вполголоса слова молитвы, девушка на самом деле еле слушала священника.
Отец Дюбуа воскликнул по латыни:
– Давайте помолимся!
Опустившись на колени, Лаура обнаружила, что оказывается у нее в руках вовсе не молитвенник, а книжечка стихов. Открыв ее наугад, девушка обнаружила, что перед ней вновь тот самый стих, который смутил ее в саду:
И вновь, в ту же секунду, образ Доминика Юкса завладел ее мыслями. Она снова увидела его в кафе, услышала глубокий, красивый голос: «Ради некоторых вещей можно пожертвовать всем».
«…своей любовью страстной,
Навеки смог разрушить твой покой».
Почти с суеверным страхом и отчаянной надеждой Лаура оглянулась на людей, стоявших вокруг нее, однако, ни его горящих темным пламенем глаз, ни жаркого любовного шепота – ничего этого рядом не было. Девушка даже чуть не засмеялась, поняв, что хотела увидеть своего знакомого в церкви. Подумать только, она надеялась, что человек, подобный ему, будет в церкви – ха!
Прозвучали последние слова молитвы и, сказав, наконец, «Аминь», Лаура подняла лицо и стала ждать, пока храм опустеет, а затем, взволнованно прижимая книгу к груди, девушка направилась к алтарю.
– Вы хотите исповедаться, дитя мое?
– О, отец Дюбуа, я вас совсем не вижу.
– Я не причиню вам вреда, – произнес священник, появляясь из тени кабины для исповеданий. Затем он всунул руки в рукава своей сутаны и взглянул на стоявшую перед ним девушку. – Чем могу помочь вам, дитя мое?
– Мне нужно с кем-то поговорить, может быть с Господом, – однако, когда священник кивком пригласил ее в исповедальню, Лаура отрицательно покачала головой. – Я не нуждаюсь в исповеди.
– Мы все в ней нуждаемся. Входите, я давно уже не слушал вас. – Отец Дюбуа скрылся в кабине.
Все еще немного колеблясь, девушка последовала за ним в затемненное помещение.
– Я даже не захватила свои четки, – прошептала она, а затем вздохнула и приступила к исповеди, – прости меня Господи, за то, что я согрешила… но совсем не так, как думают обо мне люди. – Когда ответа не последовало, Лаура сказала: – Я несколько раз курила и, может быть, общалась с недостойными людьми, хотя и знала, что не должна была так делать. Однако, я… – тут она сделала глубокий вдох и продолжила, – однако, я не отдавала себя никому, неважно, что обо мне говорят!
– То, что говорят люди, действительно неважно. Я здесь, чтобы слушать вашу исповедь.
– Но я ничего не совершила, меня обвиняют за грехи моей матери.
– Капитан Дефромаж тоже вас обвиняет?
Лаура отшатнулась.
– Что вы знаете о нем?
– Я знаю, что ваш отец хотел, чтобы вы вышли за него замуж, и знаю так же, что, по вашему мнению, капитан виноват в том, что вы потеряли свой корабль. Два дня назад вы разорвали свою помолвку.
– Но не было никакой… – она сжала губы. Глупо и бесполезно что-либо объяснять. Сожалея о том, что вообще она пришла в церковь, девушка встала, чтобы уйти.
– Люди говорят, что вы соблазнили несчастного Дефромажа.
– Соблазнила?! Так уже ходят сплетни?
– А разе это неправда?
Лаура попыталась сдержать нарастающий гнев.
– Я… собиралась одно время выйти за него замуж, но быстро передумала.
– А говорят, что вы использовали капитана, чтобы поставить своего отца в затруднительное положение.
– Я не желаю слушать это, святой отец!
– Вы никогда не думали о том, чтобы постричься в монахини?
От этого неожиданного вопроса Лаура сначала даже растерялась. Почему священник не может понять, что она нуждается в покое, отдыхе, а не в новых заботах!
– Это послужит вашей же пользе, дитя мое, – произнес отец Дюбуа, – никто не осмелится плохо отзываться о монахине.
На секунду Лаура, как будто со стороны увидела себя, укрывшейся под безопасным монашеским одеянием, но в следующее мгновение красивое лицо Доминика Юкса вновь заслонило все другое. Девушка в отчаянии прижала ладони к лицу.
– Ваш отец все еще на плантации?
– Да, у нас еще осталась одна, – тихо ответила Лаура, – все остальные папа продал в прошлом году, чтобы заплатить налоги.
– Вам следует как-нибудь написать ему и сказать, что вы собираетесь пойти в монастырь. Он не должен думать, что вы хотите выйти замуж за капитана, который находится у него на службе.
Все это время Лаура отчаянно пыталась изгнать образ Доминика Юкса. Наконец, она растерянно сказала:
– Но папа надеется, что я буду содержать магазин. Я не могу идти в монастырь.
– За магазином может последить Сент Джон.
На руке у Лауры все сильнее горело то место, которое поцеловал Доминик Юкс.
«Доминик Юкс, почему ты не оставишь меня в покое?»
Прежде, чем она ответила, отец Дюбуа продолжал:
– Сегодня днем, дитя мое, я отведу вас к матери настоятельнице. Не тревожьтесь, вместе мы поможем вам выбраться из этой грязи.
Лаура пришла домой как раз вовремя, чтобы увидеть, как от калитки отъезжают два рыжих мула, запряженных в грузовую повозку. На тротуаре, возле ограды, стояли около двадцати огромных бочек и с полдюжины десяти галлоновых бочонков, помеченных каким-то товарным знаком и с надписью «табак».
В тот момент, когда девушка подошла к дому, Сент Джон как раз входил внутрь, покачиваясь под тяжестью одной из бочек.
– Сент Джон! Немедленно поставь!
– Уи, только внесу, мадамуазель Лаура.
Девушка загородила ему дверь.
– Ты купил все это у месье Юкса?
– Я не купил табаку у него. Слуга попытался обойти ее, но девушка встала у него на пути и притворила дверь.
– Тогда, где ты это взял?
– Я уроню бочку, если мадмзель не отойдет от двери.
– Отлично, только бросай ее на улице.
– Мадмзель очень строгая.
– Я могу стать еще более строгой, если ты внесешь эту гадость в мой магазин.
Недовольно ворча, Сент Джон поставил бочонок на тротуар и, подбоченясь, посмотрел на свою хозяйку:
– Барка, ее украли пираты, потом вы выбрасывать лучший луисвильский табаку, и ваш папа разоряется еще больше. Времена сильно суровая. Я покажу мадмзель книги.
– Я не собираюсь смотреть твои дурацкие книги.
Сент Джон успел схватить хозяйку за подол платья, прежде чем она успела уйти.
– Если мадмуазель не продавать табаку, ей нечего кушать. Магазин – он пуфф! Вот так!
– Ты купил табак у Доминика Юкса?
– Мадмзель больше заботится о своей папе или гордости?
– Ну, конечно, об отце.
– Тогда я вам что-то скажу. Месье Ю, он давать этот табак, чтобы сказать, что он извиняться. Он говорить, что неправ, когда отобрал трубку мадмзель и прожигать ее платье. Он говорить, чтобы вы курить сколько хотите, а остальное продавать проклятым янки.
– Он невыносим, этот человек! Я сейчас подожгу все, что тут находится на мостовой!
– Хорошо, что Сент Джон остальное занес внутрь.
– О, боже! Ты такой же сумасшедший, как и он. – Лаура в отчаянии махнула рукой. – Делай ты, что хочешь, если тебе так нравится, только, Сент Джон, обещай мне одну вещь.
– А?
– Не говори ему, ну, ты знаешь кому, не говори, что я знаю, откуда табак.
Улыбаясь, темнокожий мужчина взвалил громадный бочонок себе на плечо и сказал:
– Сент Джон, он сохранит тайну в своем сердце.
– А он… еще сказал что-нибудь?
– Только, что он сильно извиняться.
– Ага, ну, а ты сказал ему, что я ненавижу цветы?
– Уи, я ему говорить.
– Ну и, что он сказал?
– Он говорить, что в следующий раз он посылать больше роз. Может они вам больше нравятся.
– Тьфу! Я пойду погуляю, а ты поставь табак где-нибудь, чтобы он мне на глаза не попадался.
– Это я сделать.
– И спички тоже.
– Табака не сильно полезное для мэм, я понимаю…
Вся полыхая гневом, Лаура, в течение двух часов, как голодная пантера в час охоты, бродила по улицам французского квартала. Как мог Доминик Юкс столь безрассудно и нагло надеяться, что сможет заслужить ее прощение с помощью подарков! Нет, хотела бы она еще раз увидеться с ним, чтобы сказать ему все, что она о нем думает!
Когда девушка вернулась назад, Сент Джон уже зажигал лампы в магазине. Она села в плетеное кресло и подперев голову рукой, посмотрела во двор. Сад погружался в сумерки. Ночная тьма, опускаясь над городом, закутывала очертания деревьев в темную вуаль. Из-под кустов магнолий раздалась вечерняя трель цикад.
Из передней двери послышался легкий стук.
Лаура недовольно произнесла:
– Неужели они не видят, что у нас закрыто? Нет, Сент Джон, я сама открою, – она пересекла комнату, откинула цепочку и, открыв замок, распахнула дверь. – Сожалею, но у нас за… – начала Лаура и осеклась.
На нее улыбаясь смотрел Доминик Юкс.
– Мадемуазель Шартье, вы позволите войти? Мне надо вам кое-что сказать.
Глава 4
Доминик Юкс был без шляпы, в длинном плаще с привязанным капюшоном. На улице, за его спиной, виднелась черная коляска, правда, на сей раз, без роз.
Лаура почувствовала дрожь во всем теле. Разум приказывал ей захлопнуть дверь перед носом мужчины, однако, тело девушки отказывалось ей повиноваться.
– Мадемуазель Шартье, – произнес гость тихим низким голосом. – Прошу извинить меня за столь поздний визит. Уже стемнело…
– Ну, закат солнца от вас все-таки не зависит, – ответила девушка, – как бы высоко вы себя не мнили. А теперь, если позволите, я отправлюсь спать.
Доминик рукой придержал дверь.
– Мадемуазель, вы можете сделать это через мгновенье после того, как я скажу вам, ради чего пришел сюда.
– Сент Джон! – позвала Лаура.
Темнокожий бухгалтер, весело улыбаясь, облокотился на прилавок, ожидая приказа.
– Вытолкай вон этого невежу!
Рот слуги растянулся еще шире.
Сент Джон потянулся и сказал:
– Сильно жалею мадмзель, но старые кости сегодня сильно устать, чтобы толкать грубиянов.
– Сент Джон! – возмущенно воскликнула девушка, но тот только махнул рукой и вышел в заднюю дверь.
Доминик сбросил свой плащ, кинул его в кресло, при этом, на его черном жилете сверкнули алмазные запонки. Затем Лаура увидела, что его взгляд упал на новую витрину с табаком и непроизвольно ругнулась про себя, на Сент Джона, который все-таки поставил привезенный днем табак на самое видное место.
– Хороший парень этот Сент Джон, – улыбаясь, произнес ночной гость, – у него глаза художника и душа пирата. Мне это нравится в людях.
– Я чертовски удивлена, сэр, вашим визитом, – сказала девушка по-английски, не желая разговаривать на более дружелюбном французском языке, и решила держать гостя на определенной дистанции.
– Я так понимаю, что вам не нравятся пираты, – Доминик тоже перешел на английский.
– Я презираю вымогателей и приставал. У меня есть на то причины.
Она ступила за прилавок и сделала попытку посмотреть ему в лицо.
– Ну, так чего же вы хотите?
– Я не собираюсь у вас что-то вымогать.
Лаура почувствовала дрожь во всем теле. Разум приказывал ей захлопнуть дверь перед носом мужчины, однако, тело девушки отказывалось ей повиноваться.
– Мадемуазель Шартье, – произнес гость тихим низким голосом. – Прошу извинить меня за столь поздний визит. Уже стемнело…
– Ну, закат солнца от вас все-таки не зависит, – ответила девушка, – как бы высоко вы себя не мнили. А теперь, если позволите, я отправлюсь спать.
Доминик рукой придержал дверь.
– Мадемуазель, вы можете сделать это через мгновенье после того, как я скажу вам, ради чего пришел сюда.
– Сент Джон! – позвала Лаура.
Темнокожий бухгалтер, весело улыбаясь, облокотился на прилавок, ожидая приказа.
– Вытолкай вон этого невежу!
Рот слуги растянулся еще шире.
Сент Джон потянулся и сказал:
– Сильно жалею мадмзель, но старые кости сегодня сильно устать, чтобы толкать грубиянов.
– Сент Джон! – возмущенно воскликнула девушка, но тот только махнул рукой и вышел в заднюю дверь.
Доминик сбросил свой плащ, кинул его в кресло, при этом, на его черном жилете сверкнули алмазные запонки. Затем Лаура увидела, что его взгляд упал на новую витрину с табаком и непроизвольно ругнулась про себя, на Сент Джона, который все-таки поставил привезенный днем табак на самое видное место.
– Хороший парень этот Сент Джон, – улыбаясь, произнес ночной гость, – у него глаза художника и душа пирата. Мне это нравится в людях.
– Я чертовски удивлена, сэр, вашим визитом, – сказала девушка по-английски, не желая разговаривать на более дружелюбном французском языке, и решила держать гостя на определенной дистанции.
– Я так понимаю, что вам не нравятся пираты, – Доминик тоже перешел на английский.
– Я презираю вымогателей и приставал. У меня есть на то причины.
Она ступила за прилавок и сделала попытку посмотреть ему в лицо.
– Ну, так чего же вы хотите?
– Я не собираюсь у вас что-то вымогать.