— На границах творится разбой, сэр. Приграничные лорды собирались все вместе у Ботвелла и отправили меня с донесением к вам. Мы узнали, что английские солдаты стоят гарнизонами в Бервике, и под командой Дакре — в Карлайле. У Тюдора явная цель — покорить всю Шотландию, и он использует любой способ для достижения этой цели. Английский начальник пограничной стражи получил приказ нападать и грабить так глубоко внутрь Шотландии, как сумеет, и весь юг подвергается его набегам. Города, деревни, аббатства, огромные поместья горят, лежат в руинах, и совершаются ужасные преступления.
   — Сегодня за ужином мы с тобой обсудим, что можно сделать. Эх, если бы я имел с дюжину таких смельчаков, как «лорд-мститель»! — Джеймс переводил взгляд с одного своего собеседника на другого, в глубине души чувствуя, что уж один-то из них наверняка знает, кто этот неуловимый герой. — Вы слышали, что король Генрих назначил ежегодное содержание в тысячу фунтов тому, кто поймает «лорда-мстителя»?
   — Боже, да я сам бы его выдал за такие деньги, — рассмеялся Дуглас.
   Он дожидался, пока Аран удалится, чтобы посвятить Джеймса в остальные тайны. Как только адмирал вместе с главным советником короля, лордом Элфистоном, покинул их, Рэм рассказал Стюарту, что Хит Кеннеди согласился вести цыган на зиму в Англию и добыть там информацию о войсках.
   — Спасибо. У меня тоже есть там осведомители. Если дело движется к войне, то, по крайней мере, не в этом году. Уже начались осенние штормы, и Генрих не пошлет армию в наступление по нашим снегам. Он слишком неопытен и труслив, чтобы принять окончательное решение до весны.
   — Генрих, может быть, труслив, сэр, но английская армия и флот вооружены лучше всех в мире, а их пехота и кавалерия имеют одно качество, которого мы, шотландцы, лишены.
   — Дисциплина, — с укором произнес Джеймс. — Ну что ж, у нас еще есть договор с Францией. Если на нас или на них нападет Англия, то второе государство обязано объявить ей войну.
   — Договоры нарушают или игнорируют, когда они становятся слишком неудобными, — напомнил Дуглас.
   — Если мне удастся объединить все кланы, то мы сможем выставить армию по меньшей мере в 20 тысяч человек. Не думаю, что Генрих имеет хоть малейшее представление о том, что мы в состоянии не уступать ему в численности. Ты бы не желал отправиться в Лондон и обрисовать ему, что 20 тысяч дикарей могут сделать с его чертовыми дисциплинированными солдатиками?
   Джеймс отсылал его прямиком в петлю.
   — Думаю, от меня больше пользы на границе или на борту корабля, чем как от посла, — правдиво сказал Рэм. — Вы дадите мне каперские свидетельства против англичан, сэр?
   Король опустил тяжелые веки, скрывая догадку, мелькнувшую в его проницательных глазах.
   — Ага, теперь мне все ясно. Я их выпишу сам, минуя адмирала, но предупреждаю, если тебя схватят, они ничем не помогут. Генрих Тюдор повесит тебя за пиратство.
   — Новый английский адмирал Томас Ховард — не что иное, как кровожадный пират, так что потребуется еще один такой же, чтобы ему противостоять.
   — Я имел в виду не сейчас, а позже, до объявления войны — подумаешь о поездке в Уайтхолл? — спросил Стюарт.
   Рэм вложил свои ладони в руки короля и торжественно произнес:
   — Этот человек принадлежит вам. Я проведу зиму в замке — но что будет с границами?
   — Я уже послал подкрепление. Туда отправились Керры, Хепбурны и Логан из Ресталрига.
 
   Хотя лорд вернулся в особняк поздно, он немедленно приказал посыльному доставить послание Колину, чтобы тот возвращался в замок и захватил с собой мсье Бюрка. Тина будет разочарована неудавшимся визитом ко двору, но ее повар несомненно сделает жизнь в замке более терпимой. Рэм заколебался, стоит ли беспокоить ее в такой час, но желание оказалось сильнее. В кармане его камзола лежали драгоценности, которые он приобрел для Огонька, и он мечтал поскорее одеть на ее нежную шею изумрудное ожерелье. У лорда пересохло во рту при мысли о шелковистой копне волос, которую он приподнимет, чтобы застегнуть ожерелье. Он медленно повернул ручку и выругался, обнаружив, что дверь заперта.
   — Тина, открой дверь, — приказал он.
   — Убирайся, — донесся жестокий ответ.
   — Тина, я тебя предупреждаю, — прорычал Рэм. Тишина за дверью подсказала, что сегодня она в его ласках не нуждается. — Считаю до трех, — прозвучал ультиматум.
   — Можешь считать хоть до трех тысяч, если твои познания простираются так далеко, но я тебе не открою.
   Этот вызов только подлил масла в огонь.
   — Сучка! Если ты думаешь, что в безопасности за закрытой дверью, то ошибаешься.
   Он в два счета взбежал на самый верх лестницы, где на небольшом постаменте красовалась итальянская скульптура, и, схватив постамент, принялся колотить им в двери. Огонек, совершенно выведенная из себя, закричала:
   — Если ты сломаешь дверь, ни к чему хорошему это не приведет, лучше ступай и отыщи какую-нибудь другую свою любовницу!
   Дверь поддалась напору, и темные глаза лорда зловеще впились в лицо его невесты.
   — А где я, по-твоему, был последние восемь часов? — язвительно поинтересовался он.
   Тина задохнулась.
   — Скотина! Ты меня больше не получишь!
   Он оглядел ее аккуратно заплетенные косы и скромную белую ночную рубашку.
   — Надо бы тебя проучить, — с удовольствием произнес Дуглас. Его сильная смуглая рука в клочья разорвала ворот ее рубашки. Грудь женщины вздымалась от негодования, она протянула руку, чтобы вцепиться ногтями в его лицо, но Рэм только рассмеялся. — Тебе потребуется урон послушания. Запомни: я возьму тебя в любое время, когда захочу, в любом месте, что мне понравится, — в постели, на полу или на центральной улице. Ты будешь моей столько раз, сколько я пожелаю. Не смей больше никогда сопротивляться мне!
   — Сначала тебе придется избить меня до потери сознания! — с напускной храбростью выкрикнула Тина.
   — Я тебя не просто изобью, я тебя изувечу, — со спокойной твердостью ответил лорд.
   Задрав подбородок, она метнула искры из глаз.
   — Ты не посмеешь!
   Он уверенно снял с себя пояс и обернул его вокруг костяшек пальцев. Сев на кровать, Дуглас железной рукой швырнул невесту поперек коленей. Он поднял ремень с твердым намерением нанести удар.
   — Дуглас, нет! Кажется, я беременна.
   Рэм отбросил пояс и сжал ее плечи.
   — Это что, еще одна из твоих штучек, вроде потери памяти?
   — Нет, меня тошнит по утрам, — еле слышно призналась Огонек.
   Надежда шевельнулась в душе лорда.
   — Ах ты лиса, что же ты напрашиваешься на битье? — Он обнял ее. — Сладкая моя, я не сделал тебе больно?
   — Сделал! Ты мне причинил боль сегодня утром, когда обращался со мной, как с проституткой, и снова, когда шлялся неизвестно где за полночь. А теперь ты являешься домой, до полусмерти пьяный, громишь все вокруг и пытаешься меня изнасиловать.
   — До полусмерти пьяный? Да я и капли не выпил, — поклялся он.
   — Тогда твоему поведению вообще нет никакого оправдания! — Теперь, когда она заставила его защищаться, Тина позволила своей ярости изливаться свободно.
   — О Господи, Огонек, тебя не уговоришь!
   Высвободившись из его объятий, она набросила халатик.
   — А ты только что это понял, Дуглас? Когда мы появимся при дворе, я скажу королю, что между тобой и мной все кончено.
   — Ты что, забыла о ребенке? — с закравшимся подозрением спросил он.
   — Не забываю ни на минуту и не стану вынашивать твоего детеныша. Выпью какую-нибудь настойку, чтобы избавиться от него!
   Лорд возвышался над ней, опасаясь за себя, зная, что может не сдержаться и убить свою невесту одним ударом. Он подошел к двери и с яростью, душившей его, прорычал:
   — Ада!
   Это прозвучало, как боевой клич, и уже через минуту гувернантка подбегала к ним. Обманчиво спокойным голосом Рэм сказал:
   — Мы не едем ко двору. Мы отправляемся в замок. Охраняй ее как следует. Если она решит избавиться от ребенка, которого носит, я за свои действия не ручаюсь.
   Не успела еще за ним захлопнуться дверь, как Нелл уже лежала в обмороке.
   — Тина, что за игру ты затеяла? — требовательно спросила Ада.
   — Думаю, что я беременна, — ответила та.
   — И ты не хочешь этого ребенка? Мне стыдно за тебя! Неудивительно, что лорд тан разбушевался.
   — Я сказала, что сделаю аборт, но только для того, чтобы позлить его.
   — Черт побери, у тебя просто страсть какая-то к ссорам! Я-то думала, ты уже выросла. Оглядись — ведь он окружил тебя настоящей роскошью.
   Тина как будто только что увидела стены, обитые шелком, разрисованный потолок, коробки в углу комнаты с новыми платьями и мехами.
   — Ты не представляешь, какой он! — воскликнула Огонек. — Он правит железной рукой, его устраивает только полная покорность!
   — А ты не понимаешь, что ему приходится быть таким с тобой? С твоим самоуправством ты же моментально наступишь на горло любому, кто станет мягко с тобой обращаться!
   Огонек не ожидала такого отпора от гувернантки, которая прежде всегда была на ее стороне. Прикусив губу, она тихо произнесла:
   — Давай-ка положим бедную малышку Нелл в кровать.

Глава 28

   Рэм ехал так осторожно, что дорога до Грозного замка заняла у них пять часов. Тина знала, что, скача во весь опор, он добрался бы до родового поместья за два часа. По настоянию жениха она надела соболиную накидку, и, не успели они проехать даже полпути, как леди Кеннеди почувствовала благодарность за такую заботу. Огонек всего лишь один раз посмотрела лорду в лицо, и его замкнутое, мрачное выражение подсказало ей, что царит сейчас у него в душе.
   Призрак Дамарис у высокого окна с радостью наблюдал за приездом живой и невредимой племянницы. Дамарис целыми днями не выходила из своей комнаты, но сейчас она проплыла в зал, убедившись предварительно, что Фолли осталась в спальне, ведь Выпивоха уже приветствовал своего хозяина радостным поскуливанием. Огонек первая появилась в дверях, и пес, положив лапы ей на плечи, принялся лизать лицо.
   — Отстань! — сердито произнес Рэм, и Дамарис тотчас поняла, что не все так уж хорошо между женихом и невестой. Призрачная женщина напряглась, почувствовав приближение Александра.
   «Милые бранятся — только тешатся», — прошептал тот ей на ухо.
   И почему мужчины такие бессердечные? Дамарис отошла, сделав вид, что не заметила его. Александр не обратил ни малейшего внимания на пренебрежение жены. Он пошел за ней и слегка дернул за золотистый локон. Дамарис вынула прядь волос из его пальцев и повернулась к мужу спиной.
   «Не понимаю, почему ты так волнуешься за Валентину, она прекрасно может сама за себя постоять», — удивился Алекс.
   «Даже Черный Дуглас не посмеет насиловать невесту в зале. Он накинется на нее в спальне, я уверена, что именно это и увижу», — прошипела Дамарис.
   «Да ну! — поддразнивал ее Александр. — Тогда я тоже посмотрю, может, чему-нибудь научусь».
   «Тебе незачем обучаться похабствам у Рэма Дугласа».
   «Ага, значит, ты все помнишь?» — ухмыльнулся муж.
   «И почему я снова с тобой заговорила?» — произнесла окончательно выведенная из себя Дамарис.
   «Да потому, что ты обожаешь тесное общение!» — Алекс фыркнул, еле сдерживая хохот.
   Женщина растаяла в воздухе.
   Тина в это время говорила Аде:
   — Пусть слуги отнесут мои вещи в комнату Дамарис.
   Рэмсей не стал возражать. Он предупредил дворецкого, что вместе с ними прибыли еще 60 человек из клана, и отправился посмотреть, кто из кузенов находится в замке.
   Огонек с англичанкой ужинали у себя, а затем для хозяйки была приготовлена ванна. Заходя в воду, леди Кеннеди задумчиво погладила себя по животу.
   — Пока ничего не видно — может, я ошиблась.
   — Когда у тебя в последний раз были женские дела? — спросила Ада.
   Тина заколебалась, потом дернула плечиком.
   — Говоря по правде, все прекратилось сразу после помолвки.
   — Три месяца! — подсчитала гувернантка.
   Дамарис не могла сдержать восторга: «Чудесно! Должно быть, ты безумно счастлива!»
   Огонек продолжала:
   — Не могу сказать, чтобы я была счастлива иметь этого ребенка, Ада. Если бы только я не забеременела так быстро.
   Дамарис была ошарашена:
   «Тина, как ты можешь? Неужели ты действительно испытываешь такие чувства? Вся моя трагедия не только в том, что я умерла, но и в том, что умерла раньше, чем родила дитя. Если бы после меня остался сын или дочь и я бы смогла наблюдать, как ребенок растет, то моя безвременная смерть уже не имела бы никакого значения. Желание иметь дитя, когда знаешь, что это невозможно, сжигает твою душу. Я страдала более пятнадцати лет, а теперь судьба дарит тебе ребенка, в котором мне отказала».
   Тина подняла глаза, смаргивая слезы.
   — Самое ужасное, что я уже его люблю.
   Дамарис глубоко вздохнула.
   Ада подала воспитаннице полотенце, нагретое у огня.
   — Конечно, любишь и когда-нибудь по достоинству оценишь, что его отец — мужчина в полном смысле этого слова.
   Утопая в мягкой кровати, Огонек пробормотала:
   — Как я устала. Если бы мсье Бюрк был в замке. Ужасно хочется пунша, он его делает по особому тайному рецепту.
 
   На рассвете прибыл Гэвин Дуглас, загоревший после путешествия на «Капризе», который теперь ходил под новым именем «Месть».
   — Я надеюсь, вы не бросили якорь в Лейсе? — спросил Рэм.
   — Ты считаешь, у меня совсем нет мозгов? Судно хорошо спрятано в Бонесс. Пришлось нам оттуда ехать все время на юг.
   — Генрих Тюдор предложил награду в тысячу фунтов ежегодно за поимку «лорда-мстителя».
   — Может, выдать его? — рассмеялся Гэвин.
   — То же самое и я сказал королю, — сухо ответил старший брат. — Но шутки в сторону. Если тебя захватят, то повесят за пиратство. Ты такой же «лорд-мститель», как и я.
   — Английские суда держатся вдали от берегов в Северном море, однако нам удалось потопить парочку, шныряющих на дальней оконечности острова Мэй.
   — Не подходите к Бервину, — предупредил Рэм. — Там стоит целый гарнизон солдат.
   Гэвин сжал губы.
   — Колдстрим и Келсо полностью разрушены. Прекрасный урожай, который они получили этой осенью, сейчас превратился в пепел и дым.
   — Ты помог им с зимними запасами? — спросил старший Дуглас.
   — Да, мы сразу отправились к реке Тайн и здорово пощипали ее плодородные берега, — ухмыльнулся Гэвин.
   — Как Драммонд? Управляет одним из кораблей Ангуса?
   Младший брат кивнул.
   — Иан тоже, и Джеми готов принять командование. Все идет само собой.
   — Кровь Дугласов хорошо сдобрена морской солью, — сказал Рэм.
   — А как насчет нашего братишки Камерона? Ты не думаешь, что настало время снять с него поводок?
   — Он уже получил весьма ответственное задание. Я поставил его главой отряда бандитов на границе.
   Гэвин присвистнул, чувствуя легкую зависть. Рэм угадал мысли брата.
   — Успокойся, парень, ты же не можешь быть в двух местах одновременно.
   — Но у тебя-то это получается!
 
   Тина обнаружила, что, когда после пробуждения она не спешила вставать, а оставалась в кровати еще на полчаса, то тошнота проходила. Оглядывая себя в зеркале, молодая женщина отметила, что беременность придала ей ослепительный вид. Волосы, казалось, жили своей собственной жизнью, тугими кольцами завиваясь вокруг пышущего здоровьем личика. Груди налились, все тело стало зрелым и по-особому чувственным. Затем мысли леди Кеннеди переметнулись на Рэма, и она подумала, что ей нравится переругиваться с ним, обмениваться язвительными намеками и колкостями и ругаться так же, как и заниматься с лордом любовью. Он — достойный противник. Она не сожалела ни о чем — ни об одном слове, взгляде, что соединяли и разобщали их. Выбросив Рэма из головы, Огонек отправилась с подарком к Чокнутому Малнольму.
   Дженна как раз только что вымыла старика, и он был в зверском настроении, но, увидев Валентину с маленьким столиком, который так удобно ставить на кровать, Малкольм разулыбался. С таинственным видом он дождался, пока Дженна ушла, а потом вытащил из-под матраса свои записи и разложил их на крышке стола. Тина была приятно удивлена, заметив, что комната сумасшедшего уже не забита кувшинами с вином и виски и сам старик не пьян. Она показала ему, как действует потайной механизм, и Малкольм сразу же уловил суть.
   — Ты — ответ на мои молитвы, детка. — Он аккуратно вложил несколько отобранных страниц в секретный ящичек, затем нажал на резной завиток, и бумаги исчезли, словно растворившись в воздухе. — Я почти закончил зловещую историю Грозного замка, — произнес старик. — Он вернулся?
   — Кто? — спросила Огонек.
   — Отравитель! — тихо произнес сумасшедший. — Алекс! Нет, не Алекс, они у меня все перепутались. Другой, тоже черный.
   — Ты обо мне, Малкольм? — Гэвин, заходя в комнату, услышал последнее предложение.
   — Рэм? — подозрительно вглядываясь в вошедшего, спросил старик.
   — Вот это уже оскорбление, — рассмеялся Гэвин. — Рэм намного уродливее.
   Тина лучезарно улыбнулась молодому красавцу-Дугласу.
   — Как мило с твоей стороны посетить больного.
   — Что за чепуха! Я искал тебя, детка. Я здесь всего на один день.
   Старик ухмыльнулся.
   — Женщины всегда были проклятием для любого Дугласа с тех пор, как жена первого графа в нашем роду сбежала со своим грумом. Это все в моей истории, знаете ли. — Он похлопал по столику.
   Леди Кеннеди догадывалась, что Гэвин, скорее всего, разыскивает Дженну.
   — Ты только что разминулся с ней. Думаю, она отправилась в зал.
   Они оставили Малкольма, вновь углубившегося в свои записи, и, спускаясь по лестнице, Гэвин произнес:
   — Сомневаюсь, что ты можешь читать мысли Рэма с такой же легкостью, как мои.
   — Да, я в курсе только половины его недостатков, — небрежно ответила Огонек. — Знаешь, будет очень хорошо, если ты попросишь Дженну держать вино и виски подальше от бедняги Малкольма.
   Рэм услышал это последнее замечание.
   — Пить — единственное удовольствие, доступное для несчастного старика. Пусть пьет, — повелительно проговорил он.
   — Извини, — пробормотала Тина Гэвину и, намеренно повернувшись к жениху спиной, стала подниматься по ступенькам.
   Гэвин посмотрел на Рэма:
   — Брр, лед и пламень. Я-то думал, тебе уже удалось ее растопить. А чего ты не заделаешь ей ребенка? Говорят, это здорово смягчает даже самых сварливых женушек.
   — Не твое собачье дело! — рявкнул на него старший брат.
   Множество жгучих проблем ожидали его решения до того, как надо будет возвращаться на борт «Мести», надежно укрытой Джоном в устье реки Дун. Более сотни крестьян и фермеров на земле Дугласа нуждались в защите, их многочисленные стада коров и овец надо было охранять, а также решить, какое количество скота следует продать, а какое забить. Оставлять всех животных зимовать может оказаться невыгодным, ведь богатство Дугласа и его земли не бесконечны. Поля овса и клевера ожидали уборки, а с неба того и гляди обрушится ливень, который будет хлестать неделю, не меньше. Во дворе замка Рэм оглядел нависшие облака и решил отослать всех своих вояк на поля. Лучший способ потренировать мышцы — это уборка урожая. Он заметил, что Тина направляется в конюшню, и решил запретить ей дикую езду. Лорд последовал за невестой и сказал груму, седлающему Индиго:
   — Сегодня она останется здесь. Она на сносях.
   Огонек обернулась, испепеляя Дугласа взглядом. Как он смеет высказываться о ее состоянии в конюшне, как будто речь идет о племенной кобыле?! Не сводя глаз с лица Тины, Рэм подумал, что его невеста — самая красивая из всех живущих женщин. Всю ночь он пролежал без сна, сгорая от желания. Лорд уже собрался было поднять Тину на руки и прижать к сердцу, но отмел это намерение. Он допустил ошибку с невестой, открыв ей душу, позволив узнать, как она ему дорога.
   Внезапно Огонек поняла, что Дуглас в разговоре имел в виду Индиго, а не ее. Она проглотила слова ненависти. Сама атмосфера конюшни, с запахами сена и лошадей, действовала на них возбуждающе. Прекрасная кобыла была жеребой от Бандита, и Тина и ее жених уловили в этом аналогию их собственному положению. Страсть душила Дугласа, он безуспешно пытался побороть ее и вновь обрести контроль над собой. Леди Кеннеди словно ощущала объятия его сильных рук, вкус его рта. Она слегка улыбнулась, осознавая всю силу власти над лордом, и немного придвинулась к нему. Рэм заметил взгляд победительницы и сделал шаг назад. Поколебавшись, Огонек пообещала:
   — Я буду осторожна, — вкладывая в эти слова двойной смысл.
   — Меня не волнует твое жалкое состояние, я беспокоюсь о кобыле.
   Ответ Дугласа поразил ее в самое сердце, и Тина выбежала из конюшни, чтобы он не успел заметить слезы на ее глазах.
 
   Рано вечером прибыли Колик и мсье Бюрк. Тина была рада приезду старшего Дугласа. Его спокойствие умиротворяло, сдерживало эмоции — он словно выступал в роли буфера между Сорвиголовой и его невестой.
   — Вы стали еще прекраснее, — мягко произнес Колин, обращаясь к леди. — Думаю, мой портрет не в полной мере передаст вашу красоту.
   — Он закончен? — с надеждой спросила Огонек.
   — Не совсем. Я прошу вас подождать еще немного.
   Хозяйка замка и Ада направились вниз, на кухню, чтобы поприветствовать повара. Тину позабавило то, что все кухарки и служанки спешили появиться во владениях француза. Они краснели или хихикали, встречаясь со взглядом красавца-повара.
   — Милый мсье Бюрк, — заворковала Огонек, усаживаясь на высокий табурет. — Не представляю, как я выжила без вас.
   — И я тоже, — подмигнула французу Ада, и теперь наступила его очередь покраснеть.
   — Чего тебе хочется на ужин, дорогая? — обратился Бюрк к леди. — Я с восторгом приготовлю все, что ты пожелаешь.
   Гувернантка закатила глаза и облизнулась, а Тина призналась:
   — Меня просто преследует мысль о пунше. Не раскроете Аде свой секретный рецепт, чтобы она могла приготовить напиток в ваше отсутствие?
   — Рецепт очень прост: сладкое красное вино, гвоздика, лимонная корка, имбирь и корица. Весь секрет в приготовлении — надо нагревать это все непременно в котелке, а подавать в чаше. Сегодня вечером приготовлю тебе пунш.
 
   Рэм и его люди боролись за урожай. Холодный ветер, от которого немело все тело, дул с моря, но они продолжали работать, зная, что, когда ветер прекратится, пойдет дождь. Ливень начался в 8 часов, и к этому времени они сжали и собрали зерно с двадцати полей. Снопы удалось сохранить сухими, но сами жнецы промокли до нитки и спешили в замок, где их ждали разожженный камин и горячий ужин.
   Колин и Гэвин сидели вместе с Тиной у огня, слушая, как она играет на лютне прекрасную и печальную шотландскую песню. Зал был пуст, не считая нескольких слуг, но через несколько минут он заполнился промокшими и замерзшими Дугласами. Они толкались, ругались и громко требовали виски. Рэм подошел к огню одновременно с пажем, который подал леди дымящуюся чашу.
   — Моя госпожа, вот тот тайный напиток, о котором вы просили мсье Бюрка, — сказал мальчик.
   Тревога исказила черты лорда, и он вышиб чашу из рук Тины.
   — Чертова лиса!
   С зардевшимися от стыда щеками она в изумлении смотрела на жениха. Колин достал из камина чашу, а Гэвин, защищая, обнял женщину за плечи.
   — Это всего-навсего пунш! — непослушными губами выговорила Огонек и выдохнула: — Я тебя ненавижу.
   Сочувствие к невесте на лицах братьев больно задело Рэма.
   — Отправляйся в свою комнату, — приказал он.
   Женщина бросила на Черного Дугласа презрительный взгляд и, как королева, выплыла из зала. Гэвин сжал кулаки, удерживая желание съездить братцу по физиономии. Помолчав, он сказал:
   — Думаю, мне лучше уехать, погода вряд ли изменится, даже если я задержусь до утра.
   Тина пошла прямиком на кухню, где повар приготовил ей новую чашу пунша. Она захватила напиток с собой, но подниматься в спальню не захотела. Проходя мимо комнаты Колина, Огонек вспомнила, как много набросков с нее тот успел сделать за последнее время и ни один не показал. Любопытство победило в душе леди все остальные чувства. Безрассудство, свойственное молодой женщине, толкнуло ее на неблаговидный поступок — она зашла в комнату Колина.
   Беспорядок, царивший там, удивил ее. Везде валялись кисти, краски, холсты и мелки. Внимание Тины привлекли кипы набросков, некоторые из которых были аккуратно уложены, а какие-то просто разбросаны по полу. Тина наклонилась и увидела, что на всех рисунках были изображены обнаженные женщины. Ее глаза расширились. Обнаженная натура не шокировала леди, но здесь, кроме нее, ничего не было! Она подняла один листок, пожелтевший от времени, и у нее перехватило дыхание — с наброска глядело незабываемое лицо Дамарис.
   — Господи помилуй, если она позировала Колину и изменяла Александру с его братом, то неудивительно, что тот ее отравил. Надо показать это Аде.
   Огонек подхватила рисунок, невольно вспыхнув от того, что поза женщины была уж слишком эротичной, и быстро свернула листок. Направляясь к двери, она внезапно заметила картину, стоящую на мольберте. Тина подошла поближе, не веря своим глазам и вглядываясь в свое собственное лицо. Она лежала на бордовом покрывале, протянув руки к невидимому любовнику, страстная, ждущая, молящая о наслаждении. Полные кремовые груди, пылающая копна волос были переданы безошибочно, огненный треугольник между ее бедер призывно выгибался навстречу мужчине. Каждый, увидевший картину, мог бы поклясться, что женщина позировала художнику. Тина бросилась вон из комнаты, запах красок душил ее.