Страница:
Де Берг пустил коня в галоп и помчался во главе своего отряда, намереваясь обратить в бегство и растоптать врага. Звуки и запахи битвы опьянили его: свист стрел, впивающихся в мягкую плоть или со звоном ударяющихся о металлические щиты; вонь пота, крови, рвоты... страха. Стоны, вопли и всхлипывания постепенно замирали, вытесняемые гулким стуком сердца, отдававшимся в ушах Фолкона. В этот ранний час он действовал мечом без малейшего усилия, потому что с самой юности был приучен сражаться с рассвета до заката и еще долго после того, как немела правая рука.
Он прикончил с дюжину валлийцев, некоторые попали под копыта боевого коня, так что земля стала скользкой от крови и размазанных внутренностей. Фолкон сам воспитал Лайтнинга, и конь в бою был свиреп и яростен и нападал на врагов.
В этот момент де Берг заметил юношу в кожаной тунике, в ужасе отпрянувшего от оскаленных зубов и тяжелых копыт жеребца. Валлиец, не удержавшись на ногах, упал; шлем свалился на землю – – длинные черные шелковистые пряди рассыпались по плечам. Ошеломленный Фолкон сообразил, что перед ним женщина, которую едва не раздавил Лайтвинг, и, молниеносно спрыгнув, наклонился над девушкой. Стянув тяжелую латную перчатку, он провел загрубевшей рукой по упругим ногам девушки. Та плюнула ему в лицо. Фолкон, не задумываясь, сжал пальцы в кулак с силой ударил валлийку так, что она потеряла сознание, и, перекинув через седло бесчувственное тело, вновь ринулся в битву.
Когда схватка была окончена, оставшихся в живых человек двенадцать валлийцев взяли в плен. Среди них была и женщина. Остальные были ранены или корчились в смертных муках. Кроме того, англичане захватили около тридцати голов скота, спрятанного в лесу.
К концу первой недели Фолкон взял два замка, Скенфрит и Ллантилио, и намеревался просить короля пожаловать ему захваченные владения.
Войска Уильяма Маршалла ждали только отставших обозов, чтобы двинуться на Пемброк, оставив Сейлсбери и Хьюберта де Берга отвоевывать оставшиеся земли и замки.
Наконец прибыли обозы с провизией и фуражом, доставленными из имений маршала в Страйгуиле, Уэстоне и Бэгуорте. Получение припасов для армии, находящейся на марше, всегда было делом нелегким, так что в этот вечер в лагере царило почти праздничное настроение. Вожди отдыхали у горящей жаровни в палатке маршала, наслаждаясь свежим элем и большой головкой сыра, присланной его предусмотрительной супругой.
– Ты счастливец, Уильям, – заметил Сейлсбери, с довольным видом вытирая рот рукой.– Хорошая жена, опора мужу, – дороже золота.
Хьюберт де Берг добродушно хлопнул племянника по плечу.
– Именно это я и говорил пареньку, да не один раз, а уж теперь, когда у него три собственных замка, трудненько будет управляться в одиночку.
– Не уверен, что мне так уж необходима жена, – ухмыльнулся Фолкон, – но с готовностью признаю, что пора подумать о семье.
Хьюберт продолжал настаивать, так как считал, что сыновья Фолкона внесут приток свежей крови в могущественную семью де Бергов.
– Можно бы посвататься к вдове Уорвика, но боюсь, охотников на нее и без того слишком много: уж очень богатое приданое!
Фолкон де Берг свел брови.
– Предпочитаю завоевывать земли в бою или получать их в награду от короля.
– Это делает тебе честь, но не стоит отказываться от женщины только потому, что у нее неплохое приданое, – возразил Сейлсбери.– Поскольку у меня нет сына, дочери Эла и Изабел получат все. Я предпочел бы видеть зятем безземельного рыцаря, достаточно сильного, чтобы защитить и удержать владения моей дочери, чем какого-нибудь титулованного барона или графа, изнеженного и избалованного.
Мужчины вновь наполнили кожаные кружки и, громко смеясь, начали перечислять Фолкону, какими достоинствами должна обладать будущая невеста. Список был коротким, но достаточно содержательным: прежде всего, женщина должна быть способной рожать крепких сыновей, с детства учиться умению хозяйничать, всему необходимому, чтобы справиться с тысячью и одной обязанностями владелицы замков и угодий, зачастую весьма нелегкими, и наконец последнее, но отнюдь не менее важное – невесте следует принести в дар будущему мужу как можно больше земель, замков, городов и деревень, вместе с данью живущих там рыцарей и податями крестьян.
Разговор о женщинах вскоре возбудил в мужчинах похоть; то и дело кто-нибудь вставал и выскальзывал из шатра, желая утолить вожделение с одной из многочисленных шлюх, неизменно следующих в обозе любой армии, находящейся на марше.
Фолкон решил отправиться в свой шатер, и Хьюберт проводил его.
– Клянусь перчаткой Господней, мальчик, Сейлсбери, по-моему, хочет видеть тебя своим зятем. Может, ты прав, что воротишь нос от графини, – объявил он, имея в виду вдову Уорвика.
Фолкон покачал головой.
– Признаюсь, что по натуре достаточно честолюбив, но Сейлсбери – сводный брат короля. Не считаешь, что это слишком высоко для меня?
– Кровь де Бергов ничем не хуже крови Плантагенетов... а может быть, и лучше! По крайней мере, мы не наделены проклятой вспыльчивостью Плантагенетов, больше похожей на безумие.
– Разве, Хьюберт? Меня довольно часто обвиняли в этом, – ответил Фолкон, растянув губы в жесткой ухмылке.
– Это всего лишь пламя в твоих внутренностях, – с гордостью объявил Хьюберт.
У входа в шатер де Берга, встревоженно хмурясь, маячил Жервез. Завидев Фолкона, он тихо прошептал:
– Милорд, один из заложников просит аудиенции.
– Скажи – нет, – коротко ответил де Берг. Оруженосец поколебался.
– Это женщина, милорд.
– Скажи ей нет, – повторил Фолкон. Жервез нервно откашлялся.
– Она ничего не желает слушать, милорд. Ожидает вас в шатре.– И чувствуя, что обязан предупредить господина, добавил:– Будьте осторожнее, сэр, валлийцы часто используют своих женщин, чтобы заманить нас в смертельную ловушку.
Сведя темные как вороново крыло брови, Фолкон громко расхохотался, явно довольный такой преданностью оруженосца и, откинув полог шатра, вошел ннутрь.
Глаза Морганны расширились от изумления при виде гигантской тени, упавшей на пол шатра. Свечи к металлических подсвечниках, стоявшие на походных сундуках, бросали отсветы на стены из красного шелка. Когда Фолкон снял шлем, стало видно, что он красив истинно мужской красотой, но любой мог ощутить зловещую ауру, сигнал опасности, исходивший от него. Де Берг дерзко, оценивающе осмотрел пленницу, словно срывая кожаную тунику и золотые наручные браслеты, и продолжал неотрывно глядеть в зеленые, косо посаженные глаза над высокими скулами, пока та, не выдержав напряженного молчания, выпалила:
– Я хотела поговорить с тобой.
– Если бы я желал поговорить с тобой, – презрительно бросил Фолкон, – велел бы привести тебя.
И улыбнулся про себя, заметив гневный огонь в зеленых глазах. Как легко вывести ее из равновесия!
– Я заметила, ты целыми днями глаз с меня не сводишь, – запальчиво вскрикнула она.
– А я заметил, ты постоянно глазеешь на меня, притом с вожделением, – отпарировал он.
Пленница откинула голову, и длинные волосы шелковистым водопадом рассыпались по спине. Снова воцарилось молчание. Пожав обнаженным плечом девушка повернулась спиной к Фолкону и величественно зашагала к высокому столу с разложенными на нем картами.
– Не интересуешься, зачем я пришла? – лукаво спросила она.
– Я и так знаю, – ответил Фолкон, тремя огромными прыжками перекрыв расстояние, отделявшее его от девушки.– Не терпится лечь под меня. Любопытно другое: что тебе понадобится завтра.
Обхватив сильными руками стройные бедра, он посадил девушку на высокий стол. Морганна заколотила маленькими, но жесткими кулачками по широкой груди, но стальные пальцы безжалостно впились в них, начали выворачивать, пока она не прекратила сопротивление. Девушка охнула от боли, но Фолкон мгновенно впился губами в ее губы, словно стремясь поглотить ее заживо. Неожиданное нападение подействовало на девушку подобно возбуждающему зелью: она жадно втянула в рот язык Фолкона, всосавшись в него с ненасытной страстью.
Фолкон с сожалением глянул на кровать, но тут же понял: так далеко они просто не успеют добраться. Раздвинув ноги Морганны, он встал между ними и бесцеремонно потянул пленницу на себя. Пока он срывал с нее кожаную тунику, Морганна лихорадочно высвобождала из лосин набухший, пульсирующий член. Оба дрожали от нетерпения и предвкушения столь совершенного слияния.
Фолкон, слегка согнув колени, врезался в девушку, крепко сжимая ее ягодицы. Морганна, не помня себя, извивалась под ним. Никогда еще ее не возбуждали так мгновенно и яростно. Сила страсти этого великолепного самца лишила ее воли и стыда, и когда он довел ее до ошеломительного, невероятного экстаза, острые ноготки впились в его плечи, а из горла девушки вырвался дикий вопль. Не выходя из нее, Фолкон поднял Морганну со стола и устремился к кровати. Слишком давно у него не было женщины, и желание почти мгновенно вернулось с новой силой. Положив девушку на постель, он навис над ней, опираясь локтями о тюфяк, чтобы не придавить ее своим весом. Морганна была миниатюрной, прекрасно сложенной, смуглокожей. Волосы, такие же темные, как у Фолкона, разметались по подушке, глаза сверкали ненасытной чувственностью – не часто встречались такие страстные любовники, как де Берг. Он снова взял ее, быстро, без поцелуев и нежных слов; Морганна была потрясена, когда опять забилась в судорогах наслаждения, гораздо более сильного, чем в первый раз.
Фолкон откатился от нее, но не лег рядом. Сильные руки подняли Морганну так, что она оседлала мускулистые бедра. Девушка мечтала только об одном: раствориться в объятиях этого человека и уснуть рядом с ним. Ноги ее ослабели, полузакрытые маза удовлетворенно блестели, сладостная истома охватила тело. Фолкон, сузив веки, наблюдал за ней. Такая красавица ни за что не ускользнула бы от внимания Ллевелина!
– Надеюсь, я выигрываю по сравнению с валлийскими крестьянами? – спросил он.
– Сам король пользуется моей благосклонностью, – гордо объявила девушка.
Следовательно, ее ценность как заложницы значительно увеличилась, особенно теперь, когда она столь опрометчиво похвасталась своим положением.
– Ллевелин лорд, а не король, – резко оборвал он.
Девушка пожала гибкими загорелыми плечами, не желая спорить. Поскольку он все равно не даст уснуть, она решила получше познакомиться с этим великолепным мускулистым телом, поросшим темными жесткими волосами. Тонкая рука, скользнув по ребрам, спустилась ниже, к плоскому животу, пальцы сомкнулись вокруг поднявшегося из густой поросли налитого кровью копья. Девушка недоуменно взглянула на набухшее мужское естество. Неужели он в силах взять ее трижды за ночь?
И неожиданно в ней загорелась кровь. Должно быть, де Берг находит ее очень привлекательной, если так ненасытен. Морганна едва сдержала улыбку. Теперь она сможет сделать его своим рабом. Изогнувшись всем телом, она насадила себя на него, и словно стальной клинок вошел в шелковые ножны. Наклонившись, она накрыла губами его рот и застонала от наслаждения, отвечая на мощные толчки.
Позднее, гораздо позднее, когда он, насытившись, лениво растянулся на постели, а обессиленная Морганна свернулась рядом, Фолкон спросил:
– Что же тебе нужно от меня?
Девушка охнула – она уже торжествовала, считая, что покорила рыцаря, лишив его разума.
– Не хочу, чтобы меня брали в Англию заложницей, – в отчаянии прошептала она.– Не желаю терпеть унижения, когда англичанки будут с презрением, свысока смотреть на меня.
Морганна понимала: бесполезно взывать к его жалости – этот человек лишен всяческого сострадания, и поэтому обмякла от облегчения, когда Фолкон пробормотал:
– Может, я отправлю тебя в Маунтин-Эш.
Едва рассвело, огромная армия Уильяма Маршалла, состоявшая из почти двухсот рыцарей и трехсот тяжеловооруженных всадников, вместе с обозами и осадными машинами, была готова свернуть лагерь и двинуться на Пемброк. Но в этот момент прибыл гонец с ужасной вестью, мгновенно положившей конец уэльской кампании.
Король Ричард был ранен так тяжело, что врачи опасались за его жизнь. Он приказал Маршаллу немедленно сесть на корабль и отправиться в Руан, где находилась государственная казна Нормандии. Весь лагерь пришел в смятение, и когда стали известны подробности трагедии, отвращение лордов было неподдельным: подумать только, из-за жалкой горстки золота и ненасытной жадности Ричарда произошло такое несчастье! Как выяснилось, на поле в Шалу нашли клад: золотой щит и сосуд с древними монетами. Король с горсткой рыцарей поскакал в Шалу, желая присвоить сокровище, и был сражен стрелой, пущенной из-за стены замка. Человек, вынесший тяготы долгих крестовых походов, сражавшийся с неистовыми язычниками, человек, завоевавший славу величайшего воина-короля, жившего когда-либо на шмле, теперь лежал на смертном одре. И только потому, что хотел получить все!
Уильям Маршалл переправился через реку Северн, пересек Уэссекс и отплыл на своем судне в Нормандию, в город Руан на реке Сене, чтобы охранять сокровищницу.
Фолкон де Берг вернулся в Англию вместе с Сейлсбери. По пути он старался не сказать ничего лишнего, поскольку опасался попасть между молотом и наковальней. Король Ричард почти не бывал в стране, предпочитая добытую в боях славу тяжким обязанностям монарха. Он так мало заботился об Англии, что продал бы Лондон, если бы нашелся покупатель. Но все же, при всех своих недостатках, Ричард был предпочтительнее двух оставшихся наследников династии Плантагенетов. Брат Ричарда Джеффри был убит на турнире, оставив сиротой сына – подростка Артура. Тринадцатилетний мальчик никогда не ступал на английскую землю и полностью находился под влиянием матери, Констанции Бретонской, ненавидевшей многих при английском дворе и особенно королеву-мать, Элинор Аквитанскую. Филипп Французский представлял такую угрозу для Англии, что короновать юного Артура было равносильно самоубийству.
Оставался только младший брат Ричарда Джон Мортен, фактически правивший бы Англией и Ирландией в отсутствие брата, если бы не упорное сопротивление могущественной знати. Среди них не было ни одного, кого бы радовала перспектива видеть Джона королем.
За время путешествия Фолкон де Берг лучше узнал и полюбил Сейлсбери, поняв, что главными достоинствами этого человека были верность и преданность. Фолкон не желал, чтобы какие-нибудь его слова были истолкованы Сейлсбери как критика в адрес его сводных братьев королевской крови.
– Если Ричард не оправится от раны, милорд, скорбь англичан будет безгранична.
– Не бывать этому! – убежденно воскликнул Уильям.– Он получал десятки ран и потяжелее, выживет и на этот раз. Помяни мои слова, еще до конца месяца мы вновь вернемся в Уэльс.
Фолкон дипломатично кашлянул, подумав, что в этой ситуации Уильям намеренно закрывает глаза на правду. Что ни говори, а они спешат в Англию на тот случай, если придется собраться в Нормандии на похороны короля и коронацию нового монарха.
– От всего сердца надеюсь, что вы правы, милорд, но все же вряд ли Уильяму Маршаллу приказали бы отправиться в Нормандию, не будь положение достаточно тяжелым, – осторожно заметил он.
– Уильям Маршалл – единственный барон, ставящий честь превыше собственных интересов. Такие люди рождаются раз в столетие. Если Ричард прикован к постели, лишь одному человеку он может доверить свою казну.– И, подмигнув де Бергу, добавил:– Уж мы-то знаем, как заботится о деньгах наш король!
Фолкон рассмеялся, обрадованный, что именно Уильям затронул эту тему.
– Да, такому человеку, как Маршалл, любой может доверить свою жизнь или свою жену, – пошутил он.
Оба ни словом не упомянули ни об Артуре, ни о Джоне, поэтому Сейлсбери решил открыть де Бергу все, что таил в душе.
– Знаешь, всегда говорю себе, что унаследовал мужество и умение сражаться от отца, короля Генриха, но совсем лишен ненасытного честолюбия и стремления заполучить трон, терзающих моих братьев. По-видимому, эти качества перешли к ним от матери, королевы Элинор. К счастью, у меня другие стремления. Я прекрасно вижу недостатки Артура и пороки Джона, но оба они – принцы королевской династии и наследники трона, и если придет день, когда один из них будет коронован, я останусь ему верен до конца.
Фолкон подумал, что хотел бы так же ясно и прямо смотреть на вещи. Как была бы проста жизнь, существуй в мире только два цвета – черный и белый! Но на деле все оказывалось гораздо более запутанным, и разбираться в огромном количестве оттенков становилось почти невозможно.
Голос Уильяма вернул его к действительности:
– Я предлагаю тебе и твоим рыцарям гостеприимство Сейлсбери, де Берг, и хотел бы познакомить тебя с дочерьми, но, конечно, делаю это не бескорыстно. У меня свои причины, – откровенно добавил он.
Фолкон де Берг был польщен оказанной честью. Сейлсбери не скрывал, что считает его подходящим женихом и рад был бы видеть зятем в будущем.
– Я предпочел бы сразу отправиться домой, – продолжал Уильям, – на случай, если есть какие-то важные новости, но в этом году я еще не успел посетить замки Беркли и Комб. Не будет слишком большой бесцеремонностью попросить тебя проверить вместо меня, что там делается?
– Ты оказываешь мне большую честь, Уильям, возлагая на меня такое поручение, – искренне ответил Фолкон.
Ему доверили собрать ежегодные подати с двух владений Сейлсбери, натурой и деньгами. Кроме того, придется проверить боевую готовность рыцарей и солдат, оборонительные сооружения, выслушать жалобы, просмотреть счетные книги и бирки надсмотрщиков. От его внимания не ускользнуло также, что Уильям показывает ему усадьбы, которые должны стать частью приданого дочерей.
Фолкон развернул огромного боевого коня и поехал вдоль строя к своим людям. Норман Жервез и Уолтер де Рош немедленно оказались рядом.
– Сэр Уолтер, возьмите половину рыцарей и солдат и возвращайтесь в Маунтин-Эш. Остальные отправятся со мной в Англию. Назначаю вас комендантом Маунтин-Эш. Ваше слово – закон, и, если что-то случится, вы в ответе.
– Не беспокойтесь, милорд, – широко улыбнулся де Рош, польщенный почетным поручением, и принялся тщательно отбирать людей, зная, что лучшие понадобятся де Бергу в Англии.
– Жервез, – обратился Фолкон к оруженосцу, – Ты тоже едешь в Маунтйн-Эш, но после того, как выполнишь приказ, тут же разыщешь меня. Мы приглашены в Сейлсбери.
– Так значит, это правда! Уильям Лонгсуорт дает тебе на выбор одну из своих дочерей!
– Тише, парень! Похоже на то, хотя не стоит радоваться раньше времени, – предостерег Фолкон и, подмигнув, добавил:– Ты мне будешь нужен в Сейлсбери... поможешь выбрать.
– Кровь Христова, ты же знаешь, у меня нет опыта в подобных делах! Прекрасный пол меня до смерти пугает!
– Я даю тебе великолепную возможность набраться опыта, – ухмыльнулся Фолкон.– Отвезешь эту пленницу... Морганну в Маунтин-Эш, да смотри, чтобы ничего не случилось.
Жервез моментально побледнел.
– Милорд, я способен командовать людьми – вы хороший наставник, но женщины – другое дело... особенно эта. Неистова, словно молодой воин. Сомневаюсь, что она захочет подчиниться мне.
– Пойдем, – велел Фолкон.– Я дам тебе короткий урок.
Они направились к пленникам, ехавшим на приземистых валлийских пони. Де Берг жестом подозвал Морганну, и та поспешно приблизилась. Ходили слухи, что король Ричард Львиное Сердце мертв, и девушке не терпелось получить ответы на множество вопросов, когда сегодня ночью она окажется в постели с де Бергом.
– Мой оруженосец, Норман Жервез, доставит тебя в Маунтин-Эш. Его слово для тебя закон. Повинуйся ему во всем, – не допускающим возражений тоном объявил он.
Лицо девушки разочарованно вытянулось, но глаза гневно блеснули.
– Ты не едешь с нами, лорд де Берг?
Значит, молва не лжет. Он отправляется в Англию, чтобы жениться на дочери Сейлсбери, В сердце пленницы загорелись злоба и горечь. Она дала себе клятву, что завладеет этим великолепным мужчиной, но есть ли у нее хоть один шанс, если он станет ухаживать за англичанкой?!
– Правда ли, что король мертв? – требовательно спросила она, понимая, что не будет делить постель с де Бергом ни в эту ночь, ни в последующие.
– Это тебя не касается, Морганна. Речь идет о твоем поведении.– Фолкон повернулся к Жервезу.– Если она ослушается тебя, отними у нее лошадь и заставь идти пешком.
Морганна гордо вскинула голову:
– Я могу идти! Добраться до Англии и обратно, если понадобится! Я всю жизнь взбиралась на холмы Уэльса!
– Станешь такой худой, а на ногах появятся желваки! Какой от тебя будет толк в постели? Мужчина получит больше удовольствия, если трахнет своего пажа, – презрительно бросил Фолкон.
Жервез был потрясен, видя, как легко укротил де Берг высокомерную пленницу, однако сильно сомневался, останется ли она столь же покорной, когда острый словно бритва язык Фолкона уже не будет язвить ее.
Глава 3
Он прикончил с дюжину валлийцев, некоторые попали под копыта боевого коня, так что земля стала скользкой от крови и размазанных внутренностей. Фолкон сам воспитал Лайтнинга, и конь в бою был свиреп и яростен и нападал на врагов.
В этот момент де Берг заметил юношу в кожаной тунике, в ужасе отпрянувшего от оскаленных зубов и тяжелых копыт жеребца. Валлиец, не удержавшись на ногах, упал; шлем свалился на землю – – длинные черные шелковистые пряди рассыпались по плечам. Ошеломленный Фолкон сообразил, что перед ним женщина, которую едва не раздавил Лайтвинг, и, молниеносно спрыгнув, наклонился над девушкой. Стянув тяжелую латную перчатку, он провел загрубевшей рукой по упругим ногам девушки. Та плюнула ему в лицо. Фолкон, не задумываясь, сжал пальцы в кулак с силой ударил валлийку так, что она потеряла сознание, и, перекинув через седло бесчувственное тело, вновь ринулся в битву.
Когда схватка была окончена, оставшихся в живых человек двенадцать валлийцев взяли в плен. Среди них была и женщина. Остальные были ранены или корчились в смертных муках. Кроме того, англичане захватили около тридцати голов скота, спрятанного в лесу.
К концу первой недели Фолкон взял два замка, Скенфрит и Ллантилио, и намеревался просить короля пожаловать ему захваченные владения.
Войска Уильяма Маршалла ждали только отставших обозов, чтобы двинуться на Пемброк, оставив Сейлсбери и Хьюберта де Берга отвоевывать оставшиеся земли и замки.
Наконец прибыли обозы с провизией и фуражом, доставленными из имений маршала в Страйгуиле, Уэстоне и Бэгуорте. Получение припасов для армии, находящейся на марше, всегда было делом нелегким, так что в этот вечер в лагере царило почти праздничное настроение. Вожди отдыхали у горящей жаровни в палатке маршала, наслаждаясь свежим элем и большой головкой сыра, присланной его предусмотрительной супругой.
– Ты счастливец, Уильям, – заметил Сейлсбери, с довольным видом вытирая рот рукой.– Хорошая жена, опора мужу, – дороже золота.
Хьюберт де Берг добродушно хлопнул племянника по плечу.
– Именно это я и говорил пареньку, да не один раз, а уж теперь, когда у него три собственных замка, трудненько будет управляться в одиночку.
– Не уверен, что мне так уж необходима жена, – ухмыльнулся Фолкон, – но с готовностью признаю, что пора подумать о семье.
Хьюберт продолжал настаивать, так как считал, что сыновья Фолкона внесут приток свежей крови в могущественную семью де Бергов.
– Можно бы посвататься к вдове Уорвика, но боюсь, охотников на нее и без того слишком много: уж очень богатое приданое!
Фолкон де Берг свел брови.
– Предпочитаю завоевывать земли в бою или получать их в награду от короля.
– Это делает тебе честь, но не стоит отказываться от женщины только потому, что у нее неплохое приданое, – возразил Сейлсбери.– Поскольку у меня нет сына, дочери Эла и Изабел получат все. Я предпочел бы видеть зятем безземельного рыцаря, достаточно сильного, чтобы защитить и удержать владения моей дочери, чем какого-нибудь титулованного барона или графа, изнеженного и избалованного.
Мужчины вновь наполнили кожаные кружки и, громко смеясь, начали перечислять Фолкону, какими достоинствами должна обладать будущая невеста. Список был коротким, но достаточно содержательным: прежде всего, женщина должна быть способной рожать крепких сыновей, с детства учиться умению хозяйничать, всему необходимому, чтобы справиться с тысячью и одной обязанностями владелицы замков и угодий, зачастую весьма нелегкими, и наконец последнее, но отнюдь не менее важное – невесте следует принести в дар будущему мужу как можно больше земель, замков, городов и деревень, вместе с данью живущих там рыцарей и податями крестьян.
Разговор о женщинах вскоре возбудил в мужчинах похоть; то и дело кто-нибудь вставал и выскальзывал из шатра, желая утолить вожделение с одной из многочисленных шлюх, неизменно следующих в обозе любой армии, находящейся на марше.
Фолкон решил отправиться в свой шатер, и Хьюберт проводил его.
– Клянусь перчаткой Господней, мальчик, Сейлсбери, по-моему, хочет видеть тебя своим зятем. Может, ты прав, что воротишь нос от графини, – объявил он, имея в виду вдову Уорвика.
Фолкон покачал головой.
– Признаюсь, что по натуре достаточно честолюбив, но Сейлсбери – сводный брат короля. Не считаешь, что это слишком высоко для меня?
– Кровь де Бергов ничем не хуже крови Плантагенетов... а может быть, и лучше! По крайней мере, мы не наделены проклятой вспыльчивостью Плантагенетов, больше похожей на безумие.
– Разве, Хьюберт? Меня довольно часто обвиняли в этом, – ответил Фолкон, растянув губы в жесткой ухмылке.
– Это всего лишь пламя в твоих внутренностях, – с гордостью объявил Хьюберт.
У входа в шатер де Берга, встревоженно хмурясь, маячил Жервез. Завидев Фолкона, он тихо прошептал:
– Милорд, один из заложников просит аудиенции.
– Скажи – нет, – коротко ответил де Берг. Оруженосец поколебался.
– Это женщина, милорд.
– Скажи ей нет, – повторил Фолкон. Жервез нервно откашлялся.
– Она ничего не желает слушать, милорд. Ожидает вас в шатре.– И чувствуя, что обязан предупредить господина, добавил:– Будьте осторожнее, сэр, валлийцы часто используют своих женщин, чтобы заманить нас в смертельную ловушку.
Сведя темные как вороново крыло брови, Фолкон громко расхохотался, явно довольный такой преданностью оруженосца и, откинув полог шатра, вошел ннутрь.
Глаза Морганны расширились от изумления при виде гигантской тени, упавшей на пол шатра. Свечи к металлических подсвечниках, стоявшие на походных сундуках, бросали отсветы на стены из красного шелка. Когда Фолкон снял шлем, стало видно, что он красив истинно мужской красотой, но любой мог ощутить зловещую ауру, сигнал опасности, исходивший от него. Де Берг дерзко, оценивающе осмотрел пленницу, словно срывая кожаную тунику и золотые наручные браслеты, и продолжал неотрывно глядеть в зеленые, косо посаженные глаза над высокими скулами, пока та, не выдержав напряженного молчания, выпалила:
– Я хотела поговорить с тобой.
– Если бы я желал поговорить с тобой, – презрительно бросил Фолкон, – велел бы привести тебя.
И улыбнулся про себя, заметив гневный огонь в зеленых глазах. Как легко вывести ее из равновесия!
– Я заметила, ты целыми днями глаз с меня не сводишь, – запальчиво вскрикнула она.
– А я заметил, ты постоянно глазеешь на меня, притом с вожделением, – отпарировал он.
Пленница откинула голову, и длинные волосы шелковистым водопадом рассыпались по спине. Снова воцарилось молчание. Пожав обнаженным плечом девушка повернулась спиной к Фолкону и величественно зашагала к высокому столу с разложенными на нем картами.
– Не интересуешься, зачем я пришла? – лукаво спросила она.
– Я и так знаю, – ответил Фолкон, тремя огромными прыжками перекрыв расстояние, отделявшее его от девушки.– Не терпится лечь под меня. Любопытно другое: что тебе понадобится завтра.
Обхватив сильными руками стройные бедра, он посадил девушку на высокий стол. Морганна заколотила маленькими, но жесткими кулачками по широкой груди, но стальные пальцы безжалостно впились в них, начали выворачивать, пока она не прекратила сопротивление. Девушка охнула от боли, но Фолкон мгновенно впился губами в ее губы, словно стремясь поглотить ее заживо. Неожиданное нападение подействовало на девушку подобно возбуждающему зелью: она жадно втянула в рот язык Фолкона, всосавшись в него с ненасытной страстью.
Фолкон с сожалением глянул на кровать, но тут же понял: так далеко они просто не успеют добраться. Раздвинув ноги Морганны, он встал между ними и бесцеремонно потянул пленницу на себя. Пока он срывал с нее кожаную тунику, Морганна лихорадочно высвобождала из лосин набухший, пульсирующий член. Оба дрожали от нетерпения и предвкушения столь совершенного слияния.
Фолкон, слегка согнув колени, врезался в девушку, крепко сжимая ее ягодицы. Морганна, не помня себя, извивалась под ним. Никогда еще ее не возбуждали так мгновенно и яростно. Сила страсти этого великолепного самца лишила ее воли и стыда, и когда он довел ее до ошеломительного, невероятного экстаза, острые ноготки впились в его плечи, а из горла девушки вырвался дикий вопль. Не выходя из нее, Фолкон поднял Морганну со стола и устремился к кровати. Слишком давно у него не было женщины, и желание почти мгновенно вернулось с новой силой. Положив девушку на постель, он навис над ней, опираясь локтями о тюфяк, чтобы не придавить ее своим весом. Морганна была миниатюрной, прекрасно сложенной, смуглокожей. Волосы, такие же темные, как у Фолкона, разметались по подушке, глаза сверкали ненасытной чувственностью – не часто встречались такие страстные любовники, как де Берг. Он снова взял ее, быстро, без поцелуев и нежных слов; Морганна была потрясена, когда опять забилась в судорогах наслаждения, гораздо более сильного, чем в первый раз.
Фолкон откатился от нее, но не лег рядом. Сильные руки подняли Морганну так, что она оседлала мускулистые бедра. Девушка мечтала только об одном: раствориться в объятиях этого человека и уснуть рядом с ним. Ноги ее ослабели, полузакрытые маза удовлетворенно блестели, сладостная истома охватила тело. Фолкон, сузив веки, наблюдал за ней. Такая красавица ни за что не ускользнула бы от внимания Ллевелина!
– Надеюсь, я выигрываю по сравнению с валлийскими крестьянами? – спросил он.
– Сам король пользуется моей благосклонностью, – гордо объявила девушка.
Следовательно, ее ценность как заложницы значительно увеличилась, особенно теперь, когда она столь опрометчиво похвасталась своим положением.
– Ллевелин лорд, а не король, – резко оборвал он.
Девушка пожала гибкими загорелыми плечами, не желая спорить. Поскольку он все равно не даст уснуть, она решила получше познакомиться с этим великолепным мускулистым телом, поросшим темными жесткими волосами. Тонкая рука, скользнув по ребрам, спустилась ниже, к плоскому животу, пальцы сомкнулись вокруг поднявшегося из густой поросли налитого кровью копья. Девушка недоуменно взглянула на набухшее мужское естество. Неужели он в силах взять ее трижды за ночь?
И неожиданно в ней загорелась кровь. Должно быть, де Берг находит ее очень привлекательной, если так ненасытен. Морганна едва сдержала улыбку. Теперь она сможет сделать его своим рабом. Изогнувшись всем телом, она насадила себя на него, и словно стальной клинок вошел в шелковые ножны. Наклонившись, она накрыла губами его рот и застонала от наслаждения, отвечая на мощные толчки.
Позднее, гораздо позднее, когда он, насытившись, лениво растянулся на постели, а обессиленная Морганна свернулась рядом, Фолкон спросил:
– Что же тебе нужно от меня?
Девушка охнула – она уже торжествовала, считая, что покорила рыцаря, лишив его разума.
– Не хочу, чтобы меня брали в Англию заложницей, – в отчаянии прошептала она.– Не желаю терпеть унижения, когда англичанки будут с презрением, свысока смотреть на меня.
Морганна понимала: бесполезно взывать к его жалости – этот человек лишен всяческого сострадания, и поэтому обмякла от облегчения, когда Фолкон пробормотал:
– Может, я отправлю тебя в Маунтин-Эш.
Едва рассвело, огромная армия Уильяма Маршалла, состоявшая из почти двухсот рыцарей и трехсот тяжеловооруженных всадников, вместе с обозами и осадными машинами, была готова свернуть лагерь и двинуться на Пемброк. Но в этот момент прибыл гонец с ужасной вестью, мгновенно положившей конец уэльской кампании.
Король Ричард был ранен так тяжело, что врачи опасались за его жизнь. Он приказал Маршаллу немедленно сесть на корабль и отправиться в Руан, где находилась государственная казна Нормандии. Весь лагерь пришел в смятение, и когда стали известны подробности трагедии, отвращение лордов было неподдельным: подумать только, из-за жалкой горстки золота и ненасытной жадности Ричарда произошло такое несчастье! Как выяснилось, на поле в Шалу нашли клад: золотой щит и сосуд с древними монетами. Король с горсткой рыцарей поскакал в Шалу, желая присвоить сокровище, и был сражен стрелой, пущенной из-за стены замка. Человек, вынесший тяготы долгих крестовых походов, сражавшийся с неистовыми язычниками, человек, завоевавший славу величайшего воина-короля, жившего когда-либо на шмле, теперь лежал на смертном одре. И только потому, что хотел получить все!
Уильям Маршалл переправился через реку Северн, пересек Уэссекс и отплыл на своем судне в Нормандию, в город Руан на реке Сене, чтобы охранять сокровищницу.
Фолкон де Берг вернулся в Англию вместе с Сейлсбери. По пути он старался не сказать ничего лишнего, поскольку опасался попасть между молотом и наковальней. Король Ричард почти не бывал в стране, предпочитая добытую в боях славу тяжким обязанностям монарха. Он так мало заботился об Англии, что продал бы Лондон, если бы нашелся покупатель. Но все же, при всех своих недостатках, Ричард был предпочтительнее двух оставшихся наследников династии Плантагенетов. Брат Ричарда Джеффри был убит на турнире, оставив сиротой сына – подростка Артура. Тринадцатилетний мальчик никогда не ступал на английскую землю и полностью находился под влиянием матери, Констанции Бретонской, ненавидевшей многих при английском дворе и особенно королеву-мать, Элинор Аквитанскую. Филипп Французский представлял такую угрозу для Англии, что короновать юного Артура было равносильно самоубийству.
Оставался только младший брат Ричарда Джон Мортен, фактически правивший бы Англией и Ирландией в отсутствие брата, если бы не упорное сопротивление могущественной знати. Среди них не было ни одного, кого бы радовала перспектива видеть Джона королем.
За время путешествия Фолкон де Берг лучше узнал и полюбил Сейлсбери, поняв, что главными достоинствами этого человека были верность и преданность. Фолкон не желал, чтобы какие-нибудь его слова были истолкованы Сейлсбери как критика в адрес его сводных братьев королевской крови.
– Если Ричард не оправится от раны, милорд, скорбь англичан будет безгранична.
– Не бывать этому! – убежденно воскликнул Уильям.– Он получал десятки ран и потяжелее, выживет и на этот раз. Помяни мои слова, еще до конца месяца мы вновь вернемся в Уэльс.
Фолкон дипломатично кашлянул, подумав, что в этой ситуации Уильям намеренно закрывает глаза на правду. Что ни говори, а они спешат в Англию на тот случай, если придется собраться в Нормандии на похороны короля и коронацию нового монарха.
– От всего сердца надеюсь, что вы правы, милорд, но все же вряд ли Уильяму Маршаллу приказали бы отправиться в Нормандию, не будь положение достаточно тяжелым, – осторожно заметил он.
– Уильям Маршалл – единственный барон, ставящий честь превыше собственных интересов. Такие люди рождаются раз в столетие. Если Ричард прикован к постели, лишь одному человеку он может доверить свою казну.– И, подмигнув де Бергу, добавил:– Уж мы-то знаем, как заботится о деньгах наш король!
Фолкон рассмеялся, обрадованный, что именно Уильям затронул эту тему.
– Да, такому человеку, как Маршалл, любой может доверить свою жизнь или свою жену, – пошутил он.
Оба ни словом не упомянули ни об Артуре, ни о Джоне, поэтому Сейлсбери решил открыть де Бергу все, что таил в душе.
– Знаешь, всегда говорю себе, что унаследовал мужество и умение сражаться от отца, короля Генриха, но совсем лишен ненасытного честолюбия и стремления заполучить трон, терзающих моих братьев. По-видимому, эти качества перешли к ним от матери, королевы Элинор. К счастью, у меня другие стремления. Я прекрасно вижу недостатки Артура и пороки Джона, но оба они – принцы королевской династии и наследники трона, и если придет день, когда один из них будет коронован, я останусь ему верен до конца.
Фолкон подумал, что хотел бы так же ясно и прямо смотреть на вещи. Как была бы проста жизнь, существуй в мире только два цвета – черный и белый! Но на деле все оказывалось гораздо более запутанным, и разбираться в огромном количестве оттенков становилось почти невозможно.
Голос Уильяма вернул его к действительности:
– Я предлагаю тебе и твоим рыцарям гостеприимство Сейлсбери, де Берг, и хотел бы познакомить тебя с дочерьми, но, конечно, делаю это не бескорыстно. У меня свои причины, – откровенно добавил он.
Фолкон де Берг был польщен оказанной честью. Сейлсбери не скрывал, что считает его подходящим женихом и рад был бы видеть зятем в будущем.
– Я предпочел бы сразу отправиться домой, – продолжал Уильям, – на случай, если есть какие-то важные новости, но в этом году я еще не успел посетить замки Беркли и Комб. Не будет слишком большой бесцеремонностью попросить тебя проверить вместо меня, что там делается?
– Ты оказываешь мне большую честь, Уильям, возлагая на меня такое поручение, – искренне ответил Фолкон.
Ему доверили собрать ежегодные подати с двух владений Сейлсбери, натурой и деньгами. Кроме того, придется проверить боевую готовность рыцарей и солдат, оборонительные сооружения, выслушать жалобы, просмотреть счетные книги и бирки надсмотрщиков. От его внимания не ускользнуло также, что Уильям показывает ему усадьбы, которые должны стать частью приданого дочерей.
Фолкон развернул огромного боевого коня и поехал вдоль строя к своим людям. Норман Жервез и Уолтер де Рош немедленно оказались рядом.
– Сэр Уолтер, возьмите половину рыцарей и солдат и возвращайтесь в Маунтин-Эш. Остальные отправятся со мной в Англию. Назначаю вас комендантом Маунтин-Эш. Ваше слово – закон, и, если что-то случится, вы в ответе.
– Не беспокойтесь, милорд, – широко улыбнулся де Рош, польщенный почетным поручением, и принялся тщательно отбирать людей, зная, что лучшие понадобятся де Бергу в Англии.
– Жервез, – обратился Фолкон к оруженосцу, – Ты тоже едешь в Маунтйн-Эш, но после того, как выполнишь приказ, тут же разыщешь меня. Мы приглашены в Сейлсбери.
– Так значит, это правда! Уильям Лонгсуорт дает тебе на выбор одну из своих дочерей!
– Тише, парень! Похоже на то, хотя не стоит радоваться раньше времени, – предостерег Фолкон и, подмигнув, добавил:– Ты мне будешь нужен в Сейлсбери... поможешь выбрать.
– Кровь Христова, ты же знаешь, у меня нет опыта в подобных делах! Прекрасный пол меня до смерти пугает!
– Я даю тебе великолепную возможность набраться опыта, – ухмыльнулся Фолкон.– Отвезешь эту пленницу... Морганну в Маунтин-Эш, да смотри, чтобы ничего не случилось.
Жервез моментально побледнел.
– Милорд, я способен командовать людьми – вы хороший наставник, но женщины – другое дело... особенно эта. Неистова, словно молодой воин. Сомневаюсь, что она захочет подчиниться мне.
– Пойдем, – велел Фолкон.– Я дам тебе короткий урок.
Они направились к пленникам, ехавшим на приземистых валлийских пони. Де Берг жестом подозвал Морганну, и та поспешно приблизилась. Ходили слухи, что король Ричард Львиное Сердце мертв, и девушке не терпелось получить ответы на множество вопросов, когда сегодня ночью она окажется в постели с де Бергом.
– Мой оруженосец, Норман Жервез, доставит тебя в Маунтин-Эш. Его слово для тебя закон. Повинуйся ему во всем, – не допускающим возражений тоном объявил он.
Лицо девушки разочарованно вытянулось, но глаза гневно блеснули.
– Ты не едешь с нами, лорд де Берг?
Значит, молва не лжет. Он отправляется в Англию, чтобы жениться на дочери Сейлсбери, В сердце пленницы загорелись злоба и горечь. Она дала себе клятву, что завладеет этим великолепным мужчиной, но есть ли у нее хоть один шанс, если он станет ухаживать за англичанкой?!
– Правда ли, что король мертв? – требовательно спросила она, понимая, что не будет делить постель с де Бергом ни в эту ночь, ни в последующие.
– Это тебя не касается, Морганна. Речь идет о твоем поведении.– Фолкон повернулся к Жервезу.– Если она ослушается тебя, отними у нее лошадь и заставь идти пешком.
Морганна гордо вскинула голову:
– Я могу идти! Добраться до Англии и обратно, если понадобится! Я всю жизнь взбиралась на холмы Уэльса!
– Станешь такой худой, а на ногах появятся желваки! Какой от тебя будет толк в постели? Мужчина получит больше удовольствия, если трахнет своего пажа, – презрительно бросил Фолкон.
Жервез был потрясен, видя, как легко укротил де Берг высокомерную пленницу, однако сильно сомневался, останется ли она столь же покорной, когда острый словно бритва язык Фолкона уже не будет язвить ее.
Глава 3
Вот уже целую неделю Мег и остальные девушки хихикали и перешептывались, и Джезмин прекрасно понимала причины такого веселья. Скоро Первое мая – день празднования весны, соблюдения старинных ритуалов, восходящих еще к временам язычества и древней религии. Однако Джезмин было известно, что за этим внешне невинным обрядом кроется нечто большее, чем деревенские танцы вокруг Майского дерева[6] и избрание Майской королевы.
Ходили слухи, что в Стоунхендже, под покровом тьмы, происходят оргии. Когда Мег пришла, чтобы сменить постельное белье, Джезмин решила добиться правды.
– Интересно, Мег, а что там, в Стоунхендже, делается?
– Не знаю, миледи, – вспыхнув, чопорно ответила горничная.– Никогда там не была.
– Но наверняка слышала, – настаивала Джезмин.– Расскажи!
– Ну... говорят, там пиршество и танцы. Зажигают костры, танцуют вокруг пламени.
– Я хотела бы пойти, – убежденно заявила Джезмин.
Мег понизила голос до заговорщического шепота:
– Я тоже, миледи. Собираюсь ускользнуть из дому и хорошенько повеселиться.
Но Эстеллу сильно тревожили обряды весенних празднеств, проходивших в древнем храме друидов. Уж она-то точно знала, что скрывает ночная мгла. Теперь только и жди жалоб, слез да просьб избавить от нежеланной беременности! Крестьянки, словно животные, вечно поддаются самым низшим инстинктам и рыдая бегут к ней, как только семя пустило корень. Старуха вздохнула, понимая, что не в силах изменить людскую природу, но твердо решила сделать все, что в ее силах, лишь бы не пустить служанок на ночную пирушку. Она и Джезмин приняли участие в деревенском празднике, танцевали вокруг майского дерева, присоединились к церемонии коронации миловидной девушки, выбранной Майской королевой, но как только солнце начало клониться к западу, старуха велела подопечным отправляться домой и, отведя Мег в сторону, надавала множество поручений.
– Я желаю, чтобы сегодня ты оставалась с леди Джезмин, пока она не заснет. Последние дни она выглядит очень усталой, а ведь она и без того не очень крепкая. И проследи, чтобы леди выпила побольше медовухи с вересковым медом. От этого зелья щеки у нее порозовеют и здоровья прибавится.
Мег почтительно присела, хотя и разозлилась на хозяйку, заставившую ее выполнять ненужную работу. Поджав губы, она отправилась в комнату Джезмин и лениво попыталась привести ее в порядок. Минуты шли, превращаясь в часы, но Джезмин не думала засыпать, посмеиваясь в душе над бабкой и Мег, поскольку прекрасно понимала, что сегодня горничная служит чем-то вроде тюремщика. Налив в кубок медовухи, Мег протянула его Джезмин. Неожиданно та ощутила необычный запах и, принюхавшись, обнаружила, что Эстелла подсыпала в питье мак. Едва заметная улыбка заиграла на губах девушки: ее осенила коварная мысль.
– Можешь сама выпить мед, Мег. Я знаю, ты собираешься в Стоунхендж, путь неблизкий, и тебе нужно подкрепиться.
Долго уговаривать не пришлось: не так-то часто слугам доводилось пить мед. Джезмин помешала угли в очаге и молча наблюдала, как Мег сначала зевнула, потом ее веки опустились, и служанка крепко уснула прямо на табурете. Джезмин поспешно переоделась в ее одежду, прикрыла волосы чепцом из грубого полотна, потом положила Мег на постель и прикрыла одеялом так, чтобы всякий, кто откроет дверь, принял служанку за хозяйку. Чувствуя, как бешено бьется сердце, она накинула поношенный темный плащ горничной, в котором ее, конечно, никто не узнает, и выскользнула из спальни.
Девушка шагала быстро, боясь, что в последний момент мужество ей изменит, и напевала веселую мелодию, чтобы отогнать духов тьмы. Потом осторожно, боясь потревожить конюхов, вывела черного пони из загона позади конюшни. Луна, казалось, решила стать спутницей Джезмин: она плыла прямо над головой, иногда скрываясь за облаками, а потом, когда девушку охватывал страх, так величественно появлялась вновь, что та корила себя за трусость. Джезмин знала: сейчас, должно быть, около полуночи. Хоть бы не опоздать на праздник!
Ходили слухи, что в Стоунхендже, под покровом тьмы, происходят оргии. Когда Мег пришла, чтобы сменить постельное белье, Джезмин решила добиться правды.
– Интересно, Мег, а что там, в Стоунхендже, делается?
– Не знаю, миледи, – вспыхнув, чопорно ответила горничная.– Никогда там не была.
– Но наверняка слышала, – настаивала Джезмин.– Расскажи!
– Ну... говорят, там пиршество и танцы. Зажигают костры, танцуют вокруг пламени.
– Я хотела бы пойти, – убежденно заявила Джезмин.
Мег понизила голос до заговорщического шепота:
– Я тоже, миледи. Собираюсь ускользнуть из дому и хорошенько повеселиться.
Но Эстеллу сильно тревожили обряды весенних празднеств, проходивших в древнем храме друидов. Уж она-то точно знала, что скрывает ночная мгла. Теперь только и жди жалоб, слез да просьб избавить от нежеланной беременности! Крестьянки, словно животные, вечно поддаются самым низшим инстинктам и рыдая бегут к ней, как только семя пустило корень. Старуха вздохнула, понимая, что не в силах изменить людскую природу, но твердо решила сделать все, что в ее силах, лишь бы не пустить служанок на ночную пирушку. Она и Джезмин приняли участие в деревенском празднике, танцевали вокруг майского дерева, присоединились к церемонии коронации миловидной девушки, выбранной Майской королевой, но как только солнце начало клониться к западу, старуха велела подопечным отправляться домой и, отведя Мег в сторону, надавала множество поручений.
– Я желаю, чтобы сегодня ты оставалась с леди Джезмин, пока она не заснет. Последние дни она выглядит очень усталой, а ведь она и без того не очень крепкая. И проследи, чтобы леди выпила побольше медовухи с вересковым медом. От этого зелья щеки у нее порозовеют и здоровья прибавится.
Мег почтительно присела, хотя и разозлилась на хозяйку, заставившую ее выполнять ненужную работу. Поджав губы, она отправилась в комнату Джезмин и лениво попыталась привести ее в порядок. Минуты шли, превращаясь в часы, но Джезмин не думала засыпать, посмеиваясь в душе над бабкой и Мег, поскольку прекрасно понимала, что сегодня горничная служит чем-то вроде тюремщика. Налив в кубок медовухи, Мег протянула его Джезмин. Неожиданно та ощутила необычный запах и, принюхавшись, обнаружила, что Эстелла подсыпала в питье мак. Едва заметная улыбка заиграла на губах девушки: ее осенила коварная мысль.
– Можешь сама выпить мед, Мег. Я знаю, ты собираешься в Стоунхендж, путь неблизкий, и тебе нужно подкрепиться.
Долго уговаривать не пришлось: не так-то часто слугам доводилось пить мед. Джезмин помешала угли в очаге и молча наблюдала, как Мег сначала зевнула, потом ее веки опустились, и служанка крепко уснула прямо на табурете. Джезмин поспешно переоделась в ее одежду, прикрыла волосы чепцом из грубого полотна, потом положила Мег на постель и прикрыла одеялом так, чтобы всякий, кто откроет дверь, принял служанку за хозяйку. Чувствуя, как бешено бьется сердце, она накинула поношенный темный плащ горничной, в котором ее, конечно, никто не узнает, и выскользнула из спальни.
Девушка шагала быстро, боясь, что в последний момент мужество ей изменит, и напевала веселую мелодию, чтобы отогнать духов тьмы. Потом осторожно, боясь потревожить конюхов, вывела черного пони из загона позади конюшни. Луна, казалось, решила стать спутницей Джезмин: она плыла прямо над головой, иногда скрываясь за облаками, а потом, когда девушку охватывал страх, так величественно появлялась вновь, что та корила себя за трусость. Джезмин знала: сейчас, должно быть, около полуночи. Хоть бы не опоздать на праздник!