Страница:
– Джесси, ты согласилась, – настаивал он, нагибаясь и обводя языком глубокую впадину пупка.
Хотя сейчас Фолкон находился гораздо ниже ее, Джезмин с трудом могла дотянуться до его плеч, но, отталкивая мужа, добилась лишь того, что настойчивый рот коснулся треугольника золотистых волос. Неужели он снова проникнет в нее своим порочным языком? Нет, нет, не может быть!
Но ее худшие страхи тут же подтвердились.
– Фолкон, не надо, – едва не обезумев, вскрикнула она.
– Джезмин, ты согласилась, – пробормотал он, не поднимая головы, и, чуть развернув розовые лепестки, повторил те же мгновенные, дразнящие, быстрые движения языком, словно целовал ее рот.
– На это я не давала согласия, милорд, – простонала она, вспоминая, что перед свадьбой он предлагал любить ее языком, чтобы потом Джезмин легче было принять в себя его огромное копье.
Она была не в силах поверить, что он способен на такую грешную ласку, и само упоминание о подобном потрясло Джезмин до глубины души. Но теперь она с ужасом поняла – муж ожидает, что она позволит ему осуществить любую непристойную фантазию, какая придет в голову, и постаралась улететь мыслями далеко-далеко, чтобы больше не чувствовать тех омерзительных вещей, которые Фолкон проделывал с ней.
И хотя тела супругов соприкасались, пропасть между ними, духовная, эмоциональная трещина, угрожающая разделить их навеки, становилась все шире. Фолкон знал, что, если не уничтожить эту бездну, жизнь превратится в ад. Но по мере того, как его руки и рот становились все более дерзкими, а ласки интимными, Джезмин уходила дальше и дальше.
Фолкон горел в лихорадке желания, страдая от сладкой боли, не находившей выхода. Он проклинал себя за обещание не пытаться овладеть Джезмин – нужно было помнить, какие страдания придется терпеть, если он не найдет облегчения. Охваченный любовной мукой, он поднялся и, скорчившись, навис над Джезмин; все его тело ныло от жажды найти блаженство, к которому он так стремился.
Осторожно оседлав ее, он позволил пульсирующему багровому древку скользнуть в ложбинку между задорно торчащими грудями Джезмин, потом сжал ладонями упругие шары и сдавил их, пока нетерпеливое мужское естество не скрылось между ними.
Джезмин не могла больше молчать и тихо протестующе воскликнула:
– Милорд, что вы со мной делаете?!– Но Фолкон уже ничего не сознавал. Всего несколько толчков – и он уже задыхался от экстаза, кончив прямо на ее груди, едва удерживаясь от побуждения размазать горячее семя по шелковистой коже. Вместо этого он нежно вытер мягкие холмики лохмотьями сорочки. Взбешенная Джезмин выхватила у него погубленный наряд и молча отвернулась, кипя гневом.
Проснувшись, Фолкон обнаружил, что его щека прижата к горячей груди, и застонал, вспомнив все, что было накануне. Джезмин открыла глаза и мгновенно отпрянула от него; непрощающие глаза явно осуждали мужа за те грязные вещи, которые он никогда не должен был делать.
Фолкон взметнулся с кровати, словно она опрокинула на него ведро ледяной воды, и как был, обнаженный, встал на колени у камина, чтобы подбросить дров, – огонь давно уже погас. Джезмин отвела взгляд от мускулистого тела мужа и тут же с ужасом широко распахнула ресницы, заметив все, что осталось от прелестной сорочки Изабел. Боже, ведь все считают, что вчера у них была брачная ночь, но на простынях нет свидетельства ее девственности! Джезмин оглянулась в поисках чего-нибудь острого, заметила кинжал в ножнах, лежавший поверх одежды Фолкона, подвинувшись поближе, вынула клинок и была потрясена скоростью, с которой Фолкон оказался рядом и стиснул хрупкое запястье так, что едва не раздавил.
– Что, черт возьми, ты делаешь? – спокойно, но жестко осведомился он.
Джезмин смущенно опустила глаза. Неужели подумал, что она способна ударить его ножом в спину?
Но на самом деле мысли Фолкона были лишь о жене. Готова скорее убить себя, чем покориться?
– Я... я... мы... они ожидают увидеть кровь на простынях, – заикаясь, пробормотала Джезмин.
Муж взял у нее кинжал, молча уколол большой палец и выдавил несколько капель крови. Святой Боже, он не перенесет еще одной подобной ночи! Нужно немедленно уезжать, иначе, если придется прожить несколько дней здесь, на глазах у любопытствующих, хотя и благожелательных хозяев, сующих нос в их отношения, да еще и ласкать жену в постели без всякой надежды овладеть ею, он попросту сойдет с ума! Де Берг подошел к окну и вздохнул от облегчения – ночью пошел снег. Теперь волей-неволей нужно отправляться в путь сегодня, чтобы успеть пройти через перевал, пока его не замело.
– Начался снегопад, так что мы должны покинуть Чепстоу, – объявил он, но внезапно ощутил собственную жестокость – как тяжело будет его девочке-жене лишиться комфорта и безопасности, покинув этот неприступный замок! – Одевайся теплее, Джезмин, на улице ледяной холод. И поговори с отцом, пока еще есть возможность.– Фолкон натянул рубашку, штаны и сапоги.– Пойду попрошу у Уильяма дать нам один из походных шатров. Нельзя, чтобы ты спала на снегу.
Джезмин вздрогнула и подвинулась на восхитительно теплое местечко, еще теплое от тела мужа. Как она вынесет это ужасное путешествие? Она глубоко вздохнула. Все легче, чем еще одна ночь в таком месте, где слышен даже шепот.
Глава 28
Хотя сейчас Фолкон находился гораздо ниже ее, Джезмин с трудом могла дотянуться до его плеч, но, отталкивая мужа, добилась лишь того, что настойчивый рот коснулся треугольника золотистых волос. Неужели он снова проникнет в нее своим порочным языком? Нет, нет, не может быть!
Но ее худшие страхи тут же подтвердились.
– Фолкон, не надо, – едва не обезумев, вскрикнула она.
– Джезмин, ты согласилась, – пробормотал он, не поднимая головы, и, чуть развернув розовые лепестки, повторил те же мгновенные, дразнящие, быстрые движения языком, словно целовал ее рот.
– На это я не давала согласия, милорд, – простонала она, вспоминая, что перед свадьбой он предлагал любить ее языком, чтобы потом Джезмин легче было принять в себя его огромное копье.
Она была не в силах поверить, что он способен на такую грешную ласку, и само упоминание о подобном потрясло Джезмин до глубины души. Но теперь она с ужасом поняла – муж ожидает, что она позволит ему осуществить любую непристойную фантазию, какая придет в голову, и постаралась улететь мыслями далеко-далеко, чтобы больше не чувствовать тех омерзительных вещей, которые Фолкон проделывал с ней.
И хотя тела супругов соприкасались, пропасть между ними, духовная, эмоциональная трещина, угрожающая разделить их навеки, становилась все шире. Фолкон знал, что, если не уничтожить эту бездну, жизнь превратится в ад. Но по мере того, как его руки и рот становились все более дерзкими, а ласки интимными, Джезмин уходила дальше и дальше.
Фолкон горел в лихорадке желания, страдая от сладкой боли, не находившей выхода. Он проклинал себя за обещание не пытаться овладеть Джезмин – нужно было помнить, какие страдания придется терпеть, если он не найдет облегчения. Охваченный любовной мукой, он поднялся и, скорчившись, навис над Джезмин; все его тело ныло от жажды найти блаженство, к которому он так стремился.
Осторожно оседлав ее, он позволил пульсирующему багровому древку скользнуть в ложбинку между задорно торчащими грудями Джезмин, потом сжал ладонями упругие шары и сдавил их, пока нетерпеливое мужское естество не скрылось между ними.
Джезмин не могла больше молчать и тихо протестующе воскликнула:
– Милорд, что вы со мной делаете?!– Но Фолкон уже ничего не сознавал. Всего несколько толчков – и он уже задыхался от экстаза, кончив прямо на ее груди, едва удерживаясь от побуждения размазать горячее семя по шелковистой коже. Вместо этого он нежно вытер мягкие холмики лохмотьями сорочки. Взбешенная Джезмин выхватила у него погубленный наряд и молча отвернулась, кипя гневом.
Проснувшись, Фолкон обнаружил, что его щека прижата к горячей груди, и застонал, вспомнив все, что было накануне. Джезмин открыла глаза и мгновенно отпрянула от него; непрощающие глаза явно осуждали мужа за те грязные вещи, которые он никогда не должен был делать.
Фолкон взметнулся с кровати, словно она опрокинула на него ведро ледяной воды, и как был, обнаженный, встал на колени у камина, чтобы подбросить дров, – огонь давно уже погас. Джезмин отвела взгляд от мускулистого тела мужа и тут же с ужасом широко распахнула ресницы, заметив все, что осталось от прелестной сорочки Изабел. Боже, ведь все считают, что вчера у них была брачная ночь, но на простынях нет свидетельства ее девственности! Джезмин оглянулась в поисках чего-нибудь острого, заметила кинжал в ножнах, лежавший поверх одежды Фолкона, подвинувшись поближе, вынула клинок и была потрясена скоростью, с которой Фолкон оказался рядом и стиснул хрупкое запястье так, что едва не раздавил.
– Что, черт возьми, ты делаешь? – спокойно, но жестко осведомился он.
Джезмин смущенно опустила глаза. Неужели подумал, что она способна ударить его ножом в спину?
Но на самом деле мысли Фолкона были лишь о жене. Готова скорее убить себя, чем покориться?
– Я... я... мы... они ожидают увидеть кровь на простынях, – заикаясь, пробормотала Джезмин.
Муж взял у нее кинжал, молча уколол большой палец и выдавил несколько капель крови. Святой Боже, он не перенесет еще одной подобной ночи! Нужно немедленно уезжать, иначе, если придется прожить несколько дней здесь, на глазах у любопытствующих, хотя и благожелательных хозяев, сующих нос в их отношения, да еще и ласкать жену в постели без всякой надежды овладеть ею, он попросту сойдет с ума! Де Берг подошел к окну и вздохнул от облегчения – ночью пошел снег. Теперь волей-неволей нужно отправляться в путь сегодня, чтобы успеть пройти через перевал, пока его не замело.
– Начался снегопад, так что мы должны покинуть Чепстоу, – объявил он, но внезапно ощутил собственную жестокость – как тяжело будет его девочке-жене лишиться комфорта и безопасности, покинув этот неприступный замок! – Одевайся теплее, Джезмин, на улице ледяной холод. И поговори с отцом, пока еще есть возможность.– Фолкон натянул рубашку, штаны и сапоги.– Пойду попрошу у Уильяма дать нам один из походных шатров. Нельзя, чтобы ты спала на снегу.
Джезмин вздрогнула и подвинулась на восхитительно теплое местечко, еще теплое от тела мужа. Как она вынесет это ужасное путешествие? Она глубоко вздохнула. Все легче, чем еще одна ночь в таком месте, где слышен даже шепот.
Глава 28
Джезмин надела шерстяное платье, толстые чулки, сапожки для верховой езды и отправилась на поиски Изабел, чтобы попросить у нее теплые перчатки. Проходя мимо открытой двери какой-то комнаты, она увидела отца, который укладывал вещи в седельные сумки. Тот расплылся в улыбке.
– Хорошо спала, детка?
Неожиданно ее нижняя губа задрожала. Джезмин закрыла лицо руками и беспомощно заплакала. Отец обнял ее за плечи, подвел к камину и усадил перед огнем.
– Джезмин, я хочу, чтобы ты была счастлива, – встревожился он.– Я хорошо разбираюсь в людях, поверь моим словам, лучше де Берга не найти во всем королевстве. В Фолконе есть качества, выделяющие его среди других мужчин.
– В таком случае почему ты не отдал ему одну из своих драгоценных дочерей? – вскрикнула Джезмин.
– Именно так я и хотел поступить, но с той минуты, как Фолкон увидел тебя, он их попросту перестал замечать. И не желал никого другого. Дитя мое, мы с твоей бабушкой как могли отговаривали его, убеждали, что жена из тебя никудышная и ни один мужчина, если он, конечно, в здравом уме, не захочет на тебе жениться. Правду говоря, я сразу отказал де Бергу и ни за что не согласился бы, но он силой заставил меня дать обещание. Сказал, что ты провела ночь в его постели и безнадежно скомпрометирована. Намекнул, что причиненное зло ничем, кроме брака, не исправишь. Я хотел видеть его своим зятем, Джезмин, поэтому пришлось сдаться.
– Но Изабел и Эла унаследуют твои замки и земли, – запротестовала Джезмин.
– Де Берг не стремится заполучить мои владения, ему нужна лишь ты. Джезмин, дорогая, неужели он не доказал глубину своих чувств к тебе? Он не побоялся броситься в бешеный поток, чтобы вырвать тебя из рук Честера. – При упоминании ненавистного имени Джезмин вздрогнула.– Ты не отвечаешь на любовь Фолкона? Между вами нет согласия? – тяжело вздохнул отец.
– Он так высокомерен! Его слово закон. Считает, что я должна повиноваться любому его приказу, но я буду противиться ему до самой смерти! – страстно воскликнула она.
Сейлсбери постарался не улыбнуться.
– Но ты не противилась Честеру, – заметил он.
– Потому что он угрожал погубить Эстеллу!
– И не задумался бы заставить тебя страдать, не покорись ты ему. Я прав?
– Да, – призналась Джезмин, вспомнив жадные, причиняющие боль пальцы Честера на своей груди.
– Ты противишься Фолкону де Бергу, потому что он позволяет тебе. Подумай об этом, Джезмин..
Отец поцеловал ее в лоб и пожелал счастливого пути. Он сказал также, что вскоре постарается отплатить Джону и Честеру за все, что они сделали с ней.
Джезмин, закутавшись в горностаевую мантию и надев поверх нее еще один плащ с капюшоном, сидела на своей кобылке в засыпанном снегом внутреннем дворе замка Чепстоу, завидуя в душе хозяйственным талантам леди Изабел Маршалл. Она говорила с Фолконом де Бергом с таким знанием дела, почти как равная!
– Через пару дней я собираюсь послать несколько возов с припасами в Маунтин-Эш. Господь один знает, какой урожай смогли собрать этим летом в вашем диком Уэльсе. Я велю уложить несколько окороков и шломок сыра, пшеничную муку, чтобы Джезмин не пришлось есть зимой ржаной хлеб. Вам понадобится вино, сидр, да и эль не помешает. В твоей крепости долго не было хозяйки и наверняка не хватает постельного белья, да и многих вещей. Готова поклясться, во всем замке не найти ни единого зеркала, – заключила Изабел, рассмеявшись при виде недоуменного лица Фолкона.– Мужчины, – покачав головой, заметила она Джезмин.
– Никогда мне их не понять, – пробормотала Джезмин.
Но Изабел весело подмигнула.
– Ты себя недооцениваешь!
– Огромное спасибо за вашу доброту, Изабел, – поблагодарила Джезмин, с жадной тоской оглядывая надежные каменные стены замка.
– С Богом, – прокричала в ответ Изабел.
Де Берг пришпорил боевого коня и повел за собой вьючных лошадей.
Маунтин-Эш находился примерно на таком же расстоянии от Чепстоу, что и Глочестер, но дорога туда была куда хуже. Приходилось перебираться через две горные гряды, причем высота некоторых вершин достигала двадцати пяти тысяч футов. Начальная часть пути была гораздо легче второй, и Фолкон надеялся к сумеркам добраться до Понтипула, лежавшего у подножия первой горной гряды, где, рядом с большим озером, находился и замок Аск.
Джезмин следовала за Фолконом, стараясь не отставать, чтобы у него не было повода для жалоб. Она очень гордилась тем, что провела столько часов в седле без слез и нытья, несмотря на скользкую дорогу и густой снегопад. Только на закате снег перестал, и перед путешественниками открылся поразительно прекрасный вид на озеро с возвышающимся на дальнем его конце замком Аск. Джезмин внезапно нестерпимо захотелось запечатлеть эту красоту на холсте. Подавив гордость, она заговорила с мужем:
– Не могли бы мы остановиться в замке на ночь? Фолкон знал, что жена проголодалась, устала, но почему-то это место вызывало в нем странное неприятно-тревожное чувство. Немного поколебавшись, он покачал головой.
– Думаю, нам лучше заночевать в шатре. Джезмин мгновенно вспыхнула.
– Еще бы! Тебе все равно, спать ли на голой земле или в теплой комнате! Я хочу поехать в замок, потому что боюсь остаться с тобой наедине, в шатре, в этой глуши, когда некому будет прийти мне на помощь!
– Вы правы, что боитесь меня, леди, – процедил Фолкон.– И никогда больше не смейте говорить, что не чувствуете себя со мной в безопасности!
Джезмин закусила губу, зная, что на этот раз по-настоящему рассердила мужа.
Неожиданно одинокий всадник с длинными черными волосами и обнаженными мускулистыми руками выехал из-за деревьев и натянул поводья рядом с конем Фолкона. Джезмин испуганно вскрикнула, но де Берг и незнакомец заговорили по-валлийски. Мужчина показал на замок, Фолкон спросил о чем-то, и валлиец поднял вверх пятерню.
Фолкон повернулся к жене.
– Мы все-таки поедем в замок.
– О, благодарю вас, милорд. Искренне сожалею, что вызвала ваш гнев.
– Не ради вас, леди, – оборвал ее де Берг, – а потому, что там поджидают наемные убийцы, посланные Честером.
Джезмин невольно покачнулась и отчаянно ухватилась за луку седла, чтобы не свалиться на снег в глубоком обмороке. Фолкон предпочел выбрать объездной путь вокруг озера, держась под прикрытием веток, так что они подъехали к боковым воротам. Аск был частью обширных владений де Клеров, принесенных Изабел в приданое Уильяму Маршаллу. Поместье было небольшим, и Маршалл держал там лишь нескольких слуг, валлийцев и англичан, но не находил нужным иметь гарнизон или хотя бы с десяток солдат. Фолкон часто посещал Аск, когда служил в Уэльсе.
Он не отвел лошадей в конюшню, а привязал их к столбу навеса возле кухни, где хранились дрова. Поднимая Джезмин с седла, он почувствовал, что она дрожит. Господи, как, откуда этот милый ребенок может найти в себе мужество стать соратницей и помощницей такому человеку, как он?! Он никак не должен был жениться на Джезмин, ради нее самой же!
Фолкон открыл дверь кухни, втолкнул Джезмин в душную комнату, наполненную соблазнительным ароматом свежего хлеба и едким дымом, порылся в кармане и протянул кухарке монету.
– Где ты спишь?
Женщина показала на крохотную комнатушку рядом с кухней, где едва умещался единственный топчан. Фолкон отвел туда Джезмин и строго-настрого предупредил:
– Ты будешь здесь в тепле и безопасности. Только обязательно задвинь засов и не открывай никому, кроме меня.
Валлиец, предупредивший Фолкона, уже успел появиться в кухне.
– Все пятеро вместе? – спросил де Берг, надеясь, что это не так, – тогда можно было расправиться со всеми поодиночке.
– Пьют в зале.
– Попробуем их разделить. Я поднимусь на стену башни, а ты иди к ним и скажи, что только сейчас спустился оттуда и, кажется, видел всадника на другом берегу озера.
Валлиец понимающе кивнул. Он давно служил у Уильяма Маршалла и поэтому вовсе не стремился принять участие в убийстве англичан, но как истый уроженец Уэльса, не прочь был полюбоваться на расправу англичанина с соотечественниками. Он направился в зал и повторил все, как велел де Берг.
– С ним была женщина? – спросил предводитель.
– Слишком далеко, чтобы сказать наверняка.– Валлиец показал вверх.– Сейчас их, должно быть, легче разглядеть на снегу, хотя темнеет довольно быстро.
Предводитель отправил двоих на стену, а остальных повел во двор замка, откуда был ясно виден подъемный мост.
Фолкон притаился в тени за высоким парапетом с кинжалом наготове. Появившиеся на валу убийцы громко рассуждали, не заботясь, что их подслушают:
– Если ему удастся скрыться, нужно любой ценой захватить женщину. Не хотел бы я появиться перед Честером без нее.
– Не промахнись ты в Ноттингеме, не елозили бы мы сейчас задницами в проклятом снегу...
Но голос тут же оборвался, говоривший замолчал навеки – нож Фолкона перерезал ему горло.
– Ад и пламя! – воскликнул его сообщник, выхватывая клинок и отступая на полусогнутых ногах.
– Именно туда я и посылаю тебя, дружище. Ты и вправду совершил единственную, но смертельную ошибку в жизни, когда не сумел попасть мне в спину той стрелой.
Фолкон ринулся с кинжалом на перепуганного противника, навалился на него всем немалым весом. Убийца успел лишь подумать о том, какой глупец этот де Берг, если бросается на человека, держащего наготове нож, но тут перед его глазами все померкло.
Фолкон связал оба тела вместе кожаными ремешками от их же поножей и поднял страшный груз на парапет. Один толчок – и трупы свалились в озеро с громким плеском, так что вода забрызгала людей, стоявших на подвесном мосту.
– Что это, черт возьми? – удивился один из них.– Неужели кто-то из наших упал со стены?
Фолкон, выхватив меч, поднялся на стену.
– Оба! – с издевкой бросил он.
– Это он! – хором воскликнули убийцы и помчались обратно в замок, спеша взобраться по каменной лесенке, которая должна была привести их к жертве.
– Что он сделал с женщиной? – прокричал кто-то.
Мужчины схватились за рукоятки мечей, но не вынимали их из ножен, пока до парапета оставалось довольно высоко. Но к тому времени, как они добрались до верха, было уже поздно – первый из поднявшихся, не успев обнажить оружие, свалился, пронзенный беспощадным острием меча де Берга. Прошло всего несколько секунд, но Фолкон успел ранить второго в правую руку, и убийца отступил, на мгновение растерявшись. Секрет непобедимости Фолкона как раз и заключался в том, что он никогда не колебался в бою. Он молниеносно ринулся вперед, так что противник едва успел отбить удар своим мечом. Раздался неприятный лязгающий металлический звук. Фолкон чуть отстранился и вновь замахнулся, вложив в удар всю силу. Враг, потеряв равновесие, упал, и Фолкон в этот же момент всадил меч ему в живот, чуть пониже панциря, прикрывающего грудь. Потом повернулся к последнему, но тот успел скрыться. Де Берг с мрачной решимостью собрался преследовать последнего оставшегося в живых негодяя и начал спускаться по каменным ступенькам.
– Он успел сбежать из замка, – сообщил выступивший из темноты валлиец.
Де Берг выхватил у него лук, взял стрелу из колчана и побежал вверх, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Оказавшись на валу, он тщательно прицелился. Руки не дрожали, югляд был спокоен. Стрела пропела в воздухе, неся смерть так же безошибочно, как орел настигает добычу. Вопль умирающего потревожил стайку голубей, примостившихся на ночлег. Пара сов-сипух немедленно воспользовалась этим, чтобы поужинать самыми жирными птицами. Потом все стихло и замерло, пока где-то в отдалении одинокий волк не завыл на луну.
Фолкон долго стоял на стене, безразличный к ледяному ветру. Наконец он спустился вниз и, войдя в кухню, постучал в дверь крошечной комнатки.
– Джезмин, – хрипло прошептал он.
– Фолкон, ты не ранен? – встревоженно спросила она, пытаясь отодвинуть засов.
– Не надо, не открывай. Все в порядке; ложись лучше спать.– Он не мог коснуться ее сегодня ночью, сейчас, когда на его руках кровь пятерых. Фолкон почти рухнул на пол, прислонился головой к дверному косяку и, на какое-то мгновение увидев себя глазами Джезмин, с отчетливой ясностью понял причину ее отвращения к нему. Какие темные, извращенные желания заставили его выбрать ее, столь хрупкую, нежную и невинную? Джезмин была подобна цветку и совсем не подходила в жены мрачному бродяге, добывавшему средства к существованию мечом и кинжалом, которому ничего не стоит уничтожить человека. Сила Господня, что толкнуло его окунуть перстень-печатку в ее девственную кровь, да еще и поставить клеймо по всей простыне! Джезмин, должно быть, вообразила, что вышла замуж за безумца, кому еще придет в голову проделать такую мерзость?! Ну что ж, зато она теперь принадлежит ему, на горе или радость.
– Pauvre petite[15], —прошептал он в темноту.
Но к утру они опять проклинали друг друга. Выйдя из тесной клетушки, Джезмин обнаружила мужа за столом – тот с волчьим аппетитом набросился на огромный кусок холодной баранины. Кроме этого, на блюде лежал и горячий свежеиспеченный хлеб, с которого капал мед.
– Как ты посмел засунуть меня в этот хлев на всю ночь?! Там так тесно, что я повернуться не могла! Едва не задохнулась от муки, которая там хранится, рот и нос забило, и самое ужасное – тюфяк, по-моему, кишит блохами!
Фолкон ошеломленно глядел на жену.
– Да ты, кажется, в самом деле ждешь от меня извинений!
– Сомневаюсь, что де Берг способен перед кем-то извиняться... такого в жизни не бывало!
– Найдите своему рту лучшее применение, леди, и наполните его лучше горячей едой.
Предостерегающие нотки в голосе ясно говорили, что произойдет, если Джезмин немедленно не послушается. Фолкон поспешно вышел из кухни, чтобы присмотреть за лошадьми, а кухарка принесла Джезмин дымящуюся чашу с жидкой овсяной кашей, приправленной сливками и медом, с восхищением взирая на неземное создание, закутанное в мех горностая. Никогда еще она не видела столь красивой, грациозной дамы. Она казалась ненастоящей, словно принцесса из волшебной сказки. Женщина застенчиво протянула Джезмин сверток с едой, боясь оскорбить знатную леди столь грубым подношением. Но та была тронута до глубины души.
– О, как ты добра! С моей стороны было некрасиво жаловаться на постель, которую ты так благородно отдала, но я сказала это только чтобы досадить де Бергу.
Кухарка с трудом верила ушам – неужели такая высокородная дама снизошла до извинений перед ней! Наконец опомнившись, она решила предупредить Джезмин:
– Не сердите его, леди. Прошлой ночью он убил тех пятерых, которые хотели схватить вас.
Первой мыслью Джезмин было: «Почему люди вечно рассказывают о нем такие невероятные сказки, словно о живой легенде?!» Но она мудро придержала язык – как показала жизнь, обычно эти сказки содержали гораздо больше правды, чем лжи.
Когда они покидали Аск, Фолкон заставил жену сесть боком позади него, и Джезмин затрясло от злости: опять он обращается с ней как с ребенком!
По мере того как они поднимались все выше, ветер начал завывать с такой силой, что казалось, вот-вот сдует их с седла. Джезмин с суеверным страхом подумала, уж не духи ли Блек Маунтинз подвергают их жестокому испытанию, проводя через царство льда и снега, которое дано покорить лишь немногим? Широкие плечи де Берга загораживали ее от ледяного ветра и поземки. Джезмин прильнула к нему, держась из последних сил, пока копыта жеребца скользили по промерзшей земле.
Подъем занял весь день, но когда они перебрались через самые высокие вершины и спустились в защищенную от ветра лощину, Фолкон развел огонь, разбил около него походный шатер, а потом нарубил лапника, чтобы сделать навес для лошадей.
Джезмин распаковала еду, свечи, скатку мехов для постели и занесла все это в шатер, оставив Фолкона на холоде. Он стряхнул снег с плеч и тоже вошел. Зеленые глаза смягчились, когда Фолкон заметил, что она зажгла свечи и согрела ужин у костра.
– Думаю, великий дух Блек Маунтинз разрешил нам пройти. Может, завтра нам не так трудно придется, – заметил он.
Джезмин рассмеялась, довольная, что мысли их совпали. Фолкон снял плащ, дублет и расстелил их просушиться.
– Это первая улыбка, которой ты одарила меня со дня нашей свадьбы, – сказал он, садясь на меховую подстилку, чтобы поесть.
– Господь видит, у меня было мало поводов, чтобы веселиться. Мы бежим от врагов, которые не задумываясь убьют нас, если снег и холод не сделают этого раньше. Сидим здесь, в Богом забытой глуши, а над головами воет метель, которая вот-вот погубит наших коней!
Фолкон лениво потянулся, улыбаясь жене.
– А я не хотел бы оказаться ни в одном месте на земле, кроме как здесь, с тобой, – прошептал он, лаская ее глазами.
– Откуда у тебя эта непристойная манера так оглядывать меня?– вспыхнула Джезмин.
Фолкон снова улыбнулся:
– Уверен, что каждого новобрачного в мире можно обвинить в этом преступлении. Пойдем ужинать. Удовольствие от еды удвоится, если я разделю ее с тобой.
Но Джезмин напряженно сидела, вытянувшись как струна, не желая ни нежных взглядов, ни ласковых слов.
– А я предпочла бы находиться где угодно, лишь бы подальше от тебя, – почти грубо бросила она.
Но Фолкона ее слова только позабавили. Он поднял голову от блюда и медленно растянул губы в ухмылке.
– Сегодня тебе не удастся меня разозлить. Это попросту невозможно.
Шутливо-поддразнивающий взгляд ясно говорил, что из ее намерения затеять ссору ничего не получится. Джезмин поняла, что попала в ловушку. Выхода нет. Она знала, что муж снова собирается сделать с ней это. Фолкон притянул ее к себе. Он унаследовал бесшабашную, горячую кровь де Бергов, воспламеняющую в нем буйную страсть, и не стыдился этого. Его рука потянулась, чтобы снять шерстяные чулки, погладила стройные шелковистые ноги, надолго задержалась на мягких бедрах. Джезмин задрожала, как пойманная птичка, но Фолкон, поспешно сняв с нее одежду, опустил на пушистые меха. Она была настолько исполнена ужаса перед тем, что неминуемо должно было произойти, что глаза наполнились слезами, милосердно скрывшими его наготу и возбужденно-твердое, пульсирующее мужское естество. Потом Фолкон оказался на ней, и Джезмин кожей ощутила чудовищную длину его копья.
Он проводил ее в мир, не простиравшийся дальше длиныим его рук и мощи мускулистого тела. Он начал целовать Джезмин, ласкать теплыми, властными поцелуями, но зная, что сейчас произойдет, она не испытывала наслаждения от любовной игры – только страх. Чем теснее становились его объятия, тем больше Джезмин уходила в себя, удалялась дальше и дальше, а пропасть между супругами становилась все шире, пока молодая женщина не сумела отделить дух от тела. Душа взлетела высоко, под потолок шатра, проникла через шелк и воспарила над шатром, над деревьями, над облаками, унеслась к звездам. Тело же лежало, словно скованное льдом, инертное, неподвижное. Полнейшее равнодушие жены наполняло Фолкона отчаянием. Его горячие руки и губы, страстные ласки не могли высечь в ней искру желания. Вместо того чтобы встретить его пламя пламенем, Джезмин была холодна, как снег, покрывший вершины гор. Несмотря на это, он чувствовал, что миг наслаждения близок, – горячая струя семени ударила в тесные бархатистые ножны его разящего клинка, но хотя тело, так скованно лежавшее под ним, было восхитительным, Фолкон не смог пробудить его, и поэтому большего разочарования ему еще не доводилось испытывать.
– Хорошо спала, детка?
Неожиданно ее нижняя губа задрожала. Джезмин закрыла лицо руками и беспомощно заплакала. Отец обнял ее за плечи, подвел к камину и усадил перед огнем.
– Джезмин, я хочу, чтобы ты была счастлива, – встревожился он.– Я хорошо разбираюсь в людях, поверь моим словам, лучше де Берга не найти во всем королевстве. В Фолконе есть качества, выделяющие его среди других мужчин.
– В таком случае почему ты не отдал ему одну из своих драгоценных дочерей? – вскрикнула Джезмин.
– Именно так я и хотел поступить, но с той минуты, как Фолкон увидел тебя, он их попросту перестал замечать. И не желал никого другого. Дитя мое, мы с твоей бабушкой как могли отговаривали его, убеждали, что жена из тебя никудышная и ни один мужчина, если он, конечно, в здравом уме, не захочет на тебе жениться. Правду говоря, я сразу отказал де Бергу и ни за что не согласился бы, но он силой заставил меня дать обещание. Сказал, что ты провела ночь в его постели и безнадежно скомпрометирована. Намекнул, что причиненное зло ничем, кроме брака, не исправишь. Я хотел видеть его своим зятем, Джезмин, поэтому пришлось сдаться.
– Но Изабел и Эла унаследуют твои замки и земли, – запротестовала Джезмин.
– Де Берг не стремится заполучить мои владения, ему нужна лишь ты. Джезмин, дорогая, неужели он не доказал глубину своих чувств к тебе? Он не побоялся броситься в бешеный поток, чтобы вырвать тебя из рук Честера. – При упоминании ненавистного имени Джезмин вздрогнула.– Ты не отвечаешь на любовь Фолкона? Между вами нет согласия? – тяжело вздохнул отец.
– Он так высокомерен! Его слово закон. Считает, что я должна повиноваться любому его приказу, но я буду противиться ему до самой смерти! – страстно воскликнула она.
Сейлсбери постарался не улыбнуться.
– Но ты не противилась Честеру, – заметил он.
– Потому что он угрожал погубить Эстеллу!
– И не задумался бы заставить тебя страдать, не покорись ты ему. Я прав?
– Да, – призналась Джезмин, вспомнив жадные, причиняющие боль пальцы Честера на своей груди.
– Ты противишься Фолкону де Бергу, потому что он позволяет тебе. Подумай об этом, Джезмин..
Отец поцеловал ее в лоб и пожелал счастливого пути. Он сказал также, что вскоре постарается отплатить Джону и Честеру за все, что они сделали с ней.
Джезмин, закутавшись в горностаевую мантию и надев поверх нее еще один плащ с капюшоном, сидела на своей кобылке в засыпанном снегом внутреннем дворе замка Чепстоу, завидуя в душе хозяйственным талантам леди Изабел Маршалл. Она говорила с Фолконом де Бергом с таким знанием дела, почти как равная!
– Через пару дней я собираюсь послать несколько возов с припасами в Маунтин-Эш. Господь один знает, какой урожай смогли собрать этим летом в вашем диком Уэльсе. Я велю уложить несколько окороков и шломок сыра, пшеничную муку, чтобы Джезмин не пришлось есть зимой ржаной хлеб. Вам понадобится вино, сидр, да и эль не помешает. В твоей крепости долго не было хозяйки и наверняка не хватает постельного белья, да и многих вещей. Готова поклясться, во всем замке не найти ни единого зеркала, – заключила Изабел, рассмеявшись при виде недоуменного лица Фолкона.– Мужчины, – покачав головой, заметила она Джезмин.
– Никогда мне их не понять, – пробормотала Джезмин.
Но Изабел весело подмигнула.
– Ты себя недооцениваешь!
– Огромное спасибо за вашу доброту, Изабел, – поблагодарила Джезмин, с жадной тоской оглядывая надежные каменные стены замка.
– С Богом, – прокричала в ответ Изабел.
Де Берг пришпорил боевого коня и повел за собой вьючных лошадей.
Маунтин-Эш находился примерно на таком же расстоянии от Чепстоу, что и Глочестер, но дорога туда была куда хуже. Приходилось перебираться через две горные гряды, причем высота некоторых вершин достигала двадцати пяти тысяч футов. Начальная часть пути была гораздо легче второй, и Фолкон надеялся к сумеркам добраться до Понтипула, лежавшего у подножия первой горной гряды, где, рядом с большим озером, находился и замок Аск.
Джезмин следовала за Фолконом, стараясь не отставать, чтобы у него не было повода для жалоб. Она очень гордилась тем, что провела столько часов в седле без слез и нытья, несмотря на скользкую дорогу и густой снегопад. Только на закате снег перестал, и перед путешественниками открылся поразительно прекрасный вид на озеро с возвышающимся на дальнем его конце замком Аск. Джезмин внезапно нестерпимо захотелось запечатлеть эту красоту на холсте. Подавив гордость, она заговорила с мужем:
– Не могли бы мы остановиться в замке на ночь? Фолкон знал, что жена проголодалась, устала, но почему-то это место вызывало в нем странное неприятно-тревожное чувство. Немного поколебавшись, он покачал головой.
– Думаю, нам лучше заночевать в шатре. Джезмин мгновенно вспыхнула.
– Еще бы! Тебе все равно, спать ли на голой земле или в теплой комнате! Я хочу поехать в замок, потому что боюсь остаться с тобой наедине, в шатре, в этой глуши, когда некому будет прийти мне на помощь!
– Вы правы, что боитесь меня, леди, – процедил Фолкон.– И никогда больше не смейте говорить, что не чувствуете себя со мной в безопасности!
Джезмин закусила губу, зная, что на этот раз по-настоящему рассердила мужа.
Неожиданно одинокий всадник с длинными черными волосами и обнаженными мускулистыми руками выехал из-за деревьев и натянул поводья рядом с конем Фолкона. Джезмин испуганно вскрикнула, но де Берг и незнакомец заговорили по-валлийски. Мужчина показал на замок, Фолкон спросил о чем-то, и валлиец поднял вверх пятерню.
Фолкон повернулся к жене.
– Мы все-таки поедем в замок.
– О, благодарю вас, милорд. Искренне сожалею, что вызвала ваш гнев.
– Не ради вас, леди, – оборвал ее де Берг, – а потому, что там поджидают наемные убийцы, посланные Честером.
Джезмин невольно покачнулась и отчаянно ухватилась за луку седла, чтобы не свалиться на снег в глубоком обмороке. Фолкон предпочел выбрать объездной путь вокруг озера, держась под прикрытием веток, так что они подъехали к боковым воротам. Аск был частью обширных владений де Клеров, принесенных Изабел в приданое Уильяму Маршаллу. Поместье было небольшим, и Маршалл держал там лишь нескольких слуг, валлийцев и англичан, но не находил нужным иметь гарнизон или хотя бы с десяток солдат. Фолкон часто посещал Аск, когда служил в Уэльсе.
Он не отвел лошадей в конюшню, а привязал их к столбу навеса возле кухни, где хранились дрова. Поднимая Джезмин с седла, он почувствовал, что она дрожит. Господи, как, откуда этот милый ребенок может найти в себе мужество стать соратницей и помощницей такому человеку, как он?! Он никак не должен был жениться на Джезмин, ради нее самой же!
Фолкон открыл дверь кухни, втолкнул Джезмин в душную комнату, наполненную соблазнительным ароматом свежего хлеба и едким дымом, порылся в кармане и протянул кухарке монету.
– Где ты спишь?
Женщина показала на крохотную комнатушку рядом с кухней, где едва умещался единственный топчан. Фолкон отвел туда Джезмин и строго-настрого предупредил:
– Ты будешь здесь в тепле и безопасности. Только обязательно задвинь засов и не открывай никому, кроме меня.
Валлиец, предупредивший Фолкона, уже успел появиться в кухне.
– Все пятеро вместе? – спросил де Берг, надеясь, что это не так, – тогда можно было расправиться со всеми поодиночке.
– Пьют в зале.
– Попробуем их разделить. Я поднимусь на стену башни, а ты иди к ним и скажи, что только сейчас спустился оттуда и, кажется, видел всадника на другом берегу озера.
Валлиец понимающе кивнул. Он давно служил у Уильяма Маршалла и поэтому вовсе не стремился принять участие в убийстве англичан, но как истый уроженец Уэльса, не прочь был полюбоваться на расправу англичанина с соотечественниками. Он направился в зал и повторил все, как велел де Берг.
– С ним была женщина? – спросил предводитель.
– Слишком далеко, чтобы сказать наверняка.– Валлиец показал вверх.– Сейчас их, должно быть, легче разглядеть на снегу, хотя темнеет довольно быстро.
Предводитель отправил двоих на стену, а остальных повел во двор замка, откуда был ясно виден подъемный мост.
Фолкон притаился в тени за высоким парапетом с кинжалом наготове. Появившиеся на валу убийцы громко рассуждали, не заботясь, что их подслушают:
– Если ему удастся скрыться, нужно любой ценой захватить женщину. Не хотел бы я появиться перед Честером без нее.
– Не промахнись ты в Ноттингеме, не елозили бы мы сейчас задницами в проклятом снегу...
Но голос тут же оборвался, говоривший замолчал навеки – нож Фолкона перерезал ему горло.
– Ад и пламя! – воскликнул его сообщник, выхватывая клинок и отступая на полусогнутых ногах.
– Именно туда я и посылаю тебя, дружище. Ты и вправду совершил единственную, но смертельную ошибку в жизни, когда не сумел попасть мне в спину той стрелой.
Фолкон ринулся с кинжалом на перепуганного противника, навалился на него всем немалым весом. Убийца успел лишь подумать о том, какой глупец этот де Берг, если бросается на человека, держащего наготове нож, но тут перед его глазами все померкло.
Фолкон связал оба тела вместе кожаными ремешками от их же поножей и поднял страшный груз на парапет. Один толчок – и трупы свалились в озеро с громким плеском, так что вода забрызгала людей, стоявших на подвесном мосту.
– Что это, черт возьми? – удивился один из них.– Неужели кто-то из наших упал со стены?
Фолкон, выхватив меч, поднялся на стену.
– Оба! – с издевкой бросил он.
– Это он! – хором воскликнули убийцы и помчались обратно в замок, спеша взобраться по каменной лесенке, которая должна была привести их к жертве.
– Что он сделал с женщиной? – прокричал кто-то.
Мужчины схватились за рукоятки мечей, но не вынимали их из ножен, пока до парапета оставалось довольно высоко. Но к тому времени, как они добрались до верха, было уже поздно – первый из поднявшихся, не успев обнажить оружие, свалился, пронзенный беспощадным острием меча де Берга. Прошло всего несколько секунд, но Фолкон успел ранить второго в правую руку, и убийца отступил, на мгновение растерявшись. Секрет непобедимости Фолкона как раз и заключался в том, что он никогда не колебался в бою. Он молниеносно ринулся вперед, так что противник едва успел отбить удар своим мечом. Раздался неприятный лязгающий металлический звук. Фолкон чуть отстранился и вновь замахнулся, вложив в удар всю силу. Враг, потеряв равновесие, упал, и Фолкон в этот же момент всадил меч ему в живот, чуть пониже панциря, прикрывающего грудь. Потом повернулся к последнему, но тот успел скрыться. Де Берг с мрачной решимостью собрался преследовать последнего оставшегося в живых негодяя и начал спускаться по каменным ступенькам.
– Он успел сбежать из замка, – сообщил выступивший из темноты валлиец.
Де Берг выхватил у него лук, взял стрелу из колчана и побежал вверх, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Оказавшись на валу, он тщательно прицелился. Руки не дрожали, югляд был спокоен. Стрела пропела в воздухе, неся смерть так же безошибочно, как орел настигает добычу. Вопль умирающего потревожил стайку голубей, примостившихся на ночлег. Пара сов-сипух немедленно воспользовалась этим, чтобы поужинать самыми жирными птицами. Потом все стихло и замерло, пока где-то в отдалении одинокий волк не завыл на луну.
Фолкон долго стоял на стене, безразличный к ледяному ветру. Наконец он спустился вниз и, войдя в кухню, постучал в дверь крошечной комнатки.
– Джезмин, – хрипло прошептал он.
– Фолкон, ты не ранен? – встревоженно спросила она, пытаясь отодвинуть засов.
– Не надо, не открывай. Все в порядке; ложись лучше спать.– Он не мог коснуться ее сегодня ночью, сейчас, когда на его руках кровь пятерых. Фолкон почти рухнул на пол, прислонился головой к дверному косяку и, на какое-то мгновение увидев себя глазами Джезмин, с отчетливой ясностью понял причину ее отвращения к нему. Какие темные, извращенные желания заставили его выбрать ее, столь хрупкую, нежную и невинную? Джезмин была подобна цветку и совсем не подходила в жены мрачному бродяге, добывавшему средства к существованию мечом и кинжалом, которому ничего не стоит уничтожить человека. Сила Господня, что толкнуло его окунуть перстень-печатку в ее девственную кровь, да еще и поставить клеймо по всей простыне! Джезмин, должно быть, вообразила, что вышла замуж за безумца, кому еще придет в голову проделать такую мерзость?! Ну что ж, зато она теперь принадлежит ему, на горе или радость.
– Pauvre petite[15], —прошептал он в темноту.
Но к утру они опять проклинали друг друга. Выйдя из тесной клетушки, Джезмин обнаружила мужа за столом – тот с волчьим аппетитом набросился на огромный кусок холодной баранины. Кроме этого, на блюде лежал и горячий свежеиспеченный хлеб, с которого капал мед.
– Как ты посмел засунуть меня в этот хлев на всю ночь?! Там так тесно, что я повернуться не могла! Едва не задохнулась от муки, которая там хранится, рот и нос забило, и самое ужасное – тюфяк, по-моему, кишит блохами!
Фолкон ошеломленно глядел на жену.
– Да ты, кажется, в самом деле ждешь от меня извинений!
– Сомневаюсь, что де Берг способен перед кем-то извиняться... такого в жизни не бывало!
– Найдите своему рту лучшее применение, леди, и наполните его лучше горячей едой.
Предостерегающие нотки в голосе ясно говорили, что произойдет, если Джезмин немедленно не послушается. Фолкон поспешно вышел из кухни, чтобы присмотреть за лошадьми, а кухарка принесла Джезмин дымящуюся чашу с жидкой овсяной кашей, приправленной сливками и медом, с восхищением взирая на неземное создание, закутанное в мех горностая. Никогда еще она не видела столь красивой, грациозной дамы. Она казалась ненастоящей, словно принцесса из волшебной сказки. Женщина застенчиво протянула Джезмин сверток с едой, боясь оскорбить знатную леди столь грубым подношением. Но та была тронута до глубины души.
– О, как ты добра! С моей стороны было некрасиво жаловаться на постель, которую ты так благородно отдала, но я сказала это только чтобы досадить де Бергу.
Кухарка с трудом верила ушам – неужели такая высокородная дама снизошла до извинений перед ней! Наконец опомнившись, она решила предупредить Джезмин:
– Не сердите его, леди. Прошлой ночью он убил тех пятерых, которые хотели схватить вас.
Первой мыслью Джезмин было: «Почему люди вечно рассказывают о нем такие невероятные сказки, словно о живой легенде?!» Но она мудро придержала язык – как показала жизнь, обычно эти сказки содержали гораздо больше правды, чем лжи.
Когда они покидали Аск, Фолкон заставил жену сесть боком позади него, и Джезмин затрясло от злости: опять он обращается с ней как с ребенком!
По мере того как они поднимались все выше, ветер начал завывать с такой силой, что казалось, вот-вот сдует их с седла. Джезмин с суеверным страхом подумала, уж не духи ли Блек Маунтинз подвергают их жестокому испытанию, проводя через царство льда и снега, которое дано покорить лишь немногим? Широкие плечи де Берга загораживали ее от ледяного ветра и поземки. Джезмин прильнула к нему, держась из последних сил, пока копыта жеребца скользили по промерзшей земле.
Подъем занял весь день, но когда они перебрались через самые высокие вершины и спустились в защищенную от ветра лощину, Фолкон развел огонь, разбил около него походный шатер, а потом нарубил лапника, чтобы сделать навес для лошадей.
Джезмин распаковала еду, свечи, скатку мехов для постели и занесла все это в шатер, оставив Фолкона на холоде. Он стряхнул снег с плеч и тоже вошел. Зеленые глаза смягчились, когда Фолкон заметил, что она зажгла свечи и согрела ужин у костра.
– Думаю, великий дух Блек Маунтинз разрешил нам пройти. Может, завтра нам не так трудно придется, – заметил он.
Джезмин рассмеялась, довольная, что мысли их совпали. Фолкон снял плащ, дублет и расстелил их просушиться.
– Это первая улыбка, которой ты одарила меня со дня нашей свадьбы, – сказал он, садясь на меховую подстилку, чтобы поесть.
– Господь видит, у меня было мало поводов, чтобы веселиться. Мы бежим от врагов, которые не задумываясь убьют нас, если снег и холод не сделают этого раньше. Сидим здесь, в Богом забытой глуши, а над головами воет метель, которая вот-вот погубит наших коней!
Фолкон лениво потянулся, улыбаясь жене.
– А я не хотел бы оказаться ни в одном месте на земле, кроме как здесь, с тобой, – прошептал он, лаская ее глазами.
– Откуда у тебя эта непристойная манера так оглядывать меня?– вспыхнула Джезмин.
Фолкон снова улыбнулся:
– Уверен, что каждого новобрачного в мире можно обвинить в этом преступлении. Пойдем ужинать. Удовольствие от еды удвоится, если я разделю ее с тобой.
Но Джезмин напряженно сидела, вытянувшись как струна, не желая ни нежных взглядов, ни ласковых слов.
– А я предпочла бы находиться где угодно, лишь бы подальше от тебя, – почти грубо бросила она.
Но Фолкона ее слова только позабавили. Он поднял голову от блюда и медленно растянул губы в ухмылке.
– Сегодня тебе не удастся меня разозлить. Это попросту невозможно.
Шутливо-поддразнивающий взгляд ясно говорил, что из ее намерения затеять ссору ничего не получится. Джезмин поняла, что попала в ловушку. Выхода нет. Она знала, что муж снова собирается сделать с ней это. Фолкон притянул ее к себе. Он унаследовал бесшабашную, горячую кровь де Бергов, воспламеняющую в нем буйную страсть, и не стыдился этого. Его рука потянулась, чтобы снять шерстяные чулки, погладила стройные шелковистые ноги, надолго задержалась на мягких бедрах. Джезмин задрожала, как пойманная птичка, но Фолкон, поспешно сняв с нее одежду, опустил на пушистые меха. Она была настолько исполнена ужаса перед тем, что неминуемо должно было произойти, что глаза наполнились слезами, милосердно скрывшими его наготу и возбужденно-твердое, пульсирующее мужское естество. Потом Фолкон оказался на ней, и Джезмин кожей ощутила чудовищную длину его копья.
Он проводил ее в мир, не простиравшийся дальше длиныим его рук и мощи мускулистого тела. Он начал целовать Джезмин, ласкать теплыми, властными поцелуями, но зная, что сейчас произойдет, она не испытывала наслаждения от любовной игры – только страх. Чем теснее становились его объятия, тем больше Джезмин уходила в себя, удалялась дальше и дальше, а пропасть между супругами становилась все шире, пока молодая женщина не сумела отделить дух от тела. Душа взлетела высоко, под потолок шатра, проникла через шелк и воспарила над шатром, над деревьями, над облаками, унеслась к звездам. Тело же лежало, словно скованное льдом, инертное, неподвижное. Полнейшее равнодушие жены наполняло Фолкона отчаянием. Его горячие руки и губы, страстные ласки не могли высечь в ней искру желания. Вместо того чтобы встретить его пламя пламенем, Джезмин была холодна, как снег, покрывший вершины гор. Несмотря на это, он чувствовал, что миг наслаждения близок, – горячая струя семени ударила в тесные бархатистые ножны его разящего клинка, но хотя тело, так скованно лежавшее под ним, было восхитительным, Фолкон не смог пробудить его, и поэтому большего разочарования ему еще не доводилось испытывать.