Заметив, что Фолкон явно не в духе, мужчинь старались держаться от него подальше. Де Берг рано ушел к себе, предпочитая побыть в одиночестве.
   Джезмин весь день не выходила из комнаты, размышляя о переменах, которые внесет ребенок в ее жизнь. Теперь, когда Эстелла была с ней в Маунтин-Эш, дурные предчувствия сменились радостным ожиданием. Она просто не могла поверить своему счастью. Всю жизнь ей твердили, что она не может быть женой и матерью, и вот теперь сбывается невозможное. Джезмин подумала, что скорее всего родит маленькую, похожую на нее девочку, станет любить ее и лелеять, а может быть... если свершится чудо... у нее появится сын, сын, как две капли воды напоминающий Фолкона де Берга... красивый, сильный, истинный рыцарь.
   И Джезмин решила: кто бы ни родился, она станет самой лучшей матерью в мире. Пусть она ничего не стоит как жена, но будь ей свидетелем сам Святой Иуда, посвятит жизнь своему ребенку. Де Бергу пока ничего не известно. Как он отнесется к радостной новости? Джезмин хотела увидеть, как в его глазах заполыхает зеленое пламя, когда в жилах загорится кровь от буйной радости сознания того, что жена носит под сердцем его ребенка.
   Джезмин осторожно отвернула толстый ковер и, встав на четвереньки, припала глазом к щели, но смогла увидеть лишь темноволосую голову, склоненную над книгами. Может, именно заключенная в них мудрость дает ему столь невероятную силу? Рука Джезмин невольно потянулась к животу. Всего месяц замужем и уже носит первого потомка династии де Бергов!
   Уголки рта Джезмин приподнялись в счастливой улыбке. Может, сейчас же сойти вниз и сказать ему?
   Но в этот момент Фолкон пробормотал грязное ругательство: в дверь кто-то постучал. Прежде чем ответить, он закрыл все книги и рассерженно отозвался:
   – Что нужно?
   И тут радость Джезмин мгновенно испарилась – она услыхала хорошо знакомый женский голос, в кнтонациях которого нельзя было ошибиться:
   – Меня Эстелла послала.
   Джезмин уселась на корточки и отшвырнула ковер на место. Эстелла? Господи Боже, неужели бабка не знает, что эта женщина – его шлюха?
   Джезмин закрыла глаза, охваченная волной жгучей ревности. Она, только она должна была сейчас входить в комнату мужа! Именно она должна была лежать рядом с ним на огромной постели, зная, что их дитя сейчас в безопасности, между их теплыми телами. Джезмин не могла вынести, когда муж пытался овладеть ею, но ей нравились его поцелуи и объятия; жар тела, запах, вкус губ доставляли неизъяснимое наслаждение. Сила Фолкона рождала в ней чувство абсолютной безопасности, и она с удовольствием вступала в неожиданные быстрые словесные поединки, когда оба противника обменивались колкостями, словно ударами мечом, соревнуясь в остроумии. Но Джезмин понимала, что мужчине этого недостаточно. Во всяком случае, не столь ненасытному жеребцу, как Фолкон де Берг. Возможно, Эстелла считает, что, поощряя Морганну, таким образом помогает внучке... но как это больно... Боже, как больно....
   Фолкон разозлился, когда его одиночество так грубо нарушили. Настроение и так весь день было отвратительным и отнюдь не улучшилось к вечеру. На пороге стояла Морганна с соблазнительно выглядевшим сосудом в руках, и только поэтому он позволил ей войти в комнату.
   – Это Эстелла сварила зелье? – пренебрежительно бросил он.
   Морганна не совсем поняла, что имел в виду Фолкон, но кокетливо-чувственным жестом провела языком по губам.
   – Я не нуждаюсь в зелье, чтобы покорить мужчину! – Тем не менее она налила в кубок янтарной жидкости и поднесла Фолкону. Тот осушил его до дна, сделал Морганне знак вновь наполнить кубок, отнес к камину и, повернувшись спиной к женщине, начал пить. Но мрачное настроение Фолкона не беспокоило Морганну, наоборот, скорее радовало. Если ему необходимо утопить тоску, она сумеет завлечь его, искушая соблазнами плоти. Только так она может сделать Фолкона своим, пусть даже ненадолго. Если Морганна будет достаточно умной и хитрой, мимолетная страсть превратится в нечто гораздо более постоянное.
   Когда Фолкон вспомнил о присутствии женщины и обернулся, та лежала на постели. Ноги и руки обнажены, юбка задрана до самых бедер. Он подошел ближе, сел на край кровати.
   – Тебя что-то мучит, – заметила Морганна.– Я умею слушать.
   Фолкон громко, издевательски расхохотался.
   – Не имею ни малейшего желания говорить. Только этого мне сейчас не хватает!
   Морганна встала на колени, положила руки на широкие плечи, приблизила лицо к его лицу. Изо рта выметнулся длинный змееподобный язык, жадно лизнул его губы.
   – Все, что пожелаешь... – хрипло прошептала она... – возьми! Тебе стоит только попросить! Я буду для тебя всем, чем хочешь, сделаю, как пожелаешь. Темные руки грубо сдавили ее груди. Морганна застонала и откинулась на подушки, увлекая Фолкона за собой. Ее длинные загорелые пальцы поползли к взбухшим от желания чреслам муцины. Губы де Берга бешено-страстно завладели губами валлийки, но когда он оторвался от нее, Морганна словно обезумела.
   – Наполни меня, Фолкон, наполни своим семенем! Хочу ребенка от тебя!
   Оттолкнув Морганну, он взметнулся с постели и, запрокинув голову, разразился глухим саркастическим смехом. Какая подлая штука судьба! Единственное, что тебе необходимо, навсегда потеряно, зато все остальное подадут на блюде, только бери!
   Эстелла принесла Джезмин завтрак и осталась, чтобы покормить сильно выросшего за последнее время горного льва.
   – Хорошо, что догадалась посадить в клетки Фезера и Квилла!
   Внучка не обратила внимания на ее слова.
   – Надеюсь, ты понимаешь, что эта Морганна – попросту шлюха де Берга? Почему послала ее к нему прошлой ночью?!
   – Чтобы он смог утолить свою похоть, конечно. Предпочитаешь быть на ее месте? – резко спросила Эстелла.
   – Конечно, нет, просто не желаю, чтобы он спал с ней прямо под моей комнатой. Просто омерзительная ситуация, и я этого не потерплю.
   – На твоем месте я была бы поосторожнее, Джезмин. По-моему, ты делаешь ошибку, когда настаиваешь, чтобы он выбирал между вами. Эта девчонка может сослужить хорошую службу, а тебя оставят в покое. Лучше ешь свой завтрак, детка, тебе нужно беспокоиться о гораздо более важных вещах, чем валлийская тварь.
   После ухода бабки Джезмин откинула покрывала и потянулась за белым бархатным халатом. Привычка – вторая натура, а она была с детства приучена умываться и причесываться перед завтраком. Завершив туалет, молодая женщина принялась за восхитительно вкусный хлеб с медом и свежесбитым маслом, только что принесенным из молочной. Задумчиво обхватив коленки, Джезмин решила, что настало время поучиться хозяйничать. Она начнет именно с того, что спросит, как сбивают масло, но сперва постарается узнать, что за книги и бумаги так тщательно охраняет Фолкон.
   Джезмин рассеянно взяла кубок с медовухой, а другой рукой отвернула ковер. Если комната мужа пуста, она немедленно отправится туда. Она уже поднесла кубок ко рту, но тут в нос ударил странный запах. В медовуху явно подмешали сока болотной мяты, который обычно просили у Эстеллы женщины, желающие избавиться от ребенка. Ужасная мысль осенила Джезмин, и в это же мгновение она услыхала голос Эстеллы, донесшийся снизу:
   – Все в порядке. Я дала ей настой, о котором мы говорили.
   Джезмин потрясение застыла. Она успела узнать столько всего благодаря этой дыре в полу, о чем иначе не имела бы ни малейшего представления. Значит, муж и бабка замыслили убить ее ребенка! Волна безудержного гнева охватила ее, ударила в голову. Подняв белую бархатную юбку, она ринулась вниз и, рывком распахнув дверь, оказалась лицом к лицу с заговорщиками. У обоих был виноватый вид.
   – Будьте вы прокляты! – завопила Джезмин.– Как вы смеете решать за меня, как мне жить и что делать?! – Она задохнулась от ярости и бросилась на Эстеллу.– По какому праву ты сказала ему?! Неужели не понимаешь, что между мужем и женой могут быть свои, личные, священные тайны, запретные для остальных?!
   – Твоя мать умерла родами... И с тобой будет то же самое, – твердо сказала Эстелла.
   – Нет! Я не моя мать, и хотя бы и так, пойми раз и навсегда, что мой ребенок для меня дороже собственной жизни!
   Фолкон не мог оторвать глаз от жены. Как она великолепна!
   – Дать мне подобное зелье, да еще без моего ведома! – продолжала бушевать Джезмин.– Какое счастье, что я знакома со свойствами трав!
   – Я сделала это для твоего блага, – запротестовала Эстелла.
   – А я леди де Берг, хозяйка Маунтин-Эш. Может, напомнить, что ты здесь – всего лишь гостья?
   – Джезмин, ты действительно готова рисковать жизнью, чтобы подарить мне ребенка? – спросил Фолкон, глядя на жену с надеждой и восхищением.
   – Этот младенец мой, и пусть Господь покарает того, кто попытается причинить ему зло, – гневно сверкнув глазами, ответила Джезмин.– Благодарение Богу за его милости – обычай требует, чтобы ты держался подальше от моей постели по крайней мере следующие несколько месяцев!
   Челюсти Фолкона едва заметно сжались, но понимая, что воздержание – всего лишь малая цена за чудесный дар, который собиралась принести ему жена, он кивнул и искренне заверил:
   – Даю слово, что не буду беспокоить вас, миледи.
   – Может, вам будет интересно узнать, что в полу моей комнаты огромная дыра, через которую я слышала, как вы сговариваетесь против меня.– Она смерила Фолкона осуждающим взглядом.– Прежде чем снова изменишь мне с этой тварью, которая извивается и пыхтит под тобой, предлагаю сперва забить дырку в потолке!
   – Я не совершал греха прелюбодеяния, – заявил Фолкон, чуть прищурившись.– По крайней мере пока.
   Джезмин была почти уверена, что муж лжет. Валлийка вела себя в его присутствии как сука в течке, как он мог отказаться от такого соблазнительного тела?!
   – А если я спрошу ее? – настаивала она.
   – Может, к тому времени это окажется правдой, – надменно протянул Фолкон.
   Джезмин с деланным равнодушием пожала пре– красными плечами. Фолкону хотелось схватить ее за эти плечи, тряхнуть, подчинить своей воле, заставить признаться, что она сходит с ума от ревности к Морганне... что начинает любить его... что счастлива носить его дитя... но вместо этого Фолкон сухо поклонился.
   – Это все, мадам?
   – Нет, не все, – с ангельской улыбкой ответила Джезмин.– Я собираюсь стать настоящей хозяйкой Маунтин-Эш. Отныне мое слово – закон. Я желаю распоряжаться хозяйством и слугами. Остальное – ваша забота, сэр.– И, высокомерно взмахнув рукой, добавила:– Эстелле, Большой Мег и моему мужу, кажется, не нравится, что хрупкая маленькая Джезмин стала взрослой, но Эстелла, Большая Мег и мой муж могут идти ко всем чертям!
   Голос и улыбка были сладки как мед.

Глава 32

   Уильям Маршалл и граф Сейлсбери, брат Джона, закрылись с королем в его покоях, в замке Глочестер. Хью де Берг, только что назначенный верховным судьей, предпочел не участвовать в беседе. Он всегда был прекрасным дипломатом. Все трое договорились заставить, убедить или пристыдить Джона, с тем чтобы тот изменил поведение.
   Но план с самого начала не удался. Король Джон впал в бешеную, почти безудержную ярость. Он монарх и может делать все, что заблагорассудится! Он столько времени ждал короны, алкал власти, мечтал о ней, еще когда был жив отец, был одержим ревностью, когда на трон взошел брат Ричард и правил десять долгих лет.
   Корона означала абсолютную власть, но сначала знать, потом церковь и теперь собственные министры и брат ополчились на него.
   – Думаю, я все же заслуживаю объяснения. Почему ты отдал мою дочь Джезмин Честеру, зная, что я обручил ее с де Бергом? – сразу перешел к делу Сейлсбери.
   – Уильям, здесь нет моей вины, все придумала королева, чтобы позабавить придворных. Мне сказали, что это не настоящая свадьба, просто шутка, развлечение. Все совершенно невинно, ничего особенного.
   Уильям, конечно и не подумал поверить Джону. Интересно, сколько заплатил ему Честер? По крайней мере, удалось вынудить Джона перейти к обороне.
   – Ведь никакой беды не случилось, – настаивал король.– Она благополучно обвенчалась с де Бергом, поэтому просто не понимаю, к чему весь этот шум.
   – Я объясню, что случилось. Не говоря уже о нанесенном мне оскорблении, ты умудрился восстановить против себя отборнейшие войска, опору армии. Подумай, на севере тебе не удалось завербовать ни одного человека. Де Берг был лучшим капитаном, которого ты имел или надеялся иметь в будущем. Он лучший! Его рыцари прекрасно обучены... его солдаты верны, умеют драться до конца, и не как мясники, а как истинные стратеги! Его валлийские лучники, английские всадники, даже наемники... остальные им в подметки не годятся! Какая польза от того, что де Берг сидит в Уэльсе?!
   Джон взмахнул рукой в знак того, что сможет в два счета все уладить.
   – Как только наступит весна, я сумею заманить его в Глочестер. Де Берги всегда были преданы Плантагенетам. За долгие зимние месяцы его гнев остынет. Между мной и де Бергом нет разлада.
   Сейлсбери вздохнул. Нет смысла напоминать о кровной вражде между де Бергом и Честером, одним из немногих еще верных королю лордов, вражде, никогда не возникшей бы, если бы не жадность и ненасытная похоть короля.
   Уильям Маршалл, в свою очередь попытавшись поговорить с Джоном, довел того едва ли не до припадка – ярость короля не знала границ.
   – Джон, ты должен положить конец распрям с церковью. Сила Господня, человече, неужели не понимаешь всю серьезность своего положения? Отлучение – страшная кара.
   – Не позволю, чтобы этот осел указывал мне! Я – король Англии! Я – глава английской церкви, а не чертов папа! Разве не знаете, что у церкви больше богатств, чем у короны? – задыхался Джон, чье лицо приобрело зловещий фиолетовый оттенок.
   – Это тебе следует понять, что такое богатство можно использовать против тебя же! – загремел Уильям Маршалл.– Людовик Французский, должно быть, вне себя от радости, узнав о распрях между Англией и папой. Он уже захватил большую часть Нормандии, Анжу, Мэна и Пуату, а теперь поглядывает на Англию, да к тому же имея союзником папу.
   – Можешь не объяснять, что они стакнулись. Ты, случайно, не с ними? Я-то знаю, что твои владения на юге Франции по-прежнему принадлежат тебе! – завопил Джон.
   Губы Маршалла сжались.
   – Я забуду, что ты это сказал, Джон. Тебе не хуже меня известно, что я дорого заплатил за эти поместья – кровью своих людей. Ты должен примириться с церковью, признав Стивена Ленгтона архиепископом Кентерберийским, или папа отлучит все королевство.
   – Пусть попробует! Я велю конфисковать владения тех епископов, которые подчинятся интердикту[16], и изгоню их самих из Англии!
   – Карательные меры здесь не помогут. Послушай меня. Папа обладает властью объявить о твоем низложении, освободить англичан от клятвы верности тебе и доверить королю Франции проследить за выполнением этих указов, – объяснил Уильям Маршалл. – Такая угроза мало что значила бы, обладай ты истинной властью в собственной стране, но ты быстро теряешь уважение и любовь народа.
   Джон впал в почти бредовое состояние.
   – Я приведу в Англию иностранных наемников и сломлю всякое сопротивление! Заставлю знать отдать мне в заложники сыновей! С помощью судов и казначейства все отберу у священников по закону!
   – Этого не хватит, чтобы заплатить наемникам. Придется увеличить налоги и подати, и как, по-твоему, это понравится людям?
   – Иисусе всемогущий, был ли когда-нибудь король несчастнее меня? Где Хьюберт? Уж он-то поддержит своего монарха, пусть все остальные против!
   – Хьюберт – известный подпевала. Говорит все, что желаешь услышать, лишь бы умиротворить тебя. Уильям Маршалл и я считаем, что пора тебе знать правду и как следует посмотреть на себя со стороны, – заявил Сейлсбери, совершенно не обращая внимания на хлопья пены на губах брата.
   Лицо Маршалла стало еще строже.
   – Мы еще не закончили, Джон. Речь идет о твоем развратном поведении. До меня дошли слухи, что ты похитил еще одну девушку, и на этот раз произошла трагедия.
   – Это не что иное, как злобные сплетни! – взвьи Джон, ударив по столу кулаком.– Женщины рады вниманию короля! Не станешь же ты отрицать, что они едва не в очередь выстраиваются, чтобы залезть в мою постель! Я обычный здоровый мужчина и люблю женщин! Боже милосердный, было бы еще понятно, жалуйся вы на то, что я развращаю пажей, как это всю жизнь проделывал мой братец Ричард! У него тоже были прекрасные отношения с церковью... столько лет трахал епископа Фекемпского. Гордый прелат и многие другие, кого бы я мог назвать, были его особенными любимцами!
   Уильям Маршалл, человек строгих моральных принципов, побелел, услыхав об извращенных наклонностях Ричарда.
   – А теперь попы со всех амвонов провозглашают мне анафему, и все потому, что поверили грязной сплетне! Смею заверить, что смогу положить этому конец!
   Джон лихорадочно трясся, изо рта шла пена, цвет лица становился все более угрожающим. Уильям Маршалл решил сбавить тон и уже спокойнее сказал:
   – Если это действительно сплетни, самый простой способ прекратить их – забыть о других женщинах. Пора иметь законного наследника от своей жены, королевы.
   Ответ Джона потряс мужчин.
   – Не моя вина, – капризно бросил он, – что Изабелла не смогла зачать! Всего лишь три недели назад у нее впервые были месячные!
   Маршалл открыл было рот, но тут же вновь захлопнул, пытаясь сохранить самообладание и найти нужные слова.
   – Ты хочешь сказать, что спал с девочкой столь юного возраста, в котором даже зачать невозможно?!
   Глаза Джона закатились, он в судорогах свалился на пол, выбивая ногами мелкую дробь – верный предвестник припадка. Уильям Маршалл поспешил на поиски Хьюберта де Берга. Пусть он справляется с истериками короля – Маршаллу до смерти хотелось вдохнуть свежего воздуха.
   Джон был достаточно хитер и коварен, чтобы не приводить в исполнение планы мести с помощью людей Сейлсбери или Хьюберта. Он предпочел положиться на Фолкса де Брете с его наемниками, которые слепо выполняли приказы, не задавая вопросов. Нужно положить конец слухам и сплетням, покарав для примера какое-нибудь благородное семейство на устрашение остальным. Он заставит навеки замолчать эту суку, подружку Эвизы. Матильда де Бреоз отказалась отдать в заложники обоих внуков, заявив во всеуслышание, что не доверит детей человеку, убившему собственного племянника Артура.
   Джон отдал приказ об аресте Уильяма и Матильды де Бреоз, лорда и леди Хэй, живших на границе с Уэльсом, и, довольный собственным планом, решил осуществить его еще раз, и теперь уже преподать урок отцам церкви – растерзать одну жертву, чтобы притихли остальные. Джон выбрал бедного архиепископа Норвичского, который был настолько глуп, что всерьез принял указ папы и провозгласил с амвона, что тот из священников, кто останется верным королю, сам будет отлучен. Джон заказал для него новое облачение, только сделанное из свинца, и когда наемники силой надели его на архиепископа, тот задохнулся.
   Джезмин была поглощена делами с рассвета до заката, стараясь побыстрее научиться премудростям ведения хозяйства. Она постоянно советовалась с кастеляном и запоминала обязанности каждого слуги. Как-то столкнувшись с Морганной, она спросила:
   – Хотелось бы мне знать, чем ты занимаешься? В Маунтин-Эш каждый должен зарабатывать свой хлеб.
   – Оказываю важные услуги лорду де Бергу, – коварно пропела валлийка.
   – Неужели? И хозяин тобой доволен? Губы Морганны сжались.
   – Он всегда улыбается, когда уходит от меня. Джезмин взглянула ей прямо в глаза.
   – И каков мой муж в постели? Морганна не упустила случая уязвить госпожу:
   – Не знаю... он предпочитает пол.
   Губы Джезмин невольно дернулись в улыбке. Фолкон так и не велел забить дыру, поэтому ей было точно известно, что все ночи он проводит один.
   – Ты выглядишь достаточно сильной и, думаю, неплохо справишься с работой на кухне, – решила она.– Я предупрежу кухарку, что у нее теперь новая помощница, которая будет носить воду и дрова.
   Безумная ненависть вскипела в Морганне.
   – Я вправду сильна и от такой работы стану еще сильнее, – презрительно бросила она, – а вот ты, по всей видимости, слишком слаба и худа, чтобы тягаться со мной!
   – Просто пока мне нельзя поднимать ничего тяжелого, – мило улыбнулась Джезмин, – ведь я ношу ребенка, разве ты не знала?
   Душа Морганны обратилась в кусок льда – теперь она твердо знала, что должна делать.
   Джезмин до сих пор так и не удалось взглянуть на магические книги и колдовские рукописи, которые так занимали мужа, но увидев с башни, как он направляется к конюшням, она решила, что сейчас самое время.
   Оказавшись в его комнате, она была почти ошеломлена – все здесь говорило о присутствии сильной личности, привыкшей к повиновению. Центральное место занимала массивная кровать с балдахином и занавесками из черного бархата с вышитым золотом изображением сокола. Над кроватью на каменной стене висели огромные двуручные мечи, такие тяжелые на вид, что Джезмин вряд ли могла хотя бы приподнять их. Неудивительно, что у него такие широкие запястья и мускулистые плечи! Пол покрывали не соломенные подстилки, как во многих знатных домах, а толстый красный ковер, вывезенный, без сомнения, из крестового похода в Святую Землю, перед камином были расстелены волчьи шкуры, серебристые, так и манившие растянуться на них. На стенах не висели гобелены, только кольца для факелов и великолепное оружие. По всему было видно, что Фолкон искусно владел всеми видами – от лука до кинжала.
   У одной из стен стоял большой походный сундук с его доспехами, всегда начищенными и отполированными. Джезмин провела рукой по крышке из темного дерева. Этот сундук повсюду путешествовал с хозяином!
   Даже изношенные петли были тщательно начищены. Сам воздух, казалось, был насыщен мужественностью этого необыкновенного человека. Все здесь было непривычно большим, под стать хозяину – кресла с мягкими подушками, стол, в котором были заперты карты, книги и перья. Открыв гардероб в поисках ключа, Джезмин едва не вскрикнула – в ноздри ударила знакомая смесь запахов кожи, сандалового дерева и дикого зверя-самца. Она покраснела. Именно этот аромат оставался на ее коже после любовных игр Фолкона.
   Джезмин погладила тонкие батистовые рубашки, казавшиеся слишком изящными для этого мускулистого закаленного тела, дотронулась до кожаных курток и стальных кольчуг – эти больше подходили для его грубой силы; проверила карманы дублетов, на случай, если хозяин спрятал ключи туда, заметив, что они ничем не были подбиты, – наверное, и без того едва налезали на плечиши де Берга.
   Не найдя ключей, Джезмин вернулась к столу, взяла зловеще выглядевший кинжал и попыталась сломать замок. Она так увлеклась, что опомнилась, лишь услыхав скрип двери. Джезмин быстро отпрянула, чувствуя себя пойманным воришкой. Неловко сжимая кинжал, она ждала, когда Фолкон даст волю гневу, но зеленые глаза загорелись радостью.
   – Джезмин...– Ее имя прозвучало лаской в его устах, взгляд жег пламенем. Де Берг, казалось, не мог насмотреться на прелестное видение в бледно-розовом платье с серебряными лентами. Он подошел совсем близко, осторожно, двумя пальцами поднял светлую прядь, тихо выдохнув:
   – Как ты прекрасна!
   – Я полна тобой, – ответила Джезмин, откидывая голову так, чтобы выдернуть локон из жадных пальцев.
   Фолкон вновь оглядел ее с головы до ног.
   – Ты уверена, любимая? Выглядишь такой стройной и худенькой!
   Длинные ресницы опустились на щеки. Муж стоял совсем рядом, и эта близость просто ошеломляла. Джезмин затрясло как в ознобе.
   – Уверена, – с трудом выговорила она шепотом. Фолкон сжал ее руку большой теплой ладонью и тихо сказал:
   – Ты еще не дала мне возможности сказать, какое подарила счастье! – И, взяв ее за подбородок, попросил:– Взгляни на меня, Джезмин.– Она молча подняла глаза. Фолкон нежно улыбался.– Почему ты дрожишь? Ведь кинжал у тебя, – пошутил он.
   – Ты играешь со мной, – обвинила Джезмин, изнемогая от предвкушения неизбежного.
   При этих двусмысленных словах безумное желание мгновенным огнем охватило Фолкона, с губ сорвался стон, больше похожий на рычание.
   – Я играл бы с тобой день и ночь, Джезмин, только позволь...
   – Зверь! – прошипела она.– Предпочитаю побои и любые пытки твоей постели!
   Фолкон поморщился, недоуменно поднял брови.
   – С чего мне тебя наказывать?
   – За то, что я хотела открыть твою тайну и найти магические книги. Твоя сила гораздо больше моей, и мне нужно ее перенять, – вызывающе бросила она.
   Фолкон весело рассмеялся и, вынув из кармана ключ, открыл стол. Разложив книги, он смущенно улыбнулся.
   – Я читаю Вергилия и повествования Гомера о подвигах великих героев. Теперь ты знаешь мои секреты – я глупый романтик, и сказки о прекрасных дамах всегда кружили мне голову и воспламеняли кровь. Неудивительно, что ты украла мое сердце!
   Поняв, как сильно он хочет ее, Джезмин в панике отступила, но Фолкон успел сжать ее плечи. Изумрудные глаза потемнели от желания, губы чуть приоткрылись, готовые завладеть ее ртом, напряженное мужское естество уперлось ей в живот.
   – Ты не должен... я ношу ребенка, – запротестовала она.
   – Я буду нежен с тобой, – мягко пообещал он, опуская голову, чтобы изведать вкус розовых губ.